Сны Кабардинки

— Не грусти, — сказала Алисa. — Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно.

(«Приключения Алисы в Стране чудес» Льюис Кэрролл)

Антон Иванович смотрел на половину своего отражения в большое зеркало в ванне. Образ был размыт и нечеток. По краям зеркала лежал влажный, запотевший покров, по центру было то, что Антон Иванович упорно игнорировал, — устаревшая, слегка покрытая первой дряблостью часть, без каких там дней и недель, шестидесятилетнего мужчины, сползающего в старость. Раскрасневшееся от теплого душа, лицо походило, на мерзкий облик капиталиста угнетателя с политической карикатуры из советских времен. Впрочем, и это, Антон Иванович умело игнорировал.

Внешние неприятные и раздражающие факторы, усилием воли подавлялись, но нельзя было справиться с пустотой внутри. Сердце билось, кровь бежала, пульс докладывал о протекающим без особых сбоев жизненным ритме. И все. Больше не было абсолютно ничего. Абсолютная пустота захватила Антона Ивановича, полностью растворила эмоции, чувства, больше не существовала для него ни радости, ни печали, от него осталось лишь холодное созерцания происходящего. Казалось, это могло напугать, но где раньше рождался страх, было мертвенно-пусто.

Рядом на губке желе, лопались пузыри, едва родившихся новых миров. За стеной, природа заботлива одевала бетонный город в цветастую и пахучую летнею рубашку, в небе облака причудливыми белыми заплатками прятали синеву. Но все это торжество, было мимо, мужчины у зеркала и его неясного отражения.

Пустота требовала психотерапевтов, и, если бы Антон Иванович, был в состоянии испытывать симпатии, ему понравился бы его четвертый доктор. Тот, четвертый, постоянно посмеиваясь переливистым колокольчиком, выслушав историю пациента, вместо целебных антидепрессантов и дорогих терапевтических процедур, предложил ему следующее.

— Уважаемый, что пропало, то пропало, не вернешь обратно ночи звездные (нараспев говорил он), но в ваших силах, так сказать заново наполнить ваш внутренний вакуум, чудите, озорничайте, проказничайте, делайте то, что от вас никто не ожидает, раскрасьте вашу пустоту яркими красками, зовите на помощь ангелов и бесов.

Хороший специалист, подумал про себя, благодарный пациент и решил немедленно воспользоваться советом. После, он долго на экране планшета рассматривал карту курортов Краснодарского края. Глаза бегали по названиям городов и поселков, считывали текст, левое полушарие мозга обрабатывало информацию, а правое полушарие на основание данных от левой, творило ассоциации. Сочи- шум, Анапа – гам, Архипо-Осиповка – пятьдесят на пятьдесят, Витязево – брутально, Южная Озереевка – подозрительно. В итоге выбирая между хмельным дурманом Абрау-Дюрсо и волшебством Дивноморского, Антон Ивановичу явилось сочное и настойчивое видение, при случайном прочтении названия, влезшего без спроса поселка – Кабардинка.

Между зелеными холмами, воображение яркой кистью набросало каменное дно высохшего ручья, в обрамлении высокой стройной травы и множества пестрых цветов. По дну как по тропинке, ступает девушка, крутобедрая восточная красавица, с алмазами звезд вплетенными украшениями в волосы цвета черного, горького шоколада. Движется красотка — как танцует, завороженные очи Антона Ивановича следуют ей след вслед. Внезапно она оборачивается, ловит страстный взгляд наблюдателя, отбрасывает со лба непокорный назойливый локон и смотрит в ответ с непреодолимой, притягательной страстью призыва, тоненько поют ангелы, лилейно тянут верха бесы.

Антон Иванович не выдерживает. Подскакивает как козлик, робкое, забытое чувство маниакального стремления, полутоном задевает его заржавевшие струны.

— Побег (молнией мысли озаряет надпись на указатели его судьбы) Побег к Кабардинке! В Кабардинку! Замирай мир рутины, я выхожу озорничать! (трубит вызванный из запаса внутренний глашатай, возбуждающе барабаны отбивают ритм походного марша)

Ему снова грезится пританцовывающая восточная красавица, и хоть педантичный разум делает замечание, что воображение подменила понятие, грезится баядерка, а каламбуром в название влезла кабардинка. Это уже ни на что не может повлиять, объявлен – побег, неживой вакуум должен быть заполнен.

Сцена Первая ( Шарманщик)

В Кабардинке далеко за полночь, по ресторанам и кафе бегает угарная часть бесконечного праздника, в глубине поселка уже задремал гомон, повсюду легла тишина. Трудолюбиво гоняет потоки холодного воздуха кондиционер, озорник Антон Иванович словно распятый лежит на кровати в объятьях бессонницы и слушает ворчание собственных мыслей, под нытье обгоревшего носа и спины. Заканчивался третий день авантюры, сам авантюрист кажется себе лишним на оргии курортного веселья, трухлявым пнем на фоне всепобеждающего цветения.

Неожиданно, где-то за окном возник довольно странный звук, механический и веселый, короткая повторяющиеся мелодия. Антон Иванович встал, подошел к окну. Вдалеке, на перекрестке, под зонтиком фонаря, стоял пожилой мужчина в забавной шляпе-котелке с белым попугаем на плече, мужчина крутил колесо шарманки и задорно топал ногой в такт музыке. Мужчина неведомым образом заметил в окне Антона Ивановича, приветливо махнул свободной от извлечения музыки рукой, и добавил скорости мелодии, теперь она стала звучать быстро, быстро. И наш герой, в необъяснимом порыве пошел на ее звук, как по приглашению.

Под фонарем светло, Антон Иванович невольно корявыми движениями следует за быстрым ритмом. Под ногами у шарманщика небольшая коробка для искреннего пожертвования и картонка с крупным текстом.

— Чаровник в пятом поколении, яркие наваждения, четкие образы, достоверные сны.

Пока любопытный ловец приключений размышляет над смыслом заманчивой надписи. Из окружающей темноты в круг света въезжает некая нечеткая личность на самокате, быстро бросает в коробку купюру и замирает в сознательном ожидании. Качает головой попугай и закатывает глаза, на короткое время какофонией в музыкальный ход шарманки, внедряется неприятный звук, такой словно внутри инструмента заработала кофемолка. Противный звук вскоре исчезает, и сразу бесшумно из лицевой части шарманки выезжает панель, сродни маленькой выдвижной полочки. Личность на самокате быстро сгребает содержимое, перекладывает в карман пестрых шорт и стремительно, не проронив ни слова угоняет свой самокат и себя в темноту. Шарманщик улыбается и салютует отъезду личности, приподнятой для вежливости шляпой-котелком.

Внутренний голос незамедлительно сообщает Антон Ивановичу, о том, что, по-видимому, настал момент для сумасбродного чудачества. Со вздохом тот соглашается и без дополнительных раздумий кидает пару купюр в коробку шарманщика. Снова скрежещет что-то в шарманке и спустя несколько мгновений, маленькая выдвижная полочка предлагает прозрачный пакетик с цветными колесиками похожими на пуговицы с шутовского наряда. Антон Иванович берет пакетик, воровато оглядывается по сторонам и быстро направляется обратно к гостинице. Позади него улыбается ему вслед шарманщик, на плече которого замер большой белый попугай.

В номере гостинице, на крохотном, почти игрушечном журнальном столике покоится содержимое пакета из утробы шарманки. Три круглых леденца разного цвета, розового, сиреневого и зеленого. Антон Иванович задумчиво перемещает их пальцами по доске стола, словно загадочные фигуры и решает с какой начать пробовать, интуитивно понимая, что очередность имеет значение, само решение начать, он принял еще под куполом света фонаря, под резкие ритмы допотопного инструмента.

Зажав пальцами розовую конфету, Антон Иванович подносит ее к ноздрям, от леденца струится легкий аромат, который налетает на воображение соленым бризом, брызгает мыльной пеной, заставляет учащенно биться сердце в соблазнительном предвкушении. Интуиция одобрительно закивала, размноженное внутренние существо героя сделала единодушный, коллегиальный выбор.

Видение первое.

Прошло некоторое время после приема розового колесика, напоминающего таблетку, но никакого эффекта не наступало, таинственный шарманщик куда-то исчез. Раздосадованный Антон Иванович вышел на ночную улицу и побрел в сторону моря, мучительно размышляя о своем неудачном эксперименте в частности, и глупой и жалкой участи в целом.

