Гримуар стихий Глава 1. Плод лжи. Часть 1

В избе царил полумрак. Сельский староста, стоя на коленях, молился. Уже не зная кого из богов просить о помощи и спасении, он обращался сразу ко всем Творцам. Старик повторял ту единственную, известную ему молитву в надежде, что Они наконец смилуются.

Говорил он тихо, практически шёпотом, но даже сквозь это еле различимое бормотание не сразу услышал скрип двери.

В избушку вбежала испуганная девочка.

– Деда, – жалобно пролепетала кроха, – чужие.

Старик открыл глаза. Девочка же, подойдя и взяв его за руку, помогла подняться. Толку, конечно, от такой помощи было мало, но он ценил заботу внучки.

– Чужие? – успокаивая, он нежно погладил девочку по голове. – Ну давай-ка схожу да погляжу на энтих чужих. А ты, милая, тута побудь.

У колодца, что стоял в центре деревушки, собрались люди. Они громко ругались и о чём-то спорили.

– Что за хай, а бучи нету? – крикнул староста, надеясь унять толпу.

– Ежели у Фоки то вилы не отобрать, её точно не миновать, – усмехнулась одна из женщин, стоящих поодаль от толпы.

Старик нахмурился и ускорил шаг. Тут выскочил к нему навстречу один из мужиков.

– Староста! К нам чужаки пожаловали. Говорят, по делу. А Фока им не поверил и, ну это… за вилы взялся.

– Дайка-ка я потолкую с ними.

Тот громко крикнул:

– Народ, разойдись! Староста с чужаками говорить будет.

Толпа затихла и понемногу начала расступаться. А когда разошлась, как море в той истории из священных текстов, он наконец увидел этих чужаков и Фоку, угрожающего им вилами.

Было их трое. Слева стоял очень высокий широкоплечий мужчина в чёрном плаще с глубоким капюшоном, скрывающим всё лицо. За спиной у него висел меч, чуть меньше его самого. Справа – сухопарый мужчина, со светлыми волосами до плеч, держался за свою кожаную поясную сумку. А между ними стоял ещё один. Так же, как и первый, с мечом за спиной, но размером менее внушительным. На первый взгляд этот третий показался ничем не примечательным, вот только глаза у него были тёмные и глубокие, да и смотрел он как-то злобно.

Старик давно не видел такого взгляда, и то, как один из чужаков смотрел на этого пьяного дурня, пугало его. «Глаза убивца, не иначе», подумал он и произнёс:

– Фока, ты дурак аль нет? Тебе годов-то скока? В королевского стражника поиграть вздумал?

– А я чё? Они-то вон с оружием пришли! – недоумевая, затараторил тот.

– Ну и дурак ты! Глазёнки б свои пьяные открыл, да поглядел получше. Окромя мечей ничаво боле у них не разглядел?

Фока ещё раз окинул чужаков взглядом. Но как бы ни смотрел, как бы ни щурился – он и в упор не видел того, о чём говорил староста. Может, не хотел замечать металлических эмблем, висевших на их одеждах, а может, и правда слишком много выпил этим вечером, отчего и не видел.

– Я так полагаю, вы сельский староста? – оборвал их светловолосый с улыбкой.

– Он самый. А вы кто будете?

– Мы наёмники. Из столицы.

– Да врут они всё! Врут! – не унимался Фока.

Тот, что стоял посередине, повёл плечом.

– Ты, Фока, вилы то брось и домой ступай. Темнеет уже. И энто всех касается. Расходитесь. Не на чего тута глазеть. А вы, милостивцы, ступайте за мной.

Селяне ещё какое-то время провожали чужаков косыми взглядами, враждебным шёпотом. Их глаза будто сверлили им спины.

На улице совсем стемнело и в домах зажглись огни. Дверь в избу со скрипом отворилась. Сначала зашёл староста, а затем и троица. Тот, что в чёрном плаще, последним шагнул через порог, согнувшись под притолкой.

Девочка, игравшая с куклой, обрадовалась входившему дедушке, но, приметив за ним гостей, испугалась. Она обняла игрушку крепче обычного. Старик же начал её успокаивать:

– Не бойся, милая. Энто добрые рыцари, а не чужие. Они спасут нас от чудища. Ступай к себе в комнату.

Оставшись наедине, старик принялся извиняться:

– Вы уж не гневайтесь за такой тёплый приём. Времена у нас нынче не самые спокойные, вот люд и стал недоверчивым.

– Не беспокойтесь. К подобному мы привыкли, – понимающе ответил светловолосый. – Но давайте не будем тратить время и перейдём сразу к делу.

Староста кивнул и медленно сел на лавку, стоявшую у стены. Комнату освещала лишь небольшая свеча.

– Так… Дайте-ка с мыслями собраться.

