Елена Тёплая

ЖЕНА КУЗНЕЦА

АННОТАЦИЯ

Молодая женщина Лада загадочным образом переносится в некий параллельный мир, который очень похож на средневековую Русь.

Оказывается, что у неё в этом мире есть и муж, и сынишка, и сестра, хотя она об этом и ничего не помнит, и не знает…

Но Лада вовсе не торопится переделывать весь этот с виду чуждый ей мир и не торопится облагодетельствовать всё человечество – у неё на первом месте её личная судьба и счастье, а уж потом…

Пролог

Когда очнулась, первое, что я почувствовала, как кто-то со мной занимается сексом.

Да, да! Именно так!

Как же Виктор так мог поступить со мной, после измены?

Да и сама процедура…

Это был не секс, а что-то…

Что-то механическое!

Голова у меня очень сильно болела и кружилась, и поэтому, естественно, никаких положительных эмоций я не испытывала. Глаз открывать не хотелось категорически, а мой мозг просто отказывался принимать происходящее. Как будто это происходит и не со мной вовсе…

А мужчина, закончив свои дела, поцеловал меня в лоб и накрыл каким-то покрывалом.

Я была в ступоре: поцеловать в лоб для Виктора – это слишком по-домашнему, он меня никогда так не целовал.

Я прислушалась – вокруг звуки ночной природы. Я слышала стрекот кузнечиков, треск костра, где-то далеко ухнула сова…

В голову начали приходить мысли, что я – в лесу, именно в лесу или рядом с ним.

Попробовала пошевелить руками и поняла, что они связаны. Разлепив глаза, я увидела звёздное небо над головой и летящие светлячками искры от костра в небо.

Где я? В лесу?

Виктор меня привёз в лес…

Зачем?

Комок паники подступил к горлу. В голове стали возникать картинки одна страшнее другой, сопровождаемые вопросами: «Зачем он меня связал тогда? Что он задумал? Зачем меня вообще было связывать, если я была без сознания? Это что, был такой прощальный секс, и он решил меня оставить умирать в лесу? Ну да, чтобы со мной не разводиться…».

Хотя…

Интересная позиция и решение проблемы…

Но что он будет объяснять моей подруге по поводу, где я делась. Или Виктор придумает душещипательную историю, как я потерялась или бросила его на произвол судьбы, а он страдает теперь один, от неизвестности?

От напряжения и мыслей голова стала болеть ещё сильнее. Видно, у меня сотрясение мозга, но то, что я явно не в больнице и – барабанная дробь! – не в морге – это уже хорошая новость!

Запах сена щекотал мне нос, и я поняла, что лежу на подстилке из сухой травы.

Зачем он меня на сено положил? Где я нахожусь?

Мысли путались, от ужаса я уже не понимала, что происходит. Страх подкатывал к горлу, а в голове билась одна мысль: «Главное – выжить!».

Рядом, не очень далеко от меня – это я отчётливо услышала – заржала лошадь.

Стоп!

А лошадь откуда? Меня что, похитили?

Я с трудом повернула голову на бок и приподнялась на руке, чтобы оглядеться вокруг и понять, что происходит, и где я.

Я лежала достаточно высоко над землёй, перед глазами у меня были какие-то деревянные доски, вроде как низкая изгородь. Значит – догадалась я – лежу на какой-то телеге с сеном…

Глава 1

Рядом, недалеко горел костёр, и возле него на корточках сидел крупный красивый мужчина с короткой бородой, с длинными волосами и большими руками. Он был как-то интересно одет в старинные славянские одежды – на нём была рубашка-косоворотка, подвязанная поясом, тёмные широкие штаны и сапоги.

Первая мысль, которая возникла у меня в голове – у меня галлюцинации от удара головой, вторая – я нахожусь в какой-то секте, а третья – Виктор, скорее всего, продал меня в сексуальное рабство.

Пот выступил на лбу, и я подумала: «Значит, сейчас со мной был этот мужчина, а не мой муж, потому что Виктора я и близко не вижу. А так же не слышу, что бы где-то работала машина или какой-то транспорт отъезжал от этого места…», – меня кинуло в жар от данной мысли.

По спине пробежали мурашки, и тело сковала паническая атака. Я попробовала пошевелиться, и подо мной скрипнула телега.

Мужчина поднялся от костра и направился в мою сторону.

Я в ужасе смотрела на то, как он приближается, и моё тело стало потряхивать мелкой противной дрожью. Я даже пыталась отодвинуться от края телеги, но со связанными руками у меня не получилось этого сделать.

А мужчина наклонился, посмотрел на меня, погладил по голове и сказал:

– Ну, как ты? Тебе лучше? Воды дать попить?

Я мотнула головой утвердительно, потому что боялась произнести хоть слово, да и в горле реально пересохло от страха.

Он поднёс глиняную кружку к моему рту, и я выпила воду большими глотками.

– Спи, Лада. Мишутка и Лиза спят на сене, я им постелил возле костра. С ними всё в порядке. И тебе нужно поспать и набраться сил. Скоро будем дома.

Он поправил покрывало и снова погладил меня по голове.

Какой Мишутка? Какая Лиза? Кто они?

Почему я здесь?

Голова раскалывалась от мыслей, и каждое движение головы отдавалась болью в висках. Сейчас бы таблеточку парацетамола не помешало, но просить её у этого странного мужчины я не буду. Я слышала, как он ходит возле телеги и подкидывает дрова в костёр.

Мои руки были связаны спереди, я их тихонько подтянула к себе и попыталась зубами развязать верёвки, но у меня ничего не получилось. Погрызла их, но верёвки были жёсткими и не поддавались.

Была ещё одна проблема: если я начинала шевелиться в телеге, то она предательски поскрипывала, и мужчина подходил к ней, как бы проверяя меня. Я хотела дождаться, когда он уснёт, чтобы попробовать выбраться из телеги, но он не ложился долго, и мои глаза сами собой закрылись от усталости – я провалилась в сон…

* * *

Сон вернул меня домой, в тот день, когда всё и произошло…

Как всегда – классика жанра! – вернулась домой раньше обычного. Поднялась по лестнице, открыла ключом дверь в квартиру и увидела женские туфли на шпильке у себя в прихожей.

В сердце кольнуло от нехорошего предчувствия…

Я быстрым шагом прошла в нашу спальню и замерла на входе. Мой муж кувыркался с девицей, которая стонала под ним и царапала ему спину. Я задохнулась от злости и кинула в мужа свою сумку.

Он вздрогнул от неожиданности и повернул голову в мою сторону, а девица, увидев меня, вскочила и спряталась за мужа.

– Да как ты мог! – закричала я.

– Успокойся, Марина! Нам нужно поговорить! – забормотал Виктор, отводя от меня взгляд.

– О чём?!

Муж поднялся с кровати, накинул халат на плечи и подошёл ко мне.

Я начала его бить кулаками в грудь с такой силой, которой и сама от себя не ожидала. В этот момент не успела заметить его руку, но удар по лицу был очень сильный. От пощёчины в глазах всё поплыло, в ушах зазвенело, но я осталась стоять на ногах.

Виктор схватил меня за руку выше локтя и потащил меня на кухню.

– Я сказал: успокойся! – прошипел он мне в лицо.

Левая сторона лица горела, слёзы из глаз лились ручьём, а Виктор, с силой посадив меня на стул возле стола, взял меня за подбородок и сказал:

– Что ты хочешь? Развод? Ничего не выйдет, детка. Ты будешь хорошей девочкой, соберёшь свои вещички и почешешь на дачку к родителям. Поняла меня?

– Это – мой дом, и ты не посмеешь меня выгнать! – не сдавалась я, несмотря на побои. – Подонок! Свинья! Урод!

Виктор ударил меня по лицу снова, и от боли у меня наступило какое-то оцепенение. Из носа брызнула кровь, я подскочила и кинулась к двери. Было одно желание – убежать на улицу, подальше от него.

Виктор рванул за мной, крича при этом:

– Вернись, я сказал! Сука!

Я выбежала из квартиры и кинулась вниз по лестницы, но Виктор, догнав меня, схватил сзади за куртку и дёрнул на себя. Вырываясь, я выскользнула из не застёгнутой куртки, но споткнулась и полетела вниз, даже не сумев выставить перед собой руки. Я ударилась о ступени грудью и головой, и сознание моё отключилось.

Дальше не помню ничего…

Глава 2

Я резко проснулась и сразу же поняла, что окружающее меня сейчас – это вовсе не сон, и я лежу вот тут на телеге, а рядом со мной ходит этот большой мужик.

В голове после сна прояснилось, и я стала думать, как мне от него сбежать.

Понять бы ещё: в какую сторону мне бежать, и далеко ли до города.

Тут я услышала ржание и подумала, что можно же украсть лошадь и на ней сбежать. Я, правда, не умею, но жить захочешь – не так раскорячишься.

Но…

Нужно ещё от верёвок как-то избавиться. Руки уже серьёзно отекли, и очень хотелось в туалет.

Я подняла голову, чтобы оглядеться, кто чем занимается, да и оценить обстановку вокруг.

Мужик поил из деревянного ведра коня – или лошадь, я в этом плохо разбираюсь – рядом паслось ещё одно животное. Значит – лошадей две, это уже напрягает. Получается, что убежать верхом мне будет проблематично – мужик явно умеет ездить на лошади, в отличие от меня. Возле костра я увидела девчушку со светлыми косами, лет 11-12 – она мешала что-то в котелке. Недалеко от костра сидел на покрывале маленький светловолосый мальчик и играл с какой-то деревянной игрушкой, похожей на коняшку.

Мои наблюдения прервала волна боли, которая внезапно накатила на меня. У меня болело всё: спина, руки, ноги – было ощущение, что меня били палками не один день.

Я села в телеге – нет смысла притворяться спящей. Нужно узнать, что этот мужик от меня хочет и какой выкуп потребует, если что – продам дачу родителей и поживу в квартире подруги.

Девчонка, увидев меня, сидящую в телеге, тут же повернула голову в мою сторону, посмотрела на меня и улыбнулась.

– Лада! Какая радость! Как хорошо, что ты проснулась, я уже подумала, что тебе совсем плохо. Ты спала вчера весь день после того, как упала с чердака. Помнишь?

Я помотала головой…

С какого чердака? Почему я Лада? Кто эта девочка?

– Я хочу в туалет. Развяжите меня, – попросила я, откладывая все остальные вопросы на потом.

Девчонка повернулась и посмотрела на мужчину.

– Я развяжу тебя, если дурить не будешь, – как бы отвечая на взгляд девчонки, сказал мужик.

– Хорошо. Обещаю, – согласилась я, не понимая его слов про «дурить не будешь».

Мужик подошёл ко мне, достал нож и разрезал верёвки на руках.

Я потёрла запястье и попробовала перегнуться, чтобы слезть с телеги. Но бородатый подхватил меня на руки и, сняв с телеги, поставил на землю.

Я тут же отшатнулась от него, и он меня отпустил, сказав при этом:

– Далеко не ходи. Это не наш лес, и я его плохо знаю. Нарвёшься на медведя или волка – отбить тебя могу и не успеть.

Какой медведь! Что он несёт!

Я посмотрела на телегу, там стоял сундук и какие-то узлы. Возле телеги тоже были сложены узлы, один на один.

Я обошла телегу и пошла к деревьям, не удаляясь далеко от нашего странного лагеря…

Перед тем, как сделать свои немудрёные дела, я обратила внимание на то, как странно я одета: на мне было длинное платье и какой-то фартук, который одевался через голову; нижнего белья нет, и на телеге я его не заметила.

Значит, этот урод вчера переодел меня, снял трусы и куда-то их дел…

Ладно, не умру без них.

Я прислушалась и не услышала звуков города, а ещё…

Лето! Вокруг стояло лето!

Как сейчас может быть лето?

Ведь когда я упала – была осень!

Нет, я не могла так долго в коме пролежать, и кто бы за мной так долго ухаживал?

Где врачи, где больница, и потом – кто эти люди?

Где я нахожусь, и где Виктор, мой муж, в конце концов?

Я же не сошла с ума, посмотрев вокруг, вроде понимаю, что вокруг – лес, меня зовут Марина, мне 38 лет, а может…

Какой сейчас год?

И тут меня озарило – наркотики!

Они, видимо, мне дают какую-то траву или колют наркотики. Я посмотрела на локти, уколов нет, значит, всё-таки чем-то поят меня, каким-то снадобьем.

«Не дури!», – этот мужик сказал.

Так…

Нужно быть осторожнее, видно, из-за того, что я проспала два дня, из меня выветрилась эта дурь. Это хорошо, но непонятно: он же меня вчера поил, но на меня ничего не подействовало.

Странно…

Ладно. Сбегать в лесу нет смысла, посмотрим, куда мы на этой колымаге приедем…

Я вышла из леса к лагерю, подошла к костру и села на пенёк рядом с девчонкой.

– Мишутка к тебе просился, Лада. Весь день вчера маму звал. А ты спала и не слышала, – сказала девчонка.

Маму! Это мой ребёнок? Откуда? У меня нет детей!

Они меня с ума решила свести!

«Спокойно, Марина! Не показывай им своих чувств – пусть они думают, что ты та же, прежняя! Если они что-то заподозрят, то силой дадут наркотики, и ты совсем забудешь кто ты…», – подумала со страхом.

Девчонка подхватила мальчика и принесла мне. Ребёнок обнял меня и уткнулся носом в грудь. Ребёнок – ему где-то два года – меня узнаёт, и это тоже странно…

Может отняли у кого-то ребёнка и мне подсунули?

Ладно, ребёнка не обижали, когда я спала – уже хорошо. Хотя мужик всё-таки воспользовался мной, пока я в отключке была. Ну да, здесь же нет больше женщин – только я и девчонка. Как хочется помыться после этого мужика!

– Лиза! Еда скоро будет готова? А то нам пора уже ехать! – ага, а вот и он проявился.

– Да! Сейчас всем наложу!

Лиза ловко разложила кашу по мискам, раздала мне и мужику, сама села на покрывала, забрала у меня с рук мальчика и начала его кормить.

– Лада, ешь! Ты уже несколько дней не ела! Вон как похудела! Мишутку я покормлю, – сказала мне девочка.

Я попробовала кашу, и у меня заурчал живот. Каша была вкусная. Тем более, если придётся бежать, то лучше это делать на сытый желудок.

Мужик быстро съел кашу и стал запрягать одну из лошадей в телегу. Потом, ловко закинув узлы на повозку и посадив туда Мишутку, посмотрел на меня и сказал:

– Если ты будешь спать, то могу забрать мальчишку к себе!

Вот эта забота! С чего бы вдруг?

– Мне он не мешает, – ответила я и спросила. – Как долго нам ехать?

– Вечером будем на месте.

Я пошла к повозке, где этот мужик подхватил меня – чего я не ожидала – и посадил в телегу. Спереди пристроилась Лиза, и мы двинулись в путь.

Глава 3

– Лиза, а что со мной случилось? Я ничего не помню, – спросила я у девочки, когда поняла, что за шумом, что издавала наша телега при езде, мужик, который ехал впереди верхом на второй лошади, нас не услышит.

– Ой, Лада! Я думала, что ты не выживешь. Тебя ж очень сильно избил твой муж.

– Виктор?

– Какой Виктор? Малхор! Он тебя всегда бил. Я его очень сильно боялась! А в этот раз он прямо на рынке тебя избил! Ты что, не помнишь?

Я отрицательно покачала головой.

Какой рынок? Какой Малхор? Кто это такой?

Я опять ничего не понимала…

А девочка продолжила:

– Никита… – она показала головой на всадника. – Помог тебе корзинку поднять на телегу. А Малхор – как это увидел – как с цепи сорвался. Давай бить тебя прямо при всех возле телеги, да ещё и ногами. Никита увидел, подошёл и врезал ему. Кто ж знал, что этот Малхор пролежит без сознания и помрёт через неделю. Как я радовалась за тебя! Такой дом тебе достался, хозяйство, и ты – вдова! Староста позавидовал на твой дом! Малхор, хоть и плохой был человек, но рукастый мужик! Всё в дом тащил… Не помнишь? Ладно, может, ты память потеряла после падения с чердака?

– А как я на чердаке оказалась? И что мы делаем тут, раз я вдова и у меня дом большой? Где этот дом?

– Ой, Лада! Видно, это от горя у тебя плохо с головой. Староста решил силой тебя замуж за Никиту отдать. Никита пришёл к старосте свататься и пообещал твой дом оставить ему! Как ты плакала, горемыка! Как ты уговаривала старосту так не поступать с тобой! Мне тебя было очень жалко! Ты такая красивая, молодая, только вдовой стала, и – опять замуж! Да за кого? У него ж кулачища – во! – тут Лиза показала на две свои руки.

Да я и сама уже ощутила силу Никиты – он меня как пушинку на телегу закинул.

А девочка, посмотрев в спину мужика, продолжила чуть тише:

– Он, конечно, завидный жених! Все наши по нему вздыхают! Одно слово – кузнец. Но зачем тебе – вдове, только освободилась от мужа! – опять замуж! Ты ж могла теперь жить как хочешь, и никто слова тебе не сказал бы. Тяжело без мужика, но не такой красивой вдове. Нашла бы, кто тебе смог помочь! А тут… Как пришли они со старостой в дом к тебе – ты сказала, что не бывать этой свадьбе! Если силой тебя женит староста, то ты и дитя зарежешь и дом сожжёшь вместе с собой. Схватила головню из печки, и – на чердак. Никита кинулся за тобой и там пытался тебя поймать, но ты оступилась и упала в незагороженный проём над сенями. Пока была без чувств, староста тебя замуж отдал – печать на руку сам поставил. Мне велел за тебя отвечать. Никого кроме меня нет у тебя, я одна – твоя сестра – и осталась…

Тут моя новоявленная сестра примолкла, а я подумала: «Вот дела… Моя сестра? Какая сестра?», – я смотрела на Лизу и не понимала: это сон, или я так с ума схожу. – «Как же складно всё придумано, это ж кто у нас тут фантазёр такой?»…

– Что было дальше? – спросила я, хотя у меня уже опять голова начинала болеть от всего этого.

– Как отдали тебя замуж – староста слова прочитал над тобой. А я плакала и думала, что ты тоже, как и Малхор, умрёшь – ведь ты была без сознания. А жёнки старосты вещи наши с тобой в узлы повязали и в телегу покидали. Мишутку вывели и сказали на меня, что езжай, мол, ты должна быть с сестрой.

Это была какая-то фантастика. Помню, смотрела фильм: «Холоп», так там отец парню устроил жизнь в деревне на исправление, как будто он в прошлое перенёсся. Мы ещё с мужем смеялись, что это – крутой бизнес-проект.

Только…

На меня Виктор вряд ли бы такие деньги тратил, и для чего ему это?

Я ехала и молчала. В голове была каша от всего услышанного, но анализировать голова ничего не хотела. И как только я начинала переваривать слова Лизки – она начинала болеть ещё сильнее.

Так я сидела и рассматривала своего нового мужа, который ехал впереди на коне, потом мне надоело на него смотреть и я просто глазела по сторонам, осматривая достопримечательности, так сказать, но кроме бесконечных деревьев – ничего не было. Вдоль дороги не было видно даже электрических проводов и столбов.

– Прости меня, Лада. Я не могла ничего сделать! Меня никто не слушал. Он уже застолбил за собой право быть твоим мужем. Ночью взял тебя, пока ты была во сне. Теперь твоё согласие и его право на тебя никак не оспорить, – виновато объяснила якобы «моя сестра».

Да, это я помнила. Как он «застолбил» своё право!

Я со злостью посмотрела в спину этому мужику. Маньяк какой-то!

Что за средневековье такое! Какое у него на меня право?

Как вообще можно изнасиловать человека и считать его своей женой?

– Это мы ещё посмотрим! – вырвалось у меня.

– Ничего не выйдет, Лада! Они тебе на запястье уже клеймо поставили!

Я посмотрела на запястье – действительно, там стояло клеймо. А вот на другом запястье клеймо тоже было, но перечёркнутое, как будто стёртое.

– А это что? – я показала Лизе на зачёркнутое клеймо.

– Видно, совсем тебе плохо было, Лада! Ты же сама перечеркнула клеймо на сожжении мужа. Вдова берёт палку из костра мужа и прикладывает себе на руку. Только так муж может отпустить тебя из своей жизни. Ваша семья сгорает вместе с ним, и ты становишься свободной.

Это уже вообще какой-то ужас!

Ещё и клеймо мне поставили. Что за игры идиотские?

Клеймо, наряды, порядки какие-то странные…

Посмотрела на руки – руки вроде мои, только маникюра нет…

Не иначе, как меня продали куда-то в захолустье, в рабство, в какую-то секту. Было ж в новостях про каких-то сектантов, там целые посёлки в лесах есть, и люди квартиры свои продавали, чтобы к ним попасть, и уходили туда жить, отказавшись от всего мирского. Наверное, и мой драгоценный муж от меня таким образом избавился.

Хотя…

Не убил, не покалечил – и то хорошо. А то сидела бы сейчас овощем в инвалидном кресле, и наследство всё мужу бы досталось. У меня мурашки по спине побежали от мыслей, что пришли в мою шальную голову.

Странно то, что я не помню большой промежуток своей жизни. Где была и что делала все эти дни?

Вернее – с осени до сегодняшнего дня, а сегодня у нас – начало лета, судя по погоде и природе.

Глава 4

Закат мы провожали, пока ехали по полю. Я плохо разбиралась по росткам на поле, что это растёт: пшеница или рожь. Но поле мне показалось бесконечным.

Если есть поле – значит, и посёлок недалеко. Наконец-то мы скоро будем среди людей, и этот маскарад закончится.

Мальчик спал у меня на руках, он вообще старался не отходить от меня.

Я так мечтала о ребёнке – долго и мучительно. Не раз просила мужа взять из детского дома малыша, но он был против этого, говорил, что сами родим. Сколько слёз, лечения, даже, послушав бабок, в храм ездила, и ничего не помогало. А теперь эти люди говорят, что это – мой ребёнок.

Я рассматривала его: он был светловолосый, большие карие глаза с большими ресницами и ямочки на щёчках. Он бы был красивой девочкой. Такое лицо – для девочки мечта, а тут мальчишка.

Я нюхала его макушку, он там вкусно пах каким-то сладким молоком – или это сено так на меня влияло? – к вечеру стало холодать, и я завернула малыша в покрывало.

Где же мама твоя, малыш? Как женщина могла отдать такого маленького на съёмки?

А вдруг у меня с крышей не всё нормально? Вдруг он упал бы с телеги и покалечился?

Как-то странно…

Никаких квадракоптеров для съёмок, и такая большая территория задействована…

Не пойму: зачем столько денег вложено, и для чего это сделано?

Пока одни вопросы и ни одного ответа…

После очередного холма в долине я увидела огни деревни. В домах светились огоньки, и мы к ним приближались. На душе стало радостней – скоро я увижу людей.

Как мне надоело трястись в этой телеге, и когда уже это закончится?

Но когда мы подъехали к деревне, и я увидела, что это не фонари, а факелы, то с грустью подумала, что театр продолжается, и нормально помыться и сходить в туалет, видимо, не удастся.

Мы подъехали к крайнему тёмному дому, он был как бы на холме, и остановились.

* * *

Кузнец, спрыгнув с лошади, прошёл вперёд, открыл нам ворота и завёл телегу во двор.

– Заходи, хозяйка! Теперь – это твой дом, – сказал он мне и открыл дверь в дом.

Я вылезла из телеги и пошла в дом вслед за кузнецом. Он зажёг факел каким-то камнем – я так и не поняла, как он это сделал – и осветил большую комнату этого деревенского дома.

На полу лежал самотканый длинный ковёр. Справа была большая печь – я такую видела в деревне – слева был стол с лавками, и возле него стоял буфет с посудой. Над столом висел образ богородицы с лампадкой.

Кузнец зажёг лампу, которая висела на цепях посреди потолка, и поставил факел возле печи в специальную подставку.

– Дрова для печи сейчас принесу. Справитесь сами затопить печь? – спросил он.

– Справимся, батюшка. Где мне спать с Мишуткой? – спросила Лизка за спиной.

– Пока – на печке устроишься, а завтра – разберёмся, – ответил кузнец.

Лизка передала ему Мишутку, чтобы он положил его на печку, и стала суетиться возле печки. Я же стояла посреди дома и не могла поверить, что это – не конец, и дурацкое представление продолжается.

Я подошла к столу – там стояла крынка молока и хлеб, накрытые рушником – села на лавку и впала в ступор.

Этого не может быть, что это? Это мне что, испытание?

– Лиза, а город далеко? – спросила я.

– Далеко, Лада! Здесь в основном одни деревни! Но раз в месяц мы ездим туда, если есть что продать. Я думаю, что Никита часто туда ездит, он же кузнец! Он – как и староста – многое может себе позволить. Эта деревня больше нашей – здесь и мельница, и кузня – и на рынок мы сюда приезжаем, Так что, тебе повезло. Жены у Никиты нет – ты одна здесь хозяйка!

– Так я ж вроде его жена и есть! – не поняла я.

– Правильно, но ты забыла, что Малхор имел ещё и старшую, да зашиб её, вот тогда ты и стала старшей женой. А так она тобой помыкала.

Мамочки, куда я попала?

Средневековье какое-то! Многожёнство!

Только этого мне не хватало…

Это уже даже на кино не смахивает.

Ладно, главное – узнать в какой стороне город и доехать до него, там уже – в полицию, и всё это закончится.

Лиза суетилась вокруг печки и как-то для такой маленькой девочки очень ловко со всем управлялась. Мне даже стыдно стало за своё бездействие.

– Давай я тебе помогу! Лиза, говори, что делать. Что ты сама всё суетишься.

– Так я – привычная. Нужно поесть хозяину приготовить, а то если кулаком своим стукнет – так нас тоже спалят на огне погребальном.

Я хмыкнула – пусть попробует только тронуть. Чем-нибудь как огрею – мало не покажется. Потом «заяву» в полицию накатаю, будет знать, как в образ входить.

Лиза ловко поставила чугунок на огонь, показала на корзину с картошкой, и я села её чистить. В этот момент в дом вошёл кузнец, положил на стол что-то завёрнутое в полотенце и поставил ведро воды.

Я развернула тряпицу и увидела солёное сало. Так это праздник уже. Сейчас мы его и пожарим с лучком.

Я покидала картошку в кипящий чугунок. Лиза же поставила в другом чугунке варить яйца, и обе посудины задвинула подальше в печь. За печкой я нашла на стене лук, уже засохший. Ну ладно, сойдёт, а завтра посмотрим все запасы кузнеца, раз он решил сделать меня хозяйкой. Попляшет теперь муженёк…

Через час у нас с Лизой был накрыт стол. На столе стоял чугунок с картошкой, которая сверху была засыпана шкварками сала и жареным луком.

– Я ещё такого не пробовала, но пахнет вкусно. Где ты такому научилась, Лада? – спросила Лиза.

– А чему тут учиться? Картошка, сало, лук… Что тут такого? – удивилась я.

В этот момент в комнату зашёл кузнец.

– Садись к столу, батюшка, – предложила Лиза и отошла от стола.

Якобы мой муж посмотрел на меня с хмурым лицом, сел за стол и махнул нам с Лизой, чтобы тоже садились.

Мы уселись напротив кузнеца, но ему это явно не понравилось, и он буркнул, обращаясь ко мне:

– Сядь рядом! Ты – жена и хозяйка этого дома!

«Хорошо, если ты так хочешь – то я сяду…», – подумала я и пересела рядом.

Кузнец, положив в глиняные плошки еду мне и Лизе, начал есть.

Мы ели молча, мне даже странно было, что кузнец ничего не налил себе выпить.

Неужели этот холостяк ничего не пьёт? Неужели он такой одиночка?

Но кто-то же принёс ему молоко и хлеб. Значит, не такой уже монах сидит рядом со мной.

После ужина мы с Лизой убрали со стола и помыли посуду. Я нагрела воды, разбавила её в ведре холодной и пошла на двор обмыться. Не при этом же чурбане мне мыться!

Полила на себя с ковшика и только обтёрлась полотенцем, чтобы одеться, как увидела за спиной у себя кузнеца. Он стоял и смотрел на меня, абсолютно не стесняясь. По спине поползли мурашки. Кроме ковша – ничего рядом, чтобы врезать ему. Он протянул мне ночную рубашку.

– Завтра покажу тебе купальню. А сейчас идём спать, надеюсь, не нужно тебя связывать?

– Зачем? Можешь стукнуть меня и взять опять бесчувственное тело. Ты ж у нас походу – некрофил. Сколько тебе за это платят, извращенец?

– Платят? Некро… Кто? Ты – моя жена, и я имею право на тебя! Но если тебе так противно – я не трону тебя. Но первая ночь принадлежала мне по праву… – он сверкнул глазами и ушёл в дом.

Глава 5

В доме было темно. Я поискала уступ, чтобы забраться на печь к Лизе, но кто-то схватил меня сзади за платье и потянул вниз.

Я обернулась – сзади стоял кузнец.

– Я тебя не трону, но спать ты будешь в моей постели. Или ты пойдёшь сама – или я опять тебя свяжу и положу в кровать силой.

Гнев поднялся во мне волной, аж зубы скрипнули.

«Только тронь меня!», – подумала я. – «Отравлю чем-нибудь, урод!».

Но делать нечего, и я пошла следом за ним. Мне пришлось ложиться в кровать с чужим мне мужиком, да ещё и под одним одеялом. Я насколько могла, отодвинулась от него на край кровати и решила, что уж легко я ему не дамся: или поцарапаю или укушу – если тронет меня – это точно.

При всей своей воинственности, через несколько минут я уснула крепким сном и даже не проснулась, когда кузнец утром встал и ушёл…

Я проснулась очень поздно по меркам деревни. Насколько я знала, в деревнях встают рано, ещё на восходе солнца. Лиза вовсю шуршала на кухне и гремела посудой, но меня не пришла будить. На самотканом коврике, на полу сидел Мишутка и играл со своим деревянным конём.

– Доброе утро, Лиза! Доброе утро, Мишутка! – поздоровалась я.

– Доброе! Я вижу, что у тебя всё хорошо! Ты улыбаешься! Значит, Никита показал себя очень хорошим мужем! – затараторила Лиза.

– Почему ты так решила? – удивилась я.

– При Малхоре ты вообще не улыбалась. Только плакала по ночам, когда он засыпал. А сегодня я не слышала твоего плача ночью, да и сейчас не вижу слёз на твоих щеках.

Я удовлетворилась таким странным объяснением и спросила:

– А где мой так называемый муж?

– Он ушёл со столяром договариваться, чтобы этот человек сделал нам с Мишуткой кровать. Представляешь: у меня будет своя кровать! Как у принцессы! Я себе матрас сама сеном набью.

В этом была такая не поддельная радость, что я смутилась. Может, Лиза всю жизнь живёт в деревни, и не видела кровати, а сейчас ей платят за спектакль, и ей так легко всё даётся. До какой степени всё правдоподобно, что я начинаю сомневаться во всём этом.

– Пойду, умоюсь, – объявила я Лизе.

– Да, пойди. Там на улице у входа кадушка с водой. Никита уже наносил целую.

Я вышла на улицу, было очень светло, и солнце уже хорошо припекало. Двор был широкий, и такой порядок на нём был, что диву давалась.

Я наклонилась к кадушке и…

Чуть не завизжала от неожиданности – на меня оттуда смотрело чужое лицо!

Я потрогала себя. Ещё раз посмотрела на отображение своего лицо в воде, и это меня вогнало в ступор.

Что с моим лицом? Они мне что, сделали пластическую операцию?

Я посмотрела на руки – вроде мои, только какие-то утруженные, как у деревенских женщин. Ладно, отмочим в ванночках, маникюр сделаю, только ногти нужно отрастить.

В этот момент из двери выглянула Лиза и что-то вылила из ведра прямо во двор.

– Лиза, что с моим лицом? – спросила я с испугом.

Лиза нахмурилась, подошла ко мне поближе, посмотрела на меня и ответила:

– Не вижу ничего особенного… А что с твоим лицом? Вроде обычное лицо. Синяк только на щеке, но так это ты ударилась, когда падала. Бабка Манка сказала, что это красоты не испортит, всё пройдёт. На девках и не такое заживает!

– Лиза! Это не моё лицо! – настаивала я.

Лизка остановилась, внимательно посмотрела на меня, потрогала мне лоб.

– Лада, тебя нужно к деду-шаману везти! Ты повредилась умом! Ничего не помнишь! Лицо не твоё! Ты меня пугаешь! Я скажу Никите, пусть везёт тебя, пока ты нас не зарезала, как Авдотья!

– Какая Авдотья? – сказала я и осеклась, потому как Лизка молчала и смотрела на меня с подозрением, нахмурив брови.

Я посмотрела ещё раз в отражение и подумала: «А что если этот шаман и даёт какие-то зелья, чтобы никто ничего не помнил? Вот я попала!».

– Ладно, Лизонька! Успокойся! Я уже почти всё вспомнила. Только в этой кадушке я не узнала своё лицо. Видно, синяк меня напугал, – соврала я, испугавшись лечения у какого-то шамана.

Лиза ещё раз посмотрела на меня с недоверием, всплеснула руками и пошла в дом.

«Нужно как-то её успокоить и притвориться, что я всё вспомнила. Но как?», – подумала я, умылась и пошла в дом.

Тяжёлые мысли о том, что теперь меня вряд ли кто дома узнает, не давали покоя. Родных нет, подруга за границей, а муж походу сделал всё, чтобы меня не нашли. Ни телефона, никакой связи, да и где я нахожусь даже примерно – не знаю. Если я даже полицейским скажу кто я – моё фото мне не подходит. И меня точно упекут в психушку. Это сделано всё специально, чтобы я не смогла вернуться никогда.

Я зашла в дом, села за стол, и мне себя стало так жалко, аж до слёз.

– Лада, не расстраивайся, синяк почти сошёл. А ты такая красавица, что все вокруг завидуют тебе, – стала утешать меня Лиза.

Она гладила меня по голове, а у меня текли слёзы от бессилия и беспомощности, что у меня нет ни документов, ни денег, и искать меня никто на этом краю жизни не будет.

Я пошла, легла на кровать и разревелась уже в голос. Лиза меня как могла успокаивала, но истерика не проходила, и объяснить я ей ничего не могла, как такое можно рассказать, чтобы тебя не посчитали сумасшедшей. Потом она принесла мне кружку с каким-то отваром.

Я слышала, как заходил кузнец, как он о чём-то разговаривал с Лизой, но я не прислушивалась, мне как-то стало безразлично все вокруг, а потом я провалилась в сон. Видно, всё-таки Лиза какой-то травы мне дала, что я уснула.

Глава 6

Проснулась я ночью от того, что меня прижимал к себе кузнец, и мне – на удивление! – как-то спокойно стало, как в детстве. Было и страшно, потому что я понимала, что справиться с этим мужчиной физически не смогу.

Но…

Было и надёжно, даже со своим мужем я никогда не чувствовала себя настолько защищённой.

Удивительно…

Я всегда была независимой. Впереди планеты всей. Работала наравне с мужем, все доходы и расходы пополам. Может, поэтому я никогда и не чувствовала себя так надёжно. Как говорится, не было ощущения: как за каменной стеной!

Я попыталась отодвинуться на безопасное расстояние, но кузнец тут же подвинул меня опять к себе.

Ладно, я ж – не красная шапочка, кузнец – не волк, чего мне бояться?

Я лежала и, закрыв глаза, думала о том, как мне быть дальше. Без денег отсюда невозможно уйти. Как-то спектакль затянулся, и никто не прокололся за это время – это странно.

Я не верила, что меня вот так могло закинуть в какой-нибудь параллельный мир или в прошлое. Ну, это только в книгах бывает. Я ещё никого не встречала, чтобы вот так человек прилетел из будущего. В тоже время по новостям видела, что есть целые посёлки отшельников, которые вот так живут, и их всё устраивает…

Может, меня им в рабство продали?

Странно, что нигде не видно следов цивилизации, ну не в прошлом же я!

И в то же время мурашки бежали по спине при мысли: «А что если мне вот так повезло!».

Тогда…

Надо тогда думать, как тут выжить, и я по примеру Скарлетт из «Унесённых Ветром» решила, что я подумаю об этом завтра и решила выспаться…

Утром, когда кузнец опять неслышно покинул кровать, я встала.

Лизы в доме не было, а Мишутка сидел на полу и что-то ковырял в половике.

Я решила осмотреться и найти себе дело. С другой стороны печки была ещё одна комната, и все вещи были сложены там. Нужно всё разобрать и навести порядок.

Тут пришла Лиза – принесла воду.

– Доброе утро, Лиза, – поздоровалась я и услышала вопрос:

– Всё хорошо? Я так за тебя переживала, и Никита места себе не находил весь вечер.

– Всё хорошо. Давай мы с тобой займёмся домом. Расскажи: что тут и как, чтобы я могла тебе помочь.

– Коровы у нас нет, и это плохо, Лада. Молоко можно только выменять у соседей или у старосты со скотника взять. Хотя бы козу завести нам нужно… Никита заказал мне с Мишуткой кровать, сегодня должны привезти…

– Хорошо. Где он сам? – я уже сидела за столом с кружкой молока и хлеба.

– Он – в кузне.

– Хорошо. Пусть работает. А где ты берёшь воду?

– Из реки ведром ношу.

– Тут есть река?

– Да, за домом прямо.

Так, нужно обследовать территорию…

Я встала, взяла ведро и пошла за дом, чтобы посмотреть и где река, и как здесь воду набирают.

Передо мной открылся потрясающий вид. Я стояла над обрывом, а внизу текла широкая река. Передо мной был сделан помост и лестница к воде. На помосте находилось деревянное ведро с верёвкой.

Я посмотрела вдаль – не видно ли каких электрических вышек за лесом? – но дальше река делала петлю, уходя за лес, и я не увидела никаких признаков цивилизации.

На берегу лежали перевёрнутые лодки, на палках были растянуты сети. Какой-то мужик покрывал смолой дно лодки. Вокруг были видны бескрайние леса, справа за посёлком – бесконечные поля с посевами. От нашего дома вниз уходила деревня, так же она перетекала на другой холм. Дома утопали в садах, а вот по улицам ни деревьев, ни даже кустиков не росло.

Вдали между холмами была видна мельница с колесом. К ней от реки была проведена канава, по которой текла вода. Канава была оббита деревянными досками, и люди прямо из неё набирали себе вёдрами воду. Возле мельницы домов не было.

«Это ж сколько денег нужно было потратить и на всю эту массовку, и на строительство? Нет, моему мужу это не по карману!», – подумала я, и холодок пополз по моей спине.

Ладно, доберёмся до города, и всё станет на свои места!

А сейчас мой мозг не хотел всё это анализировать и сравнивать. Я просто боялась себе признаться в очевидном и успокаивала себя тем, что всё это – подстроено, что всё это – розыгрыш.

Да и кто в здравом уме поверит, что ты находишься или в прошлом, или в другом мире?

Вот и я всеми силами в это не верила и гнала эту мысль от себя поганой метлой.

Я оставила ведро у помоста, решив обойти дом и осмотреться.

Позади дома я увидела навес с кирпичной печью. Оттуда раздавался звон молотка о наковальню, и мне стало любопытно. Я никогда не была на кузне и не видела этого волшебства.

Мой кузнец был раздет по пояс, на нём был длинный кожаный фартук, волосы были завязаны шнурком и собраны сзади в хвост. Он сначала стучал молотом по какой-то раскалённой штуковине, а потом нёс её к сделанному в углу колодцу из кирпичей, опуская в воду эту болванку с шипением и паром.

И тут я увидела возле стойки навеса красивую темноволосую девушку с длинной косой, которая держала в руках крынку, видимо, с молоком.

Никита повернулся к ней, взял из её рук крынку, отпил немного, отдал кувшин обратно, а потом взял какую-то штучку из её рук, повертел и положил на наковальню.

А у меня вдруг…

У меня в душе что-то неприятное от этой сцены поднялось к горлу…

Вот это да! Марина, да ты собственница!

Мужик насильно переспал с тобой, а ты его уже своим считаешь!

Я передёрнула плечами, вспоминая нашу ночь с ним. Лиза ж говорила, что кузнец – завидный жених, и что-то ещё про многожёнство говорила.

Ну уж нет, тогда уж лучше вдовой быть! Я вот такую змею терпеть возле себя не буду!

Я стояла, смотрела и не могла решить, куда же мне идти: назад в дом или в кузню, и в этот момент кузнец обернулся и посмотрел на меня, у меня сердце ухнуло вниз – то ли от страха, то ли от его взгляда.

Девушка тоже обернулась в мою сторону, посмотрела на меня с нескрываемой ненавистью, прижала к себе крынку и не спеша, как будто она здесь королева, пошла к посёлку.

Ладно…

«Я же – взрослая женщина, чего мне бояться…», – подумала я и сделала шаг к кузнице.

– Доброе утро! – поздоровалась я, кузнец поднял бровь и взглянул на меня удивлённо. – Я хотела посмотреть кузню, не помешаю?

– Нет.

– Что ты куёшь?

– Шпильки для мельника, – Никита при этих словах шагнул ко мне, а я, отшатнувшись, упёрлась спиной в стойку навеса.

Этот мужчина меня подавлял, я боялась его, и в то же время что-то внутри тянуло меня к нему, но я гнала это от себя.

Он протянул руку и убрал прядь с моего лица. Погладил щёку, где был синяк, нахмурился, но ничего не сказал.

– Не буду мешать тогда, работай, – сказала я и, развернувшись, пошла к дому.

Я прямо спиной ощущала его взгляд, мне хотелось повернуться, чтобы посмотреть ему в глаза, но гордо подняв голову, я зашагала к месту, где стояло моё пустое ведро.

«Только не хватает мне ещё в него влюбиться!», – думала я и с раздражением пыталась наполнить ведро водой.

Как же неудобно здесь набирать воду!

Можно было колодец выкопать и сделать канализацию…

Это я уже размечталась…

Нужно срочно к цивилизации двигаться. Предчувствие какое-то неприятное от этого всего. Ну не может такого быть, чтобы такой большой посёлок был оторван от цивилизации…

Или меня так хорошо разыгрывают?

Я зашла в дом и посмотрела, что готовит Лиза – это была какая-то похлёбка.

– А где ты яйца берёшь? Я не видела тут кур у кузнеца, – спросила я.

– Это всё Никита, ему все приносят, за работу.

– Какой завидный жених! Всё ему приносят! – съязвила я, меня почему-то это раздражало. – Лиз, а до Москвы далеко?

Лиза повернулась и, нахмурившись, переспросила:

– Что такое Москва? Посёлок или город?

– Ну, это очень большой посёлок! – я смотрела на Лизу и не могла понять: она что, притворяется или действительно о Москве ни разу не слышала?

– Я не слышала про такой, – ответила девочка. – Спроси у Никиты, он в городе бывает, может, и знает, где такой посёлок. А зачем он тебе? – Лиза пожала плечами.

Я задумалась: «Её может такого быть, чтобы никто про Москву не слышал…».

Ладно, ещё не вечер. Нужно как-то здесь улучшить условия жизни и жить, пока денег не соберу…

Деньги!

– Лиза, а деньги у нас есть?

– Лада, у кого это у нас? Деньги – у мужчин! И зачем они женщине? Мужчина даст, если попросишь, и купит, что нужно! Он должен о нас заботиться, если он не будет тебя кормить или одежду покупать – можно пожаловаться старосте. Но никто не жалуется, за мужчиной лучше жить, чем прислугой домой вернуться.

– А если побьёт? Тоже можно старосте пожаловаться? – тут же взъерошилась я.

– Можно! Староста вернёт недовольную жену домой к родителям!

– А если нет родителей?

– Тогда – к дядьке или к брату, и тогда замуж они тебя отдадут! Лада, странно, что ты у меня всё это спрашиваешь! Ты же это знаешь и без меня! – уже с раздражением ответила Лиза.

Вот это да, я чуть не прокололась!

Опять девчонка будет думать, что у меня что-то с головой не в порядке…

– Ладно, что разговоры разговаривать? Давай-ка обед готовить! – перевела я разговор на другую тему. – А давай драники сделаем! Картохи, вон, много у нас! Вчера кто-то целый мешок притаранил!

– Драники… Притаранил… Лада, я что-то не понимаю…. О чём ты говоришь? – Лиза смотрела на меня и хлопала глазами.

– С моё поживёшь – не тому научишься! – не стала объяснять я. – Где у нас тёрка?

– А что это такое – тёрка? – опять не поняла девочка.

– Железяка с дырочками! Не видела здесь у кузнеца?

– Нет!

– Ладно, пойду у него спрошу!

Я решительным шагом подошла к Никите – от него как раз отходил какой-то мужик – и спросила:

– Мне нужна тёрка! Где её взять?

– Что такое тёрка? – теперь переспросил уже кузнец.

– Железяка с острыми дырочками, чтобы продукты тереть. Морковку, картошку…

– Хм… Тереть – это измельчать? Как я понял… – догадался кузнец. – Но ведь можно просто мелко порезать?

Не дождавшись от меня внятного ответа, он стоял и молчал в раздумьях.

– Хорошо, давай я сделаю тебе твою тёрку, – наконец сказал он. – Только скажи, как она выглядит…

А я смотрела на кузнеца и не понимала: это он так издевается надо мной?

Неужели никто до сих пор не приносил ему тёрку в ремонт?

Или он – один кузнец на округу! – никогда тёрку никому не делал?

Тут я нашла какую-то щепку и нарисовала на земле квадрат с дырочками. Потом, покопавшись в железных обрезках возле наковальни, взяла тонкий лист железа и показала, как нужно его проткнуть во многих местах.

Никита взял у меня лист, приставил к нему гвоздь и застучал по нему молотком.

– Вот и отлично! – только и сказала я.

А кузнец посмотрел на меня как на сумасшедшую и стал дальше долбить этот лист.

На половине листа я его остановила и показала, как сделать при помощи более мелкого гвоздя другие дырки, поменьше, чтобы у меня было две разных тёрки.

Я взяла у кузнеца свою тёрку и довольная пошла домой…

Лиза как раз начистила картошку, и я стала драть картофель на своей новой тёрке…

Через полтора часа на столе в глубокой миске стояла гора драников.

Мишутка сидел на коленях у Лизы и с большим аппетитом сосал драник. Он весь измазался в масле, но довольный не выпускал его из кулачка…

Я отложила в другую миску драников, положила сметану и пошла кормить на кузню своего мужа. Сразу покормить не удалось – в кузне находились какие-то люди, и я поставила миску на стол, наблюдая за тем, как кузнец подковывал чью-то лошадь.

Когда мой муж освободился, я подвинула ему миску. Он попробовал драник, и я увидела, как его бровь удивлённо поползла вверх. Значит, мне удалось удивить этого мужчину!

Я улыбалась себе мысленно: «Ну что, попался на крючок! Путь к сердцу мужчине через желудок ещё никто не отменял!».

Когда Никита уже доедал последний драник, как со стороны деревни послышались какие-то визги и крики, и я увидела, как по дороге от нас в конец деревни шёл взлохмаченный мужик и волочил по земле за волосы девушку. Бедолага хваталась за его рукав и громко визжала.

Все прохожие – и мужчины, и женщины – переходили на другую сторону и никто не вмешивался!

При виде такой безобразной сцены во мне такое поднялось! Такая ненависть и злость к этому мужику!

Я схватила длинную палку потяжелей – из тех, которые стояли у горна – и побежала к этой странной паре. Как я не покатилось кубарем с бугра – не понятно, но летела я быстро!

Со всего маха я ударила мужика палкой по спине, потом – ещё раз, а потом…

Я била этого урода, пока палка не сломалась.

Тут мужик развернулся ко мне и замахнулся кулаком. Я даже не поняла в горячке, когда кузнец меня схватил и толкнул себе за спину.

Драка сама собой остановилась, а мужик уставился на кузнеца, опустив кулаки.

Мне стало понятно, что этот урод кузнеца боялся, поэтому меня и не ударил.

