Mila AL & Sluice

1.

Гольфстрим чиркнул с небольшим юзом. Следом, на полосу притёрся ещё один лайнер – регулярных рейсов, оставив сизый дым. Аэропорт вынужден принимать всех. Оказаться здесь на частном джете – большая привилегия. За час можно заключить минимум одну сделку. Нужно успеть выпить латте и, собрав контакты заинтересованных лиц, вручить визитку долгожданному партнёру. В действии – брокеры и чувство наживы. Временами приходится сталкиваться с крепкими орешками. Служащие и спешащие на встречу адвокаты. В предвкушении отпуска, они заключают целые предприятия, загодя, даже с раздраем и осколками от чьей-то треснувшей кружки с синим сердечком, с красной надписью: «Я люблю тебя, большой город».

А что можно сделать за полчаса? Опоздать в аэропорт? Проблуждать в городских джунглях? Или всё-таки выстоять очередь в перегруженной гавани? Авиадиспетчеры, правда, не любят, когда персоны на бортах спешат, расталкивая конкурентов.

На верхних этажах – тишина, звучание идеального шторма, кто-то уже вышел за пределы крыш с техническими подсобками, а кто-то открыл новое измерение, растворившись за невидимой чертой. Человек ненасытен, влюблён. В менеджерском сознании иногда появляются червоточины. Волк – не ищет себе уютное местечко, он просто приходит и берёт себе в пользование всё, что ему нравится. Бизнес в сочетании с неторопливой походкой, хотя и с ветреностью. Крупные сделки. Масштабные проекты. Успешные переговоры. Всё это – ежедневный рацион Димитроса. Сегодня они с Оскаром пообедают с привычным размахом. Но сперва, в зоне прилёта друзья решили добраться до центра города вместе. Они не раз пользовались бизнес-джетами, которые арендовали у одной фирмы с проблемным балансом. Когда они вышли из самолётика, их встретил одноразовый собеседник. Хозяин разорившегося предприятия прыгал на одной ноге, вытряхивая камешек из своей сандалии:

— Единственный в парке бизнес-джет, и тот у меня перекупает арабский шейх… Вы не забыли? – спросил он, выбрасывая ногу, как цирковая лошадь. — Обратно вы летите на другом.

— Обратно мы летим на разных, – засмеялся Оскар, который с прилизанными волосами закрыл папку с каким-то проектом и добавил, сделав сочувствующее лицо: — Пусть земля ему будет пухом!

Несмотря на трансатлантический перелёт, друзья были на подъёме. Покидав вещи с кофрами, первым в такси уселся Оскар. Устроившись за спиной водителя, он дождался, пока рядом сядет Димитрос.

— Неосмотрительность, – сказал Оскар с надменной жалостью. — Просто глупость. У самолётика уже начался износ и усталость металла. Небо шейху это не простит.

Под клаксоны автомобилей отблёскивали зеленью небоскрёбы. Оскар схватился за ручку над головой и толкнул собеседника в бок:

— Только не говори, что едешь к ней.

— Да мы общались-то пару раз, – ответил Димитрос.

На лице Оскара промелькнуло ехидство:

— Знаю я ваши пару раз. Переписываешься ночи напролёт, а потом вставляешь спички.

Димитрос сморщил нос, как будто наткнулся на прокисшее молоко. Затем хлопнул компаньона по коленке своей костяшкой, сказав:

— Оскар, и с каких это пор ты стал интересоваться жизнью, сидя в жёлтом такси?

— С тех пор как ты начал мне рассказывать о ней в Гольфстриме.

— Не всё так просто, – насупился Димитрос, повернувшись к окну.

— Да брось! – Оскар щёлкнул пальцами, выставив нижнюю челюсть вперёд, будто с намерением подразнить судьбу. — Что для тебя женщина, которую ты никогда не видел в жизни? Пшик в большом городе.

— Это не пшик, – хотел возразить Димитрос, но, увидев глупое лицо своего компаньона, собрался ударить его посильнее.

Когда они подъехали, им открыли двери, и к ним выступил хотельер, на голове у которого болтался дурацкий помпон. На стойке регистрации в гостинице друзья предъявили свои международные паспорта, и им выдали карточки-ключи. Оскар предложил встретиться внизу через пятнадцать минут.

В своём номере Димитрос опустился на широченную подушку лицом вниз, «ещё только через пятнадцать минут». Он скинул туфли и взобрался ногами на кровать, но долго пролежать не смог. Быстро сориентировавшись – всё ли соответствует уровню, он дождался, пока двери номера захлопнутся сами, и не спеша спустился в холл. Там его ожидал успевший принять душ Оскар, который, увидев помятого Димитроса, отбросил в сторону газету с изображением Усамы бен Ладена. Оба пошли искать какое-нибудь местечко.

Они наткнулись на бар – тут же в холле, куда зашли, разместившись за столиком неподалёку от чёрного рояля, за которым тарабанила по клавишам молоденькая особа в синем платье.

— Вечно ты выбираешь места поближе к сцене, – ухмыльнулся Димитрос.

— За игрой нас не будет слышно, – сказал Оскар, который тут же отпустил за барную стойку, что готов заказать два тёмных.

Спустя час, оба уже вовсю обсуждали свои дела. Всю дорогу Димитрос смеялся, когда Оскар, вспоминая какую-то встречу, корчил лицо:

— …Блеф, да и только. Им нужно было, видите ли, что-то вдохновляющее. Дом, в котором просыпаешься и рождается желание творить! Хотите окна на Восток? Наблюдать, как торгуют коврами, рассыпают специи, звенят монетами? Неблагополучный район, говорит мне этот хрен в Бриони. Слышишь меня, Димитрос? Он привык дышать песком и ветром, когда у него стоят звукоизоляционные стены и стеклопакеты. Я ему, значит, такой: в нашем предложении есть отличные современные, солидные пентхаусы, с чёткой палитрой цветов, доказываю, что мы лидеры продаж, а он мне про открытую мансарду и выход на бедуинский квартал.

 

— Ну всё, как ты и предрекал, Оскар. Сами не знают, чего хотят.

 

— Да просто им не нужна статистика! Им вообще плевать, есть оранжевые стены или нет?

— И чем закончилась вся эта история в девичьих покоях? – спросил Димитрос, подождав, пока Оскар отопьёт пива.

— Они облажались, заигрались двумя титьками, – утёр свой рот от пены Оскар. — Они думали, что с одной – им будет дискомфортно. В итоге, новая метла сломала им хребет. Они остались у разбитого корыта. – Оскар взял в зубы расслоившуюся витолу и зажигалкой начал раскуривать, оставляя красный огонёк в своих зелёных глазах.

— Некрасиво получилось с блефом-то, – поддержал разговор Димитрос.

— Конечно некрасиво, – выпустил плотный дым Оскар, – акционеры вовремя слили воду… – Он начал сплёвывать кусочки табака. — Ты мне до конца не рассказал про эту девушку.

Димитрос посмотрел на него взглядом побитой собаки и захотел выхватить у него сигару:

— Слушай, ты всегда ими затягиваешься?

— Это фигурадос хабанос. – Скривил от удушья рот и потёр свой глаз Оскар. — Её крутила знойная падчерица у себя на бедре… Не увиливай от вопроса!

— Я же говорю, она работает в баре.

— Она живёт здесь? – переспросил его Оскар, сделав ударение на слове «она».

— В общем, года два назад мы начали общаться в сети, пока я не вспомнил, что она говорила, что живёт здесь. Тебе так понятнее?