Наёмник со злобным взглядом поглядывал в окно. Самый высокий тихо стоял у двери.

– На болоте, что тут недалече, – наконец произнёс старик, – чудище завелось.

– Это мы и так знаем, – перебил светловолосый. – Но видел ли кто-нибудь это чудище? Сможете его описать?

Старик покачал головой.

– Ох… – раздражённо выдохнул темноглазый. – Вот скажи, Ал, почему каждый раз одно и то же?

– Да будет тебе, Эйсон, – улыбнулся светловолосый.

Так и не отрывая взгляда от окна, темноглазый извлёк стеклянный пузырёк из небольшой поясной сумки, что висела за спиной. Открыл его и, сделав пару глотков, продолжил:

– Ладно, старик, давай так: я задаю вопрос, ты отвечаешь. Хорошо?

Староста снова кивнул.

– Давно люди пропадают?

– С праздника весны, – немного подумав, ответил староста.

– Три месяца, – прошептал Альберт.

– Значит, раньше болото было как болото?

– Да на нашем болоте утонуть надоть ещё постараться. Его ведь и болотом-то назвать сложно. Люди ходили туда по грибы да по ягоды, а ребятишки тама даже играли. Оно ж вон только ручей перейди, – староста вытянул руку, показывая направление. – А как нечисть тама завелась, и Хензель пропал, а потом и отец его следом…

– Подожди, подожди. Хензель – это кто? Ребёнок? – в голосе Эйсона появился интерес.

– Ну да, мальчонка лет десяти от роду. Клюкву он любил очень. Может, за ней и пошёл, как обычно. А как пропал, отец его сразу кинулся на поиски. Вот только и он не вернулся.

Эйсон задумался. Выдержав небольшую паузу, он продолжил:

– Сколько всего людей пропало? А главное – сколько из них было детей?

– Всего пятеро, а ребятишек-то трое, – печально вздохнул старик.

Эйсон и Альберт переглянулись. На лице у первого появилось некое подобие улыбки, не менее пугающей, чем взгляд.

– Но энто только наших считая, – добавил староста.

– Что? В каком это смысле? До нас кто-то приходил? – Эйсон медленно перевёл взгляд на старика. Смотрел он уже не злобно, а с любопытством. – Так, а вот сейчас поподробнее.

– Хоть и живём от города далёка, но вы не первые, кто к нам захаживал. Последние вона пришли, да только спросили, где болото, и ушли сразу. Так и не вернулись.

– Последние? – поднял брови Эйсон. – Так, старик, напряги свою седую голову и давай по порядку: сколько их всего было, как выглядели, в чём одеты?

– Погодите, соколики, обождите. Такое и не сразу вспомнишь. Эх, память уже не та…

Староста почесал затылок, потом бороду, поохал, поахал и, ещё немного подумав, продолжил:

– Первыми пришли два почтенных рыцаря в красивых доспехах, а их мечи на солнце так и блестели.

– Имён не называли? – спросил Альберт.

– Сказали только, что наёмники и хотят чудище болотное извести.

– Ладно, неважно, – махнул рукой Эйсон. – Продолжай.

– Потом пришла девушка. Очень уж красивая. А с ней пять или семь гномов. Точно уже не вспомню. Я, конечно, раньше гномов никогда не видывал. Лишь по слухам знаю. В столице их, наверно, тьма?

Эйсон кивнул.

– Так вот, они, как и первые, особо не стали ничего расспрашивать и сразу на болото почапали. Было энто дней пять назад.

– Ясно. Значит, слухи не врут, – мрачно заключил Альберт.

В комнате повисло молчание. Стало слышно, как за окном стрекочут кузнечики. Ещё немного подумав, Эйсон прервал тишину.

– Ну что, на этом и закончим.

– Как закончим? Соколики, а о награде разве говорить не будем? Я человек честный и хочу признаться – люди мы бедные, много заплатить не сможем. Сами понимаете, времена не лучшие переживаем.

Троица переглянулась в недоумении.

– Хотите сказать, что никто из деревни не ездил в столицу? – спросил Альберт.

– Я ж говорю: денег у нас немного. Да и ехать то некому. Нам оставалось лишь молиться.

Криво улыбнувшись, Альберт сказал:

– Главное, что нам заплатят. А до того, кто именно заказчик, нам дела нет.

Все трое собрались было уходить, но староста остановил их:

– Да не торопитесь, соколики. Час ведь уже поздний. Куда вы на ночь глядя? Я вам в хлеву постелю да еды принесу. А утром и отправитесь.

– А чего вы темноты так боитесь? – поинтересовался Альберт.

– Ну а как же её не бояться? Всем известно, что по ночам нечисть только свирепее становится.

