Жизненный «опыт».

Солнечный свет впивался в окно и падал прямо мне на лицо, возвращая к реальности. Я не спал, наверное, просто слишком сильно погрузился в себя, вследствие чего органы чувств отошли на второй план.

Органы чувств… глаза, нос, уши, кожа – все это дано мне, чтобы напоминать о реальности, о том, что я все еще вынужден существовать. Однако всегда поражал тот факт, что к их числу не причислен мозг. В голове всегда рождаются мысли, а мысли подтверждают существование, напоминая сознанию о его наличии. Я вижу окно – оно существует вне моей воли, оттого я могу полагать его реальность. Мои мысли аналогично не имеют причастности к моей воле, значит мои мысли абсолютно так же реальны, а воспринимаю я их своим умом. Странно игнорировать тот факт, что наш мозг не есть мы целиком, он точно такое же составляющее общечеловеческой картины. Возможно, термин «сознание» может вложить в себя не только мысли и желания человека, а также его способность быть замкнутой на самой себе информацией.

Сознание… мне всегда казалось, что его точка плавает по моей черепной коробке. Когда я пишу рассказ – оно чуть поодаль моих зрачков, когда мучаюсь головной болью – в районе темя, а когда я пытаюсь поймать и нащупать его – где-то ниже, рядом с мозжечком, куда мое восприятие не дает мне забраться. Сознание имеет центр, оно в голове. Если я захочу обратить внимание на свою конечность, оно не переместится туда, оно как листик в чаше с водой, что склоняется к месту, куда наклонен сосуд, не минуя его границ из-за бортиков чаши. Но что если лишить свою голову границ?

Тщетно, я пытался. Попытки выдворить разум за пределы клетки оканчиваются всегда ошеломляющей головной болью, будто что-то внутри противится освобождению. Видимо так заведено, что весь мой разум целиком расположен в той сероватой массе. Но даже этот вывод не дает мне успокоится. Кто сказал, что наполнение моей головы такое же, как у других? Быть может эксцентричность моего мышления вызвана другим наполнением, ведь так тоже заведено – все имеет причину и следствие. Следствие – мое прихотливое сознание, причина – нечто, поселившееся внутри.

Но и такой образ мысли неверен в корне. С чего я посмел предположить, что у любого другого человека внутри есть нечто похожее на документированное наполнение черепа – мозг? Быть может, разум людей не имеет той же границы, и он наполняет их тело полностью, оттого они полноценны. Или вообще, они не имеют сознания в том понимании, что имею его я…

Быть может нет реальности за пределом моего разума, и оттого я не могу вынести его точку в свое тело, потому что само это тело – часть несуществующей реальности. Проще называть то реальностью, чтобы не прослыть сумасшедшим, но то, что взаимодействует с моей душой, даже якобы мои органы, не обязательно имеет место быть. Достоверно можно утверждать лишь то, что я имею душу, что я существую где-то внутри своего мышления, не являясь завершенным человеком для самого себя, но при этом воспринимаю любого другого за живого и существующего лишь из-за того, что могу установить причинно-следственность.

Вот оно. Все должно быть закономерно, весь мир построен на логике и абсолютности информации. Лишь только я лишен понимания почему я существую, ведь чтобы подтвердить мое наличие, я не должен сомневаться в наличие чего-либо вне моего сознания. А я – лишь точка внутри ложного меня, что не является частью познаваемой реальности. Я не причинно-следственен!

Тем не менее луч солнца накалял глаза до предела. Точнее, накалял мой мозг, а еще точнее, душу. Невозможно объяснить рационально себя целиком. Я могу сказать, откуда взялся мой цвет волос, могу полагать, что голоден из-за того, что не ел целую вечность. Но вот нечто внутри не поддается никакому объяснению. И, кажется, это нечто способно лишь назваться душой – семенем сверхъестественности внутри объяснимого человеческого бытия. Я кем-то создан, однако я не имею воли отменить свое существование. Я имею лишь определенные рамки дозволенности в своей несвободе, как имеет очертания моя голова. То, что вложено внутрь, не имеет никакой возможности быть препарированным даже через косвенное взаимодействие. Моя боль не имеет осязаемости вне моей зоны влияния, она создана чтобы укротить мою волю, обязать быть частью сложной человеческой структуры…

***

День казался угрюмым, небо скалило пасть пунцовыми облаками, пугая все действительно живое, а я смотрел вниз и ждал смерти. Был 9-ый этаж, на этот раз я действительно должен был умереть.

Я не являюсь частью жизни, однако она всегда наполняет меня в той значительной мере, чтобы заставить быть частью круговорота существования. Но есть одна спорная деталь – насколько велика моя собственная власть над ней. Один способ проверить – умереть, если я имею хоть какую-то волю, чтобы желать чего-то в действительности. Моя смерть должна непременно наступить, хоть и, скорее всего, возможности всласть упиваться своей властью над существованием у меня не будет.

Эксперимент заключался в том, чтобы предпринимать попытки самоубийства, при этом оставляя себе возможность выжить.

До этого момента я пробовал много способов кончины. Я вскрывал вены на руках, пытался удавиться в петле, даже топился в реке, но каждый раз я выживал. То раны были не смертельны, и я все равно просыпался после неудачной попытки, весь истощенный и разочарованный еще сильнее, то неожиданно мне кто-то приходил на выручку спасал.