— А потом? – задымил с новой силой приятель.

— Потом всё завертелось, куда-то подевалось: новые связи, знакомства, и мне уже было не до общения в соцсетях.

— А подруга у неё есть? – Оскар, которому доставляло море радости донимать Димитроса своими вопросами, начал предвкушать ожидаемые ответы.

Отсекая своего любознательного собеседника, Димитрос посмотрел на часы:

— Ты ведь знаешь, Оскар, сделка. Работа – прежде всего. Не зря мы с тобой доказываем себе и окружающим, что всё в наших руках. Тем более, что меня пригласили как специалиста по сносу строений: нужно будет убрать один небоскрёб, который был выстроен по ошибке; завышена смета, чужая земля, неприглядный вид.

— Знаю я тебя, Димитрос, взамен ты построишь точно такой же. Мы с тобой – это продукт западного образования, которое сейчас испытывает фундаментальные сложности: переосмысливается многое в истории человечества, пересматривается эпоха потребления, ищется свежий взгляд на вещи, а ты – это проекция накопленных знаний.

Ртом Димитрос с вилки снял лист салата и освободившимися зубцами постучал себе по виску:

— Им нужен мой ум, Оскар, моё заморское видение; и потом я не привык проигрывать.

Откинувшись на спинку стула, Оскар тихо развернулся по направлению к роялю, продолжая дальше разговаривать сквозь зубы:

— Я делаю первые выводы, что ты влюблён.

— В смысле? – спросил его Димитрос.

— Совмещая нынешнюю поездку с тем, что вокруг тебя, – наблюдал он за игрой пианистки, – ты можешь взять от жизни всё, что захочешь… Кости да кожа, боже мой, – вдруг сказал он. — А ненасытный мир продолжит швырять в тебя камни. Кто-то попытается дышать тебе в спину, а кто-то будет держаться за обломки корабля.

— Только не пойму одного, Оскар: для чего был создан этот когда-то затонувший корабль? – стал лицезреть пианистку Димитрос.

— О, это целое плавательное средство и произведение искусства – вершина, устремляющаяся своими острыми шпилями телевизионных антенн в никому не нужную ночную синеву. Так что, мой дорогой друг, смотри, не выплесни случайно с синевой ребёнка. – За роялем подмигнули и закрыли крышку; Оскар тут же отправил туда свои аплодисменты.

2.

Стеклянными лавками раскинувшийся проспект уносился ввысь. Сменяясь красочной рекламой со шпионской техникой, обшарпанные ступени заводили в граунд-зиро. В нём разложили свои канцелярские товары гости из будущего. Нихат Тудук, владелец лавки в стиле «ампир с пахлавой», с давящим потолком, предложил посетителю авторучку со встроенной видеокамерой:

— Она включается автоматически, нужно только произнести кодовое слово или хлопнуть в ладоши, – турок равнодушно крутил чёрный Паркер перед носом Димитроса. — На, возьми её так, – сунул он ему в руки безделушку, — бери её так.

В магазинчике был целый ряд с позволения сказать техники в виде брошек, запонок, зажимов для галстука, различных незаметных гаджетов, часов и даже гантелей.

— Что значит за так?

— Всего триста долларов.

Димитрос посмотрел на турка, у которого умение впарить товар в этот раз явно сбоило из-за неосторожной фразы «бери её так». Подобного рода непрофессионализм для Димитроса был неприемлем, поскольку жизнь имеет свою цену.

— Знаете, я, пожалуй, не буду её покупать, – вернул на прилавок авторучку Димитрос, посчитав себя оскорблённым. — И вообще, я опаздываю.

— Эй, друг, возьми её хотя бы за двадцать долларов.

Подобный детский сад на Димитроса произвести впечатление никак не мог, и он, не церемонясь, попятился из магазина. Совсем неважно, какое у тебя кодовое слово и как ты молишься над тортом: хлопать в ладоши и задувать свечи – Димитрос не привык. Пройдя мимо бронзового быка, он повернулся: около грозного животного стоять времени не было. Какая-то неведомая сила заставила его приложить ладошку к железному носу. Что нужно делать в таких случаях? В таких случаях нужно наслаждаться своей глупостью, держа руку на холодном металле. 

Через турникет метро с горизонтальными и вертикальными жердями Димитросу помог пройти местный бродяга. Он выхватил охапку однодолларовых и растолкал их по разным денежным приёмникам. Турникет открылся, и Димитрос успел протянуть бродяге еще одну – большим достоинством, выхватив которую, на всю подземку раздалось хвалебное аллилуйя!

Ступени вновь повисли, ведя куда-то вниз. Неоновая роза и мерцающий мотороллер устремлялись в пустыню. Эту фотографию скидывала ему Соня, когда стояла в незастёгнутом пальто с криво прикрепленной брошкой, и когда они с Димитросом висели часами в сети, обмениваясь фотографиями. Тогда он и открыл её красоту. Оранжево-персиковые розы бельведер в сочетании с тёмно-зелёной глянцевой листвой, аккуратно раскинувшиеся кусты невыгорающих цветков. Красавица с ароматом, просто идеал… Димитрос не переставал думать о ней, чтобы не поймать себя на мысли, что Соня даровала ему редкое наслаждение.

Среди тесных коридоров – на этот раз с высокими потолками, но чрезвычайно узкими стенами – Димитрос пробрался через торговые ряды фотоателье с сувенирами. Зайдя в очередной лабиринт, за вывеской была небольшая ширма, разделяющая лавки, в одной из которой горела надпись: «Бар открыт». В нём Димитрос наткнулся на атлетически пышную круглолицую женщину, протирающую прилавок:

— Как я могу вам помочь? – обратилась она к посетителю.

При своём росте 190 см Димитрос и так еле умещался во мрачном проходе посудной лавки, а тут еще попробуй разбери, кто перед тобой.

— Мне нужна Соня. – Димитрос почувствовал, что становится запертым в тяжелых стенах. Он сделал шаг к прилавку, и на него накатилась воздушная струя от кондиционера. — О, у вас холодный поток обдувает клиентов, – заговорил он как консультант. — Разгорячённому посетителю это вредно.

— Да… это как кому повезёт. Я сейчас его выключу, – собралась отойти женщина, но Димитрос упредил её:

— Ведь Соня работает здесь? – решительно спросил он.

Первый раз Димитрос увидел беспричинный багрянец на лице незнакомой сотрудницы бара, которая не могла ответить на простой жизненно важный для него вопрос. Женщина собиралась поправить свою короткую чёлку, как откуда-то позади неё из-за стойки раздался голос владельца:

— Катя, подойди сюда.

Спустя мгновение, она вернулась к прилавку и сообщила Димитросу, чтобы тот заказывал что-то или уходил.

— Вас зовут Катя?

— Они здесь всех так называют, – состорожничала женщина. — Соня не могла выйти сегодня, я её подменяю. Хотите что-то передать?

— Передайте, что… ищет её Димитрос… искал её. Я буду в парке ждать её завтра после работы.

3.

За бесконечно разрывающимися телефонами, в выглаженных сорочках, на этажах жужжали секретарши. Фешенебельное здание в четыреста метров высотой, чередование запаха ржаного хлеба с выведенными золотыми надписями кабинетами. Мраморные полы и пергаментные панели в обрамлении красного дерева. Бразильский палисандр, венецианская лепнина, лак цвета «Ягуар», бамбук, фактурное стекло. Длинные узкие кирпичи XIX века, привезенные из Франции… Цивилизации, которые оставляют на земле следы, по которым их узнают и судят. Природа их бессмертия определяется лишь тем, насколько хорошо их строители помирились с окружающей средой через экологичную архитектуру.

