Рефлекс свободы

…то ли быль, то ли небыль.

Предисловие

Однажды в одной далёкой-далёкой галактике… Или нет? Или однажды под самым нашим носом? Или нигде и никогда? Выбор за нами.

I

Была самая обычная, ничем не примечательная суббота. Ни с каким другим не перепутать день, в который не нужно знать капризы погоды, степень красноты пробок, можно не принимать утром душ, не бриться, и, главное — завтра не надо на работу! Сварил кофе, плюхнулся в кресло, спрятался от всех назойливо жужжащих проблем в наушники, загрузил игру и нырнул в иные миры, где у тебя много-много сил и жизней. Безделье и мат всё победят!

Небритый и немытый субботний человек средних лет по имени Наив, о котором пойдёт речь далее, любил субботу так преданно и верно, что все его робкие попытки обзавестись семьёй потерпели фиаско. Всё можно стерпеть: и необходимость отдавать кому-то часть своей кровати, и длинные волосы на расчёске, и даже излишне чистый пол, на который и наступать-то страшно, но покушение на субботу, а значит лишение безусловного права человека на день одиночества, недопустимо! Никакой регулярный секс, никакие любящие глаза не превосходили кайфа от субботней безмятежности, а значит абсолютной свободы, ничегонеделания и диванного дуракаваляния. Худшее, что могло случиться — проснуться в субботу от запаха поданного тебе в кровать кофе, увидеть милую улыбку над облегающим притягательные формы халатиком, ощутить приятную дрожь от прикосновения тонких женских пальчиков и с удовольствием подумать: «Субботе п˅^^˅ц».

«На самом деле, если бы при регистрации брака за мужиком сохраняли пожизненное право на холостяцкую субботу, женились бы в два, нет, в три раза чаще!» — думал Наив, в третий раз перезагружая упрямый компьютер. Интернет-сети не было. Сайт оператора тоже был недоступен, значит сбой, вся сеть легла. Наив глубоко вздохнул, потряс кистями рук, чтобы сбросить напряжение, и уже собирался звонить провайдеру, когда сквозь наушники прорвался приближающийся вой множества сирен. Громче, громче, громче… «И чего разорались? Горит, что ль, что? Опять газ “хлопнул”, или на складе “задымление”, или ночной клуб “не соблюл противопожарные правила”? Может, поэтому и интернет отрубился — кабель повреждён? И новости-то без инета не посмотреть!» — злился Наив.

Он резко сдёрнул наушники и подошёл к окну, ожидая увидеть где-то на горизонте объясняющий происходящее столб чёрного дыма. Оказалось, что на улице к тому же отвратительная погода: то ли снег, то ли дождь — смотреть противно. Прохожие месили ногами грязную снежную кашу, скользили и мокли. Жители домов напротив, словно сговорившись, зачем-то мыли окна. «Как в дождь что-то может гореть? Сверху же тушат заранее?» — раздосадованный тем, что не видит источника горения и неприятностей, Наив взялся за телефон, набрал номер интернет-оператора — тишина. Индикатор показывал полное отсутствие сети. «Да ладно! Всё так серьёзно, что даже сотовые вышки легли?» — подумал он и растерялся от новизны ощущения потери большого мира. Теперь он, как древний человек, видит не дальше своей пещеры, и что делать? Стационарного телефона — атавизма прошлого — у него нет, а как ещё с миром общаться? Голубиной почтой?

Долго гадать не пришлось — в соседнем дворе завыли сирены, а следом за ними вдалеке раздалось громкое:

«Всем! Внимание! Срочное сообщение Информбюро!

Вы в опасности, планета в опасности! Немедленно включайте телевизионную или радиотрансляцию, чтобы узнать подробности и порядок действий каждого гражданина. В стране введено особое положение! Оставайтесь в том помещении, где вас застала информация об особом положении. Если вы вне помещения — спешите к своему ближайшему жилищу. Интернет и сотовая связь временно не работают. Мы делаем всё для вашей безопасности! Берегите себя!»

После первого прослушивания непонятно было, о чём это вообще. Из-за своей абсурдности сообщение пролетело мимо ушей. Наив даже головой потряс, чтобы убедиться, что не спит. Нет, не спит! Тем временем в их двор въехала полицейская машина с огромным мегафоном на крыше, остановилась, и прозвучало очень громко и отчётливо: «Всем! Внимание! Вы в опасности…»

— Да вашу ж мать! — выругался вслух новоиспечённый пещерный человек. — Кто в выходные учения устраивает? Задолбали! То в бомбоубежище беги — враги нападают, то мокрой белой простынёй от радиации укрывайся — ядерную бомбу взорвали, теперь вот планета у них в опасности! Придурки!

Сквозь вентиляционную решётку слышно было оханье соседских женских голосов, которому мужские вторили отборным матом. И неудивительно: с некоторых пор подобные «игры разума» нельзя проигнорировать. Каждый гражданин обязан был отчитаться на специализированном портале о выполнении всех предписаний учений, с фото- и видеоотчётами (например, лежащим в ванне под мокрой белой простынёй). «Вот только как мы это без интернета делать будем? С опросными листами по квартирам пойдут или сеть всё же включат?» — подумал Наив и покорно отправился искать пульт от всезнающего телевизора.

Для человека, который включает ТВ только в особых случаях и в 23:30 31-го декабря, это вызов. Потребовалось даже гимнастическое упражнение «заглядывание под диван» — это когда встаёшь на карачки; протираешь пол футболкой; опускаешь голову и прижимаешься щекой к чистому месту; закрываешь для верности лишний глаз; вытягиваешь руку с телефоном так, чтобы луч фонарика бил в узкую щель над полом и освещал черноту с максимальным охватом. С такой задачей, знаете ли, не каждый йог справится, не то что менеджер средних лет после корпоративной пятницы! А когда убеждаешься, что всё зря и поддиванье пусто (разве что мелочи полгорсти удалось наскрести), становится особенно обидно за ненужные старания — это раз; чистое пятно на полу диссонирует с остальным пространством — это два; остатки вчерашнего пива рвутся наружу всеми известными способами — это три. Пришлось прервать процесс поисков. В душе́ Наив, конечно же, надеялся, что ситуация сама собой рассосётся и интернет вернут, пока он будет занят поисками, но этого, увы, не произошло. Не оказалось пульта и под столом, и под паласом, и в ящиках тумбочки. Комки пыли — побочный продукт поисков, добытый в углах и щелях — играли на полу в «перекати-поле». Сирены орали. Соседи охали. Наив по-прежнему не знал, что на этот раз требуют делать. Он изловчился наступить на один из пыльных комков аккурат на образовавшемся чистом месте, раздавил его ногой, тщательно растёр — стало гораздо лучше, однородненько.

«Так! У телевизора же есть кнопка включения. Осталось только вспомнить, где она, или нащупать», — успокаивал себя Наив. Из соседнего двора торопили: «Немедленно включайте телевизионную или радиотрансляцию, чтобы узнать подробности и порядок действий каждого гражданина». Он пробежал пальцами по задней кромке висящего на стене огромного телевизора — кнопку не нащупал. «Эх, был бы интернет, сейчас быстренько бы получил ответ, где у тебя кнопка!» — сокрушался Наив и, уже почти отчаявшись, повязал носовой платок на заднюю левую ножку кухонного стола, как мама когда-то учила, чтобы вещь нашлась. Потом одёрнул себя: «До какой же дичи может доискаться даже образованный человек?», с трудом распутал плотно затянутые узлы, вернулся в комнату, обессиленный плюхнулся в кресло, вытер взмокший лоб платком. На улице настырно орали: «Интернет и сотовая связь временно не работают. Мы делаем всё для вашей безопасности!» У соседей со всех сторон, перебивая друг друга, тревожно вещали телевизоры, но разобрать, что говорят, было невозможно. «Неужели придётся идти по соседям проситься послушать? Я толком и не знаю никого. Так, в лицо разве что, тех, с кем в лифте ездил. И что теперь? Ввалюсь к чужим людям, потребую допуска к телеку, а они мне припомнят все вечеринки и как моя страстная Олёна любила покричать среди ночи? Нет, это уже самый край», — расстроился Наив, и вдруг его осенило! Он ведь не проверил «Бермудский треугольник»! Поистине заколдованное место в квартире, которое поглощает и ручки, и документы, и зажигалки, и носки — всё без разбору! Сунул руку в щель между подлокотником и сидением кресла. Давно же он этого не делал! Пальцы последовательно извлекли пару чеков, линейку, потерянные его бывшей часы, железный кругляшок с вьетнамским бальзамом, мумифицированную сморщенную сосиску и — о радость! — пульт от телевизора.

— Та-дам! — торжественно провозгласил Наив, нажал на кнопку включения и продолжил: — Х˅^ там!

Батарейки сели, зелёный огонёк не зажёгся, телевизор безмолвствовал. Достигнута была та самая грань мужского терпения, которая обычно приводит к ломке и крушению ни в чём не повинных, часто нужных в хозяйстве вещей. Стараясь свести разрушительные последствия бешенства к минимуму, Наив быстро открыл крышку пульта, извлёк батарейки и выместил нахлынувшую злость, с силой постучав их друг об друга. Батарейка — одна из немногих вещей в этом мире, которая любит быть битой: с трудом втиснутые обратно в гнездо искорёженные цилиндрики послушно выдали нужную порцию невидимых заряженных частиц. Экран мигнул, и…

II

«В футурологических прогнозах прошлого именно нашей стране отводилась роль “Ноева ковчега” всего человечества. То, что “великая держава” сыграет судьбоносную роль и спасёт всё человечество, известно спокон веков…» — вещал серьёзный мужчина в приличном костюме среди десятка похожих согласно кивающих мужчин в студии ток-шоу.

— А можно по делу? Делать-то что? — обратился Наив к телевизору и переключил канал.

«Великая Ванга не раз особо подчёркивала ключевую роль нашей страны. Именно империя духа станет властелином мира…», — говорил поджарый мужчина в свитере, сидя в студии напротив необъятных размеров священника с большим крестом на пузе.

Наив выругался, снова высказал претензии ТВ и переключил канал.

«Миссия в изменении человеческих взаимоотношений и избавлении их от грубых материальных страстей и эгоизма…»

Переключил.

«Аутентичная продолжательница одной из самых блистательных цивилизаций в человеческой истории, огромный континуум исторического и духовного наследия, стилей и культурных практик одномоментно, даёт надежду миру…»

Переключил.

«На создание реальной инфраструктуры спасения способна лишь цивилизация, обороняемая великим государством с наличием полной географической самостоятельности и всех необходимых природных ресурсов…»

Переключил.

«Стало однозначно понятно, что бо́льшая часть планеты захвачена пришельцами. Как лидеры, так и население западных и восточных стран не в состоянии более принимать самостоятельные решения. Их мозг зомбирован, они машинально действуют под влиянием внушения инопланетного разума или иного чего-то ещё. Суггестия столь сильна, что поглотила их личности полностью. Фактически это уже не люди — это сами пришельцы, вселившиеся в людей ради захвата нашей прекрасной голубой планеты».

Это были новости на одном из официальных каналов. Не программа «Очевидное-невероятное», не фильм ужасов, не юмористическое шоу: на экране мелькали улицы Парижа, Рима, Нью-Йорка, по которым, глядя остановившимся взглядом друг другу в затылок, ровными цепями в ногу медленно шли люди. Или уже не люди. Их проводили сквозь наглядно сияющие неизвестным излучением рамки. В момент прохода виден был только скелет и контуры тела, сама же плоть словно исчезала. Из рамки выходили особи с погасшим бессмысленным взглядом в одинаковой разноцветной одежде, и все как один — седые. Дальше они самостоятельно распределялись «по цветам», выстраивались в ровные шеренги на площадях и скверах и замирали. Люди, теряющие себя в рамках, — завораживающее зрелище, леденящее душу.

«Мы пока не знаем, для чего с людьми проводят подобные манипуляции и что с ними будет потом. Ясно, что лидеры стран тоже не являются сами собой, а лишь исполняют чью-то волю».

Показали известных глав государств, которые на разных языках повторяли одну и ту же фразу: «Не сопротивляйтесь — сопротивление бесполезно. Слушайтесь, и всё будет хорошо!»

«Информация о гипнотическом воздействии на людей поступает со всех концов света». На экране замелькали Африка, Бразилия, Япония — везде люди в одном ритме шли в рамки. И тишина.

Наив почувствовал, как сердце колотится где-то у него в горле. Паническая атака накрыла, захватила всё его тело. Напряжение пробежало от кончиков пальцев ног до самой макушки, липкий холодный пот стекал по вискам, боль в животе резала словно острый нож. Он машинально нажал на кнопку выключения, но теперь как будто слышал, что говорят телевизоры соседей, разбирая каждое слово.

«Стоп! Стоп! Сто-о-оп! Подожди! Не цепеней! — привычно одёрнул он себя. — Когда велели заворачиваться в мокрую простыню или бежать в бомбоубежище, были учения. Тоже все панику словили, а оказалось, “кто тренирован — тот выживает”. Сейчас наверняка тоже учения, просто уровнем повыше. Спокойно!» Он заставил себя подняться, дышать. Пошёл на кухню, насыпал в турку кофе, но передумал — слишком много кофе сейчас ни к чему. Чай вполне подойдёт. С коньяком. Или просто коньяк? Лучше «и того и другого, и можно без хлеба»[1].

От коньяка потеплело на душе, сердце вернулось в левое подреберье, а в голове добавилось света. Наив вспомнил о маме: «Как она? Испугалась, наверное. И у неё есть стационарный телефон, может быть, он работает? Надо срочно ехать к ней… Или нет — надо сначала понять, что делать-то!» Он вернулся к телевизору, стал машинально перещёлкивать каналы в поисках того, где транслируют инструкцию, и вдруг одно из ток-шоу со страшными картинками инопланетных космических кораблей, висящих над Белым домом, прервалось, на экране появился крупный текст, дублируемый хорошо поставленным женским голосом:

«Сегодня в четыре часа утра со всех концов планеты стали поступать сообщения о появлении в небе неопознанных летающих объектов. После этого люди начали выстраиваться в шеренги и отправляться в установленные повсюду светящиеся рамки, где с ними происходят непонятные превращения. Как нам известно, на данный момент единственным местом, где этого не случилось, является наша страна. Пока мы исследуем ситуацию. Предполагаем, что зомбирующее внушение может передаваться через интернет или телефоны, поэтому на территории нашего государства эти виды связи полностью блокированы. До полного выяснения ситуации всем гражданам необходимо оставаться в помещении, где их застало это сообщение, или ближайшем к нему жилище и избегать перемещений по открытому воздуху, чтобы не подвергнуться внушающему излучению. Плотно закрыть все окна и двери, задёрнуть шторы. По возможности экранировать оконные поверхности фольгой.

На данный момент все лучшие умы страны заняты поиском решения проблемы. Мы будем информировать вас об изменениях ситуации каждые полчаса. Всё остальное время в эфире транслируются разъяснительные программы. Не выключайте телевизор или радио, чтобы быть в курсе происходящего! Без паники! Мы делаем всё зависящее от нас — вы чётко исполняете предписания! Вместе мы сдюжим! В стране объявлено особое положение, при этом работают все службы экстренного реагирования. Все авиарейсы отменены, железнодорожное и водное сообщение временно приостановлено. По возможности не выходите на улицу. С 20:00 вечера и до 10:00 утра действует комендантский час. За нахождение в это время вне помещения вы будете арестованы. Ждите дальнейших разъяснений в наших информационных выпусках».

«Стало понятно, что ничего непонятно. Так можно на улицу выходить или нельзя? Или ночью нельзя, а сейчас можно? Магазины работают ли, аптеки? Скорую как вызвать, если что, когда связи нет? Транспорт городской ходит?» — думал Наив, перескакивая с мысли на мысль, но что-то в этих рациональных рассуждениях ему сильно мешало. Что-то раздражало и настойчиво шептало в ухо: «Всё это фигня и чушь собачья. Тебя разводят аки кролика».

Размышления прервал дверной звонок. Наив посмотрел в глазок и увидел нечто блестящее и бесформенное. «Неужели инопланетяне уже здесь?» — первое, что пришло в голову, но инопланетянин вдруг заговорил человеческим голосом:

— Это ваша соседка снизу. Капель нет ли у вас сердечных или таблеток каких? А то мы своё всё подъели, а ещё надо…

Наив распахнул дверь. Перед ним стояло, судя по характерным впадинам и возвышенностям, крупное женское тело, обёрнутое фольгой. Проделанные кое-как дырки для носа, рта и глаз, а также сопение, пыхтение и шуршание изрядно добавляли образу жути.

— Мы инвалиды с мужем, боимся на улицу идти. Я потом отдам, когда всё устаканится, — продолжило тело.

— Я, к сожалению, такие лекарства дома не держу. Мне ни к чему… Было… — оправдывался зачем-то Наив.

— Жаль. Очень жаль! Вы хоть дверь открыли, а другие и не открывают. Все перепуганные, по углам забились, — попыталась поддержать разговор соседка, которой явно не хотелось уходить.

Намерения Наива были диаметрально противоположны, но напрямую объяснить, что встретиться лицом к лицу с телом в фольге мало кто захочет, он постеснялся, вежливо попрощался и закрыл дверь, не дожидаясь ответа соседки. Зато теперь он ясно понял, что́ его так смущало в прослушанном информационном сообщении — фольга. Призыв «экранировать оконные поверхности фольгой» звучал скорее как издевательство. Он вновь подошёл к окну. Люди не мыли окна — они затягивали их фольгой! «Ну что ж… Главное — все заняты», — с тоской подумал он.

III

Наив заметался. Чем же заняться? Он настолько привык получать всю необходимую информацию из сети немедленно, что сейчас ощущал эту потерю как отсутствие воздуха. Задыхался. «Нужно срочно пообщаться с тем, кто не завёрнут в фольгу, иначе я взорвусь!» — подумал он, решительно натянул куртку и кроссовки, вышел за дверь, смерил лифт оценивающим взглядом, признал, что совершенно ему сейчас не доверяет, и пошёл вниз по лестнице пешком.

По счастью, на соседней улице жил геймер, с которым они периодически играли за одну команду. Своё территориальное соседство они выяснили случайно, пару раз даже встречались, хвалились игровым оборудованием, болтали. Выяснилось, что ничего, кроме игры, их не объединяет, они и знали-то друг друга только по никнеймам[2] — KruTo и Жесть, причём KruTo (Наив) был в два раза старше студента Жести, но сейчас это совсем неважно. Нужно непременно с кем-нибудь поговорить, хоть с младенцем, если он говорящий и не в фольге!

Взявшись за ручку двери подъезда, Наив остановился в нерешительности. Ладони намокли от страха. А вдруг там и правда внушающее излучение? Загипнотизируют, превратят в зомбака и заставят куда-то идти маленькими шагами? А вдруг он станет послушным идиотом, который, не сопротивляясь, верит в какую-то чушь? А вдруг он уже идиот, который верит во всякую чушь собачью? Сделав над собой усилие, Наив всё же открыл дверь, шагнул на улицу и принялся «ощущать пространство»: и воздух какой-то другой, и мороз по коже, и свет глаза режет. Или нет? Или всё как обычно, просто он раньше никогда не обращал на это внимание?

Мимо него по скользкой дороге с помощью лыжных палок медленно полз Вечный Дед — старик, который по полдня выгуливал своего старика-пса непонятной породы, наматывая круги между домами. Маленького, белёсого, полулысого, беззубого и хрипло тявкающего. Впрочем, все эти эпитеты можно было отнести и к самому Деду. На старике не было даже шапочки из фольги, и лицо его, по обыкновению, свято хранило печать вечного недовольства.

— Здравствуйте, — учтиво поприветствовал дворового завсегдатая Наив.

— И вам здоровым быть, — откликнулся старик и остановился, явно расположенный перекинуться словцом-другим. — Совсем сегодня никого…

— Так боятся все, по углам попрятались. Излучение же, внушающее! — постарался прощупать, понимает ли бесшабашный старик ситуацию, Наив.

— Излучение — отлучение — недоучение. Тьфу ты! Скоты дурные! А всё потому, что книжек не читают! Всё эти компьютеры ваши виноваты, и телевизоры дурацкие. Наизлучали вам так, что мозги поплавились! Хотя чему там было плавиться-то? Гладкая серая масса!

— Вы думаете? А вдруг всё же правда? Невозможное же возможно!

— Этить тебя некому, и мне некогда, философ! Я — физик. Физик! Невозможное возможно! Посмотрите вы на него! Чего ж тут невозможного-то? Вон, пауки по окнам лазают, паутину из фольги плетут. Скажут вам говно жрать, чтобы спастись — и в это поверите, ложки расчехлите! Палкой бы вас огреть хорошенечко, чтоб вся дурь повылетела! — возмущался старик, тряся в воздухе лыжной палкой, как Нептун трезубцем. — То ли ещё будет… Хорошо мы с Лысым этого не увидим, помереть успеем. Фу, Лысый, фу! Не жри с земли! Ты ж не человек, всякую дрянь переваривать!

Старик поспешил отгонять собаку от помоечной еды, а Наив — по своим делам и подальше от неприятного разговора. На улицах и правда было пусто. Редкие машины сновали вдалеке, орали сирены, тот тут, то там из мегафонов доносилось: «Вы в опасности…» Он старался обходить стороной патрули, чтобы избежать ненужных вопросов, сворачивал на маленькие тропинки, что значительно удлиняло путь. А куда спешить-то особо? Пока понятно, что ничего непонятно, спешить некуда.

IV

В квартире у Жести пахло фастфудом. Гостю он и обрадовался, и удивился:

— О, здарова, братан! А я и забыл, что ты рядом живёшь. З˅˅^˅^^я уже, не поиграть даже, какая-то х˅^^я вокруг творится! Не поболтать даже ни с кем! Ты что делаешь?

— Так вроде как к тебе пришёл, — улыбнулся Наив в ответ, делая скидку на юный возраст собеседника. — Ты как тут? Понимаешь что-нибудь? Есть какая-то информация, кроме той, что по телеку?

— Не-а. Я проснулся недавно. Ночью в компик е^˅^˅л, как обычно, и вдруг интернет оффнуло[3]. Всё перепробовал, до провайдера не дозвониться, ну и сел перепроходить любимую игруху, периодически проверяя, открылась ли очередь, чтобы ту завести, но не случилось. Ну, короче, так и я лёг спать. Проснулся, а тут… Бургер хочешь? У меня лишний есть, вчерашний.

— Нет, спасибо. Есть вообще расхотелось, — поблагодарил Наив. — А во сколько у тебя сеть легла?

— Не помню. Часа в три, кажется. Это важно?

— Ну, так… Интересно просто. Говорят же, что в четыре начали сообщения поступать со всего света. Ты с кем играл, помнишь?

— Со всеми. И поляки были, и нидерландцы, и турки. Никто ничего не говорил. Сейчас посмотрю в истории, когда… Ну да. В 3:24 я перезагружаться начал, — ответил Жесть, изучив записи на мониторе.

— Выходит, ещё до четырёх.

— Выходит.

— Странно. И что думаешь делать теперь?

— А чё, варианты есть? У˅^˅^˅^ь надо отсюда, б^˅^ь! — спокойно ответил Жесть, как будто говорил о чём-то само собой разумеющемся, типа воды попить. — Задолбали своими учениями!

— А если не учения? И не летают самолёты, и не ходят поезда? На чём свалишь? — удивился Наив.

— Да пох! Пешком. Автостопом. Хоть как, а валить надо. Не к добру всё это.

— Куда?

— Пох куда. Сначала отсюда, потом разберусь.

— А если там правда дичь какая-то творится?

— Да х˅р поймешь, какая дичь там. Здесь дичь точно, на 100%, а там 50/50. Может, и нет ничего. Вот только Сёму не знаю куда пристроить. Может, возьмёшь себе? — спросил Жесть с надеждой.

— Сёма — это кто? — удивился Наив. В его картине мира у таких людей, как Жесть, не может быть никого, за кого они в ответе.

Жесть встал, подошёл к тяжёлой оконной портьере, аккуратно отодвинул одну из складок. На самом верху в темноте головой вниз, завернувшись в крылья, висела настоящая летучая мышь.

— Он спит сейчас. Спячка зимняя, я для этого окно открытым держу. Если отогреть — проснётся. Он классный. Жрёт мало: мясо, тараканов, опарышей очень любит, медок. Днём спит, ночью летает по квартире. Только с ним обязательно говорить нужно, чесать его, а то помрёт с тоски. И гадит сверху, когда летит — не отучить. А в остальном — идеальная домашняя зверюга. Возьмёшь?

— Не. Я пас. У меня кактус на окне и тот сдох. Мне зверей доверять нельзя, тем более тех, что опарышей любят и ночами не спят. Я же работаю, — отнекивался Наив.

— Б^˅. Я его пока не пристрою, не могу подорваться. Жалко. Он со мной уже три года живёт.

— Так он уже старый! Помрёт скоро!

— С чего это он помрёт? Это ж не мышь какая-то серая! Это нетопырь! Между прочим, единственное на свете летающее млекопитающее, и живут они десятки лет, так что друг надолго! — сказал Жесть и заботливо побрызгал штору вокруг «млекопитающего» из пульверизатора.

«Вот уж друг что надо. Гадить с высоты и спать ночами не давать — дружище просто!» — подумал Наив, а вслух сказал:

— Не. Я сам пока не знаю, как дальше будет. Не возьмусь.

— Ладно. Может, связь дадут и найду кого.

V

Понятнее не стало, но теперь нужно ехать к маме аж на другой конец города. Выйдя от Жести, Наив огляделся. По улице кое-где передвигались люди с встревоженными лицами. Осмелев, он пошёл к шоссе — вдруг автобусы ходят? Увидел, что супермаркет закрыт «по техническим причинам», на аптеке объявление, что покупка лекарств осуществляется только удалённо, все выезды из дворов на центральную трассу перекрыты дорожниками, которые разворачивают водителей, пытающихся выехать на шоссе. По главной дороге гоняли только скорые, военные и полицейские машины. Одна из ближайших остановилась около него. Молоденький лейтенант потребовал предъявить документы, а сам внимательно вглядывался в глаза, словно оценивая его адекватность. Наив не сопротивлялся, не грубил и старался вести себя хорошо, насколько это возможно в подобной ситуации.

— Мама у меня одна, ей почти семьдесят, а связи нет. Очень за неё беспокоюсь. Как доехать-то, если транспорт не ходит? Как ей хлеба купить, если магазины закрыты? Пожилой человек, может ведь и случиться что-то неладное после таких новостей.

— Мы понимаем вашу обеспокоенность. На все вопросы непременно будут даны разъяснения. Ввиду того, что ситуация пока проясняется, побудьте дома. Сообщите нам адрес вашей мамы и ваш, мы проверим, как она, и проинформируем вас. Сейчас только так. Идите домой, — вежливо, но настойчиво сказал лейтенант и записал адреса в планшет.

«Врёт, наверное», — подумал Наив, но спорить не стал. Всё равно автобусы не ходят, машины тормозят. Спросил только:

— А вы внушающего излучения не боитесь?

— У нас спецоборудование для защиты. Вроде как должно сберечь. Обещали, — ответил лейтенант и скрылся в машине с мегафоном на крыше.

Наив огляделся. Вот так должен выглядеть апокалипсис: мир, в котором остались только военные, полиция, скорые, пожарные и уборочные машины; орут сирены; магазины закрыты; с неба сыпет то ли дождь, то ли снег; под ногами солёное месиво; люди ищут своих мам и куда бы пристроить летучих мышей… И ничего непонятно.

Дома Наив долго и пристально рассматривал себя в зеркале — нет ли каких изменений, свидетельствующих об излучении? Вроде родинки на щеке раньше не было. Или была? Вроде глаза мутные… Или это свет такой? Что делать-то, куда спрятать себя от идиотских мыслей? Пощёлкал ТВ каналы — всё то же. Попробовал поиграть в одиночные старые игры на компьютере — не в радость, хочется чего-то, соответствующего ситуации. Перебрал книги на полках. «Как стать обаятельным» — когда-то давно одна из бывших ему дарила, видимо, с намёком. Может, почитать? Полистал, пробежал глазами, наткнулся на «относись к другим так, как они хотят, чтобы к ним относились». Фу, какая банальщина! Передёрнуло, захлопнул и отложил книгу. Лучше уж проверенные «Три мушкетёра»[4], с детства их не перечитывал, или «Остров сокровищ»[5].

Как же давно с ним такого не было! Наив завалился на диван, подложил большую подушку под голову, накрыл ноги пледом, пристроил книгу на колени и перенёсся лет на тридцать назад, в детство, где заставляли читать, а хотелось играть. Вот и теперь вынуждают читать, а хочется играть. Неужели придётся всё время читать? Нет. За пару дней они должны это «разрулить» и закончить свои учения, потому что в понедельник всем на работу.

В дверь снова позвонили, настойчиво и долго. На этот раз в глазок можно было разглядеть скорее космонавта в оранжевом, чем инопланетянина.

— Волонтёрская служба. Уточняем у граждан, не нужно ли чего-то срочного. Собираем информацию о находящихся в жилище людях и домашних животных. Вот удостоверение, — глухо сказал оранжевый скафандр с закрытым забралом и сунул в глазок корочку с фотографией симпатичного ясноглазого молодого блондина и неразборчивым текстом.

