Убить Алого Дракона Убить Алого Дракона. Глава 1

-Слава, ты спать теперь?.. Будем укладываться или посидим?

Мужчина под пятьдесят поместил свой чемодан в багажную полку и обернулся, блеснув большими стеклами очков в старомодной роговой оправе. Уселся на мягкое сидение, которое в вагоне СВ даже язык не поворачивался назвать по-старому «полка», похлопал с удовольствием по приятному велюру обивки и переспросил:

-Слава?

-А?.. Прости, Паш… Задумался. Ты что-то спросил?

-Я думаю, Слав, нам стоит чайку выпить… Или покрепче чего? Ты как?..

-Я ничего, нормально. И у меня коньячок есть, если ты не против.

-Я только «за»! – улыбнулся Паша. – Узнаю теперь Славку Князева! Ты всегда ухитрялся найти выпивку на всю группу, когда у всех в общаге карманы можно было флагами по ветру пустить.

-Стыдно старого друга хорошим коньяком не угостить! – Князев тоже, наконец, улыбнулся. – Ночь долгая предстоит…

И снова тень набежала на его очень мужественное, слегка грубоватой лепки, но всегда привлекательное для женщин лицо. Глубоко посаженные, выразительные карие глаза, густые черные брови, делавшие взгляд пронзительным и при наличии широкой улыбки на великолепно очерченных губах – нижняя при этом чувственно шире верхней — совершенно неотразимым. Седина слегка тронула очень темные, густые, в молодости «ежиком» торчавшие, а теперь элегантными волнами достигавшие плеч волосы Славы… Он вдруг пристально поглядел прямо в лицо своего старого друга, когда-то однокурсника Паши. Друга настолько старого, что, кажется, забытого где-то очень далеко. В тех годах, той жизни, что осталась за поворотом, невидимая теперь, из этого бытия, слишком непохожего на прежнее.

-Паш, ты был бы рад не поспать эту ночь?

-Ну, не в первой! – Паша снова улыбнулся, и в его светлых глазах, увеличенных очками, блеснула растроганная приятными воспоминаниями улыбка. – Я, если честно, и сам не знал, чем заняться эти десять часов – никогда не могу спать в поездах! Ворочаюсь, ворочаюсь… Эти блики фонарей, бегущие через купе, стучащие по стыкам колеса, а если еще и вагон в «хвосте», то вообще ужас – так трясет и раскачивает… Тебе, я вижу, о чем-то поговорить надо, да? Какие-то проблемы, неприятности? Я могу чем-то помочь?.. Хотя, да, смешно… Чем я, старый, затертый жизнью и бытом инженер из Новосибирска могу помочь самому крутому рокеру страны?! Причем, заметь, я не имею в виду деньги, положение!.. Просто ты всегда был самым, действительно, крутым среди нас. Самым сильным, самым прямым и, казалось порой, совершенно бесстрашным! Сколько тебя грозились отчислить с твоими гастролями!.. Ты же не ансамбль Моисеева, а жуткий для тех времен рокер с накрашенной физиономией и весьма неоднозначным репертуаром!..

-Бесстрашный, говоришь…

Слава достал из большой сумки отличной кожи на длинном ремне бутылку коньяка.

-А рюмки? – спросил Паша.

И Слава поставил на столик два крохотных, как раз, на размер рюмки, стаканчика из нержавейки.

-Всегда с собой… — пробормотал, открывая коньяк Слава. – Это святое!..

-Ты прости, Слав… Не мое это дело… Хотя, какое, к черту, не мое?! Ты – мой друг! Редко видимся, мало общаемся, но это положения вещей не меняет. И твоя Амина жаловалась мне на твое увлечение спиртным. Особенно, в последние несколько лет… Погоди! Ты только не ворчи на меня! Скажи лишь, ее жалобы и то, о чем ты поговорить хочешь, как-то связаны?

-В этой жизни все связано очень крепко! – отозвался Слава. – Одно цепляется за другое, все друг от друга зависит…

-Не спорю!

Паша поднес свой стаканчик к лицу и понюхал содержимое. Прищелкнул я зыком и подмигнул Славе:

-Отличнейший коньяк! Такой аромат! И «тяжелым» быть не должен… Вспоминаю дешевый портвейн, девчонок из общаги… Замечательные были времена!.. Господи, такой штамп! На самом деле, это только теперь события тех лет кажутся веселыми, забавными, вызывающими теплую ностальгическую улыбку. А тогда… Вечное безденежье, голодуха, экзамены, бессонные ночи, как плата за весь беззаботный семестр… Так чем же я тебе помочь могу, Слава?

-Тем же, чем помогал всегда, — Слава вскинул на друга глаза, и тот невольно поразился горчайшей тоске, разлитой в них.