Не помня себя, он оказался на набережной, ночь уже была близка к утру, было почти безлюдно, лишь изредка навстречу попадались влюбленные на этот короткий миг парочки. Глубокое внутренние погружение Антона Ивановича прервал громкий всплеск в воде, где-то совсем рядом, около пляжа. За первым всплеском, последовал еще один, а потом еще один. Антон Иванович остановился и прислушался, и сквозь звуки чьих-то учащенных движений в воде, он услышал тонкое, еле слышное – Спасите! Я тону!

Голос был женский, полный ужаса и отчаяния. Поблизости не было абсолютно никого, действовать надо было быстро и решительно, поэтому немедля Антон Иванович бросился к ступеням ведущим вниз к пляжу. Пляж был короткий до воды вели буквально пару метров крупной гальки, в небе над морем висела бледная, полная луна, роняя на воду блики, рождающие восхитительные мерцания, и метров в десяти от берега, посередине этой волшебной игры света, тонула женщина. Запрокинув голову назад, она хаотично двигала руками словно пыталась найти в воздухе какую-то опору, Антон Иванович, сбросив на ходу шлепанцы, прыгнул в воду и что есть сил начал грести в сторону утопавшей. К счастью, он успел вовремя, активно работая ногами освобождая собственные руки, он перехватил слабую, робкую руку потерпевшей, одновременно в поддержке подхватив ее еще и в районе талии.

Почувствовав помощь, женщина перестала паниковать, успокоилась, и внимательно испытывающие посмотрела на взволнованного Антона Ивановича, луна освещала ее лицо, и под этим светом, она казалась сверхъестественно, гипнотически красива. Ее большие карие глаза изучали Антон Ивановича, он в ответ очарованно пропадал в их глубине, да так глубоко пропадал, что не заметил, как по ним пробежал хищный, недобрый огонек фитилька коварного плана. Еще секунду назад ее слабая рука, налилась немалой силой, она ловко вывернулась из под аккуратной поддержки, перевернулась, и к изумлению Антон Ивановича, он увидел как над ним взмыл большой рыбий хвост похожий по форме на акулий и словно палицей оглушительно, ударил его по голове. От удара сознание нашего героя растворилась в чем-то абсолютно бессознательным.

Он пришел в себя, от освежающего наполненного солеными каплями встречного ветра пробуждающее хлеставшего его по щекам. Голова немного шумела от последствий удара, в данный момент он беспомощно лежал спиной на спине морской девы ухватившей его за руки, стремительно уносившей его в море, копчиком во время резких движений он чувствовал как соскакивает с кожи спины похитительницы на шершавые, немного колючие чешуйки ее рыбьего хвоста. К слову, ощущал себя Антон Иванович слегка помятым, но ничуть не испуганным, даже напротив возбужденно заинтригованным, ведь ничего подобного из происходящего с ним, не могло происходить в реальности, поэтому устроившись в своем положение насколько это было удобно, он пытался наблюдать за событиями как-бы со стороны, за видением или наваждением.

Каково же было удивление Антона Ивановича, когда за пеленой брызг активно работающего хвоста его похитительницы, он разглядел погоню. Да именно, за ними гнались, точнее гналась, еще одна морская дева. Ее красивое сосредоточенное на движениях преследования лицо, было не менее красивей, текущей обладательницы тела Антона Ивановича, то и дело, с ее густых, черных волос на глаза скатывался кисточкой намокшей локон, который ей каждый раз приходилось отбрасывать назад быстрым движением руки, через ее слегка приоткрытые полные губы правильной формы, вылетал сильный призывный, решительный крик, такой силы, что мужчина ни в состоянии был слышать больше ничего другого, кроме этого звука.

Расстояния между преследователем и похитительницы с трофеем быстро сокращалось. В конце концов почти настигнув беглецов, крикливая дева резко по дельфиньи, выпрыгнула из воды, ловко схватила Антона Ивановича за ноги и принялась тянуть его к себе, противница в ответ крепко ухватилась за руки добычи и началось неуступчивое противостояние, которое выразилось в жестком перетягивание человека-трофея из стороны в сторону. В какой-то момент вожделенный трофей в виде обмякшего Антон Ивановича выскочил из их цепких хватов, и теперь опускающийся вниз на дно он видел, как они уже схватились с друг другом, превратились в бурлящий и беснующийся клубок из двух странных тел, полурыб, полулюдей.

Когда, погружаясь все глубже и глубже в водную бездну, он закрыл глаза и вознамерился утонуть. Но в последний момент, чьи-то нежные, спасительные руки, успели бережно подхватить его и поднять на поверхность спокойного, ночного моря.

Антон Иванович роскошно расположился головой на груди морской девы, вместе они лежали на большом, плоском камне, самую малость выдававшемуся надо водным покровом, когда легкая волна накатывала на камень, он полностью скрывался под водой и становился невидимым. Справа на грустном, осевшем на мель сухогрузе, в предутренних серых туманах трепетал огонек одинокого прожектора, из-под стены высокого берега наверх, в небо поднимались бледно-оранжевые паруса, предвестники восходящего солнца. Морская дева, та самая, что еще недавно устремилась за ними в погоню за ним и его коварной похитительницей, правой рукой нежно обнимала Антона Ивановича за плечо, а левой ласково, сердечно гладила его редкие, тонкие волосы и красивым хрустальным голосом пела длинную балладу.

В этой невероятно пронзительной песне говорилось о морской деве по имени Беатрис. Беатрис наскучило долгое морское одиночество, она томилась страданиями по своей мечте, годами ночью смотрела на полную луну, расчесывала волосы и просила высшие силы, подарить ей любовь. И вот когда Беатрис совсем отчаялась, и потеряла веру в счастливую звезду. Небеса подарили ей любовь, красавца мужчину, за которого пришлось побороться, как всегда надо бороться за собственное счастье. Ради него она сбросила свой хвост и последовала за ним на твердую землю. Теперь они живут в Третьем Риме, у них бесподобный сын и красавица дочь, души их близки, а тела всегда наполнены желаньями, над их головами движутся небесные светила и тепло никогда не покидает их дом. Сейчас, Беатрис засыпая и просыпаясь, не устает благодарить небеса за этот волшебный миг жизни, и мечтает лишь об одном, чтобы он длился и длился.

Антон Иванович любовался ее красивым лицом, на ее лбу молодым месяцем раскачивался озорной локон, от ее длинных, мягких волос цвета черного шоколада пахло душистым сеном и ванильным мороженным. И пара слов парили на облаках его мыслей, доводя его состояния до божественной эйфории – Моя Баядерка. Моя Баядерка….

Сцена Вторая (Ветхая реальность)

Мучительно припекало солнце, пересохшие губы требовали немедленной влаги, Антон Иванович приоткрыл глаза, дородная женщина непонятных лет теребила его за руку и визгливым голосом вопрошала.

— Мужчина! За лежак платить будите?

Антон Иванович оказывается спал на лежаке, вокруг шумел буйной жизнью пляж, солнце торопилось в зенит, хорошо, что склонившаяся над ним тучная кассирша давала небольшую тень. Отпрянув от нее, как от кошмарного видения, соскочив с лежака, он просыпаясь и собираясь с несобранными мыслями, поплелся босыми ногами по нагретой поверхности набережной, которая жестоко обжигала ему стопы.

Свернув на аллею ведущую к гостинице, нащупав в кармане бриджей влажную много-рублевую бумажку, он купил себе новые шлепанцы и стакан холодного и кислого, с привкусом мокрого картона напитка, которого торговка видимо по ошибке, назвала белым вином.

В разбитом, растрепанном состоянии Антон Иванович возвращался в гостиницу, голова немного кружилась, жутко саднили и зудели, большие похожие на траншеи раны на руках и ногах полученные им во время борьбы за него, как за ценный трофей, в его насыщенном и фантастическом наваждении. Ощущение от реального мира творившегося вокруг, теперь было неполноценным, именно сейчас он казался Антон Ивановичу фоном чего-то другого, более значимого, а нагретый солнцем асфальт, тень от высоких деревьев, крикливая и многолюдная улица , умелой бутафорией.