– Это лишь суеверия, – надменно ухмыльнулся светловолосый. – А от еды и ночлега отказываться не станем.

– У меня лишь последний вопрос, – вдруг вспомнил Эйсон. – В деревне есть кузнец?

Вне стен города ночное небо всегда смотрится иначе. Там, вверху, в беспредельной высоте, зажглись далёкие и таинственные светила, что из века в век образуют созвездия. Словно блестящая световая пыль была рассыпана по всему небосклону. Троица остановилась, чтобы полюбоваться этой завораживающей картиной.

Деревня представляла собой дюжину домов, стоящих вокруг колодца. Староста не врал, говоря о трудных временах. Обветшалые дома, дырявые и покосившиеся заборы говорили сами за себя.

Ни в одной избе уже не горел свет и только в мастерской кузнеца ещё кипела работа, чему свидетельствовал стук молота. Они направились к кузнице.

– Эйсон, ты так и будешь молчать?

– О чём это ты?

Светловолосый рассмеялся.

– Да брось, дружище. Что это был за мимолётный блеск в глазах? Неужто ты думаешь, что вон там, на болоте, нас ждёт…

– …Ведьма, – докончил Эйсон.

– И от чего же такая уверенность?

Эйсон устало хмыкнул.

– Ал, пораскинь мозгами. Тебя не смущает, что среди селян больше всего пропало именно детей? Или то, что всё началось после праздника весны? А знаешь, как ещё называют ту майскую ночь?

Эйсон не ждал ответа. Он знал отношение друга к религии и суевериям.

– Ведьмина ночь.

– К чему ты клонишь?

– Думаю, здесь не всё так просто. Пускай я ошибаюсь и наше чудище, скажем, болотник или шишимора. Но разве кто-то из них привередлив в еде? Разве обычная болотная нечисть справилась бы с Лилой и её отрядом? Ты сам видел этих гномов в деле.

Альберт согласно покачал головой, но вдруг его осенило. Мысль, будто молния, ожгла сознание. Задор, что был в голосе ещё недавно, постепенно спал.

– Только не говори, что собираешься оставить эту тварь в живых…

Эйсон молчал.

– Дети умирают…

– Сначала я задам ей пару вопросов, а там видно будет.

Светловолосый гневно засопел. Его совершенно не устраивал такой расклад дел. Схватив Эйсона за плечо, он рывком остановил его.

– Я знаю, чего ты хочешь. Я понимаю, как это важно. И возможно, это шанс наконец-то перестать пить, как ты говоришь, бурду, что я делаю.

Эйсон не смотрел на него.

– Но если ты прав, и там, на болоте, на самом деле ведьма – я убью её. Задавай ей хоть тысячу вопросов, но после мы прикончим эту тварь.

Эйсон поначалу смолчал. Понимал, что не стоит поднимать эту тему. Но, взглянув на Альберта так и не поворачивая головы, всё же решил сказать.

– Когда ты уже оставишь это выборочное благородство? Тебя порой послушаешь, так нам лучше приют открыть да сироткам помогать. Пойми одну простую вещь – ничто не в силах избавить человека от чувства вины. Оно так и будет мучить день за днём, пожирая изнутри. Уж мне можешь поверить.

Тёмные и глубокие. Такими были его глаза с самого первого дня их встречи. Светловолосый верил, что Эйсон говорит правду. Да и как можно не верить, видя этот взгляд?

– Вы бы спорили потише, а то помимо ворона ещё и селяне снова слетятся.

Здоровяк не стал дожидаться своих товарищей и пошёл дальше.

– К тому же, – продолжил он, – неизвестно какая это ведьма. Не стоит загадывать.

Эйсон посмотрел на одинокую птицу, сидящую на ветке ближайшего дерева. Большеклювый ворон был едва заметен в сером сумраке ночи. Но стоило лишь присмотреться – пернатый не поворачивает головы, отчего складывалось ощущение, будто он наблюдает за троицей.

– Как он вообще увидел птицу в этой темноте?

Вопрос выдернул Эйсона из раздумья.

– Кайг прав. В первую очередь нужно постараться избежать судьбы эльфийки и её гномов.

Эйсон вновь достал пузырёк. Открыл его и, в последний раз взглянув на ворона, выпил всё содержимое. Подул холодный ветер, что колыхнул оперенье птицы. Она живая, в этом не было сомнений, но всё так же сидела неподвижно.

В этот день кузнец задержался за работой дольше обычного. Его скромную мастерскую сложно было назвать кузней. Скорее она походила на небольшую пристройку к избе, являясь частью дома.

Ремесленник уже заканчивал работу и убирал инструменты, как вдруг раздался стук двери его мастерской. Будучи поглощён работой, он и не знал о прибытии чужаков в деревню. Быть может, даже не слышал того шума, что устроил Фока.