В профессии девелопера нет ничего, что мешало бы свободному падению, если только не внести ясность и чёткое очертание в намеченный план. Никому не хочется быть чайкой, попавшей в двигатель лайнера, что вызвало бы обрушение ещё одной рассыпающейся балки.

Лифт беззвучно доставил полтонны душ наверх, приглашая в холл на самый верх с раскачивающимися скрипящими тросами противовесов. Ковёр скрадывает шаги. Приближаясь к двери переговорной, Димитрос несколько раз поправил галстук – не нервничает; знает, как важен внешний вид. Отточенность движений, выверенность слов, меткость выстрела – всё это залог успешного предприятия. Пульс бьётся ровно. Как и всегда, у человека, знающего на всё ответы. Матчасть случайных чисел: в уме выстраиваются всевозможные сценарии «что, если».

В кабинете светло и просторно; окна – в пол. В синей дымке между шпилями антенн открывается вид на крыши соседних небоскрёбов.

Солнце озарило пуленепробиваемый лоб визави. С неподдельными дёргающимися скулами он сидит во главе длиннющего стола в дорогом велюровом костюме. Тёмная кожа выгодно подчёркивает белки глаз. С сумеречным сиянием пройдёт клинком дорога к разговору.

Вопреки ожиданиям, что лучшие места те, что, если сесть за стол переговоров спиною к окнам, Димитросу предложили – совсем не там; а там, где в глаза бьёт свет, и мысли спотыкаются о жалюзи.

Клиентом оказался «молодой семидесятилетний» предприниматель, со взглядом, в котором угадывалось, что у сестёр в приютских домах бананы он конфискует с исключительной целью вернуть их в зоопарк. Он подался в уличные музыканты когда-то, живя в трейлере, торгуя в подземках веселящими субстанциями, а в университете лиги Плюща – он ни разу не появился на лекции. За длиннющим столом сидит он впервые, и сидит именно он, перепутав дверь кабинета; беспощаден к конфетам из хрустальных ваз.

Когда Димитроса усадили телохранители, похлопав его по плечу, их хозяин, наполняя карманы конфетами, даже не привстал, чтобы выразить своё приветствие; он лишь молча отшвырнул свою визитку, закрутив её так, что острые края её чуть не вонзились в руку Димитросу. Беня Коломенский, специалист, – было написано на ней, и более ничего.

В футболке, с надписью о непорочном образе жизни, в комнату зашёл Гарри Аггавара. На нём были розовый балахон и джинсы, а на голове – малиновая феска. Постучав по дереву трижды, словно взывая к защите своего персидского божества, он спешно уселся за стол, устроившись напротив; откинулся на спинку кресла и начал сверлить взглядом, выкатив свои бычьи глаза с синими линзами. Поиграв у носа золотыми перстнями и татуировкой на своей длинной шее, он наконец прервал слегка затянувшееся молчание:

— Прямо под нами проходит метро с водопроводом. Власти города предупредили нас, что если мы увеличим арендную нагрузку, то придётся перекрыть несколько улиц на случай ремонтных работ. Какие будут соображения?

— Здание, в котором мы находимся, – начал Димитрос, – имеет крепкую железобетонную сердцевину, широкие лестницы и более толстое пожаростойкое покрытие стальных колонн. Сложив все за и против, вам нужен трубчатый каркас в виде дополнительного кессонного укрепления.

Беня, опустошив последнюю вазу с конфетами, решил отреагировать по-умному:

— Что-то я не понял, что нам тут только что в газету пытались завернуть про кессон? – сказал он, смахивая со стола орехи.

— Погоди ты… У нас с тобой механические этажи какие? – обратился к нему Гарри. — … Электроподстанция там, всякие связки, перекладины?

— Ну, пятый, шестой, – громыхал Беня, стряхивая со своего велюра шелуху.

— А аренда сколько у нас вообще по загрузке? – Аггавара и Беня начали решать вопросы, которые нельзя было решить раньше.

— Турсунай, сколько у нас аренда в данный момент? – загромыхал куда-то в потолок Беня, напугав до чёртиков Димитроса.

— Четырнадцать процентов, Бенедикт Базиликович, – ответила помощница из соседней комнаты, в которой она успела вымыть пол и намолоть эфиопский кофе.

Гарри вернулся к Димитросу:

—  Итак, у нас сорок семь этажей отведено под офисы, выше только баки охладителя для системы пожаротушения. Что конкретно вы можете предложить для действующего здания, чтобы оно стало выше и не провалилось вниз?

— Разве что перенести здание в Сильверстайн Фэмили Парк, – входя в комнату, расплылся в улыбке ещё один переговорщик. — Позвольте представиться, Сэмюэль Башир, компаньон этих… тружеников.

— Очень приятно, – протянул ему руку Димитрос, выйдя из-за стола, почувствовав облегчение, которое, однако, продлилось недолго: сразу после того, как Башир влился в переговоры, он перешёл на феню, которую Димитрос уже не понимал. Греку оставалось озираться по сторонам, с желанием удалиться куда-нибудь вглубь комнаты, чтобы расстелить там себе матрац.

После бессвязной речи тружеников, выяснилось, что коллективным разумом завладел Гарри, у которого в здании выкуплены все квартиры; даже статуи львов на крыше небоскрёба он присвоил себе по праву собственности.

Наполненное романтизмом пространство: в аренду шли лофты для лёгких арт-студий и кинки вечеринок законодателей моды… Димитрос заморгал, когда все трое уставились на него в новом молчании. Вот таких и нельзя пускать в цивилизованное общество. Нарушители общественного порядка, подначивающие зарабатывать на своих творческих импульсах и астральных озарениях. Что характерно, одному такому, мягко говоря, представителю свободного падения позволили говорить от лица остальных управляющих, которые даже не разбираются в стратегии ведения переговоров. 

Тишину нарушил Гарри:

— И что нам теперь делать? – развёл он руками, и компаньоны вновь схлестнулись в болтовне, перекладывая одни известные им кирпичики в известную им кладку.

— Он хочет сказать, – придвинулся Башир к Димитросу, пока за ними слышалась небольшая истерика Гарри, – что мы пригласили вас, как специалиста, чтобы вы порекомендовали нам что-то с эстетической стороны вопроса.

— В плане? – с удивлением спросил Димитрос.

— В плане улучшения рабочих площадей.

— Снести здание. Убрать подчистую, – вымолвил Димитрос. Он раскрыл планшетник на странице сразу с готовым решением. На экране высветилось изображение массивного сооружения, некогда величественного, а теперь выцветшего «здания Гетсби». Неужели, где-то ещё такие сохранились? Разве что в головах ютившихся мигрантов. Обшарпанные стены, причудливая лепнина, безголовые львы, многоярусные балконы вопиюще зелёного оттенка.

— Ну не сносить же мне здание самолётом? – возразил Гарри.

— Зачем? Для этого есть техника. — Димитрос открыто взглянул всем в глаза, и у Гарри на шее вновь заиграл синий паук.

Димитрос повернулся к Сэмюэлю Баширу, но увидел, что тот презренно подвернул нижнюю губу.

Не одобрил предложение о сносе и новом здании на месте старого Беня, который отмахивался от Димитроса как от назойливой мухи.