– К старосте пошли! На суд! – пробасил мужик.

Он поднял девчонку, которую волочил до этого, и стал толкать в шею впереди себя.

Никита повернулся ко мне с поджатыми губами, сверкнул глазами, схватил меня за предплечье и поволок к дому старосты.

Пока мы шли к дому старосты, сзади нас постепенно росла толпа. Вся деревня шла на суд. Кого будут судить – я уже догадывалась, иначе не был бы этот драчун таким смелым.

В голове всплыли картинки, как людей сажают на кол, вешают или четвертуют…

А может, меня розгами побьют, для профилактики?

Я дёрнула плечами, отгоняя эти мысли. Если это всё постановка – то ничего со мной не сделают. Но страх никуда не делся, и мысль о том, что всё это может быть – меня настораживала.

Откуда им знать, как я поступлю, и как можно успеть подготовиться к моим выходкам?

Глава 7

Мы подошли к большому деревянному дому на площади с большим крыльцом-верандой – это был дом старосты.

– Староста, выходи! Верши свой суд! – гаркнул мужик.

Я оглянулась – виселиц нигде нет…

Может, пронесёт?

Вокруг нас уже собралось очень много людей – ещё бы, такой спектакль! Крутая массовка!

Особенно удивляли дети!

Они были грязные, полуголые, ковыряли в носу, и во мне стал зарождаться страх – сыграть ребёнок так точно не сможет…

На крыльцо вышел большой и какой-то квадратный бородатый мужик – так выглядели купцы на картинках в книжках. У него на шее висел какой-то медальон, я не могла разглядеть, что на нём нарисовано, наверно – символ власти. На кожаном поясе висел нож в ножнах с металлическими вставками, очень красивых и, видимо, очень дорогих.

– Рассказывайте! – крикнул староста.

В этот момент я увидела у него за спиной двух женщин: одна держала кулёк-свёрток с малышом, а другая была той девушкой, что я видела возле кузни с кувшином.

«А, так ты, наверное, дочь старосты?», – подумала я.

– Рассказывай! – потребовал староста у мужика, что избивал женщину, за которую я заступилась.

– Моя младшая жена… Это… Уже три года… Это… Не может дать мне наследника… – забекал-замекал сначала мужик, но постепенно его речь стала увереннее и осмысленнее. – А сегодня утром… Она потеряла дитё, которое носила. Я решил эту бракованную выгнать из деревни, чтобы никто потом не обвинил меня – Макара-скотника – в том, что если кто-то женится на ней, а она не родит ему дитя – это я виноват! А она… – тут он показал на меня. – Избила меня палкой! Совсем распустил кузнец жену! Чтобы баба на мужика руку подняла?! Так они скоро и командовать начнут!

Староста нахмурился и посмотрел на меня.

Я ждала фразы от него: «20 плетей ей за ослушание или побить её камнями!», – но он подбоченился, наклонил голову, улыбнулся и сказал:

– Ну что, Никита? Берёшь Соньку в служки? Это ж твоя жёнка её отбила у Макара!

На эти слова вся толпа зашумела, а кузнец, посмотрев на меня со злостью, ответил:

– Беру!

Побитый мною Макар толкнул Соньку к ногам кузнеца, плюнул и ушёл.

Староста поджёг палку от факела и отдал в руки Соньки. Та со слезами приложила её к запястью, громко закричала, уронила палку и с рёвом упала на колени перед старостой.

Я вырвала свою руку из хватки кузнеца, наклонилась к Соньке, обняла её и начала успокаивать, гладя её по голове. Кого больше я успокаивала её или себя – трудно было понять. Меня трясло от всей этой сцены мелкой дрожью.

А староста продолжил свою речь:

– А ты, Никита, проучи свою жёнку! Больно строптивая она у тебя! Засылай по осени сватов к Марьяне, сделаешь её своей старшей женой, и она наведёт порядок в твоём доме. Всех слушаться научит! – тут я заметила взгляд кузнеца, который смотрел на девушку, что поила его молоком в кузне.

А эта Марьяна улыбалась кузницу и куталась в шаль.

– Спасибо, староста! Я пока больше жениться не намерен. Дом маловат для двух жён. Как расстроюсь – так и порешу этот вопрос! – очень неожиданно для меня ответил мой муж.

– Мудрое решение! – староста похлопал кузнеца по плечу. – А с женой – разберись, а то твой дом скоро превратится в курятник, и хозяином в нём будет – не петух! – усмехнулся староста и приказал. – Всё! Закончен суд! Расходитесь по домам!

Прошло несколько минут, и толпа рассосалась, как будто никого возле дома старосты и не было.

– Пошли! – сказал, глядя на меня, кузнец.

Я подняла избитую девушку, обняла её, и мы пошли за Никитой домой. В конце улицы нас догнала полненькая женщина, кинула кулёк с вещами Соньки нам под ноги, плюнула и ушла.

Я посмотрела ей вслед и подумала: «Это, наверное, старшая жена Макара-скотника! Как говорится: муж и жена – одна сатана!».

Уже без драки и суеты я наконец-то смогла рассмотреть наше «приобретение» – Сонька была маленькая, немного больше Лизы. По дороге она всхлипывала и жалась ко мне…

Я завела нашу служку в дом и крикнула Лизке:

– Давай, девочка моя, нагрей воды в купальне. Соньку нужно помыть и переодеть!

Мы помогли Соньке помыться, я перевязала ей руку, посадила за стол и, достав из печки чугунок с драниками, наложила в миску девушки.

Она осторожно взяла один драник и, опустив глаза, съела его.

– Вкусно? – спросила я, а когда она кивнула головой, добавила. – Ну тогда не стесняемся, кушаем, а то ты совсем тощая!

Пока Сонька доедала драники, я пересказала Лизе все события сегодняшнего дня. Она же только закрывала рот рукой и охала!

– Лада! Тебя же Никита мог за это побить и выгнать! А как же мы с Мишуткой? Никита хороший, ни разу меня не ударил, Мишутку не обидел, он мне найдёт достойного мужа, – причитала девочка.

– Лиза, ты – ещё ребёнок, тебе рано про мужа думать. Тебе ещё учиться нужно! Вот каникулы закончатся – в школу пойдёшь… – нарисовала я перспективу Лизе, сама в это мало веря.

– В школу пойду? А где эта школа? Далеко идти? – приняла за чистую монету моё враньё Лиза.

– Не притворяйся, Лиза! Странно, что у тебя нет книг. Вам что, читать ничего не задали?

– Книг! Я читать не умею. Это мужчины могут, да и то – не все! Меня учили только считать немного, чтобы никто не обманул на рынке. А букв я не знаю. Да и зачем они мне, я ж газет в глаза не видела! Да и ты, Лада, не умеешь читать, никто нас этому не учил. Не об этом жена должна думать, а о том, как мужу ладить. Чтобы хозяин был в хорошем настроении, сыт и доволен!

– Ага! А потом за волосы из дома – «Так не доставайся ты никому!» – выкинут, как Соньку выкинули!

– А ты веди себя хорошо, не своевольничай, и муж не выгонит тебя! – Лиза даже топнула ногой при этих словах. – Раньше ты себя так не вела! Послушная была!

И вдруг, глядя на неё, я подумала, что разговариваю сейчас не с маленькой и несмышлёной девчонкой, а со старой бабкой, с замшелыми деревенскими устоями.

Да…

Я вздохнула и посмотрела на Соньку, та как раз закончила есть и сидела на лавке, сложив руки и опустив голову.

– Так, хватит киснуть! Давайте займёмся домом! Сонька, ты с Лизой ковры вытряхните от пыли, а я помою полы в доме! А то повадились тут некоторые в сапогах ходить!

Весь оставшийся день мы наводили порядок в доме…

Перебрали два сундука, посмотрели все ткани, что есть у нас, и как Лизка не сопротивлялась, я поделила все отрезы ткани на троих. Мы решили, что пошьём из них себе одежду, пока ту, которой не хватает.

Застелили новую кровать для Лизы и Мишутки.

Навели порядок с продуктами в сенях, и я решила, что излишки нужно продать.

Вечером, когда кузнец вернулся домой, я заставила его снять сапоги в сенях, принесла ему ушат с тёплой водой и заставила помыть ноги. Он молча всё сделал, что я ему сказала.

На стол мы поставили тушёную картошку с курицей. Вкусная еда, не хватает только зелени. И почему у кузнеца нет огорода?

У меня, у бабушки в деревне был большой огород с огурцами и клубникой. Нужно заняться этим вопросом, многое не посадишь, уже поздно, но зелень – даже огурцы – ещё успеют вырасти.

– А мы можем в город съездить, дорогой? – обратилась я к мужу.

Кузнец на меня посмотрел с таким удивлением, что у меня на щеках появился румянец. По спине пошли мурашки, и появился какой-то холод в груди, как предчувствие, это когда на тебя смотрит дикий зверь, и ты ждёшь нападения, но ты готов к нему, и у тебя уже адреналин зашкаливает от ожидания. Я не боялась его, какое-то чувство безопасности рядом с кузнецом было, но у меня ещё создавалось ощущение борьбы, как будто я готова сейчас к бою.

Никита долго смотрел на меня, но всё же, махнув головой, опустил глаза и продолжил ужинать.

Как я не люблю молчаливых мужчин!

Ни тебе: когда мы поедем в город, ни что ты там хочешь купить – никаких вопросов не прозвучало, да и ответов тоже не было…

Глава 8

Через неделю в нашей деревне был рыночный день…

С самого утра к посёлку подъезжали с двух сторон по дороге телеги. Многие торговцы шли пешком рядом с телегами.

Я смотрела на это издалека, со двора дома. Из-за того, что дом находился на холме, панорама открывалась живописная. Мне было интересно пойти на рынок и посмотреть, как там всё происходит. Я горела желанием и любопытством. Прямо отсюда мне было видно, как люди занимали свои места на краю деревни. Как многие телеги по дороге направлялись к нашему дому.

Я смотрела на всё это, как на широкоэкранное кино. Не хватала попкорна и удобного кресла. Я не знаю, с чем это можно было сравнить. Но даже солнце радовалось этому празднику моей души.

Кто приехал самый первый – занял лучшие места. Телеги выстраивались в торговые ряды. Лошадей и коней отводили к лесу пастись, там мальчишки развели костёр и приглядывали за табуном.

Возле кузни тоже уже с утра стояла толпа – кто-то забирал свои заказы, кто-то заказывал что-то новое. Мой муж всех внимательно слушал, кивал или рисовал по моему примеру на земле.

Возле мельницы тоже было много людей. Видно, с какой-то деревни привезли прошлогоднее зерно помолоть, так подняли перегородки в канале с водой, и колесо крутилось, и шумела вода, как на водопаде.

– Нам можно будет сходить на рынок? – я ещё с самого утра спросила у кузнеца.

– С Сонькой пойдёшь, иначе свяжу и посажу в конюшню, – получила я ответ.

И теперь не могла дождаться, когда освободится Сонька. Они с Лизкой бегали меж подвод возле кузни, относя и принимая какие-то заказы от людей.

Мне Никита не разрешил приходить на кузню. После того суда с Сонькой мне было наказано никуда не ходить. Я ждала, когда уже кончится это наказание, и можно будет сходить хотя бы к реке. Но больше всего я ждала, когда мы поедем в город. Я не знала даты, когда мы поедем, и спросить было не у кого. На все мои вопросы кузнец отворачивался и занимался своими делами или уходил из дома. Неопределённость угнетала, и я нервничала.

– Лада, у меня есть время. Пошли скорей на рынок. Никита разрешил сходить и посмотреть, что там продают. Сказал, что у него сейчас крупный заказ, поэтому мне с Соней не нужно бегать там.

Мы пошли туда, где было очень много людей. Там было шумно, кругом разговаривали люди, блеял скот, кричали петухи и гуси.

Мне казалось, что я нахожусь на съёмках фильма про Русь Петра I…

Женщины в этих странных нарядах – на них были длинные платья-рубашки с вышивками на рукавах. Поверх были надеты длинные фартуки, подвязанные длинными поясами с вышивками. На всех девушках были украшения – вдоль лица свисали колтуши. Как сказала Сонька – это оберег, очень сильный оберег. У многих на лентах на голове впереди были вышивки, это тоже что-то значила, но я не запомнила. На шеях тоже много украшений – у кого-то бусы, гайтан, грибатки, жгуты – это всё мне объясняла Сонька.

Её покойная матушка была травницей, и она знала все обереги, все травы, все заговоры. Когда я её спросила, почему она не стала травницей, то она ответила, что в семье должна быть одна травница, и все знания через обряды передаются ей. У них в семье стала такой травницей её старшая сестра Северина. И хотя в семье учили секретам всех дочерей, но силу лекаря – через обряд – можно было передать только одной.

Через какие страшные обряды прошла сестра Северина, мне рассказала Сонька. Самый, наверное, лёгкий, в моём понимании, был обряд на перекрёстке, когда она должна была заговором созвать собак к себе. Все собаки ложились клубочками у ног Северины, а девушка должна была читать слова заговора, но если бы она забыло хоть одно слово или испугалась – собаки разорвали бы её. То же самое она потом делала со змеями, и они обвивались вокруг друг друга и сворачивались клубками.

Про остальные обряды мне даже страшно вспомнить. Наверное, я бы не смогла стать травницей. Разговаривать с духами умерших, призывать утопленниц или тьму в купальне – это вообще что-то из сказок о вурдалаках…

Перед тем, как пойти на рынок, Сонька с какими-то словами-заговорами – я даже не запомнила их – надела на меня украшения: повязала мне вышитый пояс с колокольчиками.

Я сказала, что теперь не потеряюсь, так как по колокольчикам меня можно будет найти, как корову в лесу.

Но Сонька сказала, что они отгоняют злых духов, а я подумала, что лучше бы деньги притягивали.

На косу я надела накосник, его достала Лизка из шкатулки – это такой треугольник с вышивкой и бусинами, который завязывается на конец косы, тоже очень красивое украшение. В современном мире я не видела таких у девушек, да и в книгах не встречала или мало читала об этом. На шею мне Лиза надела – даже не надела, а зажала – гривну, её сделал Никита к рыночному дню. Это такой металлический ошейник витой с кругляшками на конце. Муж мне его показал как-то вечером перед ужином, девчонки мои ахали и хлопали в ладоши, а я решила, что мне только цепи не хватает – ошейник уже есть. Он ещё и тяжёлый. Ладно, зато мужу приятно, сделал жене подарок, я так понимаю, что ждал расплаты, но не случилось. Я теперь понимаю, почему это до наших дней не дожило. Ходить с ошейником на шее – очень напрягает. Но я решила играть в эти игры до конца – хочется посмотреть в глаза этому массовику-затейнику, который всё это организовал. Ну и конечно Сонька нацепила мне ленту с колтушами. Это как серьги, только они закрывают виски.

Вот такие нарядные мы и пошли смотреть на эту диковину – деревенский рынок – в этом странном месте.

– Еду, еду в соседнее село на дискотеку! – напевала я себе под нос, когда мы шли на рынок.

Кругом на телегах были корзины с птицей, цыплятами, утятами, гусятами. Я уже жалела, что не взяла Мишутку с собой, чтобы всё это показать ему. Дальше мы увидели плетёные корзины всякого рода – круглые, квадратные, с крышками. Дальше стояли гончары. Тут было много покупателей.

Я посмотрела на посуду – она была разная, но в основном – простая. Правда, у одного гончара была красивая – белая, с глазурью и росписью. Девушки цокали языками и торговались с женой гончара. Это, наверное, самая дорогая тут посуда. Но я секретов глины не знаю, и сделать точно такое у меня не получится.

Мы с Сонькой дошли до тканей. Тут были и рушники, и простыни, украшенные вышивкой, и грубая самотканая ткань.

Мне нравился весь этот колорит и вся эта атмосфера праздника. Даже мужик с дудкой, который таким образом привлекал внимание покупателей к себе – он продавал деревянные ложки и разные деревянные вёдра и корытца.

На одной телеге мне на глаза попалась шерсть. Мужик продавал мешок, говорил, что последний и может мне уступить за красивые глаза.

– Так – за мешок жита отдаю, но тебе – за мешок овса могу отдать, – сказал он.

Я посмотрела на Соньку, она махнула головой, значит – хорошо сторговались. Я попробовала поднять мешок, он оказался тяжёлый.

– А донести не поможешь до дома мешок нам, добрый человек?

Мужик ухмыльнулся, спрыгнул с телеги, закинул мешок за спину и сказал:

– Веди хозяйка!

Но Сонька схватила меня за рукав и замотала головой.

– Ты что?! Нельзя, Лада! Чужой мужик помогает!

– Так что, нам его самим волочить? Заодно и овёс свой заберёт, – я кивнула Соньке и пошагала вперёд, а мужик с мешком пошёл рядом.

Нам оставалось совсем не много до дома, когда я увидела, как ко мне очень быстро приближается мой муж. Я подумала, что он соскучился и бежит посмотреть, что я купила, но…

Он подлетел ко мне, схватил очень больно за предплечье и прошипел в лицо:

– Позорить меня решила! – и очень быстро потащил меня к дому, на глазах у зевак.

Затащив в дом, кузнец швырнул меня на кровать, наклонился и прошипел в лицо:

– Я к тебе хорошо относился, а ты решила меня на всю деревню опозорить?!

Я увидела, как он замахнулся на меня, закрыла глаза и ждала удара, но шли минуты, и ничего не происходило.

Тут я открыла глаза – на меня смотрел кузнец. И в его взгляде было столько боли, столько обиды, что меня бросило в дрожь – я не понимала, что я такого сделала?

Чем я могла его так разозлить?

Я молча смотрела на него и не знала, что нужно делать дальше…

А он вздохнул, отвернулся и вышел из дома.

Я же осталась сидеть на кровати.

Глава 9

Лиза с Сонькой подлетели ко мне. Они покрутили моё лицо, и Лизка спросила:

– Он тебя бил?

– Нет. А что я такого сделала, что меня нужно бить? Я что, ему изменила? Или, может, он меня с любовником застукал в своей постели? – при каждом моем слове глаза у моих девочек становились всё шире и шире.

– Лада! Ты, видно, очень хорошо головой приложилась, когда упала, – сказала Лизка.

Сонька повернулась к ней и посмотрела на неё вопросительно, а Лиза продолжила:

– Сейчас я расскажу тебе одну историю… Ты, наверное, и это забыла… Это было на прошлой ярмарке… Малхор пошёл за последние шкурки забирать бутыль масла. Представляешь: целый бутыль выторговал – это ж удача! Телега осталась у кузнеца Никиты. А ты притащила корзинку с гусями с рынка и поднять не смогла, чтобы поставить на телегу. Никита подошёл и тебе помог. Малхор, как увидел это, то прямо возле телеги и начал тебя бить, видимо, подумал, что так ты хотела другого мужика своей красотой охмурить и его – законного мужа – опозорить…

Я даже рот открыла от такого занимательного рассказа: вот это поворот, значит, Никита знал, что нельзя чужой жене помогать, но всё-таки помог.

А Лиза продолжала:

– Никита вступился за тебя! Ударил Малхора, а тот упал и потерял сознание.

– А почему суда не было? – спросила Сонька. – Ведь по правилам, если Никита побил Малхора, то мог забрать себе в жёны Ладу, и наш староста мог определить её к нему.

– Да, но Лада стала просить за сына, чтобы не лишал её ребёнка, ведь Малхор мог не отдать ей сына, он пока единственный, кто выжил из сыновей, он же наследник его. Вот Никита и не стал её забирать, помог Малхора погрузить на телегу и отправил Ладу с ним домой. Кто ж знал, что Малхор через неделю умрёт… Вот Никита и приехал в наш посёлок, чтобы получить то, что ему причиталось, – Лизка кивнула в мою сторону. – А ты, Лада, уже неделю вдовой пожила, мне каждый день говорила, что замуж не пойдёшь. Старшая жена погибла прошлым летом, Малхор её побил, она родами померла, и ребёнок не выжил, не доносила она его. Как ты думаешь, Сонька, хотела наша Лада замуж за Никиту? Староста сначала хотел с ней по-хорошему поговорить, что не может он Никите отказать, что она принадлежит ему по праву победы, но она и слушать не хотела. Говорила, что дом у неё есть, другой жены Малхор не завёл себе, поэтому она единственная в этом доме могла жить, и она – сама себе хозяйка. Какая вдова захочет замуж опять, если у неё всё есть в доме? Малхор шкуры выделывал лучше всех, секрета не рассказывал, вот и просили его помочь и платили, кто чем мог. Его шкуры и в городе за дорого брали. Нужно было её сразу забирать, а кузнец отказался от жены, значит, нет у него прав на неё, так старосте и сказала! Староста тогда разозлился, где это видано, чтоб им командовали и сказал, что тогда он Ладу силой отдаст за Никиту, а дом себе заберёт. Лада как закричит: «Я сейчас ребёнка убью, а дом вместе со мной сгорит, и погребальный костёр не нужен будет!». Схватила палку из печки с огнём и кинулась на чердак дома. Никита – за ней. Только не успел он Ладу схватить – сорвалась и упала вниз. Я на её крик выбежала и увидела сестру лежащей без сознания. Я думала, что она вслед за Малхором уйдёт в Светлые Сады, но бог миловал. Староста так её и отдал замуж, пока она без сознания была. Отца-то нет, а у меня и согласие не спросили… Жёнки старосты собрали наши вещи, в телегу сложили и отправили нас троих с Никитой, к нему в деревню.

Сонька только покачала головой, и пошли они с Лизкой заниматься дальше своими делами, так как Никите больше помощь не нужна была.

А я осталась сидеть в ужасе от того порядка, какой был в этом мире. Вот так отдали замуж, даже если против, и заступиться некому, а ты терпи его и ублажай…

А любовь?..

А по любви тут нельзя, значит, замуж выйти…

– А если завтра другой мужик Никиту побьёт, то я уже как переходящий вымпел ему достанусь? – обратилась я в спину уже уходящей Лизы.

Лиза остановилась – они с Соней переглянулись удивлённо – и стала мне объяснять:

– А это – как староста решит! Если есть дети и муж не против – то у тебя спросят. А вдруг ты захочешь к другому мужу уйти?

– Получается: если я захочу – то иду к новому мужу, если нет – остаюсь со старым? Так?

– Верно. Но тогда платится откуп: если ты уходишь к новому – старый за тебя приданое даёт и решает, что будет с детьми: с ним остаются или с тобой уходят. Если со старым остаёшься – то старому мужу платит тот, кто его побил.

– Откуп большой?

– Большой, поэтому в драку за жён чужих не лезут, только за девок молодых.

– Хорошо… А если муж против отдавать меня?

– Тогда – если муж будет против отдавать тебя – каждый должен старосте выкуп дать в тайне друг от друга, староста при народе огласит выкуп, и кто больше даст – тому ты без согласия достаёшься. Но победитель такой же откуп даёт и проигравшему.

– То есть: муж может за меня рубль дать – я достанусь другому – и ещё в придачу деньги получит?

– Я не знаю, сколько это – рубль. Я таких денег не видела, но староста назначает начальную сумму выкупа.

– А если выкуп одинаковый и у того, и у другого?

– Им придётся ещё раз давать выкуп, а этот останется старосте.

– Мудро… Никто не захочет деньгами раскидываться…

– А почему за Соньку не попросили выкуп?

– У Соньки нет детей. Такую не обязательно в жёны брать, можно взять просто в служки. Это победителю решать. Тем более: муж её выгнал из дома, значит – не жена уже. И платить за неё выкуп или нет – это уже решал староста, а Никита мог сказать, что он на скотника не нападал, тогда ещё не известно, кому за драку пришлось бы платить откуп старосте.

– Но почему за меня не было суда и выкупа?

– Муж твой суда не потребовал, и если он умер после драки, то ты принадлежишь победителю. А выкуп он за тебя старосте нашему заплатил, иначе староста тебя б не отдал, и дом твой остался старосте.

– Так можно убить мужика и забрать жену – тогда и торговаться не пришлось бы!

– Можно, но тебя могут из деревни выгнать по решению старосты в лес и не пустят обратно никогда, даже на рынок. А в другую деревню тебя не заселят без поручительства старосты.

– Как страшно жить! И сколько раз я могу так замуж выходить?

– А сколько хочешь! На руках места для клейма хватит.

Я посмотрела на клеймо и подумала: «Да, это не кольцо на пальце… Снял – и ты холост, да ещё и можно любовниц завести! А староста – хитёр-бобёр! – сразу просёк, что если Никита Соньку возьмёт второй женой, то Марьяне ничего не светит!».

Вечером, я накрыла на стол и ждала Никиту, но он так и не пришёл. В кузне его тоже не было, и я пошла спать.

Что ж…

Мы не гордые, но за мужиками бегать не будем…

Так прошло два дня…

Утром я слышала – когда просыпалась – стук его молотка, а вечером он не возвращался домой. Я из гордости не шла с ним мириться, да почему я должна мириться, если ничего не сделала такого, за что мне должно быть стыдно!

Это он решил, что я его позорю!

Но в душе меня грыз червячок обиды, и больше всего хотелось знать, где он бывает по ночам, когда не приходит ночевать.

Я не ходила на кузню и только украдкой видела мужа, когда набирала воду из реки. Он даже не поворачивался в мою сторону. Сонька приносила миску с едой от него не тронутой. Еду, которой с ним расплачивались за работу, тоже приносили прямо домой.

Я занимала себя работой по дому и огороду, который удалось мне сделать за конюшней, чтобы не думать о нём.

Сонька принесла от соседки Дони рассаду – та со мной поделилась – и какие-то семена, ещё посадила лук на зелень. Как только я вспоминала о Никите, то сразу начинала с остервенением долбить землю на огороде. Девчонки молча мне помогали и ничего не спрашивали…

А ещё – когда Никита не пришёл ночевать в первую ночь – Лизка наутро мне сказала:

– Иди, попроси прощения у мужа! Ты же мучаешь и его, и себя!

– Не пойду! Я ничего не сделала такого, за что должна просить прощения! И закончили этот разговор!

Лиза покачала головой, но больше с тех пор такого разговора не заводила…

Как-то я зашла в сени попить воды – на улице стояла жара – и услышала разговор девчонок.

– Вон, опять отказался от еды! Синяки под глазами и молчит, хмурый такой! Миску мне назад пододвинул и даже не глянул в неё. Марьяна круглыми днями там околачивается, еду ему приносит и молоко. Наверное, скоро в сваты пойдёт к ней, а если Лада не одумается – сделает её старшей женой, – это проговорила, вздохнув, Сонька.

Во мне всё внутри закипело, аж зубами скрипнула от злости!

Значит, от моей еды он отказывается, а чужую ест?

Голодовку он, значит, объявил!

Я открыла дверь в дом, взяла его миску с обедом и пошагала к кузне.

Кузнец был один, но на столе у него я увидела крынку Марьяны и что-то завёрнутое в полотенце.

Чуть не задохнулась от негодования!

Я с таким грохотом поставила миску на стол, что кузнец повернулся ко мне на этот звук.

Глава 10

Никита посмотрел на миску, потом – на меня, но не сказал и слова. Просто молчал и смотрел.

– Почему от еды отказываешься? Не отравленная, не бойся! – в сердцах выговорила я.

Кузнец ухмыльнулся и шагнул ко мне. Взял меня за талию и прижал к себе. Другой рукой он дотронулся до лица и погладил большим пальцем по щеке.

У меня подкосились ноги, я была в смятении и не понимала, как мне себя вести, сердце готово было вырваться из груди, по спине побежали мурашки, под ложечкой засосало от предчувствия.

Я смотрела ему в глаза, и в следующее мгновение он меня поцеловал. Я растаяла как воск в его руках. В голове зашумело, по телу пробежала волна, которая заканчивалась где-то внизу живота. Руки сами потянулись к его плечам, скользнули по шее к волосам, и я прижалась к нему всем телом.

Он меня гладил по спине, и от этого по моему телу разливалась нега и удовольствие.

– Кхе-кхе! – раздалось за спиной у Никиты.

Он нехотя от меня оторвался, посмотрел мне в глаза и разжал руки.

За спиной кузнеца стояли два мужика.

– Горяч ты, Никита, раз тебе ночи с женой не хватает! – засмеялись мужики, а я покраснела до кончиков волос. – Ещё и Соньку к себе забрал! Скоро баб начнём от тебя прятать! – слышала я за спиной их хохот и подковырки.

Кузнец молчал и ничего им не отвечал, а я забежала за дом, остановилась и постаралась успокоиться, чай не маленькая девочка!

Губы горели огнём, я помнила его руки и его запах. Как тут успокоишься!

Я взяла свою мотыгу и пошла за конюшню заниматься огородом – мне нужно привести мысли в порядок. Тяжёлый физический труд помогает в этом!

Когда стало вечереть, я наносила воды и полила свой маленький огород. Неизвестно, сколько придётся здесь жить, пока я смогу собрать деньги и вернуться домой. Всё больше закрадывалась мысль: что-то не так с этой постановкой, но если я начну думать, что этот мир другой – я, наверное, сойду с ума.

Вернулась домой и решила помыть Мишутку. Он копался на огороде рядом со мной и был весь чумазый.

Сонька приготовила ужин, а Лизка покормила домашнюю скотину.

Я налила воды в ушат, мыла Мишку и думала, что он не приносит никаких хлопот. Или из-за имени, или просто ребёнок был спокойный, но он был абсолютно не капризным мальчишкой. Он мог часами играть с травинкой или на ладошке играть с божьей коровкой.

Правда, меня беспокоило, что он ничего не говорит, но у меня не было детей, и я не знала, когда они должны заговорить. У Мишки была всего лишь одна игрушка – его деревянная лошадка, и он с ней не расставался. Ещё он постоянно сосал ложку, которую ему давала Сонька, макнув в мёд.

Сонька и сама ещё была ребёнком – ей было около 16 лет – её отдали замуж в тринадцать. Здесь, как я поняла, очень рано отдают девочек замуж, только начнутся «лунные дни» – её сразу отдают замуж. У меня волосы на голове шевелились от такого ужаса. Я как представлю, как здоровенный мужик решит себе ребёнка в жёны взять – так, наверное, убила бы его, и куда полиция только смотрит!

Стало темнеть, и я пошла накрывать стол к ужину. Надеюсь, хоть сегодня вернётся домой этот мой блудный муж. У меня при мысли о нём побежали мурашки по спине…

А вообще…

* * *

Как же я быстро забыла своего мужа Виктора, а ведь любила его сильно!

Мы познакомились на вечеринке – меня привела туда подруга. И я – как увидела его впервые там – сразу в него влюбилась. Как выяснилось впоследствии, он тогда не обратил на меня никакого внимания – была я там или нет – он даже позже не помнил об этом.

Я тогда целый год грезила о своём Викторе, засыпала и просыпалась с мыслью о нём!

Так продолжалось, пока мы не пошли на пикник, и там оказалось: у всех были пары, кроме меня и Виктора. У меня – понятно почему не было, а он прямо по дороге на пикник поругался со своей девушкой, и она не пошла с нами. Там он подошёл ко мне, и мы разговорились. Он ухаживал за мной весь вечер, а потом пошёл меня провожать домой. Мы провстречались год, я звонила ему каждый день.

Я сейчас вспоминаю и понимаю, что это я за ним бегала, как дурочка. Он видел, что очень нравится мне и пользовался этим. Он был моим первым мужчиной, и я другого на его месте даже не представляла.

Жизнь семейная покатилась под откос, когда я сделала аборт…

Я плакала, я хотела этого ребёнка, но Виктор просто не позволил мне его родить, сказал, что сначала нужно переехать от моих родителей, а потом – заводить детей.

А дальше…

Мне подруга говорила, что Виктор мне изменяет, но я не верила и ругалась с ней постоянно из-за этого. Детей мы больше не смогли завести, сколько не пробовали – не получалось, только и занимались тем, что зарабатывали деньги.

Мне стало грустно от этих воспоминаний…

Интересно, если я переспала с кузнецом – это считается изменой своему мужу?

Ведь отдаться другому мужчине у меня и мысли не было!

Тем более – я была без сознания…

И где мой муж? Почему он меня не ищет?

Значит, не нужна ему, и на душе стало больно от этой мысли. Как-то пусто прошла моя прошлая жизнь…

* * *

Я услышала, как перестал стучать молоток в кузне, но вот сердце моё начало стучать ещё сильнее. Я ждала: придёт ли Никита сегодня домой или опять будет ночевать где-то. Минуты для меня превратились в часы – он не шёл…

Ком подкатил к горлу, и я решила, что этому уж я измены никогда не прощу!

Тут я услышала шаги за дверью, и сердце моё готово было вырваться из груди.

Никита открыл дверь и вошёл в дом. Посмотрел на меня, но никаких эмоций в его взгляде я не прочитала. Сел за стол и молча стал есть.

Я не могла сидеть рядом с ним. Где-то в области солнечного сплетения ныло какое-то предчувствие, и я старалась его заглушить какой-нибудь работой. Я чувствовала его взгляд на своей спине, и от этого волна мурашек пробегала по мне от пяток и до затылка.

После ужина он так же молча разделся и пошёл спать.

Я же боялась идти в кровать. Не зная, чем ещё себя занять, я уже перемыла всю посуду, вытерла её насухо так, что она скрипела, несколько раз поровняла скатерть на столе.

Но деваться было не куда, и я пошла к кровати. Я нервничала так, как будто меня ждёт первая брачная ночь. Я разделась и в ночнушке легла на край кровати.

Кровать скрипнула, и я почувствовала у себя на талии его руку. Кузнец обнял меня и пододвинул к себе. Сердце чуть не выпрыгнуло, а мурашки рванули по моему телу в поисках места, где можно спрятаться. Горячие волны от близости кузница поднимались по всему телу.

Он прижал меня к себе, зарылся в мои волосы лицом, и я задохнулась от волны счастья, накрывшей меня с головой.

Глава 11

Я затаилась и ждала…

Рука кузнеца погладила мою ногу, погладила колено и медленно начала гладить бедро. Волны ощущений разбегались по всему телу. Это было похоже на пытку, которая не кончится никогда.

Он повернул меня на спину, и я увидела его глаза. Я растворилась в этих глазах и утонула в их глубине. Он смотрел, и меня охватывала дрожь от желания покориться ему.

Я протянула руку к его затылку, зарылась в его волосах и наклонила к себе, чтобы поцеловать. А когда он ответил, то в моих глазах всё потемнело – я хотела ещё и ещё. Хотела так, как припасть к источнику воды для путника, страдающего от жажды.

Дальше мне сорвало голову…

Мозг взорвался огнями, по телу пошли горячие волны желания, и я услышала, как трещит моя ночнушка под его руками. Он гладил и целовал моё тело, а я с ума сходила от его поцелуев, я выгибалась ему навстречу и прижимала к себе его тело. Я теряла голову от прикосновений его рук и губ.

Потом он взял меня за бедро и подмял моё тело под себя. И мне нравился этот плен, его рука сжала мою кисть, он прижал ко мне ногу, и я поняла, что схожу с ума от его запаха, от его рук и хочу продолжения.

Я выгнулась навстречу и впилась в его спину ногтями. Он целовал мою шею, плечи, чем доводил меня до сумасшествия. Всё было как в тумане, я не помнила: ни где я, ни кто я…

Разум мой помутился, и дальше всё завертелось в бесконечном удовольствии и наслаждении. Тела наши сплелись в одно целое. Я принадлежала этому мужчине, а он принадлежал мне. Мне казалось, что время остановилось. Я впивалась ему в спину, прижимала его к себе, я хотела полностью в нём раствориться и слиться с ним.

Его большой палец руки гладила моё лицо и губы. Он прижимал меня всё сильнее и сильнее, пока нас не накрыла лавина удовольствия, которая перешла во взрыв эмоций и освобождение.

Я уткнулась ему в плечо, а он очень нежно целовал мою шею, лаская меня за ухом. Я боялась открыть глаза и посмотреть на него, мне почему-то было стыдно за то удовольствие, которое я сейчас получила. За ту страсть, которую я не смогла скрыть, и которая меня полностью поглотила рядом с этим мужчиной.

Тут Никита перевернулся на спину и увлёк меня за собой. Я легла к нему на грудь и закрыла глаза от умиротворения и удовольствия. Я дышала им, гладила его щёку и губы, и мне хотелось быть здесь с ним вечно, и чтобы утро не наступало. Он брал мою руку, целуя запястье и ладонь, и меня накрывала такая волна счастья, что это сложно описать…

Уснула я безмятежным сном, мне снилась маленькая девочка с карими глазами – как у Никиты – она смеялась и убегала от меня по полянке с ромашками. А я бежала за ней и пыталась её поймать…

* * *

Утром я проснулась не от грохота горшками Лизы, а от того, что кто-то целует мне спину и гладит моё бедро. Я улыбнулась и сказала:

– Ещё…

Никита тихонько зарычал, перевернул меня на спину и повторил пытку – как было этой ночью…

Когда наши объятия разомкнулись, и мы молча лежали уставшие и счастливые, мой муж взял моё лицо в руки, поцеловал мои глаза, щёки, лоб и губы, накрыл одеялом и прошептал:

– Спи, душа моя! – поднялся и ушёл.

А я, подмяв под себя одеяло, даже не заметила, как снова уснула…

Проснулась я поздно. У меня было прекрасное настроение, я готова была летать.

Я взяла чугунок с печки с горячей водой и побежала в купальню. Когда вернулась – никого из своих девочек не обнаружила, Мишутки тоже не было.

На столе, накрытая рушником, стояла остывшая каша. Видно, я очень долго спала.

Я поела кашу и пошла к Никите…

Возле кузни, на сене, накрытом покрывалом, играл Мишутка. Никита работал в кузне.

Я подошла к нему и погладила его по спине. Он обернулся ко мне, схватил меня в охапку и стал целовать. Этот плен мне нравился, и совсем не хотелось из него вырываться.

– Соскучилась? – прошептал он мне в губы.

Я махнула головой и посмотрела ему в глаза. Мне просто хотелось вот так стоять рядом с ним и смотреть, как он работает.

– Где Сонька с Лизой? – спросила я.

– Они пошли за ягодами.

– Тебе Мишутка не мешает? Я хочу стирку устроить.

– Тогда посиди с ним, я наношу тебе воды.

– Спасибо… – я хотела сказать: «Любимый», – но замялась и не поверила сама себе.

Сердце сразу испугалось, что он меня не любит, а я пока не знаю, люблю его или просто привыкаю к нему. Мне хорошо с ним, но…

Очень много – «но»….

Я села к Мишутке, погладила его по голове и поцеловала в макушку. Никита пошёл наливать воду в кадушки. Наверное, где-то в глубине души я мечтала о таком тихом семейном счастье…

Я сидела с Мишуткой, смотрела на реку, на поля за деревней и наслаждалась этим видом. Видно было, как во дворе у кого-то бегают дети, изображая коней. Кто-то телегу ремонтирует, столяр вёдра и кадушки делает…

Люди жили своей жизнью и не знали, что можно жить по другому: бежать со стаканчиком кофе на работу, зарабатывать деньги, «стуча по клавиатуре»…

Здесь же жизнь как бы остановилась, она текла медленно и размерено, и в этом была её прелесть и очарование…

Здесь не нужно было выглядеть лучше, респектабельнее, дороже, круче…

Здесь никому не нужны были дешёвые понты и крутые смартфоны…

Да, здесь жители тоже стремились улучшить свою жизнь, но основные блага делились примерно одинаково для каждого подворья: где-то каждый дом получал одинаковое количество мешков зерна, одинаковое количество дров и сена. Жизнь в этой деревне была в этом плане честнее и чище, чем в мире, где каждый – сам за себя, где человек человеку – волк.

Я не видела у них церкви – хотя у Никиты висит образ Богородицы над столом – и не понимала: как и во что верят эти люди. Они не вспоминают Бога, а у них Светлые и Тёмные духи. И Светлый Сад очень похож на наш Рай.

От раздумий я очнулась, когда Никита погладил меня по плечам и поцеловал в макушку.

– Всё готово, моя душа! Мишутку можешь оставить мне, я за ним пригляжу, – при этих словах он поднял Мишутку и стал его подкидывать к небу.

Ребёнок, не выпуская пальчик изо рта, улыбался ему, радовался и не спускал с него своих глаз. Никита ему подмигнул и пошёл в кузню.

Я поставила на улице на скамью большое длинное корыто и стала носить туда подогретую воду. Рядом стояло другое корыто – чтобы полоскать. Я помню, в фильмах женщины в старину полоскали бельё в реках – и здесь я видела то же самое – но я пока не решалась идти к реке для стирки.

Когда я уже заканчивала стирать, во двор вошёл староста и сказал:

– Завтра утром все собираемся на сенокос. Ты в нашей деревне – новая хозяйка, поэтому тебе и говорю, чтобы знала!

– А где собираемся?

– В поле. Увидишь утром, куда бабы пойдут – туда и вы с Лизкой и Сонькой идите.

– Хорошо, поняла.

Как только староста ушёл, вернулись мои девчонки с коробами за плечами и корзинами в руках. И оставшуюся половину дня мы перебирали ягоду, под песни Соньки и Лизки. Как же они душевно поют свои местные песни со своим говором и распевами…

Я когда-то в детстве слышала от бабушки песню на украинском языке:

Несе Галя воду,

Коромисло гнеться,

За нею Іванко,

Як барвінок, в»ється.

Галю ж моя Галю,

Дай води напиться,

Ти така хороша –

Дай хоч подивиться!

Вода у криниці,

Піди тай напийся,

Як буду в садочку –

Прийди подивися.

Я сейчас слушала своих девочек, а сама была там, возле своей бабули, и смотрела, как она плела косы из лука и чеснока и напевала эти песни. И так на душе стало тепло, и запахло хлебом и молоком из моего детства…

Потом мы рассыпали принесённые ягоды на поддоны для сушки. Вечер был тёплый и душевный, я вернулась в воспоминаниях в детство, к себе домой, и очень заскучала по родным, которых больше со мной нет…

Потом мы напекли пирогов с ягодами и заварили чай из ромашки и липы, что нам дала соседка Доня.

Я пыталась разобраться с шерстью, хотела сделать нити для вязания, ведь я очень хорошо вязала, спасибо моей бабуле, она меня замуж готовила и учила всему, что по её мнению может мне пригодится во взрослой жизни. Под песни мы крутили нитки и скручивали их в клубки.

Девчонкам нравилась наша работа, им интересно было: и что можно из этой верёвочки сделать, и зачем они мне нужны.

А я…

Я с нетерпением ждала ночи, я ждала Никиту!

Глава 12

Утром меня разбудила Лиза.

– Вставай, ты забыла, что нам на покос идти?

– Ах, да! – проговорила я, оглядываясь по сторонам, но кузнеца уже не было в кровати.

Я вспомнила ночь…

Ах, как сладко быть замужем!

С Виктором я не испытывала такого удовольствия, и мне почему-то стало стыдно за это.

Как я теперь вернусь к своему мужу, как я жить смогу с ним?

Сердце отозвалось болью, и я испытала горечь от мысли, что мне придётся расстаться с кузнецом…

Я вздохнула и пошла собираться на сенокос. Не понимаю, что я буду там делать, я никогда не ходила на сенокос, теоретически я понимала, что там делают и для чего, но в жизни я этим никогда не занималась.

Лизка нам раздала деревянные грабли, мне на пояс повязала в платок Мишутку, а Соньке надела короб с покрывалом и едой для нас. Там были варёные яйца, хлеб и крынка молока.

Мы пошли за женщинами в поле. Пока шли по полю, я рассматривала посадки зерновых. Они ещё были тонкие и зелёные, но, наверное, скоро появятся колоски и заколосится рожь да пшеница.

Я думала, что мне придётся косить траву на сено – этого я делать не умела и даже не представляла, как буду выкручиваться – но всё было прозаичнее: нам нужно было раструсить сено и после обеда перевернуть его для того, чтобы подсохло.

Когда мы пришли, трава была уже скошена и лежала ровными рядками, которые уходили далеко к горизонту.

Через несколько часов работы руки заболели и спину ломило, но мы не останавливались, я работала ближе к лесу, потому что мне нужно было периодически переносить Мишутку к следующему месту. Иногда я посылала Лизку – мне казалось, что уж если я устала, то Лизка – и подавно, но она не подавала виду. Стойкая девчонка!

– Лиз, а почему только женщины на поле, а мужики где? – спосила я во время небольшого перерыва.

– Лада, мы с тобой позже вышли и еле работаем, а то ты уже видела бы их спины впереди. Но скоро они уже уйдут, чтобы вечером опять косить.

– Ещё и вечером! – удивилась я вслух, а про себя подумала: «Это какая-та изощрённая пытка… Давно пора трактор в этой деревне завести, а то с такими масштабами нам не справиться. Это ж надо! На всю деревню сено запасти!».

Мне казалось, что поле и до вечера не закончится, и нам троим тут конец и придёт. Но тут я увидела, что к нам на поле идут женщины из нашей деревни – как я поняла, идут помогать нам с сеном. Я увидела там соседку Доню и ещё троих, но тех я не знала.

– Спасибо вам! – я улыбнулась Доне и остальным женщинам, когда они подошли.

– Ладно, что тут такого! Мы же видим, что вам нужна помощь! – ответила Доня за всех.

Потом мы все сидели в тени деревьев, отдыхали и обедали…

– Лада, Сонька сказала, что ты готовишь какие-то блюда интересные. Ты нас научишь? – спросила соседка.

– Конечно, Доня. Мне не жалко, тем более что все мужики любят вкусно покушать. Как говорится: «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок!», – и я засмеялась.

Но мои соседи и девчонки не смеялись, наоборот – смотрели на меня как-то странно.

– А зачем нам его сердце? – спросила Лиза, видимо, высказывая общее мнение. – И что это такое? Сердце?

– Ой, как всё запущено у вас! – пробормотала я и пустилась в объяснения. – Доня, вот ты любишь своего мужа?

– Любишь? Это как? – вопросом на вопрос ответила соседка, чем вогнала меня чуть ли не в ступор.

– Как тебе объяснить… – всё же не сдавалась я. – Ну… Это когда у тебя всё внутри загорается при виде мужа, и тебе хочется ему делать хорошее и приятное. Когда ты ему всё с радостью делаешь… Так-то вот…

– Не знаю… – после длительного раздумья ответила Доня. – Я всегда хочу ему приятно делать. Меня мама так воспитала, что мужу нужно делать хорошо, и он тебя не побьёт, и баловать тебя будет, и платок новый купит, и сапожки новые!

Тут я вздохнула и поняла, что деревенские женщины даже не знают, что такое любить.

– Хорошо, а баловать ему тебя нравится? – решила я зайти с другого конца.

– Ну… – протянула женщина. – Когда он стал моим мужем – вроде как меня баловал, а теперь… Нет, не балует. – загрустила Доня.

– А когда он целует тебя, твоё сердце замирает?

– Целует? Скажешь ещё… Мой муж не целует меня.

– Блин, как всё сложно! Хорошо… А ребёнка ты своего любишь? Глядя на ребёнка, сердце твоё замирает?

– Сердце – это что-то внутри? Душа? – переспросила соседка.

– Да, да. Пускай будет душа! – согласилась я хоть на такое. – Она замирает?

– Да, я его балую, и кусочки вкусные даю. И целую, пока муж не видит, а то заругает меня.

– Вот это – и есть любовь. Ты испытываешь любовь к своему ребёнку. И мужа можно так любить, и самое главное – чтобы он тебя любил!

– Это как Никита тебя любит? – спросила Сонька, вмешавшись в наш разговор с Доней.

– Никита? – переспросила я некотором замешательстве.

Я даже как-то до этого и не думала: «А любит ли меня Никита?»…

Я вспомнила Никиту, вспомнила его глаза и руки, вспомнила, какое удовольствие я испытываю в его объятьях, и что-то заболело внутри от тоски по нему. Я поняла, что мне его не хватает, что я уже соскучилась по нему, что я хочу и увидеть его глаза, и смотреть на него, и таять у него в руках…

– Возможно, я как-то не думала, что он меня любит… – ответила я Соньке осторожно.

