Те, кто стоял с краю, держась друг за друга, уже пытались тянуть руки вниз. Чтобы достать маленького запутавшегося в чересчур большом костюме и барахтавшегося на путях человечка. Но это было бесполезно. Девочка даже не могла подняться на ноги.

Поезд вновь предупредительно загудел. Я бросил взгляд на соседа, но тот стоял все так же неподвижно, словно бы все происходящее его совершенно не касалось. 

 — Ты же спаса…, — начал я, но осекся, когда огромная рука легла на мой шлем, словно пытаясь заткнуть. А затем насильно повернула голову в сторону приближающегося поезда.

Слишком поздно. Я уже мог рассмотреть гладкую серебристую поверхность локомотива. Его продолговатую вытянутую форму и прищуренный, словно бы ненавидящий тебя, разрез затемнённых окон. Он мчался по собственной программе и лишняя остановка, даже на минуту под сжигающими лучами солнца, могла просто перегреть двигатель. 

 — Одна смерть лучше двух, — произнёс как-то обречённо низкий, с хрипотцой, голос. 

 Это не правильно! Так нельзя! Я не мог принять то, что слышал от этого человека. Они же клянутся спасать жизни!

За каких-то пару мгновений в голове родился план. Я оттолкнул руку, что все так же указывала мне на опасность, и спрыгнул вниз, тут же бросившись к девочке.

За спиной вновь прозвучал предупредительный гудок. Но я не оборачивался, убеждая себя, что успею.