— Оттого, что вы выставляете городскую архитектуру в неприглядном свете, мы расчищаем поверхность земли, – не унывал великий Димитрос. — Когда я снесу здание, вы построите на месте – новое, современное, – обвёл он всех заново своим острым взглядом. — Ваше строение не отличается от других решений. Здесь же, у вас появится прекраснейший современный дизайн: высококачественная планировка, с проработанной вентиляцией, ровными стенами, стильной покраской, без всяких излишек в планировании.

— Хорошо, что он не стал изгонять из наших пентхаусов таких толстосумов как мы! – отпустил непонятную шутку Гарри, посмотрев на Башира. — И бедных романтиков тоже не стал туда заселять, а предложил снести всё вместе с ними.

— Не слишком ли он много на себя берёт? – возмутился Башир. – Он считает себя локомотивом. Мир уже давно раскручен, да так, что ему бы нужно притормозить, иначе все небоскребы сложатся как карточные дома. – Сэмюэль мотал головой, от чего закашлялся. Димитрос похлопал его по спине, не понимая ни слова, о чём говорили труженики; он притянул к Баширу пустую конфетницу, в которую налил из бутылки воды. На потолке зашевелилась видеокамера в сторону придвинутой вазочки. Прибежавшая Турсунай всыпала новую партию конфет и убежала. Димитрос продолжил:

— Неужели вы не понимаете, что спасаете свои нервы и силы, и городские власти не станут с вами судиться, пока вы не обрушили станцию метро под вами? Ничего не случится, если, теряя в остатке, – вы приобретаете спокойствие и надёжность. Что у вас сейчас? Проблема с акцентами и участием в финансировании. Ваши партнёры не тянут квартплату, видно, что вы пригласили меня, чтобы залатать свои дыры, расселив своих банкиров в пентхаусах с глянцевыми потолками. Новый небоскрёб привлечёт больше внимания, – доставал из своей презентации всё новые и новые файлы Димитрос. — Освещённый подсветкой, широкие окна, солидные вычурные карнизы. К вам потянутся люди – постояльцы другого уровня.

— С нашими постояльцами всё в порядке! – запротестовал Сэмюэль Башир. — Гарри! Объясни ты ему наконец. Неужто он почитает нас совсем за новичков.

— Мы не можем выбиться из общественной колеи, перерезав вены, менять городскую концепцию застройки, – спокойно заговорил Гарри. — Соль земли в том, – бизнесмен зажестикулировал в сторону Бени, который потянулся к конфетнице, – что это – жизнь, собранная из пазлов. И её я хочу воскресить; тогда мой стиль сработает. Можно загубить в одночасье не только судьбы героев, но и все предыдущие главы. – Гарри показал на соседнее здание бизнес-центра, у которого были похожие проблемы с фундаментом.

— Он имеет в виду, что здание нуждается в реставрации прежде, чем в его сносе, – поддержал компаньона семидесятилетний Башир. — То, что предлагаете вы, – преждевременно, я бы сказал, контрпродуктивно. Да, стены старые, могут обрушиться – так укрепите их! – хлопнул он по столу, оставив след от своей влажной ладони.

Слышать подобные заявление о том, что по сути аварийное здание нуждается в реставрации, после того, как Димитрос постарался обрисовать всем выгоды от нового проекта, по меньшей мере явилось поворотной точкой в переговорах. Готовность предоставить ровную поверхность не впечатлила заказчика, который не захотел менять городской облик, смирившись с ночлежкой мертвеца в парке под открытым небом.

На Димитроса уставился Беня, внутренне что-то в себе похоронив. Гарри поднялся из-за стола и молча подошёл к окну. Один Сэмюэль поддавался мысленному считыванию, и Димитрос продолжал взламывать телодвижения присутствующих, рефлекторно надеясь, что распознание мимики поможет ему одержать верх в этой сделке. В ситуации, когда труженики-компаньоны не годились для ментального взлома, вынудило Димитроса отложить свой планшет, тем более, что он протолкнул идею только наполовину.

— Попробуйте понять, – замерцал своим огненно-синим взглядом Гарри Аггавара, – позади меня неблагоприятный район, хоть это и городская черта. Внизу – турецкий рынок, продавцы ковровых дорожек; индусы с овощами и блеющими коровами. Там даже кэб проезжает мимо, не останавливаясь… У нас не селятся люди без вдохновения: к ним оно приходит от песка с ветром, от городской суеты. Вы слышите? Мы позвали вас как человека с заморской душой, в ожидании, что вы принесёте нам этот песок, но вы несёте пыль от бульдозера.

Димитрос почувствовал, что разговор плавно съезжает в нравоучение. Неужели, он недооценил ситуацию, или с ним сыграли партию в дурака? Гарри, который заправил руки в карманы своего левайса, продолжал толкать свою речь: — Знаете, почему я ношу этот дурацкий колпак? Под ним – титановая пластина на пол черепа – память об этих улицах. Посмотрите! Вы видите? – обратился в сторону соседних небоскрёбов Гарри. — Пустота. Вот, что будет, если на месте нашего детища выстроить новое, безликое, тайное, несущее медленное умирание от того, что никто не видит неба.

— Да. Цвета нынче броские, – поддержал компаньона Башир. — Да вот только о стеклянном потолке никто не позаботился. Дом пульсирует, бьётся страстью среди улочек, хранит в себе сердца людей во все времена, а над головой по-прежнему – серость. Мы любим серость, – прицелился в Беню свёрнутым фантиком Сэмюэль Башир, – а ваши методы немного не вписываются в мышление свободного странника. Мы за прогресс, а не за эволюцию! 

 

Абсурдная ситуация. Непонятные, но узнаваемые слова о жизни на высоте. Пентхаусы считаются лучшими на рынке и, как правило, самыми дорогими, с прекрасным видом, большими жилыми помещениями и первоклассными удобствами, но только – не в аварийном здании! Провались пропадом эта школа менеджмента – здесь дела похлеще. Непонятно, как у этих толстосумов всё работает в голове, и как ещё не отняли у них право собственности в департаменте подземки? Димитросу здесь больше не место. Его знания исчерпаны, загублены. Получив диплом, человек начинает применять свои навыки, буквально тараня стены, но оказывается, что сила и напористость – проявляются не в том месте и не в тот час; чтобы быть счастливым во всём, нужно уметь уступать и пользоваться свободой направления ветра.

Димитрос думал, что он удачлив в своём деле. Он не привык идти на уступки и поэтому придерживался одной формулы успеха. К тому же, такие как он, – а он непременно считал себя таковым, – делают этот мир, именно делают! В противном случае, если дать слабину чувствам, этот мир тут же прогнёт тебя своим грузом невежества. С таким чувством он летел в большой город на сделку века; именно его компанию предпочли акулы бизнеса, посчитав, что такой застройщик со средиземноморским менталитетом сможет укрепить идейный нерв всего устремляющегося ввысь своими бетонными конструкциями, невзирая на дорогую землю и на не без того уродливые строения. По итогам встречи, выяснилось, что Димитрос не смог быть распознан «своим», наоборот, он показался таким же потребителем, как и все они, у которых единственным мерилом успеха являются деньги.

Двери за спиной закрылись. Лифт нехотя потянул вниз. Его только что изгнали с небес за непреднамеренное убийство.

4.

Через тропы лесистого пригорка, с высоты башни открывался вид на водохранилище Кротон. Димитрос стоял у входа в аркады южнее 79-ой улицы, где он ожидал встретить Соню. Самым примечательным местом в парке был большой пруд, окруженный роскошными ивами, похожими на сказочных дев. На смотровой площадке с видом на озеро и миниатюрный замок, стоя у парадной лестницы, он заметно нервничал. На балясинах перил лестничных маршей можно было увидеть животных и растения. Солнце и кричащий петух сменялись совой и летучей мышью. Несбыточное и необычное. Когда приходится бороться или отступать, встречается одно с другим. В осенний день под многовековыми дубами с жёлтой листвой кто-то полагается на свои жизненные планы.