– Он очень хорошо к тебе относится, никто из мужиков в нашей деревне так не относится к свои жёнам. Даже муж Дони, хотя он её и не бьёт, и вторую жену не заводит, – сказала Сонька, и все присутствующие женщины покачали головами в знак согласия.

А я…

Меня вдруг пронзило чувство жалости к этим бедным женщинам – я вдруг чётко поняла: насколько же они несчастные, эти простые деревенские бабы. Ведь их, по существу, никто не любит!

* * *

Мы возвращались с сенокоса, уставшие, но весёлые, и я запела песню:

Ой, Мороз, Мороз!

Не морозь меня!

Не морозь меня,

Моего коня!

Сначала все на меня смотрели удивлённо – причём тут мороз среди лета? – но потом бабоньки стали подпевать, и ближе к деревне мы уже пели её хором. Мало того: по просьбам расходившихся женщин мне приходилось каждый раз её начинать сначала. В деревне мы наконец-то замолчали и весёлые стали расходиться по домам.

Подходя к своему дому, я ещё издалека заметила Марьяну, которая в своём цветастом платье стояла возле кузни. Звона молота не было слышно, да и как ему быть, если эта вертихвостка гладила моего кузнеца по плечу.

А этот гад, не противясь, молча стоял и смотрел на неё.

Во мне всё поднялось бешеной волной!

– Вот сука! – только и сказала я, отвязала платок, которым был ко мне привязан Мишутка, передала мальца Соньке, всучила свои грабли Лизке и рванула со всех ног в кузню.

Я подлетела к Марьяне, но кузнец, заметив меня в тот момент, когда я приблизилась к ним – не отдёрнул руки, не отодвинул Марьяну.

Я схватила её за косу и потащила с косогора к дороге. Она визжала и бежала впереди меня, держась за мою руку, которой я уцепила её волосы.

– Чтобы тебя тут больше и близко не было! Подстилка деревенская! – я толкнула Марьяну в сторону дороги, а потом, вернувшись в кузню, схватила кувшин и кинула его ей вслед. – Ещё раз тут увижу, косу отрежу под корешок! – крикнула я вслед Марьяне, и повернулась к мужу:

– Или я – или она! Выбирай! Второй жены в моём доме не будет! – я повернулась и пошла в сторону дома. – Пойдём обедать!

Пока говорила, я видела, как он поднял брови и посмотрел на меня с удивлением и ещё…

Показалось, что во взгляде было ещё и восхищение…

Но мне было не до его взглядов – я была злая, как сто собак! И загрызла бы в этот момент кого угодно!

«Порадуйся! Порадуйся!», – думала я со злостью. – «С бабами я драться не буду! Ещё чего не хватало, буду я тут за всяких кишки рвать! Не нравится со мной жить – ищи другую себе, но я это терпеть не буду! Надеюсь, что доходчиво объяснила и показала, как с другими обниматься на моих глазах!».

Сонька и Лиза уже накрыли стол и, увидев мое состояние, при моём появлении спрятались за печкой.

Вслед вошёл и кузнец, он молча прошёл за стол, сел и долго смотрел на меня.

Во мне опять волнами стала подниматься злость, но я молчала. Я не находила себе места, ходила по комнате туда-сюда…

Ведь у нас было всё хорошо, как он мог так поступить?!

А меня бесило всё: и то, что он молчит; и то, что он не кричит на меня; и то, что ничего в своё оправдание не говорит; и то…

Кузнец подвинул себе миску и начал есть.

В этот момент открылась дверь, и в дом вошёл староста.

Моё сердце ухнуло в пятки – теперь мне наказания точно не избежать.

А староста зло глянул на меня, подошёл к столу и сел напротив Никиты.

– Лада, выйди! – приказал мне кузнец.

И я, гордо подняв голову, вместе с девчонками вышла на улицу.

Глава 13

Ожидание меня раздражало. Время тянулось медленно, но ещё большее беспокойство доставляла то, что я не знала, о чём они там разговаривают.

Девчонки занимались своей работой: Лиза наводила порядок во дворе, Сонька пошла в сарай, проверить яйца в курятнике, который нам недавно сделал Никита.

А я ходила по двору и ждала, чем же закончится разговор мужа со старостой. Ничем не могла себя занять, руки ни за что не брались, поэтому я успокаивала себя ходьбой вдоль конюшни. Криков из дома не было слышно, и это было даже как-то странно…

В этом поселении в норме иметь две жены, меня и моё поведение по отношению к Марьяне никто не примет и не поймёт.

Хотя…

Никто не знает: какие там за стенами домов разворачиваются иной раз трагедии…

Я кусала губы и накручивала себя: «Я не хочу никому отдавать своего кузница. Он ведь сейчас принадлежит только мне. Да, я пока не понимаю, как к нему отношусь, и может, я просто привыкла к нему, но видеть никого рядом с ним не хочу ни под каким видом! Если у него и будет другая жена, то это – без меня!

У меня заболело в груди, мне очень хотелось, чтобы кузнец за меня заступился перед старостой. Где-то в глубине души очень хотелось верить, что он ко мне не равнодушен. За эти дни он ни разу не сказал, что меня любит.

В этот момент дверь открылась, староста вышел на улицу, посмотрел на небо, потом – на меня, подошёл ко мне и сказал:

– Лада, я вообще-то – справедливый человек, но в моей деревне женщины себя так не ведут. Может, Степан – твой бывший – и разрешал вам своры и драки в своей деревне, но здесь этого не будет! Если ты не научишься себя вести и держать в руках, то двадцать палок тебе в следующий раз будет ещё лёгким наказанием! И я лично тебя побью! – я чуть не задохнулась от такого, а староста продолжил. – Сегодня мы с Никитой всё решили, но в следующий раз, если он не сможет тебя приструнить, и ты не станешь, хорошей и покладистой женой – наказания тебе не избежать. Жёны должны уважать своих мужей, ты меня поняла? – я только кивнула в ответ.

Хотя чувствовала себя я так, как будто стою перед директором школы, и меня точно не за двойку ругают, а как минимум я сожгла чучело птицы в кабинете биологии. За спиной старосты я увидела кузнеца, но он не проявлял эмоций – он просто молча смотрел на меня. Я никогда не смогу разгадать этого мужчину. Его мысли – это ребус для меня. Столь замкнутого человека мне в жизни встречать не приходилось.

Староста остановился, повернулся в сторону Никиты и сказал уже ему:

– Как мы с тобой и сговорились: до праздника Матери Земли Марьяна здесь не появится, а потом – если ты не решишь наш с тобой вопрос – то… Даже не знаю, как мы будем с тобой выкручиваться!

После этих слов он развернулся и ушёл.

Я смотрела на кузнеца, и противные тараканы – со всякими гадкими предположениями – роились у меня в голове.

А мой муж смотрел на меня и не говорил ни слова.

– Что ты пообещал старосте? Говори, не молчи! – чуть ли не прокричала я свои вопросы. – Я хочу знать, как ты меня решил наказать?

Но в ответ…

Молчание…

К горлу подкатил комок, а в голове вертел мысли и вопросы: «Что же он пообещал старосте? Наверное – жениться на Марьяне, чтобы меня не наказали?

Но лучше меня побьют, чем я увижу другую женщину рядом!

На мои глаза навернулись слёзы, очень хотелось подойти и врезать ему как следует его, но я отвернулась, чтобы даже не смотреть на этого гада.

– Через пять дней мы поедем в город, если ты захочешь, то я возьму тебя с собой, но пусть и Сонька едет с нами. Решай, – неожиданно сказал Никита, развернулся и пошёл в кузню.

«Вот и хорошо! А я там сбегу от тебя, чтобы больше не видеть никогда!» –подумала я, зашла в дом и разревелась.

Девчонки меня не успокаивали, просто иногда заходили посмотреть на меня. Лиза молчала, а Сонька гладила меня по голове.

Успокоившись, я занялась домашними делами…

Вечером кузнец вернулся домой и – как обычно – поужинав, лёг в кровать.

А я…

Я не знала, что же мне делать. Меня тянуло к нему, и в тоже время я обижалась на него.

Ладно…

Что там будет дальше – это будет без меня, а сейчас у меня есть несколько дней побыть с ним. Я легла в кровать, и кузнец привычным движением подвинул меня к себе.

Я отдавалась ему, наверное, ещё сильнее, чем в первый раз – так мне хотелось быть с ним и хотелось впитать в себя всё до последней капли. Потом я, уставшая, прижалась к нему спиной и уснула.

* * *

Все эти дни мы работали в поле, переворачивали сено, потом – после обеда – складывали их в стога и закидывали на телеги. До обеда мужчины косили, а после приезжали с телегами и забирали сено.

Мне было тяжело – я не чувствовала ни рук, ни ног. Мне казалось раньше, что это так легко – таскать сено – но это оказалось очень не лёгким трудом…

Хотя…

Ночами я всё также отдавалась кузнецу, как будто и не было этого тяжёлого рабочего дня…

Я так и не смогла узнать, о чём Никита договорился со старостой – он мне так и не сказал – но Марьяна перестала приходить в кузню.

На пятый день, утром мы погрузились и поехали на рынок в город. На телеге поместились я и Сонька, а кузнец поехал верхом. Телегу мы загрузили всем, что могли продать в городе. Вещи мы свои с Сонькой завязали в узелки.

Лиза и Мишутка остались дома на хозяйстве. Я их поцеловала и мысленно с ними попрощалась. Глядя на ребёнка, у меня защемило сердце, я уже привыкла за это время к нему, и чувство ответственности за него не покидало меня.

«Но я же не смогу его взять с собой туда, к себе. Опека у меня его отберёт, да и анализ ДНК покажет, что он – не мой сын. И тогда этот славный малыш будет расти в детдоме, а я – сидеть в тюрьме за похищения малыша…», – мысли о возвращении не покидали меня.

Вместе с нами ехало ещё десять телег. И только пару человек – верхом. Телеги были сильно загружены – каждый что-то вёз для торговли в городе.

Как мне объяснила Соня: на рынке можно самому торговать, но тогда нужно заплатить откуп, а можно сдать продукты перекупщикам дешевле и, не теряя время, купить что нужно, вернувшись домой побыстрее – в деревне летом всегда много работы.

Никита сказал, что мы торговать не будем, на это может уйти немало времени, а у него много заказов. Поэтому мы с Соней ехали просто прогуляться по рынку и по городу.

– Там есть торговые домики, Лада! Там такая красота продаётся! Я один раз там была, старшая жена моего мужа только родила и поехать с нами не могла, поэтому торговать он взял меня. Он сказал, что мы не будем сдавать продукты, сами продадим, а откуп – не большой, разберёмся.

– И что же там продаётся? В этих торговых домиках? – спросила я.

– Красивые украшения, красивые платья! А какая там посуда! Она блестит, как солнышко! – Сонька прижимала руки к груди и закатывала глаза от удовольствия.

Ехать до города пришлось три дня, и ночевали мы прямо на природе. Никита спал отдельно на ряднине сверху охапка травы, а нам стелил на половину телеги сено, которое мы застилали покрывалом – так и спали.

Мы везли продавать не только продукты доля еды, но и курей в корзинах, и гусей. По дороге мы их кормили и собирали яйца. Их ведь тоже можно продать.

Я даже не знала, что яйца – если они не повреждённые – можно хранить вовсе не в холодильнике, а так, в лукошке, и они не портятся…

Перед ночёвкой – если мы останавливались на ночлег на краю леса – все телеги ставили рядом и разводили два больших костра. Варили похлёбку и делили на каждого – на меня, Никиту и Соньку.

Потом мы с Сонькой забирались в телегу, прижимались к друг другу, чтобы под утро не замёрзнуть, накрывались покрывалом и смотрели в звёздное небо.

Сонька мне рассказывала про своё детство, как она маленькая собирала травки лечебные, как ходили по болоту за ягодами.

Я её слушала, и меня клонило в сон под её рассказы, у неё очень красивый голос, певучий, им хорошо колыбельные петь и сказки рассказывать. Я проваливалась в глубокий сон, и мне снился Никита – его глаза, его руки и губы. Я опять утопала в его объятьях, этот мужчина стал моим наваждением даже во сне.

Никита спал у костра, завернувшись в покрывало, и слегка храпел. Коней он распрягал, и они паслись рядом с костром.

Глава 14

Утром на рассвете я проснулась от того, что Сонька меня толкнула, когда вставала.

Я тут же поднялась вместе с ней, чтобы помочь приготовить немудрёный завтрак. Никиты возле костра, который мы раздули из недогоревшей золы, не было, я поискала его глазами и не нашла.

Мы нагрели воду и сварили кашу. Я с Сонькой старалась это сделать поскорее, чтобы пораньше выехать. Потом мы разложили всё по мискам и стали ждать Никиту. Он пришёл из леса и протянул мне большую кружку – я увидела в ней землянику.

«Получается, что это он с утра сходил в лес собрать ягод, чтобы порадовать меня?!», – мелькнула радостная мысль.

– Спасибо! – я посмотрела на него, и мне так захотелось его поцеловать, но на это у меня не хватило почему-то смелости.

А Сонька успела нарвать ромашек – и ещё каких-то травок – и заварила чай. Мы пили его с земляникой – это было так вкусно, я никогда такого не пила.

После завтрака мы как-то быстро собрались – Никита нас с Сонькой, как воробышков, закинул в телегу и сам сел на коня – и двинулись в путь.

Небо хмурилось, и очень не хотелось вымокнуть, ведь у нас сверху нет ничего на телеге, да даже и плащей нет, чтобы мы могли укрыться. Только покрывало из короткой шерсти, сверху смазанное жиром – чтобы с него стекала вода – которого еле хватало накрыть наш товар. Это покрывало – похожее с виду на брезент – Никита взял потому, что железо, которое он будет покупать, обязательно нужно накрыть от воды, а в дороге может и дождик случиться.

К середине второго дня мы подъехали к другой деревне. Запах печного дыма я почувствовала издалека. Ведь все, кто был в деревне, знает, что печки там иногда топят и летом, чтобы просушить внутренности жилища. А ещё топят, когда пекут хлеб, сразу на несколько дней. Да и у нас дома было так же, но у Никиты во дворе был ещё сложен и маленький очаг, на котором мы готовили еду, чтобы не топить печь каждый день…

Подъезжая к деревне, мы увидели несколько подвод, уже поехавших из деревни в сторону города.

Мы остановились возле деревни, которая была явно поменьше нашей. По приветствию живущих здесь людей, я поняла, что моего Никиту здесь знают.

А мой муж достал что-то из телеги, завёрнутое в тряпку, и поехал в деревню.

Сонька тоже пошла с ним, чтобы взять в деревне молока и набрать ведро воды, потому что река с водой нам попадётся только вечером – как сказал Никита.

Меня оставили в телеге сторожить имущество.

– А где Никита? – спросила я вернувшуюся Соньку, которая притащила две крынки молока, но деревянного ведра с ней не было.

– Сейчас он придёт, – пояснила она. – Он поит коня, там есть маленькое озерцо, а воду – он сказал – сам принесёт.

Через некоторое время пришёл и Никита, он принёс нам ведро воды, мы его закрепили на телеге, чтобы можно было в дороге попить, ведь не скоро нам ещё колодец попадётся. А ещё он поставил возле меня корзину, накрытую полотенцем.

Я подняла полотенце и увидела целую гору еды: там была и запечённая курица, и зелёный лук, и свежий хлеб и даже пирог с ягодами. Запах от всего этого изобилия стоял просто сумасшедший – так и хотелось всё это уже взять и съесть.

Никита принес ещё и бурдюк с водой, из которого напоил и нашего с Соней коня – мы двинулись в дальнейший путь.

Мы не стали с Соней заморачиваться с едой на остановке у деревни – стали закусывать на ходу. Я отламывала кусочки курицы и, укладывая её вперемешку с зелёным луком, подавала Никите, да и себя с Сонькой не обижала…

Так мы, практически не останавливаясь, добрались до следующей стоянки.

Мы с Сонькой по-быстрому – из остатков курицы и картошки – сделали какое-то подобие каши, а потом с очень вкусным пирогом попили втроем чай на травках. Их моя проворная Сонька насобирала на лужайках.

«Жаль, что грибов пока ещё нет…», – подумалось мне, и так захотелось, как в детстве, грибного супчика со сметанкой…

По дороге туча с дождём нас всё-таки не догнала и мы – довольные, что нам не пришлось где-то прятаться от дождя и потом сушиться – легли спать. Разложились на эту ночь так же – как и в прошлую.

Никита сказал, что завтра нам придётся вставать затемно, и так в город приедем поздним вечером.

Утром – очень-очень рано! – меня разбудила Сонька, и я, полусонная, пошла вместе с ней мыться к протекающей рядом реке. Правда, Никита был против моих умываний – мол, некогда! – но я плюнула и пошла уже против его воли, так как грязной ходить не собиралась.

Еще перед ночлегом от Никиты я узнала, что в городе мы тоже будем спать в телеге просто потому, что найти в рыночный день что-то подходящее для ночлега – не реально.

Да, весёлая поездка нам светит!

Глава 15

Вода в реке – что даже удивительно, солнышко ещё не встало – была очень тёплая, и мы, по очереди с Сонькой вымывшись, даже умудрились прополоскать свои вещи. Купались голышом – стоял утренний туман, и особо нас разглядеть вряд ли кому-то удалось бы. А вот вылазить из воды было зябко. Из-за этого мы очень быстро прибежали с Сонькой к костру, чтобы согреться.

Никита накрыл нас покрывалами и подал нам кашу.

– Давайте позавтракаем и будем выезжать, – сказал он при этом.

– В следующую поездку нужно нашу телегу удлинить и сделать из неё кибитку, тогда и спать можно всем вместе, и дождь не намочит.

– Кибитка? Это что такое? – спросил с недоумением Никита.

– Ну… Это такая крытая такая телега с крышей-пологом. Цыгане в ней ещё ездили по миру…

Сонька с Никитой переглянулись и посмотрели на меня.

– А кто такие цыгане? – спросила Сонька.

Я посмотрела на них непонимающе: они что, не видели никогда цыган?

– Ладно, потом расскажу как-нибудь про цыган, а вот кибитка… Никита, а ты можешь нарезать большие прутья, чтобы они примерно вот так цеплялись? – спросила я и показала на пальцах, как это должно выглядеть на телеге.

Он удивлённо на меня посмотрел, а я продолжила:

– А потом сверху мы можем на согнутые таким образом прутья натянуть ткань – ну, как та, что жиром пропитана – чтобы крыша не промокала.

– А чего ждать? Прямо сейчас и сделаем! Сейчас нарежу хлыстов из орешника, принесу, а вы собирайте пока вещи. Ничего страшного, задержимся немного, зато и дождя бояться не надо, да и от солнышка – какое-никакое! – все ж укрытие.

Мы с Сонькой, доев быстренько кашу, стали собирать вещи и тушить костёр возле телеги.

А где-то через полчаса к нам вышел Никита с длинными ореховыми прутьями, положил их возле телеги и стал меня расспрашивать:

– Рассказывай, как это должно выглядеть.

Я даже задохнулась от его близости, даже невзначай взяла его за плечо под видом того, что сажусь рядом с ним. Мне хотелось завернуться в его руки и долго лежать у него на груди…

– Это нужно закрепить вот так, дугой, – взяв один из прутьев, показала ему в телеге. – Потом нужно это будет закрепить перекладинами, чтобы дуги не сложились.

Никита задумался, видно было, что он думает и решает, как это сделать практически.

Я же наблюдала за ним и молчала, мне было приятно, что он сидит рядом.

И тут его взгляд остановился на моём лице, он протянул руку и поцеловал меня. Во мне по всему телу взметнулась волна желания, как костёр из сухого хвороста от огня. А Никита…

Он отпустил меня и долго-долго вглядывался в моё лицо…

Мне же хотелось большего, чем этот поцелуй. Мне хотелось его рук, хотелось быть с ним.

Но…

Как всегда – но…

Как будто освобождаясь от наваждения, мой муж быстро достал из телеги сундучок с инструментами, просверлил коловоротом дырки в бортах телеги и вставил в эти отверстия прутья, связав их верёвкой вверху в виде дуги. На поперечины пошли уже более толстые прутья – Никита их привязал к дугам всё той же верёвкой.

Мы же с Сонькой, достав «жировое» покрывало, которым укрывали свою поклажу, набросили её сверху на этот примитивный каркас, привязав края к верхним доскам телеги.

Никита обошел получившиеся «сооружение», поцокал языком и сказал:

– Вот дела… В жизни бы не подумал что такое может придумать баба – и от дождя, и от солнца…

Дальше ехали быстро, чтобы не попасть в город ночью.

Я впервые попробовала управлять телегой – это за меня все эти дни делала Сонька. Получилось – это ж не автомобиль: есть дорога, и есть конь, что медленно по ней идёт. Такой «автопилот» с запахом сельской жизни…

Мы проехали уже довольно много, когда Никита остановил коня.

– Ну, что… Неплохо получилось? – он махнул головой в сторону телеги.

А у нас реально получилась кибитка, как у цыган.

«Что ж, теперь на первое время от солнца можно спрятаться, хотя от дождя она вряд ли спасёт…

Тут мы догнали караван из нескольких телег остальных селян, где нашу кибитку остановили, чтобы посмотреть это «чудо природы». Мне стало понятно, что наши односельчане никогда такого не видели, что повозку с крышей они увидели впервые. Мужики подходили к Никите, что-то ему говорили, хлопали по плечу, заглядывали внутрь, чтобы посмотреть, как был сделан каркас.

Глядя на это, я решила, что многие на первом же привале переделают свои телеги в кибитки, и думаю, что к рынку мы точно подъедем со словами:

Цыганы шумною толпой

По Бессарабии кочуют.

Они сегодня над рекой

В шатрах изодранных ночуют.

Как вольность, весел их ночлег

И мирный сон под небесами;

Между колёсами телег,

Полузавешанных коврами,

Горит огонь; семья кругом

Готовит ужин; в чистом поле

Пасутся кони; за шатром

Ручной медведь лежит на воле.

Да, жаль, что ручного медведя нет, да и как я понимаю – цыганских танцев с бубном здесь тоже не видел…

«А ведь на этом денег, наверное, можно срубить…», – подумала я и сама себе улыбнулась. Представила, как я в городе на рынке перед мужиками трясу в танце монетками на груди, рядом медведь пляшет, а там, невдалеке уже Никита стоит с лопатой, чтобы меня после всего этого быстренько закопать. Ведь это ж не перед деревней его опозорить, а считай – перед целым городом. Картина получилась настолько красочная, что я засмеялась в голос.

Никита недоумённо посмотрел на меня, но, ничего не сказав, махнул рукой, чтобы мы двинулись в путь.

Толпа мужиков расступилась, и мы поехали дальше.

– Мы и так задержались, так что сегодня обеда не будет. По дороге доедим остатки курицы и запьём молоком. Да и малые остановки будут короткие… – объяснил мне и Соньке мой муж, ехавший рядом. – Вы меня поняли?

Мы с Сонькой дружно закивали головами, помнимая, что Никита полностью прав.

– Да, классно ты придумала с этой кибиткой! – восхищалась Соня. – Это ж, какая красота теперь так ехать тут. Ни солнце не палит, ни дождь нам теперь не страшен…

Глава 16

Уже поздно вечером, с небольшого пригорка – хорошо, что светила яркая луна – перед нами раскрылся потрясающий вид на город, вернее – на большое поселение.

Дома в городе были в большинстве своём деревянные, а из красного кирпича – да ещё и двух-трёх этажные – виднелись только в середине поселения. Наверное, там богачи в них жили. Из труб многих домов шёл дым, было видно, что по улицам проходят редкие горожане, за городом блестел большой водоём –это, наверное, наша река здесь сливалась с другой, образуя более крупное русло, и судя по ладьям-парусникам – судоходное.

И вот тут меня пробило!!!

В голове, как пазлы начали складываться картинки, и то, во что всё это время я не хотела верить, и то, о чём моя голова отказывалась думать и анализировать – сложилось окончательно в моём сознании.

Нет, меня не украли сексисты, меня не продал муж в рабство – просто я каким-то образом перенеслась в прошлое.

Хотя…

В какое-то странное прошлое…

Скорее – в какой-то параллельный мир…

Я ведь не помню из истории древней Руси двоежёнства, а ещё в фильмах показывали, как наши предки постоянно молятся и крестятся…

И если это время ещё до крещения Руси – то всё равно должно быть поклонение каким-то идолам…

А может…

Или мы плохо знаем свою историю, или её конкретно для нас переписали.

И от этих мыслей у меня мурашки побежали по спине, и зашевелились волосы на голове.

Значит, всё это время всё было по-настоящему, и меня могли реально наказать!

И кузнец – это теперь мой муж, и неизвестно, перекинет меня теперь назад в своё время, или я останусь здесь навсегда…

Во мне нарастала паника подступала, и становилось как-то страшно. Мне действительно было реально страшно, и волосы – подтверждая этот страх – зашевелились у меня на голове.

Ладно, нужно успокоиться и перестать паниковать, ведь как-то я первое время продержалась здесь, и пока меня не сожгли на костре, и не распяли, и не покалечили – какие тут ещё могут быть у них наказания…

В голову лезли картинки – всё страшнее и страшнее, но…

«Надо привыкать и подстраиваться под этот мир, ведь мне как-то придётся здесь жить, и не просто жить…», – подумала я.

Ведь всё это – навсегда!

А я даже не знаю, какой сейчас здесь год или век. Я – так уж оказывается – вообще ничего не знаю про этот мир, насколько он разниться с моим прошлым, да и свой другой мир…

Видно, плохо я историю в школе учила. Я ничего не умею, что может пригодиться мне здесь, чтобы выжить, и что ещё здесь можно как-то использовать себе во благо…

Мы тем временем подъехали к городу, и я попыталась себя успокоить и внимательно всё рассматривала с позиции разницы наших миров.

Солнце уже давно опустилось за горизонт, луна тоже скрылась за набежавшими тучками – становилось совсем темно. В городе огней почти не было видно, но улицы всё-таки освещали немногочисленные факела, и по улице можно было спокойно ехать – потому что дорога была ещё видна.

Улицы города были достаточно широкие – встречные телеги спокойно могли разъехаться. Но наш кортеж, въехав в поселение, так и не встретил никакого транспорта ни навстречу, ни попутно…

Вначале дорога была грунтовой, но где-то ближе к центру города она была застелена спилами деревьев, а далее – даже плоскими булыжниками. Хотя это и не раздолбанный просёлок, но ехать по такой всё равно было не очень приятно – телега постоянно скакала по неровностям, и нас сильно трясло.

Не в силах терпеть эту тряску, мы с Сонькой вылезли из телеги и пошли рядом с ней.

В центре города уже стали попадаться попутные повозки, видимо, такие же опоздавшие торговцы спешили проехать к рынку – наша процессия поехала медленнее.

Из любопытства я стала разглядывать дома, которые были построены вдоль дороги. Они находились на отдалении друг от друга, как я понимаю, чтобы избежать пожара в городе, так как постройки в основном были деревянные. Ближе к центру во многих домах первые этажи были кирпичными, а некоторые строения с красивыми верандами и балконами были и двухэтажными, и даже трёхэтажными. На улицах было много лавок и мастерских, видимо, ремесленников и купцов в этом городе было немало. По моим меркам – моего мира – этот город был совсем не большим, но если сравнить с деревней, из которой мы приехали с Никитой и Сонькой, то это было…

Город был раз в пять больше – если не в шесть или семь!

Мы уже подъехали к рынку, который плавно перетекал в речной порт, зажатый между рекой и деревянными стенами посадского кремля, построенного из толстенных брёвен.

А сам небольшой деревянный кремль – он был построен на высоком берегу реки, и слева от него собственно уже и разросся город – был очень древний, его стены потемнели от старости. С двух сторон от него стояли деревянные вышки. В их башнях горели огни, и на фоне неба вся эта картина выглядела весьма устрашающе.

За кремлём было поле, а вот леса вокруг города я не заметил, только редкие деревья попадались. В городе вообще не было деревьев или садов.

«Значит, фрукты сюда привозят, и здесь можно свои фрукты продавать, улучшая свои условия жизни…», – это моя голова начала работать, как у рыночного торговца, который ищет, где можно заработать.

Даже самой стало смешно от этих мыслей – я только час назад осознала, что нахожусь в другом мире, а теперь моя голова придумывает: и как здесь выжить, и как не помереть от голода.

Да, дела…

«Голод – холод!», – всплыло в подсознании…

Да я даже не знаю – какой здесь климат!

Где мы находимся? Какая тут будет зима?

Теперь ещё и об этом нужно подумать…

Я что-то в вещах у себя норковой шубы не заметила, хотя мой прежний муж – со слов Лизки – занимался шкурами. Или нас бессовестно с Лизкой ограбили жёнки старосты, или здесь не так уж и холодно.

Но…

Тогда зачем здесь людям шкуры и шерсть?

Значит, всё же холода бывают, и нужно будет и об этом подумать.

Голова моя уже, кажется, начала закипать от всех этих мыслей, и мне хотелось, чтобы мы уже дошли до места ночёвки – иначе мой мозг взорвётся. А завтра, на свежую голову буду анализировать и думать, как из этого положения выкручиваться. Для начал нужно оценить завтра рынок и понять: что можно здесь продать, и на чём заработать.

Тем временем мы уже подъехали к рынку, и костры – их не было видно из-за посадской стены – не кончались, как и телеги.

Мы долго пробирались по незнакомым местам, когда Никита наконец не выбирал место для ночлега. Мы остановились возле какого-то дерева, и он скомандовал нам остановиться и располагаться.

Мы с Сонькой тут же спрыгнули с повозки и побежали к дереву собрать хоть немного сухих веток для костра. Потом мы разожгли костёр и быстро сварили кашу.

Никита распряг коней, напоил их и привязал недалеко от телеги. Потом он принёс сено, постелил рядом с телегой, а Сонька приготовила нам постель, накрыв сухую травы покрывалом.

И хоть до реки было недалеко идти, но идти купаться в тёмной воде я не решилась – я вообще ночью боюсь открытой воды. Я просто обмылась из ведра водой – которую добыл всё тот же Никита – и направилась к костру.

Мы расселись возле костра и стали ужинали кашей, которая к этому времени уже сварилась. Сонька опять заварила нам чай на травках, но из каких – я не разбиралась. Кроме ромашки я вообще не понимала, что она там вообще собирает.

– Все эти травки дадут хороший сон, и ты завтра проснёшься отдохнувшая, как будто на мягких перинах спала, – сказала мне Сонька, протянув кружку с отваром.

Вторую кружку она подала Никите.

Я в этот момент пожарила на палочке оставшиеся кусочки хлеба и поделила между мужем и работницей.

– Как вкусно! – восхитилась Сонька. – И как ты всё это придумываешь? Я и не знала, что хлеб можно пожарить на костре, и что это так вкусно. Мы в деревне, конечно, сушили сухари, но чтобы хлеб ещё и жарить!

Никита опять молчал, но очень внимательно смотрел на меня, и его глаза блестели то ли от костра, то ли от чего-то ещё…

Пока Сонька готовилась ко сну, я – несмотря на свою боязнь – всё-таки пошла к реке, обмыла посуду и сложила её в корзину, которую задвинула под телегу.

Мы не стали снимать покрывала с нашей кибитки. Мы развязали с Сонькой наши узлы с вещами, постелили поверх сена нашу дерюжку, чтобы остюки травы не кололись, а другой кусок ткани послужил нам одеялом.

Никита опять лёг возле кибитки на свою незамысловатую постель, а мы с Соней, прижавшись к друг другу, тут же уснули крепким сном.

Глава 17

– Просыпайся, соня! – меня за плечо трясла Сонька.

Я открыла глаза, посмотрела на неё – она улыбалась – и сказала мне:

– Наверное, это тебя нужно было назвать Соней – ты так любишь поспать с утра.

– Ну, так, свежий воздух! Я и сплю. Сама ж меня вчера своими травками напоила! Говорила, что спать буду хорошо, – ответила я, потянулась и нехотя вылезла из своей импровизированной постели.

Солнце ещё не взошло, кругом стоял туман, и было довольно-таки прохладно.

Я поёжилась и пошла к костру, на котором неугомонная Сонька уже сготовила кашу.

Тут мне подумалось, что столько каши я в своей прошлой жизни не съела. Тут это – основная еда, с собой в дорогу брать особо нечего, берут перемолотую крупу и из неё варят кашу или похлёбку.

Никита стоял в воде по пояс и мыл коней от дорожной пыли, а я…

Я не могла оторвать от него глаз. И эта спина, и эти руки сводили меня с ума – лучше бы он был одет.

– Кхе… Кхе… – покашляла возле меня Сонька, поймав мой взгляд. – Я всё понимаю, но, может, ты мне всё-таки поможешь, чем на мужика глядеть? Нужно у курей яйца собрать, нужно их покормить… Пока я вещи наши с тобой соберу, нужно позавтракать – не дело на рынок голодными ехать.

Я нехотя оторвалась от лицезрения Никиты и пошла помогать Соньке. И мне даже стыдно не было за мои взгляды – ведь он мой муж здесь. Другого нет, и другого – не появится!

Вот если бы я очнулась замужем за Малхором…

Чувствую, что он меня, наверное, сразу убил, а судя по тому, что за убийство первой жены в тюрьму его не посадили – то и на мне эта горькая очередь не закончилась бы.

Мишутка!

Как я могла забыть?

Ведь теперь получается, что я его настоящая мать.

От этой мысли мне стало как-то нехорошо, но вместе с тем – и радостно: Мишутку у меня теперь никто не заберёт!

У меня закружилась голова, и я присела рядом с корзинами.

– Лада, что-то случилось? – посмотрела на меня тревожно Сонька.

– Нет, нет… Всё в порядке. Просто что-то повело меня. Наверное, я уже проголодалась… – попыталась я как-то разрядить обстановку.

– Ну, вон уже Никита пришёл, сейчас будем есть. Ты закончила с курами? – спросила заботливая Сонька, а я лишь помахала головой, встав со своего места.

– Пойду тогда разложу кашу по тарелкам, раз Никита вернулся, – подтвердила Сонька.

Я достала корзинку с посудой и тоже пошла хозяйничать.

Позавтракав, мы двинулись с нашей гостеприимной полянки и влились в поток телег, которые уже потянулись к рынку.

Рынок представлял собой ряды деревянных прилавков с крышей, но многие купцы имели и свои лавки в маленьких деревянных домиках, которые принадлежали этим постоянным торговцам, и они принимали товар у таких, как мы – кто не хотел стоять и торговать самостоятельно.

Основная же масса торгашей уже разгрузили свои телеги и носила товары к прилавкам. А те, кто очень рано встал или приехал ещё раньше нас, уже поставили свои телеги и собирались торговать прямо с них, они первыми заняли лучшие ряды, которые стояли прямо возле воды, рядом с портом. Здесь не было торговых домиков, потому что весной здесь разливалась река и могла снести в половодье постоянные строения-лавки.

Когда мы с Соней шли по рынку, я увидела недалеко от порта – в самом узком месте реки – широкий мост. Его быки в воде были выложены из кирпича, а настил сверху был из досок. По мосту, с той стороны реки тоже тянулись телеги на рынок.

«Надо же, как разросся город – его часть уже перебралась и на тот берег…», – подумала я мимоходом.

На реке я заметила и корабли, что стояли в порту. Они были похоже на корабли, наверное, времён Петра Первого. Недалеко от берега стоял самый крупный из них. Его паруса были свёрнуты, на берег были проложены сходни – было видно, что корабль стоит здесь уже достаточно долго. Команда, видимо, была где-то на берегу, и по трапу сновали грузчики, разгружая с него товар.

Также по реке сновали и лодки разных размеров. Несколько лодок стояли возле причалов – их тоже разгружали. Слышно было, как грохотали по доскам бочки, которые катили грузчики с этих лодок.

Да и вообще – кругом стоял неутихающий крик и мужиков, и баб, а ещё кричала разная живность – куры, гуси и прочие поросята. Это была такое многоголосие звуков, что чуть ли не закладывало уши.

Да…

Реально – это был рынок с большой буквы. Кто-то что-то покупал, кто-то отчаянно торговался, кто-то просто глазел на происходящее. Люди бегали туда-сюда, сновали торговцы и грузчики, всё было в движении…

Никита, который отъезжал куда-то по делам, быстро вернулся и приказал нам пока съехать с дороги. Он отдал своего коня мальчишкам, которые – таким образом подрабатывая – пасли коней торговцев, сел к нам на телегу, и мы поехали дальше.

Еще на ночёвке – чтобы нам с Сонькой было всё видно – мы сняли покрывало с каркаса нашей кибитки и смотрели по сторонам, крутя головой.

Никита сказал нам, чтобы мы никуда не дёргались, а сам ушёл на рынок.

Я смотрела по сторонам с открытым ртом. Ведь всё напоминало мне исторический фильм – максимальное присутствие в сюжете.

Я обратила внимание, что женщины здесь были разнаряжены до некуда – как пёстрые ёлочные игрушки, как у нас на рынке. Хотя и мы с Сонькой были увешаны всякими цветными украшениями с ног до головы. Моя подруга только разных оберегов на меня надела столько, что от их болела моя многострадальная шея. Но вот только от чего они будут меня беречь – не сказала. Да и не верю я в эту ерунду…

Через какое-то время пришёл Никита с двумя мальчишками. Один из них толкал впереди себя плоскую тачку на двух колёсах. Они ловко погрузили весь наш товар в неё и поехали отвозить куда-то вглубь рынка.

Мы с Сонькой остались возле телеги и сидели так где-то минут тридцать.

Вставшее солнце начало припекать, и я пожалела, что с каркаса нашей кибитки мы сняли крышу-покрывало.

Через какое-то время вернулся Никита и сказал:

– Сейчас я дам вам денег, чтобы вы смогли купить то, что вам нужно. Вон, видите тот домик с красным флагом? – спросил он.

И мы с Сонькой увидели, видимо, торговую лавку, где наверху, на жерди развивался красный флаг. На многих домиках были флаги, но красный был только на этом.

– Договоримся так… – продолжил Никита. –Потом – когда будет звонить колокол на обед на шахте, здесь его будет слышно – вы подойдёте к тому домику и будете ждать меня там. Только – никуда не уходить. Лада, Соня, вы меня поняли?

Никита очень строго посмотрел на меня, и я, покивав головой, подтвердила свою понятливость.

Мой муж протянул мне мешочек с монетками, сел в телегу и уехал в сторону города, а мы с Сонькой остались стоять на дороге. Я не знала, куда примостить этот мешочек. Побоялась повесить на шею, а карманов у меня на одежде нет. Совсем незадача с этим мешочком…

Я зажала его в руке и прижала к груди, другой рукой взяв Соньку за руку потому, что боялась потеряться в этой толпе.

Сонька обернулась и, увидев мои страдания с мешочком, сказала:

– Давай мне свой мешочек!

Она задрала свой фартук, раздвинула складки на юбке под поясом и туда, прямо на поясок привязала мешочек, который исчез в складках, сверху опять накрытый фартуком.

«Вот это маскировка! Это всё равно, что карман в трусах!» – подумала я.

Мы шли с Сонькой между рядами торговцев, и я с восхищением смотрела на всё это рыночное благолепие. Это была какая-то фантастика, какой-то старинный мир, как будто идут съёмки какого-то фильма, и я попала в самый разгар этих съёмок.

Тут торговали меховыми шкуркам. Сразу несколько телег стояли с мехами. Дальше были уже готовые изделия из меха – в основном меховые шапки, а вот целиком меховых шуб или чего-то подобного не попадалось. Только куртки с отделкой по воротнику, рукавам и планки под пуговицы. Наверное, мех – это всё-таки дорогое удовольствие, раз не шьют тут меховые шубы. Но увидела мужские сапоги с меховой оторочкой, а вот женские мехом не обшивали, и они были короткие, как полусапожки.

Мы с Сонькой спросили цену, и по моим меркам за сапоги попросили очень много, но у нас же нет зимней обуви, и придётся что-то думать и покупать. Наверное – в следующий раз…

Дальше шли разнообразные ткани, мимо которых мы с Сонькой пройти ну никак не могли. Поохали, поахали возле такой красоты. Чем ярче ткань – тем, конечно, она и дороже стоила. Опять же критерий: чем мягче и тоньше – цена взлетала до небес, но именно шёлковой ткани я в этих рядах так и не увидела.

Между рядами бегали мальчишки с поддонами, на них были калачи, бублики и баранки. Мы с Сонькой расщедрились и купили себе один калач на двоих, чтобы попробовать и перекусить, а то от впечатлений мы уже проголодались.

На другом ряду мы увидели глиняную посуду, понятное дело, что качество здесь другое, не в пример нашему сельскому гончару, было видно, что делали миски-плошки мастера своего дела. Увидели и очень красивые тонкие кувшины для воды с широкими донышками. Чем-то они мне напомнили работу восточных мастеров из моего мира. Посуда была из глины – и белого, и коричневого цвета – тоже разной цены. Чем легче посуда, чем круче украшена или разрисована – тем ценник был у неё круче.

Так же мы дошли и до медной посуды, которой так восхищалась Сонька, когда сюда приезжала в прошлый раз.

Деревянная посуда с росписью тоже была такой неописуемой красы, что я подумала: как же без тех машин и станков, которые были в моём мире, можно её сделать такой красивой и гладкой.

Ближе к порту нам попалась лавка со специями. Я приценилась только к перцу и соли, потому что все остальные приправы имели такую заоблачную цену, что мы за наши деньги не можем позволить купить и несколько крупинок.

Но больше всего меня поразила лавка с колбасой – да, да, именно с колбасой!

Тут висели и колбасные копчёные колечки, и копчёные рёбрышки – значит, уже копчение изобрели – и буженина, и варёные колбасы. и…

Одним словом: мы с Сонькой едва не удавились слюной от такого разнообразия запахов и ассортимента.

Была ещё и лавка с рыбой, но её покупали только местные, потому что довезти рыбу в другое поселение – да ещё и в жару! – было не реально.

– Мы сегодня уезжаем, поэтому до обеда нам с тобой нужно решить, что мы с тобой купим на те деньги, что нам дал Никита, – сказал я, и Сонька со мной согласилась.

И мы пошли дальше по торговым рядам, но уже не просто глазеть – а выбирать и покупать!

Глава 18

Мы с Сонькой решили купить чоботы – это конечно не сапоги, но всё-таки в дождь можно носить. Нас купец уговаривал взять, как по ножке, с его слов. У нас с Сонькой оказался один размер, но в одних таких тонких сапожках было бы холодно. Поэтому мы решили взять на два размера больше.

Продавец над нами посмеялся, сказал, что потеряем, когда бежать будем.

Мы ещё присмотрели большой рулон войлока. Я сказала, что мы из него сделаем стельки в чоботы – а ещё и свяжем носки из шерсти – и будет нам тепло ходить, а на зиму уже купим себе валенки, хотя бы – одни на двоих.

Чоботов мы взяли две пары, на Лизку я пока решила не брать. Посмотрим, как они будут носиться, а там решим. Я ж не могла проверить их здесь на промокаемость, это – через какое-то время, когда походишь в них, но лавку продавца мы с Сонькой приметили.

Украшения мы тоже посмотрели: там были и бусики, и броши, и браслеты, и даже серьги с бусинками, но как Сонька не крутила в руках всю эту красоту, я сказала, что они нам – ни к чему сейчас, и мы их покупать не будем. Сонька вздохнула и положила красивый браслет из кожи с вышивкой обратно на прилавок. Продавщица только поулыбалась, глядя на нас.

Я обняла Соньку и сказала:

– Если разбогатеем, то обязательно купим тебе этот браслет. А сейчас нам нужно быть практичнее и думать о том, как нам зиму пережить, а не об украшениях. Лето быстро кончится, а у нас с тобой зимней одежды нет, и надеть на себя, когда наступят холода, будет нечего.

Кроме рулона войлока мы присмотрели ещё и рулон шерсти. Значит, нитки в этом мире делают и ткани ткут, но вот вязаных вещей я что-то не вижу. Выходит, что никто здесь не вяжет.

Ещё мне понравились очень тонкие нитки для вышивки, но цены на них были очень высокие. Что ж, без вышивки пока вещи пошьём.

Для Лизы тоже присмотрели тонкую ткань светлого цвета, а окрасить можно и дома попробовать. Ведь девчонка растёт, и ей нужны будут новые вещи, вот из этой ткани и пошьём. Ткань мы купили, но нам не хотелось таскать почти рулон с собой, и мы договорились оставить её у торговки. Она очень милой женщиной оказалась, и рядом с ней крутилась маленькая девочка. Дочь полностью копировала маму и даже говорила с теми же интонациями. Так интересно было наблюдать за ними…

Готовых платьев здесь не продавалось. Наверное, где-то – кто мог заплатить – работала швея, а так – каждый сам себе мастер одежды.

Я обратила внимание, что женщины вокруг были одеты достаточно разнообразно. Попадались и красивые одежды с вышивками – у таких и украшений было много – и платочки были расшиты.

Моя Сонька смотрела им вслед с таким восхищением в глазах, что мне её жалко стало.

– Ладно, Сонь, не расстраивайся, – успокаивала я. – Мы и тебе такое сошьём, может, ещё красивее наряд сделаем.

Она посмотрела на меня, засмущалась и опустила глаза, а мне так хотелось её порадовать, но было жаль тратить деньги просто так.

Я всё же присмотрела рулон кружев, цена, конечно, кусалась, но решили уже потратить деньги на эту радость. У продавца не нашлось сдачи на нашу монетку, и он нам дал мешочек бусин. Сонька прижала к груди кружево и боялась положить в мешок, чтобы не измять.

Так и шли дальше по рынку…

Самое удивительное, что я здесь увидела среди железок – это кран для воды. Маленький такой, но кран. Я посмотрела, покрутила его, и продавец, поглядывая на меня, с удовольствием сказал:

– Забирай, отдам дёшево. Не знаю, куда эту штуку пришпандорить. Какой-то моряк продал, говорит, что можно в бочку вкрутить. Никто здесь не берёт такую ерунду.

Я поторговалась и купила этот кран. Теперь попрошу Никиту умывальник нам сделать. Без горячей воды, но всё же – хоть какая-то цивилизация.

Лавки гончаров обошли стороной – посуда нам была не нужна.

Ещё мы купили еды, сложив её в корзину, которую прихватили с собой. За колбасой возвращаться не стали – я не решилась за неё платить такие большие деньги – но запечённый гусь в дорогу подошёл идеально, у него мясо очень плотное, из-за этого очень сытное, к тому же брюхо гуся было набито кашей и зашито нитками. Купили овощей, хлеб и калачей – чтобы было с чем чай попить, да и так можно их поесть, они не сладкие.

Вообще, чтобы здесь продавали сладости – такого нет. Даже мёд я на этом рынке не видела, наверное, ещё рано его продавать. Из сладостей – только калачи, да баранки. Продавали и ягоды – прямо в туесках. Наверно кто-то из недалека вёз, потому что если из – от них просто ничего не останется. Если только клюкву в сахаре, так сахар здесь стоил дорого.

Ещё мы с Сонькой купили большой куль соли, хотя, видимо, стоило купить пару мешков, чтобы один с наваром продать в деревне, а второй бы нам достался практически даром. Я подумала и решила, что если у нас останутся деньги, то мы скорее всего так и сделаем.

Только вот…

Там же ещё и Никита железо будет грузить, выдержит ли наша бедная коняшка такой груз?

Мы шли между рядами и разглядывали, что ещё можно купить. Да и просто любовались той красотой, которую продавали.

– Иди сюда! Пришлая! – я услышала это слово и почему-то поняла, что это говорят мне.

Я повернула голову и увидела маленького сухонького старичка в одежде с большим капюшоном, он мне чем-то напомнил Будду, статуэтка которого была у меня дома в том мире. Он даже сидел в «позе лотоса» на большом пеньке. Дедок смотрел на меня и улыбался.

Я повернулась в его сторону и хотела к нему подойти, но Сонька меня дёрнула за руку со словами:

– Не ходи, это – дед-шаман! К нему просто так не ходят!