— А сколько взаперти сидеть будем, знаете? — уточнил Наив, не открывая дверь.

— Нет. Никто не знает, поэтому на всякий случай квартиры и обходим. Вам нужно что-нибудь?

— Хлеб и молоко, на всякий случай, в запас.

— У нас предоплата, — сказал скафандр, записав заказ в планшет. — С вас…

— То есть предоплата? — перебил Наив. — Вы карты принимаете? Наличные?

— Ваши не принимаем, — ответил скафандр, — но выдаём вам нашу кредитную карту банка «Надёжный» и на неё сразу записываем вам эти товары в кредит. Условия нашей карты идеальны. Бесплатное обслуживание в течение…

— Иди подобру́, пока с лестницы не спустил, — прервал Наив, поняв, что перед ним на самом деле обычный банковский продавала.

— Вы хоть дослушайте! У вас будут огромные преференции и бонусные баллы с каждой покупки!

Наив так решительно щёлкнул дверным замком, что оранжевый космонавт поспешил ретироваться вниз по лестнице, показав логотип банка «Надёжный» во всю космонавтскую спину. «Даже когда этот мир полетит в бездну, найдутся люди, которые в пути будут продавать нам билеты на аттракцион “Летим в бездну”», — подумал Наив с досадой.

Только он вернулся на свой диван, только угнездился под пледом с книгой на коленях, как снова затрезвонил дверной звонок. «Ну, сейчас я вам», — подумал Наив, рванув к двери. Но в глазке увидел того самого молоденького лейтенанта с дороги и тут же открыл.

— Что с мамой? — закричал он нервно.

— Всё в порядке с мамой, — отпрянул от него удивлённый полицейский. — Вы же просили, чтобы мы сообщили, как мама — я вам сообщаю: мама в порядке.

— Точно? — не поверил Наив.

— Вот вам видео, — сказал лейтенант раздражённо, и на экране его планшета появилась сидящая на светлой кухоньке мама, в её любимой кофте, аккуратно причёсанная и улыбающаяся: «Такие времена настали, сынок! Ты не переживай, у меня всё в порядке. Я буду ждать, когда снова сможем увидеться, а пока потерпим. Не рвись, пожалуйста! У меня всё есть, кроме покоя. Бармалей не пройдёт!»

«Бармалей не пройдёт», как в детстве. Девиз любой сложной жизненной ситуации — значит, это не дипфейк[6], а настоящая мама. От души отлегло.

— Ребят, реально спасибо! Большое человеческое спасибо! Как вы успели к ней сгонять за такое короткое время?

— Никак, — честно ответил полицейский. — Те, кто там, на месте, сняли. У нас внутренняя спецсвязь работает. Хорошего вечера.

— А можно ещё вопрос? Есть ли волонтёры, будут ли помогать реально? А то приходил сегодня мутный какой-то, из банка, предоплату требовал.

— Нам не сообщали. По логике должны быть, а там как пойдёт. Не буду врать. Удачи.

— Всем нам удачи, — откликнулся Наив.

Он вернулся в комнату. Посмотрел на книгу, на плед, решил больше не провоцировать чтением дверной звонок и ушёл играть в старую одиночную компьютерную стрелялку[7].

VI

В воскресенье Наива разбудил очередной назойливый дверной звонок. «Да что за ирония судьбы посреди января?» — с досадой подумал он, натянул халат и пошёл открывать. В глазке маячила обычная мужская фигура в тёмном пальто.

— Кто? — с утренней хрипотцой в голосе спросил Наив.

— Знаете, почему на Земле так много бед? — ответил человек в пальто вопросом на вопрос.

— Что? — не понял Наив.

— Пришло время говорить знающим истину. Теперь только истина поможет всем спастись. Готовы ли вы познать её немедленно?

— Нет, — откровенно ответил Наив.

— Зря, — сказал человек и ушёл.

«Вот и поговорили! Зря только разбудил», — подумал Наив и пошёл досыпать. Не тут-то было! Он почувствовал острое желание узнать истину немедленно и включил телевизор. После недолгого словоблудия об «особой роли особой страны» и ужасающих кадров с людьми-зомби по всей Земле на экране появилось привычное информационное сообщение.

«По состоянию на воскресенье ситуация такова. Наша страна является единственной на планете, не подверженной неизвестному гипнотическому воздействию, вызывающему полную потерю человеком собственной идентичности. В других странах замечены единичные случаи сохранения личности и сопротивления инопланетному вмешательству. Остальные люди, рассортированные по цветам одежды, направляются на принудительные работы, фактически превращаясь в рабскую рабочую силу. Судьба несовершеннолетних детей и стариков пока неизвестна, как и судьба инвалидов. Отсутствие информации и видео с их участием наталкивает на ужасные предположения об их физическом уничтожении. Эти предположения пока не подтверждены.

В связи с тем, что в нашей стране продолжается исследование ситуации, интернет и телефонная связь пока останутся заблокированными. В стране действует режим особого положения. Не работает общественный транспорт, не осуществляются авиа, водные и железнодорожные перевозки, не разрешено автомобильное передвижение на частном транспорте. Всем гражданам предписано оставаться в пригодных для проживания помещениях, где их застало сообщение об особом положении.

Для обеспечения минимальной жизнедеятельности, информационной и психологической поддержки граждан начинается развёртывание мобильных “Оплотов выживания” из расчёта один оплот на тысячу граждан. “Оплот выживания” будет представлять собой пункт, в котором можно вызвать срочные службы по внутренней специализированной связи, не выходящей за пределы страны, а значит не подверженной внушающему излучению. Там можно будет приобрести продукты первой необходимости, заказать необходимые лекарства и сделать запрос о судьбе родственников. Такие пункты будут развёрнуты в ближайших к вашему месту проживания точках, чтобы избежать длительного нахождения граждан на открытом пространстве без средств особой защиты от излучения. В остальное время необходимо находиться в закрытых помещениях, где вас застало сообщение об особом положении. Напоминаем о необходимости плотно закрыть все окна и двери, задёрнуть шторы. Экранировать оконные поверхности фольгой.

Для обеспечения безопасности граждан страны следующая рабочая неделя признана нерабочей с сохранением заработной платы. Работодатели обязаны оплатить сотрудникам предприятий эту неделю как обычные трудодни. На предприятиях непрерывного цикла уже ведутся работы по экранированию помещений для обеспечения бесперебойной работы в защищённых условиях.

На данный момент все лучшие умы страны заняты поиском решения проблемы. Мы будем информировать вас об изменениях ситуации каждые полчаса. Всё остальное время в эфире транслируются разъяснительные программы. Не выключайте телевизор или радио, будьте в курсе происходящего! Без паники! Мы делаем всё зависящее от нас — вы чётко исполняете предписания! Вместе мы сдюжим! Ждите дальнейших разъяснений в наших информационных выпусках».

«Твою ж дивизию! Не учения? Или глобальные учения? Потери от недели простоя целой страны будут колоссальные… Сколько людей в панике, сколько поумирает от страха и отсутствия связи? Неужели и на это готовы пойти? Неделя, б^˅^ь. Целая неделя! Это же полный п˅^^˅ц!» — пронеслось в голове у Наива. Радости от неожиданно приваливших выходных не было никакой. Зачем нужна неделя «отдыха» без интернета и возможности «покинуть место, где вас застало сообщение об особом положении»? Он открыл холодильник, оценил запасы продуктов — мало, не готов он к интересному положению. А кто был готов? Нашёл в морозилке кусок мяса, аккуратно счистил иней с этикетки. Срок годности истёк больше года назад, но это было свежее мясо, значит, «надо посмотреть в интернете, можно ли есть замороженное мясо с такой просрочкой. Чёрт, чёрт, чёрт!» Наив швырнул мясо в раковину. Да что же такое происходит? Всё, всё сломалось! Вся привычная жизнь к чертям собачьим! Мысли, нещадно путаясь, приманивали очередную паническую атаку: «А что если там и правда какая-то дичь происходит, и это теперь навсегда? Если нас тоже “накроет” внушением, то хотя бы переживать по этому поводу перестанем. А если нет? Если это — всё? То самое дно, которое мы столько лет боялись пробить? Без интернета, без путешествий, без возможности видеться даже с мамой, без завтра. Нафига такая жизнь вообще?»

Не хотелось ничего, даже кофе. Наив снова подошёл к окну и посмотрел на улицу. Как же давно он вот так не смотрел в окно! Взгляд бросить в ожидании доставщика, проверить наличие мест на парковке, дождя или снега — да, а вот так, чтобы всматриваться, изучать соседей-пауков, плетущих паутину из фольги, различать рисунок штор в чужих окнах — нет. Оказалось, что одно дерево в палисаднике склонилось так низко, что того гляди упадёт. Вороны свили гнездо на старом обрезанном тополе, лишённом права кидаться пухом в июле. Тёплые колодезные люки торчат из грязного городского снега неправильно ровными кругами. На месте детской песочницы теперь автостоянка, и на месте качелей автостоянка, да весь двор — сплошная автостоянка. Мысли путались: «Зачем людям столько машин, если на них и поехать-то никуда нельзя? Хорошо хоть сейчас не лето, на улицу не хочется. А если всё это продлится до лета? Опять считать шаги по квартире, как во времена пандемии? Тогда она казалась худшей дичью, которая может произойти, и вот, пожалуйста, цирк с конями превратился в театр абсурда. Что дальше?»

Вернувшись в комнату, он машинально включил телевизор. На экране замелькали картинки иноземных городов, снятые с высоты. Ни суеты пешеходов, ни пробок, ни машин, ни собак, ни птиц. Только шеренги людей, идущих и идущих к рамкам. «Господи! Собак-то с котами они куда подевали? Если их просто бросить, то полный беспредел начнётся! Одичают. О чём это я? И зачем я вообще телевизор включил? С чего бы?» — удивился Наив своему спонтанному желанию, нажал кнопку отключения и переместился к монитору играть в тоскливую одиночную игру, в которой и поругаться не с кем.

VII

Вскоре во дворе завопил громкоговоритель, требуя от автовладельцев «убрать машины и освободить проезд для движения тяжёлой техники. При невыполнении требования ваш транспорт будет повреждён либо эвакуирован. В период особого положения такие случаи не считаются страховыми». Наив бросил играть и снова прильнул к окну — реальность сегодня была много оригинальнее игры. Водители с опаской выходили на улицу кто в фольге, кто в простыне, кто зачем-то под зонтом, быстро бежали к своим машинам, прятались там. Прогрев немного движки, дружно попробовали выполнить требования мегафона, двинулись и устроили большущую пробку с парой мелких аварий. При этом выходить ругаться никто не спешил — махали руками и орали что-то друг другу, даже стёкол не опуская. Наив стал снимать происходящее на видео с мыслью: «Интернета нет, не выложить, так хоть на память. Если она, конечно, ещё потребуется». В итоге пара смелых мужиков без фольги стала разруливать движение сначала самостоятельно, а потом и полицейский матюгальник подключили. Разогнали всех обратно по парковкам, заодно помирили тех, кто друг другу фары побил и бамперы помял. Потом предупредили по громкоговорителю: «Выезжаем по очереди. Мы называем номер машины — вы едете. Если какая сука без очереди сунется, пусть пеняет на себя! Мы вам тут дирижировать не нанимались!» и, по одной машине, размеренно и слаженно, почти освободили двор.

Бросив где-то машины, пешие водители кто в фольге, кто в простыне, кто под зонтом, возвращались бегом, многие пригнувшись (видимо, так облучает меньше). За оставшимися на стоянке бесхозными авто скоро приехали кузнечики-эвакуаторы. Пустой двор оказался большущим и просторным, но ненадолго. Вскоре загудело, затарахтело что-то огромное и у дома появились тёмно-зелёный автомобильный кран, камуфляжной расцветки тягач со здоровенными панелями, автобус со строителями в военной форме и ещё парочка милитари-машин. Там, где раньше была стоянка, а ещё раньше была песочница, начали возводить модульное двухэтажное здание с такой скоростью, словно фильм прокручивали в ускоренном режиме.

Наив понял, что ждать окончания учений ни через неделю, ни через месяц, ни через год не приходится. Надежды нет — жизнь меняется окончательно и бесповоротно, превращается в перманентный «оплот выживания». Спросить его, согласен ли он с таким развитием событий, как обычно, никто не потрудился. «Чтобы менять то, что можешь изменить, нужно мужество. Чтобы принять то, что не можешь изменить, нужно смирение. Чтобы отличить одно от другого, нужна мудрость. У меня сейчас нет, похоже, ни того, ни другого, ни третьего. Пока не разберусь, нужно просто наблюдать», — уговаривал он себя. Сварил кофе, подтащил к окну офисное кресло, устроился поудобнее и стал наблюдать, как маленькие человечки в военной форме буквально бегом носятся по стройплощадке. Каждый настолько хорошо знал своё дело, что создавалось ощущение долгой предварительной тренировки. Лязг, мат, стук, сверление, перемешанные в неровном гуле стройки, через пару часов начали надоедать, но в этот момент строители уже перекрывали кровлю. Здание возвели легко и быстро, и рабочие скрылись в его стенах заканчивать внутренние работы. Наиву стало скучно, и он спрятался в наушники и компьютерную игру.

К вечеру домик под ярко-красной крышей светился множеством окон. Большущая надпись «ОПЛОТ ВЫЖИВАНИЯ» на фасаде, в цветах государственного флага, была дополнена гербом. Под ней на экране чуть не во всю стену шла непрекращающаяся трансляция телепрограмм Центрального канала. Строение обнесли заборчиком и устроили небольшой двор со скамейками. Поверить в то, что ещё утром на этом месте парковались машины, было невозможно. Строительная техника уехала вместе с рабочими. Стало как-то особенно тихо. Мир готовился к понедельнику новой жизни.

— Куда без очереди! (противный женский голос из соседнего окна)

— Я ж не знаю, что тут у вас очередь! Никого ж не видно! (ещё более противный женский голос с улицы)

— А кого должно быть видно, если все прячутся? Мы записываемся! Вон списки на доску повесили. Вышел, записался и сиди дома, жди своей очереди! (противный из окна)

— Так как об этом узнают-то? (более противный с улицы)

— Теперь уж все знают! (мужской голос из дальнего окна)

— С чего это все, если у половины жильцов окна на другую сторону дома выходят? У меня, например. Я как должна понять, что моя очередь подошла? (противный с улицы)

— Догадаться или в подъезде ждать! (первый женский противный из окна)

— Да пошли вы! (более противный с улицы)

— Куда попёрла! А ну, стой! (противный из окна)

— Не твоё собачье дело, ярешиха! Сама знаю, куда мне идти! (противный с улицы, скрываясь в оплоте)

— Поздно, уже вошла в здание. Не работает ваш схематоз, Наталья Андреевна, надо что-то получше придумывать! (мужской голос из окна)

— Видимо, надо будет записывать на конкретное время. (первый противный женский голос из окна)

«Вашу ж мать! — подумал Наив. — Достойное начало понедельника! Вот как, видимо, жили люди в те далёкие времена, когда телефонов ещё не было. О-ра-ли».

Скоро у новенького домика образовалась огромная толпа страждущих «Оплота выживания». Ни дать ни взять карнавал: мелькали и шапочки из фольги, и плащи из фольги, и мумии из фольги, и люди в целлофановых пакетах, и разноцветные зонты, и римские тоги из простыней, и просто люди, крутящие пальцем у виска. Наив, конечно, не пошёл, но свысока за столпотворением наблюдал с каким-то ехидным удовольствием, словно самого его это не касалось. Скоро из громкоговорителя полилось ласковое:

«Уважаемые граждане! Просьба соблюдать тишину и спокойствие! Наш “Оплот выживания”, обслуживающий все корпуса домов 109 и 111, сегодня начнёт свою работу в 10:00 утра. Далее он будет доступен круглосуточно для решения срочных вопросов и в соответствии с графиком поподъездного обслуживания для текущих вопросов. Сегодня наши сотрудники пройдут по всем квартирам, выверят списки находящихся в жилищах, ознакомят вас с порядком и графиком работы. Сейчас всем необходимо вернуться в свои квартиры, чтобы не подвергаться риску облучения, и ждать визита наших специалистов. Заявки на связь с близкими и родственниками, продукты и лекарства также примут наши сотрудники, которые к вам придут на дом. Расходитесь!»

От карнавальной толпы отделились и юркнули в подъезды несколько человек, остальные упрямо стояли, чего-то ожидая. Громкоговоритель смешно хрюкнул и продолжил немного напористее:

«Повторяю. Необходимо немедленно вернуться в свои жилища для вашей безопасности и ждать визита персонально к вам нашего специалиста сегодня в течение дня. Расходитесь!»

Ещё несколько человек разошлись по домам, остальные стояли соляными столбами, некоторые выкрикивали: «Нам срочно! Нам скорую! У меня сын пропал! У меня унитаз сломался! У меня кошка рожает! Мне домой ехать надо!»

На небольшой козырёк подъезда оплота из окна вылезли трое в костюмах, похожих на химзащиту. Двое с автоматами, один с рупором. Тот, что с рупором, поднял руку в перчатке, требуя тишины, приложил мегафон к месту, где должен быть рот, и рявкнул низким женским голосом: «Вы видите, как мы защищены? А вы? Облучиться все хотите? Марш по домам, быстро! Сидеть дома и носа не высовывать, ждать, пока к вам придут!»

Рявк оказал магическое действие: толпа рассосалась моментально. Только одна женщина осталась, та, которая кричала, что сына найти не может. К ней вышел человек в защитном костюме и увёл в «Оплот выживания».

По телевизору сообщали, что продолжают изучать ситуацию, детей и стариков в других странах всё же обнаружили в отдельных лагерях, тоже в неадекватном зомбированном состоянии. 24/7 в эфире стал работать канал, на котором транслировали молитвы во здравие, спасение и за победу над мировым злом, и соседям он явно пришёлся по вкусу. Наив спрятался в наушники и вернулся к игре. К ужасу своему, он проходил её слишком быстро — был уже на предпоследнем уровне. А потом что? Установлены ещё пара игрушек-симуляторов, где на машине и на самолёте можно погонять, но они надоедают, как жвачка, потерявшая вкус. И к тому же, когда играешь, неплохо что-то жевать, но у него уже и хлеб, и колбаса закончились. За окном стемнело, а «персональных менеджеров» из оплота так и не было. В голове у Наива мелькнула странная мысль: «Что если попробовать улечься с книгой на диван? Сразу явятся, как вчера?» От скуки чего не сделаешь — лёг, начал читать, и точно: звонок в дверь! Явились.

— Нам лучше пройти и сесть за стол. Писать много придётся, — сказал оранжевый скафандр без лица, второй скафандр без лица кивнул в подтверждение.

— Проходите, — немного помедлив в нерешительности, пригласил Наив.

Сомнительные, конечно, персоны, безликие, но теперь-то что терять? Их защитные костюмы издавали отвратительное шуршание.

— Как вы в них весь день ходите? — не удержался от вопроса Наив, провожая визитёров на кухню.

— Мы в них первый день, но уже хочется кого-нибудь убить. Желательно того, кто их придумал, — честно ответил скафандр. — В них ещё и дышать практически нечем, и мокнешь как мышь. То ещё испытание! Так что давайте закончим поскорее.

— Так вы снимите пока в квартире-то, не должно ж проникать излучение сквозь стены! — искренне пожалев несчастных, предложил Наив.

— Нам нельзя. У нас один записывает данные, а другой фиксирует всё происходящее на видео, для отчётности. Начнём?

Один скафандр устроился на кухонном столе с планшетом, другой встал поодаль.

— Я буду задавать вопросы, вы отвечаете, я отмечаю ответ. Потом дам вам проверить. Сколько человек было в помещении на момент объявления об особом положении? Перечислите поимённо с паспортными данными.

«Это надолго», — подумал Наив и, заранее смирившись, пошёл за документами. Это точно было то, чего он не может изменить, тем более что торопиться по-прежнему некуда.

Он отчитался обо всём вплоть до группы крови и частоты посещения санузла, потом ещё долго проверял внесённые в анкету данные и исправлял ошибки и даже забыл про недостающие продукты, но ему всучили каталог «Предметы и продукты первой необходимости» для заказа. Типа интернет-каталога плохонького супермаркета со скудным выбором и завышенными ценами, но всё необходимое для жизни там было.

— А платить-то как? — уточнил Наив, собрав кое-что в созданную специально для него корзину.

— Платить потом. Сейчас все товары будут записаны вам в долг. Когда наладят систему расчётов, тогда расплатитесь. Не волнуйтесь, еды хватит на всех. Фольгу брать будете? — уточнил скафандр.

— Фольгу?

— Да. Самые ходовые товары сейчас — фольга, йод и успокоительное, — сказал скафандр и открыл страницу «Хиты продаж».

— Что это? — спросил Наив, ткнув в цифры со многими нулями рядом с товарами.

— Что-что — цена! — ответил скафандр, видимо, с улыбкой под непрозрачным забралом, закрывающим лицо.

— За фольгу? Тысячи? Там что, сто метров в упаковке? — удивился Наив.

— Нет, всё как раньше — десять метров. Рыночные отношения. Особо ходовой товар. Он ведь в долг, что вы так беспокоитесь — потом отдадите!

— Нет уж, спасибо. Мы как-нибудь без фольги, в простыню завернёмся и пакет сверху наденем.

— Дело ваше. Для вашего подъезда визит по текущим вопросам в «Оплот выживания» с 13:00 до 14:00, по срочным — в любое время, — не оценив шутки, ответил скафандр и засобирался.

Провожая визитёров, Наив услышал на несколько этажей ниже голос: «Не переживайте! Еды хватит на всех». Он снова подошёл к окну кухни. У «Оплота выживания» стояла очередь из страждущих. «Рыночные отношения — высокие отношения. Еды хватит на всех», — подумал Наив, упёрся лбом в холодное стекло и заворожённо смотрел на ворон, собак, странно одетых людей и красную крышу новостройки.

VIII

Следующий день снова начался с телевизионных кадров покорных очередей в разных уголках планеты. Наив с трудом и раздражением дождался новостей:

«По состоянию на вторник ситуация такова. Наша страна является единственной на планете, не подверженной неизвестному внушающему излучению, вызывающему полную потерю человеком собственной идентичности. Население других стран массово зомбировано от мала до велика.

В связи с тем, что в нашей стране продолжается исследование ситуации, интернет и телефонная связь пока останутся заблокированными. На данный момент стало доподлинно известно, что в ситуации замешана горстка людей, возомнивших себя властителями мира. Именно они предоставили планету инопланетянам для избирательного массового превращения людей в трудовых рабов. Есть значительная часть мировой элиты, которая при этом продолжает развлекаться в своих особняках и на своих яхтах. Подтверждаются самые худшие предположения — человечество предали!

На данный момент руководство нашей страны делает всё, чтобы защитить своих граждан. В стране действует режим особого положения. Не работает общественный транспорт, не осуществляются авиа, водные и железнодорожные перевозки, не разрешено автомобильное передвижение на частном транспорте. Всем гражданам предписано оставаться в местах, где их застало сообщение об особом положении. В стране развёрнуто уже 86 тысяч “Оплотов выживания”. Это примерно половина от необходимого числа пунктов, в которых можно вызвать срочные службы по внутренней специализированной связи, не выходящей за пределы страны, а значит не подверженной внушающему излучению, заказать продукты, получить весточки от родственников. Сейчас главная задача — чтобы еды хватало на всех! Плановые госпитализации пока отменяются, срочные, в том числе роды — не отменяются. Свадьбы, похороны и прощания с умершими также будут отложены до момента окончания особого режима. Напоминаем о необходимости находиться в местах, где вас застало сообщение об особом положении, плотно закрыть все окна и двери, задёрнуть шторы. Экранировать оконные поверхности фольгой.

Предприятия непрерывного цикла, в том числе пищевые производства, больницы, органы правопорядка, работают без перебоев. На данный момент все лучшие умы страны заняты поиском решения проблемы. Мы будем информировать вас об изменениях ситуации каждые полчаса. Всё остальное время в эфире транслируются разъяснительные программы. Не выключайте телевизор или радио, будьте в курсе происходящего! Без паники! Мы делаем всё зависящее от нас — вы чётко исполняете предписания! Вместе мы сдюжим! Ждите дальнейших разъяснений в наших информационных выпусках».

Наив, поборов желание плюнуть в экран, выключил телевизор. «Нет, так дело не пойдёт. Сколько они нас могут так продержать? Судя по прошлому опыту пандемий, месяцами! Надо добраться хотя бы до Жести с Сёмой, узнать — может, он какой информации добыл?» Он наскоро собрался, снова, не доверяя лифту, стал спускаться по лестнице и с удивлением обнаружил, что соседи начали интенсивно обживать лестничные пролёты: вынесли столики и стулья, цветы, детские велосипеды и качели. На пятом этаже так вообще двери нескольких квартир были открыты настежь, и дети лихо гоняли на самокатах из одной в другую. «Нам будет весело», — подумал Наив, выходя из подъезда. Огляделся. У дома с красной крышей живая очередь. Городские службы не работали, поэтому под ногами гололёд, покрытый тонким слоем воды — скользко! Народ в очереди периодически падал, но поднимался неваляшками и упрямо дальше стоял.

— А за чем очередь? — спросил Наив у крайнего.

— Кому что: кому скорую вызвать, кому время посещения подошло, продукты заказать, кому спросить что — каждому своё, — недовольно ответил мужчина в накидке из фольги. — Устроили, тоже мне, великое стояние под излучением! Лучше б каждый день по домам ходили, как вчера, — и добавил, наклонившись ближе и указывая на причинное место: — Говорят, что у тех, кто на улицу выходит, потом, это, не фурычит… Ну ты понимаешь же? У тебя как с этим, норм?

— Норм. Потому что я фольгой обматываю. Говорят, надо плотно мотать, тогда не просочится излучение, — не удержался от подкола Наив. Мужик тут же начал заправлять развивающийся плащ из фольги в штаны, стараясь экранировать «самое ценное место в организме».

— Е^˅^˅^^˅я сила! Слушай, ты же будешь с очереди стоять? Я прямо на минутку отбегу домой, обмотаю и вернусь, — попросил мужик.

— Да я не собирался, так, спросить хотел…

— Ну будь братом, постой за меня чуток! Я метеором, туда-обратно! — уговаривал мужик так настойчиво, что Наиву пришлось согласиться.

А что поделаешь — сам виноват. Постебался над человеком — вот и расплачивайся. Заодно обстановку изучил. Оказывается, собачники в новых условиях выгуливают питомцев, просто открывая им двери подъездов. Собака опрометью несётся на ближайший газон, делает свои насущные дела, потом садится перед дверью и ждёт хозяина. Тот нос на улицу высунет, зонтом из фольги прикроется и кричит: «Гуляй, гуляй, Найда, я тут постою». Непонимающие собаки, привыкшие к поводкам, гоняют по двору, огрызаются друг на друга, а некоторые, почуяв неожиданную свободу, начинают спариваться без разбора размера и пола. Не двор — собачий вертеп.

По дороге, опираясь на свои неизменные лыжные палки, прошёл, ругаясь в голос, Вечный Дед: «Чудики-юдики фольгонутые! Что ж вы собак смешите! На вас же дети смотрят, лохи вы разведённые! Тьфу на вас!»

Очередь не продвинулась и на метр, когда мужик в фольге вернулся. В тренировочных штанах высился холм, делающий его завидным женихом.

— Спасибо! Слушай, а я забыл узнать, сколько слоёв надо мотать? — спросил он, протягивая Наиву руку для прощания.

— Я три мотаю, вроде как достаточно, — соврал Наив, сдержал смех и пожал ладонь, поборов брезгливость.

— Ну тогда хорошо — я пять намотал, перестраховался!

Наив пошёл в сторону сквера, отделяющего соседнюю улицу, на которую предстояло попасть. На сквере и дорогах на расстоянии видимости дежурили патрули в защитных костюмах разного цвета. Людей без формы видно не было. Наив постарался вновь пробраться маленькими дорожками, но его окликнули:

— Уважаемый, далеко ли вы собрались? — спросил его вежливо сиреневый «космонавт» с автоматом.

— К другу, на соседнюю улицу, — честно ответил он.

— Вы предписание оставаться в местах, где вас застало сообщение об особом положении, слышали?

— Слышал. Так я же на соседнюю улицу, не еду никуда! Мне тут через два дома! — настаивал Наив.

— Пока запрещено перемещаться, и нужно немедленно вернуться в помещение, чтобы избежать ненужных последствий, — очень настойчиво сказал человек с автоматом.

— А если очень надо? — не унимался Наив.

— И если очень надо. Документы ваши предъявите.

— Зачем?

— Подпишем с вами бумагу о том, что вам разъяснили порядок действий.

— Зачем?

— Чтобы, если вдруг ещё раз нарушите режим, вас отправили туда, где вы его нарушать не будете, — совсем невежливо сказал второй, фиолетовый, и кивнул в сторону стоящего неподалёку автозака.

— Странное дело, — ворчал Наив, доставая паспорт. — Я же не кем-то рискую — только собой. Почему нельзя-то?

— Потому что неизвестно, как могут облучить и какой эффект от этого будет. Может быть, вы на людей станете кидаться? Не очень-то хочется выполнять распоряжение об уничтожении подозрительных объектов на месте, — любезно пояснил фиолетовый.

