Солнце врывалось в вестибюль вместе с посетителями через прозрачные раздвижные двери. Ослепленный, Павел пропустил двоих санитаров с креслом-каталкой, мельком увидел лицо, волосы ежиком Славика – наверное, тот тоже выходил на улицу, и Павлу пришло в голову предупредить парня о том, что натворила Лиза. И где она теперь?.. Двери снова разъехались, Павел сощурился и замешкался, поправляя в руках свои покупки, а когда поднял глаза, замер на месте – прямо ему навстречу шел… ангел! Облако растрепавшихся кудрей сияло, казалось, застрявшим в них солнцем, легкий шелк рдел на сквозняке и… аромат… Боже милостивый – аромат… овсяного печенья исходил от него, летел за ним или впереди него!.. Павел невольно разинул рот, ощущая лишь одно – сегодняшний день настолько потряс его, настолько измучил, что, наверное, пора ему уходить. За ним пришли…
-Что с вами? Вам плохо? – легкая рука дотронулась до его плеча.
Павел вздрогнул, посмотрел ангелу в лицо, и теперь смог разглядеть его. Глаза! Большущие серые, чистые, как тающий лед в весеннем ручье, глазищи… Нежно тронутая солнцем кожа… Чистый, невеселый, но мягкий и участливый взгляд…
-Н-нет… Мне хорошо… Нормально… — лепетал Павел, не в силах отвести взгляд от женщины.
На него смотрела Лиза – Элиза, но старше и неизмеримо очаровательнее!
-Вы!!! – выдохнул Павел.
-Я? – не поняла она и удивленно сощурилась.
-Это можете быть только вы… Мишель!.. Ведь правда? Скажите, что я не ошибся! – вдруг взмолился он, ухватившись за единственную надежду спасти друга.
-Мишель… — повторила она, и внезапно ее невероятные глаза заблестели. – Так меня теперь могут назвать очень немногие… Единицы… Вы – его друг? Он… Слава правда здесь?
Теперь она схватила его за руку и взгляд ее вспыхнул.
-Да. Да!!! – вскричал Павел. – Здесь! Он здесь и… ему очень плохо! Ужасно! Настолько, что, может быть, пока мы здесь стоим, его уже…
-Нет!!! – крикнула она. – Не теперь!!!.. Ведите меня – на этот раз я не имею права опоздать!
И они побежали. Наверное, их могли бы тысячу раз остановить, не пустить – все-таки, реанимация. Но стоило им сказать, что Владислав Князев ждет их, как их пропускали с очень серьезными лицами… Не важно! Теперь уже ничто не имело значения! Павел даже не заметил, как их нагнал Славик, как откуда-то из-за поворота появилась Лиза, и шла теперь, явно нехотя, как нашкодившая школьница в кабинет директора. Но есть вещи важнее родительского наказания – там, в блоке реанимации, умирал из-за нее человек, которого всю жизнь любила ее мать, и теперь она шла к нему, возможно, ради последнего «прощай»…
Но все они остановились у двери в блок реанимации. Нет, у двери не было никого, готового их не пустить. Просто разом все вдруг поняли, что туда должна пойти только Мишель. Она одна. Она же оглянулась на сына, и взгляд ее был явно перепуганным, растерянным. Сын же вырос таким похожим на отца, что видимо, в нем Мишель все эти годы искала и находила поддержку и силу. Ту самую, о которой мечтала в объятиях Славы в ту апрельскую ночь.
-Иди, мам. Иди к нему!.. Ты и вправду, была для него чудом. Единственным чудом в его жизни. Я понял это по его глазам, переполненным тоской по тебе… Теперь, вероятно, только ты и сможешь его спасти…
-Мам!.. Мама! – Лиза догнала их и схватила мать за руку. – Мама, прости!.. Пожалуйста, прости меня!!!
-Что? Почему? Что ты опять натворила? – в голосе Мишель не было злости.
-Ты… Я бы на твоем месте убила бы сейчас меня! Я сказала ему, что ты… что тебя больше нет на свете…
-Господи, зачем??? Боже, Лиза, он же, наверное, и умирает теперь там из-за твоих слов!