Лавируя против людского потока направлявшегося к морю, совершенно случайно, сквозь беспорядочный гомон, Антов Иванович снова уловил знакомые веселые, механические звуки шарманки. Он сразу отправился к месту призывного звучания и был разочарован увиденным. Показавшейся знакомой мелодию, производила детская игрушка, допотопная механическая юла, которую маленькая девочка, с огромным красным бантом в волосах, настойчиво раскручивала на тротуаре в опасной близости от проезжей дороги. В тот момент, когда погрустневшей от музыкального обмана мужчина собирался уходить, несносная юла сильно раскрутившись, непокорно выскользнула из под контроля девочки и шустро перепрыгнув бордюр, выскочило на дорогу, где тут же попала под колеса проезжающего автомобиля. Мелодию юлу навсегда прервал визг тормозов и скрежет разрушения, девочка громко заплакала, Антов Ивановичу стало еще вдвое грустней.

Но вскоре волшебной терапией, в памяти всплыли ласковые руки баядерки из его видения, волнение ее идеальных форм, и томления чуть приоткрытых губ. По юношески колыхнулось сердце, и на крыльях неожиданной, случайной любви, он полетел в свой номер, с намереньем принять еще один загадочный круглый леденец, на этот раз – зеленый.

Видение второе.

Зеленый кругляш снадобья, отдавал горечью полыни и сигарным дымом, Антон Иванович подавил неприятные ассоциации раскусил леденец, он оказался мягким, как мармеладка, и тут же подозрительно в номере запахло серой. Открыв окно на балконе, Антон Иванович отправился на прогулку к морю, интуиция подсказывало ему, что видение, это нечто сравни аппетиту, его надо нагулять.

Было далеко после обеда, пляжные оккупанты неохотно покидали свое лежбище у моря, легкие волны сердясь расставанию набегали и безуспешно хватали уходящих купальщиков за ноги, было удивительно мало звуков, создавалось ощущение, что на секунду у бегуна по имени время, перехватило дыхание и все вокруг неумело замерло, встало на паузу.

От подобных, удивительных чувств, у Антона Ивановича слегка закружилась голова, и он автоматически присел на скамейку-качели, восстановить состояния и понаблюдать за аритмией протекающей мимо него жизни.

Раскачивая ногами качели, Антон Иванович медленно входил в транс собственных фантазий, наполненных ароматом волос желанной хвостатой баядерки, как вдруг его вырвал из омута подступавшей неги, вопрос, незаметно подсевшего на качели незнакомца.

— Дядя! Не желаете ли, стакан абсента? ( Спрашивал, неопрятного вида молодой человек протягивая Антон Ивановичу большой граненый стакан с мутной зеленой жидкостью.)

Молодой человек уже сидел на качелях, рядом, поджав ноги. На нем была выцветшая оранжевая майка, видавшие виды джинсовые шорты и в ухе, ближайшем к взгляду брошенным на него Антон Ивановичем болталось толстое золотое кольцо.

Каторжник – одним словом подумал про себя Антон Иванович, закончив осмотр, но стакан смело из его рук принял и начал рассматривать содержимое заляпанного разводами сосуда.

Увидев сомнения соседа по поводу напитка, каторжник поспешил их тотчас развеять.

— Папаша, не бойтесь! Это двести процентов вдохновения по-французски, сто грамм абсента, сто грамм воды и два кусочка сахара. Правда (вздохнул с досадой он и добавил) Абсент в этих краях никудышный, зато вода чище не сыщешь. (вздохнул еще раз и бесцеремонно толкнул своим стаканом, стакан в руках Антов Ивановича)

Сделав несколько глотков, невольные соседи по скамейки, некоторое время молчали, пока каторжник не выдержал и снова заговорил.

— Я догадываюсь, что моя персона не лучшая компания, но и вы должны понимать, приобретать наваждения у разных непроверенных личностей, это авантюра, хорошо если попадется шарлатан, а если самоучка бракодел или какой-нибудь новатор, любитель экспериментов? ( каторжник вопросительно взглянул на “папашу” и продолжил свои рассуждения) У таких каждое снадобье лотерея. Страшно представить куда это может привести, страшно, но интересно, что за поворотом у этой дурман тропы. Какая там хаотичная неповторимость, абсолютно непрозрачная непредсказуемость.

С нескрываемым наслаждением, он громко вздохнул, и залпом допил содержимое своего стакана. И перешел на возбужденные восклицания.

— Ну вот разве могли мы, соединиться в одном видении, возьми и приобретя чары нормальным, официальным способом. Вот так запросто, посидеть , славно поговорить. А вот шиш! Нет конечно. ( тут внезапно он перевел тему разговора, следующим вопросом) А как вы относитесь к тому что, на привычное, искомое мироустройство, все время пытаются надеть смирительную рубашку миропорядка?

Вместо ответа, Антон Иванович призывно опустил взгляд на свой уже опустевший стакан, и смышленый каторжник, довольно ухмыльнувшись, волшебным образом запустив куда-то в сторону руку, достал оттуда еще два полных стакана. И передав один Антон Ивановичу, продолжил.

— Насочиняли тут условностей, этика, мораль, нравственность, наблатыкались в ведение пространных дискуссий и тупиковых споров. Загрязнили, замусорили, натоптали в первородном мире. Да что я об этом, у них свет добро, а тьма зло, они злодеи, получается инь и янь всего сущего друг на друга ополчили. ( тут он как-то внезапно прервался и стал грустно смотреть на стенки зажатого в руках стакана)

Антон Иванович деликатно молчал, не желая отвлекать собеседника, и тем более выражать хоть какие-то мысли, по поводу абсолютных непонятных ему тем. Он с любопытством смотрел вокруг, сейчас ему казалось, что эти качели-скамейка, каторжник и он сам, отважный искатель новых эмоций, находятся в каком-то параллельном мире, а проходившая мимо него, буквально в двух шагах, высокая загорелая женщина, виделась абсолютно нереальной, хотя натиск запаха его духов, заставил его весело расчихаться.

Допив вторую порцию Антон Иванович решил сменить обстановку и пройтись, тем более в данный момент он неожиданно чувствовал себя глубоко счастливым и даже где-то немного совершенным, компания взгрустнувшего и ушедшего в себя забавного каторжника начинала ему малость досаждать. Но только он привстал, собираясь поменять мир качелей, на соседний рядом протекающий, как каторжник встрепенулся, внимательно посмотрел на него, и схватив за руку, словно напоследок, быстро произнес.

— Вам бы прогуляться по улице Мира, в сторону маяка, и поискать звездочета, он там часто сидит за столиком, разгадывает людям их будущее. У него есть такие полезные разноцветные стекляшки, заполучите их, не пожалеете. Вот ведь повстречались две противоположности, я свое видение заканчиваю, перехожу как-бы на другую станцию, а у вас все только начинается, знаете, страсть, как вам завидую, и очень интересно знать где вы остановитесь или вас остановят.

Тут он прервался, опасливо посмотрел куда в небо, втянул ноздрями воздух, словно на пробу и перейдя на шепот добавил, —

— И помните, мы этому закомплексованными схемами и законами миропорядку, как вирус или бактерия, аллергия у него на таких вольных путников. Так, что надо быть осторожным, потому что по нашему следу, идут его жестокие миротворцы. Надо быть осторожным (последнее повторил он с ехидной усмешкой практически в спину удаляющемуся Антон Ивановичу)

Еще один день осторожно, на цыпочках покидал приморский поселок. Мысли Антон Ивановича полностью занимала, зародившееся в нем влюбленность, и он брел под конвоем своих сердечных влечений совершенно наобум, вдоль пляжа, иногда внимательно прислушиваясь к звукам доносящихся с моря, и тайно желал, услышать призывное пение похитительницы, его старого сухого и запыленного сердца.

Замечтавшись , он чуть не сшиб пухлого, ангельского вида мальчугана, с белоснежным облаком сахарной ваты в руках. Увернувшись от столкновения в последний момент, он неловко задел столик торговца, столик от контакта, нервно затрясся и с него на асфальт словно дельтапланы стали элегантно опускаться большие листы бумаги. Бормоча нелепые извинения, кляня собственную рассеянную неуклюжесть, Антон Иванович бросился поднимать упавшею бумагу и первый же лист оказавшийся в его руках лист привлек его внимания, на нем был начерчен круг, а в нем еще один, какие-то деления, шкалы, все это напоминало круглый транспортир, вот только по соседству с цифрами, между делений, располагались странные разноцветные знаки.