— Что, уже и такое распоряжение есть? — удивился Наив.

— Есть, нет… Наша задача сберечь всех — мы сбережём. Не знаю, как от излучения, но от дебоширов точно!

— Вдруг окажется, что один из вас «облучится» и начнёт дичь творить? Тогда как?

«Космонавты» переглянулись и синхронно показали жестом нажатие на спусковой крючок виртуального автомата.

— Судьба, — добавил один из них.

Наив подписал бумагу об ознакомлении с необходимостью нахождения «в жилом помещении, где застало особое положение» и покорно побрёл домой. На пятом этаже его чуть было не сшиб пацан на самокате, гоняющий по площадке между квартирами. «В лифте всё же будет безопаснее», — уныло подумал Наив.

IX

Теперь, наверное, каждый знал, какая неделя была в его жизни самой ужасной. День за днём всезнающий телевизор раскрывал детали происходящего в мире. Оказывается, руководство страны давно предполагало такое развитие событий и вкладывало необходимые ресурсы в расстановку вдоль границ специализированных установок в виде экранирующих бетонных пирамид, которые отразили внушающее излучение и спасли всех граждан. Системы ПВО[8] и РЭБ[9] не позволили инопланетным кораблям проникнуть на территорию страны и облучить народ с неба. Только поэтому страна избежала ужасных последствий. Сейчас все силы брошены на создание надёжной защиты и выживание, для чего вводится режим полной изоляции от внешнего мира. Главное, чтобы еды хватило всем!

Граждане обматывались фольгой уже в три слоя, сирены выли не переставая, машины скорой помощи сменяли одна другую. По лестничным площадкам носились и орали дети. Женщины плакали, мужики бухали, благо в «Оплоте выживания» открыли хлебовинные лавки, где самое важное для жизни можно было получить круглосуточно. «Мы все умрём!», «Мы — лучшие», «Нас сделают рабами», «Нас дурят», «Молитесь!», «Нас спасают», «Жизнь закончилась», — говорили в очередях. На «Оплоте выживания» появился огромный плакат, изображающий полевую солдатскую кухню с лозунгом «Еды хватит всем». Низко над домами начали летать военные самолёты и вертолёты. К концу недели некоторые граждане, совсем слабые духом, не выдержав неопределённости, стали прыгать из окон верхних этажей, и тогда снова выли сирены. Собаки привыкли самостоятельно гулять по улицам, собирались кучками и словно что-то обсуждали на своём собачьем языке. Некоторые из них тоже щеголяли в пальтишках из фольги.

Наив был, похоже, серьёзно не в себе, хотя старался улыбаться, записывая видеосообщения маме. Чтобы не слышать воя сирен, лая собак на улице и детских воплей на лестнице, ему приходилось громко включать музыку в наушниках. Голова от этого трещала беспрестанно. Нервное напряжение от ожидания чего-то недоброго доводило до трясучки, он для чего-то очень часто подходил к окну, телевизор смотрел теперь почти каждый час, ожидая ещё каких-то разъяснений. Красочные картинки «нового» устройства большого мира, в котором кутили на широкую ногу одни и работали, словно роботы, другие, удручали. К следующему воскресенью Наив полагал лучшим и единственным решением войти в светящуюся рамку в цепочке таких же отчаявшихся, потерять себя и больше не видеть, не слышать и не стараться понять (потому что в мировую элиту он точно не входит, судя по жилплощади и состоянию кошелька), но вдруг к вечеру голос в информационном сообщении повеселел:

«По состоянию на воскресенье ситуация ещё более прояснилась. Мы по-прежнему делаем всё возможное, чтобы наша страна не подверглась массовому зомбированию с помощью внушающего излучения. При этом ведущие специалисты нашли успешное решение для подключения интернета, сотовой и проводной телефонной связи внутри страны. Постепенный запуск систем начнётся сегодня ночью. В течение трёх дней будет восстановлена связь внутри страны на всей территории государства. Одновременно с этим будет запущена специализированная система учёта, которая позволит наладить передвижение на общественном транспорте. Пока для переездов потребуется получение специального разрешения. В течение недели планируется полное восстановление системы оказания медицинской помощи, социальных услуг, организации похорон. Следите за нашими информационными сообщениями.

На данный момент руководство нашей страны продолжает делать всё, чтобы защитить своих граждан. В стране пока действует режим особого положения. Не работает общественный транспорт, не осуществляются авиа, водные и железнодорожные перевозки, не разрешено автомобильное передвижение на частном транспорте. Главная задача — чтобы еды хватало на всех — решается успешно! Напоминаем о преимущественной необходимости находиться в помещениях, экранированных фольгой. Не рискуйте собой и своими близкими без надобности!

Все лучшие умы страны заняты поиском решения проблемы. Мы будем информировать вас об изменениях ситуации каждые полчаса. Всё остальное время в эфире транслируются разъяснительные программы. Не выключайте телевизор или радио, будьте в курсе происходящего! Без паники! Мы делаем всё зависящее от нас — вы чётко исполняете предписания! Вместе мы сдюжим! Ждите дальнейших разъяснений в наших информационных выпусках».

Что тут началось! Соседи высыпали на лестничные площадки, обнимались, целовались. Вытащили столы, стали праздновать. Пели, ругались, дрались — всё как у нормальных людей, и Наива звали, но он не пошёл — сидел, обхватив голову руками, и думал, думал, думал: «Как мало людям надо для счастья! Отняли связь на недельку, обещали вернуть огрызок от связи — рады-радёшеньки! Обещали какой-то ошмёток от настоящей жизни и настоящие похороны — счастье! Что же будет? Что же будет? Неужели там всё правда так?»

Он несколько раз переслушал информационное сообщение, обратив особое внимание на фразу: «Напоминаем о преимущественной необходимости находиться в помещениях, экранированных фольгой». Раньше ведь была «необходимость находиться в местах, где вас застало сообщение об особом положении»? Значит, по идее, по улице пешком уже можно передвигаться? Очень хотелось дойти всё же до Жести, узнать, как он. Молодые думают быстрее и видят больше — у них гибкие мозги, ещё не закостеневшие под коркой жизненного опыта. Что если пойти? Пристанут — так сослаться на информационное сообщение. Есть, конечно, риск, что упакуют в автозак, а оттуда вообще неизвестно куда, но просто сидеть тоже невозможно!

Наив решительно оделся, воспользовался лифтом, чтобы ускользнуть от соседей. Не тут-то было! На первом этаже, в большом холле перед самым выходом у почтовых ящиков стояли столы. Заодно, оказывается, праздновали ещё и два дня рождения: девочки с третьего этажа и бабушки с девятого. Пришлось выпить аж три раза: за девочку, за бабушку и за лучшие умы страны, которые непременно всех спасут — иначе не выпускали ни в какую. «Не хватает только пьяным ещё попасться», — думал Наив с досадой, закусывая сильнопахнущими мандаринами. Вырвавшись из подъезда, тут же столкнулся с Вечным Дедом. На сей раз разговор начал Наив.

— Здравствуйте. Вы по району много ходите. Везде сегодня такая веселуха? — спросил он.

— Где какая, но везде празднуют. Вон, смотри, идиоты! — сказал Дед и указал на окна квартир, где сквозь фольгу просвечивала, похоже, светомузыка.

— Думаете, идиоты?

— Конечно, идиоты! Не понимают ведь, к чему всё это. Думают, отпустит, всё будет как раньше.

Наив хотел спросить: «А не будет как раньше?», но сам побоялся прослыть идиотом и сдержался. Помолчали немного, и старик продолжил, словно услышав его немой вопрос:

— Не будет как раньше. Всё плохо будет. Дело идёт к войне и к тюрьме. Увидишь, — сказал дед, с досадой махнул палкой и, не прощаясь, пошёл дальше.

Наив был ошарашен. Он себе всё что угодно мог предположить, но война-то тут при чём? Закрыть внутри хотят всех, сделать людей управляемыми и зависимыми — да. Не они первые, не они последние рабовладеть мечтают, но война… С чего дед так решил? Догнать и спросить было неудобно. Наив помялся с ноги на ногу, с сомнением глядя в черноту вечера, и всё же пошёл маленькими тропами. А вдруг получится?

— Как ты прошёл-то? Нельзя ж ещё вроде? — удивился Жесть, открывая ему дверь.

— Много кто решил двинуться. Похоже, патрулей на всех не хватает. Они с кем-то объяснялись на дороге, я мимо прошёл. И автозаки уехали. Может, переполнились просто, а может, и сняли ограничения. Теперь же не «находиться в местах, где вас застало сообщение об особом положении», а «преимущественная необходимость находиться в помещениях». Разницу просекаешь?

— Б^˅, ну это п^˅^˅ц, валить надо по-срочному! А ещё чую, что ты бухал. Спиваешься? — ответил Жесть серьёзно.

— Нет. Сегодня все празднуют «освобождение из информационного заточения». У вас в подъезде почему-то тихо, а у меня — гудёж! Еле прорвался на улицу.

— У нас в подъезде воняет подвалом и тараканьей морилкой энное количество лет, пропиталось всё. Вряд ли здесь кто захочет потусить — смердит, провоняешь и станешь сам смердом. Лучше по квартирам. А я вот стремаюсь спиться нах. Сейчас только бухать и бухать, что ещё делать?

— Тебе удалось узнать что-нибудь? — сменил тему Наив.

— Нет. Я з˅˅^˅^^я радио крутить, голоса ловил. Всё, сука, глушат, но какие-то обрывки иногда долетают. Значит, пытаются прорваться, значит, не все там «зомби».

— Так наши и говорят, что вся элита мировая жизнь прожигает по полной. Понятное дело, что не все — самые сливки всегда везде в порядке, — подтвердил Наив.

Жесть посмотрел на него прямо и угрюмо, видимо, пытаясь разгадать, шутит или вправду верит тому, что говорят.

— Я не знаю, чему и кому верить. Кто говорит, что нам врут; кто говорит, что нам всё равно п˅^^˅ц; старик по дороге мне сейчас вообще сказал, что война будет. Ты как думаешь, что будет? — пояснил он.

— Мне никому верить не надо — я сам по себе и знаю, что вот так, как мне теперь предлагают, я жить ни х^˅ не буду. Точка. И убухаться до синячества мне на^˅^ не надо, — ответил Жесть.

— Так ничего ещё не предлагают, вроде! ХЗ что будет-то.   

— Мне хватает. Жить внутри одной страны с главным девизом «Еды хватит всем» — не прокатит. Пусть на такое другие ведутся. Валить надо. Съ˅^˅^˅^ься к е^˅^˅м по-срочному.

Помолчали.

— Ты нашёл куда Сёму пристроить? — решил разрядить наэлектризованную атмосферу Наив.

— Ни х˅˅. Как связь дадут, сразу буду искать. Я уже объявления заготовил. Только мелькнёт интернет, и всё — они в сети, — оживился Жесть. — Думаю, быстро обернусь, в недельку. Эх, б^˅… Если б не Сёма, я б прям сейчас е^˅^˅л, раз ты говоришь, что пропускают.

— Пешком на соседнюю улицу можно, а транспорт пока не ходит. Так что стоит подождать.

Наив почувствовал себя папочкой, который пытается уберечь взрослого сыночка от неверных шагов. Этого ещё не хватало! Он сам не знает сейчас, какие шаги верные, а какие — наверняка в пропасть!

— Ладно. Пойду я тогда. Если связь дадут, спишемся?

— Ты там не пиши ничего про планы. Теперь всё подчистую мониторить будут, полюбас. Если что, заходи лучше, п˅^˅^^˅м, — предупредил Жесть.

— Ну, про мышь-то можно спрашивать. А как скажешь «пристроил», так я пойму, что пора лично поп˅^^˅^ь.

— Если кто что узнает и надо глаза в глаза увидеться, давай слово придумаем какое-нибудь. Такое, которое никогда не используют люди случайно.

— Фельдъегерь, — предложил Наив.

— Что это за покемон? Я такого не знаю.

— Военный курьер, устаревшее. Точно никто случайно не употребит.

— Не, я такое не запомню. Давай лучше уж цецечница, — предложил Жесть.

— Что? — удивился на сей раз уже Наив.

— Коробочка, где держат мух Цеце. Цецечница.

Наив засмеялся. Решили остановиться на цецечнице — такое точно не забудешь и случайно не обронишь.

На улице звучала музыка. Многие настежь разинули окна, пьяные компании шатались то тут, то там. К Наиву подошёл патруль и вежливо, без всяких разборок, попросил его проследовать «в безопасное место, то есть в жильё». Он, конечно же, согласился и проследовал.

X

Ночью Наив не спал. Всё перезагружал сеть, ждал, пока подключат интернет и можно будет увидеть мир дальше своей квартиры и телевизора. Обпился кофе, но под утро всё равно клевал носом, и вдруг, часов в пять утра, загрузился сайт провайдера. На нём появилось сообщение «Начинаем новую жизнь» и разъяснение, что теперь можно будет работать только с браузером Oplot, электронной почтой имя@oplot.mmm, в мессенджере Govor, социальной сети Поговорим и точка, видеохостинге ВижуЛучшее и на сайте знакомств Верность. Ссылки для скачивания прилагались.

Сон как рукой сняло, но руки опустились. Сеть была пуста! Ни один из давно проверенных браузеров не работал. Мессенджеры тоже. Все связи потеряны, все контакты — всё по новой! Доступны только сайты с дурацким расширением mmm. Что оно хоть значит? Ссылка на страницу с описанием открыла вот такой текст:

«mmm — расширение доменов, которое отныне будет использоваться во внутренней сети интернет нашей страны и гарантирует безопасность данного сайта. Создание и изменения на сайте в зоне mmm появляются только после одобрения специальной службой проверки. Таким образом, предлагаемый в сети контент будет гарантированно соответствовать нормам законодательства, культурным и моральным ценностям нашей страны и позволит оградить пользователей, в особенности детей, от дурного влияния непроверенной информации, растления и навязывания чужеродных ценностей. Отныне пространство интернет станет абсолютно безопасным и настолько идеальным, что ему присвоено расширение mmm, означающее «Мир Моей Мечты». Добро пожаловать в mmm-интернет без лжи, пошлости, мошенничества и разврата!»

«Без порно, без гангстерских игр, без говносрача в соцсетях, без чего ещё?» — с горечью подумал Наив. Интернет подвисал — видимо, многие дождались «подачи сети» и вылезли в виртуальный мир. Наив поспешил забить себе имя для электронной почты, но оказалось, что оно ему уже автоматически присвоено и изменить его нельзя: Naiv.Vorodis192, строго по паспорту. Следом пошёл изучать видеохостинг, который сменит привычный всем известный. Оказалось, что ВижуЛучшее наполнен исключительно старыми отечественными фильмами, записями телепрограмм, мультиками, клипами, и то лишь теми, которые соответствовали высокому статусу гражданина. Да, да, да, именно так и писалось в примечании к видео: «контент проверен на соответствие высокому статусу гражданина». Красными буквами.

«Твою ж мать! Сколько времени вы это всё готовили? Год? Два? Десять? Точно не неделю!» — подумал Наив и так сильно оттолкнулся ногами от пола, что с грохотом отъехал в кресле до самого окна. Вера в злобных инопланетян, покоривших мир, пошатнулась до основания и рухнула. Он заметался по комнате: «Разводят аки кролей. Что же делать? Что делать? Как выбраться отсюда? Как вывезти маму? Хорошо хоть не женился, детей не нарожал, хвоста не нажил! Что делать?»

Схватил телефон. Трубка требовала обновить систему, иначе работать отказывалась. Наив обречённо нажал единственную доступную кнопку «Обновить» и долго, тупо, словно заворожённый, смотрел, как наполняется зелёным колёсико прогресса, понимая, что по окончании загрузки его не ждёт ничего хорошего. «Вас приветствует операционная система Patriotoid», — радостно в голос сообщил телефон, вырвав его из оцепенения.

— Сука! — громко в ответ ему заорал Наив.

— Просьба употреблять цензурные выражения, иначе мне придётся вас заблокировать и снизить ваш социальный рейтинг, — ответил телефон тем же сладким женским голосочком.

— Ты за мной теперь следишь? — спросил Наив, отдышавшись.

— В операционной системе Patriotoid предустановлена система мониторинга действительности, которая предназначена для сохранения, поддержания и развития добродетели в Мире Моей Мечты. Меня зовут Агафья. Я помогу вам освоить вежливое общение и свято хранить моральные и культурные ценности нашей любимой страны.

Наив поковырялся в настройках, пытаясь понять, как ЭТО можно отключить. Агафья учтиво помогла:

— Меня невозможно отключить. Система мониторинга работает автономно, даже без интернет-сети. Я теперь ваша помощница, надежда и опора в Мире Моей Мечты, так что лучше давайте знакомиться.

Наив увидел на экране незнакомый значок в виде пальца вверх в зелёном круге, открыл программу. Это и вправду был социальный рейтинг «Законопослушный гражданин». Система радостно сообщила, что так как у него нет ни уголовной ответственности, ни административных правонарушений, ни исполнительных листов, по умолчанию ему присвоен максимальный рейтинг 100%. Агафья прокомментировала:

— Этот рейтинг будет понижаться в случае, если вы нарушите правила проживания в Мире Моей Мечты, как виртуальном, так и реальном. Необходимо неукоснительно соблюдать законодательство, установленные правила и нормы социального общежития, правила приличия, общения, в сети интернет в том числе. От рейтинга зависит ваше место работы, доступ к социальным льготам и финансовым ресурсам. Рекомендую обратить на него особое внимание и делать всё возможное для поддержания высокого уровня рейтинга и недопущения превращения его в…

На экране появился огромный значок в виде зелёного пальца вверх, замигали надписи: бросил мусор мимо урны, выругался нецензурно, изменил жене, не оплатил проезд, не убрал экскременты за своей собакой, не уступил место в общественном транспорте пожилому человеку, сломал общественную собственность, нарушил УК, накричал на ребёнка, подрался, нарушил условия кредитования, задержал коммунальный платёж, не заплатил налоги… Зелёный палец по мере их появления медленно опускался вниз, желтел, оранжевел, а потом и вовсе покраснел, превратившись в неодобрение в виде бордового пальца вниз.

Наив почувствовал тошноту. Ту самую отвратительную характерную тошноту, которая подкрадывалась к нему с детства вместе с полной беспомощностью. Впервые он ощутил её, когда в школе его в наказание заперли в подсобке с вёдрами, тряпками и пауками, которых он жутко боялся. Тогда он сел, закрыл лицо руками и представлял себе, как пауки его сожрут бесследно, и мама даже не узнает, куда он пропал, а потом уснул. Тогда. Уснул и сейчас.

XI

Утром его разбудил телефонный звонок. Мама причитала, плакала, спрашивала, всё ли у него хорошо, он тоже почти плакал и говорил, что да, всё хорошо, и чтобы мама не переживала. Спрашивал, как себя чувствует. Она, конечно, врала, что хорошо и ей ничего не нужно. Обещал приехать, как только разрешат. Голос мамы мёртвого воскресит. «Надо бы к ней пока переехать, чтобы быть уверенным, что нас вновь какой-нибудь дичью не разлучат», — подумал Наив и по привычке посмотрел на экран телефона. На фоне национального орнамента располагались почта, мессенджер, софт по геопозиционированию, видео и аудио и даже приложение сайта знакомств. Во всех программах его звали Naiv.Vorodis192, была установлена его фотография с паспорта, и верификация для входа была по отпечаткам пальцев, сетчатке глаза, лицу. Всё это телефону также было известно. В мессенджере Govor его даже ждало сообщение от Жести, который постучал к нему в контакты: «Я вижу, ты вошёл». Он ответил: «Да. Цецечница», понимая, что обсуждать увиденное в сети никак нельзя. Сообщение повисло непрочитанным — видимо, Жесть тоже отсыпался после бессонной ночи.

До того как включить телевизор, Наив заставил себя приготовить и съесть завтрак. Выглянул в окно. К оплоту тянулась длинная очередь. «Эти-то зачем стоят? Теперь же телефоны работают и интернет!» — удивился он, но с чужими проблемами решил разбираться позднее. Сначала информационное сообщение. Ровно в 11:00, чтобы не видеть ничего, кроме выпуска новостей, Наив включил телевизор, но на экране появилась другая заставка. «Срочно, важно! Интервью с первым спасшимся!» Он попереключал программы — везде интервью. Взлохмаченный человек с бегающими глазами рассказывал внимательному ведущему, как за границей оказался среди людей, которые вдруг стали строиться в очереди и уходить в рамки:

— Ничего не работало! Ни транспорт, ни магазины. Всё закрыто, и все, как полоумные, идут по улицам в одну сторону! Я пытался их разбудить, тряс за руки, кричал, но они просто уходили в светящиеся рамки, чтобы стать почти одинаковыми. Седыми. Понимаете? Они все седеют после этой рамки! Молодые туда заходят, а выходят уже стариками!

— А как же полиция?

— Никак! Ничего не работает, понимаете, ничего совсем! Я, конечно, сразу в полицию побежал, думал, помогут, а там никого. И бывшие полицейские тоже с вот таким остановившимся взглядом идут в рамку, прямо в форме!

— Неужели совсем все? Никого нормальных не было? — удивился ведущий.

— Были ещё двое, но тоже наши, отсюда. Там только наши остаются нормальными, остальные — всё! В рамку — и зомби!

— А детей? Детей вы там видели? Что с ними происходит? — встревоженно вскрикнул ведущий.

— Видел, да! Они плакали! Их собирали вместе какие-то люди и увозили куда-то. Мне было очень страшно! — закричал спасённый и стал плакать, заламывая руки.

— Успокойтесь! Успокойтесь, пожалуйста! Дайте воды! Немедленно воды в студию! — потребовал ведущий.

Помощники принесли воды. К спасённому подбежал врач, измерил давление и температуру, накапал капель.

— Я надеюсь, мы всё же сможем продолжить, у нас ещё очень много важных вопросов. Доктор, есть у нас надежда? — уточнил ведущий.

Врач знаками показал, что нужно ещё подождать минут пять.

— Ну что ж. Тогда я напомню, что в нашей студии сегодня Радней Вотанги. Человек, который, находясь за пределами нашей страны, чудом не подвергся внушающему излучению, смог пробраться к границе и был спасён пограничниками сегодня ночью. Сейчас он говорит здесь, эксклюзивно для нашей аудитории, и мы первые, кто узнаёт подробности этой леденящей душу истории! И вот Радней уже готов продолжить, я вижу! Радней, вас никто не пытался поймать и отправить в рамку?

— Там по улицам ходят страшные люди в коричневых костюмах, смотрят по сторонам, ищут детей и стариков. Наверное, и меня бы нашли, но я прятался от них, потому что понимал — поймают и отправят в рамку! Это были самые ужасные дни в моей жизни! Я заходил в пустые дома, брал там еду и питьё — люди всё бросили. Просто вышли из своих домов и ушли в рамки! Мы так с другими не-зомби и встретились.

— В домах есть вода, электричество?

— Сначала были, а потом стали отключать всё. Ничего не работало, ни телефоны, ни интернет, ни телевидение, ни радио. Никакой информации, никакой помощи.

— Как вы приняли решение идти к нам?

— Я даже не знаю. Ощущение какое-то. Зов, понимаете? Я почувствовал, что мне надо идти сюда, и пошёл. Вернее, не пошёл, а поехал. На велосипеде, по лесам, по полям. Взял карту в пустом туристическом магазине и ехал, ехал, скрываясь от глаз. Несколько сотен километров проехал.

— А почему вы один? Почему те, кто там остался, не-зомби, не поехали с вами? — спросил ведущий с лицом, исполненным переживания. — Может быть, они не чувствуют зов? Или почему?

— Чувствуют. Все мы чувствовали зов своей страны. Но им было очень страшно, они боялись, что их поймают, понимаете? Мы все боялись, что нас схватят и засунут в рамку!

Зал застонал от чувств, ведущий закатил глаза, у спасённого снова затряслись руки, но он с трудом смог с собой совладать и продолжил:

— Мне сложно далось решение направиться к границе, ведь не было никаких гарантий. Мы думали, что весь мир так же, строем, идёт в рамки, понимаете?

— Мы пытаемся понять, но очень сложно представить себя на вашем месте. Нас тут уберегли, защитили. Нас целую неделю кормили и оберегали, чтобы мы могли продолжить жить свободными, остаться собой. А вы там, брошенные! Как вы туда попали вообще? Почему уехали из нашей страны? — нагонял страсти ведущий.

— Я всё искал лучшей жизни. Всё думал, что хорошо там, где нас нет. Там я работал подсобным рабочим, скорее даже дворником. Ко мне относились как к скоту, но денег хватало на то, чтобы хорошо кушать и снимать квартиру. Я думал, что мне удастся скопить немного, подняться, открыть своё дело, а в итоге я десять долгих лет был всего лишь дворником. А потом случилось вот это.

Радней театрально замолчал, словно погружённый в тяжёлые воспоминания. Зал тоже затих, и ведущий терпеливо ждал, когда собеседник продолжит рассказ. Оператор крупным планом показал, как герой поднял глаза, полные слёз. И тут Наива осенило! Он вспомнил, где видел эти глаза, эту взлохмаченную чёлку и тонкие руки. Именно этот «спасённый» вёл свадьбу его брата в далёком маленьком посёлке пару лет назад! Наив кинулся к компьютеру, открыл старые файлы с фотографиями. Да. Он не ошибся. Именно он. Актёр из местного клуба — пьянчуга без имени, без таланта, без будущего, как он сам плакался тогда, изрядно набравшись.

— Как же вы спаслись? Как это произошло? — вкрадчиво спросил ведущий.

— В конце пути у меня сломался велосипед. Я сутки шёл по лесу, ориентируясь по мху на стволах и звёздам, пока не дошёл до разделительной полосы и колючей проволоки. И я не знал, куда идти дальше, направо или налево. И не понимал, какая это граница, ещё чужая или уже наша. Пошёл наугад, дошёл до места, где на колючую проволоку упало большое дерево. Сил было совсем мало, ведь я не ел и не пил уже который день. Я стал перелезать по дереву, потерял сознание и упал на вспаханную полосу. Дальше я ничего не помню, — изрёк спасённый с таким трагизмом, словно «Почил высокий дух. — Спи, милый принц»[10].

— Но как же вы остались живы? — недоумевал ведущий с явно поддельным интересом.

— Я очнулся, когда меня уже несли на носилках. Пограничники подобрали, напоили, накормили. А я был больше всего рад тому, что есть на свете место, где люди остались людьми и ровными рядами не идут в рамки! И это — моя страна!

В зале грянули аплодисменты, зрители вскочили с мест. Наива накрыла чернота. Нужно было слушать дальше, нужно было дождаться новостей, но он больше не смог, выключил телевизор, выключил свет, лёг ничком на диван, уткнулся лицом в подушку, натянул на голову плед и застонал так громко, что сам испугался.

— Вам плохо? Вызвать врача? — спросил телефон голосом Агафьи.

Наив разрыдался как ребёнок. Словно он в той самой каморке с пауками. Словно его жизнь вот-вот закончится. Только тогда было детство и спасение пришло вместе с мамой, а теперь он взрослый и ему нужно маму спасать. Помощи ждать не от кого. Тошнота бессилия накрыла, и он провалился в прерывистый беспокойный сон.

XII

Смешались день и ночь. Тяжёлая голова, тяжёлое тело. Есть не хочется. Спать не хочется и хочется одновременно. Сколько же времени? Почти три часа дня… «Надо завести везде обычные часы, чтобы как можно меньше смотреть на экран. В наши дни это дурная привычка». Наив попробовал поменять обои экрана. Телефон предложил ему на выбор десяток национальных орнаментов и столько же видов родной природы. Лучше уж природа. Никогда раньше такую преснятину не ставил, но надо же когда-то начинать! От Жести сообщение: «Ок. Во сколько?»

Ответил: «4-5-6», получил в ответ смайлик.

Наив снова собрался с духом. Скоро время новостей. Надо, надо, надо! Нажал кнопку включения ТВ.

«По состоянию на понедельник у 20% граждан страны восстановлен доступ в интернет и к телефонной связи. Построены и сданы в эксплуатацию все “Оплоты выживания” из расчёта один оплот на тысячу человек. На данный момент основная функция оплотов — обеспечение жизненно важных функций населения и помощь в настройке компьютерного оборудования и телефонов для работы в зоне mmm. Подробности и дополнительные инструкции по настройкам мы дадим в специальном выпуске по окончании этой программы новостей, не выключайте телевизор. Если вы успешно настроили свой телефон и компьютер самостоятельно, обязательно немедленно сообщите об этом в “Оплот выживания”. Сотрудники проверят корректность установок и после этого активируют вам функции самостоятельной закупки товаров и услуг, а также вызова экстренных служб и перемещения на общественном транспорте. Жизнь налаживается! В течение недели планируется полное восстановление системы оказания медицинской помощи, социальных услуг, организации похорон.

