Рассказ. За совесть. 12+
СОВЕСТЬ — это что?
СОВЕСТЬ — это внутренний цензор человека с набором условных требований?
СОВЕСТЬ — это ограничительный забор от возможности вредить окружающим?
СОВЕСТЬ — это заданный Вселенной регулирующий механизм, который начинает активизироваться, если мы начинаем действовать эгоистично?
Подобных вопросов можно задать ещё на пару десятков страниц и получить столько же ответов. А может быть СОВЕСТЬ имеет божественную и вместе с тем двойственную природу. Она одновременно и добродетель, и суровый судья. Имеет же Христос две ипостаси: божественную и человеческую. И люди по-разному относятся к тем или иным совершаемым ими поступкам. Отсюда и само понятие СОВЕСТЬ у всех разное. Объединяет одно, ни один человек в мире на вопрос:
— Где же твоя СОВЕСТЬ? — Не ответит. — А у меня её нет!
И все же для значимого количества людей СОВЕСТЬ, этот внутренний цензор, будет время от времени подвергать тебя мучительным переживаниям за однажды совершенный нелицеприятный поступок, подвергать суровому моральному наказанию. Если ты однажды смалодушничал, знай, абсолютного покоя в жизни больше не будет. Сколько затем хороших поступков не клади на своеобразные весы, равновесие не наступит.
Забегая вперед скажем, что найдутся читатели, которым поступок нашего героя покажется какой-то ерундой по сравнению с теми преступлениями и безобразиями, которые с завидным постоянством происходят в нашем грешном мире. Но с этой, так называемой, ерундой наш герой жил всю жизнь, о чем и пойдет речь в нашем рассказе.
1.
Серега всегда дружил с СОВЕСТЬЮ, поэтому она его особо и не тревожила. Когда настало время исполнить почетную обязанность советского гражданина и отправиться на службу в Вооруженные Силы СССР, он принял это, как обычное рядовое явление. Альтернативные варианты в виде поступления в институт, отсрочки по рабочей брони, медицинские откосы были осознанно отвергнуты. Сначала долг, затем всё остальное.
Совесть вела себя тихо и спокойно, не позволяя усомниться в правильности выбранного пути.
Бурные проводы, янтарное море портвейна, заплаканные смазливые девчонки и пьяные друзья, несущие будущего воина на руках до ворот призывного пункта — всё пролетело, как в утреннем тумане. И вот Серега, уже наголо обритый и немного поддатый, стоит, пошатываясь, в строю из таких же пятнадцати, не спавших всю ночь, обритых болванчиков и с нетерпеньем ожидает дальнейших событий. По команде сержанта все болванчики достали какие-то красно-зеленые книжки. Картонные прямоугольники оказались направлениями райкомов комсомола на службу в пограничные войска. У Сереги никакого направления не было, видимо он случайно затесался в пограничную компанию благодаря какому-то майору-писарчуку из районного военкомата, затыкающему очередную дырку по призыву. Он не удивился и не стал качать права, привык относиться ко всем жизненным неожиданностям со спокойствием. Дальше — по проторенной дороге, которую прошел каждый призывник: пересыльный пункт, железнодорожный вокзал, поезд, воинская часть.
Снова поезд. И близнецы-рельсы куда-то ведут.
Снова поезд. Предполагаю мне опять не уснуть.
Пограничный отряд, присяга, школа сержантов, учебка с новым призывом — всё осталось где-то далеко. И наконец заброшенная среди заполярных сопок и болот пограничная застава. Серега всеми помыслами и сердцем стремился попасть служить именно на заставу, на пограничном сленге — линейку, потому как есть еще и тыловые заставы, в задачи которых входит проверка поездов, автомашин, охрана различных объектов и прочая мутота на дальних подступах к границе. Надо было видеть Серегины глаза, которыми он с нескрываемой завистью смотрел на заставских ребят, иногда посещающих по каким-то делам пограничный отряд. Настоящие воины-погранцы. Они отличались от местных воинов, как боевой лидийский бык от нежного, хотя и породистого, теленка, выращиваемого на удовлетворение гастрономических потребностей мясных гурманов. У линейных присутствовал свой, именно заставской шик: прямой независимый взгляд, пружинистая походка, выцветшие до светлой желтизны гимнастерки, темно-коричневая от загара и продубленная ветрами кожа, которая так эффектно сочеталась с цветом гимнастерки. В завершение небрежный, как бы вынужденный, ленивый взмах руки при отдании чести старшему по званию. Причем сжатый кулак резко распрямляется в прямую ладонь почти у самого виска, и никакого перехода на строевой шаг. Спокойная небрежная походка. Они были атлантами! Они были с другой планеты!
А на плечах у нас зеленые погоны,
И мы с тобой, дружок, опять идем в наряд.
У пограничников особые законы —
Нельзя нам спать, когда другие люди спят.
Серега даже не допускал мысли, что надев зеленую фуражку, может оказаться среди шоферов, поваров, хлеборезов, свинопасов, строителей, охранников и всей остальной подобной многочисленной публики.
По завершении пятимесячного периода, по итогам которого всем курсантам сержантской школы присваивались баллы за каждое проведенное занятие: будь то стрельбы днем и ночью, рукопашные схватки, бег с полной выкладкой или пограничное следопытство, он был лидером среди всего личного состава. Чем и заслужил «почетное» право на продолжении службы в школе сержантов. Однако, зачем нашему мечтателю такое право? Ради своей мечты ему пришлось со скандалом отказаться от предложения продолжить службу в сержантской школе в качестве инструктора по подготовке младшего командного состава.