За столиком потерпевшем небольшое землетрясение от свидания с корпусом Антон Ивановича, сидел огромный седовласый старик. Громила Йетти – обозначил его про себя его наш герой. На столе стоял стеклянный шар, неумело изображая роль магического аксессуара, небрежно лежали карты звездного неба, различные причудливые инструменты для измерений, а главное в правом углу стола, располагалась табличка с надписью большим буквами.

-Нет добрых и злых людей, есть, те кто сделал хорошо для меня и остальные другие.

Интересная взаимосвязь, подумал Антон Иванович, впрочем он еще на примере шарманщика понял, как тут все устроено, и порывшись в карманах достал несколько весомых, четырехзначных купюр, положил их на маленький коврик около таблички, и сразу же без приглашения уселся за стол на стульчик напротив, взиравшего на него с изучающем спокойствием Йетти-звездочета.

Пожилой громила артистически закатил глаза, буркнул себе под нос нечто совершенно нечленораздельное, затем властно сложив шпилем пальцы рук, произнес.

— Скажу сразу, в будущее к Вам , заглядывать нет смысла, оно у вас еще не сформировано в единое целое, у вас этого будущего, пока неисчислимо много. Ваша жизнь от смертельного порядка, перешла к живому хаосу, но как это изменит вашу судьбу, это загадка, поверьте даже звезды будут наблюдать за этим процессом с нескрываемым интересом. ( тут Йетти раскатисто хохотнул, самовлюбленно любуясь своим словесным оборотом и продолжил) Но поскольку вы снабдили меня, некоторым количеством добра, в долгу я оставаться не могу, полагаю я догадываюсь зачем вы нашли меня, поэтому возьмите несколько деталей вашего калейдоскопа, раз уж я не могу составить для вас даже простейшего гороскопа ( он снова хохотнул, громила определенно был навеселе)

Затем он запустил руки в объемный холщовый мешок возле его ног, и достал оттуда маленький мешочек, раскрыв горловину, протянул мешочек Антон Ивановичу со словами.

— Выбирайте, но не жадничайте, поверьте достаточно двух- трех стекляшек.

С трепетным ожиданием волшебства, Антон Иванович засунул руку в мешочек и извлек оттуда три совершенно обычные, мутные на просвет стекляшки, оранжевого, коричневого и плотно-зеленого, бутылочного цвета, когда же, он захотел получше рассмотреть одно поднеся его к глазам, громила испуганно сжал его руку вместе со стекляшкой в кулак, и озираясь доверительно с секретной ноткой в голосе, сказал.

— Что вы, что вы! Разве можно это делать вот так, при таком скоплении народу, это совсем небезопасно. Прояснение через оптическую призму, это интимный процесс, тайный. И пусть у меня почти все законно, есть лицензии и разрешения, мне точно не нужны неприятности. А вам бы я советовал, надолго в этом месте не задерживаться. Утром я видел тут двух «круглых», инквизиторов порядка, эти персонажи опасны для Вас. В лучшем случае, после встречи с ними вас отправят к началу, хотя милосердие у них не в почете. Поэтому срочно уезжайте отсюда, путайте следы, у вас в кармане множества миров, и знайте, начавшись миры, нескоро заканчиваются.!

В кармане у Антон Ивановича лежал только последний волшебный леденец сиреневого цвета и средняя по размеру согнутая пачка самых обычных денег. Он горько подумал ,

— Как-же, весь мир в кармане, всего лишь жалкий кругляш с последним наваждением.

Взволнованный звездочет, казалось прочел его мысли, успокоительно легко толкнул Антон Ивановича в плечо, с небольшой досадой добавил.

— Жаль, видимо вы пока ничего не поняли, у вас очень вяло идет процесс размышлений. Ну ничего, просто будьте бдительны, и тогда, обязательно, у Вас сложится в прекрасный и понятный узор, вы уже позвали себя изнутри, подняли с глубин своего рассудка волшебные клады знаний, просто нужно время.

Произнеся это, он потерял интерес к персоне Антон Ивановича, и обратился к образовавшейся около столика людской очереди.

— Ну , добрые дарители! Кто следующий?

Антон Иванович с радостью покинул, нагретый им в процессе внимательного слушания стул. А после в ближайшем баре подавая белый, густой портвейн на мельницу своих несобранных мыслей, путаясь в клубке свалившейся на него, местами бессмысленной для текущего него информации, смотрел как, совершеннейшая из южных ночей любовалась своим отражением в лучшем из черных морей.

Сцена Третья (Персекуторный бред)

Явь явилась к Антону Ивановичу опять с солнечными лучами, он полулежал на изогнутой причудливой белой скамейке на аллеи ведущий к пляжу. Приняв более приличную позу, он прищурился от яркого, обильного на свет дня. И медленно, как спросонья, пытался собрать в единое целое пазл последних дней. Все-таки громила-звездочет был прав мыслительные импульсы между нейронами его мозга, сообщаются медленно и апатично. Но зато , одно Антон Иванович понимал и еще ощущал абсолютно ясно, изначальная цель его смелого побега от прошлой действительности достигнута, пустоты вокруг него и внутри тоже, больше не существует. Сосуд его эмоций и чувств, кипит от переживаний и впечатлений, бурлит свежерожденная кровь и переполняет вены. В конце концов рано или поздно, дивная баядерка, сумасшедший каторжник и загадочный звездочет, уложатся в понятную картину мира, сейчас или позже, совершенно неважно.

Одно лишь немного тревожило Антон Ивановича, и не давала полноценно наслаждаться своим триумфом победы над собой никчемным, пошлым и к большой радости уже прошлым. Предостережения каторжника и опасения Йетти, насчет «круглых» миротворцев, из их слов следовала, что его видения вредны и противны миропорядку, они вносят некий хаос, а за такое по головке не гладят. С другой сторону, в сторону мрачные мысли, мыслимо ли это, что несколько последних прошедших сквозь него дней, стоили многих лет сухого, пустынного, бесполезного существования. Сейчас перед ним сама матушка жизнь, теплая, нежная, необыкновенная, и как в детстве, следующее мгновение – новый мир, и все еще впереди.

Под невообразимым кайфом подобного лейтмотива, Антон Иванович привстал, сладостно потянулся, и направился к ближайшему павильончику на запах бодрящего кофе. Пока ему готовили райский кофе со сливками и вкусом кокоса, ему случилось услышать то, что все-таки испортило его волшебное настроение. Рядом громко беседовали две женщины, неопределенного возраста, и исходя из доносившихся до слуха Антон Ивановича диалога, одна подруга рассказывала другой, что поздним вечером двое хулиганов, разгромили рабочее место пожилого звездочета на набережной, а самого старца избили и уволокли в неизвестном направлении, подавалась вся эта информация под истеричным соусом «куда катится мир».

Тревожно стало сразу Антон Ивановичу от подслушанного, и уже второпях, на ходу, без должного удовольствия, он пил горячий, обжигающий кофе, спешно возвращаясь в свой отель.

Когда он зашел в отель и намеревался подняться по лестнице в свой номер, его остановила молоденькая девочка администратор и сообщила, что недавно, его искал коллега по работе, дескать он случайно оказался тоже в этом месте и жаждет встречи, узнав что Антон Ивановича нет в номере, коллега сильно расстроился, но обещал зайти попозже. Выплеснув всю эту информацию, она сделала паузу, и добавила.

— Странный он какой-то был, говорил словно цедил сквозь зубы. И вид у него странноватый.

При последних словах, Антон Иванович вопросительно поднял бровь. И администратор попыталась объяснить.

— Вид у него какой-то странный, одет в смешной костюм расписанный небольшими кругами по всей ткани, на голове котелок, выглядит словно он клоун или фокусник. Вы же не в цирке работаете?

Антон Иванович нервно покачал головой отрицая ее догадку, буркнул дежурное спасибо, и испуганно, буквально побежал в номер, с ужасным, пугающим его предположением, а что, если этот как-бы коллега – один из «круглых», ведь никаким коллегой он быть не мог, абсолютно никто из знакомых Антон Ивановича и тем более никто сослуживцев и сотрудников по офису, не знал где он. Официально он взял пару недель за свой счет, подлечить и успокоить нервы на даче.

