« Сны о России. » На тайной службе Двуглавого Орла.

 Генерал-лейтенант Меркулов, убеленный сединами и увешанный орденами, офицер почтенного возраста вошел в свою приемную без четверти десять. Адъютант Шуйский вскочил с кресла и скомандовал:
—Господа офицеры, смирно!
Он и Евсиков вытянулись перед шефом и застыли, поедая начальство глазами. «Дед» хмуро взглянул на них и прошел к двери своего кабинета. Прежде чем переступить порог он, обернувшись, махнул им рукой, дозволяя расслабиться.
—Саша, прикажите подать нам с Евгением Петровичем чаю, —сказал он Шуше и, глядя на Евсикова, пригласил, — прошу вас, господин майор.
Нечастый гость в кабинете генерала, Евгений, заметил про себя, что тут ничего не изменилось: те же, деревянные, карельской березы, панели на стенах, огромный стол посреди помещения, с малахитовым письменным прибором и никогда не гаснувшей зеленой настольной лампой, два кресла для посетителей и простой стул хозяина. Вместе с тем, новенький черный ноутбук, возможностями превосходящий главный компьютер иного министерства, слабо светился справа на тумбочке среди телефонов и негромко попискивая, обрабатывал поступающую информацию.
—Прошу вас, Евгений Петрович! — Меркулов указал на одно из кресел и опустился на свой стул. — Разговор долгий.
Тяжелую дверь осторожно приоткрыл Шуйский:
—Чай, Ваше превосходительство.
—Несите, Александр Владимирович, — кивнул Меркулов и добавил, указывая на золоченую пепельницу, — можете курить, Евгений Петрович.
Майор расположился в удобном кресле, скрипнувшим под ним черной кожей, закинул ногу на ногу и приготовился слушать «деда». Шуша принес две чашки отлично заваренного чая и тихо вышел.
—Итак, — сказал Меркулов, и передал Евсикову красную папку, — для начала прочитайте вот это.
Евгений быстро пробежал глазами крупный текст на листах, затем перечитал более вдумчиво, чтобы запомнить факты, и, наконец, закрыв красной кожи обложку, вернул папку «деду».
—Выводов делать не прошу, — отставляя в сторону чашку, сказал тот, — но в свете предстоящей операции, вам надлежит знать всю информацию. Я ясно излагаю?
Евсиков кивнул и, не притронувшись к чаю, закурил.
—Итак, — повторился генерал, — Сегодня я был у Великого князя, докладывал ему по этой проблеме. Николай Павлович был страшно возмущен деятельностью господина Панклюева, однако более всего его озаботило подозрительное спокойствие генерала Гагарина и ДГС в целом. Он считает, что молчат они намеренно, но выходить с непроверенной информацией на хворающего государя Светлейший не собирается и поручил мне, а значит и вам, разработку Панклюева и его связей. Это понятно? Любезный Евгений Петрович, возьмите себе в помощники кого хотите, любую технику, деньги и спецсредства. Включите в дело нашу агентуру или коммандос, но, добудьте мне, голубчик, доказательства заговора. Я хочу знать, что с этого имеют в ДГС и чего же хотят-то, в конце концов! У Светлейшего есть подозрение, что Панклюев прочит себя в мужья наследной принцессе, озаботьтесь и этой проблемой, майор. Человек, торгующий Россией с лотка, не совсем уместен возле Ольги Александровны. Сроку даю вам неделю, после чего должны быть представлены результаты. Конечно, от Светлейшего могут быть и другие вводные для вас. Я ясно излагаю?
—Вполне, Ваше превосходительство.
—Тогда ступайте к Шуйскому, он откроет вам кабинет планирования. Садитесь там и прикиньте, что вам понадобится. Часа хватит? — вновь беря чашку и отпивая ароматный напиток, спросил генерал.
—Я думаю, да! — Евгений затушил остаток сигареты и поднялся с места.
—Прекрасно! Да, Евгений Петрович, вот ещё одна маленькая закорючка, которую надобно решить тут же, — остановил его «дед» и поинтересовался:
—Вы все ещё встречаетесь с той еврейкой?
Евсикова обдало морозом русской зимы. Значит, Меркулов знает? Кто-то донес, что Евгений брал досье на Риву? А если знает он, то кто ещё? Взглянув на генерала холодными серыми глазами и собрав волю в кулак, Евгений спокойно спросил:
—Какой еврейкой?
—Евгений Петрович, хорош бы я был, если бы не знал, с кем общаются мои сотрудники, — «дед» покачал головой и устало откинулся на спинку
стула, — я и сам был молод, вот как вы, и могу вас понять. Средь них есть хорошенькие и очень привлекательные особы. Но, вы же прекрасно осознаете, что негоже русскому офицеру связывать себя с иноверцами, тем более офицеру, занимающему высокое положение в разведке.
—Мы не разговариваем о вере, — скупо сказал Евсиков.
—Не сомневаюсь, что у вас есть более интересные темы для разговора, — нахмурился Меркулов, — Но вы, дорогой мой, в данном аспекте теперь очень уязвимы для любых происков ДГС. Вас легко могут шантажировать вашей связью. Поверьте, Евгений Петрович, и я тоже не в восторге от существующих исторических традиций, но уж если так сложилось, то намерен всецело оберегать ценных сотрудников. Только лишь из любопытства я прочел её досье. Послушайте старика – бросьте девицу.
—Это приказ, Ваше превосходительство? — хладнокровно спросил Евгений.
—Приказ у вас на сегодня только один, Евгений Петрович – разобраться с Панклюевым. А это – лишь дружеский совет! — генерал достал из стола трубку и, поглядывая на Евсикова, стал неторопливо набивать её табаком. — В нашем деле мы ходим по краю пропасти, так стоит ли подвергать опасности вашу… знакомую? Вас-то ещё я смогу вытащить из затруднения, её же – нет. Подумайте Евгений Петрович.
—Разрешите идти? — закипая от злости на «деда», спросил Евсиков.
—Конечно! — раскуривая трубку, отозвался генерал,

 Перед полуднем на полчаса пошел сильный дождь. Впрочем, Управление погодой всегда ограничивалось получасом, чтобы умыть Москву и сбить пыль с зелени бульваров и парков. Евгений, сменивший парадный мундир на строгий черный костюм, решил было, пройтись пешком до Трубной и подумать о делах, но был вынужден заскочить в первое же кафе и переждать искусственный ливень. Взяв чашку черного кофе, он сел лицом к стеклянной двери и закурил.
