Воспоминания у цифрового камина Беседы в баре Андерграунд

Над неоновой буквами «А-Н-Д-Е-Р-Г-Р-А-У-Н-Д» красовалась резная вывеска «Да приюти странствующего своего». В тот вечер бар был переполнен. За каждым столиком царила своя атмосфера в ожидании вечернего шоу. На разогреве играл японский нуар-джаз.

В воздухе проплыл легкий аромат напоминающий сочетание черного перца, амбра и нероли. Я сидел за барной стойкой и наблюдал за знакомыми лицами в зале, поправляя кольцо на указательном пальце . Мой взгляд завис на столике у стены, на которой под стеклом весел амулет, собранный из крышек «Cheerwine» и фотографией с фестиваля «Burning man». К. и ты здесь, сколько лет прошло. Небольшая дрожь прошла по телу. Она была прекрасна, как и в 14-ом, в том бесконечном апреле, утопающем в солнечных лучах, сквозь хвойные деревья подмосковной усадьбы «Архангельское». Ностальгия смешалась с глотком «Cloverclub» и прервалась с отбивкой музыкантов, означающей начало стэнд-апа. Рука потянулась за золотистым портсигаром «Treasurer». Последняя сигарета. Не сегодня.

Тем временем резиденты бара приветствовали артиста на сцене.

Артист:
Меня называют Постмодернист.
Давайте сегодня поговорим о памяти или ностальгии. Да, память и ностальгия:
те самые две шлюхи, которые своей исповедью сбивают всех и всегда с толку…ну так ладно…

Я заказываю ещё один «Cloverclub» и решаюсь всё таки закурить.

Артист:

Для чего в голову приходят мысли и что было бы по настоящему сейчас, если бы я сделал выбор в пользу несостоявшегося исхода событий. Это эволюция или тупиковая деградация? Даже не хочу себе это представлять: полнейшее «ахегао» и мангака всего этого Дзюдзи Ито.

Я хотел по привычке заглянуть в телефон, но правила бара запрещают пользоваться телефоном.

Артист:
Забранного 2012ым, 2020ый не заберет.
Неудачный чертеж в двухмерной системе способен исправить трехмерное пространство. И пока вы задумываетесь о достоверности сказанной мною фразы, я хочу воспользоваться машиной времени, которая зашита у нас под черепной коробкой. Та самая машина времени, которой я пользуюсь скачет по отрывкам киноленты, меняя года, места и настроение с пока неведомой науке скоростью.
Терабайты чуши, состоявшие из домыслов. Но в рукаве эффект Манделы, а в руке бритва Оккама. Это своего рода терапия.
И вот человек, оставивший в твоей жизни отпечаток для воспоминаний, становится воспоминанием. Страх и удовольствия искажают реальность и вот перед вами и готово вые декорации: «а что если».

Жизнь слишком коротка, чтобы держать обиды и самое главное давать второй, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый и последние шансы. Примите, оставьте и живите дальше. Романы заканчиваются с рассветом, а тени прошлого преследуют всегда…
Тем временем пока весь бар перемещался с Постмодернистом по «Сумеречной зоне» памяти. В отдаленном углу разговор между Поэтом и Инженером о «бесконечности» зашёл в тупик.

Инженер (идя на компромисс):
Давай лучше что-нибудь из нового прочти. Давно от тебя рифм не слышно.

Поэт (выдохнув):

Да что-то трудно в последнее время заходят идеи, но, пожалуй, есть такое:
Миллион километров минувших путей , как все утра мира, исчезает бесследно,
Оставив лишь отблески памятных дней, в виде событий, что казались мгновением…
И каждый ждёт истины призрачный свет, бросившись в бездну царства стихии,
Не замечая при этом в тиши, мелодию жизни, что таится внутри…и…

Внезапно Поэт остановился.
На фоне звучал завораживающий голос солистки группы “The Chromatics”. Эффектное завершение Постмодерниста. Проницательно лились слова:

You’re in the water…
I’m standing on the shore…
Still thinking that I hear your voice…
Can you hear me? Can you hear me? Can you hear me? Can you hear me? For the last time… (The Chromatics — Shadow)

Это была мелодия, которая отправила мысли обоих в разные части мира: одного к англичанке из Оксфорда по имени Клаудия на Балеарский остров, другого на просторы Йосемити.
Неумышленные движения головы Поэта попадали в бит барабана, а местами сопровождали скрипку в плоть до окончания песни.

Инженер:

Да уж…Музыканта здесь нет, он бы целую лекцию разложил о том, что могут творить с людьми чары музыки. Ах, да, на каком моменте ты остановился?
Поэт (задумчиво):

На том, что…
И замкнутый круг разомкнётся, когда частица Вселенной найдёт в мириадах своё отражение…

Я слышал, но не мог вслушаться, о чём они говорили. Всё таки третий коктейль был лишний. Иду до уборной. Нужно умыть лицо холодной водой, чтоб хоть чуть-чуть отрезветь. Наклоняю голову. Закрываю глаза и вдруг всплывает картина.

Время в песочных часах, которые обхватывает спиралью змея, течет вспять. Вокруг какая-то пустошь и тревожная тишина. В отражении стекла я вижу тот момент прикосновения моих губ к безликому женскому телу, Но не могу понять кто она. С каждым прикосновения я чувствовал как её доверие ко мне росло со скорости частоты пульса. Песок застыл. Змея зашипела, нападая на меня.

Резко открываю глаза…Сука…

Выхожу из уборной. Что за? Свет в пространстве мигал только от неоновых букв. Бар был пуст, за столами и барной стойкой виднелись лишь светящиеся голограммы посетителей. Музыка в колонках звучит как на замедленном приемнике. Подхожу к первому попавшемуся столику и всматриваюсь в сплывающее лицо, меняющее эмоции каждые несколько секунд… Твою мать, да что вами? Надо идти на выход. Неожиданный и резкий звук аплодисментов прогнал по моему телу дозу жути. Внутренний голос пытался сохранить мой рассудок. Я здесь один. Я здесь один. Повторял про себя. Ужасный смех становился медленнее и громче. Я здесь один. Уже в слух. Начинаю подыматься по лестнице на верх. Злостные звуки провожали меня. Я выбиваю дверь и оказываюсь на территории пустоши разрушенного города. Дыхание утяжеляется, пульс бьет в висках. В моих глазах вместе со слезами застыл леденящий ужас свинцово-фиолетового неба и руин известного мне до этого момента мира.

Я здесь один…