-Вот, хоть убей, не помню, что бы я чем-то и тогда был в состоянии помочь тебе! – не очень уверенно улыбнулся Павел. – Деньги я сам у тебя «стрелял» то и дело, курсовые у тебя всегда были лучше всех…

-Ты умел слушать, дружище. И умел это, как никто… Ночами сидел со мной, отчаянно сопротивляясь попыткам твоего организма уснуть…

-Ага, и половину из твоего разговора не слышал! – заметил Павел. – Но прости! Я тебя слушаю. Уж сегодня точно не усну!.. События давних лет?

-Ты догадливый… Ибо в последнее время в моей жизни не происходит ничего, из-за чего стоило бы не давать тебе спать.

-И ведь удивительное совпадение, — Павел устроился поудобнее, поколотив подушку, – оказаться нам на одном поезде в Москву! Я и в Питере-то совершенным случаем, а поездка в СВ и вовсе чудом – племянница Галкина, даже и не родная – седьмая вода на киселе, как говорится, оказалось, здесь не последний человек на ЖД. Да не суть…

-Я звонил тебе домой , — отозвался Слава, – номер твоего сотового не знал, только теперь вот знаю… Твоя Галя сказала, где ты, но что бы вот так синхронно на один поезд, да еще в СВ! Но, действительно, неважно. Наверное, Судьба… Да, Паш, это давняя история. Двадцать лет пролетело, а покоя нет, как и не было!.. Давай выпьем!

-Ты почти стихами!.. Давай.

-Ну, я же песни свои всегда сам писал! – усмехнулся Слава. – Чего же удивляться?!..

Они выпили, оба как-то разом глянули в окно, за которым с трудом из-за горевшей на столике лампы в коническом абажуре, различались пролетающие мимо черные на фоне синего ночного неба голые еще верхушки деревьев. Резко звякнув и ослепив фонарем, пролетел закрытый красно-белым шлагбаумом переезд…

-Тогда тоже был апрель… — заговорил Слава. – У нас в Питере еще холодно, вот так же деревья голы, а Москва встретила неожиданным теплом, распускающимися почками и ни с чем не сравнимым ароматом… Даже не ароматом – какой в городе аромат?! Ощущением какого-то брожения внутри, чего-то никогда не объяснимого, радостного и тревожного… Тоже еще тот штамп! – Слава невесело улыбнулся. – Но я чувствовал именно это. Странно прозвучит, но, возможно, так ярко в первый раз в жизни… В Москву привели дела, которые сейчас не имеют никакого значения, но завершились они удачно, настроение было отличное, погода располагала, и я оказался на Старом Арбате. Уже и сам не помню, как и почему. Просто болтался по городу, убивая время до поезда домой… А тогда, в конце восьмидесятых, на Старом Арбате было весьма весело и шумно! Ты же помнишь – отпущенные вожжи подхлестнули многих! И в итоге на всеобщее обозрение высыпались самого разного рода артисты, певцы, художники… Арбат шумел, звенел гитарами, гремел бубнами и маракасами, звучал на все голоса и стили! В выходные к вечеру продраться вообще невозможно было… Я напялил темные очки…

-Не хотел, что бы узнавали? – вклинился Павел.

-Солнце слепило! – улыбнулся уже веселее Слава. – Да и ты прав, конечно – я не большой любитель раздачи автографов. Хотя, в такой толпе вряд ли кто-то сразу узнал бы… Я шел, оглядываясь на многочисленные картины, наталкиваясь на веселые компании молодежи, время от времени прислушиваясь к звучавшим отовсюду музыкальным номерам. Знаешь, ведь среди них вполне можно было встретить, действительно, одаренных личностей! Помню, попался мне парнишка из Гнесинки, игравший на скрипке «Чардаш» так лихо, так вдохновенно и виртуозно, что не заслушаться было просто невозможно!.. Так представь, Паш, двигаюсь я вот так сквозь толпу, взгляд устало и бездумно фиксирует расписных матрешек с лицами советских лидеров со времен революции, и вдруг… мой «Восточный царь»!

-Ну, я не думаю, что это было чем-то беспрецедентным в то время! – заметил Павел. – Ты был в моде, твой голос и твои яркие и глубокие мысли летели со всех радиостанций… Я слышал о Старом Арбате, о тамошних концертах в подворотнях. И я не удивляюсь, что ты мог услышать ту или иную свою песню! Особенно, например, «Прощай, Крайний Запад» или « Рыбак»…

Вежливый стук в дверь купе заставил смолкнуть и обернуться.

-Войдите! – позвал Слава.

Дверь почти бесшумно отъехала в сторону, и показалось улыбчивое и слегка усталое лицо симпатичной проводницы.

-Вы как насчет ужина, господа? Простите, что слегка припозднилась – там по коридору дальше мамочка с двумя малышами-близнецами! Устали мальцы, капризничают, мама растеряна, неудобно ей – боится все, что потревожат они своим плачем… Пришлось помочь немного…

-Не беспокойтесь, все хорошо… Паш, перекусим?