-А ты не умирала тогда на вокзале??? – немедленно взвилась Лиза. – Тебя не растоптали?.. Я хотела, что бы ему так же было больно, как тебе тогда – ведь умерла последняя надежда!
И тут Лиза расплакалась.
-Вот, видишь, что случается с теми, кто пытается причинить боль, поступает жестоко, а потом осознает, что даже ему самому это ни к чему… Не плачь, я понимаю тебя. И если я теперь опоздаю к нему, стало быть, такая наша с ним Судьба… Лиза отпустила рукав матери, отступила.
-Ты простишь его?
Мишель обернулась, и Павел уже в который раз подивился ее необычайной, притягательной до невозможности красоте.
-Мне было больно, Лиза. Мне было страшно и невыносимо горько. Но злобы и желания отомстить Славе я не испытывала никогда. И вернись он в любой день, любой час за все эти годы, я приняла бы его.
-И стала бы его любовницей? Да? – снова закричала Лиза. – Ведь его жену никто не отменял!
-Не знаю, Лиза. И я не имела это в виду. Я сказала, что не оттолкнула бы его. Я… слишком его любила.
-Так может быть, не должно быть слишком это самой любви? – Лиза глядела матери в глаза с горечью, досадой и ожиданием ответа.
-Слишком? – переспросила Мишель. – Думаешь, не должно быть?.. Наверное, все, что «слишком» не приносит покоя и уверенности. Бури, штормы, героические поступки, сумасшедшая любовь… Я в твоих глазах, наверное, жестоко поплатилась за те две ночи со Славой, за неимоверное счастье видеть в его глазах любовь ко мне. Да, Лиза, мне было тяжко, горько, обидно до смерти потом, когда я поняла, что больше никогда его не увижу. Но я знала, что эти ночи были, я знала, что меня любил человек, о котором я мечтала, сколько бы это ни длилось. И потом… у меня, со мной был мой собственный Славик. Разве это плохо?.. Ты ведь добрая и хорошая девочка с острозаточенным чувством справедливости и вспыльчивым характером своего деда. И в душе ты понимаешь меня. Только боишься. Боишься, что когда-нибудь тебя может постигнуть такая же взрывоопасная любовь, а вслед за ней горе и разочарование. Все может случиться, Лиза, но ты всегда должна помнить, что у тебя есть мы со Славиком! Понимаешь? Всегда!.. А теперь я пойду к нему… Пойду…
Мишель глубоко вздохнула, обняла Лизу и открыла дверь палаты реанимации.
…Она даже не заметила, как закрылась за ней дверь, как она снова открылась и снова закрылась вслед вышедшему в коридор врачу, торчавшему в палате, наблюдая за еще внушающим тревогу состоянием пациента. Мишель глядела на Славу, лежавшего с закрытыми глазами, бледного, осунувшегося, но при этом странно помолодевшего. Как будто, морщин стало меньше, будто разгладилось его лицо, и только седина на висках напоминала о том, сколько прошло лет с той, последней ночи, когда она могла глядеть в эти черты, дотронуться пальцами до этих губ, поцеловать их.
-Слава? – одними губами, почти неслышно произнесла Мишель.
Нет, слез не было. Она ждала. Ждала того, во что верила всю свою жизнь, о чем только что говорила Лизе. Недоговорила только, оставив дочери главное найти самой. Если только судьба окажется к ней благосклонна… Ведь истинная, отметающая все разумные доводы, прощающая и покрывающая все любовь способна не только усложнить жизнь, причинить боль, выжечь сердце, кажется, до тла. Она, только она одна способна достучаться до Небес и вымолить Чудо. Кудрявая, ясноглазая девочка долго шла по своей дороге, спотыкаясь, теряя силы и проливая слезы долгими темными ночами. Но сжимались ее ладошки в кулачки, а сердце продолжало гореть, наивно надеясь лишь на одно – догнать когда-нибудь Славу. Она догнала. В последний, возможно, момент. Теперь очередь за чудом, которого она заслужила. И пусть… пусть чудо достанется Славе и сердце его выживет, даже если снова она останется на перроне, глядя вслед уходящему поезду. Пусть…
-Слава? – она позвала так тихо, что и здоровый человек мог бы не услышать. Но может быть, одна из немногих, она понимала, что криком звать сейчас не имеет смысла… И сердце ее, оно, точно, сдерживало горло – погоди, не кричи! Меня, МЕНЯ он должен услышать!..