– Он ведь позвал меня! – Сонька посмотрела на меня странно, но руку отпустила и я двинулась к деду.

Глава 19

Перед стариком-Буддой стояли какие-то плетёные короба с крышками. Четыре штуки. Не знаю, каким образом он их сюда приволок, но явно не сам – вряд ли столько смог бы поднять.

Я подошла и остановилась напротив деда.

– Как вы поняли, что я пришлая? – спросила я.

– А зачем мне понимать, я и так всё про тебя знаю… – протянул старик, а я молчала, ведь мне всё ещё было не понятно, что же он про меня знает. – Ты – из параллельного мира пришла. Светлые духи дали тебе шанс прожить новую счастливую жизнь.

У меня чуть челюсть не отвалилась: я не понимала – как он такое мог узнать?

– Что значит – из параллельного мира? У нас что, существует и какой-то другой мир? – спросила я неуверенно.

– Почему два? Их больше, этих параллелей. Весь мир – это кристалл, а каждая его грань – это тоже мир… И мы переходим из мира в мир. Наши души имеют больше возможностей, чем тело. Мудрость одного мира мы переносим в другой. Везде должен быть баланс. Ты забыла? Добро и зло… Так в вашем мире говорят? – говорил этот «Будда», а я его слушала, и мне казалось, что я как бы смотрю на всё из другого измерения…

А голос шамана звучал завораживающе, он медленно проникал мне в душу, рисуя в мозгу фантастические картинки:

– Высший разум придумал этот мир, и он держит его в равновесии. Ничего не происходит просто так, и всё в этом мире связано. Здесь не бывает ошибок, и если что-то всё-таки произошло, значит – это всего лишь цепь событий. Каждое действие ведёт к переменам, и весь мир меняется вместе с тобой. Души переплетаются в этом кристалле, и образуется узор.

– А я могу вернуться в свой мир?

– Можешь… – подтвердил шаман, и надежда на то, что я могу вернуться назад в свою жизнь, затеплилась в моей душе. – Мы все переходим из мира в мир… – продолжал дедок. – Мы называем это сном, и там мы встречаемся с теми, кого нет с нами здесь, и там мы видим другие миры.

– Я могу только во сне туда вернуться?

– Нет, ещё можешь перейти туда после смерти.

– Так я там умерла? Раз я тут…

– Всё верно. Тебя там больше нет, и ты можешь там только родиться заново, – ответил шаман, и его слова эхом прозвучали в моей голове.

«Значит, там меня уже похоронили мои родственники, значит, уже там, наверное, и поминки справили – и девять дней, и сорок отметили…», – подумала я с какой-то горечью.

Я представила себя в гробу – как я лежу под покрывалом – и мне стало дурно. Особенно мой муж Виктор, наверное, горевал и плакал у гроба, со своей новой любовницей-красоткой…

Я почему-то сразу и безоговорочно поверила шаману…

Так…

У меня, оказывается, ничего нет. Я, как говорится, с чем в этот мир пришла – с тем и уйду. Сердце сжалось в обиде и за себя, и за маму с папой.

Я пошатнулась и, не глядя больше на старика, пошла вон из этой толпы. Мне нужен был простор и воздух – в груди всё горело огнём. Слёзы катились по щекам, я задыхалась…

Я почти дошла до реки, как вдруг весь мир потемнел, и я почувствовала, как я проваливаюсь в пустоту – свет передо мной померк и выключился…

Я очнулась на сене, на голове лежала мокрая тряпка…

Я открыла глаза и посмотрела вокруг. Услышав, что кто-то в комнате шуршит чем-то, я приподнялась и увидела пожилую женщину в платке – она что-то толкла в ступке.

В этот момент она повернулась ко мне.

– Ну что, очнулась? – спросила женщина.

– Где я?

– Да ты у меня, а я – бабка Дарина. Травница я. Тебя принесли от деда-шамана. Он сказал, что нужно посмотреть за тобой, пока тебе лучше не станет.

– Так это что, всё правда?

– Не знаю, детка. Что правда, что ложь… Мне то и не ведано, и знать не надо. Пить хочешь? – я махнула головой, и бабка поднесла мне кружку с травой.

Я отпила глоток – напиток был горький.

– Пей, пей. Не кривись. Тебе сейчас больше всего нужны силы. Эта трава хорошая – и сил тебе даст, и здоровье крепче будет. Новой жизни в тебе нужно за что-то держаться, а ты вон какая худая.

– Какой ещё жизни?

– Да как – какой? Запястье-то с печатью, значит – мужняя жена. Значит, и род нужно продолжать! – бабка улыбнулась и хитро мне подмигнула.

По моей спине пробежал холодок, и меня озарила догадка:

– Я что, беременна?

– Ну, ещё рано об этом говорить! Жалеть не будешь себя – так и пустая ходить станешь. А сейчас – силы побереги! – бабка погладила меня по голове.

Я посмотрела в окно – там уже солнце клонилось к вечеру. Я резко села, убрала тряпку и подумала в ужасе, что Никита там, наверное, меня ищет. А Сонька где? Она ж со мной была.

– А где девушка, что со мной была? С косами такая, Сонькой зовут.

– Не было с тобой никого. На телеге тебя ко мне от шамана Васятка – племянник мой – привёз.

– А колокол в обед давно звонил?

– Какой обед? Колокол уже и к ужину отзвонил.

– Ой, бабушка! Мне нужно к рынку бежать.

– Да что тебе там делать, всполошная. Ложись спать, утром пойдёшь. Сейчас там всё равно никого нет.

– Нет, скажите – в какой он стороне.

– Ой, горемыка… Ладно, вот тебе шаман передал… – и лекарка протянула мне кристалл на шнурке. – Он сказал, что твоё место – здесь, а там… – тут она показала на кристалл. – Души родных твоих, и если заскучаешь по ним – можешь с ними поговорить. Ищи здесь своё место. Светлые духи любят тебя и благоволят.

– Спасибо большое! – я взяла кристалл, повесила себе на шею и хотела, было, уходить, но бабка меня остановила и протянула мешочек с травой.

– Вот тебе для сил, заваривай и пей. Ты, наверное, живёшь там, где Северина всех лечит? Верно?

– Да, всё верно.

– Ну, тогда я спокойна. Она очень сильная травница. Если что – поможет тебе.

С этими словами бабка меня вывела из своего дома и показала, в какой стороне рынок.

Солнце почти село, и я со всех ног пустилась бежать на рынок.

Глава 20

На рынке я оказалось, когда уже было почти темно. Тут никого не было, я покрутилась между рядами и решила пойти поискать вдоль реки, может, Никита, и Сонька ещё не уехали, где-то оставшись ночевать.

Когда я вывернула из-за последнего ларька, то прямо нос к носу столкнулась с мужиком – с высоким и крепким таким мужиком.

Я стала обходить его стороной, но он схватил меня за плечо.

– Куда, голуба, так поздно бежишь? Не хочешь пойти со мной? Приголублю, не обижу, завтра подарки куплю тебе, какие захочешь, – забубнил он.

Я рванулась от мужика, рукав затрещал, но этот упырь оказался очень ловки – он тут же схватил меня за руку.

– Нет, постой… Поговори со мной, я же добрый. Красавиц не бью, – на его харе была видна ехидная, в отблеске от факелов улыбка.

– Отпусти меня, убери руки от меня, урод, козёл вонючий! – закричала я.

– Ничего себе, как девушка-то у нас ругается! Впрямь, как моряки в порту! – урод уже не улыбался и держал меня крепко.

И тут я, собрав все свои силы, со всего маха заехала коленом ему в пах.

Он взвыл, затем – задохнулся, отпустил мою руку и согнулся пополам.

А я, недолго думая, рванула в темноту, туда, где видела костры. Я бежала очень быстро, боялась, что он за мной побежит. Когда поняла, что никто за мной не гонится, стала идти быстрым шагом, постоянно и оглядываясь.

За мной никто не гнался.

Я дошла до первого костра, но приблизиться побоялась – просто посмотрела издали.

Знакомой телеги я не увидела и пошла к следующему костру.

Так я прошла, наверное, костров десять…

Мне становилось страшно, ведь я здесь никого не знаю, я даже не знаю, как называется деревня, в которой я живу.

По моему лицу покатились слёзы от безысходности и страха. Но я вытерла их рукой и стала решат – что же делать дальше: «Если до последнего костра дойду, и там не будет Никиты – то найду какой-нибудь сеновал, переночую там, а завтра уже буду думать. Может, пойду к травнице и попрошу проводить меня до Северины…», – от этих мыслей я слегка успокоилась и с новыми силами пошла к следующему костру.

Ходила так долго, уже устала, но вдруг узнала на фоне неба дерево и увидела в отблесках костра нашу кибитку. Радости моей не было предела, и я побежала к этому костру.

* * *

У костра, положив руки на колени, сидел Никита, а услышав, как я его зову – встал и пошёл ко мне навстречу.

– Никита! – я уже и кричала, и плакала.

А он схватил меня, прижал к себе одной рукой, а другой – гладил мою голову.

Так мы и стояли…

Но теперь я плакала уже от счастья – от того, что нашла своих близких.

Тут мой муж слегка отстранился и, посмотрев в мои глаза – столько боли в них я ещё не видела – спросил:

– Где ты была? Я искал тебя.

– Никита, мне стало плохо, я потеряла сознание и очнулась уже у травницы Дарины. Она не хотела меня отпускать, но мне стало страшно от того, что вы уедите без меня, и я пошла вас с Сонькой искать.

Он вздохнул и снова прижал меня к себе, а у меня по всему телу разливалась нега от счастья, я была, наверное, на седьмом или на двадцатом этаже счастья. Я готова была так стоять с ним вечность, но за спиной Никиты я услышала плачь.

Мы с Никитой обернулись и увидели, что это плачет подошедшая незаметно Сонька.

Я оторвалась от Никиты, подошла и погладила Соньку по голове, а она в ответ меня обняла, не переставая плакать.

– Лада, куда ты пропала? – всхлипывала она. – Я стояла возле лавки и смотрела, как ты с шаманом разговариваешь, и тут меня толкнул мальчишка, и я отвлеклась, чтобы наш мешок переставить, а когда посмотрела в вашу сторону, то ни тебя, ни старика не увидела. Я так испугалась… Я побежала по рынку, звала тебя и искала. Я пробежала все ряды несколько раз. Я потом, когда колокол прозвонил, побежала к этому домику с флагом и ждала Никиту. Потом мы с Никитой тебя искали – мы и в городе были, и в порт ходили – но никто тебя не видел. Мы до вечера тебя везде искали…

Мы пошли с Никитой и Сонькой к костру, где мой муж достал корзинку с едой. Когда подошёл ко мне и увидел порванное платье – нахмурился.

– Тебя кто-то обидел? – спросил с тревогой.

Я посмотрела на платье…

Да, рукав тот урод порвал мне знатно, но и сам отгрёб не по-детски. Будет знать, как к девушкам приставать.

– Нет, – не зная почему, соврала я. – Разве меня обидишь? Это я, когда падала, зацепилась рукавом. Вы знаете: я не помню ничего, мне стало очень плохо, а потом – бум, и я куда-то как в бездну упала… Очнулась уже у бабки Дарины. Она знает нашу Северину, сказала, что очень хорошая травница сестра. Вот ещё какую-то травку мне дала, сказала, что нужно её пить.

Я протянула мешочек Соньке, а та его открыла, понюхала и ответила:

– Хорошая травка, как раз для таких, как ты. Вот тебе и буду её давать, а мы с Никитой другую будем пить.

– Значит, меня решила этой горькой бурдой травить, а сами будут хорошую пить! – как бы возмутилась я. – Молодец, ничего не скажешь…

Сонька в ответ только заулыбалась и пошла ставить на костёр чай.

– Никита, а можно я с тобой буду на сене спать? – спросила я у Никиты.

– Замёрзнешь.

– Нет, не замёрзну. Ты ж меня обнимешь, правда?

Никита кивнул утвердительно, поднялся и ушёл в поле. Вернулся он уже с охапкой сена, которое постелил под телегой.

Сонька, оторвавшись от костра, постелила на сено покрывало и достала одеяло из нашей кибитки.

– А одеяло откуда? – спросила я.

– Никита купил сегодня, у нас же дома не хватает одеял, вот он и купил одно. Ещё мы всё забрали, что с тобой купили. Пока Никита тебя искал, мне его знакомый помог всё погрузить. Раз уж ты нашлась, тогда с утра домой поедем, а то я думала, что мы тебя и завтра будем искать. А это что у тебя? – Сонька взяла кристалл и покрутила в руках. – Я такой красоты никогда не видела.

– Это мне шаман дал.

– Дед-шаман ничего просто так не делает. Значит, эта вещь тебе ещё пригодится…

Я посмотрела на кристалл и вдруг…

Вспомнила и своё детство, и свою бабушку, и маму, и папу. Как мы вместе лепили вареники из вишни и смеялись песням, которым папа учился у бабушки. Он не понимал многих слов и коверкал их на свой манер. Взрослый умный мужчина вёл себя так забавно, что мама, сразу разулыбавшись, его тут же хвалила. А потом бабушка вместе с мамой пели эти песни уже по-настоящему, а мы с папой их слушали.

Я покрутила кристалл у себя в руках – странно видеть такую штуку в этом мире…

Начали располагаться ко сну – Сонька легла на своё место, а я забралась в постель Никиты.

Никита подкинул толстых веток в костёр, чтобы он не сильно погас за ночь, и его не нужно было с утра разжигать, и лёг рядом со мной. Он обнял меня, и мне на душе стало так спокойно, что я впитывала в себя и это спокойствие – как холодную воду в жару, и эту тишину ночи, и этот треск костра…

Моя душа летела и радовалась тому, как мне хорошо. Я обнимала самого дорого для меня мужчину, и его дыхание убаюкивало меня.

Глава 21

Утром я проснулась от того, что меня, не стесняясь, целовали. Целовали мои глаза, губы, щёки, лоб, а сильные руки прижимали к груди.

Я таяла от счастья, я давно не была так счастлива ни в этом, ни в том мире…

Но всё хорошее быстро кончается, Никита поднялся, а я осталась лежать, скатившись в ямку в сене. Мне так не хотелось выползать отсюда.

Мне подумалось: «Как мало человеку нужно для счастья… Не надо мне замков, золота и брильянтов, а просто нужен рядом человек, который меня любит, чтобы он просто был. И пусть весь мир подождёт…».

Я даже не заметила, когда я успела так привязаться к нему. Как этот молчаливый человек смог забраться так глубоко в мою душу и пустить в ней корни?

Незаметно для меня этот мужчина становится мне дорогим и родным.

Я наблюдала из своей постели, как Никита разводит костёр, как наклоняется и дует на огонь, подкладывая сено, чтобы он разгорелся…

С телеги слезла Сонька и сложила вещи назад в покрывало.

– Сонь, а как посёлок называется, где мы живём? – вспомнив, спросила я.

– Лада, странная ты, конечно… Да по имени старосты. Как старосту зовут – так и посёлок называют. У нас – Савельевка.

«Вот тебе как просто, и никто не придумывает ничего заумного. Как старосту зовут – так и посёлок…», – мелькнула мысль.

Я вылезла из сена и пошла умываться на речку.

Утро было красивое, над рекой стелился лёгкий туман. Водная гладь была ровная, как стекло, из-за тумана было ощущение, что это – парное молоко, которое манило окунуться. Где-то плескались рыбки. Солнышко уже медленно поднималось над лесом на той стороне реки. Розовело по краям голубое небо. С той стороны уже доносился щебет птиц.

Было состояние мира и покоя…

Люди на телегах потихоньку ехали по дороге мимо нас, это собирались на рынок те, кто оставался на второй день торговли.

Мы решили сразу домой не ехать, а на оставшиеся деньги докупить товара и догрузить телегу.

Утром к нам прискакал сосед нашего старосты, а когда узнал, что мы поедем домой ближе к обеду – решил со своим караваном к нам присоединиться. Они договорились с Никитой о месте и времени встречи, и сосед уехал.

Мы с Сонькой приготовили завтрак: я разложила кашу по мискам, а Сонька как всегда заварила свой травяной чай. Мне в кружку она отдельно досыпала траву, что мне дала травница.

– Зачем? Она же горькая, – спросила возмущенно я.

– Зато – полезная! Особенно тебе! – сказала Сонька и вручила мне кружку.

Я поморщилась, но кружку взяла.

Мы достали калачи к чаю и, хорошо позавтракав, двинулись на рынок.

– Сегодня ты будешь со мной – не отходишь от меня ни на шаг! Сонька сегодня останется с телегой, – сказал Никита, строго глядя на меня.

Я послушно махнула головой.

Мы до этого обсудили, что купить на оставшиеся у меня деньги. Когда я попросила докупить ещё пару мешков соли – Никита на меня странно посмотрел, но согласился. Я думаю, что он про себя решил посмотреть, что же это я собралась солить. А я решила выменять соль на шкурки, потому что именно шкуры здесь ценились дороже всего.

Как говорил мой бывший муж Виктор: Только торгаши могут быть богатые, потому что ещё не один производитель не разбогател…».

Что ж, проверим эту теорию на практике. Потому что возить картошку сюда и продавать я не вижу смысла – это и большие объёмы, и дёшево. Вес у товара должен быть маленький, а товар должен быть дорогой, тогда и доставка будет дешевле. Самые красивые шкурки будут осенью, и соль как раз нужна в это же время – засолить грибы, помидоры, огурцы – она в этот период будет в цене.

Короче, во мне проснулся предприниматель, и я решила начать что-нибудь «предпринимать». Ведь никакими особыми знаниями я не обладала – создать здесь двигатель или ещё чего – но как-то чувствовала, что можно продать. Поэтому мы пойдём путём торговли, а там дальше…

Посмотрим и освоимся…

Когда мы подъехали на телеге к стоянке возле рынка, то Никита приказал нам с Сонькой сидеть и ждать, пока он не заберёт своё железо.

И мы стали разглядывать торговцев и покупателей, которые крутились тут – торговля уже была в самом разгаре.

– Сонька, а давай мы в подарок Лизке привезём маленькое зеркальце. Большое – дорогое, а ей и маленькое очень понравится, – предложила я.

– Давай, оно ей потом в приданное достанется, как замуж будем отдавать, – согласилась подруга и добавила. – Уже сейчас о свадьбе нужно подумать.

– Ты что, она ещё маленькая! Куда ей замуж? Варварские порядки какие-то!

– А потом никто не возьмёт старую деву.

– Глупости не говори, мы ей такое соберём приданое, что от женихов отбоя не будет! Да и сама Лизка у нас – умница и красавица. И работяга вон какая, любому такая невеста приглянется.

– Хорошо, Лада. Вот с осени и начнём ей приданое готовить. А то летом некогда нам будет заниматься её приданным. Нам ещё ягод нужно насобирать, да травы сейчас многие поспевают… А то к Северине мы зимой не набегаемся.

– Скажи, а что за траву мне Дарина дала?

– А разве она тебе не сказала – для чего трава? – вопросом на вопрос ответила Соня.

Я посмотрела на Соньку, помотала головой, а та продолжила:

– Думаю, что травница не просто так тебе эту траву дала, Дарина, наверное, видит то, чего мы пока не видим, видать – сильная она. И хотя я про неё и не слышала – да мне и не положено, я ж не лечу людей, и кто в чём из травниц силён, я не знаю – но такую травку девушке дают, если бояться, что она ребёнка не доносит до срока.

Тут я непроизвольно посмотрела на свой живот и прижала к нему руку.

«Значит, всё-таки эта трава для сохранения беременности… Тогда буду пить – не хочу своего малыша потерять…», – решила про себя я.

Теперь, после слов Соньки я буду бояться даже лишний раз пошевелиться, чтобы ничего не случилось.

Сонька заметила мой жест с животом и сказала:

– Не переживай, сейчас и я буду за тобой присматривать, да и пока ты пьёшь травку – с тобой ничего не должно случиться. А дома за тобой Северина присмотрит, она, знаешь, какая сильная у меня! Всё будет хорошо! – Сонька обняла меня, и мы так сидели в ожидании Никиты.

Он пришёл к нам вместе с каким-то парнишкой, который вёз на тачке разные железяки. Оно было разное, плоское и длинное, какими-то кусочками и брусками…

Подъехав к телеге сзади, они вдвоём всё аккуратно загрузили, и парнишка уехал со своей телегой в сторону города.

А Никита эти железки стал заворачивать в то промасленное полотно, что мы с собой в поездку брали. Он обложил железо нашими покупками, а потом погрузил из мешка ещё какие-то неизвестные мне штуковины – я плохо разбиралась в том, что нужно кузнецу для его работы – видно, я плохая жена, совсем не интересуюсь работай мужа.

– Ну что, ты готова? – спросил у меня Никита.

Я махнула в ответ рукой, и мы с ним пошли на рынок.

У нас хватило денег ещё на один рулон войлока – я придумаю, куда его пустить, у нас на зиму нет не курток, ни штанов – пригодится, короче. Пришлось ещё докупить в дорогу калачей, а ещё – как мы и договаривались – докупили два мешка соли. Здесь я уже торговалась с продавцом, как бешеная: ведь чем дешевле возьму – тем больше заработаю на этом. Поэтому я включила все свои знания и всё своё обаяние, получив максимально возможную скидку на соль.

Никита хмыкнул и поднял брови, когда продавец сдался и согласился с моими доводами, а я довольно потёрла руки.

Продавец, спросив, где мы остановились, пообещал через малое время доставить туда оплаченную нами соль, а я попросила Никиту последний раз пробежаться к рядам с украшениями, чтобы купить для Лизки зеркальце.

Мы очень быстро дошли до торговли стеклом и зеркалами. Это была очень дорогая лавка, и покупателей здесь было мало. Здесь я видела пузатую стеклянную посуду, которая, видимо, делалась вручную и стоила сумасшедших денег. На прилавке, в специальных ящичках были сложены небольшие разноцветные стёклышки для витражных окон. А вот зеркала все были маленькие – большого, в пол, я здесь не увидела.

Были зеркальца и уже кем-то пользованные, какие-то поцарапанные, они стоили дешевле, и их – несколько штук – при мне продали девушкам. Но мне на подарок поцарапанное не хотелось брать, поэтому я купила абсолютно новое квадратное зеркальце в красивой деревянной рамке с ручкой. Разглядывая в нём себя, я увидела молодую красивую девушку, и это мне очень понравилось.

Никита купил ещё и одно небольшое стекло, как я поняла – для окна, и мы двинулись к выходу с рынка.

Тут какой-то лавочник громко окликнул Никиту – его, оказывается, здесь многие знали – он остановился и сказал, чтобы шла к телеге одна, тем более что нашу стоянку было уже отсюда видно.

Не успела я отойти и пары шагов, как меня кто-то схватил за руку чуть выше локтя, и я услышала над своим ухом:

– Ну что, попалась, голуба! От меня не убежишь! – я повернула голову, и ноги мои подкосились – на меня смотрел тот парень, которого я ударила ночью в пах.

Он, бросив сои вещи, смотрел на меня, гаденько улыбаясь при этом, но держал меня за руку крепко – не вырваться!

Я же с ужасом смотрела на него и не знала – что же мне делать!

Глава 22

– Убери руки от неё! – как гром прозвучали слова на весь рынок.

Торговцы и покупатели даже затихли в ожидании интересного представления. Все прекратили свои дела и с интересом наблюдали за нами троими.

Парень оторвал от меня взгляд, поднял голову и посмотрел за мою спину. Потом как-то нехорошо и кривовато улыбнулся, отпустил мою руку и пошёл в сторону Никиты.

Я оглянулась, и моё сердце сжалось в предчувствии беды – я увидела, как Никита смотрит на этого человека с каким-то подозрением, что ли…

А тот приближался к моему мужу в развалку, явно не считает его своим противником.

И вот когда этот нахал уже подошёл к мужу достаточно близко – я готова была закричать.

Но вдруг…

Я онемела, когда вместо драки они, неожиданно для меня обнялись, и начали хлопать друг друга по спинам, как старые приятели.

– Дружище, брат! Никита! Как же я рад тебя видеть! – парень радостно скалился, обнимая Никиту при этом.

Никита в ответ ему тоже улыбнулся и крепко обнял.

Рынок сразу потерял к нам интерес и опять зашумел так же, как и до этого.

Тут Никита повернулся ко мне и приказал:

– В телегу! Быстро!

Я же, толком ничего не понимая, развернулась и очень быстро пошла к нашей стоянке.

Там я запрыгнула в телегу и стала оттуда следить за происходящим. Я кратко Соньке всё рассказала, и мы теперь – не спуская с Никиты и парня глаз – с нетерпением ждали, когда Никита вернётся и всё объяснит.

Через какое-то время они Никита с парнем подошли к нашей телеге. Муж держал в руках мешок и корзину, а этот «весёлый» парень что-то говорил Никите.

Когда Никита погрузил всё принесённое на телегу, они обнялись и стали прощаться.

Тут этот непонятный парень сказал Никите:

– Я всё понял, брат, и конечно всё сделаем, раз ты с моим отцом договорился! Осенью, после праздника Матери Земли я буду у тебя! Готовься! Ну пока, красавицы! – сказал он нам с Сонькой и подмигнул, что меня сильно смутило – я не понимала, как себя вести – и я отвернулась.

Они ещё раз похлопали друг другу по плечам, и Никита, сев на коня, возглавил нашу маленькую процессию, направляя её к выезду из города, на нашу дорогу.

Пока мы ехали по городу, Никита ни разу не обернулся, не посмотрел на нас с Сонькой и не сказал ни слова.

Мне хотелось узнать: что же такого произошло, что Никита не ответил на явную грубость какого-то незнакомого мне человека, но то, что они друг с другом хорошо и даже близко знакомы – было понятно.

Выехав наконец из города, мы свернули на полянку, где стали ожидать соседа, с которым договорились двумя караванами ехать домой. Пока ждали – разожгли костер и решили пообедать, раз на это появилось время.

Не зная, сколько времени займёт ожидание, из горячего сделали только чай, а так доедали то, что было припасено в корзине.

Ждали не очень долго – из города к нашей стоянке подъехали две телеги и один наездник – наш односельчанин.

Быстро напоив попутчиков чаем с калачами, мы немедленно двинулись в путь, так как хотелось побыстрее вернуться домой.

Из-за того, что мы подзадержались при выезде, пришлось в дороге останавливаться ещё на одну ночёвку.

Всё это время Никита не замечал меня, даже не разговаривая со мной и с Сонькой – это было как-то странно, ведь я не чувствовала за собой никакой вины. Мне от этого молчания было тоскливо на душе и как-то одиноко.

Когда с первыми хлопотами на стоянке ночёвки было покончено, Сонька разговорилась с женщинами, которые ехали вместе с нами домой – я тоже включилась в разговор.

В пути люди быстро сближаются, вот и мы со своими попутчиками уже общались, как хорошие знакомые.

Женщины рассказали, что они видели на рынке, а особенно – обсуждали наряды местных красавиц, и каждая высказывала свои предположения: и как это можно сделать, и чем можно украсить. По приезду домой, я думаю, что у наших местных женщин появятся и новые наряды, и новые украшения…

Одну из женщин звали Мария, она делилась со мной и Соней своими секретами выращивания овощей на огороде – я узнала много полезного для себя.

Не у всех в нашем селении у мужей было по две жены. Вот и у мужа Марии она была единственной. Эта женщина – не смотря на своё певучее имя – была очень бойкая и шустрая. Мне казалось, что её спокойному Макару хватало и её одну с головой. Когда мы останавливались, она так много успевала сделать, что я только диву давалась её скорости и работоспособности. Оставалось только завидовать такой поворотливости и ловкости, с которой Мария всё делала.

Во второй телеге ехала Глара, это её муж договаривался с Никитой о совместной поездке, они во время пути с Никитой ехали всегда рядом и о чём-то беседовали. Глара была старшей женой – она была молчаливая и спокойная. Всегда опускала голову, если её муж о чём-то спрашивал. Сразу было видно полное подчинение мужу и его слову. Я на себя не могла примерить такое поведение – во мне сразу поднималось сопротивление, и неподчинение включалось моментально, с пол-оборота. Глара беседовала с нами только тогда, когда муж уходил поить или кормить лошадей. В остальное время старалась молчать или на вопросы отвечать очень просто. Но её тоже заинтересовало моё кулинарное искусство, и она напросилась ко мне на обучение, конечно, с разрешения мужа. Хотя было бы странно, если бы её мужик вдруг отказался от того, что его тоже будут вкусно кормить.

Вот так мы коротали свои вечера в дороге. Развлекая себя беседами о кулинарии, огородах и нарядах, при воспоминании о которых у женщин поднималось настроение и включался азарт удивить друг друга и разгадать секреты мастерства.

Я, к сожалению, практически никакими навыками по рукоделию не обладала. Умела только вязать на спицах, и в школе, на уроках труда нас учили сшить себе юбку, фартук и халат. Дома я ничего не шила – навыков особых нет, только базовый уровень, но как сделать выкройку – это я себе представляла.

Мне очень понравились эти вечерние посиделки – ведь они ни к чему присутствующих не обязывали, женщины общались запросто, ничем не кичась друг перед другом. Мне вспомнилось, что такое было у бабушки, когда они собирались с подругами и обсуждали и последние новости, и всех соседей.

А тут женщины выспрашивали про секреты блюд, которыми я уже успела многих удивить, особенно – какие эти рецепты простые. Заодно я прорекламировала свою тёрку и сказала, что по приезду покажу её всем желающим и расскажу – что можно готовить при её помощи.

По-видимому, у Никиты появятся новые заказы после поездки, а у меня – новые подруги. Нужно налаживать как-то отношения в посёлке.

К обеду четвёртого дня все почувствовали запах печного дыма и встрепенулись в ожидании появления нашего посёлка.

Никита и Захар увеличили скорость и поехали быстрее – оставляя обоз на телегах позади – чтобы распрячь коней и предупредить о нашем приближении. А на телегах особо не разгонишься, поэтому обоз и ехали медленно.

Сонька, сойдя с повозки, шла рядом и как всегда, не теряя времени, собирала свои волшебные травки, отставая при этом. Но потом догоняла меня и кидала их мне в телегу, где я складывала эти травки в корзину.

Мы подъехали к дому и увидели стоящую и ждущую нас Лизку, которая держала на руках Мишутку. Мы так соскучились друг по дружке, что я, соскочив с телеги, побежала навстречу Лизке, и мы начали обниматься и целоваться.

Сонька же завела телегу с конём во двор дома, где Никита забрал у неё поводья и начал распрягать лошадей.

Мы пошли с Лизкой в дом, где я ей рассказала, что мы привезли ей подарок, и моя вечно хмурая Лизка улыбалась мне, проявляя в себе ту маленькую девочку, по сути которой она ещё и была. Она уже нагрела нам воды, и мы все по очереди помылись с дороги в купальне.

Потом мы все – включая и справившегося с лошадьми Никиту – сели обедать.

На первое была куриная лапша. Я как-то даже соскучилась по супу после стольких дней каши.

Потом мы разгружали телегу и разносили всё, что купили, по местам.

Сонька при этом рассказывала Лизке про город, про рынок, про торговые ряды. Описывала наряды местных красавиц, корабль в порту, те украшения, которые она видела на рынке, те матерьялы и ту посуду, которую мы видели.

Лизка же смотрел на неё с раскрытым ртом и во все уши.

Когда с делами было покончено – для Лизы наступил самый торжественный момент: мы с Сонькой вручили ей подарок!

Ей очень понравилось зеркальце, и она с таким трепетом завернула его в полотенце и спрятала в сундук в своей комнате, что мы с Сонькой даже рассмеялись – правильно: такую драгоценность нужно спрятать подальше!

Никита выгрузил своё железо и ушёл к старосте. Мне бы конечно хотелось знать, о чём они будут разговаривать. Но мне казалось, что на мои вопросы он не ответит – хоть пытай его утюгом!

Стоп!

Утюг!

Я же этот предмет обихода и «лучший друг женщин» в нашем доме вообще не видела!

Почему до сих пор его здесь нет – я не понимала!

И мне пришла в голову «светлая» мысль: нужно попросить Никиту сделать нам утюг – простейший, куда можно угли засыпать – чтобы гладить бельё.

Выйдя во двор и осмотрев свой огород – он меня порадовал – я поняла, что урожай мы соберём неплохой, и не нужно будет тратить деньги хотя бы на покупку овощей.

Я полола траву и поглядывала в ту сторону, откуда должен был вернуться Никита. Сердце моё колотилось в предчувствии каких-то неприятностей.

А может, я уже сама себя просто накручиваю?

А может, эта ревность во мне снова просыпается?..

Глава 23

Из огорода мне была видна часть улицы, по которой шёл Никита со столяром, они что-то обсуждали, и я вспомнила разговор мужа про то, что нужно нанять столяра – утеплить на зиму кузницу. Столяр был не один, а со своим помощником – мальчишкой лет пятнадцати, видимо, со своим сыном.

Я не стала отвлекаться от огорода, раз Никита не один – всё равно поговорить не удастся. Прополка грядок и подвязка огурцов и гороха – он, кстати, на удивление у меня уродился – не заняли много времени, и я прошла в дом в надежде, что туда после разговора со столяром зайдет и мой муж.

Но он всё не появлялся, и я решила заняться другим делом – попробовать утеплить чоботы. Всё-таки нам нужно как-то ходить, когда похолодает. Я размотала кусок войлока и, примерив раз десять, вырезала в чоботы стельки. Вставила и надела обувку на ногу. Получилось свободненько, но вот когда свяжу ещё носки – вообще будет в размер. А к зиме купим валенки или сапоги с мехом, думаю, на это нам хватит денег.

Девочки мои тоже померили этот чобот по очереди. Нога Лизки оказалось не намного меньше наших с Сонькой, и она тоже сможет их теперь одеть.

Так мы занимались своими делами по дому до вечера, но Никита в доме не появлялся…

Появился он только к ужину, и вот уже после обязательного Сонькиного чая на травках я решилась с ним заговорить.

– Зачем ты к старосте ходил? – спросила я требовательно – будь что будет!

А муж посмотрел на меня внимательно, поцеловал в лоб и ответил неопределённо:

– Всё будет хорошо…

Вот так номер!

И это всё?

И это весь разговор?

Ну почему мне никак не удаётся разговорить этого мужчину?

Я уже стала жалеть – читала как-то о таком в фантастических книгах – что при переходе из мира в мир меня не наделили какими-нибудь сверхспособностями. Для меня читать мысли – было бы самое то!

Хорошо, что хоть после того скандала к нам эта Марьяна больше не появляется. Посмотрим, что будет после праздника Матери Земли. Но в любом случае жизнь ей сказочная не светит – могу гарантировать! – я смиряться с наличием этой стервы в жизни моего Никиты не собираюсь, и за это буду до последнего с ней воевать.

Утром я проснулась – как всегда – позже всех. Никиты уже рядом не было, и я пошла в кузню, в надежде найти его там.

Меня очень интересовал вчерашний разговор мужа со старостой, но я решила схитрить и завести речи про обмен соли на шкурки. Мол, сама я здесь не знаю, кто шкурками занимается, а ему могут предложить хороший товар. Ведь кузнец в деревне – всё равно, что хирург в городе. Все уважают – а вдруг пригодится?!

– Никита, я хочу с тобой насчёт соли поговорить… – начала разговор я, а он смотрел на меня с приподнятой бровью и как всегда молчал.

Не обращая внимания на его насупленные брови, я ему рассказала: и зачем я взяла лишние мешки соли, и что я за них хочу получить. Про дальнейший обмен на шкурки пришлось тоже рассказать, чтобы он понимал, что я хочу с ними делать. А я хотела за них получить деньги, на которые у меня были далеко идущие планы…

Ведь нужно как-то улучшить по возможности быт в доме и на подворье.

И я стала рассказывать об этих своих планах…

Первой стояла вода. Ведь за ней зимой к реке не набегаешься. Может, нужно для таких нужд придумать какой-нибудь механизм для подъёма воды из реки, хотя бы, например, для стирки?

Дальше наступила очередь крана. На земле я нарисовала прутиком, какой умывальник мне нужен, и что этот умывальник мы приставим к печке со стороны комнаты, где спит Лизка – зимой от печки вода нагреваться будет. Со сливом сложнее придётся – это тоже нужно обдумать, не с ведром же на улицу бегать.

Про подогрев воды на печке я смолчала – как-нибудь потом решим этот вопрос, а то от моих нововведений муж и так будет в шоке.

Тут же я попросилась сходить к столяру. Опять пришлось объяснять Никите, что мне нужны тонкие спицы для вязания. Он не понимал, зачем мне эти палочки, но разрешил с Сонькой сходить и заказать.

Когда я выдохлась и закончила, Никита удивлённо посмотрел на меня, и я увидела в его глазах неподдельный интерес. Мне этот интерес очень понравился – уже будет неплохо, если мы хотя бы сделаем видимость умывальника в доме, а там, смотри, и до остального руки дойдут.

– Ну что? Как тебе мои планы? – спросила я у мужа.

Никита молча – вот чёртов недоговора! – внимательно посмотрел на меня и кивнул.

«Значит, он поможет…», – решила для себя я.

Я не стала откладывать до завтра поход к столяру и сразу же пошла заказывать себе спицы для вязания – два комплекта по пять спиц. Это на тот случай, если кто-то из девчонок тоже захочет научиться вязать.

Столяр всё сделал на удивление быстро – пока я болтала с его женой во дворе – и мне спицы с виду понравились. Но посмотрим их в работе…

Придя домой, я тут же ту шерсть, что купила на рынке.

Теперь нужно из неё накрутить ниток для вязания.

Прялки я в доме не нашла – а может, в этом мире их и не придумали? – но веретено на полке в прихожей нашлось.

И хоть Лизка мне помогала, но работа шла не быстро – клубок увеличивался в размерах очень медленно. А ещё без привычки у меня стали уставать пальцы и кисти – их просто ломало болью.

Но как только я скрутила достаточно большой клубок – тут же принялась вязать из него носки. Носки вязала маленькие, на Мишутку, решила, что быстро свяжу, и мои девчонки, увидев результат, начнут с большим интересом заниматься со мною этим делом.

Пальцы чисто автоматически – вспомнили всё-таки былые навыки! – крутили спицы, а я мысленно, в голове пыталась продумать свои дальнейшие шаги по переустройству нашего общего быта: «Шерсть можно будет выменять осенью – как раз в конце лета все постригут овец, и её будет много. Её ещё берут на валенки – я примерно знаю как их делают – но сама этим не занималась… Ещё хочется козу завести, нам нужно молоко, и нет смысла его покупать, тратить деньги или запасы на это. К козе уже как-то подноровлюсь, люди как-то доят, и я научусь, а там видно будет. А вдруг не научусь? И что я с ней буду делать?.. Можно ещё на чердаке, возле трубы ещё пару комнат сделать и переселить девочек туда, а из комнаты Лизки – кухню. А не суетиться тут с готовкой на обеденном столе, да и порядок с посудой будет, а то по полкам да по лавкам расставлена, как в магазине. А у девчонок появятся свои комнаты, только нужно продумать, как их утеплить. Это сейчас лето, а зимой там холодновато будет… Сколько дел ещё у нас впереди!..».

Короче – планы у меня теперь грандиозные. Вот только доходы пока не позволяют их осуществить. Главное, что муж мой пока мне всё разрешает и старается помочь – это уже плюсик в копилочку, а то насмотрелась я на этих бедных жён, которые только мужа слушают и слова поперёк сказать не могут.

А ещё…

Очень жаль, что столько всего полезного я не умею для этого мира и этого времени. Но то, что помню и умею – обязательно нужно воплотить в жизнь!.

За размышлениями пролетело время, и я связала носочек для Мишутки. Посадила его к себе на колени, чтобы померить этот носочек.

Он увидел у меня кристалл на шее, поймал его и начал сосредоточенно крутить в руках. Мне даже показалось, что кристалл в руках у Мишки начал светиться слабым огнём, как будто отзываясь на его прикосновения.

Я залюбовалась ребёнком, он уснул у меня на руках, но мне было интересно наблюдать за ним и спящим.

Глава 24

В этот момент в дом вошла Сонька, и я её позвала, чтобы показать кристалл.

Она смотрела на него и улыбалась.

– Я такой красоты никогда не видела! – восхищённо сказала она. – Даже странно, что он как будто светится изнутри. Лада, я такого раньше никогда не видела… – и спросила. – Этот же кристалл тебе дед-шаман дал?

– Да, травница Дарина мне сказала, что этот кристалл мне шаман передал, но для чего – не сказала. Сказала только, что если по родным буду скучать – могу с кристаллом поговорить, там души моих родных.

Тут проснулся Мишутка, и наш разговор как-то сам собой увял.

Я посадила сынишку на лавку, сняла кристалл со своей шеи и дала ему в руки. Если камень так отзывается на ребёнка, то пусть Мишка играет с ним, тем более что у ребёнка кроме его коняшки и разных палочек больше-то и игрушек не было.

Мишутка у нас не разговаривал вообще, только улыбался, если с ним кто-то разговаривал, меня это настораживало, но кому я могу его показать?

Здесь нет таких специалистов…

Странно было то, что глядя на кристалл, ребёнок стал гукать и гикать на него, вроде пытаясь с ним заговорить.

Мы переглянулись с Сонькой, и она пожала плечами.

– Что ж, если этот кристалл поможет ребёнку начать разговаривать – это будет даже очень хорошо! – сказала я Соньке – А то я уже стала переживать… Может, он немой у нас?

Тут Сонька увидела носочек у Мишутки на ноге и стала восторгаться:

– Лада, как ты это сделала? Какой сапожик хорошенький! Это всё ты сделала этими палочками? А меня научишь? Я тоже так хочу! – она крутила из стороны в сторону ножку Мишутки и всё причитала. – Надо же… Он мягонький какой и тянется. Только он, наверное, промокает, да?

– Конечно промокает! Это ж носок! Его нужно в ботинки надевать. Вот свяжу Мишутке второй, и Никите стану вязать. А вы с Лизкой сами себе смастерите – я вас научу. А может мы их и продавать начнём. Как тебе такая мысль?

Сонька только развела руками, а я перевела разговор на другое:

– Соня, я с тобой хотела про козу поговорить… Как ты думаешь? Может, нам стоит купить одну на молоко. Сена ей хватит, нам привезли много. Если что, ещё будем косить и запасать. Тем более что коза и ветки ест, у моей бабушкиной соседки коза была – я её почему-то боялась сильно – так она там все кусты вокруг объела.

– Может, лучше тогда не козу, а корову? Что с той козы молока? – засомневалась подруга.

– Я корову доить не умею… – протянула я.

– Как так не умеешь? У тебя что, в прошлой семье коровы не было? – удивилась Сонька.

– Я не помню, как её доить, – решила я соврать Соньке, чтобы она не заподозрила чего.

– Ладно, давай я договорюсь с Марией, у неё самая спокойная корова, и ты попробуешь её подоить. А когда заведём свою, то будем доить её по очереди – ты всё и вспомнишь! – с этими словами Сонька вышла из дома и пошла к Марии.

Вернулась Сонька достаточно быстро, и мы, взяв Мишутку, пошли к этой Марии учить меня доить корову. Я даже настроилась на это дело, как на войну. Что ж, учиться – значит, учиться…

Мы с девчонками, когда я была летом у бабушки, всегда прятались за забор, когда гнали колхозных коров с пастбища. Я их до ужаса боялась – не помню, что там я себе нафантазировала – но смотрела в щели забора, как коровы идут домой и жутко завидовала «смелому» пастуху. А если не успевала в такой момент убежать с улицы, всегда залазила с ногами на лавочку, мне почему-то казалось, что так они меня не достанут.

Как-то это всплыло у меня в памяти, пока мы шли. Вот и всё, что я помнила про коров из детства.

Мы пришли к Марии как раз в тот момент, когда пастух пригнал коров с пастбища. Большая с рыжими пятнами и рогами во все стороны корова медленно заходила в ворота к Марии. Я вот почему-то больше всего боялась именно рыжих коров, да и эти рога, торчащие во все стороны…

Сонька занесла Мишку в дом к Марии, чтобы он поиграл с другими детками, а Мария выдала мне фартук из холщины. Он был плотный и очень большой, я практически вся смогла завернуться в него.

– Идём, – махнула женщина мне, и я пошла вслед за ней в сарай, куда уже зашла корова. – Смотри, я тебе сейчас всё покажу, а дальше – ты сама.

Сначала Мария вымыла вымя коровы тёплой водой из принесённого ведра, потом взяла маленькую широкую крынку с чем-то похожим на жир и смазала вымя коровы. Потом поставила ведро под вымя и аккуратно – практически одними пальцами – начала доить корову.

– Теперь ты! – она уступила мне своё место, а я, усевшись на низенькую табуретку, только собралась взять корову за вымя, как корова от меня отодвинулась ближе к стене.

Хорошо, я сдаваться не собираюсь!

Я взяла ведро и табуретку и пододвинулась к корове ближе.

Тут всё повторилась: я к корове – корова от меня, я опять к корове – корова от меня…

Так мы с ней додвигались до стены сарая. Бок коровы упёрся в стену, и двигаться ей было дальше некуда.

Тут наступил мой звёздный час!

Я схватила корову за вымя и начала пробовать доить, а корова в этот миг истошно заорала. Я доила, не обращая на корову внимание, пробуя струйками молока попасть в ведро.

В этот момент меня похлопала по плечу Мария

– Всё хватит! Давай я сама её подою! – сказала она, и я встала, расстроенная, что не удалось толком подоить.

Сонька стояла, согнувшись и заливаясь смехом.

– Да, Лада! Такого я ещё не видела! Не дай бог такое с козой повторить! – говорила при этом сквозь слёзы Сонька.

Мария подоила корову и налила нам крынку молока, а Мишутка вышел из дома с котёнком.

– Вот и подарок себе приглядел! – погладила его по голове Мария. – Ладно, Лада, не расстраивайся, научишься ещё. Никогда бы не подумала, что ты корову не умеешь доить.

– Так она упала с чердака и много не помнит! – объяснила про меня Сонька.

Мария пожала плечами и сказала мне:

– Мне кажется, что руки должны помнить всё, а вот у Лады они почему-то не помнят… Ладно, это не беда! Сонька всё умеет, сначала поможет тебе, а потом и сама научишься!

Я согласилась с Марией, и мы пошли к дому с молоком и котёнком. Хоть молоко на этом шоу заработали!

Глава 25

Все остальные дни я старалась как-то улучшить дом наш. Умывальник Никита прикрепил к стене, а вот на слив с умывальника сказал: «Нет!».

Понятно, что тратить на это железо было дорого, и тогда я стала уговаривать его сделать всю эту конструкцию из глины: раковину для умывальника и трубы со сливом на улицу. Каждый день я обрабатывала мужа, приходя к нему в кузню.

Он сначала радовался моим приходам, а потом делал вид, что меня здесь нет, и постоянно работал, без перерывов, чтобы я не могла воспользоваться свободной минутой и поговорить с ним.

Две недели я каждый раз, планомерно объясняла ему, как это сделать, но он в ответ только отрицательно махал головой. Тогда я, при помощи Соньки разобрала в один день под умывальником пол. Было тяжело, но мы это сделали.

Кузнец был в шоке от моей кипучей деятельности, но ничего не сказал на это, и я осмелела. Я долго объясняла и рисовала гончару, что мне нужно, он смеялся надо мной, качал головой и думал, наверное, что у кузнеца жена совсем сошла с ума. Но когда я битый час ему объясняла, что мне нужно – а Сонька и его жена при этом уже замучились сидеть и слушать – он согласился сделать то, что я его прошу.

Слава богу, я получила то, что хотела через неделю, правда, гончар приходил к Никите и, видимо, рассказывал ему про мой заказ. Но с другой – если бы Никита не дал добро на мою затею – то гончар отказался, и мне бы или самой пришлось лепить эту мойку и трубы из глины, или отказаться от этой затеи.

Самое сложное – это было прокопать канализацию из дома на улицу, сделать там яму для слива и обгородить её, чтобы в неё никто не свалился. Мне пришлось нанять пару мальчишек, так Никита категорически отказался разрешить нанять мне мужчин.