Тот, улыбаясь, кивнул.

-У нас на выбор – гуляш с гречкой и рыба с картофельным пюре. Чай, кофе, пирожки сладкие, пирожки с капустой и яйцами, печенье есть…

-Давайте рыбу, кофе, печенье… Паша?

-Мне, если можно, гречку, чай и пару пирожков – такой и такой. Можно?.. Спасибо!

-Сейчас все принесу! – улыбнулась проводница и прикрыла дверь.

-Господи, я и забыл, что могут покормить! – рассмеялся явно довольный Павел. – В ресторан идти неохота было, а с собой ничего не прихватил. С удовольствием поем! Даже вот Галинке с ее плюшками увеличить меня в объеме так и не удалось.

Павел похлопал себя там, где у других в его возрасте обычно красуется «пивной» живот.

— Помнишь, как раньше ездили? Курица в фольге, чего еще закусить, а на платформах, особенно, курского направления, летом вареная картошечка! И яблоки, яблоки… Так что же твой «Восточный царь»? Прости!

Слава только махнул рукой – мол, не беспокойся! – и налил еще коньяка. Выпил, не дожидаясь Павла. И тот заметил, как дрожит в пальцах друга маленький стальной стаканчик. Но то была не «трясучка» в руках пропойцы! Только это и выдавало тщательно скрываемое Славой волнение…

-«Восточный царь»… Ты точно никогда не мог услышать подобного исполнения! То есть, музыкальное сопровождение оказалось неожиданно приличным. Я не помню уже, сколько там ребят участвовало, но они ухитрились исполнять песни очень близко к оригиналу. И это в те-то времена! А вот вокал…

-Тебя трудно исполнить близко к оригиналу! – поднял палец Павел.

-А там и не старались. Тем более, что это было бы невозможно – пела девушка… Она, правда, удивительно органично ухитрялась примешивать в голос похожие на меня интонации… И голос хороший. Действительно, хороший! Во всех смыслах. Сильный, чистый, очень обаятельного тембра. И девочка оказалась весьма артистична. Плюс – явное умение владеть голосом…

-И, конечно же, чрезвычайно привлекательная! – не удержался Павел.

Слава только глянул на друга и снова уставился в темень за окном.

-Понимаешь, она… Для того времени одета она была ярко и необычно, в отличие от остальных выступавших – у них там джинсики, короткие юбчонки, намек на хиппи или панков. А она… Волосы убраны были под настоящий черный цилиндр! Не очень большой, скорее всего, от «амазонки» для верховой езды… Приталенный черный жакет поверх белой блузки с ажурным воротничком-стоечкой, и пышнющая до колен юбочка с целым ворохом черной сетки и черным бархатным верхом, украшенным разнокалиберным, довольно крупным белым «горохом». Черные очень густые колготки и изящные черные замшевые сапожки на точеных ножках… Наверное, слишком подробно расписал для мужика, но этот ее образ настолько врезался мне в память, что назвать его просто привлекательным, как выразился ты, явно мало! Я остановился среди зрителей, и от свободного круга, где выступали ребята, меня отделяли два или три человека.

Она не то, что бы танцевала, исполняя песню, она как-то приплясывала, что ли… Но так мило, так заразительно! И эта ее пышная юбочка так и летала, вспархивала перед глазами… В ее руках звенел бубен, который она держала в ладошках, упрятанных в тонкие белые перчатки… Возможно, оставаясь на открытом воздухе не один день, девочка успела слегка загореть под весенним солнцем, но ее кожа была удивительно нежного, теплого цвета легкого загара. И большие серые глаза… они светились на фоне этого ее румянца… Она улыбалась, она сопровождала песню и этот свой танец забавной мимикой и жестами, она запросто вот так общалась со зрителями, и у меня мелькнула мысль, что она учится или в театральном, или эстрады… Но я не успел додумать – двигаясь по кругу, она приблизилась к тому месту, где я стоял, и… увидела меня. Мгновение, Паша! Одно мгновение, которое я просто физически почувствовал, и она узнала меня! Ее личико непередаваемо засияло и, немало не смущаясь, она протянула свою белую в перчатке ладошку, она продвинулась сама и я взял ее ладошку в свою, подчиняясь чему-то совершенно непобедимому… А мог бы покачать головой, давая понять, что мне нечего делать там, вместе с ними, на их выступлении!

-Ты не смог бы этого сделать, Слава… — вклинился в тишину Павел. – Думаю, что не смог бы. Такие вещи случаются так редко, что многим, очень многим, Слава, такое и не достается вовсе. И ты не из тех людей, что пройдут мимо, включив мозги на все обороты… Ты…

-Что? Что я, Паша??? – вскричал вдруг Слава.