Нечеткие, далекие возможные неприятности, стали ближе. Спасительный план быстро созрел у Антона Ивановича, покидав свои невеликие вещи в сумку, объявив администратору о том, что он уезжает на двухдневную экскурсию, он спешно покинул этот отель, и заселился в небольшой гостевой дом в другой части поселка.

Теперь его убежищем была , небольшая комнатка с круглым, небольшим окном, под окном был уютный цветник в котором без остановки надрывались в стрекоте цикады. Сначала Антон Иванович малодушно хотел уехать сразу же, но немного успокоившись, решил рискнуть и устроить себя финальный день, ведь оставался еще один соблазнительный леденец, еще одно пограничное состояния между реальностью и наваждением.

Достав последний фиолетовый кругляш, Антон Иванович постарался внимательно его рассмотреть, и к его удивлению, он заметил то, что раньше не замечал на других леденцах, посередине снадобья для очарований, пролегала пустая бороздка разделения, оказывается здесь как и в некоторых обычных таблетках, была возможность уменьшить дозу воздействия видения, то есть разбить его на две части.

Антон Иванович аккуратно разделил последний леденец на две равные части, одну завернул в салфетку и положил в нагрудный карман своего василькового цвета поло, оставшуюся часть традиционно поднес к носу, вздохнул томящий аромат беззаботной хвои, и распробовал леденец, в его вкусе блистали счастливые ноты ванили и возбуждающие радости оттенки лаванды. Нервное напряжения страхов, стремительно стало рассеивается, а пустота оставшаяся от улетучивающихся страхов, стала заполнятся уверенным оптимизмом будущих планов и комфортным ощущением магической безопасности.

Видение третье.

Не в силах делить свои прекрасные приливы чувств, с маленькой и душной комнатой, он схватил сумку, с видавшим виды, а заодно и успешно многие из этих видов запечатлевшим фотоаппаратом и вырвался на встречу откровенному дню.

Отправился Антон Иванович в сторону можжевеловой рощи, но немного заблудился и непослушные ноги вывели его к белой, пустующей ротонде с невообразимым видом на море послушно застывшем под абсолютно голубым небом. Пораженный видом, Антон Иванович застыл под скудной тенью белого купола каменной беседки, и автоматически запустил руки в карманы, придав себе вид расслабленного наблюдателя. И случайно обнаружил в одном из карманов, стекляшки, которые он получил от звездочета. Вокруг было безлюдно, а значит самое время, проверить возможности этих мутных и грубых на вид стекляшек, которые Йетти высоко назвал – оптическими призмами. Вначале он достал стеклышко бутылочного цвета, покрутил в руках, затем приложил к левому глазу, зажмурил правый и посмотрел сквозь свою причудливую линзу на море, потом на домики неподалеку, и гору вдалеке. Эффект от этого разочаровал, все банально стало зелено и размыто, как и должны было стать, если смотреть на окружающий мир сквозь, зеленое стекло, тогда Антон Иванович повторил это с оранжевой призмой, потом и с коричневой, все было предсказуемо неинтересно и обычно.

Это было странно, неужели звездочет слукавил. В поисках разгадки, Антон Иванович перебирал стекляшки, как вдруг коричневое стеклышко ловко наскочило на зеленое, раздался ладный щелчок, и теперь два этих стекла образовывали единую наслоенную друг на друга конструкцию. Радостно усмехнувшись своей неожиданной удачи, Антон Иванович продолжил и подобным образом удалость насадить туда еще оранжевую призму. Забавный прибор был собран, и теперь, аккуратно, Антов Иванович снова поднес его к левому глазу, взглянул и от неожиданности отпрянул, чуть не выронив собранную призму. Успокоившись он снова поднес ее к глазу и направил взгляд на стык моря и неба вдалеке. Увиденное было нереально, сказочно. Небо вдалеке от берега сквозь призму выглядело плотной голубой тканью неведомых портьер, тяжелые монументальные они тянулись от самого верха небес и свисали почти до воды , в них путался прибегающий с берега ветер и от этого они слегка раскачивались. Солнце выглядело как большое неровное облако, пронизанное золотыми, красными, оранжевыми нитями, оно жило, оно непрерывно двигалось, плыло в сторону северо-запада. Антон Иванович перевел дух и всмотрелся через свою новую, невероятную игрушку в морскую гладь. Море до самой последней глубины было абсолютно прозрачно, и когда мелкая прибрежная часть заканчивалась, под ясным хрусталем воды открывалась необыкновенная картина, сквозь донный ил скрывающий гальку, песок и каменистый гравий, куда-то вдаль вели мощенные золотистым камнем широкие дороги, совсем вдалеке виднелись высокие башни неизвестных строений, мелькали быстрые тени невиданных созданий.

Антон Иванович убрал призму, нереальность мира, мгновенно сменила реальность. От всего увиденного учащенно билась в силках груди сердце и немного кружилась голова, но все же надо было кое-что проверить. Антон Иванович достал фотоаппарат, включил и осторожно приложил, к объективу аппарата призму, бережно и надежно придерживая ее снизу руками, стараясь не закрыть пальцами место будущего снимка , навел камеру вначале на небо отщелкав пару кадров, затем на море, сделав тоже самое. После торжественно, как сокровище убрав призму обратно в карман, он заглянул на цифровой дисплей камеры, чтобы проверить сделанные только что кадры.

На цифровых фото, было все то, что он видел сейчас воочию, без таинственных возможностей призмы, красивая курортная картинка, море впадающая в небо на горизонте, яркий день уже нацеленный к вечеру, быстрый катер с бороздой белой пены вослед.

В раздумьях над феноменом над интересными свойствами прибора из стекляшек, он побрел в сторону набережной, надеясь, что видение пошлет ему ответы, или новые неизведанные еще ощущения.

Возможно (рассуждал по пути Антон Иванович), картины разных, порой самых невероятных реальностей происходящих с ним, никак не связанны с физическим, материальным миром, может вообще не существует самого надежного и единственного из миров которого он представлял до некоторых пор, а все есть игра подсознания, калейдоскоп импульсивных фантазий. Или вдруг это всего лишь коллективный сон наяву, для впавшей в анабиоз многомиллиардной планеты. Впрочем, размечтавшись подумал он, если это сон, то пусть длится всю жизнь. И тут же для чистоты эксперимента, Антон Иванович себя ущипнул за ногу, стало неприятно, до резкой схватки болезненного ощущения.

Так потихоньку, дорогой своих размышлений, он дошел до шумной и многолюдной улицы Мира, где путь ему преградили два фальшиво доброжелательных существа. Две ростовые куклы, одетые лошадьми, взяли в оборот погруженного в себя Антон Ивановича, одна могучая лошадь прижала к себе робкого отдыхающего, вторая бесцеремонно выхватила фотоаппарат, который Антон Иванович забыл вернуть в сумку, и все это время рассеянно нес руках. Опытно включив аппарат бесцеремонное животное, посоветовало улыбнуться и сделала несколько кадров, затем вторая кукла потребовала деньги за фото. Антон Иванович чувствовал себя неудобно и смущенно, в этой вероломной сцене, поэтому безропотно расплатился, снимавшая лошадь вернула ему фотоаппарат и панибратски хлопнула его своей копыто-рукой по груди. Дальше случилось непоправимое, видимо застрявшая в складках нагрудного кармана салфетка с заветной половиной леденца выпала, салфетка в полете вывернулась обратной стороной, леденец упал на асфальт и тут же чей-то сандаль припечатал леденец подошвой и унес с собой в потоке двигающихся к набережной людей.

Катастрофа, холодок отчаяния пробежал по телу Антон Ивановича, и льдинкой кольнул в самое сердце. Расторопные куклы уже охаживали семейную пару неподалеку, а Антон Иванович, лишившись одного из самых ценных своих приобретений, этого сверхъестественного приключения, расстроенно и потерянно прислонился к экскурсионному киоску, стоявшему неподалеку.

Добрая женщина киоскер, увидев его состояние, в душевном порыве пожалела его, словно ребенка, бесплатно посадила в открытый, экскурсионный поезд, курсирующий вдоль поселка. Антон Иванович послушно сел, а через, некоторое время водитель поприветствовал немногочисленных пассажиров и поезд тронулся в сторону мыса Дооб.