Пока я всё это дома делала, с мужем мы были в тихой конфронтации, правда, он хоть и не одобрял мои действия, но и не мешал. При этом он перестал со мной вообще общаться и всегда ходил мрачный.

Сонька и Лизка, наоборот, были на моей стороне.

Когда всё закончилось, и мы с радостью решили всё это опробовать – нашей радости не было предела. Даже мальчишки, которые мне помогали, улыбались и хвалили меня. Я за это их накормила сладостями, которые были мне доступны с этим набором продуктов.

Никита оценил мой умывальник молча, и хотя лицо его просветлело, но никаких слов похвалы я не услышала. Он, не говоря ни слова, помыл руки в умывальнике, постоял, посмотрел, что-то для себя решил и сел ужинать.

Девчонки мои незаметно мне закивали головами, показывая, что моему мужу явно понравилось моё нововведение.

Все последующие дни к нам под разными предлогами приходили все кто мог: и соседки; и их мужья; и старшая жена Макара-скотника пришла, принесла Соньке какие-то вещи под предлогом, что она их забыла; и даже – староста. Многие удивлялись диковинке и спрашивали Никиту, как это можно сделать. Я никому не говорила о том, что практически всё сделала сама, наверное, из вредности – пускай помучается и больше мне палки в колёса не ставит.

Правда, после этой войны за умывальник, дальше уже было проще мне с ним договариваться, и я убедила его сделать подъёмный механизм для воды. Потому что тягать из реки ведро на верёвке было тяжело и неудобно.

Я всё нарисовала нашему столяру, и он – помня работу гончара с умывальником –принялся за эту работу, ему явно было интересно, что получится. Когда он поставил этот механизм на площадку, из которой мы набирали воду, и опробовал это устройство – посмотреть на это собрался весь посёлок. Не хватало только красной ленты для торжественного открытия.

Староста, который тоже пришёл, помахал одобрительно мне, а Никиту похлопал по плечу.

Через какое-то время точно такое устройство уже стояло и у Никиты, так как ему тоже приходилось набирать для кузни воду, а ещё спустя глее-то месяц – и возле каждого дома, которые находились возле реки у обрыва.

С умывальниками для односельчан было сложней – все дело было в кранике. А найти такой второй практически было не реально, и я нарисовала Никите умывальник с простейшим запорным клапаном.

Если с умывальниками у жителей были проблемы, то вот раковины появилась во многих домах, и всё больше народу приходило к нам посмотреть: и как это сделать самостоятельно дома, и как заказать гончару недостающее, и как это можно смонтировать.

Работы теперь у гончара было – непочатый край. Он, кстати, тоже посетил нас, чтобы подсмотреть особенности монтажа, видимо, с целью и у себя наладить изготовление полных комплектов оборудования, в не только частей.

Ну, что тут скажешь?

Такая конкуренция мне никак не сможет помешать – я не собиралась ставить на поток изготовление ни сантехники, ни механизмов, ни подъемников. Мне не жалко. Главное – чтобы заказы под мои нужды выполнял хорошо и быстро!

Дальше мои переделки в доме носили уже более глобальный характер – я захотела сделать девочкам отдельные комнаты наверху.

– Никита, я хочу с тобой поговорить… – посмотрела я на него после того, как он поужинал.

Мне кажется, что на эту фразу у него уже была аллергия, и он при таких моих словах глубоко вздыхал и с грустью смотрел на меня.

– Давай мы с тобой под крышей сделаем девочкам комнаты, а потом – когда девчонки выйдут замуж – в эти комнаты перейдут наши дети.

Я пока Никите так и не призналась, что жду от него ребёнка – как-то времени не было на это, и живот мой пока виден не был – меня никак это не беспокоило, кроме сонливости днём. Хотя бы часик днём нужно было поспать. Если я не ложилась в кровать – просто засыпала, сидя на лавке или за столом. Ничего с собой поделать не могла, а ещё очень хотелось пирогов, хотя в бёдрах – как я уже заметила – я пополнела. Поэтому боролась с мучным как могла. Просто престала печь и пироги, и блины, и оладьи. Пила пустое молоко или травки, которые мне специальные дала Северина, сестра Соньки.

Но беременность вот никак не отразилась на моей страсти по переделке быта – меня так и тянуло сделать какой-то ремонт, прям руки чесались!

Никита, выслушав мои все мои пожелания и предложения по поводу комнат наверху, видимо, смирившись с моей неугомонностью только и сказал:

– Сама к столяру не ходи – я сам решу этот вопрос.

Я улыбнулась, с радостью потёрла руки и посмотрела на Никиту.

Муж приподнял бровь, покачал головой и чуть улыбнулся.

А я подумала: «А не пожалел ли Никита сотню раз, что привёз меня в свой дом?»…

Глава 26

Столяр осмотрел наш дом, рассказал Никите, что и как нужно сделать, и началось строительство второго этажа. Наверху сделали коробки для комнат, а внизу – лестницу на второй этаж.

На удивление работа не заняла так уж много времени, и уже через неделю мы таскали наверх вещи девчонок. Делали перестановки весело и с огоньком: одну кровать перенесли в комнату Лизы и заказали вторую для Соньки, которая временно спала на матрасе из сена на полу. Тяжелее всего было поднять наверх сундуки девчонок. Вещи, конечно, мы все вынули – перенеся их позже – и подняли сундуки пустыми, но всё равно намаялись…

Теперь оставалось утеплить весь верхний этаж снаружи. Для этого нужна была глина и солома, которую я надеялась получить от жатвы пшеницы, что уже вызрела, и всё село вот-вот должно было начать убирать урожай на полях.

Помня уборку сена, я эту жатву ждала с лёгким ужасом – до сих пор при одном упоминании граблей у меня начинали ныть руки.

И вот время жатвы настало…

Староста лично зашёл к нам домой и объяснил мне и Соньке, на какое поле нам идти. Никита тоже шёл жать, но на другое поле.

Женщины должны были жать серпами на тех полях, где колос был высокий, а мужчины шли туда, где был низкий урожай, и косили его косой, а потом другие женщины или подростки собирали это всё в снопы.

Жали мы долго – очень долго! – я даже сбилась со счёта, сколько дней ушло на жатву. Тело просто гудела от постоянного фитнеса: согнулся, разогнулся, и при этом приходилось работать в «известной всем позе». Спина к вечеру – не разгибалась, руки – не шевелились. Домой возвращалась на автопилоте. Мне казалось, что так даже пленных немцы не гнобили в войну, как нас на этих полях…

Бедные мои предки…

Я напрягала все свои мозги, чтобы вспомнить, как выглядел у нас комбайн, или хотя бы – косилка. Может, хоть как-то можно облегчить этот труд, и уборка пойдёт быстрее. И хотя я плохо себе представляла, как сделать эту чёртову косилку, но к следующей уборке обязательно что-нибудь придумаю…

Оказывается, как это сложно – добыть зерно на хлеб: потом наши снопы отвозили на гумно, где оббивали цепами или колотили об бочки, чтобы выбить зерно из колосков.

Посмотрев на меня в первый день, Никита разрешил на покос нам ездить на телеге. Назад нас – лежачих на телегах трупами – привозила Сонька, хотя и сама уставала так, что мама не горюй!

Никита больше не жал, он ушёл молотить, потому что – это очень тяжело, и этим занимались в посёлке в основном мужчины. Бить целый день цепами – не каждый это выдерживал…

Видно, как-то определяли погоду в посёлке, что пока мы убирали зерно на поле, да пока это всё молотилось – не было дождей, поэтому ко всем моим трудностям приходилось ночью ещё поливать и мой огородик.

Как я ждала этого дня – конца жатвы!

У меня всё внутри пело от счастья, что это закончилось!

Ну-ну, закончилось…

Женщин тут же отправили на просевку зерна, а девчонки помоложе – уже засыпали его в мешки.

Староста со своим казначеем занимались распределением зерна по домам. Готовое зерно – по численности человек в семье – распределяли на каждое подворье. Раздел зерна происходил каждый раз, как только собиралось определённое количество мешков.

Наши мешки Никита тут же погрузил на телегу и отвёз домой.

Далее мы занимали очередь к мельнику на помол зерна. Мельник работал полдня и ночь, утром вместо него работали два сына, один из них по очереди помогал отцу днём.

В общем, работа в посёлке кипела с утра до ночи…

После жатвы должен был наступить праздник Матери Земли – все его очень ждали.

До праздника было ещё несколько недель, и мы с Сонькой и Лизкой старались волочить домой всё, что можно выгрести из леса: грибы, орехи, ягоды, например – шиповник.

Дома сбор урожая тоже шёл на полную катушку: яблоки, груши, огурцы и прочие овощи-фрукты. Всё это крошилось, сушилось, мочилось и солилось.

Под сенями дома – где пол был земляной – мне ещё удалось сделать хороший погреб. Деревенские мальчишки – за сладкие пирожки – быстро выкопали глубокую квадратную яму, а Никита, обшив стены досками-горбылём, сделал люк и заказал столяру лесенку туда.

Там у меня стояли бочки с мочёными яблоками и с засоленными огурцами. Я связала носки и выменяла их на чеснок, который посадить и вырастить не успела. Тут же висели косы лука – который удалось самой выпестовать из рассады-сеянки – его было очень много. На полках, которые мы сделали в погребе, стояли корзины с орехами и горшочки с мёдом, которые я тоже на что-то выменяла. Мне даже удалось насолить небольшой бочонок рыбы – стоял в углу погреба – купленной за маленькую денежку у деревенских рыбаков.

Сонькины травы сушились на чердаке, рядом с дверью в комнаты девчат. И там же висели грозди сушёных грибов.

Кот, которого мы взяли у Марии, уже хорошо подрос и охотился на мышей целый день и ночь. Я ему оставляла открытым люк в погреб, чтобы он не стеснялся и работал там тоже. За это он получал молоко, которое я меняла на лук у Марии. Пока козу или корову мы не купили – приходилось таким образом добывать молоко, правда, доить мне Мария больше не давала, но мы очень сдружились с ней за это время.

Так же за это время удалось частично утеплить комнаты девчат глиной вперемешку с соломой, целый воз которой Никита привёз с поля. По вечерам мы таскали глину от реки, мешали её с соломой и налепливали на стены снаружи комнат. Потом нужно будет ещё оббить комнаты досками – или лучше горбылём, так даже будет дешевле – но уже достаточно прохладными ночами чувствовалось, насколько теплее там стало.

Комнату, где ранее спала Лизка с Мишуткой, мы переделали в кухню. Там у нас появилось и много полок и новый большой-пребольшой стол. Посуда теперь не стояла по углам и на столе – там мы теперь и спокойно готовили еду, и усаживались в просторе на свои немудреные трапезы.

Так мы и суетились в последний месяц перед праздником Матери Земли.

Но…

Для меня приближение этого праздника было ещё и тревожно!

Глава 27

Праздник Матери Земли отмечают два дня. Этот праздник показывал, что урожай уже собран, и мы благодарны Матери Земле за её щедрость.

За день до праздника на поляне, где предполагалось празднование, соорудили из соломы, веток и сухих поленьев большое костровище. По краям сделали костровища – костры там зажгут вечером в первый день праздника – через которые будут прыгать все влюблённые.

Накануне праздника мы с Лизкой и Сонькой целый день готовили разные угощения для гостей, которые обязательно зайдут к нам пожелать добра и богатства.

– Лада, нам нужно приготовить побольше закусок, думаю, что к нам много кто придёт пожелать добра и здоровья, – сказала Сонька и стала готовить муку и разнообразные начинки для пироги.

Мы решили сделать пироги с капустой, а ещё часть пирогов сделать с картошкой и грибами. Свою картошку мы пока не успели убрать – посадили мало и поздно, но Никите за какую-то работу привезли мешок, и я предложила Соньке сделать пироги не просто с картошкой, но и добавить туда жареный с салом лук.

Подруга удивилась такому рецепту – тут в картофельную начинку ни жареный лук, ни сало никто не добавлял – но возражать не стала.

Тут я подумала: «Вкусные пироги были бы ещё с начинкой из картошки и жирной рыбы, но тут – только речная рыба, а в ней очень много костей, которые замучаешься изо рта выковыривать…».

Лиза не принимала участия в приготовлении еды – она пошла украшать дом лентами и рвать цветы на венки для Себя, Соньки и меня. Но тут вырисовывалась интересная картина: все, кто не был замужем – должны быть в венках, и обязательно – с лентами, которые опоясывали венок по кругу. Замужним тоже не возбранялось надевать венки, а вот ленты к ним – категорически нельзя.

Мне как-то не очень понравились ленты по кругу, и я предложила Лизе сделать так, чтобы они свисали, как у украинских девушек.

– Попробуй, ведь вы тогда будете с Сонькой самые заметные на этом празднике и самые красивые.

Я помогла сестре вплести ленты в венок, мы его примерили, и Лизка достала своё зеркальце, чтобы посмотреть – она выглядит. Я сделала так, что некоторые ленты были на длину её волос, а некоторые – спускались ниже пояса – это смотрелось очень красиво.

Тут и Сонька спросила:

– А мне так красиво сделаете? – и добавила. – Ведь таких венков ни у кого не будет, и может… Меня заметят тогда женихи?

– Сонечка, конечно заметят и ещё с руками и ногами оторвут. Ведь ты у нас и красавица и умница! И любая работа тебе по плечу! И у тебя завтра будет очень хороший день – я уверена!

Мы тут вместе с Лизой соорудили венок с лентами по моему образцу и для Соньки, которая тут же его примерила на себя. Лизка дала ей своё зеркальце посмотреться, и глаза моей подруги заблестели от радости.

Глаза у моих девчонок просто светились от счастья, они кружились на месте в каком-то танце, и ленты развивались во все стороны.

Но тут, когда они взялись за руки и, образовав некий мини-хоровод, начали кружить и смеяться, в дом зашёл Никита. Застеснявшись, девчонки остановились, сняли венки и побежали наверх, к себе в комнату.

– Красивые девки с нами живут! – сказал Никита, махнув на девчонок.

Я так удивилась такому многословию и проявлению чувств у своего мужа, что только развела руками и улыбнулась в ответ.

Никита помыл руки и сел за стол обедать.

Я села рядом и ждала, когда он поест, чтобы поговорить с ним. Съев мясную кашу и запив её молоком, муж, было, собрался вставать, но я взяла его за запястье и спросила:

– Никита, скажи: а ты не собираешься нам ещё одну жену в дом привести?

– Кого? Какую жену? –приподнял бровь кузнец. – Ты имеешь в виду… Марьяну, что ли? – внимательно посмотрев на меня, он всё же встал из-за стола и, поцеловав меня в маковку, сказал:

– Не переживай, всё будет хорошо! – и пошёл к выходу.

– Что будет хорошо? И кому? Я Марьяну не приму к себе в дом! Или я – или она!

Никита обернулся, ничего не сказал и вышел из дома.

А у меня внутри всё кипело!

Ну как так? Как этот мужчина может молчать и не отвечать?!

Походив по кухне и переставляя посуду, я подумала: «Это мы ещё посмотрим! Вот завтра на празднике и посмотрим!».

Я позвала девчонок обедать, а потом мы украсили икону Матери Земли лентами и цветами. Я не знаю как такое объяснить, но эта икона была очень похожа икону Божьей Матери – которую я видела в церкви в том мире – под серебряным окладом на морёной доске была нарисована женщина, почему-то с грустными глазами и лёгкой улыбкой на лице.

– Завтра с утра зажжём лампадку перед этой иконой. Огонь должен гореть целый день. Сначала – в нашем доме, а потом мы зажжём от лампадки лучину, от которой зажжём факел и с ним пойдём на гуляние. Чем щедрее и веселее будет этот праздник – тем больше урожая мы получим в следующем году. Завтра будем благодарить Мать Земли, а на следующий день – просить о новом урожае! – это всё Лизка рассказывала Мишутке – который улыбался, естественно, ничего не понимая из её речи – а я заодно тоже слушала.

Ведь я толком не знала, как на самом деле проходит этот праздник.

– Лиза, а как сватаются к невесте? – спросила я, переводя разговор на другую тему.

– Как сватаются? – переспросила девочка и тут же стала объяснять. – Жених – но скорее его родители – выбирает себе невесту. Потом – разговаривают с родителями невесты. Потом – сваты жениха идут к невесте. Тут чаще всего идут одни мужчины – почему-то считается, что так сложнее будет отказать жениху.

– А что? Жениху ещё можно отказать? – удивилась я.

– Практически – нет, но такая возможность всё же предусматривается обычаями… Так вот… Есть и другой обычай: если родственникам невесты удаётся выгнать жениха из своего дома – тогда выкуп у жениха попросят больше.

– А как они его выгоняют? – ещё больше удивилась я. – Что, палками лупят, что ли?

– Нет, никто никого не лупит. Просто поднимают на руки и выносят, а родственники жениха должны в это время путь преградить и не дать его вынести за дверь дома. И если родственники невесты всё-таки смогут как бы выгнать парня – а те уж будут стараться! – то его сваты платять выкуп раза в два больше обычного.

– Да, это так! – продолжила Сонька. – Но ещё есть и такая традиция: когда невесту на сватовстве выводят как бы на показ – она может жениха связать лентой, а тот не смеет сопротивляться. Вот если не сможет эту повязку разорвать – тогда ещё один выкуп платит придётся.

– Так лента же крепкая! Как её разорвать?

– А что хочешь, то и делай – перекусывай, перетирай, перерезай…

– Какие дикие обычаи… – протянула я и спросила. – А дальше что происходит?

– А дальше жених должен принести подарок невесте, если ленту не смог разорвать, или её отцу, если жениха всё-таки вытолкали. А если и то, и другое произошло – жениху нужно два подарка дарить.

– Тогда невесте выгоднее позвать на сватовство и родственников побольше, и повязку приготовить покрепче – подарки ведь на дороге не валяются!

– Да, но в таком случае невеста может остаться и без жениха! Жених – или его родители – может обидеться и не прийти на повторное сватовство, то есть – вообще не жениться. И вот тогда… Позор и для несостоявшейся невесты, и для её дома. Может так получиться, что в этот дом никто никогда не будет свататься.

– А если есть уже договорённость и невесты с женихом, и их родителей, то можно как-то об этом узнать? Ну, скажем… Завтра на празднике? – спросила я далеко не просто так.

У Соньки и на это был готов ответ:

– По белым ленты у невесты в венке – она не может цветные в венок вплетать.

Хорошо, значит – белые!

Теперь мы всё и увидим на празднике – какие ленты будут в венке у Марьяны!

Глава 28

Праздничное утро началось с того, что меня поцеловал Никита…

Я не хотела открывать глаза, но он продолжил меня целовать. Я нехотя открыла свои заспанные глаза и посмотрела на Никиту, который улыбался мне – я так редко вижу его улыбку – и я улыбнулась в ответ.

– Это тебе, душа моя! – сказал он, и я, посмотрев на его ладонь, увидела красивый кованый браслет.

– Это ты сделал сам? – спросила, и муж в ответ кивнул утвердительно головой. – Спасибо большое! Это очень красиво!

Наше утро продолжилось в объятьях и поцелуях. Мы не могли оторваться друг от друга, наслаждаясь этими мгновениями, но…

Возле комнаты я услышала ворчание Лизки, что она проспала, и – хошь не хошь – а пришлось вставать.

Никита поцеловал меня в нос и вышел за дверь, наверное, опять в свою кузню пошёл.

Я посмотрела на свой животик, который чуть-чуть округлился – или мне это казалось? – и какое-то неизведанное чувство поднялось в моей душе. Я захотела рассказать Никите о том, что у нас будет малыш – сделать ему подарок.

Оказывается, он не пошёл в кузню, а на улице умывался из бочки с водой.

Я подошла к нему сзади, тихонько погладила по спине и повесила ему на плечо полотенце, что держала в руках

Он обернулся, вытерся полотенцем и посмотрел на меня таким тёплым и ласковым взглядом, что у меня по спине побежали мурашки.

– Мне нужно тебе кое-что сказать! – протянула я нерешительно, но через секунду уже твёрдо добавила. – У нас будет малыш…

Никита же, посмотрев на мой живот, схватил меня за талию обнял и, зарывшись в мои волосы, стал целовать мою шею. Потом, покружив меня по двору, на руках занёс в дом, прошёл в спальню, положил на кровать и, улёгшись рядом, стал гладить рукой мой живот.

– Ещё ничего не видно. Он ещё маленький. Но вот когда подрастёт, то начнёт толкаться, тогда ты сможешь это почувствовать, – стала сбивчиво объяснять я, а Никита глаз не спускал с моего живота.

Мы бы наверно так весь день просидели, если бы не эта чёртова Лизка, которая вновь оказалась возле нашей комнаты со словами:

– Лада, уже пора одеваться… Забыла, что ли? Сейчас начнут и дети приходить, и жёны соседей. Нам нужно встречать их и раздавать всем пироги. Вы с Никитой и Сонькой будете их встречать, а я с Мишуткой пойду поздравлять от нас соседей.

Я поднялась с кровати и нехотя поплелась к Лизке наверх, где она уже приготовила мой праздничный наряд.

Лучше бы я провела этот день в объятиях Никиты, лёжа в кровати и наслаждаясь друг другом….

Сонька меня нарядила в белое платье чуть ниже колена, на ноги надела высокие плетёные сандалии, как у древних греков, на голове была повязка – к которой я приколола для нарядности цветы – с украшениями на висках. Каждое украшение было надето на меня Соней со специальными словами и приговорами. Так же, как и браслет, который с утра был мне подарен. Сонька сказала, что лучше нет украшения, которое муж сделал своей жене.

Пока Никита завтракал, я стояла рядом – не зная, куда себя деть – нарядной куклой.

Мои девочки тоже были в порядке: каждая из них надела платье с вышивкой и длинный фартук – который надевается через голову – пояса подвязали с колокольчиками, на косы были надеты накосники, на головы – в венки с лентами. Лизке мы распустили волосы, и ленты красиво лежали на её волосах.

Когда собрались в большой комнате, мы поставили сбоку от нас корзины с пирогами и туесок с засушенными ягодами шиповника и стали ждать гостей. С улицы были слышны свистульки – это дети свистели и предупреждали о своём приближении.

К нам в дом зашли нарядные девушки и парни с маленькими сёстрами и братьями. Они стали петь песни-поздравлялки с пожеланиями здоровья и богатства нашему дому. Малыши плясали под песни старших.

Это было так забавно и красиво!

Всем людям добрым желаем:

Золота, серебра,

Пышных пирогов,

Мягоньких блинов,

Доброго здоровья,

Маслица коровья.

Сколько осиночек,

Столько вам свиночек;

Сколько ёлок,

Столько и коровок;

Сколько свечек,

Столько и овечек.

Счастья вам,

Хозяин с хозяюшкой,

Большого здоровья,

Со всем родом!

Хозяин, хозяйка!

Отворяй ворота!

Ты подай пирога,

Хлеба кусочек,

Сметаны горшочек!

Не подашь пирогов-

Напускаем клопов,

Тараканов усатых

И зверей полосатых!

Хозяин, хозяйка!

Ты подай нам пирога,

Или хлеба ломтину,

Или денег полтину,

Или курочку с хохлом,

Петушка с гребешком!

У скупого мужика

Родись рожь хороша!

Колоском пуста!

Соломкой густа!

Пришло и несколько женщин, которые тоже пели песенки-шутки и танцевали под них.

Мы в ответ угощали всех пирогами и сушёными ягодами, которые насыпали жменями в детские туески. Лизка с Мишуткой ушли с какими-то девочками, которые к нам заходили, вместе петь песни по домам.

Так продолжалось чуть ли не до вечера: уходили одни дети и женщины – через какое-то время приходили другие.

Потом мы поужинали – это был праздничный ужин. На него нужно было выставлять много мясных блюд, но я этого делать не стала – хранить готовые блюда было негде, тут не было холодильников – я посчитала это расточительством. И мы ели пироги, которые можно сохранить и без холодильника, и на столе было разнообразно, потому что мы экспериментировали с разными начинками и выбор печёного был большой.

Когда все наелись и встали из-за стола, Никита принёс заготовленный факел из сеней. Кузнец взял лучину, поднёс к лампадке у образа Матери Земли и зажёг этой лучиной факел. Повернулся ко мне, подставил свой локоть, за который я его взяла, и мы вышли из дома.

Сзади нас шли Сонька, Лизка и Мишутка. Сонька шла с посохом, на конце которого приспособлено маленькое колесо, а к нему были привязаны ленты – это было похоже на солнце – с такими посохами к нам сегодня приходили дети.

На улице я увидела, как огненным потоком все люди двигались к полянке, которая находилась в низине возле реки. С берега были слышны красивые песни и звуки свистулек. А так же – и других музыкальные инструментов: барабанов, труб и бубенцов.

И мы, вливаясь в этот поток радостных людей, двинулись по дороге в сторону реки.

Глава 29

На поляне возле реки уже царило всеобщее веселье…

И хотя было ещё достаточно светло, на берегу девушки уже начали водить хоровод.

Парни стояли то тут, то там, по всему кругу кучками. В такой день разрешалось парням уезжать в другой посёлок и выбирать невест там, если своих они видели и считали, что выбор маловат.

Поэтому и Сонька, и Лиза побежали в хоровод.

Я подняла Мишутку на руки, так как ребёнок уже тёр глазки. Никита, увидев это, взял его у меня из рук и посадил себе на плечи.

В этот момент староста зажёг большое костровище посередине, раздались радостные возгласы, и толпа зашумела. Девчонки как-то веселее закружили хоровод с визгами и приплясами – то они приближались к огню, то отдалялись, но всё время кружили вокруг костра. Постепенно хоровод начал забирать всех стоящих вокруг.

В какой-то момент из хоровода выбежала Сонька, схватила меня за руку и потащила в хоровод. Мы – то все сразу приближались к костру, держась за руки, то – отходили от него так же все вместе. Меня поглотило это веселье, и всё вокруг слилось в какофонию звука: визги девушек, какие-то мужские уханья, песни женщин…

В середине я увидела двух парней, которые били в барабаны, и со всех сторон уже слышалось: «У-ух!», – и мы в одном порыве шли к костру.

Опять: «У-ух!», – и от костра.

Казалось, что наш хоровод, набирая скорость, всё ускорялся и ускорялся. В какой-то момент сменился темп барабанов, и мы стали двигаться медленнее, хоровод начал разделяться и уже пошёл змейкой вокруг костра, потом – постепенно в хороводе остались только девушки в венках.

Я в этот момент – когда хоровод приостановился – отпустила руку Соньки и пошла к Никите, который стоял с Мишуткой на руках неподалёку и беседовал со старостой. Я подошла к нему и поздоровалась со старостой – он в ответ мне поклонился и пожелал здоровья. Староста наш, вообще-то – приятный человек, не могу ничего сказать о нём плохого, но вот родниться с ним я никак не хочу. За весь праздник я ни разу не увидела Марьяну – или она мне на глаза не попадалась, или просто её тут не было, что очень странно: такие праздники в посёлке не устраивают каждый день, и пропустить такое было просто невозможно.

В этот момент с покрывалом пришла Лиза, чтобы завернуть в него сонного Мишутку. Но Никита, показав мне головой на кучу сена невдалеке, сказал:

– Пошли, положим его туда. Это староста распорядился сено постелить как раз для такого случая. Если хочешь – и сами присядем, а если ты желаешь ещё потанцевать, то я посижу там с Мишуткой.

– Нет, спасибо. Я с вами посижу, – сказала я в ответ, и мы, присев на сено и уложив Мишутку, стали как в театре наблюдали за праздником.

Девушки в хороводах менялись и водили хоровод не просто по кругу, а как-то перетекали из одного перестроения в другое. Потом снова меняли направление движения и, положив на плечи друг другу руки, двигались очень медленно, как в танце, при этом и напев у девушек менялся в соответствии с движениям в хороводе.

Я смотрела на всё это и не понимала: как они понимают, когда какое движение нужно делать – хоровод выглядел неким хорошо отрепетированным танцем. Потом я уловила, что наоборот – каждое движение хоровода меняется при перемене песни или напева, именно музыка руководила сменой перестроений.

Никита лежал со мной рядом и смотрел на хоровод вместе со мной. Между нами на покрывале спал Мишутка.

Никита протянул ко мне руку, погладил меня по животу и спросил:

– Если ты устала, то мы можем пойти домой. Девки и парни до самого рассвета ещё гулять будут.

– Нет, я хочу ещё посмотреть на праздник! – ответила я, а муж улыбнулся мне и опять погладил очень бережно по животу.

Это было так приятно, так хорошо, когда ты понимаешь, что мужчина рад тому, что стал отцом, что он любит и заботится о тебе. Нет, я понимаю, что он не поедет ночью искать мне креветок или ананас, но просто потому, что он их здесь не найдёт, а не потому, что не захочет.

Тут я заметила, как к некоторым девушкам из хоровода начали подходить парни, и образованные парочки тут же уходили куда-то в сторону. Оказывается – молодым девушкам разрешалось здесь общаться с парнями, а замужним – наоборот: общаться с другими мужчинами было нельзя. Недалеко от нас я увидела нашу Соньку, которая тоже разговаривала с каким-то молодым человеком.

Когда я показала Никите на эту парочку, он приподнялся на локте, посмотрел внимательно на них и сказал:

– Я знаю этого паренька. Он – сын мельника Ярослав. У него ещё нет жены.

«Наверное, нам нужно подумать о приданом для Соньки. Будет очень хорошо, если сын мельника женится на подруге…», – подумалось мне.

Вдруг музыка и барабаны стихли, все пары, которые образовались за время двух танцев, выстроились друг за другом перед одним из костров.

Я смотрела и ждала, что будет дальше, а девушки и парни парами – именно парами – стали прыгать через костёр, ничуть не страшась огня. Просто смеялись и прыгали. Та пара, которая разъединяла руки во время прыжка, отходила обратно за костёр, видимо, чтобы повторить попытку…

– А почему девчата и парни стали прыгать через костёр так рано, когда ещё светло? Я думала, что они станут это делать ночью, по темноте, – заинтересованно спросила я у мужа.

– Ну, тут такое дело… – замялся он и стал сбивчиво объяснять. – Девчата… Они хотят, чтобы парни хоть раз в году увидели у них… Ну, кроме рук и лиц… Увидели и всё остальное… Ну… Чтобы показать себя во всей красе… Ну, там… Ноги, что ли…

Я слушала ответ Никиты, слегка поражаясь такому «повороту нравственности» у девчат в этом мире…

«Да, дела…», – подумала я. – «Если учесть, что здесь ни женщины, ни девушки поголовно не носят трусов –ну не придумали их ещё здесь – то… А если учесть, что при прыжках через костёр у девушек подолы легких юбок и платьев задираются чуть ли не выше головы… Представляю, какое «всё остальное» увидят парни…

Я стала следить за Сонькой и Ярославом, который сын мельника. Они были такие весёлые и радостные, они не спускали друг с друга глаз, улыбаясь и смеясь.

– Никита, а как ты думаешь: отец Ярослава разрешит Соньке пожениться с сыном?

– Не знаю, схожу после праздника, поговорю с мельником.

– А можно я с тобой схожу, если он будет против брака – может, мы сможем его уговорить вместе?

– Нет. Я пойду без тебя. Женщины такие вопросы не решают. Тем более что Ярослав – младший сын в семье, а старший ещё не женат… А ещё ему нужно строить жильё, чтобы привести туда семью, а у мельника дом и для старшего сына ещё не построен…

Я посмотрела на Соньку с грустью, так хотелось счастья этой девочке, особенно после первого неудачного брака…

Да и мельник вряд ли захотеть бывшую замужем в невестки…

В этот момент я почувствовала на себе взгляд. Я стала смотреть вдоль костра на девушек, которые стояли без парней, и встретилась взглядом с Марьяной.

«Значит, она здесь, и она – в венке. Вот только ленты на венке я плохо вижу…», – просквозила у меня мысль.

Никита, ничего не заметив, с лёгкой улыбкой смотрел на тех, кто ещё прыгал через костёр, а я…

Я стала взглядом следить за Марьяной – мне очень хотелось увидеть её ленты!

Она была без пары и стояла с теми девушками, которые были одни. Эти девушки взялись за руки и стали водить свой, отдельный хоровод, которому присоединилась и Марьяна.

И вот когда она, двигаясь в хороводе, в какой-то момент повернулась ко мне спиной то…

Моё сердце ухнуло куда-то вниз, к горлу подкатил ком, а по щеке покатились злые слеза: все ленты были белые, и – ни одной цветной!

Глава 30

Никита, который как-то почувствовал перемену в моём настроении, повернулся ко мне и спросил:

– Лада, что случилось? Живот не болит? Как ты себя чувствуешь?

– Ничего не болит! – ответила я со злостью и отвернулась.

Мне больше не хотелось этого праздника, и я поднялась с покрывала.

– Помоги мне Мишутку отнести домой. Я не хочу здесь больше оставаться.

– Ты устала?

– Не важно. Пошли домой.

Я пошла вперёд, мне так больно было на душе, что совсем не хотелось этого веселья и праздника. И почему-то часть моей злости была направлена на Никиту.

Как он мог!

Я шла вперёд, не оборачивалась на мужа – я вообще не хотела на него смотреть. Звуки песен и смеха отдалялись, и мы тихонько шли и молчали.

Хочет быть с Марьяной, то пусть с ней и остаётся!

А я…

Я не собираюсь никого возле себя терпеть. Перейду наверх в комнату к девочкам. Пусть с ней живёт, пока зима кончится, а там решим, что мне делать дальше, и как дальше жить.

* * *

Когда дома Никита положил Мишутку спать к нам в кровать, то подсел ко мне и стал гладить по ноге.

– Не трогай меня! Оставь меня в покое! – фыркнула в ответ я.

– Лада, что случилось? Тебе плохо? Может, мне за Севериной сходить? – как-то растеряно, непохоже на себя стал спрашивать муж.

– Нет, не нужно Северины. Просто ты меня не трогай, вот и всё.

– Хорошо. Я не буду тебя трогать, но если тебе плохо – скажи мне, я всё сделаю.

– Да! Мне плохо! Я тебя ни видеть, ни слышать не хочу!

Никита встал с кровати, посмотрел на меня и молча вышел из спальни.

А я расплакалась и вскоре провалилась в сон. Мне опять снилась маленькая девочка, которая убегала от меня, а я её догоняла и всё не успевала этого сделать…

Утром я не встала с кровати, осталась в ней лежать, совсем не хотелось есть…

Сонька приходила и уговаривала меня хотя бы слегка позавтракать, но я что-то буркнула в ответ и не встала с постели.

Я лежала, уткнувшись в подушку, жалела себя, мысленно плакала над своей жизнью и ругалась с Никитой, и в этих мыслях хотела, чтобы и ему было так плохо, как и мне сейчас.

Праздник Матери Земли продолжался, и в этот день обычно шли рядиться о сватах, если кто-то сговорился. А ещё люди ходили друг к другу в гости, на обеды и ужины с большим количеством еды.

Вечером опять был и большой костёр на поляне, и танцы вокруг костра, но сегодня венки на реку отправляли те девушки, кто не нашёл жениха в этом году, чтобы матушка-река привела им женихов в следующем. Те девушки, чьи родственники сговорились за этот день о свадьбе, венки снимали с головы ещё утром и больше в этот день не надевали их.

Сонька пока ничего не говорила нам про Ярослава, сына мельника, и Никита не пошёл договариваться о сватах. Бывает же так, что молодые не сразу решают вопрос о браке, выжидая какое-то время. А бывает и так, что расходятся, так и не договорившись о браке.

Я пролежала весь день, отказывалась от всего – мне не хотелось ни есть, ни пить. Никита не приходил ко мне, где он был – я не знала, но звуков из кузницы не доносилось. Вечером стал ныть живот – или от переживаний, или от того, что я не пила отвар целый день.

Я пошла в туалет и увидела во дворе возле конюшни Никиту. Он стоял хмурый и смотрел на меня.

– Лада, что случилось? Почему ты меня гонишь? – спросил он.

– А ты не догадываешься? – вопросом ответила я.

– Нет.

– Я не хочу, чтобы в нашем доме появилась Марьяна.

– Я же сказал тебе, душа моя, что всё будет хорошо, – Никита шагнул ко мне, чтобы обнять меня, но я упёрлась в него руками. – Не жена решает: будет ли у мужа вторая жена, а муж это делает сам, – завёл он старую песню. – Пойми это и прими. Я в нашей семье – главный, и мне решать: кто будет в нашей семье, а кого – не будет. Тебе нужно научиться слушаться своего мужа.

– Ах, ты решаешь! Так и живи со своей «решалкой», с кем хочешь живи! – я толкнула его руками, у меня из глаз хлынули слёзы, я развернулась и побежала по лестнице вниз к реке.

Пробежав немного по берегу, я почувствовала боль в животе. Я схватилась за живот, голова закружилась, моё тело обдало жаром да так, что хотелось шкуру с себя содрать, и я стала проваливаться в темноту, упав на песок…

Очнулась я от того, что меня кто-то нёс на руках. Живот ныл…

Меня положили на кровать и накрыли одеялом.

– Сонька, Северину быстро сюда приведи! – я услышала голос Никиты.

Я ещё услышала, как кто-то быстро пробежал по комнате, и что стукнула дверь…

Глаза открывать не хотелось. Слёзы медленно текли по щекам. Не хотелось смотреть ни на Никиту, ни на кого другого…

Через какое-то время я услышала шуршание в комнате и шёпот, как будто ветер в листве зашумел. Потом я почувствовала, как Никита встал с кровати и вышёл из комнаты, стукнув дверью.

В нос ударил запах лечебных трав, надо мной кто-то склонился, и до моего лба дотронулась холодная рука. Потом я почувствовала, как с меня сняли одеяло…

Тут я открыла глаза и увидела девушку с пронзительными глазами – видимо, это и была Северина – которая смотрела на меня и улыбалась. Я не могла от неё отвести взгляд. Там была такая глубина, и они так притягивали, что было ощущение – какая-то сила не даёт мне закрыть свои глаза. Я смотрела на неё как под гипнозом.

Женщина же провела рукой по моему животу – вверх и вниз. Остановив руку чуть ниже пупка, села рядом и посмотрела на меня своими удивительными глазами.

– Лада, ты меня слышишь? – спросила женщина, и я кивнула головой утвердительно. – Вот так и твоя маленькая девочка слышит тебя! – как-то непонятно объяснила она.

Я широко раскрыла глаза и посмотрела на Северину – она разговаривала со мной, как когда-то моя мама в детстве, даже голос был похож.

– Девочка? Какая девочка? Кто меня слышит? – сумбурно стала я задавать вопросы.

– Твоя ещё не родившаяся девочка. Я редко говорю маме, кто у неё будет. Но тебе скажу, потому что ты её не хочешь. Я вижу, что ты не хочешь этого малыша. Не хочешь, чтобы она жила.

Меня бросило в жар от её слов, я даже заикаться начала:

– Как не хочу? Я её очень хочу!

– Нет, не хочешь… – она закрыла мне ладонью рот. – Послушай меня! Я дала Соньке травки, чтобы ты не потеряла своего ребёнка и родила красивую, с глазами твоего мужа девочку. Ты ведь сейчас понимаешь, о чём я тебе говорю?

Она смотрела на меня в упор, и я понимала, что она всё про меня знает и читает меня как книгу. И девочку я эту видела во сне – это я видела свою дочь!

– Всё, что сейчас важно для тебя – это она! Всё, что ты себе придумываешь и из-за чего сейчас плачешь – скоро для тебя не будет иметь значения. Но если ты потеряешь её – ты потеряешь и себя, и свою жизнь. Ты меня слышишь, Лада?

– Да, я слышу! Я поняла вас!

– Вот и замечательно! – покивала Северина и приказала. – Сонька, быстро неси отвар, что я тебе сейчас дала!

Когда Сонька принесла мне кружку с горячим отваром – он был ещё горше, что я пила до этого – то я выпила этот отвар безропотною

– Вот и молодец! Теперь ты должна спать и не вставать с постели пять дней! Сонька проследит за тобой! Если ты решишь поплакать или побегать по улице – пусть меня больше не зовут, я не приду! – сказала она, и я снова кивнула утвердительно головой.

– Откуда вы знаете, что у меня будет именно девочка? – задала я вопрос, который был очень важен для меня.

– Я всегда знаю, кто будет! Разве это важно?

– Но как? Вы что, как рентген?

Она засмеялась:

– Я не знаю, кто такой рентген, но мне стоит прислонить ладонь к твоей голове, и я всё про тебя знаю.

Я посмотрела на Сонькину сестру и поняла, почему её выбрали травницей. В ней чувствовалась такая сила, которой могли покоряться не только змеи и собаки – про которых рассказывала Сонька – но и люди. Но она, видимо, ею не пользовалась никогда или пользовалась, когда лечила больных, чтобы они её слушались. Когда она смотрела мне в глаза, я чувствовала себя кроликом перед удавом. Я поняла, что стоит ей щёлкнуть пальцами, и я исполню любое её желание. От этих мыслей у мне стало даже как-то не по себе…

А Северина посмотрела на меня внимательно, улыбнулась своим мыслям и наклонилась к моему животу. Провела ладонью по нему, что-то прошептала, и боль стала проходить, а через несколько секунд и исчезла вовсе.

– Ну, вот и всё! Пойду, поговорю с Никитой! Надеюсь, что мы с тобой и твоей малышкой увидимся теперь только весной! – сказала травница.

Я улыбнулась и кивнула головой, а она развернулась и вышла из дома.

Через какое-то время в дом зашёл Никита, сел ко мне на кровать и взял меня за руку. Он хмурился и молчал.

Я приложила его руку к своему животу и подумала: «Я так хотела этого ребёнка, что всё остальное и действительно не имеет теперь никакого значения!».

Глава 31

Я пролежала в постели несколько дней.

Живот у меня уже не болел, и Сонька разрешила мне вставать и заниматься делами.

Я с радостью поднялась – так уже надоело бока отлёживать на кровати – руки чесались заняться делами по дому.

Мишутка все эти дни играл у меня на кровати, чтобы девчонки могли заняться своими делами, они всё так же продолжали бегать в лес и собирать грибы, орехи и травы.

Сонька ещё и моим огородом занималась, там нужно было убрать то, что успело вырасти. Оставались на огороде только тыквы.

Отвар я не переставала пить, правда, этот горше был, чем тот, что раньше мне давала Сонька.

Лизка ходила все эти дни замкнутая и тихая, ни с кем не разговаривала, а Сонька по секрету мне сказала, что она плачет по ночам, когда думает, что все спят – она так из-за женихов расстроилась, что её никто не выбрал на празднике.

– Лада, можно мне с тобой поговорить? – мялась Сонька, стоя возле меня, когда мы готовили обед.

Она крутила в руках полотенце и боялась посмотреть мне в глаза.

– Конечно! Говори, я тебя слушаю.

– Мы же с тобой – подруги… Я понимаю, что я вам с Никитой – никто. И твой муж взял меня в служки в этот дом! Если меня Ярослав в жёны возьмёт – вы меня отдадите ему?

– Что за глупые вопросы у тебя?! – я подошла, обняла Соньку. – Как это ты нам никто, ты уже член нашей семьи. Что ты такое говоришь! Ты же мне как близкая подруга стала! Столько с нами живёшь, столько для нас делаешь. Как ты могла такую глупость подумать?

– Лада, у меня нет никакого приданого. Всё, что мне давали, когда я замуж выходила, осталось с прошлым мужем, в его доме. Поэтому я хочу, чтобы ты меня научила вязать носки, чтобы их можно было продать и купить себе приданое.

Я прижала к себе Соньку, погладила её по спине, потом положила себе на плечо её голову…

Бедная девочка!

– Конечно, мы с тобой всё сделаем как надо, и у тебя будет хорошее приданое, не хуже чем у других.

– Спасибо, Лада! – Сонька даже покраснела от счастья.

Все эти дни она занималась тем, что возила зерно на мельницу, помолоть на муку. Здесь ей грузил Никита, а там ей помогал Ярослав. Она даже светилась, приходя оттуда. Видно было, как она улыбается своим мыслям и как глаз не сводит с мельницы, когда есть свободная минутка.

Я пришла в кузню, чтобы поговорить с Никитой. А заодно ему принесла обед, а то у него было много работы, и он практически всё время был занят.

– Никита, ты говорил с отцом Ярослава про Соньку? – спросила я.

– Да, говорил, но… Он не против женитьбы своего сына на Соньке, но пока тот не построит свой дом – никаких сватов не будет. Так он сказал…

– С домом, конечно… Не знаю… А вот приданое ей собрать… Ты же не будешь против, чтобы я ей помогла? – спросила я.

На это Никита утвердительно кивнул головой, и я пошла в дом планировать дальше свою «мощную хозяйственную деятельность».

Мой бизнес-план с солью, который я разработала, повёл себя немного не так, как я себе рисовала в голове. Те, кто занимался шкурами, не интересовались солью – только зерном – и брать соль в качестве оплаты не хотели.

В один из торговых дней Никита нашёл мне человека, который продал мне хорошие шкуры за зерно, а зерно я это получила уже за свою соль. Ближе к осени соль даже поднялась немного в цене, и мне удалось, очень выгодно провернуть данную сделку. Я была довольна результатом, и шкурки ждали, когда мы поедем на рынок в город, чтобы их продать.

Было, конечно, желание сшить себе шикарную шубу, и мы с девчонками даже примерили красивые шкурки, но…

Я всё-таки решила не тратить шкурки без насущной необходимости – за них можно ещё улучшить нашу жизнь.

* * *

Через несколько дней после праздника к нам вечером приехал пожилой мужчина небольшого роста, приехал не один, а с молодым человеком. Это мужчина был полностью седым, но было видно – ещё крепкий старичок.

Поздоровавшись со мной, Лизкой и Сонькой, он дальше разговаривал только с Никитой – когда они ужинали – на нас с девчонками не обращая внимания.

Мужик – по имени Прохор – оказался дядькой моего Никиты – он приехал из дальней деревни, где жил с семьёй.

Его сын – тот самый молодой человек по имени Макар – в противовес своему отцу был высоким худощавым парнем. Я практически не слышала его голоса, потому что он в разговор не вступал и ничего не рассказывал.

Макар сидел на лавке рядом с Никитой и не спускал глаз с Соньки, но она этого даже не замечала – наверное, все её мысли занимал сын мельника.

На следующий день Никита с Прохором с утра – позавтракав раньше остальных – ушли в кузню, что-то обсуждать какие-то хитрости по работе.

А мы с Сонькой стали заранее готовить обед – у нас прибавилось едоков, и приходилось готовить больше еды.

Макар старался помочь Соньке: и воду ей подносил, и кормить животных помогал. Всё делал молча, но ходил за ней следом: куда она – туда и он.

Но гости на этом не закончились – уже поздно вечером к нам приехали ещё два молодых парня. Их звали Иван и Павел – это были дальние родственники моего мужа.

Никита встречал гостей во дворе, запалив факелы, а мы с Сонькой поднялись с кроватей, чтобы приготовить еду и накормить прибывших.

Макар помогал распрягать лошадей Никите – опять же молча.

Гости помылись в купальне и сели за стол, чтобы поесть с дороги.

Дядьку Никиты – Прохора – разместили спать на печку, а парней Никита отправил ночевать на сеновал на конюшне. Там на чердаке у нас хранилась часть сена, и они всей гурьбой забрались туда.

Приехавшие ребята – в отличие от Макара – наоборот, были очень говорливые, много смеялись и спрашивали Никиту про невест в посёлке, мол, много ли тут красивых девушек, которые хотят замуж?

Так со смехом, с шутками и прибаутками они поели, но пока спать укладывались – во всех окрестных домах слышал их смех и громкие разговоры. Так что завтра к нам будет много девушек в за какими-то мелочами приходить, чтобы посмотреть на этих весельчаков-женихов.

Утром, покормив всю эту толпу мужиков, мы с Сонькой опять взялись за готовку обеда.

