-Который час, Мишель? – я не узнал свой голос.
Хриплый, неуверенный, наверное, даже виноватый. Мишель обернулась снова, потом бросила взгляд в сторону часов с кукушкой, висевших на стене, и ответила:
-Скоро полночь, Слава…
И тут она поставила последнюю тарелку в сушилку, взяла в руки полотенце, и я увидел ее лицо. То было мгновение, когда она расслабилась, когда дала волю эмоциям, чувствам своим – тоска, Паша, черная тоска в ее глазах… Она не хотела ее показывать, она прятала ее весь день, но эти потерянные несколько часов, наверное, и ее отравляли минута за минутой. И тогда меня, точно, подбросило, разом отрезвив, вырвав из мерзкого студня чувства неотвратимости и отвратительного бессилия. Я отнял у нее полотенце, отшвырнув его куда-то в сторону, я обхватил ее руками так, будто, уже кто-то пришел, чтобы отнять ее у меня, прижал к себе.
-Прости, Мишель!.. Прости меня!!! – шептал я, не в силах остановиться. – Прости за все!!!
-Слава… — тот ее тихий голос, слабый, уставший, я не забуду никогда! – Слава, не надо! Мне не за что прощать тебя, ибо нет никакой твоей вины ни в чем… Все ведь хорошо, правда? Ты здесь, со мной! О чем еще я могла бы просить?!
Запретная тема. Тема, которую мы старательно обходили весь день… Но разве возможно не говорить о том, чем переполнена душа?!
-Например, о том, чтобы я… остался с тобой… — пробормотал я.
Сказал, а у самого в голову, будто, стрела, мысль воткнулась, просвистев, пронизав насквозь – вот только попросила бы она… Только бы попросила! И я… я остался бы. Я бы не выдержал дольше этой казни египетской, этого тошнотворного ужаса перед расставанием навсегда!.. Но она молчала. А потом посмотрела мне в лицо и улыбнулась.
-Я и так получила больше, чем могла мечтать!.. Я знаю все, Слава, я понимаю… Не мучай себя!
-Я не вправе мучить тебя! Я не вправе был даже подходить к тебе, чувствуя уже то сильнейшее влечение к тебе! Даже не влечение… какую-то подсознательную, неотвратимую, непобедимую тягу. Ты, словно, магнитом, тянула меня к себе, и я не мог сопротивляться… Я влюбился в тебя, Мишель, наверное, с первого взгляда… Как обухом по голове и из базуки в сердце! Мишель…
Из меня вырвался невольный стон, и она обхватила меня за шею, притянула к себе… Ее губы, Паша! После такого поцелуя только умереть! А уж что он сулил… И я любил ее! Безумно, Паша… Говорят, мол, как перед смертью… Но мне предстояло убить ее, а потом и себя. И это была наша ночь Паша! Я тонул в ней, в ее обожании, в ее слезах счастья и плакал сам… Я держал ее в своих руках, прижимая к своей груди, и она целовала ее, льнула к ней личиком, и все шептала что-то. Как заклинание или молитву… Знал я о чем она молится, знал, как едва бьется ее сердце в ужасе перед будущей пустотой и в блаженстве моих рук. Ведь то же самое чувствовал я… А еще – не думать! Только не думать!! И всю ночь, пока не принялся заниматься рассвет, мы принадлежали друг другу, мы любили другу друга, сжимая в объятиях, покрывая другу друга поцелуями… Она… Паша, она так быстро… так естественно приняла меня, как своего мужчину, словно, созданы мы были только друг для друга! Она привыкала ко мне. Ты понимаешь?? К мужчине, который был готов покинуть ее и отдать другим, всем остальным мужикам, которые появятся потом в ее жизни! Я подумал об этом и понял это потом, позже, со страшной болью разочарования, досады, что… она ведь живая женщина, она красива, она невероятно темпераментна и чувственна, а значит, природа не позволит ей отстраниться от жизни, от любви… Может быть… Я готов был поверить и верил, что любить по-настоящему, вот таким шквалом чувств, она не сможет уже никого…
-Эгоист… — пробормотал Павел.
