И они вернулись в купе. Там и вправду уже стояли аккуратные пластиковые коробочки с готовыми ужинами, пирожками, печеньем и два закрытых стаканчика – один с кофе, другой с чаем.
-А ведь я даже не сказал, какой кофе мне нужен… — пробормотал Слава. – Не дай Бог, со сливками!
Но попробовав, улыбнулся и качнул головой.
-Надо же, угадала! Черный с сахаром…
-Ну, вот видишь! – тоже улыбнулся Павел, садясь напротив и открывая свою коробочку с ужином. – Все просто замечательно!
Он вынул из упаковки пластиковую вилочку, и отведал свои кашу с гуляшом.
-Ну, и как? – поинтересовался Слава, не торопясь открыть свой ужин.
-Ты знаешь, как дома! Очень вкусно!.. Но ведь ты часто мотаешься в Москву. Так что же спрашиваешь?
-Я не езжу в Москву поездом, Паша. Только самолетом.
Павел оторвался от каши и поднял на друга глаза.
-Вот, как… Это после той истории? В самом деле?!
-Да, Паш… Я сейчас, погоди!
Слава вышел из купе и вернулся через пару минут с аккуратной керамической пепельницей. Павел улыбнулся.
-Иногда очень удобно быть «звездой», да, Слав? Ни в чем отказа нет.
-Ты циничен! – заметил Слава, поставил пепельницу на столик, приоткрыл окно и разлил по рюмочкам коньяк.
Они молча выпили, и Слава закурил.
-Ты бы поел! – заметил Павел.
Слава кивнул.
-А ты зачем, собственно, сейчас в Москву? Дела творческие или коммерческие?
Слава смотрел в окно, оглянулся на Павла и затушил сигарету.
-Скорее, коммерческие… Готовятся концерты… В сущности, я мог бы сам этого и не делать, но не удержался. Апрель, Паша… Наверное, я просто идиот!
-Через столько лет, окунувшись вот в такой же апрель, ты самым краешком сознания надеешься…
-Но ты же понимаешь, что это бред, Паша! – вскричал Слава. – Я убил своего Алого Дракона! Ты прав!!.. И мне только и осталось, что в такие вот апрельские ночи мучиться бессонницей и видеть ее белую в перчатке ладошку, протянутую ко мне. Сколько ни тянись, больше не дотронуться… Я тогда и не помню, как вышел вслед за ней, как допел вместе с ней последний куплет «Восточного царя», да еще проявив некие актерские качества! Ей сам Бог велел работать на сцене, Паша! Рядом с ней, каким-то чудом, я понимал, что делать дальше, и я не чувствовал себя идиотом, оказавшись в ходе этого обычного уличного выступления. Я был, словно, пьян! Наблюдал, как она кружится вокруг меня, постукивая бубном, как улыбается мне, как аплодируют зрители, и их количество только увеличивается – еще бы, сам Князев здесь!.. И когда с «Восточным царем» было покончено, кто-то из толпы попросил:
-«Прощай, Крайний Запад»! Пожалуйста!!
-Это всегда была твоя визитная карточка! – заметил Павел. – По крайней мере, среди молодежи… Хотя, и тебе тогда… сколько было? Около тридцати? Ну, какой это возраст?!
-Возраст включения мозгов, — ответил Слава. – Смена режима… У меня тогда… серьезная перемена в жизни происходила. Хотя, «серьезная» – это не совсем то слово. Она оказалась… неправильной, хотя, в итоге помогла мне встать на ноги. Понимаешь, Паша, я даже не убил тогда… вернее, я продал своего Алого Дракона. Чем его и убил.
Павел воззрился на Славу, в глазах его загорелся вопрос, но он благоразумно сдержался и принялся доедать свою кашу.