Что ж, дело пошло. В его распоряжение передали все им затребованное и даже более. «Более» это был адъютант Меркулова – Шуша. Он буквально вцепился в Евсикова, умоляя включить его в операцию.
—Евгений Петрович, я же гибну тут! Писарь! Кухарь! Мальчик на посылках! Возьмите в дело. Прокисну я!
А ведь действительно прокиснет, подумал Евгений и включил его в список необходимого. «Дед», правда, поворчал, когда увидел фамилию Шуйского, но смирился и поставил свой вензель. Евсиков тут же отправил Шушу рыться в архивах и трясти аналитиков, чтобы выяснить по Панклюеву максимум информации.
—Достаньте мне всю информацию, Саша! — сказал Евгений обиженному такими поручениями поручику, — где часто бывает, с кем живет, какого цвета предпочитает костюмы и галстуки…
—Может и кличку собаки узнать? — попробовал съязвить Шуша.
—Узнайте! — отрезал Евсиков, давая понять, что капризничать тут не позволит.
Две мобильные группы «наружки» были подключены к операции и сразу же сели Панклюеву на «хвост». На личное приемное устройство Евсикова начала поступать информация: «объект» покинув Государственную думу, отобедал в «Метрополе» в обществе поэта Эдуарда Печорского и неопознанного господина средних лет. Фотоизображение последнего обрабатывается в центральном архиве разведки на Пятницкой и дополнительные сведения по нему ожидаются в течении часа. Сканирование показало, что «объект» имеет при себе два мобильных телефона, один из которых защищен от прослушивания системой «Гром» используемой в правительственной связи. Техники Евсикова не желая взламывать систему и обнаруживать свой интерес к абоненту, просто послали ему текстовое сообщение с вирусом, изменившим все установки телефона и разрушившим его память. Предполагалось, что лишенный секретной связи «объект» хотя бы пару дней будет пользоваться простыми телефонными линиями. Так или иначе, Евгению оставалось лишь ждать и потом, обобщив все полученные сведения, доложить их «деду».

В доме на Трубной его встретил швейцар и, открыв с поклоном тяжелую дубовую дверь, пожелал ему доброго дня. Майор кивнул ему и быстро поднялся по старинной, обрамленной ажурными перилами, лестнице на последний этаж к заветной двери. В тот, самый первый раз, когда он появился тут, Евгений с профессиональным интересом окинул взглядом незнакомую квартиру. Прежде всего, он обратил внимание на черный выход, ведущий на другую лестницу, бросил мимолетный взор на замки дверей, шпингалеты окон, и, наконец, отметил про себя, что снайпер с соседней крыши мог бы целиком контролировать внутреннее пространство увиденных им комнат. Его несколько заинтересовали архаичная обстановка гостиной и довольно приличные копии известных полотен на её стенах, но гораздо большее впечатление на Евгения произвела ультрасовременная кухня «Смолена», полностью автоматизированная и управляемая лишь мелодичным голосом хозяйки. Гораздо позднее он увидел будуар: полутемную, драпированную зеленым бархатом комнату с широкой кроватью в нише стены, зеркалами, какими-то тумбочками и пуфиками на пушистом белом ковре. И в последнюю очередь Евгений был допущен в святая святых – рабочий кабинет. С грудами газет, книг и модных журналов в беспорядке втиснутых там и сям между высокими стеллажами, заставленными полными собраниями сочинений, комната напоминала часть публичной библиотеки на Якиманке.

…—Спасибо вам! — тихо сказала девушка тогда, тремя месяцами раньше, когда они вошли в квартиру.
—Всегда к вашим услугам. — Стандартной фразой ответил Евгений и собирался, уж было, откланяться.
—Хотите чаю? — испуганно спросила она, поразившись собственной смелости и, в замешательстве сделала вид, что ищет выключатель в полумраке прихожей.
Евсиков, пропахший водкой и потом драки, с кровоподтеком на скуле, обернулся в дверях и под ярко вспыхнувшим светом хрустальной лампы, только теперь внимательно разглядел её. Она оказалась блондинкой с карими глазами. На вид ей было лет двадцать пять. Выглядела гибкой, но не была худой. Роста среднего, почти достигавшего уровня глаз Евгения. Локоны вьющиеся, ресницы длинные. Нос небольшой, правильный. Губы, подкрашенные неяркой помадой, красивой формы. Щеки, покрыты нежным пушком, как на только что сорванном персике. Овал лица был несколько широк, но большие темные глаза притягивали к себе взгляд наблюдателя, заставляя не замечать некоторой дисгармонии. Под пристальным взглядом мужчины девушка покраснела и завела одну непослушную прядь за ухо. Ушко оказалось маленькое и розовое, а рука изящной и загорелой.
—Если вас не шокирует мой вид…—начал он, но она наивно и радостно воскликнула:
—Что вы! У меня к чаю есть превосходное печенье и цукаты.
—Цукаты, это то, что надо, — сказал Евгений, прикрывая входную дверь.
—Чай! — громко крикнула девушка в проём темной кухни и вновь повернулась к гостю.
—Проходите в гостиную! — защебетала она, увлекая его за собой по коридору и зажигая везде свет, — располагайтесь тут совершенно запросто, через минуту все будет готово.
—Позвольте представиться, — сказал ей Евгений, прежде чем осмотрелся в комнате, — Евсиков Евгений Петрович, военный инженер.
—Как интересно! — хозяйка, расставляя на столе богемский чайный сервиз, бросила на него быстрый взгляд. —А меня зовут Рива Бойц, я работаю в «Ведомостях», делаю обзоры культуры и искусства.
Евгений внутренне вздрогнул от такого «коктейля»: еврейская девочка и журналист, но, решив, что единственный вечерний чай в таком обществе ни как не скажется на его дальнейшей жизни, улыбнулся:
—Надеюсь, вы не собираетесь меня интервьюировать, с тем, что бы накропать статью о бесчинствах моих сослуживцев сегодняшним вечером?
—Нет! — засмеялась Рива искренним и звонким смехом, — было бы совершенно бессмысленным портить их карьеру. Но всё это ужасное безобразие! — серьезно добавила она, на что Евсиков молча кивнул.