-Еще какой! Я стал для нее первым и единственным, а она для меня – последней. И все эти годы я не переставал думать об этом… Я не сходил с ума, не пытался искать женщин, тем более, была Амина… Я боялся, что назову ее Мишель в постели, во сне. Но, видимо, или не назвал, или… она промолчала. Она не из тех, Паша, что при малейшем подозрении начинают мозг выносить. Она может, конечно, быть резкой, язвительной, она знает, на какие больные места нажать. Но устраивать скандал в открытую не в ее стиле. Так, поехидничает, поцепляет… Безусловно, во время гастролей мне попадались женщины, красивые женщины, умные, чувствительные. Не люблю дур, грубых и бесчувственно горячих!.. И мне казалось, что я смогу отвлечься, получить удовольствие, никому не доставляя неприятностей. Но не мог. Моментально видел Мишель, чувствовал ее тело, как наяву, ее тепло, ее грудь в моих ладонях, вкус ее кожи на губах. Слышал ее стон под собой… Ощущал соль ее слез на губах…Ее объятия были моим домом, раем, маленьким и единственным местом, где жило мое счастье. И я… разрушил все сам. Ибо трусость и подлость говорить – если бы она попросила! Настоящий мужчина не станет дожидаться позволения, а тем более, просьбы…
-Мишель проступила честно и благородно… — произнес Павел. – Не ей было просить… Она могла лишь ждать Чуда.
-И не дождалась. Не дождалась…
Павел лишь по губам Славы прочел эти слова, ибо голоса не услышал. И глядя сейчас на друга, он видел осужденного на казнь. Человека, который больше не ищет оправданий. Без толку.
-Когда же рассветный сумрак осветил ее, так мирно, так спокойно спящую рядом, обнаженную и лишь прикрытую одеялом, беспомощную, я поднялся. Она еще крепко спала, когда взошло утро, которое я не смог бы встретить вместе с ней, чтобы прожить оставшиеся часы и перенести расставание. Так легче. Одному. Ночь, не грозившая ничем, никакими лишними словами, претензиями, укорами, прошла, и день… Его я должен был встретить сам. И она тоже. Я так решил тогда, Паша. Решил, чтобы вонзить нож сначала в ее грудь, а потом в свою. Или наоборот… Ибо пока что она спала и ни о чем не подозревала. Я так думал. Но в последний момент, взявшись за ручку двери, я услышал в тишине спящей квартиры ее тихий голосок, сонный, неосознанный:
-Не уходи, Слава… Я хочу быть с тобой… Я так хочу быть с тобой!.. Не уходи…
Я перепугался, что она проснется сейчас, увидит меня уходящим, и горечь, ужас, страшное горе зальют ее глаза и личико слезами. И главное – это увижу я!.. Да, да, Паша, это произошло бы в любом случае, и произошло наверняка, когда она проснулась позже и увидела, что меня и след простыл. Но я этого не видел! Я спас, хотя бы, свои глаза от боли и слез!!!.. Я замер возле двери, сам себе напоминая гнусного, трусливого вора, застигнутого врасплох. Но она не проснулась. Это просто сердце ее чувствовало и видело мою подлость, оно заставило шевелиться губы, чтобы попытаться остановить меня. Не остановило… Я прошмыгнул как-то по прихожей, подхватил свою сумку и выскользнул за дверь квартиры, стараясь не хлопнуть входной дверью. Было около семи утра, и шел дождь. У подъезда я столкнулся с какой-то женщиной, несшей две большие и явно тяжелые сумки. В другой бы раз и при других обстоятельствах я бы помог ей подняться к ее квартире, но я слишком торопился удрать… Она глянула на меня, в ее глазах мелькнул интерес и даже, кажется, улыбка, и я невольно, совершенно спонтанно произнес:
-Доброго утра…
По дороге к станции дождь усилился, но не до степени ливня. Просто морось стала ощутимее как-то. Волосы намокли, с них стала стекать вода мне на лицо, отчего, наверное, тем, кто его видел, казалось, что я плачу. Но я даже этого не мог. Я, как будто, окаменел, все во мне налилось цементом безысходного отчаяния…
-А ведь выход был. Да, Слава?
Павел посмотрел Славе прямо в лицо, освещенное обещавшим быть солнечным рассветом.
-Ведь был!