Экскурсионный паровозик кряхтел и медленно полз в гору. Антон Иванович сидел в самом конце на месте развернутом в обратную сторону пути, мимо него по тротуару спокойно с отпускным наслаждением проплывали безмятежные отдыхающие, а наш герой глубоко грустил, понимая, что чудеса наваждений Кабардинки закончились, завтра надо снова побегом возвращаться домой, легким утешением служило лишь то, что внутри, в своей индивидуальной глубине, Антон Иванович изменился до неузнаваемости, в нем появился робкий стимул жить и жить иначе, а главное он видел новый, загадочный, иной способ листать мгновения вперед, в будущее. Антон Иванович посмотрел в сторону моря, в этот момент открылся удивительный вид на бирюзовую, густую гладь воды внизу в смелых, дерзких бликах непобедимого солнца. И ему в этот момент томительно захотелось нового чуда, к примеру достать ловким движением из кармана голубя, и послать своей любезной, баядерке весточку, чтобы бы ждала, чтобы верила что он ищет ее и обязательно найдет со временем.

Потихоньку печаль начала отступать, и Антон Иванович снова вспомнил про свою волшебную призму. Ему показалось, что теперь уже бояться нечего – либо глупо, он смело достал сцепление из стеклышек, поднял к глазу и поискал мишень, куда-бы прицелиться и глубоко рассмотреть какой-будь пейзаж или предмет, но тут краем глаза, он заметил двух странных личностей, заметил скорей всего по той причине, что они спускались пешком вниз по дороге, паровозик тянул Антон Ивановича наверх к мысу, и именно двое этих прохожих увидев в его руках призму остановились , буквально в пристальном, сверлящем взгляде, чуть не свернули себе на ходу шеи.

Антон Иванович увидев их, тоже заволновался, бурно, до паники, двое этих мужчин, были одеты не в стиле развязанного, курортного лета, одинаковые квадратные костюмы свободной посадки, у одного костюм темно-синего, у другого коричневого цвета, с нелепыми множественными рисунками белых кругов, на головах у мужчин были плотные, круглые котелки. В данный момент, вытянув свои шеи, они выглядели словно два вросших в асфальт, крупных, молодых боровичка на изогнутой вниз дуге тротуара. Достаточно долгая дуэль перекрестившихся взглядов, закончилась резко , с толчком паровозика, который прибавил скорость перед возрастающим уклоном дороги. Боровички тоже встрепенулись, и развернувшись, с быстрого шага перейдя на умеренный бег устремились за удаляющимся Антон Ивановичем.

Он смотрел за преследователями, преследователи невозмутимо и интенсивно работали ногами, следуя за паровозиком. В принципе такой темп погони, устраивал Антон Ивановича, хотя расстояние между ним и боровичками не удлинялось, рано или поздно они должны были начать уставать, а в следствии чего и отставать, тогда Антон Ивановичу оставалось бы только облегченно вздохнуть и на прощание помахать неудачникам рукой, но тут водитель объявил остановку, и паровозик сбросив ход, прервал движение.

Внутренний тумблер инстинкта самосохранение в эту секунду включился автоматически. Наш герой выскочил из паровозика и рванул вперед, пересекая тротуар, расталкивая случайных прохожих, сквозь кусты в колючую неизвестность. За кустами были заросли высокой травы, дальше высокий кованный забор. Добравшись до забора, Антон Иванович в нерешительности остановился, не в его возрасте лихо штурмовать такие препятствия, но вдалеке, за его спиной уже хрустели поломанные кусты, круглые шли ему вслед.

Страх предал ему сил, кое-как , кряхтя и чертыхаясь он преодолел забор, за забором была неухоженная рощица из невысоких деревьев, он влетел в нее с невиданным со времен юношества ускорением, минуя царапающие ветки, он бежал наугад, вперед. Стремительно, резко рощица закончилась крутым, высоким каменным выступом в море, он не успел вовремя затормозить. Вследствие чего, Антон Ивановича развернуло, подлые мелкие камушки под ногами, заставили поскользнуться, он упал и стал скатываться в пропасть по-змеиному шипящего далеко внизу моря. В последний момент в прощальном испуге, кое-как удалось уцепиться одной рукой за небольшой выпирающий шершавый камень, вонзив превозмогая боль скрюченные пальцы другой руки в тело рыхлого карниза над морем. Антон Иванович обреченно повис, время застыло на мгновение. Впереди в яростном преследовании таранили кусты смертельно опасные «круглые», внизу обнажая зубы прибрежных камней готовилось поглотить его пучина моря, сердце билось в бешеном ритме, мысли путались, силы покидали тело.

Пузырь застывшего мгновения громко лопнул, это набежавший порыв ветра, качнул Антон Ивановича, спасительный камень сломался в основании, и полетел вниз, грохоча и барабаня по отвесному телу горы, где, упав поднял большую волну брызг и ушел под воду. Вслед камню обреченно обрушилось вниз тело и отчаявшиеся душа Антона Ивановича, пославшая к небу последние молитвы.

Короткий полет, болезненный удар, и сухая, противная пыль во рту. Антон Иванович не верил своей удаче, соскользнув с выступа он упал на маленькую площадку, притаившуюся в нише под горной массой выше. Всего сразу стало много — разнообразной боли, слабости и робкого воодушевления, и чуда спасения. Затаившись Антон Иванович счастливо, беззвучно радовался внутрь себя, когда услышал, как прямо над ним звук шагов и тяжелое дыхание достигших выступа преследователей.

Они были настолько близко, что прислушавшись Антон Иванович отчетливо внимал всем деталям их разговора, происходившего непосредственно над ним.

В диалоге присутствовали два мужских голоса, уверенный тяжелый баритон с начальственными нотами и тонкий юношеский писклявый заискивающий. Первым заговорил писклявый, в интонации его голоса, всхлипывала досада и некоторое расстройство произошедшим.

— Конечно жалко, что так вышло, видно, что новичок, а не рецидивист какой-нибудь , могли если бы не такой случай, предупредить строго, да и вернуть обратно, с условием исправления. Эх…

Баритон в ответ без эмоционально возразил,

— Не стоит жалеть , не тех , не этих, все эти особые личности позволившие себя разглядеть запрещенные границы дозволенного , испорчены одинаково, любой кто делает дыры или ищет лаз, в монументальности, многовекового устройства и порядка великих миров, посмертно должен усвоить одно.

Тут баритон сделал паузу, видимо выуживая из подвалов памяти нечто важное и серьезное, продолжил цитируя.

— От всякого дерева в саду ты можешь свободно есть; но от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, ты непременно умрешь.

Писклявый соглашаясь – громко вздохнул. Вниз мимо Антон Ивановича полетела горсть мелких камней. Потом все стихло, стало ясно, преследователи удалились.

На всякий случай, замерев и практически не двигаясь избежавший расплаты счастливец, пролежал на колючих, мелких камнях где-то с полчаса. И только, когда день быстро стал таять трансформируясь первыми сумерками в образ ночи, он осторожно поднялся и по еле заметной тропинке, аккуратно стал подниматься обратно наверх. Поднявшись до места, где недавно стояли его преследователи, он остановился и посмотрел вниз.

Вид конечно был, пугающе-завораживающий. Отсюда, спуск к морю, казался угрожающим, отвесным, стремительным обрывом под которым над поверхностью воды, хищно открывали рты острые клыки камней.

Крадясь по темноте, Антон Иванович вернулся в поселок, наспех собрал вещи, вызвал такси и убыл в сторону железнодорожного вокзала в Новороссийске.

Сцена Четвертая (Ералаш возвращения)

Поезд стартовал из глубокой ночи в самое ранее утро. Суета на перроне, урчание колесиков чемоданов по асфальту, сонная проводница недоверчиво и долго проводила идентификацию фотографию на паспорте и измученного отдыхом оригинала.

Соседей по купе было двое, первый глубоко ушел в сон еще до прихода Антон Ивановича, второй напротив, был не к моменту бодр и активен. Поезд толчком тронулся, капсула купе несла нашего героя вдаль от моря, наверху сладко посапывал один сосед, второй наливал себе душистый, ароматный чай из большого термоса. Наполнив свой стакан почти до краев, он хитро посмотрел на Антон Ивановича, еще хитрее подмигнул и предложил.