—Хотите, будем пить чай из самовара? — вновь повеселев, спросила девушка.
—Отчего же нет? — разглядывая копию Айвазовского, откликнулся Евгений.
—Тогда мне нужна ваша помощь на кухне.
—С удовольствием! — обернулся он.
—Ой! — испуганно воскликнула Рива, — ваш мундир! Он порван сзади на рукаве!
—Да? — с интересом заглядывая себе за спину, спросил Евгений.
—Снимайте его, я мигом зашью! — Рива протянула к Евсикову руку, даже не сомневаясь, что он сейчас начнет раздеваться.
—Позвольте отказаться, милая хозяйка, от вашей любезной заботы. К тому же у меня есть, кому зашить такой пустяк.
—Конечно же, это ваша жена? — опустив руку, сказала она с осторожностью.
Евгений удивленно вскинул бровь и пожал плечами.
—Почему же сразу жена? Во-первых, я не женат, а во-вторых, и сам умею прилично вдевать нитку в иголку. И, в-третьих, мы собирались пить чай. Где у вас кухня и чем я могу там помочь.
Едва заметно улыбнувшись, девушка пригласила Евгения за собой. Большой самовар стоял на одном из столов и уже пыхтел горячим паром.
—Вот этот самоварище нужно отнести в гостиную! — воскликнула девушка, хватая тот за ручки. Евгений едва успел удержать её от такого шага, накрывая её ладони своими.
—Позвольте ли вы это всё-таки мне? — сказал он, оказавшись позади неё и как бы обняв девушку.
—Что…это? — застыла Рива, шепотом задав вопрос.
Щека Евсикова касалась девичьих волос, и тонкий аромат дорогих духов щекотал его обоняние. Кроме того, он почувствовал, как опустились девичьи плечи и ослабли, выражая полную покорность, ладони под его руками.
—Взять ваш самоварище, —отчего-то тоже шепотом ответил Евгений.
—Как же вы меня испугали! — выскальзывая из-под его рук, призналась Рива.
—Чем же это, позвольте спросить? — он поднял самовар и посмотрел на девушку.
—Простите, Евгений Петрович, я подумала ужасную глупость, — пробормотала она и, схватив поднос со сладостями и заварным чайником, поспешила в гостиную. Евсиков покачал головой ей в след и тоже подумал о совершенно такой же глупости.
Тем вечером они долго сидели за самоваром. Беседуя ни о чем, Рива и Евсиков шутили, смеялись и пили душистый чай. Выяснилось, что девушка уже больше года работает в издательстве, знает почти всю богему, бывает в курсе всех скандалов и сплетен. Обладает отменным стилем, да таким, что главный редактор прочит ей славу великого журналиста. А до того она была репортером «Русского курьера» и успела побывать в полыхающей войнами Африке, на медленно тлеющем Ближнем Востоке и в Антарктике, когда русский путешественник Иван Нежин, заканчивал свой трудный путь «Пешком от полюса до полюса».
В углу негромко работал телеприемник и порой, когда передавали новости, оба с чисто профессиональным интересом вслушивались в сообщения, невпопад отвечая собеседнику. Евсиков уже совершенно протрезвевший с неудовольствием вспоминал обстоятельства их знакомства и никак не мог забыть о порванном рукаве. Наконец, когда часы на украшенном резьбой комоде медленно пробили двенадцать, Евгений засобирался.
—Спасибо за хлеб-соль, дорогая Рива, но мне пора. Было очень приятно свести с вами знакомство, и надеюсь, вы больше не попадете в неприятную историю подобную сегодняшней. Мне нужно извиниться перед вами за наше хамское поведение в ресторации и испорченный вечер….
—Простите, Женя! — хозяйка, под конец, отбросив всякие формальности, всплеснула рукой, — вечер, конечно, был переполнен событиями, но, тем не менее, он не стал для меня безнадежно испорченным. Я встретила прекрасного собеседника и мужественного человека….
—Звучит это очень уж по-газетному, — рассмеялся Евсиков.
—Сомневаетесь в моей искренности, офицер? — Рива шутливо нахмурилась.
—Честно говоря, да! — сознался Евгений, — на мой взгляд, пьяный и оборванный мужчина, это не совсем достойное завершение для удачного вечера.
—Ах, господи! — девушка порывисто вскочила, — мундир!
И, несмотря на всё сопротивление Евсикова Рива заставила того снять китель и, достав из комода иголки и нитки, уселась на диване зашивать дыру. Евгений, оставшийся лишь в армейской майке, и смущенный наготой мускулистых плеч, с укором выговаривал ей:
—Совершенно напрасно вы это, сударыня. Право же, сущий пустяк…
—Перестанете ли вы, господин хороший, ворчать? Вот уж не думала, что вы такой зануда. И к тому же, не в моих правилах отступать от задуманного!
—Что же вы ещё сегодня задумали? — поинтересовался Евгений, вглядываясь в экран телеприемника и впервые за вечер жалея, что на столе нет водки или хотя бы шампанского.
Девушка усмехнулась и, глядя на него, проколола себе палец иглой.
—Ой!— вскрикнула она, бледнея.
—Что!?— Евсиков повернулся к ней и увидел протянутый к нему пальчик с медленно набухавшей каплей крови.
—Помогите мне, Женя,— попросила она, — я очень боюсь вида крови…
—Где у вас аптечка? — спросил майор, вставая.
—В спальне в левом шкафчике, — начала, было, она, но вдруг передумала, — вы, навряд ли найдете. Лучше помогите мне дойти туда.