-Слава… Я здесь… Я с тобой сейчас, хотя… наверное всю мою жизнь я была с тобой, а ты этого не знал… Я зову тебя, потому что, не хочу, чтобы ты ушел. Не хочу, Слава! И даже если… даже если ты решишь уйти, я прошу тебя – открой глаза. Открой глаза, Слава!!! Что бы я могла посмотреть в них. Слышишь?
Мишель всхлипнула и поспешно утерла слезы, словно, кто-то мог ее увидеть.
-Ты слышишь, Слава??? Мне не нужна вина в твоем взгляде, не нужно твое покаяние, нет! Я не для этого пришла сюда! Я пришла… Я пришла, потому что, твой сын позвал меня, испугавшись, что я могу не увидеть больше твоих глаз. Он, наверное, больше похож на меня и всегда меня понимал и понимает. Он знает, что ты значишь для меня, знает, что пришла я сюда не для упрека. Вовсе нет! Я пришла к моему Славе… Конечно, тогда, много лет назад, я была совсем девчонкой, наивной, восторженной, доверчивой. Даже не столько к людям, сколько к собственному впечатлению о них. Я верила тому, что видела, верила в то, на что надеялась, в то, что любила. И тебя, Слава, я любила больше всего на свете…
Мишель машинально приложила ладошку к горлу, которое перехватили слезы. И она плакала. Плакала, не сдерживаясь, ибо столько лет ждала, чтобы выплакать этой груди под простыней всю свою боль и… всю свою любовь.
-Я и сейчас люблю тебя… Да… Просто я выросла, я вырастила детей, а на это нужно время и много сил, и я… я, не то, что бы забыла о своих чувствах, но спрятала их так далеко, так глубоко, будто и кануло все в прошлое. Но это неправда! Стоило Славику позвонить и позвать меня, как вспыхнуло, обожгло меня, и я бросилась сюда точно так же, как тогда на вокзал… Так вернись ко мне, Слава!!! Ты не можешь сейчас уйти и снова обмануть меня. Не можешь, Слава!!!.. – она всхлипнула, достала носовой платочек и прижала к лицу. – Господи, Слава, очнись!.. Ради меня…
-Ми…шель… — его голос прошелестел так тихо, что ей показалось, что-то иное прошептало ее имя. Она замерла, так и уткнувшись в свой платочек. – Мишель… посмотри на меня… Дай мне руку…
И она посмотрела. Смелая девочка Мишель, она снова глядела на своего Славу, точно и не было этих долгих лет, этой бесконечной, ничем неизмеримой тоски. Ее глаза припухли и блестели слезами, но то были глаза настоящей Мишель, для которой Слава Князев был все так же рядом.
-Мишель… Девочка солгала мне, да? Что бы сделать больно… Я понимаю… Но это правда ты??? Правда, Мишель???
И она схватила его за руку и прижала ее к губам.
-Это я, Слава… Это я… Правда!
-Но как же…
-Славик позвонил мне и рассказал обо всем. Я не смогла не прийти…
-Погляди не меня! – кажется, его голос слегка окреп. – Погляди и скажи мне – ты пришла, чтобы обвинить меня? Что бы покарать? Так не жалей меня теперь. Для всего слишком поздно. А для жизни смысла нет…
Сжалось ее сердце при этих его словах. Сжалось так, что она невольно так же сильно сжала его ладонь. Слезы рвались наружу, но она должна быть сильнее, ведь Судьба подарила ей его! Пусть поздно, возможно, слишком поздно, но разбившая колени в кровь много лет назад девочка, наконец поднялась на ноги и смогла вздохнуть спокойно – ОН ЗДЕСЬ, С НЕЙ!!! Он вернулся! Пусть и не сам, пусть так распорядилась Судьба, но она снова видит его глаза, держит его руку, а это дорогого стоит. Много дороже любых обид и слез!..