И опять Макар крутился возле моей подруги – он действительно положил на Соньку глаз и, как выяснилось чуть позже, просил Никиту отдать её ему в жёны.

Узнав такую новость, Сонька побледнела и умоляюще посмотрела на Никиту, который правильно истолковал её взгляд и вывел этого Макара с Прохором на улицу.

Что он там им объяснял – этого мы не слышали, но назад Макар вернулся с очень хмурым лицом, а дядька Прохор теперь не спускал глаз ни с меня, ни с Соньки.

После завтрака Никита всех своих родственников разогнал по делам: кто-то ему помогал в кузне; кто-то поил и кормил тех животных, которых у нас теперь прибавилось, кого-то выделил для помощи нам с Сонькой…

Никита позвал Соньку для разговора, и оттуда она вернулась хмурая и грустная.

– Соня, что случилось? – спросила я её.

– Никита, сказал, что Макар хочет меня взять в жёны. У него нет жены, и я буду старшей. И дом там большой, и хозяйство. Сказал, что он и Прохору, и Макару объяснил ситуацию с сыном мельника, что там уже есть какая-никакая договорённость, но… Он мне предложил хорошо подумать, мол, Ярослав – журавль в небе, а Макар – синица в руках, готовый хороший будущий муж… Вот я и думаю…

– И что же ты думаешь?

– Я хочу быть с Ярославом! Лада, ты меня понимаешь? У меня душа возле него поёт. Но если Никита решит, что мне будет лучше с Макаром – куда деваться, мне придётся расстаться с Ярославом и стать женой этого Макара… – тут из глаз Соньки капнули слёзы.

А у меня всё внутри сжалось от обиды за неё – ведь я её полюбила всем сердцем.

– Что за средневековье! Что за дикость! Ты должна быть с тем, кого любишь! – в сердцах воскликнула я.

– Любишь? Это как? – повторила Сонька однажды кем-то заданный вопрос.

– Это когда жить рядом с любимым хочется, и никто тебе больше не нужен, кроме него! – объяснила я немного невнятно, а потом строго добавила. – А за счастье, Соня, нужно бороться!

– Бороться? Как бороться? Мужчина в семье – главный, Никита сейчас – мой хозяин, так что ему решать – с кем я буду жить – а не мне. Он выберет мне лучшего мужа.

– Да ты что, инвалид или крепостная? Никита может и содержит нас, но мы – не его рабы, чтобы он нашими жизнями и судьбами распоряжался! Если ты хочешь быть с Ярославом – так и скажи Никите, а не жди, что кто-то за тебя всё решит. Тебя как телёнка против твоего желания продадут на чужой двор, а это – на всю жизнь! – разгорячилась я и не удержалась от вопроса. – А что Ярослав?

– Он тоже хочет быть со мной, да и батюшка его не против нашего брака. Вот только… Дома у Ярослава пока нет, и поэтому он не может ко мне сватов засылать. По крайней мере – это его отец мельник сказал.

– А Макар, значит, может? Ладно, посиди тут. Сейчас приду.

Я направилась к кузне, где в каких-то железках ковырялся Никита, а Макар крутился поблизости.

– Никита, мне нужно с тобой поговорить…

Мой муж вопросительно посмотрел на меня, отбросил железяку в сторону, и вышел со мной на улицу.

– Сонька не хочет замуж за Макара! – сразу взяла быка за рога я. – Ты же знаешь, что она любит Ярослава. Тогда зачем делать несчастными сразу всех? С человеком, который тебя не любит, тяжело жить, а ещё тяжелее – когда принудили. А Макара Сонька никогда не полюбит.

– Откуда тебе знать – как лучше? – спросил меня Никита, и в этом вопросе я услышала отголоски его давнего принципа: «Я – мужчина, я – главный!»…

Я взяла мужа за руку и, объясняя, постаралась быть ну очень убедительной:

– Я понимаю, что ты хочешь для Соньки устроенной и хорошей жизни – да и я не говорю, что Макар плохой человек – но Сонька не любит его, а это – самое страшное, что может случиться в семье. Когда ты живёшь с нелюбимым человеком, и когда тебя не любят – это больно и обидно. Дом и хозяйство – не самые главные вещи в жизни. Можно без любви нажить хоть десять домов и стадо коров-лошадей, но умирая, проклинать всю свою прожитую жизнь! Услышь меня, прошу тебя!

Я умоляюще смотрела на Никиту, а он помолчал, наклонился и поцеловал меня со словами:

– Скажи Соньке, что я не буду её выдавать замуж за Макара, если она мне сама скажет, что не хочет за него замуж. Ты меня поняла?

Я от радости просто задохнулась и часто-часто закивала головой…

Когда, залетев в дом со всех ног, я Соньке тут же пересказала наш разговор с Никитой – она просветлела лицом и не могла скрыть своей радости.

Когда все сели обедать, на улице у нас опять поднялся шум, и к нам во двор – чёрт бы их побрал! – заехали очередные гости.

Глава 32

В дом вошёл крупный мужчина с усами и бородой. Он был хорошо и богато одет, и по внешнему виду было понятно, что дела у этого мужчины идут очень хорошо.

Вместе с ним вошёл худощавый и высокий пожилой мужчина с такими большими руками, что они выглядели как лопаты – таких рук я ещё ни разу не видела. Он сложил свои руки-громадины на груди – я глаз не могла от его рук отвести – подмигнул мне и, увидев мой интерес, спросил у меня:

– Что, понравился?

Я смутилась, а за моей спиной раздался смех всех присутствующих.

И хорошо одетый мужчина, и мужик с руками-лопатами – все обнялись с Никитой, а он рассадил всех за стол.

Мы с Сонькой быстро добавили миски и ложки, так же мы добавили и еды. Если так с гостями и дальше пойдёт, то нам нужно будет занимать посуду о соседей.

Мужчины не спеша ели и чинно разговаривали друг с другом.

– И где же моя невестка? – услышала я из кухни голос того усатого-бородатого мужчины, который только что приехал.

Я вышла из кухни и остановилась в дверях.

А этот крупный мужчина, сидя рядом с Никитой за столом, смотрел на меня прищурившись и улыбался

– Очень хотел на тебя посмотреть, дочка, – обратился он ко мне. – Много я про тебя наслышан! Особенно – про твою смелость, ведь ты – первая, кто смогла моего сына Владимира побить.

Все громко засмеялись, а я пыталась понять: кто такой Владимир, и когда же я успела его побить.

– Что ж, поделом ему! Не будет лезть к чужим жёнам! Вот такая, Никита, нужна жена и твоему брату. Что бы не он её держал в кулаке, а она его – тогда и порядок в доме будет, – все опять засмеялись, а отец моего Никиты продолжил, обращаясь ко мне. – А ты, моя дорогуша, что стоишь? Иди во двор, там Владимир подарок тебе привёз! Намучился с ним он по дороге. Сказал, что у твоего подарка такой же характер, как и у тебя, так что вы договоритесь.

Я недоумённо и вопросительно посмотрела на Никиту, но он махнул утвердительно рукой, и мы с Сонькой пошли смотреть мой подарок. Когда вышли во двор, то увидели, что у нас возле конюшни стояло два обоза, полностью чем-то загруженных. Два незнакомых мне парня как раз раскручивали верёвки на одной из телег, а им помогал третий, стоявший ко мне спиной.

И тут этот третий обернулся, и я узнала того парня, которого я встретила на рынке ночью, и которому заехала коленом в одно болючее мужское место. Он мне улыбнулся и махнул рукой, чтобы я шла за ним в сарай.

Когда мы с Сонькой вслед за ним зашли туда, то увидели козу и козлёнка, который стоял, видимо, возле своей матери. Козлёнок уже крупный был – чуть меньше, чем сама коза.

– Это – тебе! – сказал – как я поняла Владимир – глядя на меня. – Я не успел извиниться за то, что напугал тогда тебя ночью. Поэтому привёз тебе подарок, как прощение от меня за неприятности, – объяснил он и спросил. – Принимаешь подарок?

Вот же ж! Даже слов нет!

Кто ж в здравом уме откажется от козы, да ещё если она досталась бесплатно?

– Спасибо большое! Я тоже хочу извиниться, надеюсь, что я не нанесла вам увечий? – стала я притворно разводить политесы, хотя на самом деле мне хотелось рассмеяться в голос – надо же: «Не нанесла ли некрупная баба здоровенному мужику увечий? Ха-ха…».

Он, как будто поняв мой настрой, сам громко засмеялся, взял меня за плечи и сказал:

– Да, повезло Никите! С тобой ему не будет скучно! Нет, увечий ты мне – хвала всем небесам и светлым духам – не нанесла. Только… Вот завидно мне…Не думал я, что Никите вот так повезёт – это мне всегда доставались лучшие девушки. Такое у меня – в первый раз. Я б тебя украл, если бы ты не была женой брата.

Я высвободилась из его рук, развернулась к выходу и предложила:

Идёмте к столу! – и тут же обернулась к подруге. – Соня, коза теперь наша, так что её нужно пристроить куда-нибудь в сарай. А еще… – протянула я и пошутила с намёком. – И держись-ка ты, Сонька, подальше и от этого дарителя, а то с такими братьями Никиты ты точно замуж не выйдешь за Ярослава.

Владимир на мои слова громко засмеялся и галантно пропустил меня в дом, но мне было как-то не по себе от того, что он идёт сзади, видимо, рассматривая мои формы.

Вслед за нами в дом зашёл ещё один молодой парень – как выяснилось, сын Осипа, того мужчины с большими руками, звали его Олег, и он был женат.

– А вот и мой второй сын пришёл! – сказал Фёдор, все встали из-за стола и начали приветствовать друг друга.

Владимир сел вместе со всеми за стол – я поставила перед ним миску и положила ложку – и за всё время обеда не спускал с меня глаз.

Я даже спиной ощущала, и как на меня смотрит Владимир, и тяжёлый взгляд Никиты…

Чтобы не попасть в молотки между братьями, я быстро скрылась на кухне – не нужны мне такие «семейные» разборки. Но прежде, чем уйти, услышала:

– Ешь и на чужих жён не заглядывайся! Ты же знаешь, что у Никиты рука тяжёлая. Не раз тебе попадало от него! – это смеялся и говорил Фёдор, видимо, обращаясь к Владимиру.

– Никита, если ты вдруг найдёшь себе другую жену – эту могу я забрать! – услышала я теперь уже голос Владимира и даже задохнулась от возмущения – как малые дети делят игрушки, не задумываясь, что я – человек!

– Слюни подбери, я жён не раздаю. Особенно – тебе! – буркнул в ответ Никита негромко, но я услышала.

Все опять рассмеялись, и дальше разговор за столом перешёл на чисто мужские дела: обсуждался урожай, железки и механизмы, постройки, какие-то поставки зерна, родственники…

Как я поняла из разговора, отец Владимира – Фёдор – был на самом деле Никите не отцом, а родным дядькой, и получается, что называя Владимира братом, мой муж имел в виду двоюродного брата. Но так как Никита сызмальства рос и воспитывался в семье Фёдора – своего прёмного отца – то и Владимира он привык называть везде просто братом.

Фёдор занимался торговлей. Возил товар и пушнину по реке в другие города.

Вот бы мне бы с ним поговорить: он точно сможет подсказать – за сколько я продам свои шкурки, и кому можно их продать.

Закончив обедать, все наши гости разошлись по дому и двору, где каждый нашёл себе дело.

Мы же с Сонькой убрали со стола и стали мыть посуду.

Когда закончилась вода, я пошла с ведром во двор к подъёмнику набрать воды. Поднимая ведро, я вдруг ощутила, как чья-то рука помогает поднять мне ведро. Я оглянулась и увидела Владимира, который стоял за моей спиной и улыбался.

– Я помогу? – спросил он как-то игриво, что мне сразу не понравилось.

– Нет, спасибо. Я сама как-то справляюсь, без посторонней помощи.

– А мне не трудно…

– Вы, наверное, любите неприятности? – спросила я раздражённо.

– Почему? – он поднял брови и построжал лицом.

– Ну вы же знаете правил, что к чужой жене ни помогать, ни приставать, нельзя.

Он рассмеялся, но уже немного натужно.

– Правила! Ах, да! Интересно… Это Никита тебя так научил, или сама придумала? Это, наверное, после встречи со мной, там, на рынке? А ещё, видимо, мой братец рассказал, что девушки прохода мне не дают и ищут способ со мной познакомиться… А я – ветреный, он всегда так обо мне говорил. Да, я угадал?

– Вы играете с огнём. Вам никто повода не давал так думать ни о Никите, ни обо мне! – резко отповедала я.

Тут Владимир поставил ведро с водой, подошел вплотную и взял меня за плечи.

В этот момент перед моим мысленным взором пронеслась картинка: «Никита хватает своего братца за грудки, прижимает к стене дома и со всей силы бьёт кулаком в наглую рожу!».

Но…

Это был просто мой домысел, а наяву мой муж просто стоял невдалеке, смотрел флегматично на возмутительную – с точки зрения нравов этого мира – картину, молчал и ничего не делал своему зарвавшемуся брату.

И тут я поняла, что Владимир всё это делал нарочно, просто чтобы позлить брата. Для него это было игрой.

А вот Никита – как бы принимая правила этой игры – всё-таки не лез всерьёз в ссору с братом, хоть и помрачнел лицом, сжимая-разжимая свои немаленькие кулаки.

«Ну и чёрт с ними обоими!», – со злостью подумала я. – «Тоже мне, развели тут какие-то внутрисемейные интриги…».

– Владимир, зачем ты задираешь Никиту? Тебе что, больше делать нечего? Или ты детство вспомнил, когда брат тебе прощал все твои дурацкие выкрутасы? Так вы – уже не дети, будешь приставать к жене Никиты – он тебе морду разобьёт и кости переломает, не посмотрит на родство, – заговорил Фёдор, незаметно для меня вышедший на улицу и видевший всю эту малоприятную сценку. – Ты же знаешь, что Никита спуску тебе не даст, отгребёшь у него… Никита, а ты не психуй, что, не видишь – этот оболтус просто завидует тебе. Жена у тебя – красавица и умница. Ты же знаешь, что такое сочетание в девушках редко бывает. Будет очень хорошо, если и он такую себе найдет. Хотя… Найдёт, как же… Не в коня корм…

Я слегка оторопела от такой отповеди отца Владимира, а он подошёл к нему и добавил-приказал:

– Проси, дуралей, у невестки прощения, а то тебе, когда досталось по мужским причиндалам от моей невестки – пришлось козу подарить, а когда достанется по морде от Никиты – и коровой не отделаешься!

Тут все гости – кто собрался к этому времени во дворе – просто попадали от смеха.

– Прости, Лада! Я – честное слово! – больше к тебе не подойду! – сказал он вроде как серьёзно, но губы его дёргались от еле сдерживаемого смеха, мне было видно, что отповедь отца его ничуть не задела – он и в дальнейшем, видимо, не думал менять своё поведение.

А мне, честно говоря, было вовсе не до смеха…

«Чёрного кобеля не отмоешь до бела…», – вспомнила я пословицу из моего мира и подумала дальше. – «Ох, чует моё сердце, что не бросит ко мне приставать этот самоуверенный самец… Ох, хватим мы с Никитой ещё горюшка через этого непутёвого братца…».

Я подняла ведро и вместе с Никитой пошла в дом, а вслед за нами зашёл и Фёдор.

– Никита, – обратился он к мужу. – Да не обращай ты внимание на Владимира, ему всегда тяжело давалось, если ты – в чём-то лучше его. Вспомни: он же и пряники твои в детстве воровал только потому, что ему они казались слаще своих… Не бери в голову…

– Хорошо, я понял… – Никита, как всегда, не отличаясь многословием, выпил воды и вышел из дома со словами. – Пойду в кузню, дело там одно осталось…

Фёдор же сел на лавку, посмотрел на меня и стал рассказывать:

– Лада, тут такое дело… Никита – он мне как родной сын, после смерти его родителей – ему и двух лет ещё не было – я забрал Никиту в свою семью, они с Владимиром росли вместе. Никита рос спокойным и бесхитростным мальчишкой, а вот Владимир… У него в характере – кроме шила, что досталось, наверное, от чертей – была ещё и зависть. Он завидовал Никите во всём: и пирожок тому достался вкуснее, и игрушек у брата больше, и хвалят Никиту чаще, и учится тот не в пример Владимиру… Да и всё у Никиты лучше, чем у него… А теперь… Даже жена Никите досталась и умница, и красавица. Вот и злится младший братец, завидует, понимая, что такую жену ему во век не сыскать, поэтому и пристаёт к тебе, чтобы насолить Никите. Мой приёмный сын вырос человеком уравновешенным и рассудительным, поэтому у меня надежда только на него – не даст Никита воплотиться зависти Владимира в большую беду для всей нашей семьи, к которой теперь принадлежишь и ты, Лада. А ещё… Если всё-таки Владимир не оставит свои штучки по отношению к тебе – обрывай его сразу, не давай и малейшего повода ему для проявления своей зависти. Чуть что – гони его в шею, не стесняясь при этом ни грубого слова, ни пинка ногой – за тобой, я знаю, такое не заржавеет!

К концу речи Фёдор – и это было видно – разволновался и даже стал повышать голос.

– Я всё поняла, не волнуйтесь вы так, – успокоила я приёмного отца своего мужа, получается – вроде как свёкра.

– На смотрины внука пригласишь нас? – после небольшого раздумья, совсем другим тоном спросил Фёдор.

– Приглашу, только у нас внучка будет, а не внук, – ответила я.

– Да, пропадут все парни в посёлке, если у вас родится такая же красивая девочка, как ты.

– Спасибо вам большое! – поблагодарила я и, выдержав паузу, перевела разговор в деловое русло. – Скажите, а я могу к вам обратиться с просьбой?

И когда свёкор кивнул утвердительно, я ему рассказала и про соль, и про шкурки…

Брови у Фёдора от удивления полезли вверх – ну не занимаются женщины этого мира такими серьёзными и вроде как мужскими делами! – и он перестал улыбаться, тут же превратившись в делового человека.

Я всё подробно ему рассказала, потом – принесла шкурки.

Он их посмотрел, потрогал, посмотрел и длину шерсти, и качество обработки.

– Что ж тебе сказать, девочка! Не за того ты брата замуж пошла, – подвел итог Фёдор.

– Вы что, смеётесь надо мной? –возмутилась я.

– Нет, я напротив – очень серьёзен. Дело в том, что Никита не будет заниматься торговлей, он изначально выбрал стезю кузнеца – как и его отец – в купцы подался Владимир.

– Да при чём тут Владимир? Я же всё это именно вам рассказала, и потому что я плохо знаю местный рынок, а вы – я это знаю – купец со стажем, и знаете его отлично.

– Не обижайся, дочка. Я конечно помогу тебе. Только вот торговать… Этим занимаются мужчины, и против многовековых традиций никто не пойдёт – у тебя здесь товар покупать никто не будет. Но мы что-нибудь обязательно придумаем… И ещё… Я тебе помогу не только потому, что ты моя невестка, а потому что вижу в тебе родственную душу, мне нравится и твой подход к делу, и интересны твои мысли. Я давно занимаюсь торговлей, но вот чтобы женщин… Ты бы понравилась моей жене, но её уже давно нет на этом свете.

Она была… Только её и слушался мой младший сын, а теперь распоясался. Надеюсь, что жена поставит ему мозги на место.

– Вы собираетесь его женить? – спросила я.

– А что мы по-твоему здесь делаем? Завтра в сваты идём к вашему старосте.

– Это что, к Марьяне? – сказать, что я удивилась – это ничего не сказать!

Фёдор улыбнулся и пояснил:

– А ты боялась, что Никита возьмёт её к себе второй женой? – я закусила губу и кивнула утвердительно головой. – Глупенькая, как только ты её выбросила из кузни – Никита договорился со старостой, что найдёт ей мужа, потому что понимал: вместе вы не уживётесь. И Никита передал мне с оказией, что для Владимира в вашем поселении есть хорошая партия. Я доверяю мнению своего старшего сына, поэтому решил, что пора моего младшего оболтуса женить – тем более что он не против жены – да и хозяйка в мой дом нужна. Мне жениться ещё раз уже поздновато, да и не хочу как-то – очень был привязан к своей жене, вот с Владимиром… Буду надеяться, что Марьяна будет ему хорошей женой, такой же, как ты.

– Да что вы! Она будет гораздо лучше! – от моего голоса за версту несло мёдом и патокой.

Фёдор громко рассмеялся на мои слова и сказал:

– Ладно, про женитьбу мы с тобой поговорили, а теперь давай продолжим разговор о делах… Значит так: сегодня же проверю свободные места в телегах, и если там они окажутся – я твои шкурки сейчас заберу, а денежку от продажи передам тебе с оказией. А дальнейшие дела… Это вопрос уже будем решать вместе с Никитой, с его разрешения, тут не обижайся – я между мужем и женой становиться не буду. Он мне – я уже говорил – как сын, я его вырастил. Никита очень хорошо учился и достиг бы много, но в память об отце решил стать кузнецом. Я его обучил этому ремеслу у самых лучших мастеров… Не смотри, что он в деревне живёт, а не в городе – его знания и умения тянут на столичный город! Только вот не любит он городов почему-то… Если ты хочешь большего, то должна понимать, что он отсюда не уедет. Это его дом и его посёлок, он останется здесь жить. Хочется верить, что ты понимаешь, о чём я говорю.

Тут он встал с лавки, и я поняла, что на этом наш разговор закончился…

На следующий день Владимир ко мне не подходил совсем – раскладывал вещи из тележек и продукты, приготовленные к сватовству Фёдором. А тот оказался хорошим хозяином и привёз всё необходимое для такой важной процедуры.

Мы с Сонькой вещи распределяли по местам хранения, а продукты снесли в погреб – чтобы ничего не пропало.

Глава 33

Настроение моё от слов дядьки Фёдора поднялось на небывалую высоту, да что там – я просто летала на крыльях счастья!

Теперь-то я понимала слова Никиты про Марьяну, что всё будет хорошо, но почему он мне прямо не сказал, что уже всё решено, и мне нечего бояться. Зачем мучил и расстраивал меня – я не понимала. Ладно, об этом мы потом с ним поговорим…

За эти дни я очень сильно соскучилась по Мишутке. Как только в нашем доме появились Иван и Павел, он обосновался у них на руках, и они его таскали с собой везде и всюду. Он с ними ел, пас коней, ходил хвостиком по двору. Мне отдавали ребёнка только помыть и переодеть.

Я никогда не видела, чтобы молодые парни вот так возились с маленькими детьми. Да они и сами, как братья близнецы, не расставались, а потом оказалось – они вообще не братья. Павла взяла мать Ивана, как кормилица, так как его родители умерли, угорели от печки, а он остался чудом жив, и никого из родственников у него не было. В семье Ивана он и вырос, и до сих пор названные братья были не разлей вода. Младших детей в семье не осталось, из всех только им удалось выжить. Вот Мишутка и оказался на месте тех братьев, что не выжили.

Макар тоже был кузнецом, таким же хмурым и не улыбчивым, как Никита – это, наверное, семейная черта. Если кузнец – бука и неразговорчивый.

Утром – в тот день, когда должно было состоятся сватовство – мы с девочками встали очень рано. Да и в другие дни вставать ни свет, ни заря мы уже привыкли – на такую толпу мужиков приходилось очень много готовить.

Никита ещё не ушёл в свою кузню, они сидели за столом с Фёдором и что-то обсуждали.

Я пошла в купальню обмыться, а когда вышла, то прямо передо мной, облокотившись на косяк двери, стоял Владимир.

– Доброе утро! Я могу пройти? – спросила нейтрально, но в душе насторожилась.

– Конечно, – он отошёл, пропуская меня, и сказал. – Лада, я не хотел тебя обидеть. Ты мне просто очень нравишься.

Я обернулась, посмотрела на него и сказала строго:

– Вы опять за своё? Так знайте: я люблю Никиту, у нас с ним скоро будет ребёнок, а вам, Владимир… Нужно думать про вашу невесту, а не чужим жёнам симпатии высказывать!

Он схватил меня за локоть и прошипел в лицо:

– Я ни за кем не бегаю! Ты не подходишь Никите – это же видно! Ты не для вот этого всего создана! – показал он рукой вокруг.

– А для кого я создана? Для тебя? – я уже разозлилась, перешла на «ты» и резко выдернула руку.

Он посмотрел на меня, нахмурился, потом опустил глаза и медленно сказал:

– Если вдруг… Я понимаю, что мне не на что надеяться… Но если вдруг так произойдёт, что вы разойдётесь с Никитой – я буду тебя ждать. Я всю жизнь буду тебя ждать, ты меня слышишь?

– Я тебя услышала, а теперь и ты меня услышь – повторяю в последний раз: я люблю Никиту и никого больше! А сейчас тебе нужно готовиться к сватовству. Ты ещё не видел свою невесту, а она – очень красивая, может быть, тебе повезёт полюбить её.

Я развернулась к дому и подошла к крыльцу, в этот момент навстречу вышел Никита:

– Он что, опять к тебе пристаёт? – спросил со злобой в голосе.

– Нет, он просто спросил – красивая ли у него невеста, – ответила я нейтрально.

Никита нахмурился, видно было, что не поверил мне, но ничего не сказал, пропустил меня в дом и пошёл на улицу, обдав Владимира ледяным взглядом.

В прошлом мире – так получилось – до замужества за мной не бегали парни, может, у меня внешность была обычная, может, ещё что-то, а потом, когда вышла замуж, мне никто не намекал на адюльтер, и поэтому сейчас я себя чувствовала неловко, и мне было неприятны приставания Владимира. Я не хотела привлекать внимание брата Никиты, тем более – меньше всего хотела, чтобы они из-за меня сорились. Поэтому я стала избегать Владимира, старалась обходить его как можно дальше. Но чувствовала, как он провожает меня взглядом, и от этого по спине бежал неприятный холодок.

После завтрака все мужчины стали наряжаться, чтобы идти к сватам.

Мы с девчонками тоже надели свои наряды, и хотя в доме старосты мы присутствовать не будем, но на улице весь посёлок соберётся – все девушки и женщины будут одеты в лучшие свои наряды. А мы чем хуже остальных?

Лизка повязала коням ленты, на телегу закрепили «солнце» тоже с лентами.

Парни все сели на лошадей, так как им к невесте нужно было подъехать именно верхом. У всех – кроме жениха – на руках были повязаны цветные платки-косынки.

Владимир сидел на коне хмурый и смотрел на меня, и я тут же зашла в дом под каким-то надуманным предлогом – не нравилось мне его поведение, очень не нравилось…

Мишутку нарядили и тоже повязали на руку ленту. Он сидел на коне впереди Ивана, и я хотела его забрать, чтобы не мешал, но названные братья его мне не отдали. Так и поехали вместе с ним к сватам.

Когда процессия двинулась к дому старосты, я вышла из дома и вместе с девочками пошла вслед за телегой, на которой находились подарки.

У дома старосты собралось уже очень много народу, и люди всё подходили и подходили.

Процессия от нас остановилась перед домом, все мужчины слезли с коней и выстроились перед крыльцом. Парни достали из телеги какой-то маленький сундучок и поставили прямо перед женихом.

На крыльцо вышел староста и ещё пятеро мужчин с ним. Впереди стояли жёны старосты, очень нарядные, одна из них держала каравай хлеба, а другая – так же на полотенце – держала глубокую миску с мёдом. Все крыльцо старосты было украшено ветками от ёлки, их ветки были перетянуты цветными лентами.

Вперёд вышел отец Владимира, поклонился и сказал:

– Мы – купцы, проезжали мимо! Нам сказали, что здесь есть хороший товар! За хороший товар мы дорого заплатим!

– Добро пожаловать, купцы! У нас достойный товар, поэтому надеемся, что оплата будет достойная! – ответил староста.

Владимир, подойдя к женщинам, отломил кусочек хлеба, макнул его в мёд и съел. Потом он поднял сундук себе на плечо и прошёл в дом.

Все мужчины, что приехали от нас, сделали с хлебом и мёдом то же самое, и пошли следом за ним.

Жители не расходились, всё ждали продолжения и переговаривались: удастся ли родственникам старосты вынести жениха на руках.

Но прошло уже больше получаса, и ничего не происходило.

Толпа стала волноваться, в ней возникали какие-то движения и разговоры…

Когда я уже стала волноваться, что пошло что-то не так, как на крыльцо друзья жениха вывели связанного Владимира и невесту, накрытую покрывалом. Владимир был хорошо обвязан лентой, как мне и говорили раньше – её сложно было разорвать.

Толпа радостно закричала, это означало, что за связанного жениха невеста свой подарок получит, а вот за вынос его родственниками из дома –уже нет.

Я и не сомневалась, что вынести не смогут – парни в свите жениха были крепкие, как на подбор, вряд ли бы они позволили затюкать жениха родственникам невесты.

На крыльце староста – отец невесты – вручил ей свой нож, и Марьяна разрезала ленты.

В этот момент Иван принёс Владимиру что-то завёрнутое в полотенце, а когда Владимир развернул его и, взяв оттуда богатое ожерелье, надел на шею невесты – вся толпа в едином порыве ахнула от восхищения.

– Крепкой семьи вам! – стали кричать люди из толпы. – Побольше детей в вашей семье! Жарких ночей!

При этом Павел и Иван разносили вдоль толпы корзины с яблоками и грушами. Все угощались, и пока не закончились фрукты в корзинах, народ не расходился, и каждый что-нибудь желал стоящим на крыльце жениху и невесте.

Павел дошёл с корзинкой и до нас с девочками, он улыбался нам, и мы взяли по яблоку из корзины. Сонька с Лизой подошли поближе и что-то прокричали жениху и невесте. Я не пошла, не хотела лишний раз показываться на глаза Владимиру, видела, что не сильно он рад этой свадьбе.

Потом жених и невеста вошли в дом. Братья что-то носили из телеги и ставили на крыльцо.

Мы не стали оставаться дальше. Да и все жители начали расходиться, кроме молодых девушек, которые глаз не спускали с Ивана и Павла, которые, проходя мимо них, что-то им говорили, и они все дружно смеялись.

– Если так дальше пойдёт, то к нам ещё одни сваты приедут, – сказала я Соньке, когда мы с ней пошли домой.

Она улыбнулась и кивнула утвердительно мне головой. Лизка осталась с девушками стоять у дома старосты.

Наконец-то мы могли спокойно вздохнуть и не готовить на всю эту толпу мужчин. Я и не думала, что так устану от готовки еды каждый день. Сватовство обычно затягивались до вечера, потому что родители и родственники обсуждали дальнейшую жизнь молодых и обговаривают приданное. Так же не быстр идёт и показ приданого невесты. Всё это сопровождается застольем.

На следующий день будет сама свадьба, тогда и мы пойдём в гости. Соседям тоже будут выносить угощения, которые наготовили родственники невесты. От нас к столу еду отвезли сегодня, и нам – на радость мне и Соньке – ничего готовить не нужно. Поэтому мы, довольные тишиной, занимались делами по дому и отдыхали от той суеты, которая в последнее время на нас свалилась.

Вечером все вернулись к нам домой. Владимира привезли на телеге, там и оставили ночевать.

Глава 34

На следующий день, проснувшись рано утром, все сели завтракать. Владимир был хмурым и мрачным. Иван и Павел пытались всех развеселить, Фёдор, помогая им, так же шутил и рассказывал новые весёлые истории.

Закончив завтракать, все пошли собираться на свадьбу.

Владимир остался сидеть за столом. Мы с Сонькой убирали со стола, когда в какой-то момент он схватил меня за руку и сказал:

– Лада, все мои слова в силе. Я буду ждать тебя, – я выдернула руку и спряталась в нашей с Никитой комнате.

Когда он ушёл, я вышла и стала мыть посуду. Сонька всё слышала, но сделала вид, что ничего не произошло, а у меня пропало желание идти не только на эту свадьбу, но и вообще куда-либо .

Мы все нарядились и пошли пешком на свадьбу, только жених ехал на коне, украшенной лентами. Мы подошли к дому старосты, вместе с нами пришли и соседи. На крыльцо к нашему приходу вышли родственники старосты, и его жёны держали хлеб и мёд. Крыльцо теперь украшали белые ленты. Видно было, что за ночь всё переделали и украсили другими лентами.

Жених поклонился отцу невесты, который перевязал его накрест полотенцем, дальше Владимир отведал хлеб и мёд. После него повторили всё то же самое мужчины, женщинам этого не полагалось, поэтому мы не стали ломать хлеб и макать его в мёд.

Первым зашёл в дом жених, за ним – отец Владимира, а затем – и отец невесты.

Мы не видели, что происходило в этот момент в доме, потому что не успели войти, но по рассказам Соньки я знала, что в этот момент жениху со свадебной песней выводят её подружки или сёстры невесту, держа над ней покрывало с четырёх сторон. Далее отец невесты завязывает им руки полотенцем, потом жених ведёт невесту к лавке, где их сажают на вышитое покрывало, которым укрывали невесту, когда выводили для будущего мужа. Потом к ним подходят гости, кланяются, отдают свои подарки и говорят слова напутствия для семейной жизни.

Мы зашли с Сонькой и Лизой последними. Никита стоял сбоку и ждал нас. Мы по очереди за всеми подошли все вместе к жениху и невесте, поклонились, и Никита отдал подарки от нас: я подарила вязаные носки, а Сонька – мешочек с травками.

Невеста не поднимала на нас глаз, а Владимир посмотрел на меня мрачно и лишь нервно дёрнул головой.

Далее мы со всеми вышли во двор и ждали, когда туда выйдут молодые. Во дворе стояла металлическая корзина с огнём, рядом стоял староста и ждал жениха и невесту.

Когда Владимир и Марьяна вышли во двор и подошли к старосте, тот развязал полотенце, и жених протянул руку невесты старосте.

Староста вынул из огня клеймо и быстрым движением приложил к руке невесты.

Марьяна очень сильно закричала и от боли стала валиться на землю. Владимир подхватил её на руки, а мать Марьяны опустила её руку в ведро с водой. Потом, когда та пришла в себя, ей перевязали руку, и жених понёс её на полянку, где были накрыты столы.

Когда они проходили мимо нас, мы обсыпали их зерном, а женщины запели свадебную песню:

Ой, на горе, горе, да на горе крутой,

Там сидела пара сизых голубей.

Они там сидели, парувалися,

Сизыми крылами обнималися.

Откуда ни взялся, да охотник лихой,

Убил, разлучил он пару голубей.

Голубя убил он, голубку узял,

Принёс он до дому и кормить начал.

Голубка не ела, да голубка не пьёт,

Всё на эту гору, всё плакать она идёт.

«Есть в меня, голубка, да семьсот голубей,

Летай, выбирай ты, какой будет твой».

«Уже я летала, уже выбирала,

Не нашла такого как утеряла.

Не такие перья, не такой пушок,

Не так он воркует, как милый дружок.

Песня была очень красивая, голоса переливались, и мелодия поднималась куда-то вверх, к небесам.

Владимир поставил Марьяну на землю, они сели за стол, да и все присутствующие стали занимать свои места, при этом женщины запели уже другую песню со словами, которых я раньше не слышала, но это очень было похоже на какую-то казацкую песню из моего мира:

Ойся, ты ойся

Ты меня не бойся

Я тебя не трону

Ты не беспокойся!

Павел и Иван подхватили эту песню и пели вместе со всеми.

Дальше это была обычная свадьба с пожеланиями и поздравлениями.

Вот только «горько» на этой свадьбе не кричали, и жених с невестой не целовались. Как-то не принято у них такого, и любви никто им не желал – только крепкой семьи, хорошего дома, детей, достатка и послушания для мужа невесте.

Хозяйки выносили соседям на улицу корзины с пирогами и фруктами, и каждый мог подойти и угоститься, говоря пожелания для молодых.

Ближе к вечеру жених с невестой поднялись со своих мест – да и мы все поднялись – а выйдя из-за стола, все присутствующие выстроились в два ряда, между которыми молодые прошли к дому старосты. Мужчины держали над головами молодожёнов натянутые полотенца, а девушки пели очень грустную песню:

Породила меня мамушка

Во несчастный день во пятницу,

Ещё клала меня мамушка

В колыбельку да качливую,

Раскачала меня мамушка

На все четыре стороны,

На одну-то на сторонушку —

На чужую, незнакомую,

На чужую на сторонушку

Ко чужому отцу-батюшке,

Ко чужой свекрови-матушке —

Да какая я несчастная!

Когда молодые ушли, все сели за стол и продолжили праздник.

А мы с Никитой забрали Мишутку – вернее, так как он уснул, это Иван носил его с собой, не отпуская – и пошли домой.

Утром жених и невеста должны были отправиться в дом жениха. Поэтому вечером все гости с нашей стороны вернулись ещё засветло и собирали свои вещи, так как утром все возвращались домой.

Глава 35

Утром Владимира я больше не увидела, да и Никиту не увидела – он пошёл помогать грузить вещи гостей.

Шкурки мои Фёдор забрал в свою телегу, сказав мне и Никите, что ждёт нас скоро в гости. Я бы очень хотела поехать с ними прямо сейчас, но вот встречаться с Владимиром мне не хотелось совсем.

* * *

Наконец наши гости разъехались, и в доме наступила тишина и покой. Всё встало на свои места, наша жизнь вернулась в своё русло – потекла размеренно и спокойно.

На улице была осень, и мы готовились к зиме. Полным ходом шла заготовка дров. Ребята, пока были у нас, немалую часть дров смогли поколоть, поэтому мы их с девочками складывали в дровяник.

Огород тоже уже весь убрали. Тыковки все были убраны подпол, да и остальные овощи – тоже.

Я с Сонькой вязала носки, и это, как оказалось, было очень выгодное предприятие. На местном рынке их охотно покупали, вернее, я их меняла на продукты. Две пары удалось даже выменять на солёное сало – на большой шмат.

Лизка больше пряла с подружкой – это была дочь Марии. Им нравилось прясть нитки. Но пряли они при помощи веретена, что сильно сказывалось на скорости работы.

Я вспомнила, что у бабушки хранилась прялка, и она мне в детстве показывала, как сделать нитки. Я нарисовала – как смогла – прялку столяру, но…

Мой чертёж не потребовался – это нехитрое приспособление было известно в этом мире с незапамятных времён. Более того – у столяра был один экземпляр на продажу, и я тут же выменяла прялку у него на те же две пары носков.

Я плохо помнила, как пользоваться этим «механизмом» – но, оказывается, в доме Марии прялка тоже была, и худо-бедно её дочь умела ею пользоваться. Показав мне азы работы, девочка быстро заставила меня вспомнить азы нехитрой деятельности, и у меня начало получаться. Потом я вместе с дочерью Марии научила Лизку, а та – Соньку.

Мария редко пользовалась своей прялкой – не было шерсти – и она разрешила принести её к нам. Дочь подруги вместе с Лизкой сидела у нас и пряла, а вязали уже мы с Сонькой. Чтобы всё было по-честному, я отдала одни уже связанные носки Марии, и та была очень довольна – разрешила пользоваться своей прялкой мне сколько потребуется.

А ещё мне пришлось рассказать Никите про то, о чём я договорилась с его дядькой Фёдором. Такая инициатива ему не понравилось – он очень долго на меня дулся за то, что я сговорилась за его спиной. Но прошло какое-то время – скорее всего всё взвесил – и он согласился мне помочь. И я очень ждала нашей поездки в город, чтобы посмотреть, что вышло от моего бизнес-плана. Понятно, что много не заработаю, но уже хоть как-то помогу Никите. И ненужно больше у него просить деньги на какие-то свои нужды.

Сонька каждый день ходила на мельницу, чтобы увидеться с Ярославом. У них дело явно шло на лад – уже был заготовлен лес на дом, и староста выделил Ярославу место под строительство. А ещё она целый день вязала носки, чтобы продать – с моего разрешения – их на рынке. Она меняла их на посуду и ткань, только на самое необходимое, чтобы хоть с чего-то начать жить своей новой семье.

Мы купили ещё пару мешков шерсти и теперь на зиму были обеспечены работой. Запасов нам на зиму хватало, поэтому на связанные мною носки я покупала Лизе приданое. Да и Никиту попросила выделить на это дело немного денег.

Мы купили даже одни валенки на зиму. Теперь, когда будет морозно, можно выйти на улицу.

Также сшили две телогреи на зиму. Мария – для образца – нам дала свою телогрею, чтобы мы могли сшить себе нечто подобное. Это была такая куртка в несколько слоёв на пуговицах. Она доходила до колена. Сверху мы взяли бракованный мех – тот, что самый дешёвый – и мехом внутрь раскроили и сшили. Ещё я сделала из тёплой ткани подкладку, а между подкладкой и основной тканью проложила войлок. Простегать всё это по общей площади телогреи не получилась – получилась очень плотная ткань – но между швов в шкурах умудрились всё это прошить, чтобы не съезжало.

Шуба была тяжёлая, прямо как какой-то богатырский доспех, но позволяла не замёрзнуть в самый лютый мороз. Таких мы сделали две штуки.

А что?

Главное – тепло, а ходить зимой далеко нам не надо!

Ещё здесь женщинам не принято было носить тёплые штаны, но одни – наплевав на все условности! – я себе всё же сшила. Буду зимой под платье надевать – кто увидит? – и не замёрзну.

Коза наша давала нам молоко. Мало, конечно, по небольшой кружке на человека выходило, но мы и этому радовались. Я научилась всё-таки доить козу. А козлёнок – оказался козочкой, так что у нас скоро будет стадо, смеялась я.

Живот у меня был ещё не очень большой, но спину по вечерам сильно ломило, даже сидеть было тяжело. Траву я горькую уже не пила, но какой-то отвар мне Сонька давала и вечером и утром.

Никита утеплил свою кузню, они со столяром сделали съёмные стены, чтобы когда потеплеет – их можно было убрать.

Так и проходили наши дни, в ожидании зимы…

Я вышла во двор погулять на солнышке. На улице стояли очень тёплые дни, прямо, как будто лето вернулось. Хоть и осень, но было очень тепло днём.

Во дворе стояли Сонька и Ярослав, они разговаривали тихо, но их разговор был мне хорошо слышен.

А Ярослав рассказывал своей невесте об их будущей жизни: о том, что сам будет в доме класть печку, так как по вечерам, несколько дней в неделю всё лето работал в подмастерье у печника Самуила.

Сам Самуил был уже стар, его старший сын погиб, а младший женился и переехал в дальний посёлок. Оказалось, что передать своё ремесло здесь ему оказалось больше некому. Он взял себе двух подмастерьев: один из них – Ярослав.

Вот Ярослав и решил сам себе в доме сделать печку. Видно было, как человек с радостью строит дом – и для себя, и для Соньки. Пока было тепло, Сонька перебралась помощницей на стройку и старалась по возможности там помочь. Сейчас она собирала в лесу мох и носила его в строящийся дом, чтобы законопатить щели между брёвен.

Правда, у Ярослава не было стёкол на окна, да и купить их ему не светило – очень уж недёшево они стоили. Но Никита пообещал взять Соньку на рынок, чтобы она могла купить эти стёкла, а деньги пообещал выделить из своих запасов – мол, Ярослав потом отработает их у него в кузне.

Была в нашем посёлке женщина, которая хорошо разбиралась в погоде по разным приметам, все обращались к ней за советом. Северину старались по таким вопросам не беспокоить. Она у нас в поселении всё время кого-то лечила – и не только людей, но и скот – в соседние посёлки ей тоже приходилось ездить и помогать там. Вот у этой женщины Ярослав и узнал погоду на пару месяцев вперёд, решив не тянуть с печкой.

Он даже работал по ночам, при факелах, чтобы скорее закончить её, и она успела просохнуть.

Я нарисовала печь – как в деревне у моей бабушки была – с плитой для готовки и железными колечками-кружками, которые поднимались, чтобы ставить на огонь посуду.

Ярослав и Никита в первый раз такое видели, но Ярослав решил рискнуть, и Никита выковал по моим рисункам такие колечки. Сонька радовалась этой плите, как ребёнок, а Самуил помог Ярославу сделать вытяжку от этой плиты – потому что там очень много тонкостей – если их не рассчитать, то можно печь разбирать и заново делать.

Когда печка была сложена – всё поселение собралось посмотреть на чудо дивное – ведь такой интересной печи здесь никогда не видели.

Самуил тут же наполучал заказов на такую печь, а я подумала: «Нужно будет и нам переделать нашу печь в следующем году. Очень удобно летом готовить на такой плите-печке. Испечь хлеб на ней, конечно, у меня не получится, но и топить её меньше придётся, и удобно ставить чугунки в дырочки, и жарить-варить на ней быстрее…».

Никита похвалил мою печь, а Самуил – не будь дураком! – к следующему году заказал себе для работы такие колечки для новых печей.

– Если так дальше пойдёт, то тебе, Никита, придётся помощника брать. Может, заберёшь в соседнем посёлке сирот? Там парень смышлёный и девчонка… Боюсь, что эту зиму не переживут, а мне у себя их селить некуда, я то б я в помощники взял парнишку. Очень смышлёный и трудолюбивый малый, – говорил Самуил Никите.

Тот в ответ сказал:

– Да и у меня с местом особо не густо – не поселю же я мальца вместе с девчонками? Хотя… Постараюсь до холодов что-нибудь придумать… Может, потеснимся как?..

Сонька тут же рассказала мне и Никите, что про паренька ей и Ярослав как-то говорил. Что, мол, мальчишка за любую работу берётся, лишь бы сестру прокормить. Домик у них маленький и холодный. Отец рано умер, мать – тоже, а ещё и болела всё время перед смертью, соседи, чем могли, помогали, но всё равно – у каждого своих дел много, и своих детей кормить нужно…

Меня по сердцу тут же резанула жалость и я предложила:

– Никита, давай заберём детей… Что мы, не прокормим их и не разместим? Сколько смогут двое детей съесть? А мальчик помогать тебе будет… – спросила я у Никиты.

Он посмотрел на меня внимательно и в знак согласия кивнул головой.

Радости моей не было предела, а муж на следующий день запряг коня в телегу и поехал в тот дальний посёлок за детьми – два дня до того селения было пути.

На пятый день, ближе к вечеру мы с Сонькой и Лизкой увидели вдалеке Никитину телегу с пассажирами.

Глава 36

Телега заехала к нам во двор, и мы – дома были только я и Лизка – вышли встречать наших новых…

«Как их назвать?», – подумала я. – «Родственники? Как-то пока язык не поворачивается… Соседи? Так какие они соседи, если будут с нами жить? Сироты? Обидно как-то… Ладно, придумаем что-нибудь… Да хотя бы – наши маленькие жильцы…».

Паренёк слез с телеги и снял оттуда девочку. Он был высокий и очень худой – кожа да кости. На лице – видимо, из-за жуткой худобы – выделялись большие глаза, которыми он очень серьёзно смотрел на нас. Но длинные волосы, которые завивались в крупные локоны, были чисто вымыты – мальчишка, несмотря на бедность, не опустился до грязного нечесаного оборванца и следил за собой.

У девочки тоже были большие глаза, и они тоже сильно выделялись на худом лице.

Я поразилась: это были молчаливые и серьёзные дети. Они даже не улыбались, как положено детям в их возрасте.

Паренька звали Пётр, а девочку – Паулина.

Сначала я пошла с ними в купальню – где они по очереди помылись – а потом повела на кухню кормить.

Я боялась, чтобы им плохо не стало – было видно, что они последнее время просто голодали – поэтому сделали порции еды совсем маленькими, объяснив при этом, что в дальнейшем кормить мы их будем хорошо, но сейчас – пока они не привыкнут – будем давать еду понемногу. Сладости – мёд и пироги с яблоками – я тоже поставила на стол, чтобы дети могли их попробовать, но они…

Дети даже боялись смотреть в их сторону, и я подвинула тарелку ближе к ним, поставив по кружке с молоком – от него-то точно ничего плохого их желудкам не будет.