Евсиков прекрасно понял к чему весь спектакль и поймал себя на мысли, что не прочь бы отыграть в нем заглавную партию. Только вот стоило ли? Девочка явно мучилась от одиночества и отсутствия объекта для своей заботы. Зашивая его китель, и не подозревая, что Евгений отслеживал её движения боковым зрением, она несколько раз прижимала его пахнущий сигаретами и одеколоном китель к своему лицу и тихо вздыхала. Боится крови? Чушь! Если она бывала в Африке, то крови ей там было по колено. Всё это заставляло Евсикова призадуматься. Возможно, он напомнил ей кого-то своим видом, запахом сигарет или ещё как? Неужели в её жизни не было знакомых мужчин, что она так жадно льнула к Евгению при первом знакомстве? А может быть, тут виновата банальная распущенность или похоть? Но он, русский офицер, связанный по рукам и ногам присягой и всякими условностями, не лучший образец для сексуальных домогательств. Там где простой человек мог поддаться чувствам и, не обременяя себя раздумьем, пуститься во все тяжкие, сотрудник разведки был просто обязан просчитать любые возможные последствия ситуации и ловушки. Внезапно Евсикова неприятно обожгло – подстава ДГС! Но он отчего-то не желал, чтобы она была агентом Гагарина и его псов. Ну, не хотел он и всё тут, верить в это. Милая девчушка, по всему видно добрая, ласковая и тонко чувствующая. И, тем не менее, майор решил сейчас не рисковать, а поискать её досье в архивах Военной разведки. Подойдя, он взял с её колен мундир.
—Рива! — доставая из кармана кителя носовой платок, произнес он, — сейчас я завяжу ваш палец, и крови больше не будет.
—Я же испорчу ваш платок! — со слезами в голосе бормотала девушка, — в аптечке есть бинт и…
Однако Евгений не слушал её, а, опустившись на одно колено, крепко замотал палец своим платком и туго затянул узел. Затем, держа уколотую руку в своей ладони, он немного посидел рядом. Но, когда, глядя прямо в карие, полные слёз глаза, майор собирался встать, Рива спросила:
—Я вам противна?
—С чего вы взяли? — ласково улыбнулся Евсиков.
—Зачем же тогда вы так со мной? — её голос дрогнул.
—Как, помилуй бог?
—Как с ребенком! — выпалила она и порывисто встала.
—Наверное, оттого, что у меня его нет! — одевая мундир ответил Евгений.
—Я не закончила зашивать!— сказала через плечо Рива.
—Ну, уж, тут ничего страшного нет. Я попрошу ещё кого-нибудь, — Евсикову отчего-то стало смешно.
—Так вы «донжуан», сударь? — она повернулась к нему и, схватив свисавшую с рукава нитку и иголкой, резко её оторвала.
—Поосторожней нельзя ли, барышня? — невозмутимо спросил Евгений застегиваясь на все пуговицы.
—Типы на подобии вас, защищены от неожиданностей толстой кожей, — язвительно заметила она, — таким всё нипочем!
—«Ввести в свой дом и оскорблять, чудней не выдумать сюжета!» — вспомнил к месту пару строчек Евгений.
—«Ах, князь, зачем вам голова? Носить на ней усы и шляпу? Пустые говорить слова или сосать как мишка лапу?» — мгновенно нашлась Рива.
—«Кому дерзите вы, негодный? Безусый паж! Бесстыдный шут! Я меч не обнажу свой гордый, плетями вас накажут тут!»
—«Приму как есть, позор и муку! Ведь я люблю, а значит, духу на казнь уж хватит у меня! О, Лиолэ, любовь моя!»
Евгений рассмеялся и лицо Ривы, до сих пор серьезное и настороженное, тоже озарилось улыбкой.
—Кстати, сударыня, «Лиолэ» запрещена цензурой, — сказал Евсиков.
—Кстати, сударь, но я-то пока цензурой не запрещена! — хитро улыбнулась Рива.
Евсиков посерьезнел и, сделав шаг к ней, взял за плечи. Она молча смотрела на него и ждала.
—Я совершенно растерян, Рива, — медленно сказал Евгений, — никогда раньше до этого мне не доводилось отбивать столь стремительный штурм….
—Вам кажется, что…. вы думаете, я вешаюсь на вас? Вы считаете меня развратной? — испуганно спросила она.
—Да, нет,… нет! — мучительно подбирая слова, поспешил успокоить её Евсиков, — я старше вас лет на десять, и совсем нечасто бываю в обществе. Может сейчас так принято, выражать свои симпатии?…
—Так было принято всегда! — безапелляционно заявила она. — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на бессодержательное. Вы мне показались тем человеком, с которым будет интересно, и в этом сейчас я ещё больше уверилась.
—Почему?
—Сама не знаю, — пожала плечами она, — вы какой-то другой, Женя. Странный немного и очень отличаетесь от того круга, в котором я вращаюсь. Но с вами как-то уверенно и спокойно, будто вы ручной лев, сытый и добрый. Точнее даже пресыщенный, в том числе и женским вниманием, поэтому совершенно неопасный. И ещё, у вас на плече довольно необычная татуировка для простого военного инженера – двуглавый орел, рвущий когтями волка. Отчего вы сделали именно такую?
—От скуки! — сказал неправду Евгений. Татуировались таким рисунком лишь офицеры и коммандос отдела «Ч».
—Должно быть, вам было очень скучно? — улыбнулась она, и майору показалось, что она знает больше чем ей положено.
—Вы правы, — кивнул он, — тогда мне было скучно и одиноко.
—Но ведь теперь мы друзья? Я не дам вам скучать! — Рива пытливо заглянула майору в глаза, но тот промолчал. Однажды ему случилось быть у старинной подруги. До того вечера – только подруги. Меж ними существовали очень долгие дружеские отношения, и хотя женщина иногда давала понять, что не против близости с Евгением, он никогда не переходил Рубикон. Но в тот раз Евсиков отступил от выбранной линии и впоследствии горько разочаровался: хороший собеседник и человек, в постели она, грубо говоря, оказалась совершенной пустышкой. И еще, что самое неприятное, с помощью стонов и вздохов женщина пыталась его уверить, что ей хорошо, и она сгорает от страсти. Обман же Евсиков ненавидел с детства. В кадетском корпусе слово «честь» и слово «ложь» были абсолютно несовместимы и уличенный в обмане кадет, часто становился изгоем на долгие месяцы. Поэтому, смотря в её скучные глаза, Евсиков понял, что потерял друга, а любимой так и не приобрел. Он дал себе слово – впредь никогда не путать дружбу с постелью. Пусть дружба будет дружбой, а секс останется прерогативой любви.
—Так как? — вопрос Ривы заставил его очнуться от воспоминаний, — вы хотите моей дружбы, Женя?
—Я непременно вас куда-нибудь приглашу, — Евсиков отступил на шаг и поклонился, — но сейчас мне действительно пора.