СОВЕСТЬ не подавала признаков озабоченности, целиком поддерживая намерения нашего героя.
Для полноты описания образа нашего героя нужно немного остановиться и на другом рекорде, правда уже с жирным знаком минус.
2.
Серега был лидером школы и по количеству штрафных «походов» на кухню, причем не просто кухню, а в варочный цех, то священное место, где было принято обламывать некоторых молодых и борзых. В задачу рабочего, так называли молодого бойца, попавшего по наряду в варочный цех, входило поддержание в идеальном порядке помещения, где готовилась пища на весь личный состав отряда. Кроме того, рабочий постоянно циркулировал в быстром темпе между мойкой и варочным цехом, обеспечивая цех чистыми бачками и кастрюлями, а взамен доставляя посуду с разложенной питательной бурдой. Отдадим должное, бурда содержала все необходимые элементы для нормального функционирования молодого организма бойца, в том числе и бром в качестве эффективного блокиратора разных непотребных мыслей об оставленных подругах и просто симпатичных одноклассницах. Уже перед самым выпуском внеочередные пять нарядов Серега получил от заместителя начальника школы по результатам стажировки на норвежской границе.
Прибыв в составе учебного отделения на пограничную заставу, свою вожделенную мечту, он сражу же вкусил тот самый дух вольницы, ту присущую именно линейке свободу от бессмысленных строевых занятий, ходьбе на обед строем и с песнями, просиживанию в ленинской комнате на обязательном просмотре программы «Время», постоянному прикладыванию руки под козырек с переходом на строевой шаг при встречах с туда-сюда слоняющихся от безделья отрядных офицеров.
Изнуряющая служба, и вместе с тем наполняющее сердце, нет, не гордость, а какое-то особое чувство ответственности, что ты находишься на самом переднем крае, а за тобой все твои родные, любимые, друзья, просто люди, чистые озера, сосновые леса и васильковые поля, короче то, что и называется РОДИНА!
Любят Родину не за то, что она велика, а за то, что она своя.
Служба, работа, сон — все разбито на восьмичасовые отрезки, вот и весь нехитрый алгоритм жизни, которым живет заставская семья. Ощутив вольницу, как говорят, Остапа понесло. Серега полностью вышел из под контроля своего отрядного командира, а тот и сказать-то ничего не мог, только со злостью шептал: «Вот приедем в отряд, посмотришь какова жизнь». Он даже не мог прилюдно одернуть зарвавшегося подчиненного, поскольку Серегу приблизила к себе местная элита: моряки из погранчастей флота, служившие летом на боевом катере. Частично государственная граница проходила по большому озеру, вот и нашлось дело морячкам. В отсутствии навигации, а это девять месяцев, они несли службу, как все, на своих двоих. Причем служили они три года, а не два, как сухопутные пограничники. Даже зрительно моряки не отличались от остальных, только исключая построение заставы на боевой расчет, где они красовались в морской форме. Вот такая странная коллизия.
Серега приглянулся морячкам за свою твердость, сочетающуюся с определенной покладистостью и исполнительностью, умения накручивать на перекладине подъем переворотом побольше, чем любой заставской старичок, и, самое главное, умением играть на гитаре — мечтой подавляющего большинства советских ребят. По вечерам в курилке он стал учить морячков брать элементарные аккорды и рассказывать истории о популярных рок-группах. Вся застава с придыханием, наполняя помещение запахом пота и дешевых сигарет, слушала как познакомились Джон Леннон и Пол МакКартни, как Эрик Клэптон отбил жену у Джорджа Харрисона, как Фрэдди Меркюри создавал свою величайшую Богемную рапсодию, сногсшибательно сшивая её из различных музыкальных отрезков. Серега мастерски сочетал рассказы с музыкальным исполнением небольших отрывков известных рок-хитов, освоенных им ещё в школьном вокально-инструментальном ансамбле. Часто стихийные слушания посещали и офицеры, начальник заставы и замполит, которые также с удовольствием вкушали магию искусства. Куда же здесь суваться залетному отрядному сержантику, не отслужившего ещё и года, с командой отбой для курсантов-стажировщиков!
Серега нахально пользовался создавшейся ситуацией и с усмешкой смотрел на своего командира. Он упивался своей свободой, его сердце уже наполнилось презрением ко всем отрядным, в том числе и к своему командиру.
СОВЕСТЬ немного задергалась, но не стала сильно докучать, понимая охватившее нашего героя чувство.
Серега предполагал, чем всё закончится, и действительность полностью подтвердила его ожидания. По прибытию в отряд командир всё припомнил и доложил куда надо. В итоге — общее построение сержантской школы и пять нарядов вне очереди в любимый варочный цех за неподчинение командиру.
Свобода не может быть дарована.
Свобода должна быть достигнута.
3.