-Был… Для меня тогдашнего не было. Это нынешний Слава Князев образца двухтысячных не думал бы вообще! И я тебе говорю это не потому, что стал циником, что мне не дорога сделалась моя семья. Нет! Я люблю своих детей, и я сделал бы для них, вернее, для тогда существовавшей только одной дочери все. Но я ни секунды бы не сомневался! Я ни за что не ждал бы просьбы Мишель остаться, тем более, что она, все-таки, прозвучала! Я остался бы и… не убил бы моего Алого Дракона. Он был бы со мной всю жизнь, и кто знает, сколько я смог бы сделать под его урчание… Но тогда я шел к станции, и ноги мои наливались свинцом, глаза мои были сухи, хотя по щекам текла вода… моих слез, Паша! Ибо там в глубине моей похолодевшей груди, я рыдал. Рыдал так…
-Ты о той песне?
-Не зря ты мой друг… Она, конечно, была написана и стала знаменитой до Мишель, но в тот момент до меня дошло, наконец, по-настоящему дошло, как ты готов порезать себя в кровь, пальцы свои разбить только потому, что они больше никогда не дотронутся до ее волос, глаза свои закрыть навсегда, ибо, на что им еще смотреть, если ее нет?! Теперь это была песня о ней. А вернее, о той потерянной душе, которая сама все разрушила, а теперь стенала в нескончаемой тоске… Да, Паша, я шел и шел прочь от Мишель, возвращаясь к Амине и всему, что я получил, продав свою душу… Да и к друзьям, для которых мой взлет стал и их взлетом тоже!.. Знаешь, когда я сел в поезд уже на Ленинградском вокзале, когда он тронулся, мое состояние тогда сыграло со мной жуткую шутку – мне послышался ее крик: «Слава!!!» Я дернулся в тамбуре, я высунулся над плечом проводницы, я обезумевшим взглядом вглядывался в толпу провожавших… Я не увидел ее. Конечно, не увидел! Откуда?!.. Но будь она там… Хотя, ты слышал, как я говорил о том, что, попроси она меня, и я остался бы. И ведь услышал! Пусть спящую, но услышал! И не остался… Поверишь ли ты мне теперь, если я скажу, что разгляди я ее в толпе вокзала, и я соскочил бы с поезда? Вряд ли… Я не знал тогда, что, придя домой, я… не почувствую оправдания тому, что бросил Мишель, что пожертвовал ею ради тех, к кому вернулся. Конечно, я выслушал проповедь от Амины, но это было ожидаемо и не тронуло меня нисколько. Амина успокоилась, поверила моим оправданиям, или сделала вид, что поверила. Но мне вдруг пришло в голову, что мое отсутствие, мои оправдания и их достаточно явная неубедительность ее просто не трогают. По телефону ругалась? Так это понятно – я был далеко. Но сейчас я вернулся, я пил кофе на кухне, трезвый, нормальный, вполне даже обычный Слава Князев… Все встало на свои места! Понимаешь, Паша? Все было, как обычно! И… не было в ее взгляде даже тени пережитого страха о том, что я могу не вернуться. Она и не переживала! Ее Слава при ней! В любом случае! Понимаешь? Куда бы я делся??? Кто я против ее папаши и его головорезов???.. Не было радости оттого, что я дома, что меня можно обнять!.. Звучит погано, я знаю. Но ты же понимаешь, о чем я здесь толкую, Паша? Ты же понимаешь???
-Понимаю. Но ты мог вернуться!
-Куда??? На Арбат? Искать ее по всем закоулкам и кафе? Я даже имени ее не знал!
-Но прозвище! Номер телефона, наконец!
-Не знаю… Боялся, что она меня не примет? Глупость! Ее гордость немедленно уступила бы место счастью от моего падения к ее ногам! Такие люди умеют отряхивать прошлые обиды со своей души так же легко, как пыль с одежды! Сам не знаю, что меня удержало в тот день. А к ночи заболела дочка. Аппендицит. Конечно, я был с ней в больнице, я не смог бы бросить ее тогда. А потом… Потом я понял, что уже и не смогу ничего сделать. Было уже слишком поздно, наверное. Сама Судьба так распорядилась – спустя пару месяцев что-то толкнуло меня, все вдруг всплыло – личико Мишель, ее голосок, вся память о тех двух ночах… Я позвонил. Позвонил, Паша! И выяснилось, что этот номер больше не отвечает. Они сменили номер, переехали или еще что… Нет, не смотри так! Я не остановился, я помчался в Москву, на Арбат! Я напялил черные очки и слонялся по этой проклятой улице взад-вперед, заходя в кафе, разглядывая зрителей там, где выступали певцы или музыканты, я прислушивался в надежде услышать ее голос. Бесполезно! Все было тщетно… Наконец, в памяти всплыло название кафе в котором они – Мишель с друзьями собирались, когда приезжали на Арбат. «Старое фото». Она хвасталась, что там варили очень вкусный кофе «по-турецки». Я стал лихорадочно просматривать многочисленные вывески на домах, вертя головой, как обезумевший шуруп. Вот оно! Крохотное кафе, вход в которое оказался слегка повернут внутрь арки старого дома. А войдя, я едва не испытал шок – за одним из столиков сидел… Леша. Леша-Фагот, которого я не видел уже, кажется, целую вечность, и чье лицо было неразрывно связано с Мишель. На мгновение мне показалось, что рядом сидит она сама. Но шок и головокружение прошли, я понял, что Леша сидит один, а девушка рядом пьет кофе со своей подругой. И тут он увидел меня… Паша, мне не описать выражение его лица при виде меня! Шок от неожиданности, растерянность, страх или досада… И ни толики радости. Его глаза, кажется, даже потемнели, когда он понял, кто перед ним, и что я явно хочу с ним поговорить. Он сидел, не шевелясь, и мне пришлось подойти к нему.