Когда дети поели – опять же было видно, что они голодные, но есть стеснялись – я показала место их ночёвки. Правда, кроме печки их пока положить было некуда – Сонькин дом еще был не готов…

Хотя…

Стройка шла удивительно быстро…

Печку Ярослав уже выложил, она подсохла, и он аккуратно пробовал её по чуть-чуть топить. Мужчины из посёлка всем миром помогли накрыть крышу, и Ярослав в доме делал полы, переключившись на них с уже готовой печки.

Как-то Сонька, жалобно посмотрев то на меня, то на умывальник, так вздохнула, что я отдала две пары уже связанных мною носков для уплаты гончару за этот «прибор гигиены». Вот только краник…

Также и Никита помог деньгами, чтобы и расплатиться с теми, кто им помогал в стройке дома, и чтобы на ближайшем рынке наконец-то купить стекло – толку топить печку, когда сквозняк через окна гуляет.

Рынок должен был быть через несколько дней, и мы с Никитой планировали поехать в город и к Фёдору, и заодно прикупить там нужные нам вещи – взяв с собой и Соньку.

А пока она носила с речки глину и замазывала ею щели в стенах. Тяжело было Соньке, но она с такой радостью помогала Ярославу, что они после таких трудностей – я в этом была уверена! – будут жить в новом доме в радости и счастье.

Брат Ярослава тоже пропадал на этой стройке, помогая младшему – отец освободил его от работ на мельнице. Да и сестра Ярослава не отлынивала – носила еду на стройку и всех там кормила.

Мне показалось, что дом как-то очень быстро вырос, видимо, ещё и от того, что Ярослав весной подготовился к строительству и заказал сруб дома ещё в лесу, из готовых брёвен, который потом просто перевезли и собрали на месте.

Ярослав и Сонька торопились – они хотели сделать свадьбу до зимы, после чего переехать в свой дом. Конечно, всё сделать они не успеют – доделок будет ещё очень много – но и поселиться в доме их семья сможет, и жить хотя бы в тепле.

А у нас – как только Сонька от нас уйдёт – освободится спальня для Паулины. Мы решили, что она перейдёт на место Соньки, а Пётр будет ночевать пока на печке, ему это и привычно, и комнат у нас больше нет, и всё равно он целыми днями пропадает у Никиты в кузне.

А наши новые жильцы – Петька и Паулина – потихоньку привыкали к нашей семье. Они слегка отъелись и уже не провожали каждый кусок за столом голодными глазами.

Лизка взяла под опеку Паулину. Они везде ходили вместе, всё делали вместе и даже одежду разделили пополам, так как у Паулины – как оказалось – практически ничего нет. Девочка была заметно ниже Лизки, и её платья она подвязывала поясом, чтобы подолом не подметать землю.

Пётр действительно оказался очень трудолюбивым парнем – он целыми днями помогал в кузне Никите. А когда Никита его отпускал на обед, или просто у мальчишки выдавалась свободная минутка – не сидел без дела: он носил нам воду в дом; по вечерам колол дрова, которые складывали в дровяник; даже пытался помогать мне мыть посуду…

Он везде старался нам помочь и боялся ослушаться Никиту, когда тот его отправлял из кузни на отдых. Очень ему нравилось кузнецкое дело, видно было, что он горел им, а Никита его терпеливо всему учил.

Я связала новым жителям нашего дома короткие носки, очень похожие на тапки, чтобы они могли носить по дому, так как у нас у всех уже были такие. А чоботы мы берегли для дождливой и более холодной погоды. При этом мне, наверное, придётся в этот раз купить на рынке ещё одни чоботы поменьше, чтобы и кто-то из девчонок смог выйти на улицу – наши с Сонькой с ног Лизы и Паулины просто слетали, были изрядно велики.

Из бытовых нововведений: я поставила небольшую бочку рядом с умывальником, чтобы не бегать с ведром за водой каждый раз, и из неё Пётр пополнял умывальник. Конечно, моей мечтой было сделать туалет в доме, но зимой…

Пришлось эти планы оставить на следующий год.

А мой Мишутка…

Мишутка так привязался к девочкам, что бегал вслед за Лизой и Паулиной везде, как хвостик, куда бы они ни шли. Догонит, уцепится за юбку Паулины и идёт рядом. Девчонки приведут его назад домой, а он – опять за ними вслед. Отвлечь от них мог только кристалл, если Мишутка на него обращал внимание. С кристаллом он не расставался. Он у него или висел на шее, или малыш его носил в руке. Очень часто видела, как он сидит и улыбается ему, а тот ещё ярче от этого горит. Ещё чаще он дразнил им нашего кота, которому очень нравилось бегать за кристаллом и пытаться его поймать.

Разговаривать Миша так и не начал, но мы слышали его смех, когда он смотрел на кристалл. Такого смеха я никогда не слышала – как будто звенели колокольчики.

А вот со мной – как и с остальными – он или улыбался, или просто молча сопел. Ни одного слова так ни разу не произнёс. Если ему была нужна я – или кто-то ещё – он просто подходил и дёргал за платье или рукав, показывая пальчиком, что он хочет.

Мишутка был просто ангелочком, что я к нему так привязалась – или на меня так подействовала беременность? – что могла замереть на месте от счастья и смотреть на него очень долго. В моей душе подымалась такая любовь, как будто это был мой ребёнок. Я его очень часто целовала в макушку, когда он приходил ко мне, чтобы я его обняла. И мы с ним потом долго-долго сидели, вот так обнявшись…

Но и «мужское общество» Мишутка не обделял своим вниманием: когда Никита и Пётр садились есть, он подходил к лавке Никиты и усаживался рядом, держась за его ногу.

А Пётр – который уже оттаял и всё чаще улыбался – катал его на шее, изображая лошадку. Правда, я ругалась на него не очень всерьёз, так как наш Мишутка был упитанным карапузом, и было видно, что мальчишке – который сам ещё имел бараний вес – тяжело его носить. Но он каждый вечер брал его на плечи и скакал по двору под хохот девчонок.

Мишутка при этом улыбался и был от счастья на седьмом небе.

Так каждый день и шла наша спокойная жизнь…

Глава 37

Или это лето не хотело сдавать свои позиции, или зима припозднилась, но мы наслаждались тёплыми деньками, хотя и ждали похолодания со дня на день.

Воспользовавшись теплом, я решила постирать на улице крупные вещи, а ещё – просушить матрасы и подушки на солнышке.

Я на длинную лавку поставила большое корыто для стирки, Пётр мне наносил воды, и я потихоньку приступила к работе.

Девочки отвели козу и козлёнка пастись на полянку, пока ещё была какая-то трава, там привязали их, на обратной дороге пробежались по маленькому рынку, который стихийно собирался на другом конце посёлка и, зайдя во двор, стали мне хвалиться громадным лукошком грибов – они его выменяли на пару носков.

«Вот оно как получилось, с носками-то…», – подумала я. – «Уже и девчонки мои почувствовали вкус к торговле… Да и появилось у них что на что менять… А то, что грибов приволокли чуть ли не мешок – так то очень хорошо, насушу, и будет чем побаловать семью в зимние холода…».

А ещё Лиза – Паулина еще стеснялась со мной первая заговаривать – рассказала, что видела на том маленьком рыночке Никиту и Пётра – они раздавали какие-то железки мужикам, что там находились. Видимо, какие-то уже выполненные заказы. Пётр периодически приходил-уходил, что-то забирал-приносил, а Никита просто стоял и степенно разговаривал с мужиками.

Я вспомнила мой недавний разговор с мужем о том, что перед зимой многие хозяева сделали больше заказов по ремонту всяких плугов-борон, ожидая – по всем приметам – раннюю весну, когда этим будет уже поздно заниматься. С этими заказами ему здорово помогал Петька – за что Никита его хвалил – и он летал на крыльях счастья от радости. Видно было, как Пётр горд собой, и даже его сутулость, за которую он прятал свой высокий рост, была не видна – спина его распрямилась, и он даже не ходил, а бегал от кузни до сарая.

Девчонки, увидев подошедшего Мишутку, тут же уволокли его в дом, а я увидела входящую во двор Соньку.

– Лада, представь себе: я продала те носки, что ты мне дала! Да так удачно! На три мешка зерна сменяла. Этот покупатель из дальнего поселения к нам приехал, и носки ему так понравились, что он заказал мне ещё три пары – за девять мешков зерна! Сказал, что приедет через месяц за заказом. Спасибо тебе за помощь, Лада! Ты просто не представляешь, как я рада, что в моей жизни вы с Никитой появились! – Сонька стояла возле меня и вытирала слёзы.

– Ой, Соня! Как ты можешь? Мы ж – семья, и должны друг другу помогать! – я обняла её и прижала к себе. – Это очень хорошо, что у нас появился заказ на стороне, а то нашими носками тут уже все наелись! Теперь мы сможем и вам на зиму отделить побольше зерна, а в следующем году староста уже и на вас поделит.

– Спасибо, Лада. С зерном зимой – это хорошо, голодными с Ярославом не останемся.

– Вот и хорошо – если получится так складно с зерном – теперь твой будущий свёкор вам помелет его на муку бесплатно! Как всё удачно складывается. Мука дорого стоит, и вы сможете со всеми расплатиться за помощь. Скорее всего через неделю или две мы поедем с Никитой в город. Ты уже решила, что должна там купить?

– Да, мы примерно всё обговорили с Ярославом. Всё, конечно, я купить не смогу. Но хотя бы стекло привезу, чтобы мы могли уже заселиться в дом, а то он продувается. Полотно из ряднины на окнах не сильно держит тепло, а пузырём стеклить не хочется – так же холодно и ничего не видно. Я не просто так сюда шла, хочу часть посуды забрать, той, что ты мне в приданое приготовила, и то, что сама наменяла. Печь уже готова, я могу на ней спокойно готовить еду, и Маняше не придётся нам таскать обеды.

– А полы?

– На кухне и в спальне Ярослав уже сделал. Ты же знаешь, что ему приходится за соломой очень далеко ездить, чтобы полы утеплить. Всю ближайшую уже разобрали, он собирает только ту, где короткая рожь в этом году сидела. Рано утром уезжает, а поздно вечером – когда совсем темно – приезжает. Хочет – пока тепло стоит – навозить её побольше, а то, если дожди пойдут, солома будет сырая. Я и глину ношу целый день, пока морозы не ударили – потом её будет не откопать уже.

– Жаль, что помочь вам не могу. Северина сказала, что тяжёлого много нельзя мне носить. Даже Мишутку поднять боюсь, только сидя с ним обнимаемся.

– Ой, Лада, о чём ты говоришь! Вы так много сделали, что мне и так вас всю жизнь благодарить придётся!

Мы долго разговаривали с Сонькой, она рассказывала: и какой у них получается дом; и какая замечательная плита; и что она вместе с сестрой Ярослава её уже опробовали; и…

Она, конечно, надеялась, что когда-нибудь у них будет такой же умывальник, как у нас – но именно с краником!

– Не переживай, мы с тобой сходим к тому мужичку на рынке, что нам продал краник, и попросим привезти такой же и тебя…

– Лада, у меня на это нет денег, – тут же взгрустнула Сонька.

– Так он сразу и не привезёт. В лучшем случае весной, – успокоила я её. – К тому времени мы с тобой ещё навяжем носков и продадим.

Сонька заулыбалась. Приятно было смотреть на её сияющее лицо, и я радовалась, что у меня здесь есть такая близкая подруга – почти как сестра. С Лизкой – наверное, из-за возраста – мы так близки не были…

Она ещё немножко со мной постояла, поговорила и пошла собирать свою посуду в новый дом, а я смотрела на Мишутку, который играл с котом, и тихо радовалась.

Я понаблюдала за ними и продолжила стирку…

Занимаясь чисто механической работой, я задумалась о скорой поездке в город, но в этот момент…

На улице раздалось ржание коня, потом я услышала топот, крики, грохот телеги и визги женщин. Потом раздался глухой удар и страшный детский крик…

Я вытерла руки и побежала на улицу, за дом, откуда доносились крики.

Потом я часто вспоминала ту жуткую картину, которая открылась моему взгляду – как я ни старалась её забыть, она очень часто предстаёт перед моим мысленным взором…

Я увидела, как неслась по улице телега с обезумевшим конём, и люди от неё шарахались в разные стороны…

Потом увидела, как бегут Лизка с Паулиной со стороны рынка, и смотрят куда-то на дорогу…

Потом…

Я тоже перевела взгляд на дорогу и…

Тут у меня всё похолодело внутри, и сердце моё оборвалось – я увидела в пыли, которая поднималась от дороги, лежащего Мишутку.

Ноги мои подкашивались от ужасной мысли, но я всё-таки кое-как подбежала к моему ангелочку, а он…

Мишутка с неестественно вывернутой рукой и наклонив голову набок, лежал в пыли – в руке он сжимал кристалл, глаза его были закрыты. Из раны на голове у него лилась кровь, и её под ним натекла уже целая лужица…

Я зажала одной рукой рану, другой оторвала кусок ткани от фартука и приложила к ране.

– Лиза, за Севериной, бегом! – страшно закричал Никита у меня над ухом.

А когда наклонился, ощупал ручки и ножки Мишутки, выпрямил завёрнутую руку – она повисла как тряпочка.

У меня слёзы лились из глаз, сев на колени, я послушала его сердечко – оно еле стучало.

– Мишутка, солнышко! Очнись, ну пожалуйста. Ну что ты, маленький мой, мама с тобой! Не умирай! Я ведь так тебя люблю! – я уговаривала его открыть глаза, а сама заливалась слезами.

Я подняла его к себе на руки, прижав к груди, и в этот момент толпа, что собралась за моей спиной, расступилась – передо мной появилась Северина, которая, взяв у меня его из рук, положила на откуда-то появившееся покрывало и стала водить руками над моим Мишуткой.

Меня сзади за плечи взял Никита и, прижав к себе – словно хотел отвернуть от всего этого ужаса – зашептал что-то.

Но я ничего не слышала – только хотела увидеть, что сейчас мой малыш очнётся и улыбнётся…

Северина вроде как остановила кровь, текущую из головы моего мальчика, и несколько раз провела возле его головы, а потом…

Потом она провела ладонью по его лицу, наклонилась, взяла его ручки, положила их ему на грудь и поцеловала в лоб Мишутку. Уронила вниз руки, посмотрела на Никиту и, еле заметно качнув ему головой, опустила глаза – по щекам у неё катились слёзы…

Я не спускала с неё глаз и всё поняла, но мозг не хотел принимать эту информацию…

Я не хотела в это верить! Только не это!

Мой мальчик! Мой малыш!

Услышала свой вопль:

– Нет!!! – я провалилась в темноту.

Глава 38

Из того, что происходило дальше в тот день – я не помню ничего…

Всё было как в тумане. Как будто не со мной.

Не помню: как меня приводили в чувства; как принесли Мишутку в дом…

Помню лишь, как взяла его на руки – дальше провал – потом помню, как я сидела на полу и качала на руках Мишутку.

Мне казалось, что он спит. Он был такой маленький, такой худенький. Я что-то ему рассказывала, говорила, что он проснётся, и мы пойдём на речку камешки бросать, ведь я обещала после стирки сходить с ним на берег…

Он был очень холодный, мне казалось, что он просто замёрз, и от этого я ещё больше заворачивала его в белое покрывало, что мне дала Лиза. Закутывала его маленькие ручки и ножки…

Гладила по его пухлым щёчкам, мне казалось, что он сейчас откроет глаза, и я увижу его улыбку. Я пела ему колыбельную и качала его, а слёзы…

Они уже не текли ручьём, рыдать я больше не могла. В груди стала разрастаться жуткая тупая боль, и моё сознание опять уплыло куда-то в темноту…

Очнулась я от того, что кто-то тряс меня за плечо, и я – как будто издалека – услышала голос Никиты:

– Пора, Лада! – он наклонился ко мне, а я, приподнявшись на локте и увидев возле себя лежавшего без движения Мишутку, всё вспомнила и почувствовала, что опять проваливаюсь в забытьё.

Но мне не дали уйти в спасительную темноту – Сонька чуть ли не насильно влила мне в рот какой-то горький отвар, который мне мгновенно прочистил мозги, дав возможность хоть немного соображать. Я опустила голову на руки и расплакалась. Но, видимо, питьё как-то притупило моё восприятие, и я сознания больше не потеряла.

Сонька и Лиза, накинув на меня чёрное покрывало, подняли меня с пола, и мы втроём вышли во двор. Мы медленно спускались к реке, впереди шёл Никита, и я видела его сгорбившуюся спину и белое покрывало, на котором лежал Мишутка – боже, мой мёртвый Мишутка!!!

У реки уже столпился народ, на берегу был сделан деревянный помост, и он весь был уложен сухими ветками и сеном. По его краям, с четырёх сторон стояли кованые вазы, в них горел огонь.

Когда мы подошли к этому ужасному квадрату из дерева, Никита хотел положить туда Мишутку, но я его остановила – попросила дать мне с ним попрощаться. Я поцеловала ребёнка в лоб, погладила его щёчки и тупо стала ждать рядом, не веря в происходящее…

Никита положил Мишутку на помост, а Лиза, закрыв ребёнка покрывалом, положила рядом его деревянную лошадку и отошла за мою спину.

Староста зажёг факел, поднёс его ко мне, но слёзы так заливали мои глаза, что всё расплывалось, и я смогла взять этот факел только с третьей попытки.

Но дальше…

Когда я подошла к помосту и упала на колени, то закричала:

я не могла его сжечь.

– Я не могу! Ему же больно! Я не могу его сжечь! Никогда! – я опять разрыдалась, и Никита, видимо, поняв, что не надо меня к такому принуждать – я этого никогда не сделаю – взял из моей рукой факел и зажёг погребальный костёр.

Вместе с огнём женщины запели песню: не то где-то мелодию без слов, не то где-то вой, а где-то – плачь…

Эта песня вырывала мне душу и даже вводила в какой-то транс. Я чётко слышала много голосов вокруг себя, но мне казалось, что это – один голос, причём – это мой голос, который рвётся из меня и уносится вверх, в небо, разрывая моё сердце на куски.

Я не могла смотреть на огонь, я рыдала на груди у мужа, а он только гладил меня по спине, не громко говоря при этом что-то про Светлые Сады, про родных, которые встретили душу Мишутки, и он вместе с ними там счастлив…

Когда погребальный огонь почти полностью погас, пришедшие люди стали расходиться по домам.

Мы всей семьёй тоже пошли домой, только женщины-певуньи продолжали стоять и петь свою разрывающую душу песню, но всё тише и тише.

Не помню, как я дошла до дома, по-моему я не шла, а висела на Никите. Он держал меня под руки, а ноги мои не переступали по песку, а просто волочились…

– Мишутка ушёл в Светлые Сады к своим предкам и отцу, – сказала сквозь слёзы Сонька. – Он будет ждать нас там! Ему там хорошо и спокойно! – и обратилась уже конкретно ко мне. – Лада, тебе нужно успокоиться, вот, выпей этот отвар – ты сразу заснёшь, а потом… Тебе станет легче…

Она подала мне какое-то питьё, голова моя стала тяжелеть, а мне подумалось, что лучше бы это было какое-нибудь зелье, которое просто стирает память…

Мы с Никитой прошли в свою спальню и легли на кровать. Я, свернувшись клубочком на груди у Никиты, молча лежала и смотрела в одну точку. А он – мой вечно молчаливый и малоразговорчивый мужчина – гладил меня по спине и что-то мне шептал, и я под его тихий шёпот быстро уснула.

* * *

Мне снился Мишутка, он бегал среди цветущих яблонь и смеялся. Я даже во сне слышала его смех…

Мне хотелось его поймать, но он уворачивался и убегал от меня…

Потом откуда-то из-за дерева появился наш кот, и он каким-то образом превратился в меня, только это тоже была не я, а та – чьё место я заняла в этой жизни. Она мне улыбнулась, повесила на ветку яблони кристалл, которым играл малыш, подняла Мишутку на руки и пошла вместе с ним вглубь сада…

Я стояла и смотрела, как они удаляются от меня, а Мишутка повернулся и помахал мне рукой…

* * *

Я проснулась вся в слезах на груди у Никиты, а он поднёс к моим губам кружку уже остывшего отвар и сказал, что его нужно выпить, это Северина принесла.

Я послушно выпила и этот горький напиток. Ещё какое-то время лежала и…

И опять уснула…

Так я проспала больше суток…

Вернее: когда ненадолго просыпалась, то Сонька меня поила отваром, и я засыпала снова.

Потом я просто лежала, уставившись в одну точку…

Это ведь я не досмотрела ребёнка, это он по моей вине погиб. Мне не хотелось жить. Сердце сжималось от боли и понимания, что ничего не вернуть. Что изменить ничего нельзя.

Несколько раз приходила Северина, проверяла меня и уходила, ничего мне не говоря.

Живот не болел, но на душе было тоскливо и одиноко. Хотелось выть от безысходности и горя…

На третий день меня с кровати подняла Сонька.

– Так, давай, вставай. Хватит убиваться. Ничего не изменишь, а тебе нужно думать о ребёнке внутри. Северина как к малому дитю к тебе бегает. Будто у неё больше дел нет. Так что встаём, моемся, а то я тебя уже к козе скоро переведу. Будешь вместе с ней лежать.

Она надела мне чоботы на босу ногу, накинула платок и курточку, которую я на осень сшила, и повела меня мыться в купальню. Там намылила меня и стала поливать с ковша на голову.

После этого вдруг…

У меня обожгло щёку, и я почувствовала удар. Волна негодования поднялась во мне. Я не ожидала, что Сонька влепит мне пощёчину.

– Ты что, с ума сошла? – спросила я зло.

– Ну вот, мы и очнулись. А то я ещё неделю буду смотреть на твои сопли-слюни. И вообще… Хватит себя жалеть! Ты что, одна такая, которая потеряла ребёнка? – кричала на меня Сонька. – Тут нет ни одного дома, где бы не горел детский погребальный костёр. Тебе уже пора прийти в себя и прекратить себя жалеть, а главное – винить. Кто знал, что Мишутка кинется под лошадь, которая понесла? Да если бы кто и знал – никто его не спас. Поняла?! И Северина сделала всё, что могла, но вернуть из Светлых Садов она тоже никого не может… – я разрыдалась, а Сонька ещё постояла со мной, обняла, погладила по голове и прошептала. – Тихо, тихо! Успокаивайся. У тебя куча дел. Так что, давай приводи себя в порядок и продолжай жить. Я не могу с тобой тут днями сидеть. Мне нужно Ярославу помогать. А тебе – ещё и кучу людей дома кормить. И самой нужно поесть. Ты уже три дня не ела. Если и дальше будешь голодать – то твою дочь мы тоже сожжём на костре.

Я перестала плакать, подняла на Соньку глаза и вздохнула. Она права…

Я встала с лавки и – сил практически не было – пошатываясь, с остановками пошла в дом.

На улице заметно похолодало, а я даже не заметила, как осень вступила в свои полные права…

Глава 39

Я очень медленно включалась в работу по дому. Не было ни сил, ни желания что-либо делать. Если бы сейчас было лето, было б больше дел, а так их совсем мало и толком не знаешь, чем себя занять.

Я стала замечать за собой, что часто останавливаюсь и задумываюсь, вспоминая Мишутку, и так могла простоять долго, пока меня кто-нибудь не окликнет.

На кухне – повешенный на гвоздь на стене – я увидела кристалл, взяла его в руки, и слёзы потекли из глаз.

Захотелось выйти на свежий воздух…

Я оделась и спустилась по лестнице к реке. Там, на месте погребального костра был тёмный песок, как будто он выгорел. Я подошла к этому месту и посмотрела на песок – кто-то убрал здесь всё, остался только пепел.

Я повернулась к реке и стала смотреть на тёмные воды. С реки дул холодный пронизывающий ветер. Я закуталась посильнее в курточку. Даже не верилось, что ещё несколько дней назад стояло практически летнее тепло. Подумалось, что зима нас ждёт очень холодная. Я поёжилась, представляя морозы и снег…

Это будет моя первая зима здесь, и нужно как-то это пережить. Придётся серьёзно подумать про тёплую одежду, особенно для тех детей, которых мы приютили. Так что пора об этом позаботиться. А то у нас фактически только я и Никита с зимней одеждой будем.

Я смотрела, как по воде плывут листики с деревьев, как по небу проносятся хмурые тучи. Когда смотришь на всё это, наступает какое-то умиротворение, спокойствие. В городе нет возможности вот так отдыхать душой и наполняться этим волшебством, единением с природой.

Мой взгляд упал на кристалл в моей руке – он больше не святился, как тогда, в руках у Мишутки. Я подняла его на свет и стала разглядывать…

Вдруг он стал светлее, и показалось, что я услышала голос мамы, который позвал меня:

– Марина! Дочечка моя!

Я так испугалась, что уронила кристалл и отошла от него. А он потух. Я стояла, смотрела на него и боялась – очень сильно боялась! – подойди к нему. Здесь ведь никто не знает, как меня звали в прошлой жизни. Здесь я для всех – Лада!

«Наверное, у меня слуховые галлюцинации, или это ветер так шумит, что я слышу голоса…», – подумала я.

Немного успокоившись, я подошла к кристаллу, подняла его из песка и посмотрела опять через него на свет.

Он тут же засветился вновь, и я опять услышала голос мамы…

По спине пробежали мурашки, я уронила кристалл и отошла от него. Теперь я поняла, что мне не послышалось, что я действительно услышала мамин голос, и что я не схожу с ума.

Я стояла и смотрела на него, а кристалл не горел. Я вспомнила, как у Мишутки он сразу загорался светом, как только тот брал его в руки.

Что за странный кристалл!

Я стала вспоминать разговор с травницей, когда она говорила, что шаман передал мне его для связи со своими родными. Но тогда я не придала значения тому разговору, а сейчас…

Мне стало как-то жутко…

Да, я скучала по своим родным, да, очень хотелось их увидеть. Но общаться вот так с загробным миром – это же можно и с ума сойти, а мне нужно родить и вырастить дочь.

Я смотрела на кристалл и не знала, что с ним делать.

– Ты можешь его выбросить в воду! – я вздрогнула от неожиданности и обернулась на голос.

За моей спиной стоял дед-шаман.

– Вы что, знаете, о чём я думаю? – растерянно спросила у старика.

Он наклонил голову и хитро улыбнулся.

– Ты умная! Я вижу, что ты сделала свой выбор.

– Какой? У меня что, был выбор?

– Да. Тебе дали выбрать, где тебе жить, и сердце твоё выбрало этот мир. И правильно, девочка. Здесь тебя ждёт хорошая и светлая судьба.

– Вот это да! Я ничего про выбор не знала, и может быть… Может, если бы я знала про выбор, то выбрала бы себе не этот мир?

– Сердце знало!

– Хорошо. Я так понимаю, что уже ничего не изменить. Что за кристалл вы мне дали? Он разговаривает со мной голосом мамы.

– Он разговаривает голосами тех, кого ты хочешь услышать.

– А Мишутка. Он с кем разговаривал?

– Со своей мамой.

– Это как? Я ж его….

– Мама? Ты же знаешь, что это не так. Его мама очень тосковала о нём. В его смерти нет твоей вины. Он всё равно рано или поздно ушёл бы к своей маме.

– Но он же – ребёнок! Ему ещё нужно было жить и жить – он ничего ещё в своей жизни не видел! – расплакалась я от своих слов.

– Он прожил свою отмеренную жизнь! И в следующей жизни души его и мамы соединятся. Не плачь, ему там хорошо, и он тебя тоже очень любит.

Я успокоилась, посмотрела на реку, вспомнила Мишутку, и на душе стало как-то легче, словно камень с души упал.

– Что мне делать с кристаллом?

– Ты можешь его бросить вводу. Им никто после этого не сможет воспользоваться.

– Хорошо. Спасибо… – только и сказала я, и дед-шаман тут же исчез, словно испарился.

Я повернулась к реке. Мысленно попрощалась с кристаллом и – боясь, что он опять в руках начнёт светиться – быстро кинула его в воду. Он булькнул и ушёл под воду.

Я повернулась в сторону дома и увидела идущего ко мне навстречу Никиту.

– Лизка сказала, что ты исчезла из дома, и мы тебя все ищем. С тобой всё хорошо? – озабоченно спросил муж.

Я утвердительно кивнула Никите головой и обняла его. Так, обнявшись, мы и пошли домой.

Глава 40

Мы всей семьёй сидели за столом и обедали. На десерт я поставила яблоки, запечённые с орехами в середине, а перед подачей, я полила их сверху мёдом.

Когда десерт был съеден, Никита, встав из-за стола, сказал мне:

– Лада, мы с Соней уезжаем на рынок через два дня.

– А как же я? Ты что, меня не хочешь брать с собой? – удивилась я.

– По дороге очень холодно ночевать, и я не хочу рисковать тобой и нашей дочкой.

– Я прошу тебя, возьми меня! – взмолилась я. – Мне очень нужна эта поездка, и я обещаю, что буду себя беречь! Посмотри: я пью все отвары, что мне прописывает Северина. Я себя хорошо чувствую.

Муж ненадолго задумался и ответил:

– Если Северина разрешит тебе ехать – ты поедешь! Если нет – то больше меня не проси, я тебя не возьму.

Я улыбнулась ему и, быстро одевшись, пошла к Северине…

По дороге я заглянула к Соньке посмотреть на их дом. У меня всё никак не находилось времени, чтобы оценить работу, проделанную ребятами.

С виду дом получился добротный, а когда зашла в него, то увидела, что работы внутри осталось ещё достаточно много: полы ещё не везде были постелены, поэтому все перемещались по доскам; сени были застелены соломой, так как, по-видимому, здесь пока полы делать не будут, и их утеплили чем смогли; Ярослав возился с погребом.

Соньки дома не было.

– Здравствуй, Ярослав! – покричала я вниз, в погреб.

– Здравствуй, Лада! – ответил мне хозяин, выползая из подпола. – Ты к Соньке пришла?

– Ага, где она?

– Она пошла к соседке попросить у неё молока.

– Хорошо. Я тогда её тут подожду, – Ярослав махнул мне утвердительно рукой и скрылся в глубине погреба.

Я огляделась и, присев на лавку, стала рассматривать Сонькино хозяйство. Понравилась плита, которая была пристроена к печке. Я себя мысленно погладила по голове. Приятно, когда ты чем-то можешь помочь другим. Умывальника пока нет, но раковина уже стояла – было видно, что сделана она и аккуратнее, и продуманнее. Видимо, гончар уже не первую мойку делает. Раковина приобрела более плавные изгибы и стала глубже. Мне такая мойка тоже понравилась – вода на пол не будет выплёскиваться.

Вспомнив, как Мишутка всё пытался помочь помыть мне посуду, я чуть не расплакалась, моё сердце сжалось от тоски и горя.

В этот момент открылась дверь, и в дом с крынкой молока зашла Сонька.

– Лада, ты ко мне? Что-то случилось? – спросила она встревожено.

– Нет, я иду к Северине. Никита не хочет меня с собой брать, сказал, если только твоя сестра разрешит, то он возьмёт меня.

– Понятно. Хотя… Я бы тоже – как и Никита – не брала бы тебя с собой в город. И дорога дальняя, да и холодно уже…

– Ну, Соня, хоть ты прими мою сторону! Мне ведь дома так тоскливо – я везде вижу Мишутку… – из моих глаз снова покатились слёзы, а Сонька, подойдя ко мне и погладив по голове, сказала:

– Ладно, ладно, успокойся… Только… Только обещай, что если Северина скажет, что нельзя – ты останешься дома и не будешь уговаривать Никиту. Пойми: это же для безопасности твоего ребёнка! – я покивала головой в ответ, а Соня продолжила. – Сейчас я доделаю свои дела, и мы вместе с тобой сходим. И я ответ буду знать.

«Вот это да!», – подумалось мне. – «Она со мной – как с малым ребёнком… Ладно, хоть в этом положении хоть чуть-чуть покапризничаю, а то здесь совсем это не принято. Здесь мужики считают, что беременность – это не болезнь, и бабе можно всё делать, а если не смогла ребёнка выносить – то бракованная и ни к чему не годная…».

Сонька быстро подвигала на печке посуду, что-то – побросав в кастрюли – помешала, и мы пошли к Северине.

Дом травницы был на окраине посёлка, ближе к лесу. Он ничем практически не отличался от обычного дома. Всё как у всех.

Когда мы зашли с Сонькой в дом, Сонька позвала сестру.

– Северина, ты дома?

– Да, заходи! – был ответ.

Мы прошли в комнаты и увидели, что весь дом был увешан травами. Травы были везде, и запах стоял бесподобный.

Северина что-то толкла в ступке на столе и засыпала в рядом лежали холщовые мешочки те травки, которые потолкла.

На полу сидела девочка лет пяти, очень похожая на Северину. Очень серьёзная, глаза как у мамы, и она с нас их не спускала.

Когда мы с Сонькой поздоровались с хозяйкой и сели рядом с ней на лавку, то девочка отложила свою куклу из соломы и подошла ко мне. Она положила свою руку на мой живот и молча смотрела на меня.

Рука у девочки была очень тёплая, а я, ничего не понимая, смотрела то на девочку, то на Северину.

– Не бойся! Она разговаривает с ней. Мария сильнее меня в этом плане – может даже поговорить и успокоить малыша. Это было бы очень удобно при родах, но она пока маленькая, и я её с собой не беру.

Я посмотрела на девочку, а она…

Девочка, оторвав руки от моего живота, подняла глаза на меня и сказала:

– Хорошо, что ты выбросила кристалл, теперь я смогу быть с тобой в этой жизни, а не разговаривать через стекло.

«О чём она?», – у меня по спине поползли мурашки. – «Ведь никто не знает, что я, испугавшись кристалла, выкинула его в речку!».

– Мария, что тебе сказала девочка? – спросила Северина у дочки, показывая на мой живот.

– Она сказала, что она очень хотела с ней быть… – тут она показала на меня. – И попросила их соединить в этой жизни у светлых духов.

– Кто? – я даже вскочила с лавки – такая информация просто не укладывалась в голове.

– Её мама… – показала на меня девочка, взяла куклу и села дальше играть.

Я прижала руки к животу и с каким-то ужасом смотрела на свои руки.

Наверное, дед-шаман, именно про этот выбор мне и говорил: где я хочу быть и с кем. Сначала – я выбрала этот мир, теперь – я в этом мире буду не одна. Моя мама тоже придёт ко мне, в виде моей дочери. Чувствовала я себя странно, даже растерялась от таких новостей.

Северина посмотрела на меня внимательно и спросила:

– Ты боишься?

– Да как-то не по себе… Я теперь не знаю, как мне себя вести.

– Всё просто… Ты вернула кристалл светлым духам – они дали возможность тебе быть рядом с родной душой. С твоей мамой. Во мне живёт душа моей бабушки. Все говорят, что я на неё похожа. Я не помню прошлой жизни. Мама рассказывала, что душа в детстве помнит ещё прошлую жизнь, а потом – забывает её. Бабушка во сне общается со мной и учит меня, потому что она всегда рядом и видит, если я чего-то не знаю. Так и твоя мама теперь будет с твоей дочкой.

– Как ангел-хранитель?

– Ангел? Я не знаю кто это. Но имя красивое. Значит – хранитель. Если тебе так удобно, то пусть будет так.

Я задумалась и погладила живот. Мне стало легко думать о том, что мама со мной рядом. Пусть мне это не очень понятно, но она будет беречь моего ребёнка от бед.

Глава 41

Мы сидели у Северины и пили чай…

Сонька рассказывала ей про свой дом. Сёстры редко виделись, и у старшей не было времени посмотреть дом младшей. Поэтому она с интересом слушала и про печку, и про раковину, и про погреб, и про стёкла. Конечно, она радовалась за сестру.

– Значит, мы скоро на свадьбе погуляем? – спросила Северина.

– Ага! Вот только не знаю, где гулять будем. На улице холодно… А я, конечно, не думала, что всё затянется, и я буду зимой выходить замуж.

– Ладно, не переживай. Родни у нас мало, поместимся где-нибудь. А ты зачем ко мне пришла? – обратилась она уже ко мне.

– Северина, я пришла за разрешением съездить на рынок с Никитой и Сонькой. Он меня отказывается брать, потому что холодно. Только – если ты разрешишь.

Брови от удивления у травницы полезли вверх, но она тактично промолчала про то, что обычно мужчин мало интересует здоровье матери и ребёнка до его рождения. И уж точно в посёлке никто не стал бы интересоваться и заботиться об этом.

– Я не вижу у тебя никаких признаков, что ты можешь потерять ребёнка. Если, конечно, ты не захочешь попрыгать или побегать по полям. Тебе уже можно и травки не пить – если не хочешь – но лучше себя поберечь.

– Так я могу поехать? – я с надеждой посмотрела на неё.

– Можешь. Если тебе хочется.

– Спасибо большое! – я была рада.

Ведь я теперь не скоро смогу поехать на рынок…

В этом году это последняя поездка в город. Так далеко никто не решится ехать зимой. Поэтому через два дня мы поедем с большим обозом. Половина посёлка уедет, чтобы продать излишки и купить нужные вещи, а остальные отдадут заказы тем, кто поедет. Потому что многие останутся на хозяйстве и будут помогать семьям тем, кто уедет…

Никита послушал ответ Северины, нахмурился, но ехать мне всё-таки разрешил.

Я была на седьмом небе от счастья. На хозяйстве у нас остались девочки и Пётр. Ему Никита разрешил работать в кузне без него и даже задания дал.

Никита переделал навес на телегу – сделал его съёмным. Мы сшили чехол на него и пропитали в мыльном растворе, чтобы не промокал. Можно было бы и воском обработать, но у нас его нет в таком количестве, поэтому обработали доступным способом. Хорошо и несколько раз пропитав и просушив этот чехол, мы надели его на каркас. Никита постарался его облегчить, чтобы вес телеги не мешал загрузить её всем чем нужно на рынке, и лошадь смогла её довезти. Телегой буду управлять я – понимаю, что непривычно – но Никита сказал, что лошадь смирная и спокойно пойдёт вслед за Сонькиной телегой. Ей телегу выделил мельник, он на рынок в этот раз не ехал.

Мы к поездке готовились весь вечер. Никита загрузил всё, что мы хотели продать, и заказы в тот посёлок, что мы будем проезжать. Сонька весь вечер решала с Ярославом, что им докупить, и её не было до позднего вечера.

* * *

Утром Никита разбудил меня ещё затемно. Лизка и Пётр нас провожали, и поэтому стол к завтраку был уже накрыт. Я собрала продукты в дорогу – которые были приготовлены ещё вечером – в корзину. Сонька ушла к мельнику забирать телегу, приготовленную ей Ярославом.

Я села в телегу, Никита – на коня, и мы выехали со двора ещё по темноте. По посёлку были расставлены факелы, и Никита вёз с собой несколько штук, чтобы можно было освещать себе дорогу.

Остановились возле мельницы, где нас ждали Сонька с Ярославом. Они проехали впереди меня, и Никита о чём-то с Ярославом разговаривал до конца посёлка. Потом Ярослав слез с телеги и помахал нам в след. Никита зажёг от последнего факел свой и поехал впереди освещать нам дорогу. Далеко впереди уже виднелись такие же факелы, кто-то уехал раньше.

За нами тоже выезжали люди. Но сколько в итоге едет человек – было сложно сосчитать в темноте.

Было очень холодно. Я завернулась в свои одежды потеплее и старалась не уснуть от мерного покачивания телеги. Поговорить было не с кем. Вокруг была темнота, только дорога впереди освещалась перед Сонькой. Я не управляла лошадью – она шла за телегой Соньки ровно, никуда не сворачивая.

Через несколько часов начало светать…

Мы проезжали мимо костров, где собирались люди, останавливающиеся на ночлег из других посёлков. Они махали приветственно Никите и разглядывали нашу кибитку с большим интересом. В нашем посёлке такие кибитки сделало ещё пару человек. Остальные по старинке накрывали товар в своих телегах просто материей с пропиткой…

Небо было хмурое и холодный ветер дул сбоку. Моя кибитка защищала меня и от холода, и от ветра, а для Соньки и Никиты я сделала такие плащи-накидки из пропитанной ткани. Они надели на себя эти плащи, и мы могли не останавливаться, чтобы согреться у костра, как это делали другие. Поэтому мы очень быстро догнали тех, кто выехал из посёлка раньше нас.

К вечеру до места стоянки мы добрались самые первые и смогли развести несколько костров к приезду остальных. Мы успели приготовить себе ужин, и пока Сонька заваривала чай, я застилала нам постель. Мы с Сонькой ложились спать в кибитку, а Никита – на телегу, которая принадлежала мельнику.

Никита уже накормил и напоил лошадей, мы с Сонькой легли спать, а мой муж ещё переговаривался с теми, кто подъезжал. Возле нас тоже остановились несколько телег на ночлег.

Утром меня разбудила Сонька, опять в темноте. Костёр уже горел и потрескивал. Каша уже варилась, Никита увёл поить коней на реку. Многие на нашей стоянке тоже уже встали и суетились вокруг своих телег.

Мы очень быстро поели и собрались, потому что начал моросить мелкий дождь. На меня не капала вода, потому что кибитка не промокала, а Сонька от дождя накрылась плащом. Её телегу, чтобы не намокли товар и сено, накрыли пропитанными покрывалами.

Когда стало светло, Никита прислал ко мне в кибитку Соньку, потому что дождь начал усиливаться. Он сзади, к моей телеге, привязал своего коня, а сам поехал вместо Соньки.

Я всё боялась, что наша кибитка промокнет, но она выдержала дождь, а ближе к вечеру распогодилось, и выглянуло солнце. Но всё равно всё вокруг было мокрое и, видимо, к нашему ночлегу не высохнет.

Мы выбрали полянку для ночлега, где почти не было мокрой травы, чтобы не вымокнуть и не заболеть. Никита переоделся в сухую одежду и лёг спать под покрывала. Мы с Сонькой в этот раз занимались хозяйством возле костра. Готовили еду и сушили промокшую одежду и обувь.

Следующий день наш прошёл под ярким солнышком – погода над нами всё-таки сжалилась, и мы даже подставляли солнцу лица, что бы погреться под его лучами.

В город мы въехали поздно ночью. Обоз наш из-за дождя сильно растянулся, и многие телеги отстали от нас. Где-то в начале города мы отделились от обоза и свернули на другую улицу. Никита повёз нас в совершенно другую сторону от рынка.

Минут через тридцать мы подъехали к большому тёмному дому. В окнах света не было, видимо, нас там никто не ждал.

Глава 42

Мы с Сонькой сидели в телегах, а Никита пошёл в этот дом. Через несколько минут на крыльцо вышли Никита и Фёдор. Впереди них шёл молодой человек, я его видела в первый раз. Он открыл ворота и загнал наши телеги во двор.

Мы поздоровались с Фёдором, я была очень рада его видеть. Он нам улыбался и повёл нас в дом, а Никита остался помогать парню – который нас встречал – разбираться с конями и телегами.

В доме сразу было видно, что он богато обставлен. На полках в буфете стояла красивая дорогая посуда. Лавки были застелены покрывалами. На полу – цветным ковром – лежали самотканые коврики-дорожки.

На стол накрывала нам Марьяна. Она очень сдержанно с нами поздоровалась, но больше и словом не обмолвилась. Видеть её мне было не очень приятно. Она накрыла на стол, поклонилась Фёдору и отошла к печке.

Мы с дядькой сели за стол и ждали Никиту.

– Как у вас дела? Я очень рад увидеть и тебя, Лада, и Соню. Я соскучился по вашему посёлку. Душевно там и нет нашей суеты. Да и соседей поменьше! – засмеялся Фёдор.

Сонька рассказала купцу про Мишутку. Он помрачнел, принёс мне соболезнования, а я, вспомнив о ребёнке, заплакала.

– Ну, будет тебе! Хватит его звать из Светлых Садов. Пусть радуется там, общается с предками и мудрости набирается, – сказал мне Фёдор.

Пришёл мой муж, принёс подарки Марьяне от отца и наши – Фёдору. Вручив их всем, мы сели ужинать, а Марьяна глаз с Никиты не спускала. Я это видела, и меня изнутри грыз червячок ревности.

– А где Владимир? Спит, что ли? – поинтересовался Никита.

– Нет. У них погрузка на корабле, они через два дня уходят в торговое плаванье, и он поздно приходит из порта последние дни, – объяснил Фёдор.

Мы устали за дорогу, и поэтому сразу после ужина нас уложили спать. Мы с Сонькой ушли в комнату на второй этаж, а Никиту – который остался ещё разговаривать с Фёдором – уложили где-то внизу.

Утром рано меня разбудила Сонька.

– Вставай, соня! Фёдор уже распорядился вытопить купальню. Ты идёшь мыться? Потом – завтрак, и поедем на рынок. Никита внизу перегружает всё на одну телегу.

Сонька ушла, а я сладко потянулась на кровати. И хотя так хотелось ещё поваляться в ней, но я встала, взяла чистые вещи и пошла вниз в купальню. Купальня была на улице и, проходя мимо конюшни, я видела, как Никита со вчерашним молодым человеком всё перегружают в Сонькину телегу.

В купальне было тепло, Сонька была уже там и мылась. Я к ней присоединилась с радостью – так было приятно помыться с дороги.

После меня в купальню зашёл Никита, а я довольная пошла в дом.

Возле лестницы меня кто-то схватил за руку, развернул и прижал к себе – я увидела Владимира.

– Я соскучился по тебе. Как я рад, что ты приехала. Хоть увижу тебя перед дорогой. Твой запах, твои глаза… Я схожу с ума по тебе…

Он попытался поцеловать меня в шею, а я, упёршись ему в грудь, не давала этого сделать.

– Отпусти меня! Немедленно! Слышишь! – шипела я.

Тут он разжал руки, и я отлетела назад, ударившись затылком о стену.

Мы стояли напротив друг друга и тяжело дышали, а Владимир смотрел на меня, не опуская глаз.

– Не смей меня больше трогать и подходить ко мне тоже не смей! – зашипела я снова.

Он нахмурился и сказал:

– Ты же знаешь… Что есть правило: если я убью твоего мужа – ты будешь моей.

– Ошибаешься! Я никогда не буду твоей! – уже громче проговорила я.

Тут Владимир тяжело вздохнул и, отступив от меня на шаг, грустно проговорил:

– Что я говорю?.. Я никогда не трону Никиту. Он мой брат. Такого я сам себе никогда не прощу. Но если тебе понадобится когда-нибудь помощь – я прибегу к тебе, где бы я ни был, и ещё… Помни всегда: если с Никитой что-то случится, то другого мужа у тебя – кроме меня – не будет. Я убью любого – и за брата, и за тебя.

– Оставь меня в покое… – уже успокаиваясь, сказала я. – Я люблю своего мужа и не хочу ни с кем больше быть. Если тебя не любят – счастлив ты с этим человеком не будешь!

– Любишь? Какое странное слово. Я не могу дышать без тебя, все мысли о тебе. Все сны о тебе.

– У тебя есть жена. Думай о ней!

– Я зря на ней женился. Хозяйка она хорошая, но я не могу с ней быть, – Владимир отвернулся и отошёл от меня, а я тихонько пошла к лестнице.

– Ты опять проходу моей жене не даёшь! – услышала я громкий голос Никиты. – Или ты от неё отстанешь – или я тебя все кости переломаю!

– Я не трону твою жену, можешь быть спокоен. Но одну не оставляй – вдруг украду? – засмеялся Владимир.

– Лада, он тебе ничего не сделал? – спросил он уже у меня.

– Любимый, ты забыл, что я могу за себя постоять? – ответила я, а Никита подошёл ко мне, обнял и поцеловал в лоб.

Владимир нахмурился и отвернулся.

Я пошла по лестнице, но не сделав и двух шагов, обернулась и посмотрела вниз, где оба брата молча стояли и смотрели на меня…

Сонька ждала меня в комнате, стоя у окна и разглядывая город. Мы с ней быстро собрались и спустились вниз.

За столом уже сидели мужчины и разговаривали, но Марьяны не было.

У мужчин стояли красивые глиняные миски – нам, видимо, с Сонькой такие не полагалась – но мы на это не обращали внимания, ели из простых деревянных.

– Марьяна! – крикнул Владимир из-за стола. – Ты забыла гостям поставить тарелки.