Обламывание Сереги в варочном цехе проходило по накатанному годами образцу. Для начала, на только что идеально вымытый после завершения обеда кафельный пол была опорожнена 30-литровая кастрюля с растопленным жиром. Окинув ухмыляющиеся откормленные рожи поваров презрительным взглядом, Серега, не теряя времени, приступил к делу. Он знал, что медлить нельзя, иначе жир застынет и просто не хватит времени привести цех в надлежащий порядок до ужина. Под ехидные улюлюкивание поваров и пришедших посмотреть на спектакль других старичков, Серега быстро и профессионально привел пол в порядок: сказался навык, полученный в школе сержантов. Домыв последний квадрат, для удобства восприятия всего объема работы Серега разбивал его на небольшие части, наш рабочий разогнул изрядно нагруженную спину и посмотрел на поваров. Он ничего не говорил, губы были сжаты, по рукам и телу шла небольшая дрожь, что работниками кухни было принято за успешное завершение первого этапа. Ну что сказать, дураки! Не более, чем через несколько часов им придется полностью разочароваться в своих предположениях.
Для закрепления преподанного урока после ужина экзекуция повторилась с той лишь разницей, что на пол было вылито уже две огромных кастрюли растопленного жира. На этот раз Серега спокойно смотрел на медленно расползающийся и почти сразу застывающий жир, но не спешил бросаться отмывать пол, прокручивая в голове возможные варианты дальнейшего развития событий. Заметная дрожь, которую повара ранее приняли за трусость, была ни чем иным, как тем, никому не видимым, импульсом, который и вводил нашего героя в предбоевое состояние.
В своей доармейской ватаге Серега был признанным и уважаемым бойцом. По негласному, но всем известному и уважаемому кодексу поведения перед согласованной сторонами дракой враждующие коллективы выставляли по одному бойцу для поединка «один на один». Бывали случаи, когда массовая драка даже не имела своего начала, потому как один из бойцов побеждал за явным преимуществом. Да-да-да, трудно поверить, но парни рыцарствовали, почти как при короле Ричарде Львиное Сердце, а большинство стычек между парнями происходили как раз из-за лучистых глаз представительниц прекрасного пола. Ровно, как и много-много веков назад. Так и хочется с чувством ностальгии вспомнить доблестного рыцаря Айвенго, мужественного Бриана де Буагильбера и прекрасную леди Ровену. Вот так!
— Рабочий, что стоишь, как истукан. Вперед, как муха в полете. Даю десять минут для наведения порядка, — прорычал один из поваров, здоровенный парень весом под сто килограмм.
Серега мысленно принял план боя против трёх соперников. Он решил их ошарашить, внезапно ринувшись в атаку. В здоровяка полетела сначала алюминиевая кружка, попав ему точно в лоб, а затем и большая кастрюля, от которой повар, к своему счастью, сумел увернуться. В сторону другого повара, также изрядно накачанного парня, стоявшего рядом с плитой, ударом ноги была сброшена кастрюля с ещё горячей водой. Третий, поменьше и похилей, просто застыл с резко побледневшим лицом и дрожащими губами. Этого можно было не принимать в расчет, но не первых двух. Они уже отходили от первичного шока, и по их наливающимся яростью глазам было видно, что они отчаянно соображали, что же делать дальше. Физически эти амбалы намного превосходили Серегины возможности, его преимущество заключалось исключительно в силе духа и нестандартности решений. В следующее мгновение наш герой схватил в левую руку огромную металлическую крышку от бака, а в правую — топорик для рубки мяса. Прикрыв крышкой грудь, как щитом, и подняв до уровня плеча топорик, Серега стал напоминать известного всем мальчишкам из истории Древнего мира непобедимого воина-спартанца. Не хватало только стального шлема, доспехов и алого плаща.
Он стоял спиной к стене в боевой стойке и смотрел скучившейся троице прямо в глаза, не давая им усомниться в своей решимости идти до конца. Серега осознавал свое преимущество, он видел их растерянно-злые глаза. Противники были морально уничтожены. Кроме того, в случае драки, имеющей высокие шансы привести к непредсказуемым результатам, виноватыми всегда останутся старослужащие. Избиение молодого курсанта с тяжелыми последствиями непременно тянуло на дисциплинарный батальон, это такая специальная армейская зона для проштрафившихся. Дальнейшая тактика созрела в голове Сереги в доли секунды. Холодный разум говорил, что надо дать поварам шанс отступить, но не принижая их достоинство.
— Мужики, если вы оставляете меня в покое, я сейчас же мою пол и никто ничего не узнает, — предложил тихим примирительным голосом Серега.
Он все правильно рассчитал, с лиц амбалов-поваров спало напряжение. Губы самого здорового медленно растянулись в подобие натуженной улыбки.
— Рабочий, принято. Отмывай пол и наводи блеск в цеху, — громко сказал он и неожиданно добавил. — Думаю часа тебе, такому шустрому, хватит, а мы пока пожарим картошку и ждем тебя в каптерке на хавчик.
Это было высшее проявление дедовской лояльности к воину-первогодку. Конфликт был исчерпан, и Серега был несказанно доволен собой.
СОВЕСТЬ чихнула, хотела зайтись кашлем, но передумала и более не подавала каких-нибудь признаков жизни, несмотря на острый мясницкий топорик, обращенный в сторону сослуживцев.
Вы никогда не добьётесь чьего-либо одобрения,
умоляя об этом.
Когда уверены в себе, за вами следует уважение
4.