-Здравствуй, Леша!
Я протянул ему руку, но он не подал мне руки в ответ. И сердце мое моментально оледенело – Мишель! С ней что-то произошло, что-то страшное!..
-Я знаю, что не в праве просить тебя, а ты, как раз, можешь, отказать мне, но Леша, прошу тебя, пойдем со мной – надо поговорить! – выпалил я, глядя ему в лицо.
Он закрыл глаза, и я подумал, что не откроет их, не желая даже видеть меня. Но он открыл, вздохнув, допил свой кофе и поднялся из-за столика. Мы вышли на улицу, где, по иронии Судьбы, снова моросил дождь. Укрылись под аркой и закурили. То, что Леша принял от меня сигарету, внушило мне надежду, что не пошлет он меня сразу.
-Не расшаркивайся передо мной, Слава, — произнес вдруг Леша. – Не стоит. За сигарету спасибо, но…
-Ты вполне справедливо не хочешь говорить со мной, Леша, — перебил я, торопясь, словно, смогу сказать что-то такое, что переубедит Лешу, заставит отнестись ко мне иначе.
-Но? – спросил он, прищурившись.
-Мне необходимо поговорить о Мишель! И то, что я нашел тебя, видится мне добрым знаком…
-Но, может быть, наше свидание – лишь возможность для тебя получить причитающееся хотя бы на словах?
-Причитающееся… — повторил я. – Поверь мне, Леша, больше меня наказать, чем я уже наказан, ты вряд ли сможешь! Но я говорю это не для того, чтобы заткнуть тебе рот. Нет! Говори, и я выслушаю все. Но только скажи, с Мишель все в порядке?
-В порядке?! – вскричал Леша, и глаза его вспыхнули недобрым огнем. — Тебе не кажется, что само слово звучит сейчас по-идиотски?! Как с ней вообще может быть все в порядке???.. Но если ты хочешь знать, жива ли она, не бросилась ли под твой поезд тогда, то нет. Жива.
Я выдохнул с явным облегчением.
-Тогда скажи мне, что с ней? Где она? Я так понял, здесь она не появляется…
-А зачем? Группа распалась, петь стало не с кем, да и не за чем… Сам должен понимать – какое тут пение?! Собственно, с того дня, как ты бросил ее, я больше ее и не видел.
-Не видел??? Но ведь вы друзья! И ты не знаешь, как с ней связаться?
-Нет. Не знаю. Ее номер сдох. Вполне возможно, что переехали. Она говорила как-то, что их пятиэтажки собирались сносить… А сама она мне не звонила. Ни разу. И я могу понять, почему. Даже не смотря на то, что мы с ней считали друг друга друзьями, то, что случилось в тот день… Я стал для нее неким напоминанием об этом. Кроме того, она явно решила изменить свою жизнь. Так, чтобы ничто и никогда из тех двух дней, вернее, полутора, наверное, не вторглось вновь в ее жизнь. Она выбросила все напоминания, как мусор, и я оказался одним из фантиков. Я не в обиде. Нет. Я понимаю ее – тот день и пережить-то было трудно!..
-И ты не знаешь даже ее имени? Ее настоящего имени?