-Я, если честно, не очень был уверен, что хочу продолжать выступать с ними… Как-то не к месту, что ли… Нелепо… Я мог взяться за гитару в самой незнакомой компании, свободно! Но где-нибудь на даче, на квартире… А тут Арбат, толпа праздно гуляющих людей, большинству из которых наплевать, что это я. Они просто гуляют, поедая мороженое или потягивая пиво, ищут каких-то – все равно, каких – развлечений. Разве мне нужно вот такое выступление?!
-Несусветная глупость… — пробормотал Павел, доставая пирожок.
Слава глянул на Павла, но тот лишь пожал плечами. И тогда Слава налил еще коньяка и выпил, снова даже не глядя, пьет Павел с ним или нет.
-Она поняла… Она сразу поняла мое настроение и подошла ко мне вплотную, что бы никто ее не услышал. От нее пахло почти выветрившимися духами со странным ароматом, сильно напоминающим запах советского овсяного печенья. Я страшно его любил и, возможно, поэтому запомнил… И еще… еще пахло нагретой, чуть-чуть вспотевшей кожей – она же все время двигалась!..
-Слава, — прошептала она, и мне было приятно, что она вот так, запросто назвала меня по имени. – Слава… давайте споем эту песню, пожалуйста! Ну… ради меня! Ладно? Я даже деньги за нее собирать не стану! Не хочу, что бы вы сочли ваше участие способом для нас собрать побольше денег. Согласны? Не уйдете?
Меня, точно, кольнуло! Я услышал в ее словах только одно – просьбу не уходить… остаться… Понимаешь, Паш?!
-Понимаю. Еще как понимаю! Но ведь любая из твоих многочисленных поклонниц могла бы попросить об этом! И не на любую такую просьбу ты отозвался бы!
-Да… А я тогда смотрел в ее серые глаза… У нее были удивительно серые глаза! Ни капли голубого! Ясный серый цвет… Они были похожи на прозрачные весенние льдинки в ручье талой воды. А я смотрел на нее и хотел, что бы она сняла цилиндр, и я смог увидеть ее волосы.
-Что бы был повод окончательно рухнуть к ее ножкам? – улыбнулся Павел. – Прости!
Слава только глянул ему в лицо и вдруг улыбнулся. Да так светло, так тепло и нежно, что Павел не мог оторвать взгляд от его лица.
-Я согласился… Забыл упомянуть – эти ребята пели и играли с микрофонами. Может, это и неважно… Просто для тех лет это было очень круто!.. Мне дали гитару, и пары аккордов на ней для меня оказалось достаточно, чтобы понять – гитара отличная, хорошо настроенная и в той тональности, которая была мне вполне удобна. Все было, как специально!.. Девочка поставила передо мной стойку с микрофоном, встала рядом, повесив на шею саксофон и взяв в руки бубен, и я запел. А она глядела на меня, совершенно не обращая внимания на зрителей, и только тихонько постукивала бубном по бедру, только чтобы музыканты и я точно подстроились друг к другу – они ведь вступали позже… И ты можешь себе представить – именно там, где нужно, она подхватила саксофон и вступила, как ни в чем ни бывало! И так легко, так… удивительно смотрелась эта чудная девочка в пышной юбчонке с сияющим на весеннем солнце саксофоном. Она продолжала кружиться вокруг меня, слегка пританцовывая. Ее ножки… Их просто сам Господь Бог, отложив все дела, вытачивал на своем небесном станке! И она сняла цилиндр. На словах «… прощай, Крайний Запад…», она изящно подхватила его, взмахнула, и он отлетел куда-то… Ее волосы были подняты и подколоты обычной заколкой. После цилиндра прическа, конечно же, растрепалась, и ее шелковые, легкие, как пух, каштановые локоны подхватил ветерок… Когда же она заиграла на саксофоне последний проигрыш… Если ты помнишь, Паш, там в конце песни я ставил старинный финт – инструменты один за другим заканчивают играть, и остается только несколько тактов на саксофоне…
-Да, отлично помню! Фокус старый, но всегда безотказный!…
-Так представь себе ее фигурку, маленькую и, благодаря, наверное, ее костюму, особенно изящную, словно… один на один с тишиной, почему-то возникшей вокруг, с еще прохладным апрельским ветром, с замершей толпой… Я уже отдал ненужную гитару, отошел от микрофона, приблизился к ней со спины и взял в ладони ее плечи. Она не перестала играть, как самый настоящий профессионал, и голос ее саксофона летел прямо в небо. Туда же, куда смотрели ее удивительные глаза… Что она видела?… Что чувствовала в тот момент?… Она… Паша, она играла мою песню так, словно, она шла из ее собственного сердца! Она… как маленький ангел, отправляла ее прямо в небеса, и от этого щемило сердце… И я не удержался, я наклонился и коснулся щекой ее пушистых волос, вдохнул их аромат и понял, что схожу с ума… Зрители, вероятно, восприняли этот мой жест, как продуманный. Они неистово аплодировали, когда саксофон смолк, протягивали деньги, что-то кричали. Но эта девочка, как и обещала мне, вынула микрофон из стойки, подняла руку и сказала:
-Мы не станем брать с вас деньги за эту песню. Достаточной наградой станут ваши улыбки и хорошее настроение, благодарность в ваших глазах! Как можно брать плату, получая такое удовольствие?!