Не желая всю оставшуюся часть службы прозябать в школе сержантов, Сереге пришлось подавать рапорт сначала на имя начальника сержантской школы. Затем после отказа — на начальника пограничного отряда с просьбой направить его на линейную заставу. К великой радости новоявленного сержанта рапорт был наконец удовлетворен. В то далекое время водились ещё отцы-командиры, которые вместо банальности типа «будешь служить, куда Родина пошлет», умели разбираться в людях. Серегу направили не просто на заставу, а назначили командиром единственного во всем пограничном отряде отделения, в задачу которого помимо обычной заставской службы входил также пропуск и досмотр финских лесовозов.
Прибыв на заставу, Серега сразу же столкнулся с вопиющей на его взгляд несправедливостью. Вместе с ним прибыло двадцать человек пополнения, которые должны были заменить отслуживших свой срок дембелей. Все они прошли под присмотром Сереги трехмесячный курс молодого бойца и составили на заставе когорту так называемых молодых.
Заступив в первый раз на суточное дежурство, Серега сидел ночью в дежурке и просматривал боевой распорядок выхода пограничных нарядов на службу. Внезапно в дежурку ввалился один из старослужащих.
— Слышь, командир, мне нужны ключи от тумбочки в столовой, — громко и повелительно сказал он.
Серега включил свой внимательный взгляд, он пока плохо был знаком с этим ефрейтором, но чувство какой-то брезгливости к сослуживцу уже ощущал. Он был злой, маленький, с глубоко посаженными глазами и с уже намечающейся плешиной.
— Зачем тебе ключи? — спокойно спросил Серега.
— Как зачем? Ты что с луны свалился? Порядка не знаешь? — и принялся разъяснять молодому и, как ему казалось, неопытному сержанту сложившийся на заставе порядок.
Оказывается, каждой ночью старослужащие, по-простому старики, собираются в столовой и поедают всю суточную норму сливочного масла, предназначенного для всего личного состава заставы. Кроме того, в дни когда запланирована выпечка, поедается еще и белый хлеб, обжигающе горячие куски которого заставляют растопиться сворованное масло в дырчатых порах изумительно вкусного хлеба.
По мере того, как Серега слушал, внутри закипал огонь, а взгляд наоборот холодел, стремясь к ледяному. Так было всегда при столкновениях с несправедливостью. Оставлять молодых солдат без положенной пайки масла было верхом кощунства. Так унижать человеческое достоинство ребят, ещё не привыкших к реалиям пограничной службы, еле ковыляющих на лыжах после очередного наряда, наевшихся снега и снимающих насквозь промокшие от пота свитера, по всем Серегиным установкам было абсолютно недопустимым.
— Ключи я тебе не дам и такого порядка больше на заставе не будет, — стальным голосом произнес Серега, — Запомни это и передай всем остальным.
— Не много ли, командир, на себя берешь, — уже не таким уверенным тоном сказал плешивый, — Здесь наши правила.
Однако выдержать уверенный и насмешливый взгляд Сереги он был не в состоянии, не из того теста слеплен, поэтому потупился и быстро покинул дежурку. Серега слышал какие-то приглушенные голоса в коридоре, видимо шло обсуждение ситуации, но в дежурку больше никто не заглядывал.
После сдачи дежурства Серега прилег отдохнуть, однако в кубрик опять ввалился тот же плешивый.
— Слышь, командир, тебя зовут в третий кубрик.
— Кто зовет ? — усталым голосом вопросил Серега. — И зачем?
— Давай шевелись, там всё узнаешь. — Плешивый ушел.
Серега протер заспанные глаза, надел только галифе и отправился в третий кубрик. Он сразу сообразил, что его приглашают на разборку по поводу инцидента с маслом. В третьем кубрике заправлял авторитетный и очень уверенный в себе сержант, претендующий на роль заставского лидера. В тесном кубрике сгрудились все старослужащие заставы во главе с тремя сержантами. Все с интересом разглядывали молодого сержанта, причем взгляды были разные: одни выражали неприкрытую агрессию, другие — зарождающее уважение, а третьи — просто любопытство.
Необходимо объяснить, что вся эта публика не являлась для Сереги стариками, так как опережали его в призыве только на полгода, и по всем существовавшим понятиям он имел право на самостоятельное решение. Настоящим стариком для него являлся только один «старый» сержант, единственный на заставе из весеннего призыва позапрошлого года. Но он жил отдельно ото всех, ждал дембеля и не участвовал ни в каких разборках.
— И что нам с тобой, молодой, делать, — начал было разговор хозяин кубрика.
Серега решил долго не слюнявиться и, чеканя каждое слово, внятно и уверенно произнес.
— Во-первых. Вы мне не старики и я вам не молодой.
— Во-вторых. Я знаю, что с вами поступали несправедливо, но из этого не следует, что и вы должны поступать также подло по отношению к молодым.
— И в третьих. Когда я на дежурстве, масла вы не получите.
Не давая старикам опомниться, Серега развернулся и под нарастающий гул покинул помещение. Уже лежа в кровати, он слышал какие-то споры и отдельные ругательства, доносящиеся из третьего кубрика, но больше его никто не беспокоил.
В дальнейшем иногда случались пожирания масла в дни дежурств, когда заступали самые непримиримые приверженцы старых порядков. Но! Того дружного обжорства уже не было, поскольку многим старикам была ясна правота Сереги и они не принимали участия в «мероприятии». Да и Серега часто вставал ночью и проверял, как обстоят дела с общественным маслом. Настойчивость и упорство возымели свое действие и мало-помалу кем-то давно заведенный идиотский порядок почил, как говорят, в Бозе.
