Глаза Сиченя словно и не смыкались вовсе, он пристально смотрел на объект своего допроса и преследовал лишь одну единственно верную идею в своей жизни. Не дать младшего брата никому в обиду. Отогнать всех стервятников, околачивающихся вокруг него и сейчас ему предстояло понять стоит ли опасаться человека, сидящего напротив него.
— Я бы хотел дать более четкий ответ на ваш вопрос. В нем правда нет ничего сложного, ведь это лишь вопрос, но сложность как раз-таки создам в этой ситуации лишь я один. Прошу вас не говорить ему о том, что случилось ранее, ведь к своему сожалению, я не могу обещать ему всегда быть рядом. Любить той любовью, которая ему понадобится в дальнейшем, я скорее всего тоже не смогу, так как для этого нужно уметь любить, а я этому не обучен — едва сдерживая слезы горечи, которые вот-вот польются из глаз, промолвил Ин, и снова опустил голову.
— Я понял тебя, может и не полностью, но я даю тебе слово, что он не узнает о том, что произошло здесь, а ты в ответ должен дать мне слово, что никогда не переступишь черту, которую сам же провел между вами — сказал Сичень, нахмурив брови и похлопав Ина по плечу.
***
Отхлебнув еще немного пива из банки, он вспомнил свой ответ на просьбу Сиченя и в этот раз не сумев сдержать слез, горько разрыдался во весь голос. Схватив пульт с кофейного столика, он выключил телевизор и швырнул его в стену со всей силы, а слезы продолжали ручьем течь по его лицу, скатываясь по губам и заставляя острее ощущать горечь своего выбора. Дыхание учащалось с каждой минутой и Ину будто не хватало воздуха. Он словно рыба на суше, все сильнее и чаще заглатывал огромные потоки воздуха, пока дышать стало практически невозможно. Он вскочил с места и едва держась на своих двоих, медленно продвигаясь по стенке, направился за бумажным пакетом.