– Добрый вечер, – проговорил Альберт. – Мы от вашего отца.

– Приветствую, незнакомцы, – устало кивнул кузнец. – От отца, говорите? В любом случае, не подождёт ли это до утра? Час ведь уже поздний. Уверен, отец предложил вам ночлег.

– Нет, не подождёт, – сухо произнес Эйсон. – Всё должно быть готово к утру.

– К чему ж такая спешка?

– Скажем так – гостеприимство у здешних не самая сильная черта, – ответил он.

Пламя печи понемногу угасало. Кузнец вытер пот со лба. День был для него тяжёлым. Он устал. Хотелось пить и есть. Ступни ног неприятно пульсировали от боли.

– Я, конечно, сделаю всё, что в моих силах, но многое зависит и от объёма работы.

Эйсон окинул взглядом кузницу. Сравнивать её с городскими было бы глупо, но даже для обычной деревенской мастерской смотрелась она уж очень скромно.

– Боюсь и спрашивать. Серебро есть?

– Да откуда ж ему взяться? – усмехнулся кузнец.

– Действительно… – с досадой прошептал Эйсон.

Перспектива наконец встретиться с ведьмой, но без должной подготовки, его совершенно не радовала. Он понимал, что уж если серебро в этой глуши бывает за большим исключением, если вообще бывает, то об эрбеле здесь и подавно никогда не слышали. Оставалось лишь одно.

– Ладно, Ал, выворачивай карманы.

– Не понял, – недоумевая, поднял бровь светловолосый.

– Ты знаешь, о чём я. Давай его сюда.

Наконец Альберт вспомнил о минерале необычной и неповторимой формы, отдалённо напоминающем ветвящиеся корни массивного древа. Сомнений не было – его друг хотел отдать кузнецу самородное серебро.

– Из ума выжил?! – возмутился он. – Я не отдам такой прекрасный образец!

Эйсон не желал спорить и лишь молча смотрел на друга с протянутой рукой. Альберт цыкнул и, немного поворчав, снял с плеч хорошо сшитую кожаную торбу с жёсткими стенками и такой же крышкой. Присев, он принялся расстёгивать маленькие ремешки, затем откинул крышку и начал рыться в содержимом.

Оно было разнообразно: от алхимических ингредиентов и лекарственных трав до различных инструментов и предметов. Среди последних были и своеобразные маленькие сосуды с порохом и запальным фитилем. Минерал же покоился где-то посередине.

Наконец, достав ценный образец, Альберт взглянул на него, что-то буркнул себе под нос, а затем кинул его другу. Эйсон поймал самородок одной рукой. Реакция, несмотря на усталость, была, как всегда, безупречной.

– Вот, кузнец, – положил он минерал, громко стукнув им по столу.

– Можно просто Алвард.

Проигнорировав слова ремесленника, Эйсон продолжил:

– Сделай из этого метательных ножей. Столько, сколько получится.

– Этого, думаю, будет маловато, да и серебро само по себе мягкий металл. Может, стоит…

– Ты меня слышал? – нахмурил он брови. – Делай, как велено. А если вздумаешь надуть нас, то не скоро вернёшься к своему ремеслу.

– Да вы что! У меня и в мыслях не было. Да побить меня камнями если лгу.

– Ну-ну… – недоверчиво протянул Эйсон. – В любом случае, я тебя предупредил. Постарайся, чтобы к утру всё было готово.

– Может, что-то ещё?

– Да. Где бы нам взять масла?

Уже много лет во сне Эйсону представлялось, как он погружается в неведомую пропасть, бездну, наполненную странным сумрачным светом и привычным приглушенным рёвом, представляющим собой ужасную смесь визжащих голосов. Стремительно падая куда-то вниз и слыша этот неослабевающий рёв, достигающий такой силы, которую уже невозможно выдержать, он желал поскорее погрузиться в более глубокое и страшное забвение, лишь бы не слышать этого.

Наконец, дождавшись завершения этого бесконечного погружения, он оказывался там, на площади. В тот роковой день. Поначалу Эйсон видел лишь огонь и нечёткие образы, но уже вскоре картина становилась яснее. Ликующая толпа стояла перед помостом, в центре которого возвышался столб, объятый пламенем. С каждым мгновением Эйсон всё лучше видел и слышал, как невинная душа, привязанная к этому самому столбу, дёргалась и кричала от боли. Возбуждённая толпа, невзирая на ужасающие вопли несчастной девушки, требовала ещё. Ни наяву, ни даже в своих грёзах Эйсон ничего не мог поделать, лишь беспомощно наблюдать, как его любимая сгорает в пламени костра. Как только чувство вины и неутолимой ненависти начинали заполнять его разум, он вновь погружался в сумрачную бездну.