Марьяна тут же появилась откуда-то и поставила перед нами тарелки.

Я посмотрела на Владимира, который не спускал с меня глаз, и подумала про себя: «Как же мне это не нравится! Не хочу я твоего внимания! Доведёт оно до беды…».

А ещё…

Мне вдруг очень захотелось уехать из этого дома – домой.

– Лада, я Никите всё рассказал про шкурки. Твои шкурки я продал и денежки за продажу хотел отдать Никите, но он сказал, что они твои. Первый раз вижу, чтобы женщине доверили такую сумму денег, – это Фёдор отвлёк меня от невесёлых раздумий.

Он поставил на стол мешочек с деньгами, а я посмотрела на Никиту и улыбнулась ему. Он передал мне этот мешочек. Я взвесила его на руке, мне так хотелось в него заглянуть, но я не стала этого делать.

Когда мы наконец закончили завтрак, встали из-за стола и вышли на улицу, чтобы отправиться на рынок, Владимир объявил:

– Я тоже с вами поеду!

А мне от его слов…

Мне стала не по себе. Очень не хотелось, чтобы он ехал с нами. Я думала, что хоть на рынке выйду из того гнетущего состояния, в котором пребывала, когда рядом со мной находился этот человек.

Но Никита ему утвердительно кивнул головой, и мы с Сонькой сели в телегу, а Никита и Владимир – на коней.

Наша небольшая процессия, выехав со двора, направилась в сторону рынка.

Глава 43

Рынок уже развернулся на площади перед портом, и там шла бойкая торговля. Тут и там с тележками бегали мальчишки-грузчики…

Кто-то отвозил товары, кто-то привозил…

Кричали и торговцы и покупатели:

– Кому нужны гуси? Ткани! Бублики, горячие бублики!

Хотя тот товар, который и так пользовался спросом, никто не рекламировал: просто серьёзному купцу некогда этим было заниматься – он отвечал покупателям и вёл расчёт за товар.

С нашего прошлого приезда ничего практически не изменилось. Лишь стало больше продаваться продуктов – осень же! – в этом плане рынок разросся и занимал уже половину поля, на котором летом была стоянка.

Мы поставили свою телегу, и Никита ушёл договариваться с теми, кто скупал товар и потом его перепродавал.

Владимир распряг нашу лошадь и, сдав всех лошадей ребятишкам – которые присматривали за ними – подошёл к нам и стоял, как охранник.

А я так надеялась, что он пойдёт помогать Никите…

Через какое-то время к нам подошёл мой муж – с ним пришёл парень со своей повозкой – и они стали перегружать наш товар на данную тележку.

– Лада, вы можете с Сонькой пойти по рынку. И, пожалуйста, больше не теряйся! – сказал мне Никита.

– Я прослежу за этим, можешь не переживать, – сказал тут же Владимир и похлопал брата по плечу.

Меня передёрнуло от данного предложения, но мне нечего было сказать в ответ. Я предложила Никите забрать часть моих денег на железо – а потом по весне он мне купит то, что мне понадобится – и он согласился. Я отложила нужные мне деньги – правда, с запасом на всякий случай – и отдала остальные мужу.

Никита остался разбираться с парнем и товаром, а мы с Сонькой пошли в сопровождении Владимира по рынку, присматриваясь и прицениваясь.

Владимир здоровался с продавцами, и они сразу нам предлагали скидки на товар. Что ж, хоть в одном нам повезло с младшим братом Никиты – он нам поможет немного сэкономить на покупках.

Сонька заказала стекло в окна на дом, Владимир при этом договорился о бесплатной доставке вечером к его дому этих стёкол. Жаль, конечно, что на стёкла нам не удалось выпросить скидку. Купец знал, что товар у него редкий и дорогой, поэтому не уступал нам даже медный грош. Но пообещал упаковать товар в ящики со стружкой, чтобы мы довезли его в целости и сохранности. И на этом спасибо Владимиру, а то нам самим бы пришлось его как-то упаковывать, чтобы не побилось.

Я тоже докупила несколько стёкол на ремонт к весне нашего дома. Очень мне хотелось увеличить дом сверху и сделать там достойные комнаты, да и на кухне не хватала окна.

Далее – мы с Сонькой нашли того продавца, который продал мне краник. Он оказался хорошим знакомым Владимира, но отказался нам помочь, объясняя это тем, что не знает, где заказать такой краник.

Сонька чуть не расплакалась от такого известия, а Владимир спросил у меня:

– Ты мне можешь показать, как выглядит этот краник?

– Он у нас дома в умывальник вделан. Помнишь, возле печки, где мы руки мыли.

– А, помню, эту интересную штуку, я ещё не мог понять, как её сделал Никита. Я поищу тебе такой краник в большом городе, куда поеду на торговлю.

– Спасибо… – протянула я, чувствуя неловкость, потому что просить об этом у Владимира мне меньше всего хотелось.

Но Сонька от его предложения была на седьмом небе.

– Он – дорогой, так что давай мы денежку тебе сейчас отдадим, – чуть ли не закричала она.

– Не обижай меня, – ответил Владимир, но посмотрел почему-то на меня. – Я не возьму деньги, а вот если исполню заказ – получу большое удовольствие, когда тебе его доставлю.

Я даже передёрнула плечами. Так мне не хотелось с ним встречаться ещё.

Но ладно…

Что сделано – то сделано…

На рынке мы встретили Никиту, и он спросил: всё ли у нас хорошо, и не нужна ли нам помощь?

Но Владимир сказал, что прекрасно справляется, и брат может продолжать заниматься своими делами.

Мы с Сонькой пошли смотреть ткани, и хотя тёплая ткань в этот раз стоила дороже, но мы всё равно её купили. Так же я купила ещё два рулона ткани для Паулины и Лизки. Им нужно было нашить одежды, а то они делили на двоих ту, что была у моей сестры. И у Петра не было одежды. Он ходил в одном и том же. Нам пришлось ушить пару вещей Никиты, чтобы он мог хотя бы переодеться.

Мы купили двое чоботов на девочек, только я купила на вырост и сапоги – как у Никиты – Петру. Там же приобрели и ещё одни валенки на зиму.

Ещё мне очень захотелось порадовать своих девочек и привезти им что-нибудь. В этот раз я купила зеркальце побольше, чем в прошлый раз – мне хотелось его повесить девочкам в комнате.

Купила медный чайник для Соньки в подарок на её свадьбу. Ей очень понравился этот чайник, и хотя она сильно возмущалась, что я его покупаю, но было видно, как эта лиса скрывает своё счастье, обнимая его и прижимая к груди. Даже нести мне его не дала до телеги.

Мы купили девочкам ленты и нитки для вышивки. На сдачу – как тут принято – нам дали маленький мешочек бисера, как раз для того, чтобы мои девочки украсили новые накосники.

Мы подошли к палатке с украшениями. Сонька смотрела на всё это с восхищением.

Да…

Предметы, конечно, красивые, но после того, что я носила и видела в той, другой жизни – это всё выглядело музейными экспонатами. Их хотелось потрогать, но носить такое…

– Нравится? – спросил у меня Владимир на ухо, подойдя сзади – я даже вздрогнула от неожиданности.

– Нет, – ответила односложно.

Он обошёл меня и посмотрел удивлённо.

– Совсем ничего не нравится?

– Совсем.

– Но Никитин браслет ты носишь?

– Это сделал муж своими руками и для меня, мне приятно его носить. А здесь всё мило, но ничего не нравится.

– Интересная ты… – протянул он. – Девушки любят украшения и за такие побрякушки на многое соглашаются. Первый раз встречаю такую, которой украшения не нравится.

Я посмотрела на него, но ничего не ответила, а Владимир махнул продавцу рукой и для Соньки положили браслет, который ей понравился.

Сонька смутилась, опустила глаза и отошла от прилавка.

– Ну что ты, глупенькая, бери. Это тебе, – засмеялся Владимир.

– Нет, спасибо. Мне не нужен от вас подарок.

– Это тебе – на твою свадьбу. Приехать не могу, помочь вынести жениха из дома не получится. Никита просил приехать, но я буду в плавании. Так что не бойся, бери. Я не буду платить за это украшение – это моя лавка, и я дарю тебе это браслет.

Сонька с недоверием посмотрела на Владимира, потом – на меня, взяла меня за руку, но подарок не тронула.

– Оставь девочку в покое! – разозлилась я. – Как она жениху расскажет: что за мужик его подарил?

Владимир опять рассмеялся, но положил украшение назад на прилавок.

– Хорошо, уговорили. Что ты хочешь на свадьбу от меня? Считай, что я твой дядя. Хочу порадовать сестру Лады.

– Я ей – не сестра… Мне ничего не нужно.

– Говори! Иначе я сам куплю и попрошу брата привезти прямо на свадьбу, а так подарок будет тебе вроде как в приданное.

Сонька молчала, но я видела, что Владимир настроен серьёзно и отступать не намерен. Чтобы потом не было проблем с женихом и не пришлось ему объяснять странный поступок брата моего мужа, я решила: пусть он купит материю на постельное бельё молодым. И подарок нужный, и никто ничего не спросит у невесты.

– Хорошо, раз ты так заупрямился… Купи Соньке в подарок ткань на постельное бельё, – сказала я.

– Вечером погрузим тебе в телегу. Сама выберешь? – Сонька покачала отрицательно головой. – Не бойся, дурочка. Я не хочу тебя обидеть. Мне нравится Лада, а к тебе она относится как к сестре. Почему я не могу сделать ей приятное таким образом? Подарок она от меня не примет никакой. Верно? – он посмотрел на меня.

Я только покачала головой, и мы пошли дальше по торговому ряду с едой, где купили себе по калачу, потому как проголодались.

А потом…

Потом я увидела в продаже мои носки. Мы подошли, поинтересовались их стоимостью и были крайне удивлены, какую цену здесь заломили. Мы переглянулись с Сонькой, и я спросила:

– Почём ты, купец, купил эти носки и у кого? Ведь это мы их вяжем?

Когда купец недоверчиво на нас посмотрел, я сняла сапог и показала свои носки, Сонька – свои.

У купца вверх поползли брови.

– Почём будете брать? – тут же усилила напор я.

Мы быстро договорились и о цене, и о количестве. Купец только расстроился, что мы это не можем сделать к зиме, но и весной – как он сказал – заберёт наш заказ.

Мы довольные с Сонькой пошли дальше, а Владимир только головой качал и улыбался, глядя, как мы торгуемся за свои носки.

– Лада, тебе нужно было родиться купцом или в купеческой семье, а ты за кузнеца замуж вышла, – вроде как пошутил он

– Я не жалею о своём выборе, – резко ответила я.

С лица Владимира тут же стёрло улыбку, и он тихо проговорил:

– Зато я… Я жалею о твоём выборе…

Я не успела на это ничего ответить – в этот момент мы услышали позади себя крики, визги и страшный грохот…

Глава 44

Я обернулась назад и увидела, как по проходу, между рядами на нас несутся огромные бочки, а люди разбегаются от них.

Меня парализовал страх, я стояла и смотрела, как они медленно катятся на меня. Всё было как в замедленной съёмке…

И в этот момент…

Владимир толкнул Соньку, и она полетела куда-то внутрь какого-то торгового домика, а меня схватил и, прижимая к себе, потащил в другую сторону.

А я…

Я стояла и, прижавшись к груди Владимира, крепко держалась за его куртку. Я даже сразу не поняла, что я в его объятьях. Мне было так страшно, что я могла сейчас умереть или потерять своего ребёнка.

Вышла я из ступора, когда поняла, что он меня гладит и целует в висок.

– Успокойся! Ничего страшного не произошло… – шептал он мне в ухо.

Я резко отодвинулась от него, хотя и поняла, что он сейчас спас мне жизнь.

– Спасибо… – только и сказала я, и в этот момент к нам подбежал Никита.

– С тобой всё в порядке? Ты не пострадала? – тряс он меня за плечи.

– Нет. Со мной всё хорошо. Это всё – Владимир… Если бы не он, я бы не смогла увернуться от бочки. – ответила тихо я.

А Никита прижал меня в себе и сказал Владимиру:

– Спасибо, брат! Я видел, как вы пошли в этот ряд. Парнишка, что подвёз бочки, поскользнулся, а когда падал – толкнул с телеги бочки, которые ждали выгрузки. Это всё было на моих глазах. Чудо, что никто не пострадал. Эта бочка могла или раздавить, или покалечить кого-нибудь. Спасибо, что ты был рядом и спас моих жену и ребёнка.

– Никита, перестань! Любой бы так поступил, – ответил Владимир.

– Любой бы – убежал без оглядки… Ну, ладно… Ты тогда с Ладой и Сонькой ещё походи – мне так будет спокойней. Я ещё не все свои дела решил.

Я кивнула утвердительно головой, мы втроём пошли дальше, а Никита – в другую сторону.

Мы дошли до берега и решили присесть на лавочку, чтобы посмотреть, как будут вытягивать бочки – наделавшие столько переполоха – которые проломили ограждение и теперь плавали в воде.

– Владимир… – обратилась я к брату мужа. – Я очень благодарна тебе за своё спасение, но… Оставь меня… Ты что, не понимаешь? Мы никогда не будем вместе… А ещё… Я желаю встретить тебе ту единственную, которая будет тебя любить.

– Я встретил её, и буду ждать всю жизнь, когда она полюбит меня.

– Ну зачем ты так? Посмотри сколько девушек вокруг. Любая готова быть с тобой, что ты зациклился на мне? Я – жена твоего брата, и это очень гадко, когда пытаются отбить жену у собственного брата.

– Я тебя не отбиваю у него. Я с ума схожу в стороне по тебе. И я не посмею к тебе приблизиться, если ты сама не уйдёшь ко мне от Никиты.

– А как же твоя жена?

– Лада, я не могу быть с ней. Я делаю её несчастной. Если она попросит развод – я ей его предоставлю. Я дарю ей подарки, но быть с ней не могу. Она – очень хорошая хозяйка, и будет кому-то достойной женой. Но моя душа болит по другому человеку, который мне не принадлежит.

Я вздохнула…

Никак не удаётся его убедить, что я – не тот человек, который ему нужен. Может, жизнь его всё же переубедит и даст шанс полюбить достойную девушку…

А на берегу меж тем…

Бочки достать из воды никак не удавалось. Работники прыгали вокруг них, безуспешно цепляли баграми, а купец кричал на них, покраснев от напряжения.

Мы ещё немного постояли, посмотрели на это «представление» и пошли опять по рыночным рядам…

Мы проходили мимо готовой одежды и, не удержавшись, заглянули с Сонькой и в эту лавку. Понятно, что покупать мы не собирались ничего, но посмотреть, как это всё было пошито, нам не запрещали. Сонька рассматривала платья, их швы и секреты кроя, а я погладила красивый полушубок с вышивкой. Он бы мне пошёл, но тратить деньги на него было жалко. Бессовестно перещупав все наряды, мы с Сонькой двинулись дальше.

Мы просмотрели ряды с посудой и разной кухонной утварью. Себе я не стала ничего покупать. Посуда у нас есть, для Соньки мы на приданное всё нужное приобрели, для Лизки и Паулины ещё пока рановато покупать.

Единственное, на что я потратила деньги – это на хороший нож. Это был даже не нож, а кинжал. Мне он очень понравился, да Владимиру – тоже. С ножнами он стоил ещё дороже, но мне хотелось купить подарок своему мужу, и денег было не жалко. Приятно дарить подарки…

Денег у меня ещё немного осталось, но я не стала бездумно тратить все, пришлось только докупить тонкой ткани, нужно будет пошить одежду малышу, когда он родится. Распашонок и ползунков в этом мире нет. Даже маленькая обувь не делалась для деток. Придётся всё шить самой, а если не будет получаться – попрошу Соньку, она у нас мастер по пошиву одежды.

Мы ещё немного погуляли по рынку и пошли к своей телеге.

Никита уже был здесь и договаривался о поставках железа к дому дяди.

Мы попросили его, чтобы он привёз и наши заказы, а мы подождём его у Фёдора дома.

Владимир, проводил нас домой, чтобы потом, вернувшись с парнем, забрать своего и Никитиного коня.

Мы решили полежать с Сонькой и отдохнуть перед дорогой, а то – как я поняла –Никита решил загрузить телеги полностью, и спать-отдыхать в пути будет просто негде.

День клонился к вечеру, а Никиты ещё не было.

Глава 45

Ближе к вечеру приехал Никита и на телеге привёз все наши покупки.

Мы все сели поужинать, и он сказал, что выехать затемно не удастся – нужно завтра с утра купить еду на рынке в дорогу.

Тут, недовольно засопев, в разговор вмешался Фёдор:

– Никита, не обижай меня как отца. Я понимаю, что если бы не беременность Лады, то я бы и в этот раз никого здесь не увидел в гостях. Я понимаю твоё стремление не навязывать себя, но мы – родня, и ты – мой сын… Мне обидно, что ты не принимаешь от меня помощи… Значит, так… Корзинку с продуктами в дорогу Марьяна соберёт от нас! И даже не думай отказываться!

Никита нахмурился, посмотрел на меня и утвердительно махнул рукой Фёдору, соглашаясь.

– Хорошо, пусть будет так, – и спросил. – А она успеет её собрать пораньше? Тогда я хочу уехать ночью. Мы не будем нигде ночевать, поэтому будем ехать без остановки.

– Конечно успеет! Вот уважил старика! – обрадовался Фёдор.

Какие дальше он уже давал распоряжения Марьяне, мы с Сонькой не слышали – ушли спать…

Меня разбудил Никита затемно, мы с Сонькой быстро встали, собрались и хотели, было, спуститься во двор, но Фёдор заставил всех сесть и позавтракать. Как Никита не противился, но старик был непреклонен, а по количеству еды на столе стало понятно, что Марьяна этой ночью вряд ли вообще ложилась спать.

После завтрака мы все расселись по своим телегам, но когда Никита уже проверял, как запряжены лошади, ко мне подошёл Владимир. В одной руке у него была корзина с продуктами, а в другой – какой-то кулёк из ткани, который был перевязан верёвкой.

Я взяла у него корзину, поставила в телегу, и тут он протянул мне этот кулёк.

– Возьми, это тебе, – сказал он.

– Что это?

– Пусть это будет подарок от меня.

– Ты же знаешь, что я не могу его принять, – ответила я резко.

Тут к нам подошёл Никита и спросил:

– Что это?

– Это… – замялся Владимир. – Ну как бы… Подарок от меня. Не обижайся, брат, но если бы я её не спас, то… Некому было бы сейчас что-либо дарить. Пусть она примет от меня, тем более что я его не покупал, а взял из своей лавки, поэтому мне это ничего не стоит.

«Вот хитрец! Как всё повернул!», – подумала я.

А Никита…

Мне было видно, что происходящее ему явно не нравится, но брат так всё закрутил, что мужу ничего не оставалось, как согласиться.

Владимир с радостью передал мне свой кулёк, а потом, повернувшись к пареньку, махнул ему рукой, и тот принёс ещё один, но поменьше.

– А это что? – спросила я, немного оторопев.

– Это – Соньке. Я ведь её тоже спас.

Я вздохнула и махнула на него рукой.

Что тут скажешь?..

Но этот нахал схватил меня за руку и поцеловал её.

Я была в шоке: «А если нас видит его жена из окна?»

Но худо-бедно – мы наконец-то двинулись в путь…

К Соньке в телегу погрузили факелы, так как нам придётся часть дороги ехать в темноте. На выезде из города нас ждало ещё несколько телег – Никита с ними сговорился ещё на рынке – поэтому путь домой нам преодолевать вместе.

Дорога была тяжёлая, так как только один раз мы остановились, чтобы приготовить горячей еды и накормить-напоить лошадей. Мы, конечно, делали короткие остановки и по дороге, но спать никто не ложился. У всех были полные телеги, и чтобы лечь спать, их пришлось бы разгружать, а спать на земле никто не хотел.

Сонька менялась с Никитой местами для отдыха, а меня они берегли: днём Сонька ехала на коне, а ночью это делал Никита, потому что ещё и держал факел, чтобы освещать дорогу…

Мы приехали на целый день раньше – чем если бы останавливались ночевать – но были такие уставшие, что смогли только умыться, наскоро поесть и тут же завалиться спать.

Ярослав, Пётр и девочки разгружали телегу без нас, а мы проспали практически до вечера.

Когда я проснулась, Никиты уже рядом со мной не было, но на кровати возле меня лежали два кулька, про которые я уже как-то и забыла. Мне стало любопытно, и я раскрыла свой кулёк, а развернув – ахнула: там был тот самый полушубок с вышивкой, на который я долго смотрела в ларьке готовой одежды.

Чуть позже, когда пришёл муж, я ему показала этот полушубок со словами:

– Никита, это ж дорого, я к нему приценялась на рынке.

– Моего брата не переделать, он любит подарки делать девушкам, если они ему нравятся, – объяснил муж и строго добавил. – Но ты – моя, и я тебя никому не отдам.

Я обняла его, поцеловала и прижалась к нему щекой.

– Конечно твоя. Я жить без тебя не могу и хочу быть только с тобой – и ни с кем больше!

Глава 46

Сонькину свадьбу мы сыграли через неделю после поездки…

Прямо в ночь перед свадьбой выпал снег, да так много, что вместо телег на свадьбу наряжали сани.

На выкуп невесты приехали братья Иван и Павел, они очень сильно расстроились, когда мы им рассказали про Мишутку, но тут не принято долго горевать, иначе душа умершего тревожится, и ей там плохо.

Оказывается, парни не просто так приехали на свадьбу – у них тут появились невесты, и мы одну из этих девушек тоже пригласили на свадьбу, чтобы молодые могли познакомиться поближе. А вторая невеста оказалась сестрой Ярослава.

Так что свадьбы у нас не скоро закончатся. Жаль только, что сестра Ярослава уедет из нашего посёлка, она в последнее время сдружилась с Сонькой и очень много ей помогала.

Людей на свадьбе было не очень много, так как у Соньки рядом была только Северина и мы, а со стороны Ярослава приехали только родственники из ближайших посёлков.

Битва за вынос жениха была на сватовстве знатная – я думала, что нам полдома разнесут. Ленты он, конечно, не разорвал, да и вынести его удалось. Пётр тоже помогал – как наш родственник – так что жениху пришлось Никите подарок дарить, так как отца у Соньки нет, и роль отца досталась моему мужу. Но он за свою «дочь» взял жениха на плечо и брал нашу дверь на таран. Я боялась, что покалечит жениха…

Свадьба – несмотря на холод на улице – «пела и плясала», как говорилось в одной советской песне. Мы поставили и накрыли стол у себя. У соседей взяли ещё пару столов, так что места хватило всем.

Холод не помешал ни хороводу, ни положенным танцам – всё делали на улице, и никто не замёрз.

Мы выставили за ворота для всех горячий чай и пирожки, чтобы любой желающий мог угоститься и согреться.

Я очень удивилась, когда мою песню – «Ой, мороз, мороз! Не морозь меня!» – запели девушки, когда водили хоровод. Я пела песни вместе со всеми, и живот мне не мешал танцевать и водить хоровод. После шестого или седьмого раза – я уже не помню, сколько раз мы именно орали эту песню – я охрипла, но радовалась этому, как ребёнок.

Стол нам помогли накрыть родственники Ярослава, так что он просто ломился от блюд: и мочёные яблоки, огурцы и помидоры; и квашеная капуста; и запечённая рыба и птица; и мой запечённый рулет из мяса и сала; и грибы солёные; и много разных пирогов и запеканок с разными начинками; и голубцы; и…

Я ещё не рассказала про один подарок, который был для нас сюрпризом…

Во втором кульке, который подарил нам Владимир, оказалось красивое белое платье с вышивкой. Сонька, когда увидела его, даже села от неожиданности.

Мы все рассматривали и платье, и вышивку. Работа была очень дорогая, но самое удивительное – размер был Сонькин. Это платье наша невеста и надела на свадьбу.

Когда мы вывели невесту на улицу в этом платье – весть посёлок ахнул от его красоты. Да и белый платок, которым Сонька была накрыта, удивительно сочетался с этим платьем.

Я представила себе: с каким удовольствием на неё смотрел бы Владимир, ведь это от его платья все в таком восторге. Я даже предлагала Соньке надеть тот полушубок, который мне подарил Владимир, но она наотрез отказалась.

Я – как хозяйка дома – и Северина встречали жениха и его родных на крыльце нашего поместья. Я держала хлеб, а она – мёд. И выкуп за невесту, конечно, принёс жених. Отец выделил ему небольшой сундук, в котором лежали в двух мешочках монеты, и один мешочек – с украшениями.

Всё это хоть и называлось выкупом за невесту, но распоряжались они этим вместе. Это был как стартовый капитал новой семьи. Жених его заносил в дом и ставил на стол перед невестой. Она его убирала в своё приданое, которое на следующий день после свадьбы перевозили в дом жениха. В нашем случае – в новый дом Ярослава.

Самое интересное произошло до свадьбы, когда мы обсуждали приданное, собравшись за столом всей семьёй, потому что на сватовстве мы должны были всё это вынести и показать родственникам невесты…

Мне Владимир привёз козу с козлёнком. Этот козлёнок тоже оказался маленькой козой. До молока было пока рановато, но я решила отдать этого козлёнка на свадьбу Соньке, в подарок. И когда я это на совете озвучила, то каким же было моё удивление, когда я услышала от Лизки следующее:

– А нам с Петром на свадьбу где мы козу возьмём?

Я посмотрела на них обоих и поняла: как-то не замечала, что они уже давно держатся рядом, и Пётр не спускает своих глаз с Лизки и помогает ей по дому. Даже Никита не заметил этого.

– Вам ещё рановато думать, девочка моя, про свадьбу, – ответила я уклончиво.

– Как это – рановато?! – разозлилась Лизка. – Ты меня хочешь оставить старой девой, чтобы меня никто в жёны не захотел брать, и я осталась при тебе как служка?

– Что за глупости ты говоришь, Лиза?

– Так, вопрос про вашу свадьбу мы в этом году решать не будем, – прервал нас Никита. – Посмотрим, как Пётр будет работать следующий год, и тогда начнём думать про дом к вашей свадьбе. И раньше, чем мы поставим дом – свадьбы не будет. А сейчас мне Пётр ответит: согласен он столько ждать и готов ли потом взять на себя ответственность за семью и жениться на Лизке?

Пётр поднял на Никиту глаза, взял Лизку за руку и стал горячо кивать головой, мол, что согласен.

– Вот и хорошо! – Никита посмотрел на меня очень выразительно, потому что я хотела ему возразить, что Лизка для свадьбы ещё мала.

Позже он мне в нашей кровати объяснил, что раньше, чем через два года, он не женит их. Поэтому я успокоилась пока, а потом…

Посмотрим, что будет дальше…

Сонька была довольна, про неё все говорили, и она наконец-то дождалась своей свадьбы с тем человеком, которого полюбила, а не с тем, за которого родные бы отдали.

На следующий день после свадьбы и брачной ночи, которую они провели в своём новом доме, Ярослав вместе с Сонькой приехал на телеге за её приданым.

Мы всё аккуратно погрузили, вещи носили Пётр и Никита. Сонька получила свой новый медный чайник, и они вместе с Ярославом поехали обустраиваться в свой новый дом.

Паулину мы в тот же день поселили в Сонькину комнату – теперь она там хозяйка.

Глава 47

Зима была суровая, морозная и снежная – мы постоянно сидели дома…

А у меня – видно, от того, что зимой я стала мало двигаться – очень быстро вырос живот, и стало тяжело ходить. Я кряхтела, как старая бабка, когда вставала с лавки. Не могла согнуться, чтобы обуться, мне казалось, что я очень похожа не бегемота, и меня никто не любит.

Заметив моё раздражение, Никита из молчаливого мужа превратился в говоруна, особенно – по вечерам. Перед сном он мне рассказывал истории из детства, гладил по животу, и так мы лежали, пока не засыпали. Никите доставалось от нашей дочки: она его из живота постоянно толкала ножкой, но стоило ему начать говорить и гладить меня – дочь тут же успокаивалась.

До середины зимы были самые короткие дни – рано темнело, и был очень поздним рассвет.

Новый год здесь не принято праздновать, да и счёт на месяцы и дни был весьма условным. Мы просто вставали и радовались новому дню. По каким-то своим приметам жители узнавали, что уже середина зимы, и скоро придёт весна.

Мне очень хотелось весны, я устала кутаться, когда выхожу на улицу, хотелось, чтобы скорее закончилась темнота, и день стал больше…

Воск, что у нас оставался от свечей, я расплавляла и намазывала на плоские доски с выемкой, чем-то похожие на рамки для портретов. Потом на этих досках я вырезала буквы и записывала сказки.

Днём соседи приводили своих старших деток, и я учила их читать и писать. Поначалу детей приводили мало, а потом – сразу все – они уже в наш дом не помещались, и я разделила их на классы, чтобы приходили через день.

У каждого ученика была такая восковая доска, и на ней учились писать, а потом и читать, кто что написал. Математику дети легче осваивали – или я только математику могу преподавать? – с чтением было трудней. Но мы упорно учили буквы и читали. Классы ещё и потому разделила, что одни дети быстрее осваивали новые буквы, а вот другие – хуже.

Пётр, Паулина, Лизка и Сонька тоже учились у меня. Хуже всех училась Лизка – она считала себя уже взрослой и противилась этому, мол, девке на выданье ни к чему такое баловство. Если бы не Пётр, за которым она тянулась, и который к учёбе относился очень серьёзно, она бы вообще на учёбу не пошла.

Сонька прибегала ко мне в свободное от домашних хлопот время, и мы с ней учили буквы и цифры. Она уже ждала малыша, и как ей сказала Северина – это тоже будет девочка.

Вот так мои дни были заняты учёбой. Я вспоминала сказки и записывала их на восковых пластинках.

Но буквы на них были плохо видны, и читать было неудобно. Поэтому я каждый раз, глядя на эти таблички, думала о том, что нужно попробовать сделать бумагу…

Я набрала у столяра матерьяла и дома экспериментировала с измельчением древесных стружек. По вечерам мне стал помогать Пётр, и мы вдвоём за несколько дней измельчили ведро этих стружек в подобие волокон, которые я замочила в воде. Пётр их несколько раз разминал, чтобы они хорошо размочились и пропитались водой. Затем я заварила крахмал и залила этим клейстером смесь, что измельчили с Петром. На следующий день – когда уже волокна пропитались этим клейстером – я постелила на сито ткань и разложила на ней тонким слоем эту кашицу. Хорошо её отжала и, накрыв другой тканью, поставила под грузом сушиться на печь.

Мне не терпелось посмотреть, что у меня получилось, но я выждала ещё два дня. Моя изобретённая бумага приклеилась к ткани, и я её аккуратно отделила от неё.

Да, это была бумага. Грубая, серая, плохо гнущаяся, но – бумага!

Я готова была прыгать от радости. Я показывала свою бумагу всем, как будто какое-то сокровище.

– Я видел книги. Уже напечатанные. Но чтобы кто-то сделал бумагу сам – такого ещё не видел, – сказал мне Никита.

Да, книги в этом мире были – я их видела на рынке – но купить их мог не каждый. Писали на бересте или на дощечках с глиной, потому что позволить человеку портить бумагу не могли. Тем более – детям. Даже документы до сих пор многие были на бересте.

– Откуда ты знаешь, как делают бумагу? – спросил меня староста, когда тоже пришёл посмотреть на это чудо.

– Слышала рассказ одного человека, с которым общался мой бывший муж. И книгу он показывал, очень мне было интересно, он и рассказал, как она делается, а я решила повторить это, – соврала я старосте.

А как ещё ему объяснить свои некоторые знания и умения?

Он и так допытывался: откуда я умею читать и писать. Соврала, что первый муж учил, а Лизка маленькая была и не помнит этого, ведь меня отдали замуж рано.

Трюк с бумагой пришлось повторить. Зато теперь я могла на листы записывать свои сказки. Правда, чернил не было – я разводила уголь и им писала.

Писать расщеплённой палочкой оказалось очень не просто, и тогда я попросила Никиту сделать мне металлические буквы. Он сделал три штуки и попросил показать, для чего они мне. Я ему показала, как можно печатать текст. Я макала эти буковки в сажу, разведённой с водой до состояния густой каши, и делала на своей бумаге оттиск. Так получался текст.

Потом он мне сделал все буквы и цифры. Это, конечно, заняло много времени, но оно того стоило. За это время мы с Петром сделали уже листиков на две книги.

Дети стали после этого с большим интересом учиться читать, ведь только тому, кто старается, я давала текст для чтения на бумаге.

Достаточно быстро все дети научились по слогам читать-писать и складывать-вычитать. А вот умножение давалось не всем. Ну а проценты, дроби, корни, синусы и котангенсы я не смогу объяснить, да им это и не нужно.

Так протекали наши зимние будни, и я даже как-то не заметила, как наступила весна. За зиму мне удалось напечатать много листов на хорошую книгу, но с весной это занятие пришлось прекратить – с первыми птицами и первыми капелями у меня отошли воды и начались схватки. Моя дочь решила, что ей пора увидеть этот мир.

Глава 48

Дочь моя появилась вечером…

Северина и Сонька были со мной всё это время. Как только девочка раскричалась на весь дом, Сонька побежала за Никитой, который всё это время не приходил домой, потому что не мог слышать мои крики.

Северина завернула дочку в пелёнки, которые Лизка нагрела на печке, и подала мне этот кулёчек в руки.

На меня смотрели тёмные глазки, красное лицо было таким пушистым и пахло чем-то родным, таким сладким, что хотелось этого ребёнка целовать и обнимать. В груди разливалась любовь и счастье, что вот этот комочек со мной.

А дочь кряхтела, пыталась высунуть ручку из пелёнки и постоянно сгибала ножки, но не плакала, а казалось, что она всех разглядывает.

Никита забежал в дом быстрее Соньки, склонился над нашей дочкой, поцеловал её, потом посмотрел на меня, и я увидела у своего хмурого мужа слёзы в глазах. Он обнял меня, поцеловал, и мы так и сидели на кровати в обнимку, пока наш комочек не стал недовольно кряхтеть, а потом – вообще раскричался.

В комнату зашла Северина, посмотрела на нашу идиллию и сказала:

– Ты что, забыла, что детей нужно кормить?

Назвали мы дочку – как и мою маму – Анастасия. Староста у себя в документах пометил рождение в нашей семье ребёнка и её имя.

Для меня начались тяжёлые, волнительные и самые чудесные дни. Работы прибавилось, так как ещё и весна пришла, и нужно было заниматься огородом. Учёбу детей пришлось отложить, но я им дала задание написать на нескольких дощечках: чем они занимаются, о чём мечтают, и кем хотят работать. В этом мире нет памперсов – как нет и непромокаемых одноразовых пелёнок – поэтому я пропитала пелёнку раствором, как делала с пологом для телеги, и обернула ею матрас, чтобы его не сушить.

В общем, крутилась как могла…

* * *

Ближе к лету в гости приехал Фёдор. На моё счастье он приехал один, без Владимира. Владимир остался рядом с женой, она ждала ребёнка, и Фёдор не разрешил ему оставлять жену одну.

Я вздохнула с облегчением: может, Владимир обратит внимание на жену, и рождение ребёнка их сблизит с Марьяной?

– Какая красавица у меня внучка! – улыбался Фёдор, качая на руках Анастасию. – А у меня, думаю, внук будет! Верю, что Владимир мне наследника подарит! Будет наше дело продолжать! Будет с отцом на корабле ходить!

– Конечно родится! Если дедушка хочет – обязательно родится внук! Так что скоро и в вашем доме будут бегать маленькие ножки! – поддержала я Фёдора.

Он от гордости так заважничал, как будто внук уже родился, а не сидит в животе у Марьяны.

Фёдор привёз нам кучу подарков. Никите – железа для его работы почти полтелеги. Мне привёз ткань для нарядов. А для Анастасии привёз деревянную лошадку – чтобы она могла, когда вырастет – скакать на ней и маленькую деревянную пирамидку. Пирамидка была аккуратно вырезана, отшлифована и расписана узорами, которые я видела на вышивках.

– А это тебе и внучке от Владимира, – протянул мне кулёк Фёдор.

– Простите меня, но не нужно вам было подарков от него привозить. Он и так мне проходу не даёт, ещё муж меня заподозрит в измене… – сказала я Фёдору, когда мы после обеда остались одни.

– Не обижайся, девочка! Я не знаю, что на Владимира нашло. Я тоже вижу, как он к тебе относится, и как рвался сюда поехать, но я не пустил. Вижу, что нет твоей вины в этом, но я обещал ему, что если он не поедет, то передам тебе и дочке подарок.

Я покачала головой и вздохнула.

– Меньше всего я хочу, чтобы он бросил Марьяну. Может, рождение ребёнка сможет их сблизить? Ситуация не простая, и я не хочу от него внимания. Надеюсь, что время и расстояние вылечат его от его страсти.

– Не знаю, девочка, чем ты его околдовала, но видно, что он скучает по тебе. Мне жаль мою невестку, хоть она и воспитывалась терпеть своего мужа. Но я хочу, чтобы мой сын встретил такую, как его мать. Её отдали за меня по сговору родителей. Она горько плакала, не хотела за меня замуж. Младшую дочь отдают за человека ниже статусом её семьи. Такие порядки, ты знаешь это и сама.

Я качнула головой, потому как знала, что здесь так заведено. Старшего ребёнка можно отдать за того, кто статусом выше, а младшего тогда нужно отдавать наоборот – статусом ниже. Тогда будет равновесие в мире.

– Я только сейчас понял, что именно муж должен жалеть свою жену, а не жена мужа. Главное – чтобы муж прикипел к жене, и тогда он будет для неё всё делать, и в семье будет всё хорошо, – продолжил Фёдор.

– Какое спорное мнение… Лучше, конечно, чтобы они друг друга любили, но сохранить эти чувства на всю жизнь бывает очень сложно…

– Ладно, не будем вести пустые беседы, – подвел он итог беседы. – Пойду в гости к свату схожу. Я и его семье подарки привёз.

С этими словами Фёдор встал из-за стола и пошёл в гости к старосте.

Фёдор погостил у нас несколько дней, внучку за это время с рук не спускал. Везде носил её с собой!

Очень хороший дедушка у Анастасии. Она так привыкла за эти дни к его рукам, что я после его отъезда положить её назад в люльку не могла – она сразу начинала плакать.

Для успокоения ребёнка Сонька предложила её ко мне привязать. Обмотала вокруг меня несколько раз тонкую ткань и завязала через железное кольцо. И получился кокон с ребёнком на мне. Я такое видела у индианок или у африканок – они именно так носят ребёнка. Носила я дочку так до самой жары, а потом стала её выносить на улицу в люльке, потому что и ей, и мне было жарко в этой повязке.

Так мы и были с дочкой всегда рядом…

В один из дней – когда стояла сильная жара – Никита, Пётр и наш столяр пытались придумать по моим рисункам нечто вроде комбайна. Это, конечно, была не та техника, что я привыкла видеть на полях в своём мире, но…

Я нарисовала принцип работы, а местные изобретатели уже придумывали, как это воплотить в жизнь.

На улице было жарко, и они сняли часть стен, которые закрывали кузню на зиму, но постоянно горящая печь и жара мало способствовали прохладе. Я просила перенести все работы на вечер, чтобы они не перегрелись, но меня никто не слушал.

Я занималась на кухне обедом, когда в дом влетел Пётр.

– Лада, Никита! Ему плохо – он упал!

Я вылетела из кухни и понеслась бегом к кузне.

У кузни на земле лежал Никита – губы и лицо бледное.

Я приземлилась рядом с ним и, послушав сердце, не ощутила его биения. И хотя слёзы из моих глаз текли градом, я вспоминала, как делается искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Ждать помощи неоткуда. Здесь нет Скорой помощи.

– Помогай, чего стоишь! – Кричала я на Петра.

Я как сумасшедшая давила и давила на грудную клетку Никиты, а когда силы покинули мои руки, это стал делать Пётр.

Я даже не заметила, как к мужу подлетела Северина. Она провела рукой по Никите и посмотрела на меня.

– Всё, Лада! Остановись! – кричала она мне.

Меня за руки схватил Пётр и попытался оттащить от Никиты, но я вырвалась, чтобы любой ценой спасти своего мужа.

– Очнись, Никита! Очнись! Не бросай меня! – кричала я ему и била его в грудь со всей силы.

Эпилог

Я шла вдоль реки, мои босые ноги утопали в мокром песке…

Было тепло, солнышко светило ярко, и я смотрела, как на реке переливаются отблески от солнца. В одной руке я держала туесок, в котором на листьях лежала собранная земляника, в другой я держала свою дочь за руку. Она мне помогала собирать ягодки в лесу.

Мы шли вдоль речки в сторону дома. Рядом с нами шла Сонька. У неё – как в слинге – спал малыш. Она держала его одной рукой, а другой несла такой же туесок с ягодами. Её дочка бегала вокруг нас и собирала камешки, которые находила в песке.

– Анастасия, иди, побегай с маленькой Ладушкой. Побросайте камешки в воду, – сказала я ласково.

– Тебе Северина уже сказала, кто у тебя родится? – спросила у меня Сонька.

– Да, мальчик будет.

– Вот хорошо! Папа будет рад сыну!

– Да, точно. У нас больше Анастасия ждёт, когда родится мальчик. Ей хочется себя почувствовать старшей сестрой и заняться его воспитанием. Строгий будет воспитатель.

– Как дела у Лизки?

– Лизка командует Петром, как будто это она хозяин дома. Пётр восстановил дом своих родителей, и они поедут жить туда. В той деревне он будет работать кузнецом. К нему приезжают из соседних деревень уже, приглядываются. Там пришлось вырыть колодец прямо возле дома, потому что ему нужна постоянно холодная вода для работы. Печку как у вас сделали. Умывальник – Лизка сказала – позже сделают. Там пришлось много чего в доме восстанавливать, и они решили кухню отдельно пристроить и там уже сделать раковину. Скорее всего в этом году будем свадьбу праздновать. Пётр уже практически там пропадает, потому что появились заказы, а Лизка боится, что уведут жениха. Так что праздника Матери Земли мы не дождёмся. Наверное, Лизка через месяц уже заявит о свадьбе.

Сонька покивала мне головой утвердительно, и мы увидели, что навстречу нам идёт Северина со своей дочкой. Видимо, шли в соседнюю деревню и по дороге, как всегда, собирали лечебные травки.

– Как вы себя чувствуете? – спросила нас Северина.

Мы ей просто улыбнулись в ответ, мол, у нас всё хорошо.

Я её очень редко видела, потому что мы в этот раз травку для сохранения плода не пили, и ей не приходилось ко мне часто бегать, проверять меня.

Северина по привычке подошла ко мне, провела рукой по животу и сказала:

– Ох, боец растёт! – похлопала меня по плечу, и они пошли с Марией дальше.

А мы продолжили свой путь домой.

Дома нас ждала Паулина, потому что Лизка ушла к нашей соседке проверять своего телёнка. Она хотела, чтобы у неё была корова, и мы договорились с соседкой о покупке у неё телёнка, это было дешевле, чем корову купить, а Лизка была очень экономной девушкой у нас. Вот и проверяла телёнка, пока он маленький, но мы его уже скоро должны были забрать к себе.

Я занялась обедом, отпустив дочь гулять на детскую площадку, которую жители посёлка сделали невдалеке от нас.

На площадке сделали горку, песочницу, качели и даже небольшую беседку с лестницами, чтобы можно было наверх забираться. Староста долго противился, но мне удалось его уговорить. Думаю, что он больше поддался на уговоры из-за любопытства, чтобы посмотреть на мою новую придумку.

А все мои «придумки» потихоньку встраивались в быт местных жителей: многие женщины освоили вязание спицами; прялки появились чуть ли не у каждой хозяйки; практически в каждом доме был умывальник с раковиной…

Владимир занимался поставками краников, правда, цена на них была высокая, но нашему посёлку он пока давал скидку. Но перепродавать не разрешал и просил старосту за этим следить. Заказы на краники шли через старосту, он знал: кому и когда делают умывальник.

Я приготовила обед, завернула миску в полотенце и понесла своему любимому мужу, который как всегда был на своём рабочем месте. Ничего не могло заставить его расстаться с любимым делом. С того дня, как я чуть не потеряла своего Никиту, мы очень сильно привязались к друг другу. Я поняла, что мне не нужны какие-то деньги, дома, заработки – я хочу тихой спокойной жизни вот здесь, рядом с ним…

Тот день я даже боюсь вспоминать, он стёрся в памяти сразу, как только Никита вздохнул и открыл глаза.

Северина даже расплакалась:

– Дозвалась, Лада! Ты его дозвалась! – кричала она мне.

А я даже пошевелиться не могла – в таком шоке и ступоре находилась. У меня текли слёзы из глаз, а я сидела на коленях и смотрела на него, боясь поверить в то, что всё получилось, и это мне не чудится. Потом для меня начались месяцы кошмаров: я постоянно просыпалась по ночам и слушала его дыхание. Я боялась уйти куда-нибудь и вернуться тогда, когда уже будет поздно. Я стала плохо есть и спать…

Пока он мне в один день не сказал:

– Лада, ты ничего не сможешь сделать, если что-то случится. Успокойся. Ты мне нужна живой, а так я тебя потеряю, потому что ты ничего и не ешь, и не спишь совсем. Я себя хорошо чувствую, перестань беспокоиться, со мной ничего не случится. Ты очень нужна и мне, и нашей дочке.

Он поцеловал меня и обнял. И очень долго держал в своих объятиях…

Но прошло время, и я успокоилась. Теперь не вскакиваю по ночам и не бегу проверять: где он и куда пошёл. Если слышу звон в кузнице, то спокойно занимаюсь своими делами. Но не разрешаю ему перерабатывать и заставляю побольше отдыхать.

Северина проверила Никиту руками, сказала, что ничего опасного нет, но поберечь себя нужно. Прописала ему какие-то отвары с травками для укрепления сердца, а мне приказала готовить для него побольше овощей.

Никита, Пётр и столяр всё-таки создали у себя – по моим рисункам-чертежам – необычный комбайн, он был деревянный, с такими спереди палками, как грабли, а дальше всё переходило в деревянный короб. Как это работала – мне сложно описать, но первый сбор урожая произвёл фурор. Все смотрели на чудо-машину, побросав уборку урожая, и пришлось старосте всех разогнать, чтобы работали. Потом он попросил Никиту и Петра ставить эксперименты на том поле, где зерно выросло низкое, и никого нет, чтобы не отвлекать людей от работы. Вот так в наше поселение пришла механизация. И теперь сбор урожая идёт во много раз быстрее, и этот комбайн у нас арендуют другие поселения.

Благодаря мне и Соньке женщины нашего посёлка увеличили производство шерстяных носков, шапок, шарфов и верхней одежды. Это позволила многим семьям улучшить условия жизни. Многие смогли себе сделать ремонт в домах и вставить стёкла в окна. Посёлок стал выглядеть солиднее и богаче. Но староста теперь всё чаще – решая спорные вопросы – наказывал провинившихся финансово, а не розгами. Так что даже и в управлении посёлком появился прогресс.

Книг я практически не печатала. Это было моим хобби, я им занималась, когда у меня было время. Но у какой мамы – да ещё и в посёлке, где много дел по хозяйству – есть время?!

Этим увлеклась Паулина. Она меня сначала просила рассказывать сказки, потом сама их аккуратно печатала, а потом читала на площадке детям. Она их и учить читать-писать-считать стала вместо меня. Теперь у нас есть учительница в посёлке. Она же и приглядывала за малышами на площадке, куда все мамочки стали приводить своих малышей.

Вот так спокойно и текла жизнь в посёлке…

У Владимира с Марьяной родился сын, но как сложилась их жизнь – это уже другая история…

КОНЕЦ

Еще почитать:

Мир Гардерия. — Мир Гардерия, том 1. Глава 2.

Воспоминания о будущем — Путь к совершенству. Часть 3

Зов сердца: Найди свое местоГлава 1

Последний Хранитель — Глава 2. Потерянные и Найденные