VIII.Игра на выбывание

Оставив Джека у двери, он вошел в помещение, хмурые стены, с которых кое-где обсыпалась побелка, дряхлый камин, зияющие отверстия окон, незначительно сломанные ступеньки наверх, и обвисшие занавески на окнах, от которых было одно название. Высоко над головой чернели громадные балки, за которыми виднелся закопченный потолок. Это описание было схоже на интерьер дома с призраками, где имели возможность отыскать неразорвавшиеся гранаты, бомбы и попросту брошенное оружие в крови. Но нет, таким предстал пред ним зал комиссариата. Безусловно, в наиболее спокойное время, он выглядел гораздо лучше, однако исправлять всё это не имело толку.

Комиссар сконцентрировал внимание на сидящих пред ним людей. Их было довольно большое количество, и сейчас он чувствовал себя как солдат, которого будут расстреливать, пытать за измену, либо того похуже. Но все равно не опускал взгляд, для того чтобы они не видели его опаски.

Во главе стола сидел офицер, который не так давно беседовал с Джонасом. Длинными пальцами, он сжимал какую-то бумагу. Нависла подавляющая тишина, было слышно дыхание людей в комнате, которые заглушал ветер, переходящий в ураган. Мужчина встал с места и приблизился к комиссару, сделав пару кругов во круг молодого человека. У Вальдемара в этот момент всё сжималось изнутри до объема молекул. Стояло ужасное напряжение.

— Таким образом, Вальдемар Колленз, вы прибыли сюда согласно нашему прошению. Однако читали ли вы, по какой причине вас пригласили? — Его голос был неприятный и хриплый

«Наверняка, много орал на солдат» – пробежалась мысль в голове комиссара. Однако в настоящее время она была не к чему и вряд ли чем-то сможет помочь.

— Нет, я только получил прошение, и всё. — Вальдемар старался держаться и не дрожать, пока не было такой уж угрозы в лице верха.

— Что ж, взгляните на документы — Человек протянул ему бумаги, и комиссар начал их рассматривать.

— Что это такое? И я… не согласен с тем, в чем меня обвинили. — невозмутимо дал ответ комиссар.

И это было его главной ошибкой, в эту же секунду его схватила за ворот тяжелая, грубая мужская рука, казалось, что если он положит руку на шею, сломает её. В этот момент Вальдемар стал утрачивать остатки здравого смысла и терпение.

Офицер глядел напрямую в его изумрудные глаза, в которых комиссар прочел, что вряд ли он выйдет от сюда невредимым. Военный суд – вещь жуткая.

— Не согласны? Вам понимаете, что данным вы устанавливаете под сомнение кодекс комиссариата, а написан он для всех! И все без исключения обязаны его уважать! Кто вы такой, чтобы ставить под сомнение гуманность наших законов! — После офицер перестал с ним * возиться * и со словами — Сопляк! — Отшвырнул комиссара в другую сторону так, что Вальдемар несколько секунд * катился * по полу в угол. Немного передохнув, поднявшись с пола, и отряхнувшись от пыли.

— Я повторюсь, сэр. Что не согласен с актом, и я так же против этого пункта в комиссариате! — Находящиеся в комнате люди громко охнули на его изречение.

— Я не считаю, что это правильно. Да, это поддерживает дух солдат, но также ломает чужую жизнь и судьбу. А такой грех я на себя брать не собираюсь.

— Колленз, вы жалеете пушечное мясо. Они сами выбрали такую дорогу и судьбу для себя, бойцы могли бы сидеть дома в тепле, и ждать хорошей жизни.

Слова про * пушечное мясо *, всегда по-своему задевали подсознание парня, и давали жесткую отдачу на внешнее состояние. Сжав руки в кулаки так, что они стали бледного цвета, и не прекращая делать это, он посмотрел сначала на офицера, стоявшего рядом, затем на других присутствующих. Ему стало всё равно, где он и что он. Но отзываться так о живых людях, он не позволял никому.

— Как вы смеете, называть бойцов мясом! Я остаюсь при своем старом полку, и знаете, я спокоен за них, за их подготовку, и боевую и психологическую. Но почему, я не рискую никем из них, дорожу каждой жизнью и мы выходим победителями, да пускай и раненые, но живые. Даже если они и считают меня тварью, стрелять их не собираюсь. — Офицер был крайне возмущен таким поведением. И казалось, что он сейчас взорвется от злости. Остальные молча слушали, Вальдемар переведя дух, продолжал

— Вы просто бездумно их стреляете, получая за это награды! Я не вижу в этом ничего героического, лишать обычного человека жизни, вы все здесь сами, скорее всего, были такими, сейчас вы сидите здесь! Живые, и здоровые, конечно же, хотите жить. У вас свои проблемы. Думаете, они не хотят жить?Вы глубоко ошибаетесь! — Закончив на этом, комиссар медленно опустил руки, выйдя из боевой позы. Сидевший по правую руку от офицера, темноволосый мужчина, в черной форме, подал свой, немного писклявый голос, но он все равно резал по подсознанию.