С каждым разом я лишался страхов. Сначала я перестал бояться боли, осознавая, что это лишь механизм защиты от смерти, который был мной высмеян еще в момент, как я задумался о своем опыте. Далее я лишился страха смерти. Перед нанесением себе ран или подготовкой иного покушения на свое тело я корил себя за трусость перед неизведанным, но так и не мог до конца убедить животное в себе, что я не желаю существовать. Однако после череды попыток любая неуверенность исчезла, а факт того, что я все еще хожу по земле, несмотря на то, что всеми силами противлюсь этому, начинал выводить из себя.

Тогда я решился на отчаянную меру – сброситься с крыши. Все должно было пройти как надо в очередной попытке самоумерщвления, отсюда раздражение от жизни стало чересчур навязчивым. Когда ты понимаешь, что в любой момент можешь исчезнуть, все вокруг перестает мозолить осатанелый взгляд. Именно поэтому самоубийца счастливейший человек в свой последний день. А я же, казалось, неуязвим, и не имею возможности повлиять хоть на что-либо.

Поэтому я решил сделать все так – я вступил в «клуб самоубийц». Это общество помогало отчаявшимся людям, но оно не переубеждало их, а лишь давало уйти не так болезненно. В мире, где существует подобный клуб, смерть органична и самодостаточна, оттого может считаться личным решением. Возможно поэтому меня никто не осуждал.

Там мне предложили подыскать себе партнера, чтобы свести счеты с жизнью вместе. Это была девушка, у которой не осталось ничего – ее родители погибли в автокатастрофе, а с детства нелюдимая, она не имела друзей. Оставшись наедине с равнодушным миром, она решила, что не хочет быть его частью.

Мы много обсуждали с ней свои судьбы. Я выслушивал ее, поддерживал в абсолютно понятном горе, но она никак не могла понять, отчего я решился на смерть. Мои слова ей не казались достаточно веским основанием, а я все больше убеждался – ее не устроили обстоятельства жизни, меня же не устраивала ее суть. Из раза в раз она переспрашивала мой мотив, упрекала за недомолвки, но я правда всего-то ненавидел свое существование. Она боялась смерти, страшилась безвозвратности и того, что возможно поступает легкомысленно. Я лишь боялся, что опять останусь жив, ведь ставки были критически высоки. Либо я все-таки владелец своей судьбы и умру свободным, либо я лишь чья-то дурная шутка.

Но вот мы стояли на краю крыши, она держала меня за руку, а от ветра слезились глаза. Я смотрел вниз, осознавая, что выжить абсолютно невозможно, а она, истекая слезами, страдала всем своим видом. Возможно, ей было легче, чем мне, ведь она ощущала свою сопричастность к общему. Мое наличие все-таки напоминало ей о том, какой может быть жизнь, и велик шанс, сказав бы я ей, что она не одна, и предложив отменить эту идиотскую затею, она тут же передумала бы и осталась жива. Но мне никак не хотелось идти на уступки.

Мы крепко сжали руки друг друга и прыгнули.

Последним, что я запомнил из того дня, было ее бездыханное тело. Я медленно терял сознание, но уже тогда понимал, что все-таки выжил. Неизвестно как, но я упал большей частью тела на нее, вследствие чего остался жив. Я лежал на земле, весь в нашей общей крови, и понимал, что моя смерть невозможна. В этом клубе умирают все, но выжил я. Стало очевидно – я бессмертное существо, пока моя кончина не станет логичным жизненным следствием. Этот факт заставлял меня ненавидеть существование самой жгучей и едкой злобой. Я не причинно-следственен! – последнее, что я понял тогда.

А сейчас я лежу в больнице и солнце раздражает своим светом мои глаза. Сейчас я понимаю, что я не хотел смерти – я хотел отсутствие жизни; исчезновение своего существования, что невозможно.

Я уже был рожден, душа была навеки прикреплена к этому ненавистному телу, и у меня нет никакой возможности отменить свое рождение. Сколько не пытайся, я все так же буду жертвой своего тела, а в особенности мозга. Насколько же отвратно слышать, что люди считают себя той кучкой нейронных связей в голове, упорядоченным ходом электрических импульсов между ними…

Я – душа, неописуемая связь между телом и сознанием, меня не должно быть, это абсолютно нелогично. Я существо, что не имеет причины, чтобы существовать, однако непременно существует. Реальность всегда будет сопровождать меня, загонять во все большее безволие, заставлять все сильнее быть частью бытия, и я все так же не смогу ничего сделать, чтобы вырваться из лап Уробороса.

Ни за что не поверю, что существую не по чьей-то воле… (Конец.)

P.s. Идеология «клуба самоубийц» должна была быть реализована в формате повести или объемного рассказа. В это новелле она не реализована полностью, так что, возможно, ощущается немного не к месту. Я не исключаю, что когда-то возьмусь за полноценную работу с этим центральным образом, но пока я слишком слаб в прозаическом плане, чтобы раскрывать что-то большее, чем одну концепцию в одной работе.

Спасибо за прочтение!