СОВЕСТЬ громко хлопала в ладоши, наполняя сердце Сереги грехом гордыни.
Настойчивость — важный элемент успеха.
Если достаточно долго и громко стучать в ворота,
то обязательно кого-нибудь разбудишь.
5.
Прежде, чем продолжить повествование о нашем герое, читатель должен понимать, что такое собственно ГРАНИЦА. Обычно все думают, что это контрольно-следовая полоса (КСП) с забором из колючей проволоки, вдоль которой движутся пограничные наряды. На самом деле настоящая линия государственной границы проходит по вырубленной просеке с красно-зелеными и бело-голубыми столбами, разделенных пятью метрами. Наряды там бывают исключительно в целях визуального осмотра пограничных столбов, надо ли их подлатать, подкрасить, заменить и т.д. Линия эта проходила в трех километрах от Серегиной заставы, а вот пограничный пост с КСП и колючкой, которая называется системой, — в двадцати пяти километрах в сторону тыла.
Граница — это досконально продуманная организация охраны, не допускающая прорывов как в одну, так и в другую сторону. В те далекие времена баланс был сильно перекошен в сторону «от нас», поэтому основной задачей охрана границы имела именно эту цель. Печально, но было именно так.
Система находится под напряжением, и каждое замыкание либо разрыв колючих нитей вызывает сработку, которая отображается на пульте дежурного на посту. Номер сработанного участка высвечивается, и в течении трех-пяти минут на место сработки выезжает пограничный наряд с собачкой. Наряд определяет причину: птичка ударилась, лось забрёл, ветер сомкнул ослабевшие нити или замешан человек — «яшка» на пограничном сленге. В случае присутствия следов яшки мгновенно идет доклад дежурному на пост, который тут же докладывает на заставу. Далее застава поднимается по команде «в ружье» и перекрываются соответствующие участки, именуемые «фланги», в нашем случае левый — восемь километров, а правый — двенадцать. Даже на перекрытие самого дальнего участка на правом фланге, где не было дороги, и наряды ходили исключительно на своих двоих, потребуется, учитывая время для передачи информации и поднятии заставы «в ружье», немного более полутора часов. Наш яшка, какой бы физической подготовкой не обладал, просто не в силах преодолеть за это время расстояние в двадцать пять километров по незнакомой местности, преодолевая сопки, ручьи и болота. Топает он, топает, слыша за собой звенящий лай собаки, его преследует пограничный наряд, а на фланге его уже поджидает замаскированный Серега со своими товарищами. Наряд по рации сообщает дежурному о направлении движения нарушителя. Дежурный же в свою очередь корректирует месторасположения заслона из наших бойцов.
Все участки — упреждаемые, т.е пограничники перекроют фланги заведомо ранее, чем яшка выйдет на этот рубеж. Короче, шансы пройти до настоящей линии границы, на сленге — сделать дырку, равны твердому нулю.
6.
Однажды, дело было теплым июльским днем, застава была поднята по команде «в ружьё». Ударился в бега какой-то молодой стройбатовец, видимо после издевательств старичков. Стройбат валил таежный лес для финнов в охраняемой зоне и состоял почти полностью из представителей кавказских республик. Нравы у них были строгие, поэтому побег из части молодого солдата не был каким-то особенным явлением. Но в этот раз воин дал дёру не из части, а непосредственно с места валки леса, примерно в пяти-семи километрах от границы.
В этом случае действия заставы сводились к быстрому выезду тревожной группы с собакой на место работы стройбата и перекрытия уже не заставских флангов, а линии, находящейся в непосредственной близости от границы. Обнаружение беглеца произошло только при выезде через пост всего состава стройбатовцев после завершения рабочего дня. Определить примерное время побега, опрашивая сослуживцев, еле-еле говорящих по-русски, не удалось. Включился боевой режим, и Серега во главе тревожной группы отправился колесить тайгу и болота в надежде обнаружить след беглеца.
Конечно в изобилии запахов на месте валки леса, щедро приправленных рабочим потом, коноплей и дешевыми папиросами, собака потерялась и только, отчаянно скуля, металась из стороны в сторону. Серега принял решение и направил группу в сторону границы, надеясь, что пёс все-таки возьмет след. К вечеру, изрядно выбившись из сил и не достигнув результата в поисках, ребята залегли в секрете недалеко от границы. Новый состав тревожной группы со свежей собакой отправился на поиск.
Серега распределил бойцов через каждые пятьдесят-шестьдесят метров, проверил уже задействованные секреты и доложился на заставу о взятии участка под охрану. Настало время поведать читателю об окружающей наших пограничников суровой и по-своему красивой северной природе.
Переход от зимы к лету в Заполярье совершается почти незаметно. Только что, в мае, ходили на лыжах, и вдруг во второй половине месяца на глазах вырастает травка, зеленеют березы, на болотах распускается багульник. Он цветет большими белыми шапками, немного напоминающими южный рододендрон. Чуть позже на болотах зацветает морошка, часто называемая болотным янтарем. Когда Серега впервые увидел обилие ярко оранжевых пятен на зеленом болоте, он даже не понял, что это за красота такая. Впоследствии эта необычная, чуть кисловатая ягода, пришлась ему по вкусу, а сваренное на заставе морошковое варенье Серега мог кушать целыми банками, приправляя горячим пшеничным хлебом и запивая ароматным брусничным чаем.