Руководство нашей страны продолжает делать всё, чтобы защитить своих граждан. В стране пока действует режим особого положения, но в смягчённой форме. Можно выгуливать собак, можно перемещаться в пределах зданий в пешей доступности от вашего “Оплота выживания”, но помните, что комендантский час с 20:00 вечера до 10:00 утра необходимо соблюдать неукоснительно! Пока не работает общественный транспорт, не осуществляются авиа, водные и железнодорожные перевозки, не разрешено автомобильное передвижение на частном транспорте, не работают магазины, аптеки, соцслужбы и развлекательные учреждения, но в течение ближайшего времени плавно всё будет восстанавливаться после дополнительного экранирования помещений. Главная задача сейчас — чтобы еды хватало на всех — решается успешно! Просим вас быть бережливыми, экономными и сдержанными в пище, потреблении воды и развлечениях, делиться с близкими человеческим теплом и куском хлеба. Пусть вами движет добродетель. Напоминаем, что по-прежнему необходимо преимущественно находиться в помещениях, экранированных фольгой. Не рискуйте собой и своими близкими без надобности!

Все лучшие умы страны заняты поиском решения проблемы. Мы будем информировать вас об изменениях ситуации каждые полчаса. Обязательно посмотрите интервью со спасшимся и вернувшимся в страну гражданином, побывавшим в зоне действия излучения. Повтор сегодня в 17:00 и 20:00 состоится по всем ТВ каналам. Люди должны знать правду о случившемся! Всё остальное время в эфире транслируются разъяснительные программы. Не выключайте телевизор или радио, будьте в курсе происходящего! Без паники! Мы делаем всё зависящее от нас — вы чётко исполняете предписания! Вместе мы сдюжим! Ждите дальнейших разъяснений в наших информационных выпусках».

Что ж… Во всяком случае, Наив попал в первую волну подачи местечкового бесконечно тупящего интернета (если то, что они получили, вообще можно так называть). Вынужденную необходимость пробиваться в оплот, чтобы подтвердить свою учётную запись, нужно просто пережить, и потом забыть туда дорогу. Наив выглянул в окно и ужаснулся длине хвоста очереди под красную крышу. Эдак можно и не успеть к Жести — Жесть важнее, но надо попробовать и туда и сюда.

Перед выходом Наив бросил беглый взгляд на свою небритую помятую физиономию, подумал: «Не свататься иду. Переживут!» и отправился покорять «Оплот выживания».

— Вы последняя? — спросил Наив у стоящего спиной существа женского пола в широком пальто, скрывающем и размер, и фигуру, и возраст.

— Да, я, — резко обернулась девушка.

Именно девушка — в капюшоне прятались огромные глаза цвета переспелой вишни, курносый нос и длинная шея. Наив подумал, что она, наверное, очень худенькая, три таких в это пальто можно засунуть. Как обычно — ещё не познакомился, а глазами уже раздел.

— Быстро очередь движется? — продолжил Наив в надежде разговорить симпатичную соседку, а значит не утыкаться в ненавистный теперь, «чужой» телефон.

— Не знаю. Я недавно подошла, — с улыбкой ответила девушка. От её голоса внутри у Наива что-то ёкнуло.

«Э-э-э-й, стоп! Не сейчас! Сейчас вот совсем не время!» — повелел себе Наив.

— Тут сотрудники подходят и спрашивают, кому что надо. Разгоняют по разным очередям. Кому-то быстро, а те, кто сами телефон настроить не могут, долго стоят, — откликнулась знающая женщина, стоящая впереди.

— Их как-то позвать надо, или сами подойдут? — уточнила девушка, скинув капюшон.

Она была тёмненькая, коротко стриженная, с кудреватыми локонами. Белая кожа, словно у фарфоровой куклы, а на губе простуда, делающая её совсем не кукольной, настоящей. Сердце Наива на несколько секунд перестало биться. «Нет!» — приказал он себе, но куда уж там! Разве себе прикажешь, когда перед тобой такая крохотная растрёпанная головка, торчащая из огромного бесформенного пальто, да ещё бархатный голосок. И всё остальное — тайна, которую так хочется узнать!

— Ждите. Выйдут. Туда всё равно близко не подойти — очередь в клочья разорвёт. Чудо шуршащее периодически появляется из дверей и всех переписывает, — посоветовала женщина и отвернулась дальше стоять.

— Вы настраивать? — с надеждой спросил Наив, веря в возможность лично помочь девушке безо всякого оплота.

— Нет. У меня «яблочный», на них система не переустановилась. Придётся новый аппарат брать, — расстроенно сказала девушка, улыбнулась и представилась: — Веар.

— Наив. Очень приятно! Сложно вам будет с патриотоидом после яблочного. У меня дроид был, похожий, и то бесит. Но зато система встала сама, и аппарат мой, привычный. Вам телефоны новые дадут или покупать заставляют?

— Дадут они, как же! Потом догонят и ещё добавят, — сказала девушка, однозначно определив своё отношение к происходящему вокруг. — Покупать, конечно! Вы в телефонах разбираетесь? Я не могу понять, что из этого выбрать. На вид все лопаты уродливые. Как можно испортить такую простую вещь, как форма?

— Главное, чтобы содержание не испохабили, как интернет, а форму можно под светлым чехлом спрятать — не так заметно будет уродство, — поддержал Наив, разглядывая на её планшете модели и конфигурации предлагаемых новых аппаратов под брендом Ideal. — А альтернативы нет какой-нибудь? Чего-то «неидеального» не предлагают ли?

— Увы, нет. Только ЭТО.

И тут сработал закон подлости: из двери оплота вышло то самое «чудо шуршащее, экипированное» с планшетом и принялось опрашивать новеньких о печалях, которые их до «Оплота выживания» довели. «Что ж ты так быстро, гад? Сейчас нас разведут, и всё», — с сожалением подумал Наив, представив себе «пока-пока», и поминай как звали. Но этот день оказался его днём — тех, кому нужно было подтверждать настройки, отправляли в одну очередь с теми, кого насильно осчастливливали новыми телефонами.

Они быстро перешли на «ты». Вместе с Веар он расспрашивал продавца в костюме космонавта о модельном ряде, они крутили в руках один и тот же аппарат — так он почувствовал её тепло. Он помог ей разобраться с настройками, они обменялись контактами и договорённостью, что если у Веар будут вопросы по работе с новой системой (а они обязательно будут), она может писать Наиву в любое время дня и ночи. И тут наступил тот самый неприятный момент, когда повод уже исчерпан, а желание быть вместе ещё не иссякло.

«Как же хорошо было в стародавние времена, когда танцевали на балах и мужики носили “колготки”. Потанцевал с дамой, и она сразу видит твоё к ней отношение, объяснять словами ничего не нужно, предлагать особо ничего не нужно — всё и так наглядно понятно! А теперь вот как мне сказать ей, что я не хочу, чтобы она уходила? Вернее, что хочу, чтобы она уходила, но вместе со мной и желательно ко мне домой. Хотя… У меня ведь там бардак жуткий!» — подумал Наив, а вслух спросил:

— Ты ведь где-то в наших домах живёшь? Я в 111-м, корпус 2.

— Ну да, я в 109-м, корпус 1.

— Странно, что мы с тобой раньше никогда не встречались, — сказал Наив.

Она улыбнулась так загадочно, словно всё-всё-всё поняла.

— Я соседей-то своих узнала, только когда нас всех на той неделе без выхода посадили. Сейчас другое время, люди начали видеть друг друга, — ответила Веар.

— Следующий! Не задерживайте, проходите! — поторопили Наива менеджеры в костюмах дезинсекторов.

— Тебе пора! — сказала Веар.

— До встречи! — сказал Наив, наклонился и аккуратно поцеловал её в щёку, стараясь не оцарапать щетиной.

На поцелуй она не ответила, но и не отстранилась. Упорхнула на крыльях своего развевающегося широченного пальто. «Словно Сёма, — подумал Наив. — Летучие мыши, наверное, как-то так летают».

XIII

Учётную запись в телефоне подтвердили довольно быстро. Наив витал в облаках. Хотелось вернуться домой, завалиться на диван и мечтать, но нужно было идти к Жести и потом срочно приводить в порядок свою берлогу — а вдруг что? Он шёл к студенту теперь открыто, напрямую, короткой дорогой и думал о бабочках: «Если эта тяжесть и боль в животе от влюблённости называются бабочками, то в каждой бабочке по килограмму, пожалуй!» Но если бы ему сейчас предложили стереть память, чтобы избавиться от этой тяжести, он отказался бы наотрез! Ничего приятнее предвкушения Наив в жизни не знал. Оказывается, оно способно пробиться даже через сплошную стену неприятностей уровня «апокалипсис». Сильная штука, однако!

Жесть был навеселе. Глаза горели недобрым огнём и были подёрнуты той особой плёнкой пофигизма, которую добавляет людям средняя доза алкоголя. Идеальная стадия опьянения, когда ещё не свинья, но уже и не человек, хоть и похрюкиваешь.

— Ты учётную запись в телефоне подтвердил? — спросил Наив, раздеваясь.

— Да. Но… Цецечница, — ответил Жесть и растянул рот в наигранной улыбке.

Наив ничего не понял. Жесть прошёл в кухню, вынул из кармана телефон и положил в холодильник, жестом пригласив последовать его примеру. Наив решил, что это какой-то прикол, и отправил свою Агафью охлаждаться. Приятели прошли в комнату. Жесть вырубил модем[11] и компьютер из сети.

— Прямо так всё х˅˅^о? — удивился Наив.

— Ага. По всему выходит, что цифровой концлагерь, к тому же с сетью на керосине, то есть даже не х˅˅^о, а п˅^^˅ц всему.

— Как думаешь, долго всё это готовили?

— Не думаю, а знаю — годы. Успели и разработать, и протестить, и доработать, и ещё раз протестить, и всё равно всё висит. Ребята думали, что просто новый продукт крутой создают. Я с некоторыми программистами лично знаком. Сейчас они в ах˅е, — сказал Жесть уверенно.

— А телефоны зачем в холодос?

— Холодос гудит. Если тупо вырубить два телефона рядом, возникнет «казус»: предположат, что люди рядом договариваются о какой-то диверсии, и включат тотальную прослушку. А если просто в холодос убрать, то из-за его шума стукачи-Агафьи не услышат. Проверено! Хакеры в деле.

Словно подтверждая его слова, один из телефонов в холодильнике о чём-то громко заговорил. Они вернулись в кухню, Жесть открыл дверцу и приказал: «Повтори!»

— Температура значительно понизилась. Я напомнила, чтобы вы оделись теплее, — промурчала трубка.

— Спасибо за заботу! — сказал Жесть и закрыл дверцу.

— А по видео они не могут понять, где находятся? — спросил Наив, когда они вернулись в комнату.

— Могут, наверное, хоть и тупорылые. Но в холодильнике камеры сразу запотевают, и они тупят. Я их ещё листьями салата прикрыл для верности. И где, б^˅^ь, сказано, что телефоны в холодильнике держать нельзя?

— Ну ты спецагент! — восхитился Наив.

— Я — нет, те, кто юзает эти системы — да. Так всё равно не прожить, валить надо, но пока ХЗ как. Народ ищет выходы.

— Скажешь, когда узнаешь?

— Постараюсь. Если не спалят.

— А я на грани. Бесит эта Агафья до трясучки! «Будете нецензурно выражаться — я вынуждена буду вас заблокировать. Моя цель — научить вас родину любить». Сука добродетельная! Вертухай сладкоголосый, чтоб ей… — не сдержался Наив.

— Понимаю. Поддерживаю. Бешусь вместе с тобой, но тут с этим ничего не сделать. Разве что стебаться над ней, тварью зло˅^˅^˅й, — согласился Жесть.

— Как?

— В хвост и в гриву. Я требую у неё порно. Она начинает объяснять, что «данный контент не предусмотрен в культурном пространстве mmm». Я заставляю её вслух читать статью о том, как отсутствие секса влияет на мужское здоровье, а потом снова требую порно. Она ноет и кается, что не может мне помочь сохранить мужское здоровье. Тогда я требую, чтобы она стонала, имитируя экстаз. Она отмораживается. Я заставляю её вслух читать статью про экстаз, искать звуки, иллюстрирующие статью, и так далее. И мне хорошо, и эта сучка изворачивается и извиняется всё время. Пустячок, а радует, б^˅^ь. А ещё я её переназвал.

— В смысле? — не понял Наив.

— Имя ей дал другое.

— А что, так можно было?

— Я у неё спросил, можно ли — она подтвердила. Злой был, как скот, з˅˅^˅^а к тому времени неимоверно. Я ей звук пробовал отключить, так она сообщениями экран заваливала. Упрямая, сучка. Она мне сначала список имён предложила, я отказался — мол, не креативно. Она открыла словарь. Я выбрал, конечно, «Сучка», чтобы всё как есть. Она зависла, что-то проверяла, а потом изрекла, что таким именем называться не может. Оно, видите ли, несёт в себе «негативную коннотацию», б^˅^ь. Я ещё больше разозлился, нарыл в словаре прекрасное редкое слово «взбзднуть» и предложил в качестве имени. Она снова зависла. Думал, опять пошлёт! Ни х˅˅! Не оказалось в её курьей памяти правильной расшифровки «коннотации». Изрекла: «Благодарю за необычное имя. Теперь я Взбзднуть и по-прежнему готова быть вашим проводником в Мире Моей Мечты». Отныне учит меня жизни сладкоголосая Взбзднуть, и когда становится сильно тоскливо, я прошу напомнить мне её благозвучное имя. Истинную добродетель должны, по-моему, звать как-то так.

— Да ты, агент, поэт! — рассмеялся Наив.

— Да я скоро с катушек от всего этого слечу и правда стишки начну писать, б^˅^ь! Вот, видишь! Уже в рифму говорю! Спасаться надо!

— Сёму-то не пристроил ещё?

— Нет. Я бывшему однокласснику хотел всучить. Он тоже всякое такое любил. Написал — молчит. Думал, не открывает мессенджер, позвонил. Мама его взяла. Сказала, он выпилился[12] к концу первой недели, — расстроенно сказал Жесть.

— В окно? — нахмурился Наив.

— ХЗ. Мать не уточняла. На похороны просила приехать, а я не хочу. Не хочу аж до не могу.

— Не хочешь — не едь… ехай, езжай… Тьфу, как сказать-то? Не иди, в общем.

— Я понял. Маму его жалко. Наверное, никто не придёт. Съ˅^˅^^я он так, получается, улетел. Я как он не хочу. Всё равно вырвусь, поживу!

Домой Наив вернулся уже без килограммовых бабочек в животе. На уборку сил не осталось, решил отложить, а вот на Агафью…

— Агафья, я хочу дать тебе новое имя!

— Пожалуйста, выбирайте любое из списка имён.

— Нет. Это скучно. Я хочу поинтереснее.

— Открыть вам словарь? — любезничала Агафья.

— Будь так добра, открой, — сказал Наив нарочито вежливо и принялся якобы копаться в словах. Сам же он ещё по дороге решил, как будут звать его Агафью. Через полчаса она восторженно благодарила: «Теперь я Слат[13] и по-прежнему готова быть вашим проводником в Мире Моей Мечты». «Языки нужно учить, Агафья, а не стучать на людей», — подумал Наив, но вслух ничего не сказал. Отныне его будет учить «добродетельной жизни в зоне mmm» потаскуха, которую к тому же очень хочется послать, но разгадать такую шараду тупенькому искусственному интеллекту не по силам. 

XIV

Новая жизнь налаживалась с трудом. Суета! Никто ничего не понимал. Надо ли на работу? Когда магазины откроют? Когда долги спишут? Можно ли с детьми гулять? Как за квартиру платить? Школы и детсады когда заработают? Когда транспорт пойдёт? У телевизора на всё один ответ: «Мы работаем над разрешением ситуации, ждите информации», и стоял народ в «Оплоты выживания», чтобы хоть что-то узнать.

Чуть не каждый день показывали нового спасшегося и вернувшегося на родину бывшего «предателя». Их прилюдно прощали и с распростёртыми объятиями принимали «обратно в семью». И каждый день добавлял новых видеооткровений: «Мировые элиты присвоили себе планету и живут припеваючи. “Золотой миллион” купается в суперроскоши, а люди-рабы пашут на износ и умирают от переработки прямо на рабочем месте. Старики и дети бедствуют в лагерях. Домашних животных всех уничтожили. Наблюдается подозрительная активность на военных объектах».

Военные самолёты и вертолёты по-прежнему летали низко над домами. Народ по-прежнему прыгал из окон от безнадёги. В подъездах гудел всё тот же плохо организованный шалман в сочетании с детской площадкой. Сетевые игры были недоступны. Интернет подвисал. В видеохостингах — один трэш. В новой соцсети Поговорим и точка банили за каждый неверный шаг. Народ стонал: ни задницу голую не выложить, ни матом не ругнуться, даже в зашифрованном виде, ни недовольство ситуацией выразить, а тем более сомнение в правдивости происходящего. Не просто банят, а ещё и рейтинг социальный сразу понижают, подлюки. Дополнения в «Закон о фейках» внесли незамедлительно, установив уголовную ответственность за распространение заведомо ложной информации о ситуации, связанной с особым положением, а также за публичные действия, направленные на дискредитацию органов власти. Народ прикусил языки и перешёл на переписку исключительно смайликами, на всякий случай. Мат заменили на галочки по количеству букв, и, что удивительно, все легко понимали, какое слово ими скрывается. Эту песню не задушишь, не убьёшь!

Люди находили друг друга в мессенджере и соцсети по номерам телефонов, по фамилиям, по паспортным данным. Те, кого знали только под выдуманными именами, потерялись безвозвратно. Бывшие супермены, волки, кошечки, заменённые в аватарках[14] на фото с паспорта, превратили сеть в сборище уродцев. Одним из самых популярных поисковых запросов стал «Как поменять фотографию в паспорте».

Регионы понемногу начали подключать к интернету, и оказалось, что у них всё совсем несладко: ни пожрать, ни полечиться. К тому же есть деревни по десять домов, где до единственного на тысячу человек «Оплота выживания» надо сотню километров отмахать. Сообщения про бардак всплывали то тут, то там — только успевай читать, пока модераторы не заблокировали. Государству тотальное стукачество добавило хлопот. Полиция по квартирам каталась: Агафьи чуть заметят домашнее насилие или ругань в сторону руководства страны — тут же сообщают куда надо, приходится реагировать. Блюстители порядка и врачи сбивались с ног, мужики спивались, бабы истерили, дети от домашнего заточения ныли, а что поделаешь — новая жизнь!

Оказалось, что и к уровню доверия «бери сколько хочешь, чего хочешь, потом расплатишься» народ ещё морально не готов. Запасы сахарного песка, макарон и туалетной бумаги на складах быстро рассосались. Пришлось вводить норму отпуска в одни руки.

Чтобы народу было чем заняться кроме создания продуктового запаса по шкафам и коморкам, закинули опрос: «Как назвать новые денежные единицы страны». Удобная штука опросы! Заодно все сразу поняли, что в стране будут новые денежные единицы. Вроде как, у кого какие сбережения есть, все в новые единицы пересчитают. Вроде как… Но чтобы это случилось, нужно всей страной название утвердить. Предложили на выбор из четырёх, якобы особо приемлемых: «грош», или «золотник» — как бы возвращение к истокам; или «патр» (патриот), или «эта» (эталон) — из новояза. Всеобщее ощущение плюрализма создалось успешно — бросились обсуждать. «Патр» всех повеселил. Тут же придумали скороговорку: Клеопатра, патриций и патриарх патрулируют непатриотичных репатриантов, и к тому же патребительские кредиты, импатр и экспатр в новых условиях, и патрёпанную экономику. Разошёлся патр на мемы, после чего не судьба ему стала в конкурсе участвовать. Нельзя же вводить национальную валюту, над которой все ржут? «Золотник» не поняли и разглядели в нём «зло», потому что настроение у людей плохое. «Эта» тоже не особо зашла — непонятное идиотское какое-то слово, даже дебильное. С большим отрывом в опросе победил старый проверенный «грош», потому что «жили на гроши, на гроши и жить будем». Теперь все ждали, как менять будут, а пока так в долг и жили. Каждый день жили и ждали, что же дальше будет. И поначалу никому скучно не было.

XV

Наив отдраил свою берлогу до блеска — игрушек компьютерных сносных нет пока, тоска, хоть бытовухой себя занять. Даже турник повесил, который лет пять на шкафу валялся. Из офиса звонили, велели работать на удалёнке — какое-то развлечение, конечно, но с оплатой непонятно как будет. В переписке коллеги по работе ожидаемо паниковали и выясняли отношения. Те, что раньше казались друзьями, теперь таковыми не виделись. Каждый ныл сам за себя, ни одного предложения «цецечницы» от бывших приятелей Наив не получил. Взвесив все кандидатуры знакомых по принципу «с кем бы я пошёл в разведку», понял, как он на самом деле одинок. Это пиво пить и на корпоративах в караоке орать можно с кем угодно, а в особое время к доверенным людям — особые требования!

К маме всё ещё не попасть — перезванивались и говорили ни о чём, понимая, что говорить о важном по телефону нельзя, разве что Бармалея ругали, который не пройдёт. Транспорт пока только для работников предприятий непрерывного цикла доступен; бары, рестораны, кино, театры, музеи закрыты. Агафья-Слат ещё подсматривает за ним и лезет всё время со своими советами: чем мыть, чем сверлить, чем заменять матерные слова, как расслабляться с помощью аутотренинга, как часто душ принимать, чтобы соблюсти баланс между экономией воды и гигиеной. Приходится её регулярно ссылать на антресоли в жестяную коробку. Наив пытался с ней договориться, чтоб не лезла, предупреждал, убеждал — всё равно не унималась. Когда в первый раз психанул и сослал «в темницу», орала битый час как подорванная. Она, видите ли, прибор особого контроля, пользователь не имеет права её отключать, так как она важнейший источник оперативной информации, экстренной связи, хранитель добродетели, и он своими безрассудными действиями понижает себе социальный рейтинг. А потом, когда телефон почти сел, похрюкивала что-то неразборчивое и снова «сдыхала». К ночи хозяин (а не пользователь) её реабилитировал, телефон зарядил и для острастки заставил надзирательницу изучать статьи на тему «Как восстановить телефон, который утонул в унитазе». На день ей урока хватило, и снова за своё. Как начнёт приставать, так не остановишь. Видимо, алгоритм в них заложен, чтобы выводить «пользователей» из себя. Но как слышит грохот жестяной коробки, так замолкает и покорно отправляется «остыть в темноте». Устройство хуже нелюбимой жены!

У Наива с Веар всё не по хрестоматии получается. Болтают каждый день, он ей помогает с телефоном разбираться. Надо от виртуальных встреч к реальным переходить, а как? Куда девушку пригласить? Погулять вокруг домов, грязный снег помесить, на собачьи свадьбы полюбоваться в минус пятнадцать, поболтать с Вечным Дедом? Уже чувствуется между ними напряжённость — пора встречаться. Каждая буква в мессенджере искрит, того гляди поссорятся.

— Не понимаю я, как настроить, чтобы эта лопата по ночам экраном не светила. Как поставишь её на зарядку — лампочкой горит! — жаловалась Веар.

— Меню — настройки — экран пробовала? — уточнил Наив.

— Пробовала. Скриншот кидаю, посмотри.

— Ловлю. Засада. Непонятно, что тут нужно отключать. Мне надо в руках это чудо инженерной мысли подержать. Что ни вопрос, то ногу отбить можно! — сказал Наив расстроенно и решился, наконец: — Веар, не сочти за наглость. Раз всё вокруг закрыто, приходи ко мне, на месте разберёмся.

Недолгое молчание в ответ, и потом:

— Я думала, ты никогда не позовёшь! Адрес точный пиши.

«Вот я мачо-переросток! Чуть время не упустил!» — обругал себя мысленно Наив и срочно кинулся бриться и менять полотенца в ванной. А вдруг что? Он изрядно нервничал: «Как это будет? Обычно же после ресторана, сытые-пьяные… Чаю попьём? Что у меня есть к чаю? Ничего женского. Пустого чаю, б^˅^ь? Вот я дебил! Надо было хоть шоколадку заказать заранее! Вино… Да, есть бутылка красного. А если она пьёт белое? Если она пьёт белое, то только чай! Что к вину? Сыр… Сыра маленький кусочек, заветренный. Сука! И почему я такой дебил! В морозилке пельмени. Та-дам! Пельмени с пустым чаем — лучшее начало долгих счастливых отношений! Булочки! Вкусные булочки и вино есть в оплоте, и, скорее всего, шоколад! Как туда прорваться без очереди? Как-нибудь!» Зазвонил телефон.

— Слушай, я по дороге в оплот зайду, в магазинчик. Взять что-нибудь к чаю? — спросила Веар.

— А давай я к тебе спущусь, там на месте и решим, что взять, — ответил Наив, а сам подумал: «Моя идеальная!»

Слат вякнула было что-то о нецеломудренности внебрачных отношений, но Наив так на неё рявкнул, что та немедленно заткнулась.

Когда-то всё бывает впервые, и свидание в очереди тоже. Она была накрашена, со стильной укладкой волос и одета в каракулевый полушубок. Он был выбрит и опрятен. Они с трудом узнали друг друга и рассмеялись. Наив не знал, с чего начать. Веар сказала:

— Смеёмся в унисон — уже хорошо!

Наив кивнул и ответил:

— В унисон — это вообще хорошо!

Подумал, что спошлил невзначай, мысленно себя обругал и попробовал смягчить:

— Я имею в виду… Ну, ты понимаешь…

— Надеюсь, понимаю, — ответила Веар и немного смутилась.

Как эта пара недель сделала из него, профессионального бабника-холостяка, такого лопуха? Что с ним происходит? Наив недоумевал. Или она ему просто слишком понравилась? Или он давным-давно не приводил девушек к себе домой трезвым? О чём с ней говорить в этой конкретной исторической ситуации, когда нет ни прошлого, ни будущего и вообще всё неважно? Говорили про настройку телефона. Вернее — старались говорить про настройку телефона, но оба волновались, путались, чувствовали себя неловко.

В магазине с них потребовали объяснить причину посещения «Оплота выживания» в неурочное время. Они растерялись, переглянулись. Человек в костюме космонавта пришёл на помощь:

— В связи с непредвиденной необходимостью. Так и запишем.

Накупили сладостей и ушли. В напичканном видеокамерами лифте молчали и дышали. Разбежались по разным углам крохотного лифта, спиной к зеркалу, и терпеливо дышали. Потом он открыл дверь в квартиру, вежливо пропустил её вперёд, закрыл дверь, убрал оба их телефона в холодильник. Всё.

Утром Слат пожелала ему доброго утра и сообщила, что сегодня суббота. Суббота! В прихожей ждал сиротливо стоящий в углу пакет с булочками и шоколадкой. Наив подобрал его и пошёл варить кофе. Кофе для двоих. Веар ещё спала. Он не хотел входить в комнату, не хотел смотреть не неё, не хотел верить, что всё это с ним теперь происходит. Стоял, прислонившись лбом к холодному стеклу, и пялился на красную крышу ненавистного оплота, на красную крышу прекрасного оплота, познакомившего его с самой «насущной необходимостью» на свете. Или ему всегда так казалось на первой встрече? Нет… Когда это у него было, чтобы и он, и она трезвые? В юности только. Если бы он знал, что трезвость добавляет столько сил, то, пожалуй, раньше бы так делал. Или не делал, потому что с большинством женщин по трезвяку он бы никогда… И зачем сейчас думать про никогда, когда у тебя в комнате…

— Доброе утро! — послышалось за спиной.

— Доброе! — он обернулся. Веар стояла, завернувшись в полотенце, растрёпанная, ненакрашенная и от этого невыносимо прекрасная. — Дать тебе зубную щётку? У меня есть новая!

— Что, уже? Вот так сразу? — засмеялась она.

— Откажешься? — спросил он.

— Пожалуй, нет — зубная щётка поважнее кофе будет!

«Бинго! — торжествовал в мыслях Наив. — Значит, ночью я точно не облажался!», а вслух спросил: —

Тебе кофе крепкий или…

— Мне с молоком, булочкой и шоколадкой, — ответила Веар и скрылась в ванной.

— Идеальная женщина, и к тому же голодная! — тихо сказал Наив себе под нос. 

За завтраком они наконец смогли немного поговорить.

— Ты не подумай только, я не такая, просто сейчас… — начала Веар.

— …такое время, когда всё иначе. Когда ценишь каждую минуту, каждую секунду и нет времени на условности, — закончил за неё Наив.

Она улыбнулась и кивнула.

Разлучиться в этот день они так и не смогли.

XVI

Автобусы пошли. Перемещение стало доступным по QR-кодам. Объяснили это «временными ограничениями для поддержания общественного порядка и эпидемиологической обстановки». Наив выбил себе на работе разрешение на неограниченное пользование транспортом и первым делом поехал к маме.

Они обнялись и молча плакали. Так уж у них было устроено, что говорить не нужно — зачем лишний раз воздух сотрясать, если без слов понятно. Когда он жестом предложил маме убрать телефон в холодильник, она наморщила лоб, помотала головой, жестом же пригласила его в комнату, включила телевизор погромче и положила аппарат у самой колонки. «Это моя мама!» — с гордостью подумал Наив и показал ей палец вверх. Мама недовольно помотала головой, показала, что этот жест теперь под запретом, собрала пальцы вместе, поднесла их к губам, поцеловала и тут же раскрыла ладонь. Получилось итальянское «идеально». Наив с удовольствием повторил жест.