И она обернулась ко мне, что бы я понял, ЧТО она имеет в виду… Паш, я видел, как недовольны оказались ее коллеги, ибо за эту песню они могли бы сейчас собрать куда больше денег, чем, возможно, за все спетое в этот день. Но она, точно, и не видела ничего. Она глядела мне в лицо, она молчала, и мне не нужно было ее слов, что бы понять – этот день не должен кончиться! Не должен кончиться сейчас! Вот так, ничем!..
Слава снова взялся за бутылку и вылил остатки коньяка по рюмкам. Хотел выпить сразу, но Павел жестом остановил его. Взял свою рюмку и, глядя Славе в глаза, произнес:
-За Великого Алого Дракона!
И тут же выпил, будто, не давая другу возможности возразить. А тот и не пытался. Слава же взял вилку и стал есть свою совершенно остывшую рыбу с картофельным пюре. Молча.
-Что же было дальше, Слава? – попытался Павел.
-Ну, ты же такой умный у нас! – грустно огрызнулся Слава. – А еще невероятно остроумный! Вот и расскажи мне, что же, по-твоему, могло случиться дальше!
Павел глядел, как Слава доедает ужин, машинально прослеживая путь его вилки, потом вскинул взгляд.
-Ты не мог ничего предложить сам, так? Ты смотрел ей в лицо, и ее надежда слепила тебя, а твоя собственная мешала тебе дышать. Я не очень пафосно расписал?
-Тебе бы романы издавать, дружище!
Слава оставил пустую коробочку от ужина, взял стаканчик с кофе, отпил.
-Холодный уже… Да ладно… Ты все, иссяк?
-В смысле продолжения истории?
Слава кивнул и прикурил сигарету.
-Ну-у… Логично предположить, что куда-то вы все пошли или даже поехали… Словом, между тобой и этой девочкой что-то произошло… Слава, мне неудобно!
-Я же говорю – интеллигентское воспитание! Но ты… не мог не угадать, иначе мой рассказ был бы бессмысленен – о чем говорить, если столкнулись и, поулыбавшись, разошлись?! И мы бы топтались на месте тогда, если бы не…
-…Его Величество Случай! – вклинился Павел. – Все, как всегда, и случайностей, я всегда думал, не бывает.
-Умник! – усмехнулся Слава, и Павел заметил, как эти усмешки, улыбки друга с каждой минутой, с каждым моментом рассказа становятся все теплее и светлее. – Я и не заметил тогда, как разошлась толпа – кажется, кто-то подходил взять автограф, хихикали какие-то девчонки, похоже, подружки игравших музыкантов… Те, кстати, подошли поздороваться, что-то говорили, спрашивали, а она стояла в сторонке, болтая с парнем, по-видимому, главным в группе. И разговор этот казался мне несколько напряженным. Возможно, из-за денег, от которых девочка отказалась… И тут раздался чей-то оклик:
-Мишель!!.. Привет, Мишель!!!