Со стороны променада, возле лестницы у столбика с изображением ночного светила, его встретила – круглолицая Катя из бара. Оба постояли на ступеньках, с которых медленно подались через переход с исчезающей позолотой и с протечкой на потолке.

Богато украшенный туннель оказался из песчаника с резными панно и балюстрадами, колоннами и арками с изображением птиц и зверей. Когда они вышли, перед ними открылась площадь с широкими лужайками, живописным прудом, редкими деревьями и лугами.

Балюстрада и стены террасы были все исписаны граффити и самодельными резными надписями. В фонтане плавали пивные банки и прочий мусор. Песчаник серо-голубого оттенка, из которого была сделана фигура ангела, – не представлял большой ценности.

— Знаете, какой их общий вес? – спросила Катя.

— Нет.

— Пятьдесят тонн.

— Не знал.

— Правда, за минусом оторванных плиток где-то ещё минус двадцать тонн.

Иерусалимская купальня из керамики и бронзы. В центре экстерьерной композиции стояла женщина из серо-голубого известняка – фигура ангела, с расправленными крыльями. В воде плавали лилии с пустыми пивными банками.

— А не слишком она мускулиста для женщины? – спросил Димитрос, когда они стояли перед бассейном, в который с многоуровневой каменной чаши падали белые вихрящиеся струи.

— Ей нужны силы, для возмущения водных масс, превращая их в целебные, – ответила Катя, как будто кормила с ложечки маленького ребёнка. — Руководитель попечительской организации, по совместительству – глава фондовой биржи, сумел собрать частные пожертвования на его строительство.

Они обошли фонтан со всех сторон, и увидели, что лучшее оружие против вандализма – четыре херувима в виде сдержанности, чистоты, здоровья и мира. На мгновение Димитрос почувствовал, что совершает крёстный ход, в котором ему приоткрываются символы пуританской этики.

— Соня так и сказала, что занята? – спросил Димитрос Катю, глядя на оставшийся фундамент здания метеостанции.

— Она спросила, когда вы улетаете.

— Завтра, – ответил Димитрос. — Завтра… Соня ещё что-то сказала? – обратился к ней Димитрос, заглянув в глаза.

Катя скатилась в какую-то нерешительность и не знала, что ответить. Парк заполнился воскресными отцами, которые пришли навестить детей.

— Больше ничего.

— Так значит этот фонтан с целебной водой? – спросил Димитрос, у которого времени понять, что это происходит с ним, а не с кем-то другим, хватило сразу, как только он увидел Катю в парке. — Почему же за ним не следят? Или целебная вода уже никого не интересует?

— Городские власти это мало заботит. Они перенаправили средства, чтобы погасить безработицу.

— А давно вы перестали диск метать в лёгкой атлетике, Катя?

— Ещё в студенческие годы.

— Вы голодны? – вдруг спросил её Димитрос, но, представив хохочущего Оскара, довершить начатый жест – приобнять непринуждённо свою спутницу он не решился.

Они пошли дальше, огибая пруд вдоль извилистых дорожек, которые сменяли друг друга обрамлёнными высокими деревьями и лужайками, и у озёр с лесистыми островами вышли к каменистому утёсу. Лужайки теряли травянистый покров, превращаясь в вытоптанные поля. Аллеи наоборот, покрывались мусором и зарастали травой. Погибшие растения подолгу не убирали, некоторые мосты требовали ремонта, часть скамеек лежала опрокинутыми. Шедевр ландшафтной архитектуры, превратившийся в пыльный котёл днём и опасную территорию ночью. Ступени и причалы террас были покрыты граффити, а лужайки Sheep Meadow напоминали вытоптанное поле, замок Бельведер закрылся из-за многократного вандализма, а в пруду плавали всё те же банки из-под пива.

В гриль-бар Vista Rock они заказали барбекю, побаловав себя красным Шато Мерло. Мысли постепенно начали приходить в порядок, по крайней мере, так показалось обоим, и они уже во всю обсуждали то, о чём ещё час назад, стоя у фонтана, не могли помыслить. Димитрос произнёс небольшой тост:

— Общение с тобой, Соня, ох, пардон, Катя, ещё раз доказывает, что я тебя знал всегда. Есть такая теория замечательных людей, которых ты встречаешь где угодно, даже в городском метро. Стоит только перекинуться с ними парочкой фраз, как становится понятно, свой ты для них, или чужой.

— Мне кажется, любому человеку хочется решить для себя этот вопрос родства душ, и что им нужно в этой жизни. – Катя смотрела на него глазами юной девы. У Димитроса промелькнула искра. Она спросила его: — Если бы тебе пришлось писать продолжение истории о Ромео и Джульетте, как бы ты её написал?

Димитрос поставил бокал и принял вид мученика в ботаническом саду:

— Я бы тут же погрузил этих двоих в работу: во всё, что не связано с домашним очагом. Выдал бы им лопаты и заставил бы копать землю в два слоя.

— По-твоему, они должны встречаться на общественных работах? – засмеялась Катя.

— Нет. Это не потому, что я не хотел бы показать всю близость их отношений, а потому что даже описание семейного очага – являлось бы для меня табу.

— Табу?

— Да, неприступной крепостью… В противном случае, когда герои погрузились бы в домашний быт, пришлось бы, как бы это сказать, их из него вытаскивать, прикрывая их косяки: в этом случае я бы превратился в придумщика, а не в автора, который уважает законы бытия.

— Человеческая природа же потянет к уюту и прибежищу, к благу, не согласен? – Катя взяла салфетку со стола и удалила со своих губ остатки вина. Теперь она слушала рассуждения Димитроса о живучести образа, в теме которого тот оказался настоящим экспертом:

— Максимально приближая ситуацию к реальной, жизненной, я бы … – Димитрос замолчал, поглядев на Катю.

— Ну, приближая ситуацию к жизненной, что? – вернула его к разговору мастер спорта по метанию диска.

— В общем, нашлись бы неглупые авторы на моём месте, которые бы написали целую главу про то, как наконец Ромео и Джульетта обрели счастье и душевный покой. Но мы говорим о художественной стороне вопроса, а значит, было бы справедливо дать героям полную свободу, чтобы можно было получить от жизни наслаждение, а потом, по закону жанра – всё равно их развести.

— А как же вера во всё хорошее? – Катины щёки погрустнели.

— Вера. Именно её прокрутили в стиральной машине человеческий грязи. Потом достали чистым белым полотном, в которое нарядили человечество. Не будь этого полотна, у граждан не было бы мотивации для очищения через семейные неурядицы. – Видно было, что вино ударило Димитросу в голову. — Однако, такой задачи ты мне не ставила, спросив меня, как бы я написал продолжение истории о любви. Так что, обойдёмся теми ресурсами, которые имеются под рукой.

Катя почувствовала, что Димитрос напрягся; она вдруг потянулась к нему и сказала:

— Ух ты, у тебя над головой белая омела. Помнишь, с чего всё началось? – Димитрос помотал головой. — С города. С большого города… Я ещё тогда подумала, что подобное притягивается к подобному. Люди все приходят в эту жизнь друг к другу, чтобы что-то изменить в себе, показать лучшие свои стороны. Если ты умираешь, то к тебе приходит спаситель; а если ты жертва, то к тебе придёт тиран. К ребёночку приходит родитель; а я к нему не успела подойти. – На мгновение она опустила голову, но тут же с еще большим задором и честностью, посвежев, произнесла: — Поэтому, в фонтане – исцеляющая вода; а ты – неопытный пловец, а я – твоя спасительница.