-Я не могу тебя покарать, Слава! – воскликнула она, едва дыша. – Никогда не смогла бы… Да, моя боль была неизмерима! И только ты один мог унять ее, если бы вернулся…
-Но я вернулся! – почти выкрикнул он. – Я же вернулся!!!
-КАК??? Что ты говоришь??? – ахнула она. – Господи, Слава, что ты говоришь???
Ее ладошка взлетела к губам.
-Это правда???
Слава улыбнулся и слезы покатились из его глаз.
-Да, родная… Я искал тебя… Господи, я так искал тебя!!! Но ничего не смог поделать… Я ведь знал только твое прозвище, знал только мою Мишель… Я перерыл весь Арбат, нутром, заливаемым кровью чувствуя, что нет тебя там. Просто нет… Но как же??? Разве Лешка ничего тебе не рассказывал? Вы не виделись?.. Хотя, да, он говорил, что уезжает к бабуле своей больной… Но может, за столько лет вы могли где-то пересечься…
Мишель присела на табурет у койки, осторожно обняла Славу и прижалась щекой к его груди. Он же положил ладонь на ее волосы, все такие же шелковые, легкие, пахнувшие овсяным печеньем. В груди его приятно защемило от нежности. Той самой, какой он не ощущал ни до нее, ни после…
-Нет… Мы не виделись с Лешкой… — тихо, с дрожью страшной горечи в голосе произнесла Мишель. – Мы никогда больше не виделись… Но выходит, вы с ним встречались. Действительно, встречались… Расскажи мне! Я не знаю, зачем теперь, но расскажи!
-Хорошо, милая… Может быть, если ты узнаешь, как мне было плохо… Стыдно мужику говорить такое, но роднее тебя у меня никого нет и уже не будет!
Слава помолчал, наверное, набираясь сил. -Это произошло месяца через два после… после моего отъезда. Летом. Я случайно нашел Лешку в этом вашем кафе «Старое фото». Видела бы ты его! Он, будто привидение углядел! А потом разозлился на меня, стал обвинять… Правильно, конечно! Но так удивительно было слышать от него подобный тон… Сказал, что ты на Арбате больше не появляешься, что он тебя после вокзала не видел больше и понятия не имеет, где тебя искать… Ты бы слышала его! Но потом он рассказал о вокзале, о том, как ты кричала, как упала, растерзанная болью… А я уехал, даже услышав твой крик… Пусть ты и не знала об этом.
-Я знала… — прошептала Мишель. – Я знала, что ты слышал его. Почувствовала… Не знаю, как это объяснить! Мне показалось… что я вижу твое лицо, вижу твои глаза, которые не видят меня, взгляд, который… отпускает меня…
Слава зарылся губами в ее волосы, вдохнул их аромат.
-Это такое счастье, Мишель!.. – невпопад после ее слов прошептал он. – Твой запах, твои волосы… Снова!.. После всей боли… Особенно тогда, на Арбате, в подворотне, где Лешка рассказал мне, как бежала ты вслед трогающемуся поезду… Тогда уже заорал я. Напугал Лешку до смерти!.. Он еще тогда умолял не кричать – мол, милиция сбежится, решив, что он пырнул меня ножом… Да лучше бы пырнул! И положил конец моим мучениям!!.. Но нет, нет, прости, Мишель, родная!!! Прости!! Тогда я не был бы здесь…
Его голос сорвался, и Мишель прижалась к нему со всей своей нежностью.
-Я люблю тебя, Слава! Я так люблю тебя!! – лепетала она ему в грудь, целуя и целуя без остановки.