-Нет. Здесь они ни к чему. Да и если ты спрашивать начнешь у них, — Леша обвел жестом людей под дождем, — у местных компаний, они знали ее только, как Мишель. Да и не могли они ее видеть. Толком она здесь ни с кем не общалась. Так – привет-пока… Я не знаю ее имени, Слава, я не знаю, что с ней сейчас, но ты выслушаешь о том, как прошел тот день! Тебе придется, раз уж ты нашел меня!
-Говори… — выдавил я из себя. – Говори все. Абсолютно все!
Леша поглядел на меня долгим взглядом, точно, оценивая.
-Хорошо… Хотя, мне не передать, как горько говорить все это, проявлять вот такое отношение именно к тебе! К человеку, который вызывал во мне самые лучшие чувства, которому я по-хорошему завидовал. Талант, мужество, достоинство, характер, внешность!.. Конечно, и девушка досталась самая лучшая. А как же иначе?! Так думал я. Хоть и помнил, очень хорошо помнил, что ты женат… Но жизнь такова, что люди женятся, не подумав, а потом могут развестись и решить все проблемы по-человечески. Не католики же!.. До последнего надеялся… А вы так и светились, Слава! Вы не были беззаботны и веселы, но ваши глаза… Такое если и дано увидеть, то раз в жизни. И я увидел… И не смей мне сейчас говорить, что я уж слишком затянул со своим вступлением!
-И не думал… — вставил я. – Продолжай спокойно.
-Покорно принимаешь? Это должно обезоружить, но я знал, что ты будешь слушать… Тебе тяжко пришлось, наверное, ибо, оставить такую девушку, как Мишель, просто невозможно. Я бы точно не смог! Но речь не обо мне, и даже не о тебе, а о Мишель… Утро тогда началось для меня с приезда мамы. Должна была вернуться вечером, но случилась оказия, через наш городок ехал в Москву бабушкин сосед, он и подбросил. Две сумищи приперла с гостинцами от бабули!..
-Выходит, это ее я видел у парадного?
-Ее. Она тебя тоже… Меня разбудило ее восклицание: «Батюшки! Не иначе, как Мишель в гостях!.. Лешка, вставай!» Я, конечно же, подорвался, разбудил Толика, мы вышли на кухню.
-Опять в моей комнате все перевернули! – тут же налетела мама, хоть и не сердито. – Мишель-то спит еще? У тебя? Не будите, пусть поспит! Господи, и как же жалко, что ты дурак такой у меня, и она на тебя даже и не посмотрит всерьез!
-Ну, началось, мама!! – вскричал я. – Такие девушки вообще мало, на кого всерьез смотрят!
-Да-а… Этой девочке принц нужен на белом коне! – размечталась мама, усевшись на стул и погладив рукой совершенно чистый стол. – Такая умничка! Такая красотка!
-Ну, и где же ты принца-то сыщешь?! – усмехнулся я, ставя чайник, пока Толик скрылся в ванной.
-Принца?.. Да хоть вот такого, что сейчас из подъезда нашего вышел! Господи, красавец какой! Высокий, волосы такие шикарные, темные, густые… Глазищи из-под бровей черные! Пронзительные!.. Только мрачнее тучи был. Он мне еще кого-то сильно напомнил… Да я разглядеть не успела – он пожелал мне доброго утра и исчез…
Я, Слава, похолодел, когда понял, что она о тебе говорит. Откуда бы еще здесь, в одном нашем занюханном подъезде взяться сразу двоим принцам с пронзительным взглядом и небесной красоты?! Но только если Мишель до сих пор не было видно, значит, ты смылся тайком. Иначе бы она проводила тебя и торчала бы на кухне с сигаретой и кофе. И я не знал тогда, то ли радоваться, что она все еще спит, то ли поскорее разбудить, сказать все и пережить кошмар этой новости в ее глазах… Но я не додумал – ее голосок раздался у меня за спиной:
-Ой, Валентина Ивановна! Доброе утро!.. Мы ждали вас только к вечеру…
-Что-то знакомое на тебе надето, деточка! – усмехнулась мама, оглядывая Мишель. – Уж не мои ли джинсы? А, Лешка?
-Твои… — протянул я, и это в тот момент беспокоило меня меньше всего. – Так случилось, что одежда Мишель пострадала, надо было срочно что-то найти и я вспомнил про эти джинсы, которые лежат у тебя без дела – никак не продашь… Словом, прости нас!
-Ну-ка, повернись! – скомандовала мама Мишель.