—Знаете, Женя, пожалуйста, не пропадайте вовсе из моей жизни, — она печально опустилась на диван и сложила на коленях руки, — я понимаю, что совсем не пара вам и у вас, возможно, нет на меня времени, но хотя бы иногда звоните мне. Мой номер очень просто запомнить: три четверки-М-два-семь.
—Я позвоню, — пообещал Евсиков и ушел, унося в своей душе совершенный сумбур.
Оказалось, что её дело, которое имелось на всех без исключения журналистов, было совершенно чистым. Никаких фактов говоривших о какой-либо неблагонадежности или попытках вербовки другими структурами не было. В тридцать сухих строчек уместилась почти вся её жизни, но зато отдельным красным шрифтом была выведена информация касаемая её деда. Тот оказался организатором марксистского кружка в Киевском политехническом институте, и после подавления студенческих волнений в 1920, осужден и сослан в Сибирь. После отсидки старик уехал в Североамериканские штаты, но его сын впоследствии вернулся и открыл свое дело в Житомире. Там же родилась и Рива. Шесть лет назад, получив диплом филолога в университете Киева, девушка переехала в Москву и поступила на службу в «Русский курьер», затем последовало приглашение в «Ведомости». На взгляд Евгения – дети не ответчики за поступки отцов, а тем паче дедов. Поэтому он, припомнив номер, позвонил ей из какого-то кафе, и предложил встретиться. Жизнь вдруг обрела совершенно новый смысл. Последовавшие три месяца были наполнены неистовой страстью, новыми ощущениями душевного равновесия и юношеским трепетом перед каждым свиданием. Ушли в прошлое загулы с Шушей и честной компанией в столичных ресторанах, походы пьяной толпой по борделям Замоскворечья и бесцельное времяпровождение за картами в казино. Теперь в сердце Евгения безраздельно царила Рива. Они часто бывали в маленьких театрах и небольших ресторанчиках на окраинах Москвы или посещали совершенно неизвестные художественные галереи и выставки. Рива странно терпимо относилась к такому выбору Евгения и не пыталась повести его в Большой или Метрополь. Впрочем, она обмолвилась как-то, что жутко устает от тех людей с которыми ей приходится встречаться по работе и очень хорошо, что Женя не выбирает для их прогулок знаменитых публичных мест. И почти всегда они быстро возвращались в её квартиру, что бы буквально на пороге упасть в любимые объятия. Зеленый будуар был свидетелем их безумных дней и ночей, когда время то замирало, то стремительно неслось над их вжавшимися в друг друга телами….

 Интересная информация начала поступать к Евсикову буквально уже вечером. Сначала он прочел на приемном устройстве отчет о субъекте, обедавшем в обществе Панклюева в ресторации «Метрополя». Тот оказался одним из командиров охранного отдела ДГС и персоной, занимавшейся личными делами генерала Гагарина. Затем, совсем уж поздно ночью, ему пришлось оторваться от губ Ривы и вновь выходить на связь со своими людьми. Он встал с постели и, нашарив в темноте противно пищавший коммуникатор, прочел сообщение. «Наружка» докладывала: «объект» взяли под охрану офицеры ДГС, как будто тот почувствовал начавшуюся за ним охоту, а так же и то, что после посещения ювелирного магазина на Плющихе, Панклюев заказал в «Астории» королевский номер и ужин на две персоны. Спустя полчаса в номер поднялась Великая княжна Ольга Александровна. Евгений посмотрел на Риву, чьё великолепное загорелое тело темнело на белой простыне, и подумал о том, что неплохо бы и ему подарить любимой какую-нибудь безделицу. Дав себе слово завтра же купить что-нибудь у Демидова, он вернулся в её объятия. Однако назавтра, да впрочем, и всю последующую неделю, Евсиков был целиком занят работой и ни на минуту не покидал своего кабинета в здании оперативного центра на Ленивке. Компьютеры и телефоны отдела «Ч» начав трещать с утра, более уже не останавливались, передавая в центр короткие сообщения агентуры.
 Лишенный связи «Гром» господин Панклюев, был вынужден весь следующий день говорить и назначать встречи по общей линии, чем пользовались люди отдела «Ч» заранее устанавливая необходимую аппаратуру в упомянутых им местах. Однако, понимая, что это долго продолжаться не будет, Евсиков терзал экспертов технического отдела. И, наконец, спустя всего лишь десять часов, связь «Гром», надежная, современная система, разработанная в недрах Департамента Государственного Спокойствия, спасовала перед настойчивостью технарей отдела: они получили коды доступа к секретной базе данных. В течение трех дней и ночей выяснилось очень многое: генерал Гагарин имел пятнадцать процентов акций Русского хлебного союза и прикрывал его незаконные операции. Панклюев вел упорные переговоры с заместителем военного министра о продаже новейших истребителей в Африку и был очень близок к успеху. Здесь он выступал посредником для Хоггойве Махаба, известного противника французской экспансии на юге континента. Французы, верные союзники России, были бы очень не довольны появлением русских «грачей» в небе соседней Гамбии и, определенно, засыпали бы нотами министерство иностранных дел Российской Империи. О том, что дело двигалось к неприятной концовке, говорил и тот факт, что буквально на днях правительственный самолет Среднеафриканской республики привез для Алексея Васильевича жуткий деликатес – печень врагов черного правителя. Среди присутствующих на дегустации этого блюда присутствовали советник государя Колосов и министр Вляйвэ. Аудиозапись «банкета» в загородном особняке, полученная с помощью телефона того же Панклюева, приобщилась к делу. Шуша смог накопать в архивах сведения о ранней молодости Алексея Васильевича, которая пестрела эпизодами почти криминальной деятельности в Торжке и Саратове. Просмотрев полученный материал, Евгений понял, что с этим уже можно идти к «деду». Генерал-лейтенант Меркулов довольно стукнул папкой с докладом по столу и, сжав кулак, сказал:
—Вот они у нас где, голубчики! Евгений Петрович, прошу вас пока никуда не отлучаться и подождать меня, а я к Светлейшему. Возможно, последует новая вводная.