— Что вы себе позволяете? Перед вами стоит офицер. А не ваш очередной подопечный, Колленз. — Ответа офицера и Вальдемара не было, но действие со стороны первого был сильный удар по щеке комиссара. Сначала всё было терпимо, но через пару секунд щеку начало жечь.

— Может, отправим его в камеру, пусть остудит пыл и подумает. — Подал голос кто-то из мужчин за столом, но там так же присутствовали и девушки, они тоже были старше Вальдемара. Молодой комиссар не ждал ни от кого жалости к себе за подобную выходку.

Они могут сделать что угодно. Но он был спокоен, что высказался перед самим комиссариатом, даже тогда, когда ему заломали руки за спину, по щелчку пальцев офицера. Тот схватил парня за шею своей горячей рукой, похоже, что у него поднялось давление. С презрением смотря в глаза комиссару, он слегка сжал руку, надавив.

— Вы правы, Мистер Беккет, газовая камера остудит его пыл и научит уму-разуму. Но смотрите, Колленз, выход из нее только один.— Мужчина ткнул пальцем в потолок. Намек был предельно ясен — Сами знаете какой. Второй есть, безусловно, но выпускать вас оттуда я не собираюсь. Заодно это укоротит вам язык и покажет вашим бойцам, что бывает с тем, кто не исполняет законы комиссариата.

— Вы можете делать, что угодно. Но если я останусь живой, уж тем более подчиняться закону комиссариата не буду. Он жесток, а я нет. В этом наше различие. Но останусь на своем посту.

После этого изречения, он получил новый удар. Двое сильных парней отпустили его на пол, он схватившись за живот, сжавшись в комочек. От удара, у него чуть не пошли слезы, но сдержал. Было бы очень низко расплакаться как ребенок перед верхом . Все уже вышли из-за стола и подошли к офицеру и комиссару. В глазах всех читалось только ненависть к парню, и не понимание его мыслей.

«Откуда он их вообще взял?»

Из-за стола последним вышел комиссар Каин, который за несколько минут до этого, видел досье о парне и читал его.

И только увидев глаза парня, комиссар вспомнил свое прошлое, о котором мало кто знает, кроме пары человек.

— Так это ты? Не может быть… — Он взял со стола бумагу, и прочитал еще несколько раз, не веря в то, что написано.

— Вальдемар… Колленз? Эти глаза… Я не могу смотреть на него, на них, не могу…

Каин отвернулся от них и не стал вмешиваться в процесс. Его мысли были забиты совершенно другим.

Но в этой кучке нашлась женщина, которая мягко смотрела на комиссара, если бы тут не было никого, она бы опустилась до его уровня, и смогла бы помочь. Кира Де Виль, была женой одного из офицеров, которые истязали комиссара. Но особо важного значения она не имела.

Кира оказалась белой, без особо заметных морщин, словно фарфоровая кукла, с черными волосами и желтыми глазами. Это была женщина лет 35, может меньше, или больше. Ее возраст выдавал ее уставший взгляд на все происходящее. Но она была явно старше Вальдемара. Когда она услышала про газовую камеру, ей стало страшно, ведь оттуда никто не выходил живой. Осталось это еще с очень давних времен, когда там убивали сразу помногу людей. И она так же была согласна с мнением комиссара, жестокость к подопечным, это не гуманно.

— Тащите его в камеру. Мне он тут не нужен. — Офицер махнул рукой в сторону двери. Кира и Каин с ужасом смотрели на человека и после на парня. Двое крепких парней, снова заломив руки комиссару, повели его в назначенное место.

Выйдя из кабинета, они столкнулись с Юргеном и Джеком, которые уже что-то успели обсудить.

— Джек, возвращайся к остальным…

— Господин комиссар! Что случилось! — Больше им не дали поговорить.

По дороге у него было время подумать обо всем.

«Возможно, Джек был прав. Когда отговаривал его идти, ведь если его убьют, к ним поставят нового, а терпеть их выходки он вряд ли будет. Признаться, он уже привык к этим идиотам. Как бы банально это не звучало,пускай они и не были так внимательны, как нужно ». — Мысли жужжали, как рой разъяренный пчел, мешая ему выбрать одну из них.
Подойдя к камере, охранники закинули его туда. Она не особо отличалась от карцера в тюрьмах, которые были раньше, но была просторнее. За спиной комиссара закрылась тяжелая, железная дверь. Стены были похожи на белую комнату в псих. больнице. Но эти были сероватые, с какой-то копотью в углах, кое где даже была паутина.
Он опустился на каменный пол, разбив колени, но не ощущал боли. Все его мысли были захвачены произошедшим.

— Как они могут так поступать? Это беспощадно к бойцам, писать кодекс, не захватывая в расчет жизни. — Голос парня еле слышно прозвучал в тишине.

.Комиссар постарался подняться, однако вновь упал на колени, раздирая их еще больше. На штанах багровым пятном начала выступать кровь. Он ощущал себя беззащитным, ничтожным, ни на что не способным. Постепенно начала возникать боль в коленях, с каждой минутой все больше и больше. Было очень холодно, поскольку он был в тонкой куртке, штанах и сапогах.