-Владислав! – из двери бара выскочил тот золотоволосый. – Погодите!.. О, Фагот, привет! Добрый вечер всем!.. Мишель!.. Ребята, я тут вот решил напроситься с вами. Возьмете?
-Но ты, наверняка, с компанией, Валет, а всех я с собой точно не потащу! Уж извините! – вполне серьезно завил Леша.
-Не извиняйся! Я был с Михой и его ребятами…
-Ну, понятно!.. – перебил его Леша, пытаясь прилепить к своей физиономии бывалый вид. – Вот их-то только и не хватало!
-Не волнуйся, они за вами не увяжутся, хоть Миха и выразил желание послушать Владислава вживую… Обойдется! А к тебе идти далеко, Ленка разнылась, что не пойдет, Зеленый ее опять напился до чертей, и она злится, ворчит, что домой пойдет и достали ее наши морды… А ты знаешь, для меня эта их компания терпима лишь пока пить не начали. Но они уже порядком набрались… Так возьмете в собой?
Наверное, совершенно машинально, просто потому, что он вот такой и внешне, и внутренне милый и очаровательный, абсолютно без задних мыслей, Валет подхватил ладошку Мишель и поднес ее к губам, что в наше время, скорее, пережиток, чем реальность. Это была его театральность, его обаяние, такое неожиданное в этом месте, не более того, Паша! Но я едва сдержался, я чувствовал себя столбом, которым должен остаться, чтобы не вышла грубая глупость, никчемная, недостойная… нет, не меня – Мишель! Этой чудной девочки, которая нравилась всем, которая влюбляла в себя и внешностью своей, и непохожестью на других… продуктов того времени, своей… искрой Божьей, сиявшей в ее глазах. Девочки, которая могла принадлежать в лучшем смысле этого слова любому, кого выберет сама, которая выбрала меня, и которая мне-то и не могла принадлежать. Единственному, кто был вынужден ее отвергнуть…
И не говори ничего, Паша! Не говори… Да, мы оба могли опомниться и не продолжать стремиться друг к другу, и если она, просто потому что, такая чувствительная, такая влюбленная, не в силах была сама все решить, то это должен был сделать я, взрослый мужик, понимавший, что чем дальше, тем больнее будет потом. Но в голове вертелось – и ты лишишь и ее, и себя радости, которая, возможно, больше никогда не свалится на вас, на тебя?!..
Руки Славы тряслись, когда он взял сигаретную пачку со столика, а оказавшись пустой, она резко полетела в окно, но не попала, ударилась о раму и упала на колени Павла.
-Прости… — буркнул Слава.
Павел взял пачку в руки, аккуратно смял ее и положил возле пепельницы. Слава сидел, сцепив пальцы рук и опершись локтями о стол. Павел молча пододвинул к нему свою пачку и прикурил сам.
-Я хотел сказать, Слава, что ведь… и не такие проблемы решались. Да, было бы сложно, возможно, опасно для вас обоих в связи этой дагестанской семейкой. Они ведь такие – оскорблений не прощают, а оскорблениями считают все подряд. А тут дочь!.. Ну, неужели настолько это было нереально??? Сбежать, действительно, подальше, перетерпеть, отсидеться. Конечно, пострадало бы, вероятно, твое творчество, твои записи, выступления. Ты боялся, что эти даги могли бы устроить резню прямо на концерте? Или… или пострадать могла бы Мишель? Настолько все серьезно было? Я ведь с ними не сталкивался, только слышал какие-то истории…
Слава выпустил дым и долго через него глядел на Павла.