 Светлейший, похоже, пришел в бешенство, когда прочитал доклад контрразведки. Вводная поступила немедленно: Гагарина, Вляйвэ и Колосова пока не трогать, но ключевую фигуру Панклюева надлежало тихо устранить. Ибо человек он был известный, богатый, в состоянии нанять для себя лучших из адвокатов, поэтому, для публичного суда совершенно неподходящий. Тем более что судить-то, как оказалось и не за что. Хотя все было глубоко аморально и грязно в отношении России, уголовно наказуемых преступлений Светлейший и «дед» так и не нашли. Однако, иметь у себя в родственниках такого мерзавца, Великий князь посчитал категорически неприемлемым и, приказал, в два дня закончить дело.
—Бабы – дуры! — имея ввиду племянницу, сказал Николай Павлович, — бирюльки да висюльки на уме. Пока он её не обрюхатил, нужно убрать негодяя немедленно, генерал. Пришлите ко мне Евгения Петровича для проработки дальнейшего плана.
Евгений, курящий в тиши приемной на Знаменке и предвкушавший тихий вечер с Ривой, был срочно вызван в канцелярию брата Императора.

 Министра культуры Вляйвэ, розовощекого толстяка среднего возраста, пригласили к Великому князю Николаю Павловичу Романову под видом устроительства в Москве толстовского праздника. За закрытыми дверями Николай Павлович, облаченный в парадный генеральский мундир, при орденах и аксельбантах, отхлестал министра по щекам белой перчаткой и пригрозил вечной ссылкой горемычному, в случае если тот станет запираться относительно взаимоотношений с Панклюевым. Трясущийся от страха человек изъявил полную готовность сотрудничать с майором Евсиковым, который тут же вышел из-за портьеры, разложил перед собой печатные страницы дела и взялся за допрос. Великий князь, гневно топорща усы, зло посматривал на Вляйвэ, вгоняя того в еще больший трепет. Человечек легко сдал планы Колосова и Гагарина поженить Панклюева с царевной Российской Империи Ольгой Александровной, а так же планы этой троицы на будущее: постепенно оттеснить от государя «старую гвардию», подмять под себя силовые структуры и активно и без помех заняться своим обогащением.
—Всё не нажрутся, свиньи!? — рявкнул Великий князь, с грохотом опрокидывая на пол тяжелый резной стул, и спросил, — а тебе, мерзавец, чего не хватало?
Вляйвэ замер от страха. За него ответил Евсиков:
—Господин министр нужен лишь, как средство для отмывания денег. Сколько покровитель искусств Алексей Васильевич Панклюев официально пожертвовал в этом году министерству? Затрудняетесь сказать? Тогда может быть, вспомните, сколько вы ему вернули? Я не думаю, что суммы очень отличаются, Николай Павлович. По нашим данным господин Вляйвэ состоит в известной связи с поэтом Печорским, личным поэтом господина Панклюева.
—Что? — рука Великого потянулась к кобуре.
—Он-то и привлек его к преступной деятельности. Любовь, это сильное чувство, — чуть заметно улыбнулся Евсиков.
—Ах, ты, мразь! — двинулся на белого как полотно Вляйвэ Светлейший князь, — да тебя же надо после этого каленым железом….
—Николай Павлович! — майор поднялся из-за стола, — железом мы ещё успеем! Господин Вляйвэ, конечно же, будет рад нам помочь, с тем, что бы наказание ни стало столь суровым. Так, сударь?
Пухлые щеки затряслись, выражая горячее желание искупить вину.
—Смотри у меня! — Великий князь грозно поднес к носу министра кулак, — одна ошибка и можешь заказывать себе гроб.
Но министр был до того напуган, что его сердце не выдержало и он рухнул прямо у двери, едва взявшись за ручку. Евгений склонился над ним и потрогал пульс. На немой вопрос Великого князя он отрицательно покачал головой.
—Жаль, что не отсидел своё, мерзавец! — буркнул Светлейший.
—Разрешите, Николай Павлович, я вызову своих людей убрать труп? — спросил Евсиков.
—Да, майор, вызывайте и надо бы пустить слух, будто он срочно уехал из города. Но пока суд да дело, давайте поговорим о наших планах. Садитесь.

 Простейшим бы было посадить снайпера напротив выхода из Думы или устроить Панклюеву, с помощью бомбы и на манер варягов, огненное погребение в центре Москвы. Однако Евсиков получил строжайший приказ Великого князя – действовать как можно чище, никаких акций городе не проводить, риск для обывателей свести к минимуму и действовать вне юрисдикции московской полиции, где шефом был он сам. Поэтому две группы «наружки» катались за «объектом» по Москве просто для страховки. На случай «а вдруг?». Снаряженные последними совершенно бесшумными винтовками «Буря» с цейсовской оптикой и инфракрасными прицелами, сотрудники Евсикова никак не могли втихую убрать «клиента» и вели лишь пассивное наблюдение. Слишком уж много публики было в окружении Панклюева, да и охрана ДГС не дремавшая, а активно работавшая, плотно держала своего «клиента», не позволяя ни на минуту себе расслабиться. Меняя друг друга и авто, люди из «отдела Ч» отслеживали Панклюева в любимых ресторанах, магазинах, выставках и встречах с избирателями. Пару раз Евсиков сам побывал в ночном клубе «Вега», что на площади Умиротворения, внимательно фиксируя контакты Алексея Васильевича и не находя ни единой возможности пристрелить этого сукиного сына. Наконец устав от тупиковой ситуации Евгений снял «наружку» и пошел к генералу Меркулову, чтобы предложить другую схему акции: предполагалось выманить Панклюева на встречу с Великой княжной из его загородного дома и провернуть дело на Рублевском шоссе. «Дед» пожевал мундштук трубки, мельком просмотрел краткий план представленный ему майором и кивнул:
—Действуйте, Евгений Петрович!
Тотчас же все телефоны Великой княжны Ольги Александровны были взяты под контроль. Ни один звонок или текстовое сообщение не проскальзывали незаметно. Следом за дело взялись «ювелиры обмана». На протяжении одного дня все телефонные разговоры Великой княжны записывались и обрабатывались на «Большой маме» — компьютере отдела «Ч». Умная машина, проанализировав тембр её голоса, характерное произношение звуков и логическое построение фраз, смогла смоделировать голос княжны, и теперь людям Евсикова не составляло особого труда говорить по телефону вместо неё.