Нет необходимости готовить сложные или изощренные шедевры,
Достаточно хорошей еды из свежих ингредиентов.
Заполярные ели отличаются от привычного нам силуэта, они не пышные и развесистые, а похожи на узкие пирамиды. Так деревья приспособились к жизни в условиях частых и обильных снегопадов. Нижние ветви опускаются почти до земли, образуя своеобразный шатёр, в котором находят укрытие местные животные. Когда выпадает снег, нижние ветви прячутся внутри сугробов, в то время как верхние постоянно подвергаются нападкам ветров. Таким образом и формируется заполярный силуэт — «ель в юбке». Сосны же стоят редко, и часто встречаются светлые боры из застилаемого серо-голубого моха, похожие на парк, высаженный руками человека. Заполярная тайга невысокая, сосны и ели не поднимаются выше тридцати метров. Их сине-зелёное величавое постоянство, сдобренное различными можжевельниками, доминирует в северном пейзаже, поэтому яркие пятна рябин и осин видны издалека.
Но наступает момент, когда вся эта красота уже не приносит радости. В середине июня короткая весна переходит в лето и на охоту выходит звенящая орда гнусов. Комары, мошка, оводы — это зверьё не дает прохода ни людям, ни животным. Ребятам, находящимся в секрете, можно только посочувствовать, потому что понять, не сталкиваясь с этим явлением, невозможно. Для людей с неустойчивой психикой — это испытание может окончиться очень печально.
Серега сидел в секрете и ежесекундно проводил руками по щекам, каждый раз сметая десятки гадской живности. Время от времени он доставал пузырек с остатками Дэты, единственного спасения от кровососов, и бережно, стараясь обильно не расходовать, протирал лицо.
Дэту ежемесячно присылала мама и стоила она по тем временам немалых денег, стограммовый пузырёк волшебного средства тянул на восемьдесят семь копеек, т.е четыре рубля тридцать пять копеек за поллитра. Для сравнения единый месячный билет на все виды транспорта стоил шесть рублей. Но даже этого средства хватало в лучшем случае на два-три часа, затем пытка продолжалась. Гнус безжалостно атаковал, забираясь под накомарник, масхалат, в сапоги — казалось, что уже нет на теле места, куда бы не укусила эта гадина. Ни курево, ни опахала из веток ели, ничего не помогало. Прибавьте сюда полуголодный режим, состоящий в сутки из двух 350-граммовых банок с рисовой кашей, одной 200-граммовой банки тушенки, трех кусков хлеба и чая, и вы погрузитесь в ту «прекрасную» атмосферу, в которой находились Серега и его сослуживцы.
Чтобы хоть как-то разнообразить времяпровождение Серега стал вспоминать любовные похождения на гражданке. Список был небольшой, но свою первую любовь он уже успел повстречать. Она была стройной белокурой красавицей, на год младше Сереги. Но самое обидное — она была девушкой его друга. Серега не находил себе места, потерял сон, аппетит, снизил успеваемость. Он не понимал, как ему поступить. Наконец, решился, вызвав друга на честный и предельно открытый разговор.
— Серега, ты у нас главный, и я тебя очень уважаю, но эта девушка моя, — задумчиво сказал друг. — А впрочем, я не могу тебе что-то запрещать, поступай, как знаешь. — И добавил. — В любом случае, что бы не случилось, ты мне друг на всю жизнь.
После этих проникновенных слов растревоженное сердце героя было запечатано семью сургучными печатями. Тема с любовью была закрыта.
Совесть не знала, как реагировать. Она была в замешательстве.
Ну, а случится, что он влюблен.
А я на его пути.
Уйду с дороги. Таков закон: третий должен уйти.
Больше, вплоть до призыва, Серега не влюблялся, как-то не попадалась та — единственная. Отдельные девчонки, конечно, нравились, кое с кем даже целовался на часто устраиваемых вечеринках. Ему очень нравилось пригласить девчонку на танец, затем глубоко заведя руки и положив их на лопатки девушки, сильно прижать её к себе, не прекращая медленного танца. Серега ощущал девушку всю, чувствовал её непроизвольные фрикции ниже живота и всё сильней и сильней сливался с партнершей в танце. Кульминацией действа был затяжной и чувственный поцелуй, после которого он явственно слышал стук девичьего сердца и наслаждался податливостью юного тела. Серега знал допустимые границы и никогда не шел далее, чем следует. Дальше он мог зайти только с той, с кем он был готов связать жизнь навсегда.
Так и случилось, что писать ему было некому. Да и в глубине души он думал, что и служить проще и спокойней, ведь впереди маячила целая жизнь. Иногда Серега видел расстроенные лица сослуживцев, получивших из дома весточку об очередной проделке оставленной невесты, и как мог успокаивал очередного спутника женских измен.
Внезапно загудела телефонная трубка, оставленная включенной в сеть связи на ближайшей сосне. Выслушав дежурного, Серега, дождавшись смены, быстро собрал тревожную группу и выдвинулся на поставленный в приказе участок. Шли уже третьи сутки поиска беглеца, пограничники были уже на пределе физических и моральных возможностей. И всё же, Серега благодарил Бога за данную ему силу и выносливость, конечно утроенную за время службы, которая позволяет ему рыскать по тайге, а не сидеть в секрете в окружении кровососов. После очередных безуспешных поисков, уже вечером, изрядно уставших Серегиных бойцов вновь сменили отдохнувшие сослуживцы. К ночи гнусы пропадают, поэтому Серега позволил себе немного расслабиться, лег на мягкий, словно персидский ковер, мох и закурил сигаретку. Он знал, что по Уставу пограничной службы делать этого нельзя. Да что там Устав после трех суток мытарств! Он курил и курил, но не мог накуриться, ловко отстреливая бычки в небольшую болотистую лужицу, находящуюся рядом с большой полусухой березой.