-Это правда, что я слышу? После моего предательства ты говоришь мне о любви??? Мишель!.. Ты принесла мне сына, похожего на меня так, что Пашка всю поездку, наталкиваясь на него в тамбуре, путал его со мной! Так не может быть… За боль не награждают!.. Славик… Он много взял от тебя, хотя, поначалу это и не так заметно… Твои удивительные глаза… Его черты лица… Он похож на меня, сильно похож! Но черты… они благороднее, что ли… Как же ты пришла к родителям с известием о том, что он должен родиться? Я хорошо помню наши разговоры с твоей мамой… Наверное, она кляла меня, на чем свет стоит!
О хлынувших слез, глаза ее сияли, и он слеп, глядя в них, ни за что, никогда незабываемых.
-Наверное, любой, кто знал ее, мог так предположить, — проговорила Мишель, вздохнув. — Но она умела удивлять…
-Она умерла, Мишель? – невольно перебил ее Слава.
-Да… Они с папой как-то почти вместе и ушли. Считай в один год… Сначала папа. Заболел сильно. Рак… Мама щадила его, изворачивалась, только чтобы правды не сказать – он так всегда болеть не умел! А когда… умер, она… Сердце не выдержало этого напряжения, этого ожидания смерти… Славке тогда десять лет было. Мама позвала его, уже слабая совсем, взяла за руку. Тот стоял, насупившись, чтобы не заплакать. А она ему и сказала:
-Ты маму береги… — Мишель снова вздохнула, и этот ее вздох был похож на всхлип. – Она у тебя слишком чувствительная, слишком наивная… Скучает она сильно по одному человеку. Ты уж утешай ее. Как же сильно ты на него похож!..
Она всегда это твердила. С первого дня, как увидела его… Я ведь приехала тогда сама не своя домой… Прости, но ты спросил!
-Говори! Все говори! Я должен знать все…
-Мама, как глянула на меня, так сразу все и поняла… Я уже готовилась услышать кучу упреков, но она подошла ко мне, заглянула в лицо.
-Что ты чувствуешь сейчас? – спросила она. – Именно чувствуешь! Без мозга… Хотя, ты и так всегда без мозгов!
Мне было так плохо, так больно, что говорить что-то, действительно, обдуманно, я уже не могла.
-Я люблю его… — прошептала я и добавила, — и не смогу без него жить!
Мама вздохнула.
-Самое интересное, что сможешь. Сначала тяжело. Невыносимо тяжело! А потом постепенно станет легче… Я не стану внушать тебе, что время лечит. Глупость это! Оно не лечит, оно лишь покрывает все толстым слоем пыли. И стоит подуть внезапному ветру, как тут же все обнажится… А внезапным ветром может оказаться все, что угодно – от репортажа по телевизору в твоем случае – ведь твой Владислав известный человек! – от песни, услышанной неожиданно, до… беременности, дорогая моя. Да, да! И не смотри на меня так!.. Тебе, слава Богу, не пятнадцать лет! Ты еще очень молода, но у тебя есть работа, есть все права от государства, есть все мы, в конце концов… Конечно, стоит надеяться, что этого не случится… Прости!
Она обняла меня и прижала к себе.
-Прости меня, детка! Ведь я не знаю, на что ты сама надеешься… И все же, ты понимаешь, что становиться матерью-одиночкой в твоем возрасте, когда жизнь только начинается, не стоит. Ребенок требует слишком много сил, времени и любви, чтобы смешивать его воспитание с учебой, карьерой… Но ладно, рано об этом говорить. Не буду… Если хочешь, поплачь! От этого иногда становится легче… Я ведь понимаю, я очень хорошо тебя понимаю! Встреть я такого человека в твоем возрасте, я бы тоже, наверное, кинулась, очертя голову, в это чувство… Ты, я знаю, не способна на грязную похоть после выпитой водки, я видела всех твоих ухажеров, которые и слова доброго не стоили, но и тогда молчала, уверенная, что ты общаешься с ними постольку-поскольку… Но этот… Я слышала его песни, я видела его фото, я разговаривала с ним, в конце концов!.. Господи, жалко-то как, что он женат!! Да, да, родная! Это говорю я! Та, что внушала тебе, что с женатыми мужиками ни-ни! И по божеским законам, и по совести. Жены разные бывают, обстоятельства тоже, но чистая совесть важнее всего. Тем более, что редко из таких отношений что-то выходит… Но вот если он вернется? Если приедет и станет искать тебя?