-Воистину, Мишель была чудной девочкой, если даже сейчас, в простом рассказе о той истории, она ухитрилась показаться тебе таковой, что ради нее можно рискнуть всем! Но именно это, Паша, я тебе и пытаюсь втолковать все эти часы! Именно это!!! И это самое столько лет не дает мне жить, а порой и дышать… И именно риском, угрозой и для ее жизни я пытался оправдаться все эти годы. Господи, я ведь даже и не подозревал тогда, рядом с ней, насколько велик был этот риск!.. Уже потом, будучи не один год женатым на Амине, я узнал, какими делишками ворочал ее отец и какими методами порой действовал. Несколько раз я бывал на сборищах всего этого горского клана вместе с остальной родней, друзьями и так далее. Это совсем не похоже на наши шашлыки! Даже в исполнении братков. Их манера общаться, их ощущение себя царями этого мира, эта уверенность в безнаказанности… Со мной обращались с уважением, но настороженно – я так и остался для них чужаком. Хотя иногда они вели себя так, словно, гордились, заполучив себе в родню прославленного русского клоуна. Да, Паша! Ведь песни наших рокеров, равно, как и наша попса их нисколько не интересуют. Слушают они исключительно собственную музыку – что-то национальное, слегка осовремененное… В сущности, плевать на все это! Было бы плевать, но рядом с ними возникало достаточно навязчивое ощущение присутствия диких зверей, от которых не знаешь, что ждать в следующую минуту. Понимаешь?.. Однажды мы были с Аминой в гостях у ее бабушки, в горной деревне. Дом, конечно, огромный, дорогой, красота вокруг необычайная, чего уж!.. И отправили меня за какими-то ягодами на склоны гор – бабуле, суровой такой худой старушенции в деревенской одежде и платке, намотанном в несколько слоев, они для блюда особенного нужны были. Со мной парень пошел в качестве проводника, чтобы я в овраг какой не свалился и не потерялся среди скал. Ну, как, парень – мужик к сорока ближе. Хотя, лица у них темные, обветренные. Выглядят старше… Так получилось, что я вышел на тропинке вперед него. Но он схватил меня за плечо, остановил и, проходя вперед, буркнул с сильным акцентом:
-Никогда не поворачивайся ко мне спиной!..
Не поверишь, но мурашки пробежали по моей спине! Я понял, Паша, очень четко – для этого человека, как и для них всех, убить человека дело обычное. Это мы твердим – убить человека нелегко, и даже добровольцы на фронте многие не могли этого сделать – просто выстрелить во вражеского солдата. У них все иначе. Поэтому, я могу утверждать – оставь я Амину ради Мишель, ее отец, братья, и иже с ними, нас в покое не оставили бы. Мой поступок сочли бы тяжелейшим оскорблением, которое не прощают… По сути, я спас Мишель или от гибели, или от оплакивания моей персоны!
Павел посмотрел Славе с глаза.
-И ты сумел убедить себя в этом?
-Нет, — быстро, не задумываясь, ответил Слава. — Я смотрю сейчас на своих детей, и порой мне приходит в голову, что это ведь могли бы быть ее дети. Они выглядели бы иначе, они вели бы себя иначе, ибо это были бы дети с иными генами…
-Слушай! – воскликнул вдруг Павел, но тут же осекся.
-Что?
-Да не знаю… Вернее, не стоит об этом говорить.
-Да по твоей физиономии видно, что стоит… Не бойся, я и сам об этом не раз думал. Ты хотел предположить, что после меня у Мишель мог родиться мой ребенок?
-А что, это настолько невозможно?.. Я ведь помню все, что ты о ней здесь говорил, я помню девочек тех лет – ну не носили они с собой в сумочках презервативы и контрацептивов не пили! А если и пили, то те, кто в этом во всем уже «собаку съел». Но Мишель была не из таких. И насколько я помню, этот Стас пожаловался, что она ему не давала и, мол, «целку из себя строила»…
-Не строила. Она и была до меня никем не тронута…
-Такие, Слава, уж точно ничего не принимали и презервативов не носили с собой! Да у нее в аптеке язык не повернулся бы попросить их!.. Остаешься ты…
-Можешь не докапываться, Паш… Все это случилось безо всякой оглядки ни на что. Дураки, сумасшедшие – все, что угодно… И все же, я знаю, Паша, что Мишель не забеременела от меня. Знаю точно.
-Откуда??
-Потом… Все это потом… Та весна, Мишель, городок тот тихий, в чем-то наивный, а в чем-то уже зловеще предвещавший «лихие девяностые» этими своими темными дворами, баром этим, куда уже невольно опасение охватывало заходить, эти девочки, парни… Но та весна, ее аромат даже в глухих дворах с поломанными лавочками и веревками для белья, со столами, обитыми железом, за которыми поколение за поколением «забивало козла», они свели меня с ума!.. Парень этот…
-Валет?