В нашу сторону направлялись двое парней, настолько несовместимых рядом, что я невольно заинтересовался. Один -высокий, стройный, симпатичный, одетый в темные классические брюки и пиджак из шерстяного букле, с аккуратной стрижкой на русых густых волосах и с неожиданно дорогим для того времени кожаным кейсом в руке. А второй… Этого субъекта лучше бы тебе описать, начинающему романисту, Паша! Невысокий, щуплый, сутуловатый, в дешевых, советского производства джинсах, темно-синей рубашке, почти бесцветный блондин из тех, что катастрофически краснеют на солнце, он был одет еще и в черный плащ с прорезями для рук, видимо, оставшийся от деда, и в черную же шляпу с полями, шире стандарта. Это выглядело до смешного странно, чудаковато, но… наверное, там, на Арбате, среди откровенного разгула стилей, странностей, выпендрежа и еще, Бог знает, чего, этот парень никому «глаза не резал». Парочка подошла к девочке, и я понял, что узнал, наконец, ее имя. Вернее, прозвище. И скорее всего, там, среди этой богемной среды, представляться прозвищами было нормой…
-Забавно… — пробормотал Павел. – Ведь прозвища всегда были в ходу, в любой среде… Хотя, помнится, у тебя прозвища не было. Ты всегда звался просто Славой… Но что же ее имя? Настоящее имя?
-Это была одна из самых больших ошибок – я так и не узнал ее настоящего имени. Я ничего о ней не узнал!.. Впрочем, тогда, убивая своего Алого Дракона, я, возможно, сделал это намеренно…
-А она?
-Что? – и снова глаза Славы потемнели.
-Она… сама не попробовала дать тебе возможность найти ее? Ведь, насколько я понял, ее чувств к тебе проявилось не меньше, чем твоих к ней!
-Мишель… — прошептал Слава, отвернувшись на мгновение к окну. – Мишель… Ты, погоди, Паш, я все расскажу… Она тогда очень обрадовалась, увидев эту парочку, но я заметил, как ее взгляд не отпускает меня. Я продолжал общаться с ребятами ее группы, отвечал на какие-то вопросы о своих песнях, но… даже не я сам, Паша, ЧТО-ТО не давало мне выпустить ее из виду. А она, улыбаясь, переговорила с вновь прибывшими, потом с этим парнем, с которым выясняла отношения, и вдруг решительно подошла ко мне, подозвав с собой своих друзей.
-О, Князев, никак! – воскликнула Шляпа в плаще. – Весьма удивлен и рад видеть!.. Позвольте представиться – Фагот!
Я едва удержался от смеха и протянул руку этому скомороху.
-А это, если позволите, Азазелло! – Шляпа-Фагот картинно взмахнул рукой в сторону своего респектабельного приятеля, и тот протянул ладонь мне.
-Очень приятно, Владислав! Меня зовут Анатолий, но мой приятель настолько близко к сердцу воспринял роман «Мастер и Маргарита», что пытается вжиться в один из персонажей. А заодно и мне определил роль… А мы, собственно, пришли пригласить Мишель и ее друзей… ну, тех, кто захочет, вот, в гости к Леше… в смысле, к Фаготу!
Тот слишком выразительно глянул на приятеля и довольно кивнул, когда тот поправился.
-Собственно, по какому поводу, если не секрет? – поинтересовался я, даже не подумав, что мне-то вообще лучше молчать, пока меня не спросят.
-А собственно, по поводу неожиданно возникшего моего одиночества в квартире по причине отъезда моей мамы в гости к бабушке в деревню! – разулыбался Шляпа-Фагот, продолжая изъясняться весьма вычурно.
Слава смеялся, вспоминая забавного своего знакомца, но Паша с грустью понимал, что веселье это его ненадолго.