Павел вздрогнул от неожиданности, опустил голову и вздохнул.

-Я как-то наткнулся на одну сказку, Паша… Нашел в старой-престарой книге у одного моего приятеля. Библиотеку в его семье не одно поколение собирало! А эта книга издавалась еще в тридцатые годы, кажется. Тираж небольшой – «Сказки народов Востока». Большая, красивая книга с дивными иллюстрациями! Пожелтевшая, правда… Меня сначала привлекла картинка – яркий алый дракон. Вернее, тело дракона, но не чешуйчатое, а лохматое, словно, в шерсти. Морда круглая, как подсолнух, у которого вместо лепестков – пучки шерсти. Глаза кошачьи – большие, желтые, смешные. Улыбался, помню, на меня с пожелтевшей страницы. Я прочел сказку. Она называлась «Алый Дракон», и получилась песня, которую ты, наверное, слышал.

-Помню… — буркнул Слава. – Пойдем-ка, покурим!

Они вышли в тамбур, едва освещенный тусклой лампочкой под потолком. Здесь, в отличие от купе, все очень напоминало былые времена. Будто, и не по «полтиннику» им почти, и там, за спиной, пропахший полежавшей на столиках снедью, пивом и водочными «выхлопами», чьими-то носками и еще, Бог знает, чем, плацкарт. И выйдет сейчас кто-нибудь с полотенцем на плечах и в отвисших на коленках «трениках» покурить в ожидании туалета, или пройдут пассажиры из соседнего вагона в сторону вагона-ресторана… Слава достал сигареты, не глядя на Павла, протянул ему пачку, прикурил сам.

-А к чему ты мне сейчас об этой песне? – спросил Павел.

— Если убить вот такого… Алого Дракона, себя потеряешь, всего, что есть в тебе радостного, светлого, лишишься, счастья и любви не узнаешь… Так я пел в своей песне. Но в сказке той все несколько иначе. Я выдернул идею, как косточку из абрикоса. Очистил ее от скорлупы… Я, может быть, потом расскажу тебе саму сказку. Потом…

Слава, молча, докурил сигарету, потушил ее в хитрой пепельнице, наполненной водой, и провел ладонью по волосам, которые, словно, по волшебству, легли ровно так, как лежали прежде.

-Я смотрю на тебя, Слава, догадываюсь о финале твоей истории, очень надеясь, конечно, что никакой жуткой трагедии не случилось, и у меня…

Павел снял свои очки, достал из кармана пиджака чистый носовой платок и протер стекла. Убрал со лба прядь русых с легким серебром седины волос и вернул очки на место. Посмотрел на Славу.

-…у меня ощущение…

-Ты всегда был слишком вежлив, Паша! – усмехнулся Слава. – И даже в институте ты всячески старался скрыть свое интеллигентское воспитание. Это выглядело очень смешно!

-Скорее, нелепо! – улыбнулся в ответ Павел.

-И сейчас ты хочешь сказать, что я убил своего Алого Дракона? Так? И поэтому все эти двадцать лет мучаюсь? Так, Паша?

Павел откашлялся и внимательно вгляделся в лицо друга.

-Вижу, покоя тебе не дает сейчас твой Алый Дракон… Я не знаю, Слава! Во-первых, я еще не в курсе окончания твоей истории. А во-вторых, все эти годы ты создавал великолепные песни, твой успех не шел на спад, у тебя, насколько я знаю, двое детей, умница и красавица-жена. Ты не можешь быть не счастлив!.. Да, повторюсь, я в курсе твоих отношений со спиртным. Но с кем из творческих людей не бывает?!

-А еще ты сейчас добавишь о том, что у большинства людей есть в жизни такой момент, который не идет из памяти, который светит, как далекая звезда и не может ни согреть, ни осветить по-настоящему. От звезды той веет холодом досады и горечи, а главное – бессилия все вернуть и исправить… Так?

-Так, Слава. И эти моменты – достояние далекого прошлого, как правило. Они освещены сиянием молодости, ее восприятием всего и всех… Знаешь, как фильм, который страшно нравился в молодости, но, пересмотренный в зрелом возрасте, уже не производит впечатления. В молодости все чувства обострены, моменты, встречи, чувства – ярки и радостны… Может быть, поэтому ощущения от общения с той девушкой для тебя, творческого человека, так чувственны до сих пор?

-О, Господи, Паша!.. Нет, я понял, о чем ты! У меня тоже масса таких воспоминаний, которые, как старые фотокарточки – достал, посмотрел, умилился и спрятал обратно, забыл до следующего раза. Но эта девочка… Это воспоминание терзает меня, оно покоя мне не дает! Словно, кусок от меня оторвали тогда!

-Хорошо, Слава, ладно… Пойдем, еще посидим, ты мне все расскажешь… Вон, ужин нам принесли! Поедим…