 Задумано все было безукоризненно, и Евгений не сомневался в успехе акции. Как и хотел Светлейший все будет чисто: банальная автокатастрофа. На задание он отобрал лучших людей, надежных и проверенных временем. Сашка Шуйский тоже был в их числе и ехал сейчас позади Евсикова, в черном бронированном джипе, рассказывая скабрезные анекдоты.
—Вот закончим дело, — сказал Шуша, когда все отсмеялись, — отпрошусь у «деда» на месяц и поеду куда-нибудь в Ниццу француженок любить! Может вместе, Евгений Петрович?
Евгений, до того момента занятый своими мыслями, вспомнил о Риве, которую уже не видел три дня. Достав мобильный телефон, он набрал её номер. Трубку долго никто не поднимал, но зато сработала голосовая почта, и он услышал оставленное для него два часа назад сообщение:
«Женька! Как же я истосковалась за эти три дня без твоих сильных руки, и любимых губ. У меня есть большая новость, и я знаю, ты будешь мной гордиться! Я перешла в отдел светской хроники!!! Возможно, ты не поверишь, но моя первая статья будет просто сногсшибательной! Не спрашивай меня, о чем она! Не скажу. Я стала слишком мнительной и боюсь сглазить. Прочитаешь в «Ведомостях» через несколько дней на главной странице. Не хотелось бы срыва этого интервью, потому что это новый уровень в моей карьере. Ты, возможно, будешь очень не доволен, но мне немного помог Эдик Печорский! Он – гей, так что не дуйся и не ревнуй, Женька, а лучше поцелуй меня завтра утром крепче, любимый! Я знаю, что ты любишь меня, теперь уже твердо и навсегда. Прочла это в твоих глазах. Поэтому не тяни, а предлагай мне руку и сердце. Впрочем, если тебя томят условности, я решила принять любую веру, лишь бы быть с тобой, душа моя. Всё! Сейчас убегаю брать интервью. Целую тебя, люблю и жду. Рива.»

В назначенный вечерний час, когда все задействованные в операции группы заняли исходные позиции, один из «ювелиров» позвонил на номер Панклюева и, выдавая себя за Ольгу, назначил тому свидание в одном из ресторанов Москвы. Время и место было выбрано так, что бы у «объекта» не осталось ни секунды на подготовку и размышление, а телефоны Великой княжны тотчас заблокированы на входящие звонки. Усиленная охрана ДГС проводив «объект» до ворот загородного имения отбыла в Москву часом раньше, оставив дежурить лишь одну из машин сопровождения. Команда Евсикова в двух черных тонированных джипах «Барс» таилась в соседнем перелеске, получая аудио-визуальную информацию на ноутбук. Незадолго до операции умники из технического отдела передали Евгению небольшую разработку, который его подчиненные незаметно установили на лимузине Панклюева. (Тут помогли вечные пикеты у подъезда к Думе. Группа с плакатами и флагами ринулась наперерез подъехавшему «Руссо-балту» Алексея Васильевича и, смяв охрану, облепила автомобиль скандируя: «Панклюев! Панклюев!». Тот, не утерпевши, чтобы лишний раз не покрасоваться перед народом и телекамерами, приказал остановить машину и вышел к людям. Сейчас же, пока охранники очумело крутили головами по сторонам в поисках опасностей для лидера «Равенства», люк телефонного колодца под машиной сдвинулся и очень умелые руки в несколько движений сменили одну из незначительных деталей на более «усовершенствованный» вариант. Доработка позволила Евгению всё слышать и видеть в пределах десятка метров, а так же могла быть использована как установщик помех для радиопередач, при этом обладая еще одним небольшим секретом.)
Третий автомобиль, согласно диспозиции, был запаркован неподалеку от поста Дорожной жандармерии, что на перекрестке девятого километра шоссе и мерно урча мотором, ожидал команды. В тоже время, два сотрудника отдела «Ч», сильно пожилые мужчина и женщина, находились в прямой видимости выезда из огромного подмосковного поместья господина Панклюева: старик копался в моторе древнего автомобиля, а женщина стояла рядом, поглядывая на дорогу. Дождавшись, когда около десяти вечера белый лимузин «Руссо-балт» выкатил из ворот в сопровождении машины ДГС и стремительно помчался в сторону Москвы, эта «наружка» Евсикова передала в эфир короткое шифрованное сообщение: «Второй – первому! Вижу тучи!»
—Майор! — позвал Евгения Шуйский, дежуривший у
рации, — Второй докладывает – вижу тучи!
Люди сидевшие на траве подле машин мгновенно вскочили на ноги и, проверяя оружие и снаряжение, быстро расселись по джипам. «Барсы» резво тронулись, и Евсиков запрыгивал в открытую дверь переднего уже на ходу. В салоне он тотчас же вызвал по рации машины на дороге и коротко приказал:
—Первый – третьему и пятому! Циклон идет с запада.
—Циклон с запада, — два раза коротко подтвердила рация.
Евсиков не видел, что происходило у поста ДЖ, но знал, что в итоге на девятом километре, изображая патрульных, останутся стоять его люди, а два «джека» будут тихо лежать в придорожных кустах с провалами в памяти. Впрочем, были возможны и более трагичные варианты, но обычно все шло по плану. Два «барса» без номерных знаков переваливаясь на кочках и ухабах, выползли на шоссе и, двинулись следом за машиной Панклюева. Несколько машин едущих в сторону Москвы джипы Евсикова, выстроившиеся лесенкой, заставили притормозить и неспешно плестись за ними. Одна спортивная двухместная «астра», резко вильнув, попыталась обогнать их по встречной полосе, но, получив пулю в передний скат юзом ушла в кювет, показав другим чего будет стоит такой обгон. Конечно же, остальные тотчас отстали и сейчас дружно звонили в Дорожную жандармерию, но Евгений надеялся, что все закончится раньше, чем примчится группа реагирования. Встречную же полосу перекрыл тяжелый трейлер, внезапно заглохнувший при развороте. На всё про всё Евсикову было необходимо лишь пять коротких минут.