Та, смущенно улыбаясь, покрутилась перед мамой. Мама удовлетворенно хмыкнула.
-Отлично, Мишель! Просто на тебя шиты! Я тебе их дарю! Носи на здоровье…
-Но, Валентина Ивановна, это уже слишком! – вскричала Мишель. – Это такие дорогие джинсы, их не достать и…
-… и ты их заслужила! Небось, целый день вчера тут все драила! А, Лешка? Ты опять все запакостил? Скажи спасибо, что у тебя друзья такие! Выручили… Тебя, Мишель, ему постоянно просто Господь Бог посылает, чтобы я ему голову не оторвала…
Мишель смущенно улыбалась, мама смеялась… Из ванной вышел Толик, остановился в дверях кухни. Тут Мишель обернулась, увидела его, поняла… Я не знаю, Слава, что ей вдруг стукнуло, но в ее глазах что-то мелькнуло, потемнели они как-то…
-Толик… а в ванной не Слава был? Это ты?
-Нет, Мишель… — ответил за Толика я. – В ванной Славы не было…
-Но тогда…
-Мишель, его нет, — выпалил я, зажмурился и опустил голову, словно, ее взгляд мог меня убить.
-Нет?.. – переспросила она. – Он в магазин ушел? Куда, Леша?
Я, как нашкодивший перед учителем малыш, бросил взгляд на маму – она пристально глядела на нас, молчала и вдруг спросила:
-Слава?… Погодите-ка, а это не Слава ли, часом, Князев? Вы тут о нем толкуете???
-Да! – очнулась Мишель. – О нем, Валентина Ивановна! Он здесь был и…
-Я поняла… Вот теперь я поняла, кого мне этот «принц» у подъезда напомнил! Он выходил, Мишель, когда я заходила.
-А вы не заметили, он… он с сумкой был? Большая такая, кожаная, на длинном ремне…
-Была сумка. Она у него еще за ручку двери зацепилась…
И тут Мишель поглядела на меня.
-Что он сказал?.. Леша!!! Что он сказал??? – вскрикнула она.
-Ничего… — пролепетал я и спохватился. – То есть, я не знаю… Меня мама разбудила, и я не видел, как он уходил…
Она кинулась в мою спальню. Мишель… Слава, она надеялась найти там… Наверное, записку… Хоть что-то, что оправдало бы твой вот такой отъезд! Но ничего не нашла… Я понял это, когда она вернулась на кухню – на ней лица не было. Одни глаза…
Лешка в последний раз затянулся почти сгоревшей сигаретой, выбросил окурок. Руки его дрожали.
-Я даже описать тебе не смогу, Слава, что было в ее глазах… Это не сравнимо ни с чем! Казалось, ее просто нет с нами. Она… она уже неслась вслед за тобой. Опрометью. Едва дыша… Но беда – она все еще стояла посреди кухни! – горела в ее глазах страшным пламенем.
-Поезд в Питер около десяти, — четко произнесла вдруг мама. – Сейчас половина восьмого. Он успевает. А вот следующая электричка на Москву только в десятом часу… Остается попутка.
Мишель посмотрела на нее.
-Если вам повезет, доедете быстрее, чем на электричке. Но вот…
-Повезет! – отчеканила Мишель. – Простите меня, что я вот так исчезаю! Пожалуйста, простите!.. Толик, ты со мной?
-Мы оба с тобой! – вмешался я, чувствуя некоторое облегчение оттого, что не случилось истерики, слез, всего этого кошмара…
Дурак я был! Кошмар оказался совсем другим, куда более ужасным, чем все слезы на свете, какие я мог представить… А Мишель увидела вдруг на столе твои сигареты и зажигалку. Ты забыл… Медленно, словно, в полусне, словно, кто-то мог осудить ее за это, она подошла и взяла их в руки. Чуть не выронила – руки ее дрогнули, и мне показалось, Мишель сейчас разрыдается. Но этого не случилось. Она лишь кончиками пальцев провела по зажигалке, убрала ее и сигареты в карман джинсов, оглядела нас.
-Пора!
В дверях квартиры она притормозила, оглянулась на маму, но та лишь махнула ей рукой.
-Беги, Мишель!.. Тебе лучше знать, как лучше…
Еще почитать:
Картины от сердца
КАН ЫН СУ ЦЫПЛЕНОК
Мистер Хадсон — Мистер Хадсон. Глава 32
Багровый заяц
«
»
