На другой волне. В борделе Нагойи кутил морячок...

В борделе Нагойи кутил морячок,
Платил золотыми рублями.
И только под утро, на сквознячок
Ложился он спать на татами.
Хозяин-японец, глубокий старик,
Качал головой, но был вежлив.
Он слушал рассказы про наш материк
Да гейш приводил ему свежих.
Моряк-офицер не скупился ничем,
Червонцы летели в тарелку,
Саке подливалось и не было тем,
В которых он плавал бы мелко.
Зашел разговор и про наш Порт-Артур,
Что строили, что укрепляли.
Моряк возмущался, кричал про сумбур,
Мол, штатские всё своровали.
Ни базы для флота и ни батарей!
В казармах болезни и сырость!
Туда приходи, враг, и попросту бей,
А наши сдадутся на милость.
Старик улыбался, и просто молчал,
Но ясен был ум и под вечер,
Мальчишку-гонца, старый черт, посылал
С докладом про русские речи.
На пятый восход, после опия чар,
Когда морячок пробудился,
Пришла к нему гейша. Он выпустил пар
И вновь в темноту провалился.
Японка стояла с кодзукой над ним,
По лезвию блики метнулись,
И нож боевой его сердце пронзил,
В полу даже доски прогнулись.
Он больше не нужен был, этот моряк,
Всё вызнали те, что хотели.
И этой же ночью, как стая собак,
На город они налетели.
В Атруре снаряды рванули с утра.
На рейде стояла эскадра.
Потери – матросы и два корабля,
Но в строй их вернули назавтра.
Война началась! Её не удержать,
Но гнев наполняет нам душу –
Кто знает, тот должен всего лишь молчать,
Про море родное и сушу.
Предатели есть у России, увы!
Меняют и Совесть и Веру.
Про Долг забывают упившись скоты,
Подобно такому примеру.