-То есть, свобода, дружище, так? – я похлопал его по плечу, и Фагот, неожиданно вздрогнув, слегка отпрянул.
-Что-то не так… Фагот? – спросил я. – Слишком фамильярно для вашей особы?
Слава достал из своей обширной сумки еще одну бутылку коньяка и откупорил ее.
-Это было так… странно для меня, Паша… Я, рок-музыкант, общавшийся в своей жизни с огромным количеством самых разных людей, причем, людей далеко не однозначных, я, принимавший совершенно спокойно для своей психики и не такие выверты в сознании моих знакомых, чувствовал тогда себя, как… Кук среди дикарей. Понимаешь?
-Скорее, как дурак! – констатировал Павел. – Ты ведь был тогда старше их всех лет на восемь-десять. Ты, состоявшийся музыкант, известный человек, взрослый мужик, и вдруг эти, по сути, еще дети! Дети, правда, воспитанные в СССР, загнанные в рамки системы определенных ценностей, определенного поведения, определенных авторитетов. И вдруг… — свобода! Говори, что хочешь, слушай, кого хочешь, носи, что хочешь и так далее! У любого крышу сорвет!.. Ну, подумаешь, парень почувствовал себя Фаготом, хотя, возможно, и не до конца понимал значения и смысла этого персонажа… Я, кстати, по сей день порой перечитываю этот потрясающий роман и нахожу для себя все новые поводы задуматься!.. Тебе захотелось откланяться тогда? Твой мозг тягал тебя за шкирку?
Слава выпил свой коньяк из рюмочки, запил его кофе и прикурил.
-Может быть, Паша. Может быть… Мне не было дела до этого экстравагантного типа, до его легкой неадекватности, хотя, я подозревал, что это – непростой ум, закисающий с мамой где-нибудь в Подмосковье. Так оно и оказалось потом… Я просто хотел показать тебе, каким идиотом я ощущал себя в тот момент! Я уже тогда начал душить своего Алого Дракона, внушая себе, что попал в сборище каких-то малолеток, и она, Мишель – одна из них… Но она вовремя подошла ко мне поближе, глянула своими глазищами и поправила выбившуюся прядь за ухо.
-Слава… Наверное, это выглядит как-то не очень понятно для вас, может быть, даже самоуверенно… Но вы поедете с нами? Хотите? Мы, к сожалению, не можем предложить шикарного отдыха на респектабельной даче с шашлыками, дорогим вином и так далее. Это Кашира. Знаете, городок под Москвой? Маленький, серенький, битком набитый церквушками и допотопными домишками… Фагот живет в квартире старого дома, где даже горячая вода из нагревателя. Там скрипят доски пола, пахнет чем-то очень старым, ванна почти вся в ржавчине, а из окна вид во двор с бельем на веревках и оврагом через дорожку… Наискосок от дома магазинчик и пивной ларек, и по вечерам гомонят пьяные мужики. А по утрам визгливо скрипят качели – кого-то из детей выперли погулять, пока мать убирается или готовит обед… Единственное примечательное заведение – новенький бар у станции. Здание, правда, старенькое – бывшая баня. Но его отреставрировали, придали приличный вид… Словом, сонный городок…
-…где за обшарпанными дверями бурлят шекспировские страсти? – улыбнулся я. – В таких вот городках бывает очень интересно понаблюдать за настоящей жизнью, не скрытой за фасадами «как у всех» и «не хуже других». Нет столько лицемерия и высокомерия, как в городе. Тем более, в Москве! И я знаю, как там тихо, в таких городках по ночам. Даже ваши подпитые мужики – не помеха. Лишь бы не передрались!
-Так вы согласны, Слава?! – не верила своим ушам эта Мишель. – Вы поедете??
-А ты?.. Ничего, что я вот так запросто?
-Это потому, что я младше вас? Потому, что я для вас совсем ребенок? – тихо спросила она. – Так я сейчас же это и подтвержу!