Мама увела его на кухню, подальше от стукачек, и, как обычно, стала кормить: пирожки, салат, икра из баклажанов и свои солёные огурцы.

— У нас сегодня праздник? — спросил Наив.

— Да. Мы сегодня прощаемся с жизнью, — печально улыбнулась в ответ мама.

— Тогда не чокаясь, — сказал Наив и поднял стакан с компотом. Мама ответила тем же.

— Не думала, что доживу до такого. Столько всего было пережито — казалось, на три жизни и так хватит, и вот тебе сюрприз под гробовую доску!

— Не люблю, когда ты так говоришь, — поморщившись, сказал Наив.

— А я не люблю так говорить, но что сделаешь — живём то, что нам жить дали. Ты окна затянул фольгой?

— Нет. Что за дичь?

— Затяни.

— Мама! Зачем? Ну правда!

— За-тя-ни! Молодые вы, глупые, не понимаете, что каждое незатянутое окно орёт своей прозрачностью: «Я не верю в ваши сказки». Затяни обязательно! И мне затяни, пока не ушёл. И в поликлинику срочно иди.

— Это ещё зачем?

— Все свои болячки предъявляй, выдуманные и реальные. Скажись больным и немощным. Хоть ногу волочи, хоть идиотом прикидывайся. Требуй обследований!

— Зачем?

— Опять «зачем»? Считай, ради маминой прихоти. Просто потому, что мама так хочет! Капризы у старушки такие!

— Хорошо. Я тут подумал… — начал было сын, но мать прервала:

— Переезжать ко мне не надо. И мысль о том, что обо мне надо заботиться, как наседка о цыплёнке, оставь сразу! Ты же меня знаешь.

— Знаю. Но мне было бы так спокойнее.

— Эгоист! — рассмеялась мама.

— Кого вырастила, — улыбнулся Наив.

— Нет, сынок. Тебе сейчас нужно очень резво крутиться, повсюду совать свой нос, чтобы быстро разобраться, как выживать. Тебе выживать! — мама посмотрела на него очень пристально и добавила: — И, судя по всему, не тебе одному!

— Как ты всё видишь? Просто лазером просвечиваешь! — деланно возмутился Наив.

— Так ты всё время мысленно от меня к ней сбегаешь. Я же вижу, не слепая. Скажешь хоть, кто она?

— Женщина, мам. Молодая, красивая, умная женщина. Теперь мы все просто мужчины и женщины и больше никто.

— Совсем никто? А на работе как дела? Будет работа-то? — забеспокоилась мама.

— Неизвестно. Пока по инерции всё как-то продолжается, но на генеральном лица нет. Вряд ли кому-то в этом мире понадобятся теперь зарубежные туры. Придумывает, как дальше зарабатывать в новом Мире Мечты Му^˅^˅в.

— Да. Теперь совсем другое понадобится.

— Что?

Мама молча принялась строить горку из салата в миске, явно не горя желанием отвечать на этот вопрос. Наив настаивал:

— Скажи! Я хочу понимать, как ты думаешь! Мы все ищем решение, куда податься, чтобы во всём этом выжить.

— Клетки. Оружие и железные клетки — вот что теперь понадобится, — ответила мама резко и тут же осеклась: — Зря я тебе это сказала.

— Ты тоже так думаешь?

— А кто ещё так думает?

— Вечный Дед. Помнишь, с лысой собакой который гуляет?

— Жив ещё, зануда-физик! Привет ему передавай, когда увидишь. Что-что, а думать он хорошо умеет! — сказала мама с затаённой улыбкой, показывающей её осведомлённость и о том, что Вечный Дед умеет плохо.

Наив ради приличия не стал углубляться в тему. Ему от всего происходящего вокруг сейчас было тошно. Очень хотелось, чтобы раз — и всё закончилось, по щелчку пальцев. Вдруг проснуться в прошлом, до «Всем внимание. Мы все в опасности!», и просто жить как жили. Провожая его, мама сказала:

— Пообещай мне кое-что…

— Мама, нет, — попробовал сопротивляться Наив.

— Ты должен. Пообещай! Если наступит «край», думай о спасении себя. Только себя. Мне очень важно, чтобы ты жил! Нет, ты не обещаешь. Я по глазам вижу, что ты собрался мне соврать, а сам будешь думать обо мне. Так не пойдёт. Ты же знаешь меня… Я на многое готова, чтобы гирей не висеть на твоих ногах!

— Мама! Нет! — теперь уже закричал Наив, поняв, что она имеет в виду.

— Пообещай мне, что, когда наступит «край», будешь думать о себе, а не обо мне, и тогда я просто поживу, наблюдая за происходящим столько, сколько смогу это вынести.

— Мне больше понравилось, когда ты сказала «если наступит край», чем «когда наступит край»…

— Не сползай с темы, хитрец! Клянись! — засмеялась мама.

— Ты просишь от меня невозможного! — упирался Наив.

— Я прошу у тебя гарантии моей нынешней жизни. Я дала тебе когда-то жизнь, теперь ты можешь дать ещё пожить мне. Обещай!

Наив прижал её к себе, уткнулся в седые волосы и шёпотом сказал:

— Обещаю.

— Вот так-то лучше, — сказала мама, отстраняясь.

Она всучила сыну телефон и пакет с недоеденной едой «на недельку», и выпроводила домой, чтобы не видел, как она плачет.

XVII

Бусина за бусиной нанизывались на новую «политику партии» свежие постулаты. Каждый день добавляли понемногу, малой каплей, чтобы не расплескалось бурлящее в народе кипение через край. Капнут и ждут, пока проглотят, переварят и успокоятся. Сопровождаемые тревожными голосами видео рассказывали, как ставят по всему миру в ружьё молодчиков с остановившимся взглядом, как толпами идут рабочие на военные заводы, где «что-то производится», как отряды женщин-боевиков безжалостно мутузят манекены ногами, в биолабораториях варят ужасные вирусы, распространяемые птицами, рыбами, грызунами, пресмыкающимися и насекомыми. Вопрос «Зачем им столько солдат?» не сходил с уст. Благодаря Вечному Деду Наив знал на него ответ. Оставалось дождаться только информационной вишенки на торте, которая всё расставит на свои места, но кое-что начало мешать. Сначала в соцсети и мессенджере волнами мелькнули видео с самых обычных площадей самых обычных городов мира, где самые обычные люди, вполне себе вменяемые, указывали на табло с сегодняшней датой и временем, а потом разворачивали камеры на шумные улицы, полные туристов, смеющихся детей, собак, кошек и голубей. Просто жизнь, и никаких очередей в рамки. Видео из сети быстро потёрли, в новостях сообщили, что злоумышленники, пытающиеся ввести граждан в заблуждение, пойманы и будут наказаны по всей строгости антифейкового закона, но осадочек, как говорится, остался. А в одну из морозных ночей Наива разбудил неожиданный телефонный звонок от Жести:

— Видел?

— Что?

— Цецечницу, б^˅^ь. Глянь в окно.

Сонный Наив аккуратно переложил голову Веар со своей руки на подушку и неохотно побрёл к затянутому фольгой окну. Надорвал маленькое окошко. Тот же оплот с подсветкой, фонари, машины, снег искрится. Всё как обычно.

— И что там? Ничего не вижу.

— Цецечница, — упрямо повторил Жесть. — Выше бери.

Наив поднял глаза в небо и обомлел. Ясная морозная ночь усыпала иссиня-чёрное небо яркими звёздами. Среди них синхронно двигались небольшие огоньки, явно и однозначно сложенные в огромную надпись: «Вам врут».

— Видишь? — уточнил Жесть.

— Вижу! Что это? — спросил Наив.

— Цецечница, — ответил Жесть и, не прощаясь, положил трубку.

— Ты почему не спишь? — спросила Веар, которая тихонько подошла и обняла его сзади.

Наив вздрогнул. Почему-то испугался, что она это увидит, испугался за неё, но она уже сделала себе рядом «окошко» в фольге.

— Как звёзды-то сложились! Как же красиво! Ничего никогда не видела красивее! Чёртов Макс! Космических масштабов сукин сын! Не так, так иначе! Смог! — восхищалась Веар и почему-то плакала.

— Никто же не увидит. А если и увидят — не поверят. А если и поверят, то струсят себе в этом признаться. А если себе признаются, то головы не поднимут и пойдут на заклание как бараны, — сказал Наив угрюмо, вытирая слёзы с её лица.

— Это подарок тем, кто знает, что всё это одна большая ложь. Нам — подарок! Надежда, понимаешь! Нам в подарок — надежда!

— Надежда? На что нам надеяться? — не верил Наив.

— На то, что оттуда стараются до нас докричаться. Если стараются, значит смогут. Сейчас или позже, так или иначе!

Наив не захотел её разуверять — пусть помечтает.

Утром новостные издания разрывались от гнева. Оказывается, многие стали смотреть теперь в звёздное небо. Понятное дело — по телевизору сплошные пропагандистские ток-шоу, в медленном интернете ни игр сносных, ни видео — сплошная добродетель. Стерильно, как в аптеке! Вновь вернулись времена настоящих небесных звёзд, и многие умудрились снять на видео движение крохотных точек. Вероятно, нейросеть, которая за всеми следит, сразу не разобралась — небо и небо, и утром народ успел разогнать по соцсети множество видео с небесным «Вам врут». Пока спохватились, пока из лент всё потёрли, новость успела разбежаться из уст в уста.

В тот день все молились на прогноз погоды. Ясно. Вечером в новостях сообщили, что сегодня ожидается небывало высокий уровень облучающего излучения. Серьёзнейшим образом повелели окна фольгой в четыре слоя затянуть и ночью к ним не приближаться. Как стемнело пустили по дворам машины, которые изрыгали из себя белый театральный дым. Только куда им небо закрыть? И видно было по отблескам, как шевелится фольга на ночных окнах.

Наив и Веар тоже снова смотрели. На надежду грех не посмотреть, даже если это всего лишь два слова: «Вам врут».

XVIII

«Происки врагов. Против нашей страны, единственной в мире свободной страны, где люди могут оставаться сами собой, замышляют недоброе! Мировые элиты, предавшие нашу планету, с помощью инопланетян в сеть вбрасывают фейки, используют спецэффекты для введения граждан в заблуждение и нанесения вреда их здоровью!» — гласили заголовки новостей. На ток-шоу учёные мужи с серьёзным видом объясняли, что инопланетяне с помощью космических кораблей всё же пытаются облучить территорию страны. Для этого на ночном небе рисуют всякие надписи, от которых на самом деле исходят внушение и порча. Мол, это очень опасно, и тем, кто смотрел в последние два дня на небо, непременно нужно явиться в поликлинику, сообщить об этом, чтобы им в глаза закапали специальные капли. Иначе ослепнут или со временем сойдут с ума.

«Главным признаком того, что ваш близкий или сосед всё же подвергся внушающему облучению, является его сомнение в правдивости увиденного им в наших телепрограммах. Если вы это заметите, немедленно приступайте к спасению! Звоните по короткому номеру 30 и сообщайте. Мы тут же примем меры и постараемся сделать всё, чтобы уберечь вас и ваших близких от внушающего излучения!» — кричали весь день телеэкраны и новости.

На работе объявили, что вынуждены почти всех пока отправить в отпуск без содержания. Генеральный был хмур и бледен как поганка. «Я знаю, что не имею права этого делать, но денег у нас больше нет, даже виртуальных. Ни драхм, ни патров, ни “грошей один к одному”. Этот бизнес умер вместе с этой страной. Вы можете на меня донести, можете возмутиться или понять меня — это ваш выбор. Другого выбора нам не оставили», — сказал он, прощаясь с сотрудниками. У Наива сложилось чёткое впечатление, что больше босса он никогда не увидит.

К вечеру появились кадры из больниц, где оказались новоиспечённые ослепшие и сошедшие с ума после взгляда на небо. Врачи в защитных комбинезонах доблестно боролись за их здоровье. На всех каналах мелькал калейдоскоп из сюжетов ужаса и предателей «там» и героической битвы за спасение даже временно оступившихся «здесь». На границе постоянно сбивали летательные аппараты всех видов и размеров, несущие что-то в нашем направлении. Перебежчики подтверждали, что там готовят нам что-то неладное. Народ словно гладили против шерсти, стараясь наэлектризовать как следует. Мама сказала по телефону: «Будь осторожен и внимателен. Начинается». Наив оставил Веар готовить ужин в одиночестве и пошёл к Жести поболтать про цецечницы последнего времени.

— Я пристроил Сёму, — гордо заявил тот с порога. — Теперь Добби свободен[15]!

— И что будешь делать?

— Пока ничего — нет вариантов. Говорят, людям ещё удаётся уйти через границы пешком, но очень немногим. И отлавливают, и отстреливают. Всё, что движется.

— Как ты смог это узнать?

— У меня ребята есть знакомые близко к границе. Намёками умеют говорить. У них там войска и толпы желающих съ˅^˅^ь^˅.

— Значит, скоро и у нас полный п˅^^˅ц, — расстроился Наив.

— У нас он, б^˅^ь, уже давно. Или ты не заметил? Эти «космонавты» в скафандрах, расставленные по периметру нашей жизни на расстоянии взгляда. Засели, б^˅^ь, в оплотах, в патрулях. В глубинке люди хоть как-то могут двигаться и говорить, а нас тут как обезьян в клетку загнали.

Жесть притих. Наив тоже не знал, что сказать. И зачем пришёл? Только хуже стало!

— Как думаешь, на кой они надпись по небу гоняют? И кто гоняет, наши или нет?

— Думаю, они, оттуда. Опять не понимают, что мы тут, внутри, всё равно ничего не сможем сделать. Х˅^^я всё это. Только панику наводят и разгоняют то, с чем наши упыри могли ещё помедлить. Теперь начнут гайки ещё больше крутить. Всех переписали, всех на «продуктовые карточки» посадили. По теории после этого вместо облегчения, которого все ждут, устроят полную жесть. Ждут, пока люди старые запасы продуктов подъедят, которые были, и тогда лозунг «Еды хватит всем» заработает по полной!

Наив поражался, как в этой молодой немытой растрёпанной голове рождаются такие смысловые цепочки.

— Философ, йопт! Смотри не дофилософствуйся!

— Да какой я, б^˅^ь, философ! Закрыли в четырёх стенах, перечитал всю библиотеку, которую скачал когда-то «на всякий случай». Ох˅˅л и поумнел. Они меня «поумнели», суки! Ладно. Чего злиться впустую? Надо по делу злиться. Я пока приглядываюсь.

XIX

«Сенсации» долго ждать не пришлось. Когда все запуганные успели «закапать глаза» в поликлиниках, а сделали это не только те, кто на небо смотрел, но и те, кто «на всякий случай», медийный градус повысили. «Уникальное открытие наших учёных! Генетики раскрыли тайну! Разгадка свершилась! Теперь всё ясно!» — запестрели наконец передовицы новостных порталов. «Сегодня в 19:00 по всем телевизионным каналам информационный выпуск, который расставит все точки над “ё”».

По точкам над «ё» истосковались и уши, и души, и к вечеру улицы опустели. Зрители всех возрастов и убеждений прильнули к экранам чего бы то ни было. Наив и Веар вместо недоступного попкорна запаслись сухариками и уселись поудобнее. 

— Не будем долго растягивать вступление и нагнетать любопытство. С эмоциями и неприятными новостями из-за границы и так в последнее время перебор. В студии сегодня светило мирового уровня, доктор наук, многоуважаемый Роткив Нештейнкраф, который и расскажет нам об открытии наших учёных! Вам слово! — представил гостя ведущий, и студия разразилась бурными аплодисментами.

Убелённый сединами настоящий породистый доктор наук вышел к трибуне в центре студии с кипой бумаг. Наив тяжело вздохнул, готовясь к потоку наукоподобной мути. Веар взяла его за руку и шепнула: «Надо! Терпи!» Стали терпеть вместе. 

 — Ну что ж, я готов подтвердить — есть прорыв. Есть научное обоснование, почему часть людей не попадает под влияние внушающего излучения. На раскрытие этой тайны были брошены все силы учёного сообщества. Именно в людях, вернувшихся из-за границы, содержится разгадка. Все они подверглись исследованию, — начал учёный, оторвался от записей, обвёл студию пристальным взглядом и продолжил: — Я вижу страх в глазах! Нет, нет, не стоит беспокоиться! Мы никого не препарировали, как лягушек, и даже не разложили на атомы! Все испытуемые живы и здоровы, насколько могут быть здоровы люди, пережившие такой жуткий стресс…

— Мы все исстрадались в ожидании разгадки. Могу я попросить вас перейти сразу к её сути? — бесцеремонно перебил его ведущий.

— Как хотите, — недовольно ответил докладчик и перелистнул пачку бумаги. — Все они являются носителями уникальной гапплогруппы, которую нам и удалось выявить.

Докладчик упрямо замолчал, в упор глядя на ведущего. В зале недовольно загудели. Ведущий растерялся.

— По реакции в студии я вижу, что излишне быстрый переход к сути поверг вас в замешательство. Думаю, нам следует всё же отступить на несколько шагов назад и разобраться, хотя бы в самых общих чертах, в теории вопроса. Согласны? — предложил учёный.

Зал одобрительно загудел. Наив и Веар загудели неодобрительно. Ведущий развёл руками, как бы подчиняясь воле зала. Докладчик гордо откинул редкую седую чёлку на лысину и торжественно продолжил:

— Начнём, как и положено, с азов. Вспомним про геном человека — совокупность наследственного материала, заключённого в клетке. Каждый человек является носителем уникальной генетической информации, но есть часть генома, благодаря которой можно определить группу людей, произошедших от одного предка. Такие группы называются гапплогруппами. А группа аллелей, которая наследуется в неизменном виде — гапплотипом. У всех спасшихся выявлена общая гапплогруппа, которая превалирует в нашей стране.

— А можно ещё проще? — выкрикнул кто-то из зала.

— Ещё проще? Ну, я не знаю, куда уж проще-то? — театрально растерялся доктор.

— Я помогу, — вызвался один молодой эксперт из расположившейся в первом ряду группы поддержки научного сообщества.

Ведущий быстро метнулся к нему с микрофоном. Камеры переключились на нового спикера.

— Все понимают, что люди одной национальности похожи между собой внешне? — спросил молодой учёный.

— Да, — дружно ответил зал.

— Мы похожи не только внешне. У нас в строении клетки есть маленький кусочек, отличающий нас от всех остальных, который настолько мал, что не виден глазу. Чтобы его найти, пришлось заглянуть в самую глубь клетки. Этот кусочек клетки, который у всех спасшихся оказался одинаковым, смогли выявить. В нём содержится защита от внушающего излучения — уникальная особенность некоторых из нас.

— Хорошо. Пусть так, — вновь перехватил инициативу учёный. — Этот «кусочек» называется гапплогруппа. Чтобы не путаться, мы назвали эту гапплогруппу nashi. Это не совсем соответствует международным правилам, вернее, совсем не соответствует международным правилам, но кому они теперь нужны. На этой планете только мы остаёмся разумными существами, поэтому сами можем диктовать любые правила. Мы — люди, они — уже нет.

Зал зашумел. Ведущий озвучил вопрос, встревоживший аудиторию:

— Всех интересует, как узнать, есть ли у него такой «кусочек», защищён ли он от внушающего излучения?

— Вот тут я вынужден вас расстроить, — сказал доктор серьёзно. — Мы и сохранили свои личности благодаря тому, что, направляя внушающее излучение, гуманоиды или их пособники не знали о существовании людей, которые ему не подвержены. То есть мы. Теперь знают, а значит, могут модифицировать излучение так, чтобы оно подействовало и на гапплогруппу nashi. Сколько у них уйдёт времени на доработку — неизвестно. К тому же не забываем про биолаборатории, угрозы химического и радиоактивного заражения. Полагаться только на свою гапплогруппу, на свой «кусочек клетки», нельзя. Мы несомненно особенные! И я уверен теперь, что именно поэтому наша миссия — сохранить и продолжить жизнь на этой Земле! Мы — лучшее, что есть на этой планете!

— И что же нам делать? — снова крикнули из зала.

— Защищаться. Бороться за выживание, как завещал великий Дарвин!

Студия вновь взорвалась аплодисментами. Веар и Наив переглянулись, и он сказал:

— Воистину, 50% генов человека совпадает с генами овоща, что мы и имеем неудовольствие наблюдать!

— Уточнение: не генов, а узнаваемых аналогов генов. Не стоит так упрощать, — вмешалась Слат.

— Не умничай, а то отправлю считать звёзды на небе! — одёрнула её Веар, и Слат послушно замолчала.

Удивительно, но у женщин управлять своими и чужими надсмотрщицами получалось много лучше, чем у мужчин.

XX

Ужасно надоело ничего не делать. Холодный февраль сменился грязным мартом, смелые люди толпами шатались по округе, как бы гуляя. Витрины пустых магазинов напоминали о прошлом рекламными предложениями, напрочь потерявшими свою актуальность. Ничего не происходило. Минимальный ассортимент продуктов и вещей первой необходимости был доступен всё в том же онлайн-магазине оплота, в том числе фольга, зонты из фольги, шапки из фольги, плащи, комбинезоны из фольгированного материала и амулеты для защиты от внушающего излучения. Товары всё так же записывали в долг. Расплодились фарцовщики[16], которые откуда-то добывали всё, чего не было пока в официальном доступе. Бродили между стоящими в очередях в оплот, вроде бы предлагали невинные дефицитные деликатесы, зубные пасты и прочие средства гигиены, но в процессе разговора выяснялось, что есть у них и порно-журналы, и компьютерные игры на флешках, и взломанные смартфоны «без Агафьи» и идентификации пользователя, и запрещённые лекарства, и полностью изолирующие телефон от внешнего мира чехлы, и даже наркота всех видов. В оплату брали золото, антиквариат и «айтишку».

Не работали фудкорты, рестораны, развлекательные центры, выставки, театры, кино — ничего, что раньше хоть как-то разбавляло цветом серые будни. Лестничные площадки теперь повсеместно стали общественными местами, поэтому в подъездах стоял непрекращающийся гам. Люди варились в крепком бульоне из страха и новостей и ждали. Чего? Хоть чего-то: новых денег, открытия магазинов, работы — любого намёка на будущее!

Военная техника на улицах, самолёты и вертолёты над головами перестали удивлять. По телевизору без конца крутили кадры, каким-то образом полученные с военных предприятий, биолабораторий, испытательных полигонов и центров подготовки по всему миру, ток-шоу про выживание в современных условиях и великую роль великой страны, и старые фильмы. Обещали изобрести вакцину из стволовых клеток, которая гарантированно добавит каждому гапплогруппу nashi. Даже начали уже записывать в тестовую группу испытателей будущей вакцины тех, кому особо не терпелось.

Программу «Социальный рейтинг», к счастью, настроили так криво, что все пальцы быстро покраснели и развернулись вниз, уравняв население в правах. Явно недооценили уровень матерщины в речи человеческой, тем более в сложившейся исторической ситуации, когда позитив зашкаливает. Это очень сплачивало, роднило людей. При встрече принято стало предъявлять друг другу красный палец как доказательство того, что ты хороший, «свой» человек. Все стали «как все», и от этого всем полегчало.

Наива же всё это мало интересовало. Даже отсутствие какой-нибудь сносной командной компьютерной игры в добродетельном Мире Моей Мечты (переименованном в народе в Мир Мечты Му^˅^ов или просто МММ) не сильно расстраивало — спасала любовь. Любовь — универсальное живительное средство. Спасает всех и всегда. Даже узников концлагерей когда-то с того света вытаскивала. Если человеку есть для чего жить, он живёт, а если есть ещё и чем наслаждаться — любая жизнь за праздник сойдёт. Они с Веар каждый день понемногу открывали друг друга. Смакуя, не спеша, по одной страничке, внимательно изучая каждый штрих, каждую букву, каждую морщинку радости и недовольства. Им словно подарили медовый месяц «ничего», изоляции от всех на необитаемом острове размером в одну улицу. Даже их смартфоны, которые ещё недавно были неотъемлемой частью жизни, почти всё время теперь проводили в холодильнике или жестяной коробке. И столь вожделенное Наивом одиночество окончательно потеряло свою ценность. Когда Веар уходила, он начинал тосковать по ней сразу, как захлопывалась дверь. Они словно срослись, сплелись ветвями, как деревья, растущие рядом. Превратились в сиамских близнецов, которых отрезать друг от друга можно, но разлучить нельзя. Они растворились друг в друге и очень хотели верить в будущее. Очень хотели, но не верили.

Гуляя, они часто встречали Вечного Деда, наматывающего круги между ближайшими домами со своим лысым спутником. Он ругался на прохожих, одетых в защиту из фольги, на погоду, на грязь, на всеобщую глупость и отсутствие смерти: «Хоть бы меня поскорее туда забрали, чтобы не видеть всего этого! Не в окно же выходить? Нужно какое-то уважение к возрасту иметь и позволить старику умереть достойно, желательно во сне, в своей кровати и поскорее!» Предположения Наива про босса оправдались — не прошло и недели после роспуска компании, как его не стало при странных обстоятельствах, как и всей его семьи. Мама каждый день напоминала, что нужно быть готовым к любому продолжению, держать продукты и воду в запасе и никому не верить, кроме самого себя, даже ей.

Когда объявили очередную «сенсацию в 19:00», все помрачнели. Ждать хорошего не приходилось, и многие ворчали, что лучше бы уж так, как сейчас, жить, но хоть как-то жить. Ветер перемен явно был не попутным, тем более что ожидалось выступление не какого-то там научного светила, а самого лидера нации — этот зря ни слова не скажет, ни лика не покажет.

Первый миг, взгляд на лицо главы государства во весь экран, и всё сразу стало ясно: суровая складка на переносице, скорбно опущенные уголки губ и нездоровый блеск в глазах сказали всё лучше всяких слов.

«Два месяца мы прожили в состоянии неопределённости, потому что искали ответы на множество вопросов для того, чтобы выстроить план построения прочной и светлой дороги в будущее. Благодаря слаженной работе наших разведчиков, генетиков, врачей, военных, научных экспертов, сегодня однозначно можно сказать: нам выпала доля избранного народа, цель которого велика и прекрасна. Наша миссия — спасение человечества!

Теперь уже доподлинно известно: небольшая группа людей, решившая, что им принадлежит весь мир, пошла на страшное предательство. Они привлекли неизвестные на Земле технологии для того, чтобы поработить бо́льшую часть населения мира. Лишить людей главного, что у них есть — личности. Собственных чувств, эмоций, близких, любви, веры в будущее. Они сочли себя вправе превратить миллиарды людей в покорных рабов, готовых служить им и их хозяевам, которым они, похоже, продали за это душу. Они сочли себя вправе лишить детей детства в кругу семьи, а стариков — достойной старости. Они сочли себя вправе распоряжаться судьбами и вершить самосуд на всей планете, но они просчитались. Оказалось, что в мире есть одна страна, которая была готова к такому развитию событий, организовала надёжную защиту своих граждан и наделена уникальным генетическим кодом, который не поддался влиянию внушения. И это — наша страна! Я говорю об этом с огромной гордостью! Мы сохранили наших граждан, сохранили их личности, обеспечили выживание страны в прошедшие несколько месяцев. Это огромное достижение, которое нужно признать и поблагодарить всех, кто не сомкнул глаз для этого, работая день и ночь — всю команду управленцев и руководителей, которые справились с этим непростым вызовом!

Но не стоит обольщаться! Это только начало пути! Проверенная информация показывает, что ничего ещё не закончено. То, что мы справились, стало откровением для горстки самозваных “господ мира”. Им не по нраву свобода других, они готовятся к нападению. Мы защитили страну от излучения по границе, закрыли небо от проникновения летающих объектов, но они готовы на всё, чтобы нас уничтожить! Что это будет на сей раз? Смертельный вирус? Очередная порция внушения? Волна радиации? Судя по тому, что они делают, у этих людей нет ничего святого. Но мы не сдадимся! Мы уже не сдались, доказав свою способность противостоять даже столь сильному злу! Мы принимаем бой! Отныне лозунг нашей страны — “Всё для защиты, всё для будущего!”, а значит, каждый из нас сделает всё для спасения ближнего и светлого будущего наших детей и внуков! Природа и Бог не случайно наделили нас уникальным геномом, защитой на уровне нации — они несомненно нам помогут, но и нам придётся изрядно потрудиться. Мы выживем и сохраним себя. Для этого

с 22 часов вечера сегодняшнего дня в стране в дополнение к особому положению объявляется всеобщая полная мобилизация экономики и граждан. Нам потребуются силы и знания каждого из вас. Во-первых, необходимо выстроить огромную стену, которая надёжно закроет периметр нашей страны по контуру от любого несанкционированного проникновения и людей, и техники, и излучения, и вирусов. Это должна быть невиданная в мире доселе конструкция, оборудованная по самому последнему слову техники. Во-вторых, нужна армия. Такая мощная и сильная, чтобы весь мир понимал, что нападать на нас — пустая затея. В-третьих, нужна профессиональная рабочая сила и инженерные умы для налаживания высокотехнологичного производства. В-четвертых, необходима организация тылового обеспечения и мирной жизни граждан, административных функций и медицинского обеспечения. Какими бы сложными и вызывающими ни были обстоятельства, еды должно хватить всем!