— А не желает ли, случайный попутчик, глоточка поистине волшебного чая?

Попутчик устало улыбнулся и кивнул в ответ на предложение, попутно подумав, что наверно ему очень повезло с компанией на обратную дорогу.

Чай и правда оказался необыкновенным на вкус, потрясающий аромат трав и приятно ласкающий рецепторы вкус. Увидев воодушевления от первого глотка, сосед не замедлил прорекламировать состав напитка.

— Уникальный сбор краснодарских трав, тут и василек, и лаванда, и представьте себе календула! Никакого мусора, только полезное, только приятное!

Антон Иванович понимающе улыбнулся и сделал показательно-восхищенный глоток. Потом повернулся к окну посчитав, что диалог закончен, но сосед был твердо намерен продолжать общения.

— Вот опять значит, возвращаемся в свои душные города, считать дни до следующего отпуска. А города – это тяжелые места для человеческого обитания. Конечно, время уматывает нас физически в рамках предначертанного старения, это данность. Но в городах бесцеремонно и стремительно разрушается защитная оболочка нашей нервной системы, быстро мутнеет разум, ржавым налетом покрывается сознание. Уж поверьте, я знаю о чем говорю, я по профессии сталкиваюсь с этим постоянно, на практике!

Нашему герою пришлось оставить мысли о спокойном созерцании заоконного пейзажа, и с лицом благодарного слушателя переключиться на монолог купейного попутчика. Тот же, заполучив свободные и покорные уши, для его толпившихся на озвучивание мыслей, представился назвав себя — Елизаром Викторовичем, поспешил продолжить.

—Да! Именно на практике! Я, видите ли, врач по профессии, врачую души! Психиатр (тут он брезгливо поморщился) это звучит топорно, согласитесь?

Антон Иванович согласительно кивнул, а про себя успел подумать, о том, что его судьба опять продолжает вести с ним необъяснимую игру, иначе как объяснить, что после всего, что успело произойти с ним в последнее время, в забытую реальность ему приходиться возвращаться буквально под присмотром психиатра. И на всякий случай, чтобы казаться внимательным и активным спутником, коротко поддержал разговор.

— Ох, наверно я ваш будущий пациент. В этот отпуск, я видимо неаккуратно прошел сквозь фальшивую стену в своем сознании. И боюсь не вернусь.

Елизар Викторович счастливо разволновался, и поспешил с расспросами.

— Интересно, интересно. И что там такого взволновало Вас, там, за фальшивой стенкой?

С ответом на такой вопрос возможному будущему пациенту различных психиатрических клиник, следовало хорошенько подумать, ведь действительно, если связать воедино все яркие вспышки мелькнувших в Кабардинке дней, в сухом остатке, что за фальшивой стенкой, многоуровневого сознания? Антон Иванович промедлил с ответом, и только когда подобрались нужные слова под его подвижные мысли, он рискнул искренне поделиться со своим собеседником.

— Если честно, сейчас я нахожусь в полном смятение, в том числе даже от мысли, что я не знаю где, реально физически нахожусь вот прям сейчас, в данную минуту. Пару недель назад, а до этого еще прилично десятилетий, все было относительно меня и моего мира – просто и надежно. Для моего прежнего мира существовала история, география, алгебра и физика, по нему бежала известная мне от рождения река моей жизни. А теперь у меня такое ощущение, что все это предыдущее время, я провел в изоляции, в смирительной рубашке сложных ограничений. И вот только сейчас в результате моего стремительного побега в отпуск, мне на короткий миг открылась или привиделась, роскошь, картина иных миров, измерений и состояний. Понимаете Елизар Викторович, там за фальшивой стенкой оказалось, нечто совсем другое, пугающее, странное, манящее, но самое главное, там, там ( в этом моменте создалась небольшая пауза, нужно было найти самые правильные слова) я был живее, чем раньше, меня как будто-то бы было много и я был разный, но абсолютно естественный, родной себе любому, да так, как никогда не случалось до. И теперь мне приходится возвращаться туда, куда мне хочется меньше всего, где я оставил частицу своего самого слабого, неинтересного, опустошенного себя.

Елизар Викторович понимающе заулыбался, правда оставалось понять, делал он это по-человечески, или все-таки заработали его профессиональные навыки. Затем, он, усилив понимающие улыбки кивком, ответил.

— Ну самое главное, что вы где-то находитесь, все эти координаты, параллели и меридианы существуют для вас только пока живо ваше сознание. А живое сознание – это всегда путь, главное, чтобы, маршрут был задан не от себя, а к себе. Все остальное просто отвлекающее бутафория, предметы для создания бестолкового интерьера вокруг. Чтобы видеть реальность нужно настраивать угол зрения третьего глаза или использовать некие приборы позволяющие заглянуть за пышные декорации мира. (на этих словах, Елизар Викторович не удержался, усмехнулся)

Холодок пробежал по телу Антона Ивановича, по лицу испуг, он как–то автоматически быстро прощупал руками свои карманы и наткнулся на забытые им в кармане необыкновенные стеклышки.

Елизар Викторович с любопытством понаблюдав за сценой реакции на его слова попутчика, продолжил.

— Мой друг, вам нечего меня опасаться. У нас с Вами приятельская беседа тет-а-тет. (немного поставив эти слова под сомнения, на верхний полке засопел и заворочался третий спящий попутчик) Я же заранее предупредил вас, о своей профессии. И как врачеватель душ, наблюдая за большой массой окружающих меня людей, хочу сказать, что подавляющее большинство уже давно в зоне пограничного расстройства личности, а если такой диагноз можно поставить большинству, значит это и не болезнь вовсе, это норма. Если рассуждать смело, то к тяжелым формам расстройства личности стоит относить как раз полную, абсолютную нормальность. Но видя какие по Вам идут серьезные волнения, я чисто в терапевтических целях перед сном хотел поведать Вам одну историю, из своей обширной практики.

После таких рассуждений, наш герой немного успокоился, и даже не обратил внимания на слова о предстоящем сне, посчитав их нелепой оговоркой, о каком сне могла идти речь, когда мелькающей, попутный солнечный день только, только поспевал к полудню.

Поэтому Елизар Викторович, борясь с заливающим купе солнцем, поднялся и опустил больше, чем наполовину плотную оконную шторку, присел обратно на свое место, и повествовательной интонацией в голосе, начал свою историю.

— Кстати множество я, это хорошо, это давно нормально, за исключением того момента, когда одно из я, вдруг решает, что оно не я, а кое-кто другой, тогда да, тогда нужно лечение. Но к сути, был у меня очень презабавный случай, я тогда работал в одной известной, частной клинике. Однажды к нам поступил на лечение очень оригинальный, даже можно сказать необычный пациент. Его к лечению настоятельно подтолкнула супруга, которая утверждала, что у ее мужа начались устрашающие провалы в памяти, он начал забывать подробности их с женой брака, отказываться ходить на работу под аргументы, что он уже давно нигде не работает и даже не собирается в будущем. В общем к жуткой панике супруги в нем стали проявляться черты абсолютно незнакомого ей человека.

Антона Ивановича начала одолевать назойливая сонливость, но он продолжил держаться в должности внимательного слушателя, и отгоняя надвигающейся морок сна, встряхнул головой, сосредоточился и положив ногу на ногу, сказал.

— Это очень интересно, продолжайте, прошу Вас!

Впрочем, врачевателя душ было уже не остановить, он в нетерпении потер ладони и конечно продолжил.

— Помню, как он шокировал меня на ознакомительном сеансе. Первое. Что он спросил меня, в каком времени и мире он сейчас находиться, и не успокоился пока не получил от меня подробный ответ, то есть его интересовал, не только год, время года или день, его интересовали буквально все подробности, особенно некоторые факты из истории, и только проанализирован дошедшую от меня информацию, он сделав видимо какие-то умозаключении – успокаивался. После этого мы провели с ним много, много бесед и каждый раз, они неизменно начинались с такого рода вопросов.

Видимо вспоминая эти беседы, Елизар Викторович, закатил глаза и расплылся блаженной улыбкой.