-Честно? – спросила я.
-А как же!
-Пошла бы за ним. Хоть куда! – выпалила я и снова разревелась, упав на стул в кухне.
-Ясно… — проговорила мама.
-И не смей мне мешать тогда! – вскричала я, испугавшись, что теперь она не даст мне к телефону самой подойти, из дома не выпустит.
-И не подумаю! – усмехнулась она. – Это только твое дело, дочь! Может быть, тебе и стоит пройти через все, что уготовано… А если уж честность за честность, то я и сама пошла бы на твоем месте… Он знает, как тебя найти?
-Номер телефона мог запомнить…
-Но мы на днях переезжаем… Кто-нибудь из твоих приятелей знает, куда?
-Только примерно. Адреса точного я и сама не помню…
-Ты скажешь кому-нибудь на случай его возвращения? – продолжала допытываться мама.
Я глубоко вздохнула… Она сделала донельзя правильный ход! Понимаешь? Если бы она стала тогда сразу запрещать мне принимать тебя, ждать тебя, я бы непременно так и сделала. Но она согласилась со мной, что поубавило мой пыл… А когда наступила ночь, когда все воспоминания нахлынули разом, промочив слезами мою подушку, проревевшись, я поняла, что не стану поджидать тебя на Арбате и просить всех подряд передать тебе мой новый адрес… Нет, не из гордости. Она еще никому не принесла счастья! Просто… я почему-то решила, что ты больше не придешь, раз уж, несмотря ни на что, уехал, даже не попрощавшись. А если я что-то кому-то оставлю, если дам тебе возможность найти меня, я сойду с ума, каждый день ожидая твоего появления. Просто сойду с ума!.. И тогда я решила – будь, что будет. Если суждено нам встретиться и соединиться, оно произойдет само. На этот раз на то воля Судьбы или Бога – как угодно!.. Но, Слава, если ты говоришь, что искал меня, выходит… я была неправа? Выходит, я сама перечеркнула свое счастье??
Она вскрикнула так горестно, что Слава немедленно вспомнил свой крик в подворотне, когда Лешка поведал ему о том, что они были на вокзале. Он изо всех сил обнял ее свободной от капельницы рукой. Как смог…
-Нет! Нет, Мишель!!! НЕТ!!!.. Значит, так надо было!.. Не знаю, зачем, но может быть, жизнь проверяла нас, чувства наши на стойкость. А еще давала возможность вырасти моим детям там, в Питере, чтобы я мог теперь спокойно договориться с ними… Я не знаю. И ты… ты ведь не перечеркнула свое счастье! Ведь так? Подумай! Конечно, я – далеко не подарок, но если ты считаешь меня своим счастьем, то – вот он я! Я с тобой! С тобой, родная, и больше ни с кем!!! Ты ни в чем не виновата!.. Но, что же, Лешка не говорил тебе после нашей с ним встречи ни о чем?.. Ну, да, ты же сказала, что не виделись вы… Я что-то путаюсь…
-Нет, не путаешься. И он, наверняка, сказал бы, если бы мы встретились… Но я не приезжала на Арбат… Дело даже не в этом, Слава. Я не хотела его видеть. Хотя, возможно, именно через него я бы и сумела связаться с тобой, а ты – со мной… Я не могла. Его лицо, его голос ассоциировались во мне с теми днями у него в Кашире, будто, включая некую кнопку, которая моментально заводила воспоминания о тебе, твоем лице, голосе, объятиях… Невыносимо!.. Но позже… я не помню точно, возможно, через месяца два после твоего отъезда, я решилась на безумие…
Еще почитать:
Глава 3
Север — Север, глава 5
Самая тривиальная история. Часть 1.
Синий Цветок — Синий Цветок. Глава 9
«
»