В середине ночи, если можно так сказать, потому как в Заполярье летом ночей вовсе нет, на небе зарделась зеленая ракета, что по приказу означало отбой. Горе-нарушитель, сильно оголодавшийся и измученный сам вышел на систему и был задержан пограничным нарядом.
7.
Измученные погранцы, после трех бессонных ночей и мытарств, возвратились на заставу. Существовала только одна цель — кровать, всё остальное потом. Почистив и сдав оружие, бойцы разбрелись по кубрикам и вдруг снова общее построение.
Часовой на вышке забдил, что в районе недавнего расположения секретов горит тайга.
Начальник заставы, суровый сибирский мужик, оглядев понурившихся, еле стоящих на ногах, молодых ребят сказал.
— Бойцы, я понимаю, как вы устали, но пожар необходимо затушить, пока он не разгорелся. Кто готов возглавить тревожную группу?
Воцарилось гнетущее молчание, даже псы в вольерах и обычно хрюкающие поросята, видимо чувствуя общую напряженность, не издавали привычных звуков.
Начальник заставы с удивлением, медленно переходящим в сожаленье, смотрел на опустившего глаза Серегу. В его проницательном взгляде так и просматривалось знаменитое: И ты, Брут! И далее. Сержант, что с тобой? Ты же гордость заставы!
Серега же внимательно рассматривал свои изрядно загрязненные сапоги, пытаясь скрыть охвативший его стыд, но мягкая и сладкая подушка так заманчиво манила к себе, что сопротивляться не было никаких сил. С трудом подняв глаза и немного заикаясь, Серега пролепетал.
-Товарищ старший лейтенант, я немного подвернул ногу.
Совесть била в набат. Такое откровенное вранье она слышала впервые.
-Хорошо, старшим группы назначается старшина заставы. Прапорщик, командуйте. — Закончил начальник заставы.
— Есть добровольцы? — бодро начал прапорщик.
Сереге в очередной раз пришлось пережить непростые минуты, когда вызвались его друг-одногодок и молодой солдат. Причем, если друг был отличным бегунком-лыжником, то молодой никак не отличался какой-то особенной подготовкой. Он был совершенно средним и малозаметным воином. Пришлось в очередной раз удостовериться, что сила духа может прятаться под вполне заурядной внешностью.
Совесть уже открыто усмехалась кривой миной.
Прапорщик вызвал из строя еще троих пограничников и группа убежала тушить тайгу.
Дотащившись до кровати, Серега, не раздеваясь, бросился в объятия подушки. Предварительно он предупредил дежурного, чтобы его сразу же разбудили, как только тревожка вернется на заставу. Подушка не была ни сладкой, ни мягкой. Голова была не в состоянии найти удобное положение, черные мысли лезли в голову, как черти в преисподнюю. Стыд пожирал нашего героя. Наконец, Серега заснул, все-таки сказались три бессонные ночи и преодоленные десятки километров по сопкам и лесным болотам.
Через несколько часов Серегу разбудили, группа вернулась. Умыв лицо ледяной водой, другой воды на заставе не было, он направился в курилку, где новоиспеченные пожарники чистили оружие. Они источали стойкий запах гари, гимнастерки были в прожжённых дырках, лица напоминали трубочистов из детских сказок. Однако уставшие и красные от бессоницы глаза светились тем самым чувством выполненного долга, который и выделяет хорошего бойца среди массы сослуживцев.
Отозвав друга в сторону, Серега попросил описать место, которое по мнению Коляна, так звали друга, было очагом возгорания. Услышав про большую сухую березу и маленькое болотце с плавающими бычками, Серега был полностью добит. Виной долгих мытарств сослуживцев был не загашенный им бычок. К малодушию добавилось ещё и разгильдяйство.
Все. Калитка захлопнулась. Никаких оправданий СОВЕСТЬ не принимала.
— Колян, это моё место, всё сходится, — упавшим голосом проговорил Серега и тихо добавил. — Это мой косяк, который именно я и должен был исправить, а я — просто обосрался!
Посмотрев на застывшее, почти серое, лицо друга Колян попытался его успокоить.
— Серег, да хватит над собой издеваться. Все же курили, не ты один. Пожар мог случиться в любом месте.
Серега ничего не ответил и быстро покинул курилку. Выйдя в лес, за пределы заставы, он растянулся на бело-серебристом мхе и, устремив взгляд своих карих глаз в свинцовое полярное небо, задумался о СОВЕСТИ. Через пару часов решение было принято.
Перед заступлением на дежурство Серега постучался в канцелярию.
— Разрешите войти, товарищ старший лейтенант, — обратился он к начальнику заставы.
В канцелярии находился еще и замполит — молодой лейтенант, недавно прибывший на заставу. Серега без какой-либо подготовки и уловок кратко доложил о причине пожара. Офицеры молча смотрели на него. Старший — с одобрением, младший — с удивлением, видимо впервые столкнулся с подобной разборкой.