-Да! Ему бы в кино играть! Даже играть не пришлось бы… Эдакий великосветский соблазнитель не по соображению какому-то, но по сути своей – от таких, Паша, женщины просто тают! Интересно только, где ж его воспитывали такого?!.. Пока домой к Леше шли, болтал он без умолку! Но при этом не трещал пустоголово, а именно разговаривал, рассказывал, едва ли не в лицах какие-то истории из местной жизни, упоминал книги и фильмы, рассуждал о вещах, которые большинству в этом городке совершенно незнакомы были, наверняка! И все так легко, так непринужденно и ненавязчиво… Душка, как говорят! А поскольку, Мишель оказалась единственной девушкой в этой компании, само собой, в итоге, внимание Валета полностью переключилось на нее… Кажется мне это или нет сейчас, но Леша, вроде, даже подавал ему какие-то сигналы – толкал в локоть, корчил рожи… Но тот слишком уже разошелся, увлеченный, на самом деле, даже и не Мишель, а самим собой, своей галантностью, своим шармом по сравнению с тем же Лешей. Хотя, Паш, и я себя рядом с ним ощущал сухим пнем, если честно… Мишель… А она улыбалась, она смеялась над его высказываниями, кривляниями. Ей нравились его ухаживания, смахивающие на флирт, впрочем, довольно невинный. А он просто радовался, что попал в наше общество и не будет вынужден провести остаток вечера в баре с Михой и его пьяной компанией. Спросил, не спою ли я что-нибудь, и слышал ли я, как поет Мишель… Убил бы вот! Ведь я после ее романса, ее слез, света ее глаз, переполненного чувством ко мне – Я ЭТО ЗНАЛ!!! – ощущал ее пение, ее голосок, как нечто, принадлежавшее только мне одному в целом свете! Понимаешь, Паша?! Я уже присвоил ее себе! И тут оказывается, что кто-то… даже не кто-то, а этот обаяшка-Валет, уже слышал ее пение ДО МЕНЯ! Понимаешь???
Павел молчал, глядя на Славу, слыша, как кричит его сердце через голос его, и чувствовал, как дрожит его собственное… И где только старик-Шекспир???
-И тогда я, — продолжал Слава, — какой-то совершенно обалдевший, шедший по этим дурацким улочкам – то асфальтированным, то разбитым, то закрытым досками деревянного тротуара, прогибавшимся и хлюпавшим по скрытым под ними лужам – почувствовал лишь один выход, чтобы уже окончательно не спятить. Я ухватил Мишель за руку, дождался возможности слегка отстать от остальных, сжал ее плечи, наверное, до боли, а она глядела на меня… Нет, без страха и упрека! Она опять сияла, Паша, эта Звездочка! И я спросил:
-Ты… Мишель, ты правда так любишь меня? Скажи мне честно! Это не оттого, что я вот такой известный, вот такой необычный, как болтают, вот такой…
Я не находил уже слов, понимая, что меня заносит в какую-то чушь, как в болото.
-Да, Слава, я люблю тебя! – сказала она. – Я очень тебя люблю!!! Ты слышишь меня? Веришь мне?
И я поцеловал ее. Как только терпел всю эту дорогу?! Сжал ее всю в объятиях и целовал так, что губам больно было, так что задыхались оба и дыхание одно на двоих, сколько хватит… А дальше смерть…
И когда я отпустил ее, она обняла меня за плечи, улыбнулась и посмотрела мне в глаза.
-Не обращай внимания на Валета! Просто не обращай…
-Ага! – усмехнулся я, хотя, дышать после этого поцелуя стало явно легче. – Такой красавчик!
-Красавчик! – подтвердила Мишель и рассмеялась. – Здесь многие, я слышала, по нему сохнут… У него родители очень состоятельные – дом у них где-то на берегу. А он вот гуляет… Хотя, впрочем, кажется, он то ли на художника учится, то ли на скульптора… В сущности, одно и то же.
-Жених! – подытожил я ее рассказ о Валете.
Она зыркнула на меня, а я усмехнулся.
-А что?! Разве не так? Пусть себе рисует, тем более, если получается! Вот так выйдет за него кто-нибудь и «в шоколаде»! Тут тебе и дом есть, и деньги, и красивая жизнь, если он дураком потом не окажется…
Тут Мишель смолкла и пошла вперед, догоняя компанию.
-Мишель! – что-то кольнуло мне в грудь. – Мишель!!!
Но она уже втиснулась между Лешей и Валетом и подхватила обоих под руки. Леша обернулся ко мне, растерянный, даже напуганный, бледный…
-А ты захотел взять и удрать! Просто исчезнуть после ее выходки, да? – Павел пристально глянул на Славу.
-Эта мысль меня, точно, в грудь толкнула… — мрачно констатировал Слава. – Я остановился, как вкопанный думая о том, что вот сейчас самый момент уйти, оставить все, как есть, пока не случилось ничего, пока все еще в стадии… флирта, что ли. Ведь и не могло быть ничего серьезного, не должно было быть!
-Последний рефлекторный импульс умирающего разума? – грустно усмехнулся Павел. – Да еще дураком себя почувствовал, не иначе!
-Погано так на душе стало… Гордость обуяла – она ушла к ним! А я тут один, отстал и никому не нужен со своей идиотской обидой… Я себя не узнавал! И ведь знал, что Мишель не способна на низость, что она просто решила слегка уколоть меня, заревновавшего на ровном месте, а я и повелся…
И тут ко мне подбежал запыхавшийся Леша.