Сидя в машине и держась за рукоятку над головой, майор вглядывался в экран ноутбука, разглядывая на экране полосу сухого асфальта, несущегося под колеса «Руссо-балта». В чужом салоне тихо звучала песня Гали Мороз «Верность» и слышался тихий невнятный разговор. В какой-то момент на полотне дороги замелькали, повторяясь, белые загибающиеся стрелы и надписи «Москва 9 км», а так же «впереди пост ДЖ, сбавьте скорость». Машина стала притормаживать и, наконец, совсем остановилась у моргавшего красным светофора. Песня смолкла, и сквозь рокот двигателя Евгений услышал знакомый голос Лени Зубова, подошедшего к лимузину:
—Сержант Ванин! Третий корпус ДЖ. Дорога закрыта, следуйте в объезд.
—Но…— начал тот, кто управлял машиной.
—Следуйте направо в объезд! — непререкаемым тоном отрезал сотрудник Евсикова и, указав полосатым жезлом направление, отошел.
—Что случилось-то, сержант? — из подлетевшего автомобиля охраны вышел лейтенант в форме ДГС,— почему нам ничего не сообщили?!
—Господин лейтенант! — Зубов, сам имевший звание капитана, просто мастерски сыграл растерянность, — нам тоже ничего не сообщили! Приказали перекрыть дорогу, потому как ожидают проезда Великого князя!
—Тоже мне фифа! — буркнул лейтенант, — давай, открывай движение, член с палкой! Не видишь, кто следует? Машина Алексея Васильевича Панклюева!
Евсиков напрягся, в ожидании осложнений, но в разговор вмешались.
—Жора! — позвал из приоткрывшегося окна Панклюев, — почему стоим?
—Великий князь изволит следовать!
—Да! — сказал Панклюев кому-то в салоне, — Запишите – вот они нравы властьпридержащих! Простому депутату Думы и избраннику народа на вечернее заседание уже и не добраться. Мда! Ну ладно, не долго им…. Я уж их поставлю на место. Жора, давай в объезд! Так вы спрашивали, где мы с Ольгой намерены провести медовый месяц?
—Слушаюсь, Алексей Васильевич! — лейтенант круто развернулся на каблуках и, вскочив в машину сопровождения, сильно хлопнул дверью. Автомобиль охраны рванул и, обогнув панклюевский лимузин, помчался в ночь, проверяя дорогу. «Руссо-балт» тоже свернул направо и направился по темной объездной дороге к мосту через Москву-реку. Едва лишь красные огни исчезли за листвой и стволами деревьев, Зубов и его помощник тотчас же выставили на повороте предупреждение о ремонте моста и доложили Евсикову: «Циклон уходит на север. Всё чисто». Затем они сели в свой черный «барс», прятавшийся за кустами, и немедленно отбыли в Москву, а полминуты спустя, мимо вновь заработавшего светофора, завывая форсированными моторами, помчались два черных силуэта с потушенными фарами. Операция входила в завершающую стадию.

 Джипы летели по дороги, как будто два черных зверя настигали по свежему следу свою жертву. Вырвавшись из-под сени леса, они с ревом пронеслись по дороге ведущей через поле к мосту и остановились на пригорке. Красное солнце, садившееся за верхушки деревьев, освещало выбранную Евгением точку «Х», и белый «Руссо-балт» мчавшийся ей навстречу.
«Действовать неспешно, дать им проехать до середины, — думал Евгений, смотря то в экран компьютера, то за лобовое стекло, — Потом, если надо, мы столкнем машину в воду. Охрана не успеет ничего сделать,… отгоним автоматами. Убирать их все равно придется. Вот и всё, Панклюев, вот и всё! Жаль, что Печорского с тобой нет. Вздумал ещё Риве помогать, мразь. Интервью устраивать…Интервью!? Кто дает ей интервью? Господи, только не это!» Евсиков, глядя, как лимузин стремительно приближается к мосту, схватил мобильный телефон и лихорадочно набрал номер Ривы. Соединение заняло страшно много времени, и лимузин успел влететь на мост.
—Майор!!! Они уходят! Уходят сволочи! — не вытерпел Шуша, сидевший позади Евгения. —Почему вы не подрываете их? Что с вами, Евгений Петрович?!! Вы проваливаете всю операцию к долбанной матери!!!
Палец Евсикова дрожа замер в миллиметре над зловещей кнопкой, а по лицу поползли холодные капли пота. На лобовом стекле вдруг проявилось неясное лицо Ривы и, улыбнувшись, медленно истаяло.
—Да, бля, что ж ты делаешь, майор?! — крикнул Шуйский и замолчал, махнув рукой на Евсикова.
Белая машина уже проскакивала вторую половину узкого моста, когда в телефоне раздался дорогой до боли голос: «Алло?» И тут Евгений изо всех сил ударил по кнопке «ввод» на клавиатуре, ломая корпус ноутбука напополам. Хитрая деталь в машине Панклюева, вспыхнула синим пламенем, разрушилась и выдала в пространство мощный электромагнитный импульс. Прянувшая во все стороны невидимая волна взломала естественный фон и выжгла дотла электронный мозг, отвечавший за работу всех систем «Руссо-балта» включая и систему аварийного оповещения Службы спасения. Телефон, установленный в салоне меж белых кожаных сидений, погас и задымился, тоже выгорая от невидимого удара. Замолчал радиоприемник и на смену лившейся из динамиков песне пришел скрежет металла о металл, когда потерявшая управление машина врезалась в перила моста, пробила их и упала вниз на мелководье….

 В реке выжигали огнеметом машину Панклюева и топили трупы ребят из ДГС, которые отстреливались до самого конца. Евгений зажимал рукой бьющую из раны кровь, и кто-то из своих вводил ему обезболивающее средство. Жгло немыслимо, но он стоял подле неё на коленях на окровавленном песке и зло плакал. Рива медленно открыла глаза и улыбнулась ему.
—Не плачь, Женя, — попросила она его, сквозь пронзительную боль в разбитой, но уже забинтованной голове — Как я и хотела, последнее, что я вижу на земле это твои глаза! Прости меня, хорошо?
—Вертолет! — закричал Евсиков, — немедленно вертолет из клиники!
—Нас же тут нет, майор! — сказал подошедший Шуйский, весь в копоти, с кровавыми пятнами на хаки, — это секретная операция.
—Сашка, я приказываю, тебе…—хрипнул Евсиков.
—Слушаюсь, — поручик отошел и стал что-то говорить в рацию.
—Ты не умрешь, — сказал Евгений Риве, — я люблю тебя, значит, ты не умрешь.
Она счастливо вздохнула и спокойно сомкнула веки.