— Ты точно уверен, что лес загорелся именно из-за твоего окурка? — наконец спросил начальник.
— Так точно, уверен, товарищ старший лейтенант. Готов понести наказание, — отчеканил Серега.
— Иди, сержант, не мучайся и готовься к службе. У тебя это отлично получается, — завершил разговор начальник заставы.
Через два месяца он утонул на рыбалке. Этот здоровый сибиряк совершенно не умел плавать. Когда резиновая лодка, зацепившись за острый скол валуна, быстро начала сдуваться, он, плотно и тепло одетый, сразу же пошел ко дну.
Серега, подтягивая багром безжизненное тело к аварийной шлюпке и пробиваясь через уже схватывающиеся на озере льдинки, отчетливо слышал, стучавшееся прямо в висок, последнее напутствие своего, уже покойного, командира.
— Всякий имеет право на ошибку, главное, чтобы потом слышать свою СОВЕСТЬ.
Серега СОВЕСТЬ слышал.
Ошибка совершается в одно мгновение,
а расплачиваться за неё приходится всю жизнь.
8.
Серега, вернее уже Сергей Александрович, изрядно поседевший, но ещё в хорошей физической форме, любил встречаться со своим единственным и горячо любимым сыном в небольшом уютном грузинском ресторанчике. Так, посмотреть друг на друга, поболтать о жизни, о проблемах, о детях и мечтах.
Сергей Александрович заказал салат с хрустящими баклажанами, фирменные хинкали с куриной печенью в овощном соусе, хачапури по-аджарски, абрикосовую чачу и лимонад. Обычно беседа шла спокойно, касаясь только насущных бытовых дел, но в этот раз сын затронул животрепещущие темы, в том числе и долг перед Родиной.
Сергей Александрович мгновенно вспомнил время, когда наши войска вошли в Афганистан. Он к тому времени уже готовился к демобилизации, приказ о которой должен был выйти через три месяца. Вспоминая свой нелицеприятный и мучавший его поступок, Серега подал рапорт с просьбой направить его выполнять интернациональный долг, так это тогда называлось. Он был отлично подготовленным бойцом. В психологическом плане открыть огонь по человеку, в руках которого оружие, не представляло для него никакого труда и никакие терзания в стиле Пьера Безухова Серегу бы не посещали. Слава богу, нашлись опытные офицеры, которые отговорили его и не дали ход рапорту. Но разве думал наш герой, подавая рапорт, что он отправляется убивать людей, непонятно что сделавших его Родине. Нет, он думал о том, что почему кто-то рискует жизнью, страдает, погибает в конце концов, а он остается в стороне, как какая-то жалкая тыловая крыса. Печально, но в то время Серегу не интересовали ни причины этой войны, ни что думают родители, учителя и друзья. Он имел лишь незыблемое представление о боевом братстве. Ранение, а тем более гибель боевого товарища, является мощнейшим стимулом для внутреннего оправдания не совсем, мягко скажем, гуманных поступков. Война такова, что если не ты врага, тогда он тебя. Размышлять и сюсюкать некогда!
И вот рядом сидит собственный сын, рассуждает о жизни и задает вопрос:
— Пап, почему я должен бегать от военкома, а кто-то в это время будет рисковать жизнью, сражаясь за Родину?
Каждый сам приходит к пониманию. Когда парень кричит, что он идет сражаться за РОДИНУ — это нормально в восемнадцать лет. Без этих смелых, честных и одновременно романтичных ребят было бы так скучно жить на белом свете. По молодости именно они и являются предметом воздыханий молоденьких девушек. А что для молодого парня может быть важней? Разум, расчет и прочая скукота — это все потом, с возрастом. Сейчас — ЛЮБОВЬ, ЛЮБОВЬ и еще раз ЛЮБОВЬ!
Но когда парню уже почти сорок и за его мужской крепкой спиной находятся любимая жена-домохозяйка, несовершеннолетние дети и пожилые родители, встает нелегкий вопрос, который и озвучил Сергей Александрович:
— А твои близкие, это не РОДИНА? Как они будут жить, если с тобой что-то случится? Твоя РОДИНА здесь, рядом с нами.
Сын задумался и вдруг, оторвав взгляд от необыкновенно вкусного салата, неожиданно спросил.
— Пап, а был ли у тебя в жизни поступок, за который тебе до сих пор стыдно?
Сергей Александрович очень внимательно посмотрел на сына. Он не уловил связи между обсуждаемой темой и таким неожиданным вопросом, но сразу же понял, что душа сына находится в поиске. Это было ему знакомо и понятно. Они молча сидели и смотрели друг другу в глаза. Пауза нарастала, все меньше оставляя времени для уклонения от вопроса под каким-либо надуманным предлогом. Сергей Александрович решился и рассказал сыну историю, только что поведанную в нашем рассказе.
Молодой человек долго молчал, медленно макая хинкали в овощной соус. Затем, разобравшись с хинкали, налил отцу и себе до краёв золотистую чачу, поднял рюмку, встал и громко, чтобы слышали все посетители ресторана, сказал.
— За СОВЕСТЬ, отец!
И нет для отца другого счастья, чем знать, что прожил жизнь не зря.
И без малейшей тени стыда чувствовать,
Как медленно сползает по щеке прозрачная скупая мужская слеза.
Сентябрь 2023, Тарасовка.