-Владислав!.. Слава… Можно, да?
-Можно… Отдышись!
-Да… Хорошо…
Он постоял рядом со мной, успокоился.
-Ты чего примчался-то?
-А вы… то есть, ты чего отстал?
-Да так…
-Мишель?
-Что Мишель?
-Из-за того, что она с нами пошла, с Валетом? Вот не хотел же его брать, да он так напрашивался… Сердцеед чертов!
-И ты решил, что нам с Мишель, вернее, мне из-за него грозят неприятности?
-А разве не из-за этого ты здесь стоишь?
-Хочешь честно?
-Конечно. Только давай уже пойдем! Ладно?
Хотя, судя по выражению его лица, в его фразу больше подошло бы «пожалуйста» вместо «ладно».
-Пойдем, пойдем! – я кое-как улыбнулся и хлопнул его по плечу. – Куда же я от вас денусь?!
-От нас или от Мишель? – вякнул Леша.
Хотя, в глазах его была скорее, тоска, чем страх.
-Вот, как раз, от Мишель и следовало бы деться! Об этом я и думал стоял. Но и Валет твой бочку меда явно испортил…
-Ты все еще считаешь, что лучше ничему между вами не быть? Да?
-Пока мой мозг еще функционирует, я не могу об этом не думать…
-Тогда лучше выпей! – убежденно заявил Леша. – Тебе нужно расслабиться и поверить тому, о чем просит твое сердце…Только не думай, что я слишком много беру на себя! Я понимаю любые твои возражения, каким бы балдой я порой ни казался… Но вот, что я скажу тебе… Выслушай, не перебивай!.. Понимаешь, я просто уверен, что в этом мире все имеет свою цену. Не в смысле, что все можно купить! Нет! Но чем замечательнее мечта, тем серьезнее за нее приходится платить… Мне ясно, что менять свою жизнь ради Мишель ты не станешь. И это можно понять… Но я, например, не смог бы отказаться от ее любви хотя бы даже на эти пару дней выходных! Она так смотрит на тебя! Она сама – есть счастье! Это дорого будет стоить, и тебе, и ей. Но она готова к этому. Она все отдаст за эти ночи с тобой!.. Какой там Валет?! Я тебя умоляю!.. Это только местные дурочки от него с ума сходят, да и нет здесь больше никого, кто был бы настолько привлекателен, как он. Славный мальчишка, очаровашка, но ей, Мишель, вся эта мишура ни к чему. Ей не это нужно…
-Замуж ей нужно! – рявкнул я. – За нормального мужика с головой и сердцем, способными оценить ее и беречь! А тут я, хлыщ питерский, ком с горы с прицепом, который никак не отцепить…
-Но это ты! Как ты не понимаешь?! – Леша даже ногой притопнул от перевозбуждения. – Есть вещи, не поддающиеся разуму, долгу, правилам, понимаешь? Тому, что придумал человек. Да, правильно придумал, зная свою неуправляемую природу! Но нельзя путать неуправляемость, распущенность с… Даром Божьим. Я видел распущенность, я видел здесь много проявлений человеческой дури, безделья, безмозглости. Но то, что я вижу между тобой и Мишель…
-Пойдем лучше, мыслитель! – почти гаркнул на него я.
-Прости! – выдохнул он. – Прости, я лезу не в свое дело…
-Думаешь, я не понимаю ничего?! Не вижу ничего?! И то, что я ревную, лишь подтверждает мои сумасшедшие чувства к ней, чувства, которых я никак не ждал сейчас. Их и не дождешься, не спланируешь…
-Ты будешь звонить домой? – неожиданно спросил Леша.
Так неожиданно, что я и не нашелся, что ответить.
-Не знаешь, что сказать? Не хочешь настроение портить или укор заслуженный услышать?
-Ох, и отрежут тебе твой длинный язык, Леша!
-Отрежут…
-Нет, совсем мне не хочется звонить! Тем более, что сейчас… жена уверена… или не очень уверена, что я еду домой… Пусть побудет уверенной еще какое-то время.
Леша посмотрел на меня тогда вот так же, как ты сейчас, Паша… И я не понял, укоряет он меня или сочувствует…
-Я не хотел бы оказаться на твоем месте тогда, Слава, вот что сейчас в моих глазах…
-Но как же Чудо? Как же то, что дается лишь раз в жизни и то, не всем???
-Но ты рвался на части! Играл в поддавки сам с собой!
-Я знал, ради чего, Паша!
-Тогда почему не идти до конца???