Посчитав, что Катя любит разговаривать шарадами, Димитрос решил не выглядеть каланчой, сложившейся через стол, а поменять местоположение, устроившись поудобнее к девушке на её кожаный диванчик:

— То есть, ты хочешь сказать, что… – но не успел Димитрос договорить, как Катерина, взяв его за обе щёки, притянула к себе и крепко поцеловала. Затем оттолкнула его от себя и продолжила, как ни в чём не бывало:

— Если он конечно, примет её, а не пойдёт дальше тыкаться в стену. Чтобы измениться, нужно самому этого захотеть, редко люди исправляются. Кстати, я заметила, если жертва перестаёт страдать, то и тиран от неё отступает. Так что, если смотреть на дальнейшее развитие чьих-либо отношений, то тут обязательно кто-то кого-то забивает, если только не остаться в роли целительницы или просто радоваться, ну или отправиться спасать других… ну или… 

— Или чтобы его не постигла участь бога Бальдра, который упал замертво от побега омелы, пробившей его грудь, – теперь Димитрос притянул Катю, и оба сошлись в поцелуи, в котором, однако, был смысл происходящего. Перед глазами поплыли лесистые пригорки, ангел с целебным источником, пруд в древнем Иерусалиме, и взгляду вновь открылись крутые холмы и извилистые тропинки, которые повели их через павильоны минеральных вод и молочных продуктов, через карусель, обратно к фонтану Бетесда.

На обзорной площадке живой природы, минуя центр помощи посетителям, молодые люди зашли в магазин сувениров, где Катя преподнесла Димитросу брелок в виде маленькой статуэтки «метающая диск»:

— Я хочу, чтобы эта фигурка символизировала нашу встречу. Когда ты посмотришь на неё, то реши, нужна ли тебе такая.

 

Катя прижалась к Димитросу, и он опустил свой подбородок на её тёплую голову.

— Помнишь сказку про горох? – спросила она его. — Когда его посадил старик и начал следить за его ростом. Когда горох достиг небес, старик заснул, а горох у него своровали птицы. Чтобы старик не нервничал, ему бог выдал золотые лапти, которые он тут же отдал в залог, а потом не смог их выкупить обратно.

— Не слышал такую сказку.

— Всё это закончилось тем, что теперь строят небоскрёбы, чтобы собирать плоды прежде, чем их сорвут другие.

Димитрос поднял порозовевшее личико Катерины и посмотрел в её серые глаза, заметив небольшой шрам над бровью.

— Бедным рыцарям не место в нашей жизни, Катя. От них нет никакого проку, они портят статистику, а я её раскручиваю как спираль… Шрам от диска?

Катя смотрела на него какое-то время затем поправила чёлку и сказала:

— Если бы крыши наших домов были прозрачными, то лёжа в кровати, мы бы не задумывались над тем, наслаждаться ли нам ночным небом или нет.

— Небоскрёбы строят из-за экономии пространства, это я знаю точно, – потянулся к земному Димитрос.

 

— Удачи тебе!

— Спасибо, Катя.

— Помни только, что нельзя пролистать своё счастье. Подумай, каково сейчас этому воскресному отцу. Пока они навещают своих детей, их бывшие жёны оформляют совместное опекунство. Юристы своё не упустят, и каждому нужно выбираться из темноты.

— Они всю жизнь считали круглый ноль на своем счёте. А могли бы жить в пентхаусе со своими подругами. И потом они полные неудачники, раз ошиваются в парке; от них требовался сильный ход, а они разменялись на чувства.

Катя отвела руку Димитроса от лица:

—  Разве чувственность – это плохо? – посмотрела она на него.

— Это не плохо, но слегка старомодно, когда на кону – вопрос выживания. – Димитрос почувствовал, что зарывается и решил исправиться: — Люди перестали любить, потому что столкнулись с пограничной ситуацией.

— Что ты имеешь в виду?

— Вера в собственные силы, Катя, намного круче, чем истуканы из кристаллического сланца.

— Значит ты не поверил в силу фонтана?

Какие мы разные! Решили воспользоваться свободной минутой и погулять в парке. Он приехал провести переговоры и встретился с напарницей Сони из картинной лавки. Недвижимость, переговоры… Катя – её белая кожа; серые глаза с рыжим ободком вокруг зрачков; светло-русые волосы, круглое лицо, розовые губы и шрам над выщипанной бровью: хозяин схватил её однажды и ударил сувенирной подставкой по лицу. Хотя при её крупном телосложении она способна постоять за себя; заставить поверить, что всё в жизни – случай среди обычных людей. Мы поняли, что мы – разные: Димитрос не изменится; более того, от общения с ней он лучше не станет; через цинизм она заставит его переступить. Сам же он такую попытку – сорвать с него регалии или лишить мышления менеджера, столь привычного всюду, расценивал бы как – покушение на личную свободу. Опрометчивость, недалёкость. Димитрос попытался бы доказать, что в большом городе нужно быть волком, чтобы тебя не съели. Но в город нельзя въехать на циничном хребте, в него можно только войти с большим сердцем, с каким встречают тебя жители большой деревни.

Отягощённым стальным взглядом мир вцепился в единственного VIP-пассажира. Ожидание – смерти подобно. Если не возжелать свободы, то свобода возжелает тебя, накинув на тебя оставшиеся змеиные кольца.

Исправить ничего нельзя. Можно только измениться в лучшую сторону, стать чувственным, гуманным, но в школе продаж этому не учат. Красота ускользнула от вас, от полноценных, преуспевающих, заурядных, смеющихся над невинностью; вы плывёте по течению и упиваетесь собственной значимостью; намерены плыть и дальше, пока незнакомый город, завидев вас издалека, не заведёт в глухой тупик водных каналов, за которыми вы уверуете наконец в обречённость. Как судьба обманчива, скажете вы! Лживы наши мысли и представления, вот как звучит колокольчик при входе в лавку на первом уровне бизнес-центра.

Только тогда банковский счёт работает, когда наполнен шестью нолями. Тогда и рай в шалаше работает. Впрочем, для Димитроса не важно, как держаться на плаву: считать ли звёзды или нет; достаточно знать, что их количество всегда бесконечно.

Чтобы спровоцировать нужное поведение, нужно создать реальность, которая будет казаться истинной. Всё очень скверно, чтобы с помощью бульдозера не сделать деньги из воздуха. Димитрос ошибся адресом, по которому уже давно никто не живет.

5.

Чувства лежат в основе другого измерения – стремлении познать неизвестность: тщетность от привычки наполнять жизнь динамичными событиями, попытка выполнить любую задачу, будь то – проконтролировать замену гостиничного тюбика с зубной пастой – для Димитроса он обязательно должен быть полным, – до наслаждения тем временем, в котором его подруга так и останется запертой среди событий из прошлого, не выйдя из своего беззаботного детства, когда мама её была рядом, и… когда ребёнок её случайно захлебнулся в пруду.

