Небольшая комната, кровать, в пол ее длинны, шкаф, в пол ее ширины. Глупые обои с узором виде цветочков, надоевшие глазу. Телевизор, небольшой и не маленький, очень тонкий, шириной меньше ладони. Не понимаю, как он работает, но работает и ладно, мне то что. Новости в последние время для меня уже не важны. Все бесит, и дряхлое тело, что ничего не может, и глупая память, что все забывает. Ну что так плохо, что не так со мной. Не уж и время пришло, все, нажил все что ли? Неужели теперь всегда будет так. Неужели и в беспамятстве уйду, стоп, где я, что я? Я помылся, я побрился, я поел, не помню, о чем я думал? А точно, сколько времени, три часа, ежки- матрешки три часа ,что делать, прохожу ладонью по щеке, стоп, что это — щетина? Восемьдесят лет без щетины жил и так нарастил, словно борода, нет, надо побриться, надо. Я жил и буду жить так, и ни одного волосочка на лице не будет, я сказал. Я иду. Нет, я встаю, надо встать, надо, ноги не шевелится, странно? Идите, кому сказал, идите. Слабые ели заметные толчки ногами заставляют мое хрупкое тело упасть на кровать, руки, ели его поднимают, нет, им помогают, более молодая свежая рука, усаживают вновь на кровать. Это моя дочь? Я говорю « не помогай, сам» отбиваюсь. Странно не понимает, бестолковая, ей богу. Она что то говорит, не слышу,слуха уже лет двадцать нет, не помнит, она что то повторяет, по губам вроде « по- ку- шай». Я мотаю головой, зачем кушать, я руками показываю на щетину, она смотрит, мотает, зачем то головой и берет меня за руки. Мне больно, я не хочу так, я все сам, я ей кричу. Она убирает руки, но пристально смотрит, она вреде бы всегда смотрела, и тогда и сейчас. Все же самым сильным скачком, мне удается поймать момент и встать. Я встал. А куда? Что то в туалет захотелось. Надо в туалет. Надо бежать. Ноги идите, левая, правая, левая, левая. Стоп, что, нога запнулось, я падаю. Руки, молодые руки снова ловят. Это сын, мой сын. Смотрит. Говорит, не громка, но я слышу « в туалет?». Я киваю, да туда, он отпускает руки, с ним моя дочка, его жена, все так же пристально смотреть, зачем? зачем все это? Все будет хорошо, не бойтесь, сам дойду, я говорю это… я говорил им это много раз, не понимаю что ли? Дурачье что ли, эх, молодые. Живите, живите и не надо так на мне за циклеваться… А где это я?
Небольшая комната, кровать в пол ее длинны, шкаф, в пол ее ширины. Ночь, тихая, спокойная ночь гуляет по улицам. Мне не спится, ни знаю почему, почему все сбил, все часы себе поломал. Вот смотрю часы, стоят, телевизор стоит, шторы стоят, ничего не понимаю, все стоит, а я лежу, телу плохо. Оно уже не может жить, не может сдержать все того что прожита и пройдено мной. Оно стремится к вечному отдыху. Веки тяжелеют, все тяжелеет, больно и страшно.
Крик. Я встают, сажусь на кровать все стало таким легким, особенно тело. Я осматриваюсь. Шкаф стоит, ничего, кровать стоит, ничего. Я всматриваюсь в телевизор, там тень на фоне помех, больно знакомая фигура, вроде бы мы с ней где то встречались.
— Здравствуй- говорить шепелявым скрежещем женским голосом — давно не видались, вроде с девяностых?
— Да – начинаю вспоминать — девяностые, голодные девяностые и тяжелые такие.
— Не просто голодные и тяжелые, а смертельные, особенно на остановках. — она о чем то задумалась — эх, как там было, какое замечательное и в тоже тяжелое время для всех.
— Время было и правда тяжелым, это так, ты только и в такое время ко всем и приходишь. Я вроде вас и в сороковых видел, еще мальчишкой?
— Да, — радостно усмехнувшись, сказала она — было дело, вы от меня и тогда отбрыкались. Отбрыкались и еще разозлили.
Она начала ходить по в телевизору, и наверное с радостной усмешкой собиралась выйти, как вдруг, что то остановила ее.
— Я что то не поняла? — в его голосе появилась нервозность? — вы опять не хотите идти со мной по добру по здорову?
— Я не собираюсь сейчас умирать.- Без нервов, спокойно ответил я. Словно зная все. — я еще поживы, недельку, может денек другой. Неважно, поживу еще. Хочется.
— Хочется? Ну вот, вы опять со мной шутки шутите?- нервы ее вновь горели как тогда, в девяностые, боже как всегда смешно. — я вас не понимаю, почему вы спокойно не уйдете со мной, куда нибудь туда, не знаю, во что вы там верите, ну уйдите тихо и спокойно, без эксцессов и глупости вашей. Я даже в вашем мозгу кажусь такой – мне снова стало смешно — глупой истеричкой, которых вы ненавидите, ну пойдемте!
— Нет, я поживу еще. — я все еще спокоен.
— Неужели так хочется так жить? — та же баллада что и в девяностых, она у вас не сменилась? Сороковых то же что то болтала.
-Нет, не хочется, — она наверное сейчас обрадовалась, я так думаю — хочу лучше жить!
Она помолчала. И замет сказала.
— Что ж не сегодня так завтра, не завтра так …
— когда- нибудь. Но вы все равно придете, я знаю. Как за моей женой, за моими внуками, за всему.
— И как всегда неожиданно. Как с вашим сыном, не хотите о нем вспомнить? — ненавижу об этом вспоминать. Я знаю, она едко смотрит на мое лицо, видно все хочет увидеть страх и отчаяние, отвращение, печаль или даже радость, ей не важно. Нет, не получит.
Минутное молчание. Что то в ней изменилось, Женщина еще раз потрогала экран, он не поддался и простым надменным без эмоциональным грубым женским голосом сказала, словно насмехаясь надо мной, стариком, зная кто здесь кто:
— Ладно. Живи, сколько еще можешь…
Я проснулся. Холодный пот прошиб все тела. Я оглянулся. Комната все та же, кровать на месте, телевизор работает, на нем идут новости, вроде репортаж о какой то деве певице, которая смотрела моя дочка, до чего то ужасного. Даже плачет сейчас. В душе какой то страх близкой смерти, но в тела и мозгу непомерно ясно. Рука проходить по лицу, чувствует щетину. Точно, не побрился же вчера, надо побриться. Ноги словно мои, резким и быстрым рывком подымают меня, я иду в ванну, туда и более не куда. Дочка смотрит, но это не важно, не бесит, но и не радует. Спокойно намыливаю лицо, аккуратно медленно прохожу одноразовым станом по щетине, тяжело идет, но мне не куда торопится. Все идет медленно, спокойно, дочка чуть ли не рыдает позади, что то кричит, не понимаю. Я спокойно медленно, чуть дрожащей рукой заканчиваю свои труд, который я должен был сделать уже давно. Я положил станок, дочка вроде бы выдохнула. Я спокойно умылся, спокойно вышел, сел на кровать и промямлил себе со спокойной душой:
— Поживем еще немного.