-Я уже все объяснил по этому поводу… На тот момент это было так. На момент этого невероятного сумасшествия, в которое так трудно поверить, на которое так трудно опереться. Даже если бы и не было всей этой дагестанской угрозы.
-А сейчас? Вот именно сейчас, когда понятно, что чудо это оказалось куда крепче и живучей, чем виделось. Когда уже и угрозы никакой нет, а?
-Мы уже говорили об этом, Паша. Что толку спрашивать, если такого шанса у меня нет и не будет?!.. Пойдем, пройдемся немного! Вон, станция…
-Скоро светать будет… — пробормотал Павел, невольно ежась на все-таки, еще прохладном ночном ветру, гулявшему по перрону.
Где-то на самом горизонте тоненькой лазурной полоской занимался рассвет. Солнце было еще далеко, оно еще только обещало нежный пурпур зари, а потом и зарево рассвета на освобождавшемся от пасмурной мороси небе. Слава поежился, поднял воротник на куртке и, задрав голову, вгляделся в небо. –Мы тогда тоже потеряли счет времени… Вернувшись к Леше, снова засели на кухне, пили коньяк, пели под гитару… Валет, помнится, уселся перед Мишель на корточки и умолял спеть тот романс. Я замер в ожидании ее ответа, я чувствовал, чего хочет Валет – недаром он уселся под ее взгляд! Но это был МОЙ романс, Паша! Романс, который она спела для меня!..
-Какая романтика, Слава!
-Романтика?.. – Слава прикурил, выпустил дым, не глядя на Павла. – Дорого бы я сейчас дал за ту романтику! Хотя, тогда мне было тридцать, передо мной оказалась чудная девочка, и конечно же, душа требовала романтики… Но и сейчас, когда мне почти пятьдесят, когда что-то сталось со мной, и это заметили люди, слушавшие меня все эти годы, я понимаю того Славу Князева. Очень хорошо понимаю!.. Мишель… она спела этот романс.
-Спела?! – искренне удивился Павел. – Я почему-то был уверен, что она этого не сделает!
-Сделала…
-И она…
-Нет. Она не смотрела на Валета так же, как на меня. Она не плакала. Ее взгляд обратился к темному ночному окну, так и оставшемуся открытым. Только вот видела она… Один Бог знал, что она видела!
-Ты тоже знал, Слава… — задумчиво заметил Павел. – Ты очень хорошо это знал!.. Смотри-ка, вон тот парень, о котором я тебе говорил! Смотри!!!
Слава обернулся и увидел высокого молодого человека, разговаривавшего по сотовому телефону спиной к ним. Он медленно прогуливался по платформе, натянув капюшон куртки на голову.
-Ну, и что? Я не вижу его лица.
-Ему придется обернуться, когда пойдет в вагон.
-Владислав Георгич, господа! Давайте, заходите в вагон, полуночники! – позвала проводница. – Сейчас поедем!.. Молодой человек!
Тот мельком обернулся и кивнул.
-Пойдем… Пора.
Слава на этот раз первым зашел в вагон, Павел следом, все еще оглядываясь на парня с телефоном.
-Молодой человек!!! – кричала проводница, и за ее спиной Павел смог разглядеть, как парень побежал к вагону.
Поезд тронулся, он заскочил, выслушав нотацию от проводницы, и остался в тамбуре с сигаретой. Он стоял, отвернувшись к запертой проводницей двери, и Павел, как ни старался, не мог разглядеть его лица. Наконец, он вернулся в купе и сел на свое место.
-Ты не устал? – спросил вдруг Слава. – Может, приляжешь?
-Если я лягу, я мигом усну! А я хочу знать, чем… вернее, как закончится твоя история.
-Что ж… — Слава упер ладони в сидение, глядя на пачку сигарет, брошенную на столик. – Ты сказал, что я знал, о чем думала Мишель, что видела она тогда за окном… Наверное, я просто видел то же самое. Вопрос лишь в том, знала ли она, что видел я… И может быть, было бы лучше, если бы она заплакала… Но она закончила песню, улыбнулась Валету, а он поцеловал ее руку.
-Прелесть, Мишель! Как и всегда, прелесть!! Так бы и слушал тебя денно и нощно!
Все во мне немедленно вскинулось, взбеленилось на эти слова, но… что я мог?! На что я имел право?! Уходящий навсегда…
Валет же так и вился около Мишель! То подаст что-то, то коньяк нальет, то сигарету поможет прикурить…
-Но ты-то где был?! – поразился Павел. – Ты торчал, как истукан и молчал??? Ты ничего не делал??? Или… ты уже увидел в нем своего заместителя?