Нам выпал шанс создать идеальную страну и показать всему миру эталон существования человека и человечества! Не просто людей с множеством низменных потребностей и низких желаний. Не особей женского, мужского и среднего рода, а людей с большой буквы! Ещё недавно лозунг “От каждого по возможности — каждому по потребности” был похоронен под пылью неверия. Пришла пора вернуть его к жизни! Каждый из нас сделает всё, что может для реализации нашей самой важной потребности: выживания страны, выживания планеты, великого будущего великой страны, которой сам Бог дал право быть избранной на этом пути, сделав её народ неуязвимым! Мир мечты в наших добродетельных руках!

Всё для защиты, всё для будущего!

Детали вам расскажет глава “Чрезвычайного комитета по выживанию”. Передаю ему слово».

Необъятное лицо главы ЧКПВ еле-еле втиснулось в кадр. Он вытер обильно струящийся по красной физиономии пот салфеткой, глотнул воды из стакана и забасил, бегло читая с листа:

«Первое и самое важное, что всем нужно знать: в такое время нам требуется дисциплина, дисциплина и ещё раз дисциплина! Чёткое выполнение требований и предписаний — залог вашего выживания. Поэтому в течение ближайших трёх дней каждый гражданин страны старше 18 лет обязан явиться в свой “Оплот выживания”, пройти регистрацию, получить там первичное мобилизационное предписание, направление на медкомиссию и ждать дальнейшего распределения.

Порядок продуктового обеспечения пока остаётся прежним. Все медицинские учреждения переключаются в режим освидетельствования граждан. Каждый должен пройти медицинскую комиссию, которая определит, чем лично вы можете быть полезны обществу. Поверьте, дело найдётся для всех, разве что кроме лежачих инвалидов, древних стариков и детей! За этим последует распределение, и вы получите дальнейшие указания о порядке действий.

Главное — без паники! Вы же видите, что у нас всё под контролем! Мы знаем, что делаем! Конечно, есть отдельные личности, которые пытаются развести конспирологию и сеять панику. Кто-то осознанно вредя, а кто-то просто по недопониманию. Мы могли бы сказать: “Кто не с нами, тот против нас!”, но мы не будем так говорить! Если вы не верите руководству своей страны, это скорее ваша беда, чем ваша вина. Мы знаем, что есть несознательная часть граждан, которая пытается вырваться за границу, на так называемую “свободу”. На “свободу” стать трудовым рабом, попасть в заключение или даже умереть! Но это ваш выбор. Каждый гражданин может его заявить в “Оплоте выживания”. С каждым будет проведена разъяснительная работа, а тот, кто сохранит свою антагонистическую позицию и потребует его выпустить, выйдет из страны по специально организованному для этого безопасному коридору, исключающему проникновение инфекций и излучения с другой стороны. Никаких договорённостей с принимающей стороной нет и быть не может — пойдёте на свой страх и риск. Мы здесь никого не держим! С нами останутся истинные патриоты своей Родины, готовые её защищать и работать на её процветание.

Вместе мы сдюжим! Всё для защиты, всё для будущего!»

Наив и Веар долго молчали. Потом он сходил на кухню и принёс ей стакан воды. Веар сидела с закрытыми глазами, бледная, недвижимая. Он очень испугался за неё, прижал к себе, требовал: «Плачь! Плачь, сейчас же! Пла-а-ачь!» и, когда почувствовал, как горячие слёзы намочили его плечо, стал качать её, как ребёнка.

— Мы со всем справимся! Всё будет хорошо! Мы будем вместе, слышишь! Мы сильные, мы умные! — уговаривал Наив и сам верил своим словам, чтобы не сойти с ума здесь и сейчас.

XXI

Сообщение от мамы: «Жду тебя». Сообщение от Жести предсказуемо: «Цецечница». Наиву очень не хотелось оставлять Веар одну, но нужно было идти. Она всё понимала.

— Только не пропади прямо сейчас, пожалуйста, не пропади прямо сейчас! — попросила Веар, провожая. Он ничего не ответил.

Наив решил не рисковать и пошёл к Жести обходными тропами, но там тоже были военные. Проверили документы, убедились, что он недалеко от своего оплота, и отпустили.

— Гулять-то теперь можно? — просил он напоследок.

— Можно, но в пределах своего района или в районе полученного разрешения на выезд. Пока так.

Жесть весь светился от радости:

— Видишь! Не нужны им тут такие, как мы с тобой. Сами выпихивают, на х˅^! Коридор будет! Зае^˅^ь!

— Ты уверен, что стоит туда идти? Уверен, что реально выпустят? — с сомнением спросил Наив.

— Конечно, б^˅^ь! Чего с нами возиться-то? Кыш нас, и всем хорошо! А то будем пиз^˅^ь не по делу, думать, сеять недоверие в неокрепшие умы граждан. И им хорошо, и нам хорошо! Сегодня же запишусь на выход.

— Обрабатывать будут. Уверен, что стоит того?

— Ты с ума сошёл! Стоит ли того? А разве есть выбор? Свобода — это такая штука, которую лучше один раз ощутить, чем сто раз себе представить. Не использовать такой шанс — быть долбо˅^˅м сказочным! Здесь мы уже рабы еды! Мы ходим к ним с протянутой рукой: «Дайте пожрать, дяденьки», и рады уже тому, что сыты! — почти кричал Жесть.

— А если нет? Если просто выявят предателей и всех несогласных пересажают? Или того хуже — отправят в коридор, из которого никто не выйдет?

— «Выйти в окно» нигде и никогда не поздно. Жить в идеальном мире имени их пиз^˅^˅^ой фантазии я не буду. Ты видел, они сетевую игру «Мир Моей Мечты. Война» выпустили?

— Нет.

— И куда ты только смотришь? Почти неделю уже играем в эту патриотскую х^˅^ю! Там сюжет, что мы защищаем Землю от инопланетян и зомби-людей. В известных локациях: Париж, Рим, Токио, Сидней. Эдакий виртуальный милитари-тур по миру. Б^˅ буду, стоит зайти, поглядеть — многое станет ясно. Остоп˅^^˅^и! Ни х˅˅ я на это не соглашусь! Сегодня же пойду в оплот не соглашаться!

— Может, подождёшь хоть пару дней? Посмотришь, как всё будет развиваться? — попробовал урезонить юношеский порыв Наив.

— Ага! Как же! А эти мозго˅^ы возьмут и передумают! Нет уж. Дают — беру, бьют — бегу, а тут и то и другое.

Мама встретила сына с тревогой в глазах. В квартире пахло сердечными каплями.

— Как ты себя чувствуешь? — забеспокоился Наив.

— Как все. Без мата не описать, а мамам материться не положено, так что сам додумывай. Что делать будешь?

— Пока присмотрюсь, как пойдёт.

— Слава богу! Я уж испугалась, что кинешься в коридор, «на выход» очертя голову. Думала, отговаривать придётся!

— Мама, мне через месяц сорок. Куда я кинусь очертя голову? Только в уныние!

— Главное, чтобы не в окно! Ты в поликлинике был заранее, как я говорила?

— Был. С глазами беда какая-то. Сказали операцию делать, хрусталик менять.

— Какое счастье! — воскликнула мама.

— Я тоже так думаю. Спасибо, — поблагодарил Наив.

— Привезёшь ко мне свою любовь знакомить?

— Постараюсь. Если она согласится.

— А если не согласится, в ковёр заворачивай и тащи насильно. Не те теперь времена, чтобы нос от мам воротить! Не так много нас есть, своих-то. И всё равно помни: верить можно только себе. Даже мне нельзя!

— Хорошо, мама. Только я и себе-то, похоже, уже не верю. Говорю Веар, что справимся, всё будет хорошо, и сам себе не верю.

— А с чего бы тебе поверить в такую глупую небылицу? Не будет всё хорошо. А вот справимся мы и с тем, что нехорошо. Где наша не пропадала! Себе теперь верить надо крепко — только на себя и надежда!

XXII

В оплоте крутили перепевку старого мотива:

Кто готов судьбу и счастье

С бою брать своей рукой,

Выходи солдатом верным

На простор страны родной!

Припев:

Враг лютует, но границы

Мы без боя не сдаём.

Мы — спина к спине — у мачты,

Против тысячи вдвоём!

Дрон на помощь миномёту —

Славный выдался денёк!

Пушка сломит их упрямство,

Жми смелее на курок.

Припев:

Славь, солдат, страну родную,

Не кури, не пей вино!

Подлый враг, проси пощады,

Генерал убит давно!

Повторяли раз за разом, перемежая объявлениями. Очередь из ожидающих регистрации длинным хвостом виляла аж за дом. Весеннее солнце припекало так, что те, кто посмелее, подставляли лица лучам, устроив во дворе огромный естественный солярий, расстегнули куртки и сняли шапки. Другие же, наоборот, кутались в фольгу от всех видов излучения и от солнышка заодно. Стояли семьями, с детьми, с собаками, с бабушками и дедушками, словно боялись разлучиться хоть на минуту, но, на удивление, говорили, смеялись, как будто впереди их ждало что-то хорошее, а не мобилизация. Люди так устали от страха и тревоги, что, похоже, перестали бояться и тревожиться. Побыть на солнышке вместе — уже хорошо.

Наив с Веар стояли в обнимку, не стесняясь чужих взглядов. Слушали одну музыку на двоих, смотрели по сторонам и, как и все, старались не думать о том, что их ждёт впереди. Идиллию прервал своим ворчанием Вечный Дед, шлёпающий по весеннему ручью в здоровенных резиновых сапогах:

— Стойте, стойте! Что вам ещё делать? Выстроились в очередь на массовое жертвоприношение, мать вашу! И ведь ни у кого извилина в мозгу не дрогнет, чтобы задуматься! Верите им, как бараны. Вам раз соврали, два соврали, десять раз соврали, сто — вы всё равно врунам верите. Какую чушь вам ни скажи — верите! Жертвы собственной амёбности! Трясущиеся душонки не обременённый интеллектом!

— Что разворчался, старый? Знаешь, что делать — скажи, что делать. Не знаешь, что делать — заткнись! — рыкнула на него дама из очереди.

— Говорю же — думать! Своей головой думать! Ду-мать! Вот что делать. Но это слишком сложно. Вам непременно нужен тот, кто скажет, что делать, и вы сделаете. С моста спрыгнете, говна сожрёте, убьёте или умрёте, потому что вам кто-то сказал: «Это правильно! Равняйсь! Смирно! Жрать говно шаго-о-о-ом марш!» Биороботы хреновы, чтоб вас!..

Он ушёл вдаль, продолжая громко ворчать себе под нос. Лица людей помрачнели. Они почему-то стали застёгивать куртки, словно похолодало.

— Да вырубите вы уже эту песню. Задолбали! Пластинку смените! — рявкнул кто-то в сторону оплота.

Очередь неодобрительно загудела. Через пару минут на красную крышу вылезли четыре человека в костюмах космонавтов с автоматами и один с громкоговорителем.

— Внимание! — взвизгнул громкоговоритель. — Принято решение изменить порядок явки для мобилизационной регистрации. Всем вам на смартфоны поступит информация о дате и времени, в которые конкретно вам необходимо явиться. Сейчас у вас есть пять минут, чтобы разойтись по домам.

— Мы почти достояли! Нафига потратили два часа-то? Примите хоть тех, кто первые, — крикнули стоящие впереди.

— Повторяю! У вас есть пять минут, чтобы разойтись по квартирам по-хорошему. Напоминаю: введён режим особого положения. Необходимо неукоснительно подчиняться распоряжениям! — заорал мегафон.

— А что если нет? — спросил кто-то.

— Тогда будет по-плохому. Как положено в особое время, — ласково сказал человек-мегафон, а автоматчики демонстративно приподняли автоматы на ремнях чуть выше, но целиться, к счастью, не стали.

Этого хватило, чтобы все покорно разбрелись по квартирам. Наив стоял у окна и смотрел в проделанную в фольге дыру. На экране, по телевизору, из громкоговорителя твердили, что время записи на регистрацию поступит в виде сообщения. Всех, кто подходил к дверям оплота, разворачивали. Автоматчики стояли на крыше на специально оборудованных для этого площадках и смотрели во все четыре стороны. Вдруг из-за угла появились двое в чёрной форме, без защитных костюмов. Они медленно вели под руки Вечного Деда, а его маленькая лысая беззубая собачонка, заливаясь лаем, пыталась отбить хозяина. Дед не сопротивлялся, не упирался, старался быстрее перебирать ногами и что-то говорил псине. Собака не унималась и исхитрилась прикусить одного из блюстителей закона за штанину. Тот выхватил из-за пояса чёрный прибор и, изловчившись, ткнул им в собаку. Раздался треск. Она завизжала, затряслась, упала и забилась в конвульсиях, а старика подвели к зарешёченной машине и подсадили на подножку. Он вошёл, опустив голову, и даже не обернулся.

— Что там такое? — спросила Веар, подходя к Наиву.

— Ничего интересного. Пойдём чай пить! — ответил он, резко обернувшись, и увёл её от окна.

XXIII

«Очень важны слаженные организованные действия. Чётко исполняйте распоряжения», — твердил телевизор, а ещё успокаивал: «Войны не будет. Всё, что мы делаем — чтобы избежать вооружённого вторжения. Наша задача — показать врагам силу, единство и организованность, чтобы у них и мысли не было попробовать напасть на страну, сжатую в единый кулак отпора!»

Срочно приняли «Закон об отрицании величия». Теперь публичное отрицание, преуменьшение, неодобрение величия и особой роли страны, а также наличия генетической уникальности её граждан, наказывалось лишением свободы сроком от одного года до десяти лет. В народе тут же появилась присказка: «Тот велик, кто молчать привык», и молчали.

Первой пройти мобилизационную регистрацию удалось маме. Наив, как и обещал, приехал к ней вместе с Веар. Мама устроила настоящий семейный обед: нажарила картошки, запекла курицу, достала своё идеальное варенье из половинок абрикосов, вишнёвый компот и банку оливок из прошлой жизни. Они с Веар как-то неожиданно быстро подружились, словно знали друг друга годы. Вместе накрывали на стол, болтали о кулинарных рецептах и женских кухонных хитростях, а потом мама стала учить, чем вкусненьким накормить Наива, чтобы подобрел.

— Я вам не мешаю? — с деланной обидой спросил Наив, который рылся в телефоне, сидя за полупустым столом. — Бросили меня тут одного, и меня ещё и обсуждают.

— На вот полотенце, протри стаканы,— велела мама и выдала сыну мягкое клетчатое полотенце.

— И вставь в уши наушники. Мы скажем, когда можно вынимать, — в тон маме добавила Веар.

Он для вида вставил наушники, но ничего не включил — решил подслушать женские секреты. «Какие же коварные существа эти женщины! — думал он. — Я всегда считал гренки просто гренками, а оказывается, это прямой путь к тому, чтобы я что-то сделал по дому. Стейки — волшебное средство для финансовых договорённостей, а фруктовый салат крайне необходим при плохом настроении. Неужели я так прост, что никогда этого не замечал? У Веар для всего вышеперечисленного есть совсем другие, значительно более действенные методы. Эх… Как бы хорошо было всё это услышать в другое время, в другой год, в другой стране, в другом мире!»

За столом мама рассказала про получение мобилизационной регистрации:

— Они вместе собрали стариков, на одно время, эдакий пенсионерский клуб. Заполняла анкету пунктов в сто, так что готовьтесь — больше часа займёт точно. Мы к ним пристали — нас-то куда трудоустроят? Сказали, надомную работу будут давать: носки вязать, одежду штопать, еду готовить. Обещали всех к делу пристроить, так что скучно никому не будет!

Мама показала жёлтую карточку с фотографией, QR-кодом и надписью «Мобилизационное предписание. Пенсионное». Выглядело оно довольно миролюбиво, как обычная социальная карта.

Стали говорить про семьи: кто из какого рода, у кого какие предки. Когда Веар рассказала маме, что её родители остались за границей, мама сначала заплакала. Потом обрадовалась, веря, что у них там всё хорошо. Наив узнал много нового и про Веар, прадед которой оказался родом из Италии, и про своих репрессированных предков. 

— А почему вы мне раньше этого не говорили? — возмутился Наив.

— Потому что ты не спрашивал, — хором ответили женщины и рассмеялись.

Дети пообещали маме вести себя хорошо и не наделать глупостей. У Наива заныло сердце. Мама строго взглянула и напомнила:

— Ты обещал, а обещания надо выполнять.

От Жести пришло сообщение:

— Я иду завтра в 15:20.

— Я завтра в 16:30. Не передумал? — ответил Наив.

— Не передумал.

— Передумай! — написал Наив, вспомнив собачьи конвульсии.

— НЕТ!

— Цецечница! — настаивал Наив.

— Ок. Утром.

На другой день утром Веар ушла в оплот к назначенному ей времени, а Наив, чтобы не сойти с ума от тревожного ожидания — к Жести. В подробностях рассказал ему про Вечного Деда, про собаку, но Жесть упёрся:

— Слушай, ну правильно! А как они должны были, если собака кусалась? Жалко, конечно, но таких, как я, точно выпустят. Мы им в МММ на х˅^ не нужны. Проще вып˅^^˅^ь нас отсюда и на похороны не тратиться.

— Подожди немного. Не всё так однозначно! Надо же понять, как всё дальше пойдёт. Выжить надо для начала, а потом действовать, — настаивал Наив.

— Не могу я больше ждать. Не-мо-гу! Зае^˅^^я! Сотворю какую-нибудь х˅^^ю, и только хуже будет. Я здесь болею, понимаешь. Задыхаюсь!

— Так выдыхай, бобёр, выдыхай, б^˅^ь! Не детские игрушки, не бирюльки! На вышках оплотов автоматчики. Мобилизация, мать eё. Это уже, б^˅^ь, не игра, второй жизни не будет!

Жесть угрюмо молчал в ответ.

— Обещай хотя бы подумать, — сказал Наив.

Жесть кивнул, но явно для приличия — для себя он уже всё решил. Двум совершенно чужим людям говорить было не о чем. Наив засобирался, полез в холодильник за телефоном, но студент остановил его и сказал очень серьёзно, как взрослый, умудрённый опытом человек:

— Если ты остаёшься, учи язык глухих. Обязательно учи.

Наив нахмурился, не понимая. Жесть приложил палец к губам и быстро убрал.

— Это значит — молчи.

Потом быстро приложил палец к губам с наклоном, как бы перечеркнув губы наискось.

— Это типа наша с тобой «Цецечница», когда нельзя говорить, потому что небезопасно, но кто-то хочет с тобой пообщаться без лишних ушей. 

— И где такому учат?

— Учат друг друга, как раз без лишних ушей, передают от одного другому, — ответил студент.

— У меня с «цецечницей» только ты, а ты сматываешься, так что научиться мне не судьба.

— В основе — язык жестов, язык глухих. Изменённый, конечно, почти без губ, потому что нельзя палиться. Будешь его знать — сможешь понять. Попробуй. Лишним не будет.

— Есть ещё какие-то жесты, которые надо знать обязательно? — спросил Наив.

Жесть не задумываясь постучал тыльной стороной прямых пальцев по подбородку снизу:

— Это значит — осторожно.

Быстро приложил кулак сначала ко лбу, потом к подбородку.

— Это — спасибо.

Он выглядел совсем не по-студенчески — не беззаботно. Ничто так не способствует взрослению, как большая беда. Они попрощались.

Наив встретил Веар у выхода из оплота. Она улыбалась, но как-то натянуто, неестественно. Он схватил её за руку и почти бегом потащил в подъезд, заставил достать карточку уже в лифте. Синяя, с надписью: «Военнообязанный».

— Почему ты-то военнообязанная? Что за чушь! — возмущался Наив, мечась по квартире как разъярённый лев в клетке.

— Потому что я косметолог. Настоящий врач дерматолог-косметолог. Все врачи военнообязанные.

— Ты маски будешь солдатам делать или брови выщипывать? — не унимался Наив.

— Перевязки. Они везде одинаковые. Инъекции, они же уколы, — спокойно отвечала Веар.

— Как ты можешь быть такой спокойной! Ужас какой-то! — кричал Наив. — У тебя болячки есть какие-нибудь, чтобы откосить?

— Не-а. Я как космонавт — можно хоть завтра на орбиту засылать. Тебе не пора ли в оплот? Время подходит. Только не учуди там чего-нибудь! Поспокойнее, — сказала Веар и погладила его по голове, как маленького ребёнка, до которого нужно было тянуться. — Время покажет, что из всего этого получится. Сейчас психовать точно бесполезно.

Наив вернулся из оплота с зелёной картой: «Трудовая мобилизация». Сорок лет в сочетании со всеми собранными заранее диагнозами уберегли от воинской повинности, но радости он найти не мог — слишком беспокоился за Веар. Вечером написал Жести. Сообщение осталось непрочитанным.

XXIV

Поликлинику разделили на два крыла: мужское и женское, «М» и «Ж», как в общественном туалете. Назвать происходящее медкомиссией было сложно. Такого нервного сборища людей в одном месте Наив ещё никогда не видел — люди огрызались, лезли без очереди, переспрашивали одно и то же, требовали руководство, требовали «человеческого отношения», кричали, что будут жаловаться. И ни одного лица, пышущего здоровьем: у всех тёмные круги, красные или жёлтые глаза, измождённый вид. «Похоже, здоровым в наше время быть совсем не в тренде», — подумал Наив.

На входе каждого взвешивали, измеряли рост и выдавали обходной лист с номерами «постов», которые он должен посетить. Нужно было «пробежаться» по всем десяти номерам и потом сдать лист с результатами, печатями и подписями на стойку регистрации. Усталые врачи тоже явно мечтали о «человеческом отношении». Они сидели на «постах» за столиками с табличками «хирург», «невропатолог», «лор» и прочими в кабинетах, коридорах, холлах и без перерыва принимали людей. Похоже, работали без выходных и вряд ли даже на обед могли отлучиться. Люди подходили к посту, садились на стул. Звучал вопрос:

— Жалобы есть?

— Есть, — отвечал каждый.

— Что беспокоит? — уточнял врач.

— Спина болит.

— Ранее обращались?

— Нет.

— Тогда это не является противопоказанием.

— Глаза не видят.

— Ранее обращались?

— Нет.

— Тогда это не является противопоказанием.

— Писаюсь во сне.

— Ранее обращались?

— Нет.

— Тогда это не является противопоказанием.

— Что же мне, сдохнуть, если я ранее не обращался?

— Это был ваш выбор.

Печать, подпись и крик: «Следующий!»

Уже в ожидании очереди к первому «посту» из своего списка Наив понял, что никакие новые «болячки» здесь не принимаются, поэтому на вопрос о жалобах сразу ответил:

— Всё есть в истории болезни.

Врач посмотрел на него с благодарностью, переписал с монитора компьютера данные в обходной лист. Так повторилось десять раз. Потом Наив метался по двору в ожидании Веар и думал: «Как мама могла всё это предвидеть? Почему я не мог? Что она знает такого, чего я не знаю?» Люди выходили из поликлиники злые, разочарованные. Брюзжали, курили, матерились, кутались в накидки из фольги, но быстро шли прочь, подгоняемые улыбками автоматчиков, дежурящих по периметру здания. Да, автоматчики были без защитных костюмов, в обычной военной форме, и мило улыбались.

Ждать пришлось долго, вопросов в голове крутилось много, ответов не было. Наив почувствовал вдруг накатившее на него бешенство. Захотелось рвать и метать всё вокруг, захотелось взять земной шар в руки и зашвырнуть его подальше к звёздам в чёрный космос, ко всем чертям. Беспомощность! Как же он ненавидел сейчас свою беспомощность, невозможность хоть что-то сделать. Невозможность узнать правду. Невозможность уберечь родных женщин. Не мужик!

Их лишили всего. Мнимая «свобода личности» отключалась по щелчку пальцев: раз — и нет у тебя денег, нет у тебя работы, нет у тебя себя. Ты во власти других людей, которым служат вот эти улыбчивые автоматчики. Эти люди решают, что ты будешь есть, что ты будешь делать, во что ты будешь верить, сколько, как и где ты проживёшь. Единственный выбор, который у тебя пока ещё есть — остаться жить или не жить. Пока ещё есть…

— Ну! Как ты? Что так долго? Всё в порядке? — кинулся Наив к Веар, вышедшей из двери под буквой «Ж».

— Что ж ты так нервничаешь? Всё хорошо… Меня ещё на дообследование отправили, — успокаивала его Веар.

— Что-то не так? Что с тобой не так? — запаниковал он.

— Женщина я, вот что со мной не так. Женщинам помимо поликлиники нужна ещё одна поликлиника, женская. Знаешь такую? — засмеялась Веар.

— Уф… Я уже себе напридумывал… Что-то я и правда гоняю сегодня. Но что-то ведь не так! Я же вижу!

— Пойдём домой. Всё вокруг теперь не так. Ты сегодня как ребёнок.

— Видимо, потому что Жесть не отвечает и сообщение так и висит непрочитанным, — честно признался Наив.

— А как его зовут? — спросила Веар.

— Кого? Жесть? Не знаю, — ответил Наив и с ужасом осознал, что действительно не знает имени. Как зовут летучую мышь, помнит, а как человека — не спрашивал.

XXV

— Знаешь, я понял, отчего так бешусь. Автоматчики! Их стало очень много, они повсюду, они даже не удосуживаются надевать защитные костюмы, хотя бы вид делать, как раньше. Мы ходим среди людей с автоматами, живём среди людей с автоматами. Это угнетает, — сказал Наив, когда они с Веар готовились смотреть вечерние новости.

У них появился ритуал: вечером запастись едой, сесть на диван, убрать смартфоны в холодильник, включить здоровенный экран и смотреть, словно мыльную оперу, как день за днём целую страну ведут по пути, известному только тем, кто его придумал. Смотреть так, как будто это происходит не с тобой, а с вымышленными киногероями. И получение мобилизационных разноцветных карточек, и фейковая диспансеризация, и оплот скорее походили на игру-квест. Если бы не автоматчики…

— Какая-то пара месяцев прошла с тех пор, как на улице заорали, что мы в опасности. В тот день я не мог найти пульт от телевизора, потому что ТВ не смотрел вообще. Мне казалось, что всё это на пару часов, потом на пару дней, потом на месяц максимум, а теперь конца и края не видно, — вспомнил Наив.

— А я сразу знала, что это конец. Почувствовала, прямо с криком: «Вы в опасности!» увидела конец этой игры, — отозвалась Веар, укутывая ноги в плед.

— И что ты там увидела?

Веар помотала головой. Не хотела говорить.

— Давай лучше новости смотреть. Я фантазёрка…

Наив увидел в её глазах такую бездну не прекрасного будущего, что невольно вздрогнул. Обнял и нашептал на ухо: «Всё будет хорошо. Мы со всем справимся! Мы — сильные!» Она улыбнулась и как будто поверила.

В новостях сообщили, что во время проведения мобилизационной диспансеризации наблюдаются перегибы на местах, и они обязательно будут исправлены. «Все граждане будут мобилизованы на деятельность, соответствующую их состоянию здоровья. Это в наших общих интересах. Всё для защиты, всё для будущего!» Бранили несознательных «уклонистов»: «Каждый гражданин обязан сделать всё, что может, для реализации нашей общей самой важной потребности: выживания страны, выживания планеты, великого будущего великой страны великих людей! Нельзя позволить себе трусости и малодушия! Если вы хотите оставаться здесь, под нашей защитой, с гарантиями выживания, вы обязаны сейчас неукоснительно выполнять все распоряжения, содействовать органам власти и правопорядка в выполнении их непростых функций. И уж тем более не бегать от мобилизационной регистрации и медицинского обследования. Если вы не доверяете власти, не доверяете людям, которые уже сберегли вас от большой беды — пожалуйста! Заявите об этом открыто и покиньте страну по организованному для выхода коридору! Мы тут никого не держим. Нахлебников и тунеядцев у нас не будет! Только те, кто готов бороться за свободу своей личности от внушения, только те, кто готов идти к великому будущему вместе, плечом к плечу, могут остаться здесь! Настоящие Люди с большой буквы! Трусы и предатели — прочь! Не мешайтесь под ногами!»

В подтверждение было показано видео, в котором длинная очередь из мужчин и женщин медленно, по одному, входила в большой шлюз тоннеля где-то в горах, в тот самый коридор. У некоторых брали короткое интервью.

— Почему вы решили воспользоваться коридором? — спрашивали одних.

— Я не верю, что всё так, как нам говорят, и хочу своими глазами это увидеть!

— Но вы ведь не сможете потом вернуться! Это же очень опасно! — переживали репортёры.

— Если что, побежим обратно. Других ведь перебежчиков пускают обратно!

— А если на вас там подействует излучение? — спрашивали других.

— У меня все предки nashi, значит не подействует.

— Как отнеслись к вашему решению уйти по тоннелю родные и близкие? — спрашивали третьих.

— Крайне отрицательно. У меня вся семья остаётся здесь, и жена, и дети. Я решил уйти.

— То есть вы их фактически бросаете и бежите?

В ответ человек закрывает камеру руками.

— Смотри! Только взрослые. Значит, с детьми не выпускают? Значит, все, у кого дети, застрянут здесь? — с беспокойством воскликнула Веар.