— У него была удивительная теория по поводу строения параллельных миров, по его мнение волшебные руки творца, собирают гигантский кубик-рубика, вращая грани куба они переупорядочивает цветные, примкнувшие к друг другу квадраты, представляющие на самом деле миры, в которых существуем мы. Работа творца над решением головоломки еще в самом начале, поэтому плоскости кубика усеяны пестрыми квадратами цветного несовпадения. И пока оси находятся в движении, пространство границ между мирами квадратов стерто и не имеет преград. Большинство не видят этого, как в «Золотом ключике, или Приключения Буратино», им видится только убогая каморка с нарисованным очагом и котелком. Но есть и такие, которые в силу различных обстоятельств обнаружили волшебный проход между мирами и сами того не понимая скользят по квадратам толи по воли своей путанной судьбы, толи по летят на звук призывающего их набата.

Возбужденный воспоминаниями, собеседник Антон Ивановича, сделал секундную паузу в своем рассказе, пытаясь видимо обуздать разбегающиеся в эмоциях мысли.

—Однажды я спросил у него, так что же он, зная о таком хитром мироустройстве не пользуется возможности перейти в другой мир? И он, немного посомневавшись, решил, что я достоин его откровений, поведал мне. Что он давно уже путешествует между мирами, точнее, двигается по определенном маршруту, в сторону мира, который он выбрал для себя, как самый лучший. И якобы, сейчас наш мир для него всего лишь пересадка, он ждет, когда в нужный момент, произойдет щелчок, одна плоскость нашего мира, на время поравняется с плоскостью другого, и тогда он продолжит свое путешествие. Признаюсь, я был изумлен его фантастическим признанием, по моим ощущения граничившим с бредом. Впоследствии я не раз пожалел, что не спросил его о многих других интересующих меня вещах, а лишь поинтересовался. Я спросил его, что останется после него в нашем мире, когда он сделает переход в другой.

Антона Ивановича устойчиво клонило в сон, поэтому Елизар Викторович несколько раз потряс его за плечо, призывая к вниманию.

— Ну же не спите, неужели Вам не интересно, что остается от сказки потом, после того как ее рассказали? (здесь он процитировал строчку песни Кэрролла из известного советского музыкального спектакля, на время поборов сон, слабеющий слушатель улыбнулся) Так вот, оказывается некоторое время после перехода, на месте отсутствия убывшего субъекта образовывается некая пустота, но вскоре она обязательно заполняется чем-то иным, он предполагал что всегда равным или сопоставимым, по каким-то неизвестным нам параметрам. А еще удивительно было то, что он утверждал, что все трансферы между мирами происходят не в режиме хаоса, а наоборот, только с молчаливого согласия невидимого создателя, а все эти хранители миропорядка, жертвы глупых и алчных человеческих трактовок великого замысла, который недоступен нам по определению.

Глаза усталого слушателя были уже давно закрыты, навязчивый сон работая опахалом приносил дуновения разноцветных видений. Голос Елизара Викторовича удалялся, и начинал походить на бессвязный, обрывистый поток странных слов, которые мешали ему сосредоточиться в грезе морока, в котором маняще мир заполняли стихи Тютчева.

Сладок мне твой тихий шёпот,
Полный ласки и любви,
Внятен мне и буйный ропот,
Стоны вещие твои.

Реальность и нереальность, вокруг Антона Ивановича, закружились невероятным, чарующем танцем, миры вздрагивали и мерцали, небеса ликовали, ангелы пели, зачинался обыкновенный счастливый сон.

Один из возможных финалов

Лучшие сны всегда жестоко прерывает реальность. Мир наполнился аспидским шипением, заскрежетал, громко ухнул и жестко застыл. В результате Антон Ивановича вначале сильно вдавило в стенку купе, а потом легко швырнуло вперед, он сильно ударился головой в области виска о угол столика, кожа в месте удара рассеклась, и теплая кровь потекла по лицу.

Захлопали двери ближайших купе, загрохотали туда-сюда по коридору шаги. Через некоторое время в дверь постучали, Антон Иванович открыл, в пустой проем сразу просунулась встревоженная голова проводника, голова, осмотревшись поинтересовалась.

— Пассажир, у Вас все нормально? Хулиганы из вагон-ресторана стоп-кран дернули.

Пассажир, прикладывая салфетку к разбитому виску, улыбнулся и максимально оптимистично ответил.

-Спасибо, у нас все нормально.

Проводник весело хмыкнул, и перед тем, как исчезнуть, сказал.

— Шутки шутите, ну и хорошо. А так-то Вы у меня с самого Новороссийска один в купе путешествуете.

И действительно, оказалось в купе наш герой находился абсолютно один. Антон Иванович не стал гадать, кто были те попутчики по купе, остаточными видениями, прихваченными из Кабардинки, кусочками летнего, душного сна или просто галлюцинациями. Внутрь него проникали две беззубые старухи, тоска и грусть. Сейчас он нехотя возвращался в Москву, в свою прежнею пустоту.

По прибытию в столицу, от вокзала Антон Иванович поплелся пешком по Садовому кольцу, старательно замедляя свидание со своей пустой, унылой клеткой-квартиры, из которой он дерзко бежал спастись, и куда ему вновь приходиться возвращаться сломленному и побежденному.

Сухо накаливал воздух городской полдень, герой неудачник присел на скамейку в теньке, ему очень хотелось пить.

—Уверен дядя желает стакан абсента! (раздался знакомый голос) Снова парадокс, абсент здесь замечательный, вода никудышная.

Антон Иванович был шокирован, появлением каторжника. А каторжник преспокойно сидел рядом, и протягивал стакан с мутной, мятного цвета жидкостью.

— А я, дядя, знаешь ли, устал бегать, укрываться мирами, пробовать разные рискованные снадобья от бракоделов-самоучек. Устал убегать, дрожать и бояться, и в одном из приступов смелости, я твердо решил.

Тут он со значение поднял свой стакан высоко, и держал его теперь, словно это императорская держава, и торжественно продолжил.

— Я твердо решил поднять знамя борьбы, за свободы каждого индивидуума выбирать любой мир согласно собственным желаниям и грезам! И знаете, у меня уже некоторое количество сторонников, скоро их станет еще больше, и я буду готов бросить вызов, этим закостенелым укладчикам текущего миропорядка.

Победно ухнув, он решительно выпил свой стакан-державу до дна. Воинственно повел взглядом в сторону Антон Ивановича и остановив взор на нашем героя, хитро улыбнулся.

— А вы все-таки ловкий пройдоха дядя. Быстро подобрали себе удобный мир, не мир – картинка с выставки. Но я думаю, тут надежно сработало взаимное притяжение манких желаний. И мне славно осознавать, что такое может сработать.

После этих слов Антон Иванович не к месту многозначительно вздохнул. Он рад был неожиданному появлению каторжника, как благой весточки со стороны оставленных вдалеке приятных воспоминаний, и в тоже время его за беспокоили последние слова любителя абсента, в них явно таилась какая-то загадка или зарождалось или уже вовсю царствовало безумие.

Он еще какое-то время послушал громкие и энергичные монологи каторжника, потом тихо покинул его компанию, по традиции не прощаясь, тем самым продолжив путь домой.

Чем ближе он приближался к дому, тем интенсивней и напряженной звучали струны его неожиданно вновь растревоженного сердца. Судорогой сводило сбивчивые мысли – непонятное состояние некоего важного предчувствия.

Электронный ключ домофона не сработал у подъездной двери, пришлось провозиться и подождать, когда из дома не вышел по делам кто-то из соседей. Лифт двигался на нужный этаж неохотно, нервно, рывками.

Дальше стало еще страннее, ключи не подошли к замку, Антон Иванович на мгновение замер и прислушался, в груди барабанило непослушное сердце, а за по ту сторону его двери ему послышалось пение. И тогда наш одинокий герой-одиночка, позвонил в дверь своей предполагаемо пустой квартиры, за которой ему послышался голос.

На трель звонка, поторопились легкие, частые шаги. Дверь перед Антон Ивановичем распахнулась, и навстречу ему буквально выпорхнула Беатрис. Да та самая, морская дева, вероломная захватчица всех возможных его мужских чувств.

В суматохе радостных объятий и частых поцелуев, наш герой сладостно горел одной единственной мыслью.

— Боже, какой чудесный мир, надо за него держаться, что есть сил.