Димитрос огляделся. За открытыми дверями кабины в пустом восьмиместном салоне спокойно работали пилоты. С ней он так и не встретился. В аэропорт она так и не пришла, и даже не перезвонила. Надо было просить у быка хотя бы компанию себе в салон. Он задвинул чемодан под полированный столик с парой фужеров на нём и у выхода с надписью: «Двери закрыты» прижался подбородком к своему мобильнику. Он снова и снова проверял входящие и набирал Соню, у которой по-прежнему номер был отключён. Двигатели прогрели, и они завелись. Медленно поплыла точка невозврата. Буквенные и цифровые символы. Персональный номер и курс полосы – проходили в синем иллюминаторе: тянулись белыми табличками из-за большой загруженности, а впереди выстроилась целая вереница на взлёт.

Вдоль линий с жёлтой разметкой бизнес-джет остановился в ожидании разрешения взмыть поскорее в небо. Неприступная крепость. Оборонительные стены малорослого Крита, зелёные крыши особняков и родные скалистые берега – вновь пронесутся перед глазами Димитроса. Пройдут свершения, за которыми он порешает вопросы с инженерными сетями в придорожном кафе, а за одно – предложит снести великую китайскую стену. Разменная монета, подброшенная оборотной стороной: тебе бы лучше любить, когда любится, а проиграв, – вспоминай Гарри с его надписью на футболке: «Devil is a loser, and he`s my bitch…»

Гольфстрим уже выкатил на предварительный старт. Нуар резко сменился ослепительным светом… Тогда бы Димитрос осуществил целую идею взять её с собой – в другой мир…; но мы уже на взлёте. Пристегните ремни. Сквозь шум воздуха, поступающего в салон, послышалась знакомая, манящая, терзающая душу от настроенного индивидуального звонка мелодия. Димитрос хотел вскочить, но ремень безопасности удержал его на месте. Ещё секунда, чтобы отстегнуться и схватить разрывающийся мобильник, который он откинул на соседнее кресло, на котором Димитрос увидел долгожданное имя.

— Соня!

— Не могла ответить раньше… Прости.

— Афины папа лима, на предварительном, в ожидании взлёта, пять девять ноль.

— Гольфстрим, Афины папа, лима пять девять ноль, взлёт разрешён…

— Траволта!! – заорал из салона Димитрос в кабину пилотам. Я не лечу. – Повалив со столика пустые фужеры, Димитрос бросился нащупывать ручку «ОПЕН».

— Да ты что!? В кабине наддув работает, взлетаем! – крикнул ему из кабины Траволта.

— Открывай свою калитку! Неустойку спишем на Оскара.

— Прошу Вас, вернитесь на своё место и пристегните ремень, – попыталась остановить его ошалевшая стюардесса, у которой в волосах была заколка в виде змеи.

Под звуки ревущих движков, на зебру мягко опустились ступени. Перед тем как их снова поднять, стюардесса увидела белую спину Димитроса: по залитому солнцем перрону он бежал сломя голову и успел мелькнуть, скрывшись за блестящим топливозаправщиком. «Что я делаю?» – слышался смех Оскара: «Пшик в большом городе». Логика невыверенных смыслов. Тактика новых линий, распознание эмоций, непредвзятость совета, недвусмысленные намёки – всё затуманилось в голове… Димитроса вели под белы рученьки сотрудники службы безопасности аэропорта, когда он не добежал до стеклянного здания терминала буквально трёх шагов.

Звуком проходящих лайнеров растерянность заглушает веру в собственные силы. Внутренний целебный источник Димитроса сыграл с ним злую шутку, заставив сконцентрироваться на неизвестности. Сегодня Гольфстрим не станет катафалком для чаек, и нужно выбираться из темноты. Димитрос обернулся, чтобы посмотреть, находится ли ещё бизнес-джет на полосе. Экипажу он устроил сегодня бенефис. Наверняка, они запишут в бортовой журнал воображаемую поломку, чтобы прикрыть безрассудство пассажира.

Мелодия больше не играла. Мобильник молчал, не желая сотрудничать. Самолётик ещё реально догнать, стоит только прокрутить всё в обратном порядке: сесть в пустое кресло, окончить школу чувств с золотой медалью, применить всю палитру новых решений, расплатиться с бедными романтиками за проход через турникет, через который, проносясь, выветриваются все талисманы.

Димитрос заупрямился, когда в зоне досмотра у него забрали мобильник.

— Этот грек говорит, что отправился восвояси, но уже на борту, говорит, увидел какой-то знак свыше или ему показалось, – по телефону разговаривал лысоватый дознаватель. — Никаких удостоверений при нём нет, самолёт его улетел. – Закончив разговор, офицер обратился к Димитросу: — Вы по-прежнему верите в чудеса или считаете свой поступок за глупость? Вы понимаете, что вы организовали лётное происшествие? Кто теперь за это ответит?

— Золотые лапти, – глядя умоляюще на офицера, заговорил Димитрос. — Я не хочу их отдавать в залог.

— Что вы делали на лётном поле?

— Я решил вернуться, – охотно начал сотрудничать Димитрос, ощущая, что именно к этому поступку привела вся его жизнь.

— У вас есть кто-то в городе, кто может подтвердить вашу личность?

 

— Меня зовут Димитрос Казантакис. Я гражданин Греции, летел домой, на Кипр. Прошу прощения, что мой паспорт остался в Гольфстриме, в моём пиджаке.

Охрана держала руки на кобуре и слушала. Не стоит так подставляться, чтобы беспокоить Гарри, Беню и Башира по всякой мелочи с задержанием, да ещё при невыясненных обстоятельствах. Тут минимум – терроризм налицо, как бы не пришлось перерезать вены в другом месте.

— Знаете, я приехал разобраться с вашими небоскрёбами, но меня неправильно поняли.

Офицер взял фигурку, которую нашли у Димитроса. Повертев её в руках, он протянул ему мобильник:

— Звоните кому-нибудь.

— Оскар – мой друг. Он сейчас в Бостоне. У него там важные переговоры. Сейчас он подтвердит.

За спиной заскучали два накаченных секьюрити, когда на громкой связи последовали продолжительные гудки вызова. Хрипло завибрировали металлические стенки громкоговорителя, из которого послышалось сквозь смех:

— Алло!

Офицер сухо наблюдал: сквозь доносящийся резвый смех в динамике, Димитрос отчаянно пытался вставить слово:

— Оск.. Позови Оскара! Оскар! Ты там?.. Передай ему трубку. Нужен Оскар, чтобы подтвердил мою личность… Оскар?!

Димитрос чувствовал всю нелепость сложившейся ситуации. Девушка, наконец, перестала визжать и заговорила:

— Я готова подтвердить личность любого, – так же с хохотом отключив связь.

В последующей тишине иностранцем стало быть ещё неуютнее. Глаза напротив требовали разъяснений. Димитрос – лучший в мире переговорщик, не может разрулить простую ситуацию. Соня. До неё нужно дозвониться, да и как посмотрит офицер на то, что она в стране у них, возможно, нелегально?

— В таком случае, – собрался перейти к неприятной части беседы офицер, — исходя из того, что вы нарушили территорию частной собственности, и у вас никого нет в городе…

В комнату зашла сотрудница аэропорта, приложив к двери свой зелёный электронный пропуск. В руках у неё была кипа бумаг:

— Эта девушка говорит, что опоздала в аэропорт.

Аромат Катиных духов Димитрос узнал, как только та вошла, пройдя процедуру проверки.

— Софья Биргманн, у вас в паспорте стоит отметка, что учебная виза просрочена, – свою прерогативу офицер применял жёстко, но справедливо. — Вы прибыли из Одессы и уже как пять лет живёте здесь без разрешения?