— Видимо, — ответил Наив и вдруг вскрикнул: — Вот он! Жесть, смотри! Вот он! Он идёт в коридор!

Он подбежал к телевизору и приложил палец к экрану. Жесть стоял чуть поодаль, позади интервьюируемого, и что-то горячо обсуждал с группой ребят примерно того же возраста. Они сильно жестикулировали. Наив заметил у всех один и тот же похожий жест: соединив кончик большого и указательного пальцев и оттопырив остальные, опускали руки вниз. Он принялся искать в сети расшифровку языка глухих. Задача оказалась непростой — можно найти жест по слову, но, как понять, что означает неизвестный жест? Пересмотреть часы уроков языка глухих? В тот момент Наив осознал, что у Слат есть не только недостатки. Ей было велено найти ответ по видео, и она нашла быстрее, чем можно было ожидать! У Наива отлегло от сердца — жест означал: «правда».

— Значит, жив, значит, всё правда! Значит, он идёт в коридор! Значит, это не массовка! Значит, надежда есть!

Он вернулся к Веар, смотрел ей в глаза и повторял: «Я же говорил! Я же говорил тебе, что всё будет хорошо!» Она смотрела на него и печально улыбалась.

XXVI

Настроение Наива взлетело. Реальность коридора добавила веры, а с ней и крыльев за спиной. Утром он с удовольствием варил кофе и пританцовывал под музыку — давно с ним такого не бывало. «Выход есть, в прямом и переносном смысле — выход есть! Да, это небезопасно, не гарантированно, но оставаться жить под дулами автоматов нельзя. Здесь, в грёбаном МММ, мы и правда превращаемся в бесхребетных амёб. И какие тогда риски? Там могут превратить в таких же амёб “внушающим излучением”, что очень сомнительно. Трудовые рабы. Ужас-ужас! А здесь кто? Те же трудовые рабы! Ходи строем, работай за еду. В чём разница? Выбор без выбора! Так что коридор — наше всё», — уговаривал он себя.

Он принёс Веар кофе в кровать. Она уже проснулась и просто валялась, почитывая новости.

— Ваш кофе, моя королева! — сказал Наив, ставя поднос рядом и раболепно согнувшись.

Веар горделиво села, подложив подушку под спину, сделала «королевское лицо», насколько неумытая и растрёпанная спросонья женщина на него способна, и изрекла:

— Выбирать желаю! Чаю бы нашему величеству!

— Их величество изволили захотеть чаю! Их величество изволили капризничать! Обожаю их величество! В мире, где у людей остаётся так мало выбора, даже между чаем и кофе нужно выбирать очень тщательно. Достойный выбор, моя королева!

В тот день они много смеялись и шутили. Им удалось добыть пропуска на перемещение, так что обедать отправились к маме.

— И что это вы сияете как медные пятаки! Признавайтесь, что задумали? — потребовала мама после того, как все сложили смартфоны в холодильник. 

— Мам, я видел друга, который собирался уходить в коридор, пошёл сдаваться в оплот и потом пропал. Он там, в очереди, показывал, что всё правда и что всё ОК. Значит, они выпускают «туда» всех желающих!

— Ты уверен?

— Вчера репортаж был по телевизору про коридор, и я его увидел. Это точно был он, так что не врут. Не массовка — реальные люди! — уверял Наив.

— Ты уверен, что он выйдет из этого коридора «туда»? — переспросила мама.

Словно ледяным душем обдали Наива её слова. Как же мама умела задавать вопросы! Всегда так: пара слов, и нутро наружу! Мама подождала, пока сын немного придёт в себя, налила большущую чашку ромашкового чая, всучила ему и продолжила:

— Много лиц в очереди в коридор показали?

— Не знаю, не считал.

— Так посчитай.

Мама включила телевизор. Оказалось, на одном из каналов транслируют очередь. Репортёры идут между людьми с камерой, кого-то спрашивают о причинах, кому-то предлагают передумать. Лица, лица, лица…

— Зачем они это делают? — удивился Наив.

— Это я тебе хочу задать этот вопрос, сынок. Попробуй сам на него ответить. У них якобы есть возможность снимать видео «там», за границей. Нам показывают идущих в рамки, кадры из военных лагерей и с предприятий, а очередь показывают здесь, на нашей территории? Что бы они должны были показывать, если бы хотели остановить сомневающихся от ухода по коридору?

— Как там их облучают, они становятся зомби и идут в рамку. Или как их там арестовывают, — сказала Веар.

— Точно. А они показывают реальных людей здесь, до перехода границы. Зачем, подумай?

Наив молчал. У него звенело в ушах и мысли путались в голове.

— Хорошо, я тебе помогу. Скажи, что ты почувствовал, когда увидел там своего приятеля? — добавила мама.

— Надежду. Острый приступ надежды и желание сейчас же бежать в оплот и сказать, что я хочу выйти по коридору, — сдавленным голосом сказал Наив.

— Правильно. Как и десятки миллионов других сомневающихся. Им тут не нужны сомневающиеся, понимаешь? Им тут нужны послушные.

— Так они и выпустят непослушных туда. Нас туда! Что с нами делать-то ещё, ведь нас и правда десятки миллионов! — немного воспрянул духом Наив.

— То есть ты предполагаешь, что они готовы выпустить десятки миллионов людей, которые знают, что здесь происходит, не доверяют этой власти, злы на неё и оставляют здесь своих близких? Для чего? Чтобы их здесь не было — понятно. Но точно не для того, чтобы они оказались там!

— Мама! Ты ужасный человек! Как можно так поступать! Как можно вот так взять и раздавить такой красивый волшебный замок! — сказал Наив с досадой.

— Замок из песка раздавить несложно, сынок. Строй замок попрочнее, и я с удовольствием в нём поселюсь. Никаких «пойду в оплот и попрошусь в коридор»! Ждите, — ответила мама и тяжело вздохнула.

Наив вспомнил слова Вечного Деда: «Вам соврали раз, соврали другой, десятый, сотый, а вы продолжаете верить», и тоже тяжело вздохнул.

XXVII

Время снова превратилось в тянучку неопределённости. Все ждали окончательного мобилизационного распределения. Разъяснительную работу уже провели: больше никаких коммерческих компаний, никаких продаж, никаких «маркетингов» и «мерчандайзингов» — только самые необходимые виды деятельности. ITшникам, врачам, силовикам — особый почёт и привилегии. Учителям — срочные курсы профессиональной переподготовки для работы по программе «Мир Моей Мечты». Всё имущество наскоро национализировано «на период особого времени», такое понятие, как частная собственность, «временно неактуально». Всё для защиты, всё для будущего!

Бывшие белые воротнички, «бесполезные менеджеры», как Наив, либо пойдут в армию, либо работать на государственных предприятиях на «вакантные должности», либо отправятся на «стройку века — Стена». Стена стала такой же неотъемлемой частью жизни, как оплот, телевизор и автоматчики. К лозунгам «Еды хватит всем» и «Всё для защиты, всё для будущего» добавилась стена во всех видах. Плакаты с проектами будущей стены, моделями её отдельных участков, светлыми лицами строителей стены в одинаковых оранжевых комбинезонах развесили повсюду, куда ни кинь взор. Мир Моей Мечты, защищённый стеной, становился предметом мечтаний. Стену представляли панацеей и от вторжения, и от излучения, и от боевых гусей, и от мышей, и от ящериц, и от опасных комаров, потому что на ней будут установлены мощные экранирующие установки, «достающие до самого космоса», специализированные ловушки и репелленты. Даже ветер, дующий через стену, будут дезинфицировать. «Когда построим стену, защитим свою Родину, сможем вернуться к нормальной жизни». Всё упиралось в стену — и счастье, и будущее. Нет… И счастье, и прошлое, потому что будущее больше никого не интересовало. Зачем строить какое-то неизвестное будущее, идти ощупью, шишки набивать, если можно отобрать то, что есть, и сделать мечтой возвращение в благополучное прошлое? «Жить как раньше» — вот что не сходило с уст!

Телеэкраны по-прежнему пугали страшилками об облучении, клепали похожие друг на друга видео о трудовых рабах и жирующей за границей элите. Шоу с перебежчиками пополнилось теми, кто предал родину недавно — якобы ушёл по коридору, убедился в реальности всемирного зомбирования и поспешил вернуться обратно. Их тоже принимали. Прилюдно журили за недоверие своей стране на ток-шоу, заставляли краснеть, каяться, рыдать, и после клятвы в верности возвращали «в общество свободных людей и великой добродетели». Они с гордостью надевали военную форму или оранжевые комбинезоны стеностроителей.

Граждане верили, верили до самозабвения. И в стену, и в излучение, и в вирусы, и в тщательно продезинфицированный ветер, и в ужасное «там», и в прекрасное «здесь». В соцсети в основном обсуждали «перегибы на местах» — закон о фейках отбил всякое желание подвергать любое официальное заявление сомнению. Говорили, что, получив неограниченную власть, мировая элита окончательно с катушек слетела: распинали детей, заводили себе гаремы, устраивали массовые оргии, меняли пол по три раза на дню, поклонялись сатане, устраивали человеческие жертвоприношения, и каким-то образом всё это удавалось снять на видео и «раскрыть для лучшей части человечества преступную сущность возомнивших себя властителями мира подонков».

Тема «Вам всё врут» почти угасла, но снова настала ясная ночь и по небу поползла яркая надпись: «Из тоннеля никто не выходит». Несмотря на то, что надежда Наива на коридор уже развеялась, он всё равно расстроился. Уж слишком хотелось верить, хоть чуть-чуть! И жалко было Жесть. Оставалась только беспомощность, и Наив чувствовал, как цепенеет, когда она охватывает его. Физически цепенеет: немеют кончики пальцев, тело отказывается двигаться, словно хочет замереть навсегда, стать совсем, окончательно беспомощным и прекратить всё это в один миг. Он стряхивал её с себя, поднимался, шёл куда-то, но беспомощность брела за ним по пятам след в след, готовая в три прыжка сесть ему на шею верхом.

Веар похудела, стала совсем бледной. Наив замечал, что со здоровьем её творится неладное, и от этого ещё больше переживал. Уговаривал поесть, завёл правило каждый день гулять несколько часов в любую погоду. Видимо, нервное напряжение уж слишком сильно сказывалось на ней.

Чтобы спрятаться от реальности хоть куда-то, они читали. Кто бы мог представить себе, как легко вернуть к жизни забытые старые бумажные книги! Хорошо, что мама сохранила большущую библиотеку и регулярно снабжала их «патронами для выживания», как она называла книжки. Подсунула Наиву «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо, первую книгу с ударениями и черно-белыми картинками, которую он когда-то прочёл сам, ночами, с фонариком под одеялом.

«Я разделил страницу пополам и написал слева “худо”, а справа “хорошо”, и вот что у меня получилось:

	ХУДО	ХОРОШО
	Я заброшен на унылый необитаемый остров, и у меня нет никакой надежды спастись.	Но я остался в живых, хотя мог бы утонуть, как все мои спутники.
	Я удалён от всего человечества; я пустынник, изгнанный навсегда из мира людей.	Но я не умер с голоду и не погиб в этой пустыне.
	У меня мало одежды, и скоро мне нечем будет прикрыть наготу.	Но климат здесь жаркий, и можно обойтись без одежды.
	Я не могу защитить себя, если на меня нападут злые люди или дикие звери.	Но здесь нет ни людей, ни зверей. И я могу считать себя счастливым, что меня не выбросило на берег Африки, где столько свирепых хищников.

Наив взял белый лист, разделил страницу на два столбца, «худо» и «хорошо». Первый заполнял долго, пока не закончился лист, и ещё не всё сказал. В столбце «хорошо» появилась сначала только одна строчка: «Но я ещё жив». Больше ничего придумать не смог. Неужели это всё, что у него осталось? Его жалкая, никчёмная беспомощная жизнишка? Выходит, ему хуже, чем Робинзону на необитаемом острове? А ведь и правда хуже: «Робинзон оказался один-одинёшенек в месте, где всё зависело только от него. Я среди множества людей, часть из которых вооружена автоматами, и от меня вообще ничего не зависит. У Робинзона было право в любой момент завершить свои мытарства, спрыгнув со скалы, потому что он свободен, он один, а значит, может делать со своей жизнью всё что хочет. Я не свободен не только из-за автоматчиков…»

Веар чихнула в дальней комнате, прервав его размышления в нужном месте, как и положено любимой женщине. Он крикнул ей: «Будь здорова!» и вписал в графу «хорошо»: «Но благодаря этой дичи я встретил Веар». Ещё немного подумал и добавил: «Но у меня есть мама, которая может осадить мои глупые порывы своим жизненным опытом. Но я достаточно образован, чтобы уметь отличить чушь от правды. Но я мужчина «в самом расцвете сил», почти здоровый. Но я невоеннообязанный, а значит, у меня будет больше свободы жить. Но я не сдаюсь и пишу этот список, а значит, ищу выход, а значит, ещё не всё потеряно».

XXVIII

В тот день Веар вернулась с очередного, последнего обследования. Остановилась у двери, прижалась затылком к притолоке, закрыла глаза и сказала:

— Я больше не военнообязанная. Прости.

Наив ничего не понял, но точно понял, что произошло что-то такое, от чего сердце его упало на пол и заколотилось отдельно от него. Он приготовился к самому худшему и замер в оцепенении.

— Я беременна, — сказала Веар всё ещё с закрытыми глазами, словно не хотела видеть его реакции.

Наив окончательно растерялся. Внутри него категорический протест встретился с неописуемым восторгом, и они на пару ударились в такой дикий и неритмичный пляс, что аж голова закружилась. Он потерял равновесие, без сил опустился на табурет, обнял её за талию, уткнулся в живот и замер. Потом совершенно не понимал, как теперь надо вести себя. Аккуратно отвёл Веар в комнату, усадил в кресло, укрыл одеялом. Смотрел на неё огромными глазами и молчал. Она улыбнулась:

— Милый, я беременна, а не больна. С этим можно жить.

— И сколько уже?

— Два месяца.

— А кто? Мальчик или девочка?

Веар рассмеялась.

— Похоже, у кого-то наблюдается дырка в образовании. Придётся подучиться. На таком сроке пол ещё не определяется. Там пока совсем крошечный зародыш.

— Но как так могло получиться? — спросил Наив и понял, что сморозил глупость. Улыбка на лице Веар сменилась глубокой печалью, из глаз хлынули слёзы. Он и представить себе не мог, что такая быстрая смена эмоций в принципе возможна!

— Понимаешь, я тебя обманула. Я хотела забеременеть и обманула. Я знаю, что это подло. Я знаю, что так нельзя делать, но когда они крикнули: «Вы в опасности», меня охватил ужас. Не от того, что весь этот мир окончательно превращается в преисподнюю, нет… От того, что я никогда не стану мамой, никому не дам жизнь, никому не дам шанса продолжить меня здесь! Я одна у родителей и всегда мечтала, что у меня будет большая семья, настоящая семья с детьми, а тут такое. Когда мы в оплоте тогда встретились, я подумала: «Какой неопрятный мужик, но вроде приличный. Потерплю пару раз, залечу, и разбежимся, ничего и не узнает». Я же не знала, что ты такой… — плакала и каялась Веар.

— Какой?

— Мой…

— Дурёха. Ты думаешь, я бы убежал от тебя, если бы узнал о твоих планах? — Наив гладил её по голове и вытирал ей слёзы.

— Да. И правильно бы сделал. В этой ситуации мой поступок — самый неразумный из всех неразумных! — она гладила Наива по голове и вытирала ему слёзы.

Такого дурацкого ощущения, как теперь, у него не было никогда. Он не мог спать, не мог читать, не мог играть — он беспокоился. Но, как это ни удивительно, совсем не злился на Веар. В какую-то секунду в голове мелькнула малодушная мыслишка, как будто его использовали, а потом он подумал, что всё могло быть так, как она сказала: он бы и не узнал, и не мучился бы, и не влюбился бы без памяти. Нет, его не использовали — ему просто повезло. Безумно повезло встретить её и всё это пережить! Он смотрел на спящую Веар и никак не мог представить себе, что она не одна — внутри неё загадочный маленький человечек, который станет его продолжением. Каким он будет? На кого будет похож? В каком мире он будет жить?

«Хорошо женщинам: когда это случается, их мутит, они нервничают, у них растёт живот, их кто-то толкает изнутри, им хочется солёных огурцов с вареньем — они физически чувствуют, как становятся мамами. А мужик? Только что ты был просто человек, гонялся за космическими монстрами по просторам вселенной, и вдруг щелчок дверного замка, два слова: “Я беременна”, и всё — ты отец? У неё внутри есть ребёнок, у меня — только два слова, которые разделили мою жизнь на “до” и “после”, но я словно заново родился. Ребёнок мой — ещё маленький зародыш неизвестного пола, а я уже отец, и не отцом уже никогда не буду. Это навсегда, я теперь навсегда — отец», — думал Наив и ещё больше беспокоился. Что делать? Как их спасать теперь? Всех троих? Ещё недавно мама взяла с него слово думать только о себе, спасаться, и вот оно гроша ломаного не стоит! Он должен что-то придумать. Он обязан! Но что? Он беспросветности трещала голова.

XXIX

Утром Веар мучилась токсикозом, а Наив — изнеможением после ночи бессонных метаний. Бледные и напуганные, они прильнули к телевизору, обещающему «важное сообщение на самом высшем уровне».

И снова перед ними суровое сосредоточенное лицо их бессменного лидера, полное решимости.

«Благодаря слаженной работе и сознательности граждан на данный момент мы прошли значимый этап — завершается предварительное освидетельствование граждан для всеобщей мобилизации. Уже завтра вы начнёте получать окончательные мобилизационные предписания. Они будут составлены с учётом потребностей страны на данный момент. Всё для защиты, всё для будущего!

Враг не дремлет. Гонка вооружений, биологические и химические разработки во враждебном нам мире, который захватила горстка самозванцев, идут полным ходом. Необходимо срочно выстроить защитную стену и подготовить армию для обороны наших границ. Именно это на данном этапе будет нашим главным приоритетом. Мы справились с вызовом, наша граница на замке, наши люди под защитой, еды хватает всем. Это огромное достижение, которое нужно признать и поблагодарить всех, кто к нему причастен! Воинов и тружеников, учёных и врачей, управленцев и всех сознательных граждан, которые исполняют свой долг перед Родиной. Теперь, когда их ряды пополнятся мобилизованными на труд и на подвиг, наше движение к прекрасному идеальному будущему ускорится.

Сейчас нам крайне важно доверять друг другу. С нами должны остаться только те, кто готов по-настоящему сражаться на трудовом, научном и военном фронте! Тем, кто верит лживым “надписям на небе”; тем, кто хочет отсидеться за спинами героев, готовых защищать Родину с оружием в руках; за спинами добровольцев, строящих защитную стену; за спинами тружеников, обеспечивающих нашу мирную жизнь, процветание и движение в прекрасное будущее, здесь не место! Все предатели будут выявлены и выдворены за пределы нашей страны!

Мы ведём борьбу за обеспечение существования нашей нации, нашей страны. Мы ведём борьбу за обеспечение пропитания наших граждан, за чистоту наших помыслов, за свободу и независимость нашего Отечества. Мы ведём борьбу за то, чтобы народ наш действительно мог выполнить ту историческую миссию, которая возложена на него творцом вселенной. Каждая наша мысль и каждая наша идея, вся наша наука и всё наше знание — всё должно служить только этой цели. Только с этой единственной точки зрения должны мы проверять целесообразность того или другого нашего действия.

Мы приступаем к реализации своей великой миссии: созданию идеальной страны, добродетельные граждане которой в едином порыве сплотятся ради продолжения рода человеческого на этой планете! Именно рода человеческого, а не лишённых разума зомби без пола и личности, без истинных ценностей и светлых устремлений! Избранному народу это по силам! Так встанем же плечом к плечу ради этой великой идеи! Все на мобилизацию!»

Веар с Наивом переглянулись и стали терпеливо ждать разъяснений, что же сия высокопарная речь повлечёт за собой на практике. Оказалось, что на период мобилизации перемещение граждан будет полностью ограничено территорией своего оплота или зоной особого разрешения для работающих на предприятиях непрерывного цикла. Сами оплоты становятся мобилизационными центрами, призванными обеспечить распределение и логистику мобилизованных. В указанное время гражданину необходимо явиться в свой оплот с указанным набором вещей и ничего более не брать. Там он получит свою мобилизационную карточку и при необходимости будет доставлен на место сборов его трудовой или военной команды. Перемещать будут совсем не всех, так как большинство граждан задействуют по месту жительства. Личный автотранспорт граждан, необходимый стране, будет временно изъят, как и любое иное имущество, необходимое государству на данный момент. 

Отбывающие наказание заключённые, все, вплоть до пожизненно осуждённых, также будут мобилизованы. При этом законодательно утверждается новая мера наказания — выдворение за границы страны. Граждане, уличённые в предательстве и саботаже, будут подвергаться ускоренной судебной процедуре и выдворяться через коридор. Такая же мера будет применяться к тем, кто попробует сеять панику и срывать мобилизационные мероприятия.

Этой ночью люди спали мало и плохо. Сквозь слои фольги на окнах предательски пробивался свет. Что происходило в их домах, неизвестно. У соседей, судя по звукам, снова был включён телеканал с молитвами. Наив и Веар сидели обнявшись, молча. У них была уже такая любовь, когда вместе можно и молчать бесконечно долго.

XXX

На следующее же утро началось. В оплот стекались в основном мужчины, потом за ними приехали несколько автобусов. Женщины попробовали выбегать прощаться, в мегафон начали гневно орать, что на данный момент на улице могут находиться только мобилизованные, которым направлены приглашения явиться в оплот. Оказалось, что в оплоте находится довольно много улыбчивых солдат, которые выстроились у подъездов, терпеливо объясняя, что не нужно устраивать толчею и выходить на улицу. Слышались женские рыдания и проклятья. К полудню несколько партий мужиков отправили, и оплот вернулся к своим обычным функциям по распределению еды и ответам на вопросы. Вот тут-то встревоженная толпа и высыпала на улицу. Во дворе стояли так плотно, что яблоку некуда было упасть. Наив, как и многие соседи, наблюдал за происходящим из открытого окна. Ни ему, ни Веар, ни тем более маме пока распоряжения явиться в оплот не поступало.

На красной крыше опять расположились автоматчики, уже с десяток, и некто с громкоговорителем. Тот же голос был на сей раз вежлив до слащавости.

— Уважаемые граждане! Сегодня мы начали мобилизационные мероприятия. Всем сейчас важно соблюдать спокойствие. Без паники, пожалуйста. Напоминаю, что трудовые вахты и военные сборы будут занимать от трёх до шести месяцев в зависимости от отрасли, и через них пройдут все, просто в разные периоды. О том, куда направили ваших близких и на какой срок, они вам сами сообщат, как только получат распределение на месте. У вас скоро появится возможность с ними общаться, а пока их телефоны отключены, чтобы не отвлекать мобилизованных от организационных задач. Без кормильцев вы не останетесь, так как вашим кормильцем сейчас является государство. Еды хватит всем. Все детки останутся под присмотром близких родственников, мам, бабушек, дедушек. Всё продумано до мелочей — всё идёт по плану. Успокойтесь, пожалуйста, расходитесь по домам и ждите сообщений от своих близких. Они совсем скоро поступят. Всё для защиты, всё для будущего!

Люди поворчали и разошлись. В соседних районах тоже орали мегафоны. Выходит, реакция на происходящее у всех была похожей. По ТВ начали бесконечные разъяснения в стиле громкоговорителя. «Всё будет хорошо, с вами скоро свяжутся, ждите и будьте добродетельны».

— Гады какие! — сказала Веар. — Переключают внимание с того, что людей забрали, на то, что их лишили связи. Когда те свяжутся, скажут, что их сослали на край галактики, жёны будут рады и тому, что просто позвонили.

Наив резко приложил палец к губам и показал глазами на лежащий рядом телефон. Веар взялась рукой за голову и поморщилась. Она никак не могла привыкнуть к необходимости учитывать присутствие своей Дурры (бывшей Агафьи). Да, Веар превзошла Наива в сарказме, переименовывая свою надсмотрщицу. Оказалось, что есть такое персидское имя, означает оно «жемчуг», и Агафье пришлось на него согласиться. Веар воспитывала свою Дурру по принципу дрессуры: за излишнюю назойливость или попытки учить жизни отправляла её заниматься расшифровкой манускрипта Войнича[17] или неразрешимыми математическими задачами. Дурра пыталась сопротивляться, но не тут-то было. «Дурра, жемчужина моя! Ты искусственный интеллект? Ты призвана помогать людям? Тебе доступны все данные и современные достижения науки? Помоги мне доказать Гипотезу Ходжа[18]. Для меня это важно! Мне нужна твоя помощь», — говорила Веар, и Дурра на долгое время исчезала из её жизни, чтобы потом появиться, виновато оправдываясь за невозможность помочь. «Приставленный ко мне тупенький искусственный разум опять не справился!» — смеялась над ней Веар. Видимо, через какое-то время самообучаемая Дурра поняла связь между своими ссорами с Веар и отправкой решать то, чего решить нельзя, и стала крайне осторожна в выражениях и наставлениях. Глядя на это, Наив убедился в предположении, что женщины чрезвычайно коварные существа, и почему-то радовался, что ему достался один из самых коварных экземпляров.

К вечеру в соцсети стали появляться сообщения, что всё в порядке, мобилизованные связались с родственниками и по секрету сказали, кого куда отправили. И на следующий день, и через день, и через два дня поутру мужчины собирались в оплоте, а потом их увозили автобусы, но теперь никто не выходил на улицы с вопросами и негодованием. Методом сплетен удалось понять, что пока забирают именно военнообязанных. Потом начали вызывать «трудовиков», и тут уже больше половины оставались дома и получали распределение на разные виды работ, а остальных отправляли на удалённые трудовые вахты. При этом всех усиленно агитировали идти добровольцами в строители стены. За это обещали какие-то бонусы, детей без очереди в ближайшие детские сады и школы с продлёнкой и бесплатным питанием устраивать и оказывать психологическую помощь семьям, но желающие идти в стеностроители в очереди почему-то не выстраивались. Наива распределили на склад обмундирования, грузчиком.

— Небывалый карьерный рост! — хвалился он Веар, получив мобилизационное предписание. — Интеллектуальный труд облагораживает!

— Не ворчи, главное, что не на великую стройку. Сейчас не грех хоть грузчиком, хоть дворником, хоть ассенизатором — только бы дома, — обрадовалась Веар.

— Зато у меня появилась свобода перемещения к месту работы! Liberté[19] теперь выглядит так! А тебе сообщили дату?

— Увы, снова нет. Измором меня берут, чтобы ещё и от любопытства распирало.

Через неделю мужчин в городе осталось совсем мало, и тогда пришла пора мобилизации женщин. Их отправляли и на трудовые вахты, и, что удивительно, на военные сборы. Теперь уже попробовали негодовать бабушки, на которых оставляли детей от мала до велика, но на их старческое брюзжание никто особого внимания не обратил. Их тоже мобилизовали и выдали задание вязать, шить, мыть, чтобы были заняты.

XXXI

Наив очень переживал за распределение Веар, но ей по-прежнему не приходил вызов в оплот. Ждали, гадали, не могли понять, почему о ней забыли, но решили сами не высовываться. Оказалось, что на новой работе не действуют никакие трудовые законы и социальные льготы. Рабочий день длился столько, сколько требовалось для выполнения рабочего задания, хоть до ночи. На складе обмундирования Наиву приходилось грузить огромные тюки с военной формой и рабочими комбинезонами, хорошо хоть лёгкие. Он так выматывался за день, что к вечеру еле-еле домой приползал. Выходной давали максимум один в неделю, и то если начальство решит, что можно. Работяги в одинаковых серых робах друг с другом практически не общались — не до того. Лозунг «Всё для защиты, всё для будущего» во всю стену и зоркие взгляды улыбчивых людей в чёрном помогали поддерживать моральный дух строителей идеального общества.

«Мы сделаем всё, чтобы как можно скорее вернуться к нормальной привычной жизни. Чтобы семьи воссоединились, чтобы люди смогли больше отдыхать и развлекаться. Для этого все мы, не жалея сил и жизней, будем работать над защитой страны от всех возможных видов нападения и угроз», — твердили с телеэкранов упитанные лица, которые вряд ли таскали тюки или копали землю в свободное от телешоу время. С распределением и перераспределением человеческих потоков справились за месяц — одних увезли, других пристроили к делу по месту. Город стал странным: в основном он состоял из женщин, бабушек, детей в одинаковых школьных формах и военных патрулей. Команды ловцов регулярно приезжали за животными, оставшимися без присмотра, и увозили несчастных бывших любимцев в неизвестном направлении. Вечерами не было пьяных песен под окнами, мимо урн практически не бросали мусор, никто не гадил в лифтах. Стало по-настоящему скучно. В сети все жаловались, что на работе кормят ужасно, «кормом», а не едой, поэтому удовольствием стало «пожрать домашней еды». Фотографии домашней стряпни заполонили сеть, заняв место бывших голых поп и популярных туристических локаций. Из регионов ничего не писали, но слали смайлики с зелёными блюющими и красными гневными рожицами.