Это был некий вызов, Паша. Не то, что бы очень серьезный…
-Мне надо позвонить маме и… попытаться…
-Боишься, что не отпустит? – угадал я, глядя ей в лицо без даже тени ухмылки. – Строгая?
-Очень! – вздохнула она. – Даже папу я так не боюсь, как порой ее!
-И, если не отпустит, не поедешь?
-Не знаю… Я часто поступала по-своему, бросала трубки телефонов, когда не удавалось с ней договорится, а потом приезжала домой на утро, получала разнос от отца… Мне становилось чудовищно стыдно перед ними и, в то же время, до тошноты погано оттого, что… Я ведь взрослый человек! Почти… Я работаю, я стараюсь понимать, что я делаю, куда иду и отвечаю за свои поступки. Так почему я не могу поехать туда, куда я хочу, с тем, с кем хочу. Я ведь ни разу не прогуляла работу, я не спиваюсь… Простите, Слава, глупости я болтаю, но все эти чувства борются во мне… Родителей жаль…
-Почему? – тихо спросил я, глядя в ее глаза, где не было и тени притворства, жеманства, попытки выставить себя умной или крутой. Она глядела на меня, как на старого друга, и просто не хотела вызвать во мне разочарование.
-Потому что, я – поздний ребенок. И я знаю, что они меня очень любят и не хотят ущемлять в чем-то. Просто боятся за меня…
-Хочешь, я поговорю с твоей мамой? – решился я, и… Паш, большего удивления в глазах кого-либо я никогда в своей жизни не видел!
Ей было ужасно стыдно, что приходится отпрашиваться у мамы, тогда, как большинство ее знакомых ведут совершенно свободную жизнь и, возможно, кто-то из них потешался над ней по поводу ее отчетов перед родителями… И вдруг поддержка от такого человека, как я!
-А уж как тебе приятно было помочь ей! – улыбнулся Павел и похлопал Славу по руке.
-А я и не отрицаю! – подтвердил Слава. — И когда, пожав плечами, она согласилась, я бросился к ближайшему таксофону с такой готовностью, какой и сам от себя не ожидал!
-Но сколько же ей было тогда? – спросил Павел.
-Девятнадцать или двадцать… Но выглядела она моложе. Лет на семнадцать. Девочка. Именно, девочка… И понимаешь… Она… По ней очень трудно было понять ее возраст! И не только из-за юной внешности. Ее взгляд, ее слова, ее поведение… У нее, точно, и возраста-то не было. Она была добра и, в то же время, достаточно резка, отстаивая свое мнение. Она смеялась над дурачествами своих приятелей, Толика этого и Леши, и могла говорить такие вещи, которых от городской девочки из порядочной семьи, единственного и позднего ребенка, не избалованной, но очень любимой, трудно было ожидать. По крайней мере, мне. Я привык или к тусовочным девочкам, модным, раскрепощенным до даже распутства, или к деловитым, самоуверенным, слишком хорошо знающим себе цену представительницам шоу-бизнеса. Тем, которые начинали профессии менеджеров, продюсеров, агентов и так далее в этой стране… Не важно! Она была какая-то не такая, как все. То кажется восторженной, наивной дурочкой, но тут же глянет в глаза, и точно, насквозь тебя видит… Но немедленно улыбнется, словно, ты – ее старый друг, очень близкий друг, за которого она в огонь и в воду…
-Она просто была самой собой, — проговорил Павел. – Такой, какая есть. Как я понял, очень хотела тебе понравится, но это не мешало ей быть искренней… Это редко. Это так редко встречается, Слава! Столько лицемерия вокруг… Особенно, среди женщин, которые вынуждены приспосабливаться к этой жизни… Так как ее мама? Как ты с ней поговорил?
Слава хмыкнул и налил коньяка в рюмки.
Еще почитать:
Хранители библиотеки Древних — Часть 7
Хранители библиотеки Древних — Предисловие
"Ты мой мотылёк" — Глава 1. «Вот мы и встретились»
Просто девушка.Часть пятнадцать
«
»