Димитрос, сидевший на стуле в наручниках, взглянул на Катю: та, не отводя от Димитроса своих серых глаз, начала рассказывать офицеру:

— Я знаю этого человека. Вместе с ним мы общались в сети и ещё гуляли в парке. 

— Как зовут вашего работодателя? Кто взял вас на работу? Ведь вы на что-то живёте?

Димитрос поднялся со стула:

— Не легко, понимаю, – начал он улаживать недоразумение. — Авиационное происшествие, движение перегружено. Ещё я тут со своим частным рейсом, – он вытянул руки к Кате и взял её за руки. — Но мы уже улетаем и более вас не потревожим, сказал он, обратившись к офицеру.

Офицер нахмурился, переводя взгляд то на Соню, то на гостя из Греции. Где-то в глубине комнаты затрезвонил телефон, поговорив по которому, дознаватель сообщил:

— Пилоты вашего джета связались с аэропортовыми службами через диспетчера. Дело будет урегулировано, если вы покинете Штаты в течении суток. Сделайте это обычным рейсом и не попадайте больше в такие ситуации. – Офицер отдал Соне паспорт, и не попрощавшись, вышел из комнаты.

Соня повернулась к Димитросу – тот стоял, едва касавшись головой осветительного прибора. Он обнял нелегальную мигрантку, прижавшись губами к её шраму. У обоих не осталось выхода. Нарушение частной собственности и миграционного режима – серьёзное преступление.

Димитрос выпрыгнул из самолётика на взлётную полосу, без документов, всего с одним брелоком, который, может быть, стал для него талисманом. Соня знала, в который час Димитрос вылетает; у зелёного коридора она выяснила, что с частным рейсом произошла загвоздка. Она увидела Димитроса, и подтвердила его личность. Но теперь ей предписано покинуть страну.

— Так значит нет никакой Кати? В парке ты мне не сказала, что забросила учебу. – Димитрос и Соня стояли у информационной стойки, чтобы по факсу получить копию паспорта Димитроса.

— Всё отлично прочитывается, кроме нескольких цифр сверху, – девушка водила по факсовой бумаге своими тонкими пальцами. На пиджаке у неё был значок лайнера, на котором красными цифрами был указан телефон службы спасения.

— Запросите, пожалуйста, копию повторно, – обратился к ней Димитрос и повернулся к Соне, чтобы выслушать её на счёт учёбы.

— Я начала работать, оплачивая счета, и высылала домой деньги. Потом многое в мире изменилось, и Одесса стал городом-призраком. Кстати, специалистов твоего уровня там очень не хватает.

Получив, наконец, копию своего паспорта через факс, Димитрос, зажав в руке статуэтку с «метающей диск», предложил Соне отгадать, в какой руке:

— Угадываю – полетишь со мной? – спросила она.

— Если у вас открыли воздушный коридор, – ответил Димитрос.

— Ах, это ваше «если», – неожиданно ударила Соня и попала по зажатой статуэтке.

В салоне Димитрос слушал русскую речь. Смотрел, как стюардессы предусмотрительно закрывают сверху багажные полки. Мать успокаивала ребёнка в пристежной люльке, а кто-то листал бортовую прессу. Переплетение судеб. Некрасивые чайки, оказавшиеся на местах D и F. Между ними –  пассажир, с которым Димитрос поменялся местами, пересев к Соне.

— Прямо как на диванчике с омелой, – улыбнулась она.

— А разве у меня был выбор? – спросил Димитрос Соню, волосы которой наполнились лёгким каштаном, когда лайнер вывернул на взлёт.

— Выбор есть всегда. Просто не всегда им могут правильно распорядиться.

— Больше не буду сносить здания. Буду их только строить, – замурлыкал Димитрос, как кот у миски.

— Давай для начала прилетим, – ущипнула Димитроса Соня, вернув себе наивный девичий взгляд.

Димитрос опустил её увесистую руку и достал из кармана коробочку, которую он снял с витрины сувенирного магазина в аэропорту. Браслетик, на котором в посеребренных ободках болталась пара зелёных лаптей из турмалина.

— Я не помню, говорил ли я тебе или нет, но я любитель нестыковок, – надел он его на запястье подруги, посчитав, что лапти выглядят не хуже золотых.

— Да, это я заметила.

Так пали оборонительные стены в сердце Димитроса, который казался неприступной цитаделью, но, пройдя путь новых свершений, преобразившись в созидателя, поменяв бульдозер на подъемный кран, он превратился в городского архитектора. Теперь разрушенные неприступные стены напоминают ему родные скалистые берега, в которые волны врезаются… В дверь уже давно стучали. Димитрос не сразу понял, где находится, пока не обнаружил, что лежит одетый, взобравшись ногами на кровать. Когда он открыл дверь, то увидел Оскара:

— Мы же договорились встретиться через пятнадцать минут, – зашёл он к нему в номер.

— У тебя вроде была газета?

— Какая газета? – Оскар с любопытством взглянул на Димитроса, после чего пролистнул какую-то рекламу на столике.

— А как же Катя?

— Соню я помню, – продолжал он листать буклет, – по твоим же рассказам; или пока ты лежишь здесь, ты грезишь другой?

— Оскар, прости, мне нужно сделать звонок, – я мигом.

— Ах, любовь! – подразнил его Оскар, когда его выпихивали из номера. — Это и есть незыблемое чувство, – пшик в большом городе. – Димитрос закрыл за ним дверь: «Пять минут!» – услышал он из-за неё голос компаньона.

По телефону Димитрос набрал бар «Мотороллер и Роза». В трубке раздался мужской голос:

— Чем я могу помочь?

— Здравствуйте, это Димитрос, у вас работает Соня, передайте ей трубку.

— Разве вы не в курсе? Тут такое! На соседней улице в небоскрёб врезался самолёт.

— А Соня, где она?

— Она сегодня не вышла.

Оранжево-персиковые розы бельведер. В сочетании с тёмно-зелёной листвой. Сильнорослые, аккуратные кусты. Свежая глянцевая листва расцвела шапкой невыгорающих цветков в сознании Димитроса. Когда он выходил, он почувствовал их нежный запах, хотя в номере их не было.

Всё реально, потому что эту реальность изменили мы. Ты меняешь реальность лёгкой полировкой бронзового носа. Статуя разъярённого быка подпускает к себе тех, кто шепчет ему на удачу. С тобой здороваются те, кто вечером не отдаёт деньги. Амулеты от сглаза, чёрные кошки, плевки через плечо, стуки по дереву… Димитрос не привык задавать вопросов даже самому себе. Не привык бояться малозаметных чёрных кошек из-за чумы или просыпать соль из-за её дороговизны. Незачем… Димитрос спустился к Оскару, чтобы обсудить с ним очередные выгоды от разрушенного здания бизнес-центра. Всё, как он и хотел. Лучше двигаться по инерции, не став жертвой магического мышления.

В жизни бывает один только день, и ты его прекрасно знаешь, можешь узнать, определить с филигранной точностью, что именно в этот день с тобой происходит самое загадочное и непредсказуемое событие. Что такое успех, чем просто счастье или везение? Можно ли быть успешным предприимчивым человеком и одновременно чувственной, духовно развитой, сострадающей личностью, или это миф, портящий статистику? Если ты стремишься к успеху, то тебе нужно придерживаться строгих правил, которые установлены гуру высшего менеджмента. Эти правила установлены для потребления, а не для того, чтобы отдавать своё сердце. Общество развивается по своим потребительским законам; для того, чтобы быть счастливым, нужно идти вперед, не оглядываясь даже на звёзды.