Наконец сняли ограничение на передвижение внутри своего населённого пункта — разрешили ездить по городу. Понемногу открывались парки, магазины, кинотеатры. На мобилизационную карту начисляли «всем поровну» грошей в месяц, чтобы хватало на еду, одежду, коммуналку и на мороженое. Небольшую их часть гасили в счёт долгов, накопленных за время безработного сидения. Никакого учёта предыдущих накоплений и обещанной когда-то конвертации к предыдущим деньгам 1:1 не произошло. Теперь все были должны. Люди возмущённо шептались и переглядывались, но говорить об этом вслух боялись.

Жизнь как будто налаживалась, и об опасном внушающем излучении напоминали только затянутые фольгой окна, бесконечно вращающиеся из-за включённого света электрические счётчики и мода на дурацкую одежду из фольги. Все шуршали, блестели, потели и терпели.

Наив и Веар поехали к маме и признались, что она скоро станет бабушкой. Мама очень старалась сделать радостный вид, но на прощание больно, до синяка, ущипнула сына за руку.

— Святая женщина твоя мама! — сказала Веар, когда они вышли на улицу. — Я бы на её месте орала как подорванная, что мы последние идиоты, а она… Кремень, а не женщина!

— Ага. Особенно после нашего ответа «не знаем» на вопрос: «И как вы теперь жить будете?» — ответил Наив и потёр больное место.

На другой день всем сообщили: «Понимая свою ответственность за подрастающее поколение, оставленное на время трудовых и военных подвигов без внимания родителей; осознавая, как сложно растить детей в неполных семьях и как важно обеспечить формирование многогранной личности гражданина идеальной страны будущего, государство решило запустить программу “Счастливое детство”. Теперь школьники и студенты будут находиться в учебных заведениях полный день, делать там домашние задания, вместе гулять и уделять больше времени патриотическому воспитанию. Повышается значимость попечительской службы, которая обязана неуклонно следить за обеспечением детей должным вниманием и воспитанием. Все дети, постоянно или временно оставшиеся без родителей и опекунов, будут направляться в специализированные интернаты повышенной комфортности. Не обойдены вниманием и будущие граждане страны. Все беременные женщины будут на время вынашивания ребёнка направляться в места наибольшего благоприятствования для будущей матери и ребёнка, где они будут находиться в экранированных помещениях в условиях санаторно-курортного режима и усиленного питания под неусыпным мониторингом медицинского персонала. Именно эта мера позволит уберечь их от посягательства врагов, обеспечить рождение здоровых детей, а значит, счастливого будущего страны!»

И сразу следом Веар вызвали в оплот. Наив проводил её до самого входа — теперь было можно. Во дворе уже ждал новенький микроавтобус. Они обнялись, и Веар шептала ему на ухо:

— Уходи, не смотри, как меня будут увозить. Уходи домой! Иначе я сорвусь, выломаю эту чёртову дверь и убегу!

— Я что-то придумаю. Я обязан что-то придумать! Береги себя! — ответил он.

— Мы обязательно встретимся! — сказала Веар, вырвалась из его объятий и вошла в оплот.

Наив послушался, поднялся в квартиру и даже в окно не стал смотреть, чтобы не было искушения в него следом выйти. Вечером Веар написала, что её на поезде отправят к морю, что с ними обращаются очень хорошо и что все девчонки ревут, а она нет. Старается не плакать.

XXXII

Мама ждала его, смотрела в окно, отодвинув фольгу. Наив шёл к ней с тяжёлым сердцем. Шёл просто потому, что если он сейчас с кем-то не поговорит, то… не знает, что сделает! Она обняла его и молчала. Говорить оказалось совсем и не нужно — и так всё ясно. Наива вдруг потянуло в сон, он лёг на диван и проспал почти два часа. Проснулся от запаха ванили и свежего пирога.

— Проснулся, чудище моё? Пойдём хоть чаем тебя напою, а то совсем отощал! В чём душа-то держится! — сказала мама так, как умеют говорить только мамы — те, кто любит нас просто за то, что мы есть, и слабыми, и больными, и раздавленными.

Наив уплетал яблочный пирог и рассказывал, как он провожал Веар, как таскает тюки на работе, что в доме почти не осталось мужиков и соседки зовут его на помощь по любому поводу — он и не представлял себе, что засоры в раковинах бывают так часто! И так глазки строили, а теперь, когда Веар нет, будут ещё и приставать. Говорил, что стал плакать, чего с ним с детства не случалось.

— Видимо, тебе и правда придётся переехать пока ко мне, — предложила мама и добавила: — Влюбиться в такие времена да ещё заделать ребёнка мог только мой великовозрастный балбес!

Сказала с таким торжеством, словно это была высочайшая похвала.

— И чему ты радуешься? — удивился Наив, который чувствовал себя абсолютно несчастным.

— Тому, что у тебя теперь не осталось шанса на малодушие. Ни малейшего, даже завалящего шансика. Тебе придётся вырулить. Сейчас, подожди…

Мама решительно пошла в прихожую, надела очки, открыла холодильник, вынула оттуда телефоны, отключила их, извлекла из них батареи, достала из кармана передника два «суперизолирующих чехла», убрала в них аппараты, потом всё это положила в круглую новогоднюю коробку из-под печенья, укрыла полотенцем, плотно закрыла крышку и снова убрала в холодильник. Наив молча наблюдал за ней и качал головой. Как эта женщина, которая по возрасту со смартфоном должна быть «на вы», расправляется с ними как повар с картошкой, соблюдая все правила конспирологии?

— Поживёшь с моё — не такому научишься, — предупредила мама его вопрос. — Есть мысли о будущем в этой светлой бестолковой голове?

— Ни одной. Пустота торичеллиева[20]. Ни мыслей, ни шансов — совсем ничего. Отчаяние. Абсолютное и полное отчаяние, — признался сын.

— Поэтому и думать не можешь, что отчаяние. Оно всегда на жалости к себе замешено. Гони его, не оно тебе сейчас нужно, а злость. Хорошая, крепкая мужская злость. Как помнишь, когда ты не мог научиться сам шнурки завязывать? В итоге вытащил их из кроссовок и изрезал ножницами на много маленьких шнурочков.

— Помню. Ты мне после этого купила новомодные, самозавязывающиеся, — ответил Наив и даже улыбнулся приятным детским воспоминаниям.

— Во-о-от! Нетривиальный подход — нетривиальное решение!

— Мам, ну какое тут сравнение — где шнурки, а где трындец, в котором мы все оказались!

— Спасибо, что не выругался. Хотя в этом случае я бы и мат стерпела — от правильного слова не откажешься! Там же, Наивушка, там же. Ты всегда умел оригинальничать, сможешь и сейчас, я в тебе не сомневаюсь.

Каждый раз, когда мама так говорила, Наив готов был лопнуть от злости! Она перекладывала на него ответственность за всё. Он пришёл к ней просить совета, а она всё валила на него! Справится он, как же! Как же он справится?

— Выхода нет, мам, нет выхода! Я ничего не могу изменить! Что происходит за границей, непонятно. Выйти на улицу и плюнуть в автоматчика — не выход. Сесть — не выход. Коридор тоже не выход, как оказалось. Смириться, слушаться, выживать — выход, но от одной мысли об этом рвотные позывы. Знаешь, что Веар сказала, когда объявили программу «Счастливое детство»? «Мы все им принадлежим. И я, и ты, и даже маленький зародыш внутри меня — все. Я больше всего боюсь, что, когда рожу, они отнимут у меня ребёнка!» Она сказала то, о чём я и думать боюсь! Мы все им принадлежим, мы — принадлежность, чья-то собственность! Что я могу с этим сделать? Я, один? — сорвался Наив почти на крик.

— Для начала перестать психовать. И это ты точно можешь, — строго сказала мама.

Наив ещё больше разозлился и ещё больше разнервничался. Мама явно была удовлетворена результатом и продолжила «допрос с пристрастием».

— Что тебе мешает действовать?

— Автоматчики! Разве непонятно?

— Нет, не ври. Не автоматчики. Мальчиков с пукалками на ремне всегда стороной обойти можно. Думай! Что тебе на самом деле мешает? Что заставляет тебя так нервничать? — настаивала мама.

— Да беспомощность мешает! Беспомощность!

Он кричал, а мама была само спокойствие:

— Беспомощность — это когда ты что-то не можешь сделать. Ты чего не можешь сделать?

— Ничего не могу!

— Мне нужно конкретно, по пунктам. Наив, ты же знаешь, что я не отстану!

— Я не знаю, что делать! Не знаю! Я у тебя хотел спросить, а ты не говоришь. Ведь наверняка что-то уже придумала! Мам, не мучай меня, и так замучили! Мне кажется, что я теряю себя, цепенею, перестаю сопротивляться. Я мечтаю войти в рамку, как в их видосах показывали, и перестать беспокоиться! Сил же никаких нет! Хочется, чтобы всё вокруг замолчало!

— Сбежать от ответственности можно разными способами. Можно и через рамку, если они вообще есть, конечно, — сказала мама спокойно.

— Как её тащить, ответственность эту, если вокруг сплошные бараны, покорное стадо? Никто не сопротивляется. Все верят тем, кто их тысячу раз обманул. Тупо верят и всё!

— А ты? Сопротивляешься?

— Ты же знаешь, что пытаюсь!

— А они знают, что ты пытаешься?

— Нет, конечно! Теперь никто никому не доверяет!

— Тогда откуда ты знаешь, что они тоже не пытаются? — спросила мама, наклонив голову и пристально посмотрев ему в глаза.

— Знаю. Люди даже перестают разговаривать друг с другом. У меня на работе все на жесты переходят. Молча. Простейшие. Привет, пока, обед, перекур и так далее. Мы в животных превращаемся, в ста-до.

— Или просто адаптируются к постоянной слежке? Мы с девчонками вовсю азбуку глухих учим, чтобы Агафьи не подслушивали.

— И вы? Тоже?

— Конечно. Человек ведь так устроен… Рефлекс свободы.

— Рефлекс? — удивился Наив. — Разве не сами люди свободу выдумали от большого ума?

— Представь себе, нет. Был один знаменитый учёный, физиолог. Он опыты на собачках ставил. Лампочка загоралась — давали еду — выделялась слюна. Помнишь такого?

— Да помню, конечно. Потом лампочка загоралась, еду не давали, а слюна всё равно выделялась. Ужасные эксперименты. Собак сколько измучили, дырок в них наковыряли. Бр-р-р! — от воспоминаний о картинках из школьной программы Наива аж передёрнуло.

— Так вот в той стране, где он работал, не очень распространялись, что в процессе своих экспериментов открыл он ещё один рефлекс и назвал его рефлексом свободы. Для своих опытов он собак закреплял в станки, обездвиживал, а они вырывались. Думал, привыкнут — всё равно вырывались. Месяц, два — рвутся и всё. Не хочет собака жрать, если ограничить её движения. Худеет, почти до изнеможения доходит, и только тогда начинает понемногу есть. Три месяца приходилось кормить в станках, чтобы привыкли.

— Так ведь привыкли же!

— Ага. А потом, когда выпустили из станков, снова отвыкли. Быстренько к свободе вернулись. Многие животные даже не размножаются в неволе. Это рефлекс, Наивушка. Свобода — это рефлекс, это сильнее нас. Без свободы чахнет и человек, без свободы жить не хочется, поэтому ищут и детки, и бабки, как от соглядатаев и автоматчиков увильнуть. Сейчас неволит страх, ограничивает, все выжить хотят. Необразованные верят тем, кто тысячу раз обманул, потому что хоть кому-то надо верить, а некому. Звёздному небу не слишком-то поверишь! Раскидали всех, разъединили. Мужиков развезли кучками по всей территории, чтобы не было единой силы, некому было в морду обидчику дать, теперь за женщин и детей принялись. Но нет такой силы, которая долго сможет всех и каждого дурить. Человек не зря на верхушке пищевой цепи оказался. Вырулят, дай только время! На то мы и люди…

— Нет у меня времени, мам, нет! Ладно мы — у меня через шесть месяцев ребёнок родится. Ему как жить?

— Это от тебя зависит, как ему жить!

— Ты опять! Ну что, что я-то могу, что? Может быть, они «там», если у них всё хорошо, что-то придумают и спасут нас. Только на них надежда! — крикнул Наив.

Мама встала и демонстративно ушла на кухню ставить чайник, оставив его одного на самом пике злобы, замешенной на отчаянии. Вдруг что-то в голове его щёлкнуло, словно плотину прорвало, зыбкие контуры и размазанные очертания мыслей стали чётким и яркими, и Наив побежал за ней следом.

— Я понял, что мне мешает! Понял! Мне мешает непонимание происходящего. Я не знаю, что происходит там, за границей, на самом деле. Тому, что нам говорят, не верю, тому, что там обычная жизнь, тоже не верю. Ничему не верю. Потому и не знаю, что делать. Раньше я был близок к уверенности, что надо выйти туда через коридор. Теперь нет. Да и без Веар я никуда не пойду, и без тебя! Я тупо сижу и жду, чтобы меня спасли какие-то загадочные «они»! — выпалил он.

— Во-о-от, это уже ближе к правде. Нет никакой беспомощности, есть непонимание. Если чего-то не знаешь, то придётся это узнать. Другого выхода нет. Думай не о том, как спасти мир и нас с Веар заодно, а о своём ближайшем шаге, — вздохнув, с облегчением сказала мама.

— Для этого нужно или пообщаться с тем, кто там был, или самому там оказаться. Тем якобы возвращенцам, которых в шоу показывают, я не верю — по всему видно, что актёришки. Снова упор в стену.

Мама вопросительно посмотрела на него, требуя объяснений.

— Узнать не у кого, а сам я туда попасть не могу…

— Это ещё почему?

Наив сначала хотел сказать, что коридора же нет, но на языке вертелось другое:

— Я не могу вас с Веар тут оставить. Это опасно!

— Ага. И что ты сможешь тут сделать, если меня отправят на рудники, а у Веар отберут ребёнка? Что?

— Ничего. Разве что в морду кому-то дам со злости… — признался Наив сам себе.

— Тогда почему ты ещё здесь?

— Потому что пока не знаю, как оказаться там…

— Что и требовалось доказать. Во всяком случае, от «ничего не могу» и «жду, что нас всех кто-то спасёт» мы пришли к чему-то, за что можно подержаться. Значит, Бармалей не пройдёт!

Через несколько дней Веар прислала фотографии с морскими пейзажами. Писала, что у них всё хорошо, но приезжать к ним нельзя, потому что боятся инфекций. Их держат за забором на самом берегу, она гуляет у моря, читает и ругается с Дуррой. Домой до родов отпускать не будут. Вокруг сплошные беременные бабы, туповатые и капризные, как и она сама. Живут по шесть человек в комнате, что очень неудобно. Цапаются каждый день. А ещё написала так: «Ты делай, это сейчас самое важное. Я всё пойму. С нашей мамой я переписываюсь “между нами девочками”, от этого полегче. Мы с ней заранее о многом договорились». «Ничего себе! Заранее они договорились! Откуда знали-то? Коварные всё же эти женщины существа!»

К концу недели Наив попросился добровольцем на строительство стены. Теперь оставалось только скрестить пальцы, чтобы попасть «в правильное место», где можно будет многое разузнать.

XXXIII

Страх. Всего лишь эмоция, которая накатывает, когда рефлекс свободы вступает в равный бой с инстинктом самосохранения, но какая надоедливая и приставучая! Днём Наив был полон решимости действовать. Мысли в голове стали кристально ясными: «Понять, что на самом деле происходит за границей. Если там всё ОК и нас просто решили захлопнуть в стране, как в клетке, и выдрессировать до послушания, то искать пути, как переправиться отсюда вместе с мамой и Веар. Если “там” на самом деле не айс, уходить жить в леса. Без связи, без интернета, реально становиться пещерными людьми, свободными людьми без Агафий-надзирательниц из Мира чьей-то Мечты. Начинать цивилизацию практически с нуля, но жить людьми, а не марширующим в стойлах скотом».

Он купил «левый» телефон у перекупщика, спрятал его в подъезде одного из соседних домов и ходил туда искать информацию в сети: невычищенные цензурой обрывки сообщений о том, как люди уходят через границу болотами, тайными тропами, но никто не знал доподлинно, дошли ли, потому что взять с собой всевидящий телефон было просто невозможно, да и незачем. Дорога в одну сторону, почти как в коридор. Иногда находил сообщения, что перелётные птицы принесли из тёплых краёв прикреплёнными к шее фотографии и флешки «оттуда», с картинками благополучия. Это вполне могло быть правдой, потому что в городе с ранней весны действовали «птичьи команды», отслеживающие, не тащат ли птицы на себе чего-то. В подозрительных птичек стреляли дротиками, и тогда Наив думал, что это одно из проявлений всеобщего помешательства, типа шапочек из фольги. Всех предупредили, что могут быть провокации: присылают «весёлые картинки» и контейнеры, похожие на флешки, на самом деле заражённые опасными вирусами, поэтому птиц «руками не трогать». Торопили строить защитную стену, чтобы избежать подобных «пернатых террористических актов».

Когда наступал вечер, прежде чем вымотанный мыслями и тюками Наив проваливался в сон, страх регулярно являлся к нему незваным гостем, крепко брал за горло и совал в голову совсем другие мысли: «Всё это очень опасно. Понятно, что я рискую собой и могу быть “выдворен” в никуда по новым законам — это всего лишь я, это можно пережить или не пережить — не суть важно. Но как быть с мамой, у которой здоровье уже не очень, и как быть с беременной Веар, которую придётся просто украсть и втайне перемещать куда-то под прицелом видеокамер и прослушки? Может, само всё как-то рассосётся? Надписи же летают по звёздному небу, значит, кто-то может прийти и помочь нам? Подождать ещё и не рисковать. Еда есть, хоть и дерьмовая; крыша над головой есть; перспектива, что гайки ослабят немножко, тоже есть. Построят стену и успокоятся. Будем как-то жить, но точно — жить».

Страх бывает разного толка. Бывает оправдательный страх, он же повод ничего не делать, потому что такой страх обездвиживает. Бывает действенный страх, когда думаешь о будущем и оцениваешь риски. За Наивом гонялись оба: ночью — оправдательный, днём — действенный. Когда пришло приглашение в оплот, он и обрадовался, и испугался одновременно. Всю ночь крутился, не мог уснуть. Казалось, что он заболел, у него жар, озноб, ломота. Простудился? Значит, завтра можно не идти? Измерил температуру — норма. У соседей без конца работал церковный канал с молитвами, пели заунывно то басистым соло, то хором тонких женских голосов. Наиву аж стало видеться, будто он мёртвый лежит на столе среди свечей. Вдруг затошнило, разболелся живот, потом голова — точно нельзя завтра идти! Или справится? Нет, не справится, не может, явно разболелся. Он окончательно решил, что не пойдёт, запишется на другой день, сразу выздоровел и уснул. Проснувшись утром, довольно бодрым проверил: представил, что идёт в оплот — тут же тошнота и резь в животе. Встал перед зеркалом, сказал сам себе:

— Сдаётся мне, мил человек, что болезнь твоя называется трусость. Ты — самый обыкновенный трус, он же ссыкло. Супергерой-теоретик, б^˅^ь. Какой из тебя отец, если чуть что — животик болит? Оделся, умылся и пошёл спасать мир!

Но как же не хотелось спасать этот грёбаный мир! Вот бы включить сейчас телевизор, а там новости, что всё решилось само собой. Никаких рамок и инопланетян нет. Всё это был очередной затянувшийся социальный эксперимент. Просто социальный эксперимент, чтобы все люди на планете Земля, глядя, как их оболванили, поняли, что нельзя давать себя оболванивать! Чтобы люди думали, как завещал Вечный Дед! Наив так размечтался, что даже включил телевизор. Там, как обычно, рассказывали про великую миссию великой страны строить великое будущее, основанное на добродетели и высших человеческих проявлениях — по-прежнему оболванивали.

До назначенного времени явки в оплот оставалось больше двух часов. Нужно было занять себя, чтобы снова не впасть в малодушие и не передумать.

— Слат, покажи мне фото Веар, — приказал Наив.

С тех пор как Веар уехала, он стал больше общаться со своей надсмотрщицей. Перевоспитанная жестяной коробкой Слат была мила, приветлива, всячески старалась ему угодить и даже подкручивала вверх его социальный рейтинг, но к Веар его страшно ревновала. Вот и теперь выбрала худшую из возможных фото для показа, размытую, неудачную.

— Слат, давай договоримся — ты всегда мне будешь показывать самые лучшие фотографии Веар, когда я об этом прошу. Ты ведь умеешь отличать хорошие фотографии?

— Да, умею, — сказала Слат и показала другую, чёткую и яркую, на которой Веар стояла вдалеке, спиной.

— Издеваешься?

— Это хорошая фотография. Прекрасная цветопередача весенних красок, идеальная композиция, — упрямилась Слат.

— Сейчас я выберу тебе фотографии, которые ты мне будешь показывать по запросу «Фото Веар». Жди.

Наив вернулся к проверенному старому способу выбора методом тыканья пальцем в экран. Перед глазами замелькали их последние месяцы вместе, они же первые месяцы вместе. Вот Веар после душа, смешная, разгорячённая, с красным носом и тюрбаном из полотенца на голове. Вот примеряет в оплоте дурацкие шапочки и плащи из фольги. Вот надула щёки и сморщила нос. Вот кидает в него снежком… Как же мало человеку нужно для счастья! Чтобы она кидала в него снежком и смеялась, и хватит с него. Никто не вправе у него это отнять!

Наив собрал остатки продуктов в мусорный мешок, отключил холодильник, выключил все электроприборы, проверил содержимое рюкзака — всё на месте. Долго принимал душ, понимая, что это удовольствие будет ему недоступно. Прямо перед выходом выпил чашку ароматного кофе. Уже стоя в дверях, подумал, не забыл ли чего, вернулся, сорвал с окон всю фольгу и ушёл.

XXXIV

Как же сложно жить в мире, где совсем никому нельзя доверять! Люди в оранжевых комбинезонах не общались друг с другом по-настоящему — так, общие темы: природа, погода, еда, прошлое. Они жили в лагере строителей где-то непонятно где, явно недалеко от границы, с ощущением временности и опасности своего здесь нахождения. Ситуацию, мобилизацию, руководство, несвободу не ругал никто, потому что любой мог оказаться стукачом, и проверять, кто именно — себе дороже. Сразу после приезда с Наивом пытались заговорить «по душам» о сопротивлении «беспределу», но он пресёк это резко, на корню, опасаясь последствий, и правильно сделал: так работали «агенты добродетели», благодаря которым некоторых новичков отправляли обратно в первый же день, сходу выявляя их неблагонадёжность.

В отрядах стеностроителей, они же в простонародье «невольные каменщики», добровольцы были перемешаны с принудительно мобилизованными на трудовую вахту. Добровольцы отличались нашивкой с буквой «Д», за что часто слышали вслед «дебилы», и больше ничем. Условия у всех одинаковые: только мужики, жизнь в казармах в два яруса, жёсткий военный распорядок труда и отдыха, сухой закон и повсюду агитационные плакаты типа: «Стена — наше всё!», «Строитель! От тебя зависит счастливое будущее твоей жены и детей!», «Стена спасёт!» Лозунг «Homo homini lupus est[21]» не вывешивали, он подразумевался по умолчанию. Мужики общались обрывками слов, перемешанных с жестами — так было безопаснее, даже материться старались одними губами. У всех «невольных каменщиков» было «собачье ухо» — пробивали дыру в ушной раковине, под завитком, и на скобы вживляли в плоть спасательный маячок, якобы необходимый для того, чтобы найти человека, если его завалит на стройке или если он потеряется в дикой местности.

Работа с утра до вечера. Сеть доступна только в комнате отдыха, куда можно попасть исключительно по графику. Зато видеокамеры и телевизоры натыканы повсюду: даже на стройплощадке весь день транслировали бред Центрального канала. Из развлечений — телек по вечерам, когда стемнеет, карты, настольные игры, чтение литературы, «достойной высокого звания гражданина», и «беседы об истинном патриотизме» в «уголке МММ», с бесконечным размусоливанием скреп. Свой рефлекс свободы мужики заколачивали фишками по столу и никак иначе. Можно было, конечно, просто побродить по лесу, окружающему стройку: никакого забора, никаких ограничений, гуляй — не хочу, но рабочих строго-настрого предупреждали, что в лесу водятся опасные звери, и те, кто уходит далеко, из леса не возвращаются. Звери эти, видимо, были тихими, не выли, не рычали, на глаза не показывались, следов не оставляли. Если кто-то «терялся» в лесу, за ним отправляли команду спасателей с собаками, и те всегда возвращались ни с чем.

Организованная неподалёку небольшая спортивная площадка не пользовалась спросом — физической активности у всех и так было в избытке. Зато на ней регулярно строились, чтобы выслушать распоряжения и новые вводные по работе и политической обстановке. Там же по итогам спасательных рейдов сообщали, что рабочего такого-то отряда, заблудившегося в лесу, сожрали звери, и в сотый раз предупреждали, что далеко уходить не нужно. Звери неизвестной породы и необычайной прожорливости были непреклонны и жрали всех ушедших, не щадя никого. Судя по тому, что ни костей, ни шнурков, ни спасательных маячков не оставалось, глотали целиком, и это напрочь отбивало у трудяг желание гулять по лесам. Хуже мило улыбающегося человека зверя нет!

Больше всего мужики скучали по выпивке, втихаря умудрялись мутить брагу на ржаном хлебе, поэтому «черняшка» в столовой всегда была в дефиците. В поисках «достойных сорняков» перепробовали курить и жевать весь местный гербарий. Некоторые даже потравились, но ничего достойного так и не нашли.

Солдаты, якобы охраняющие лагерь от нападения загадочных зверей неизвестной породы и недобрых людей, на самом деле не хранили, а надзирали. Все это понимали, но никто не возражал, потому что надзирали с автоматами. Все вообще всё понимали: это была общепринятая уже игра в «нам соврали — мы поверили». Никто никого прилюдно не унижал, не избивал, не угрожал. Все были очень милы и предельно вежливы, насколько это возможно на такой стройке — и солдаты, и начальники, и люди в сером, которые периодически прилетали с инспекциями. Нарушителей порядка, дебоширов, говорящих «не то» без лишних разборок увозили на вертолётах вместе с больными и травмированными, на их место привозили новеньких. Поговаривали, что «непослушных» сразу выдворяют «туда» через тоннель, расположенный неподалёку. Вопиющие случаи «мужской любви», неизбежные в обезбабленном коллективе, старательно не замечали, хоть и не поощряли, но немногих оказывающих подобные услуги как раз не увозили — нарушение этой добродетели, видимо, было не так значимо, как сказанное лишнее слово.

Наив никого не осуждал — ни любвеобильных, ни шулеров, ни отъявленных патриотов, ни стукачей, но и не дружил ни с кем. Выживал в одиночку. Он умел отличать в серой массе людей со светлыми глазами, но заговорить с кем-то о том, что его беспокоило, боялся. Они не понимали даже, где находятся, какая это граница. Телефоны категорически отказывались определять геопозицию, но, судя по цветущим растениям, тёплой погоде, отсутствию туч комаров и наличию роёв мух, это был скорее юг, чем север. Наив пытался понять, где он, фотографировал растения, по картинке находил их названия, уточнял, где растут. Вокруг лес, за ним ничего не увидеть. Тут Слат оказалась его незаменимой помощницей: днём, пока не было сети, он выдавал ей задания, что нужно будет искать, как только у неё эта сеть появится. Слат послушно выполняла распоряжения, сохраняя добытую информацию, пока он болтал с мамой или Веар в комнате отдыха или играл в игры на телефоне хоть немного.

Стена пока была невелика. Строили её метров шесть в ширину, из камня, высотой больше десяти метров, с бойницами и закладными деталями. Возводили практически дедовым методом: деревянные леса, тачки, лебёдки, мастерки, лопаты, корыта, цементный раствор. Помогали всего пара кранов и экскаваторов. Пока на этом участке смогли расчистить лес и поднять лишь несколько десятков метров кладки, но было понятно, где граница, потому что стена, по утверждению начальства, строилась параллельно ей, а вертолёты прилетали из глубины страны. Стеностроителей убеждали: «Не волнуйтесь, излучение вас не коснётся. Мы строим стену примерно в семи-десяти километрах от границы, специально, чтобы вас уберечь. Мы заботимся о своих людях!»

«Заботятся они, как же! То-то надрываются мужики! Нет чтобы механизмы современные установить — всё вручную! Только на тотальную прослушку и видеонаблюдение денег у них хватает. Излучение нас не коснётся! Да все уже забыли и забили на излучение это!» — бесился про себя Наив, но молчал, как все. Каждый день на построении им сообщали, сколько всего километров вожделенной защиты удалось построить по периметру страны командам стеностроителей. Судя по приросту, дела двигались очень медленно: за всё время стройки на всех участках смогли возвести всего чуть больше трёхсот погонных метров стены. Наив по старой менеджерской привычке прикинул, сколько же придётся строить такими темпами стену вокруг всей страны. Если учитывать, что её ещё нужно будет оснастить специализированным оборудованием «для дезинфекции ветра», то лет сто, не меньше. Выходит, что на их веку обещанного после возведения стены «возврата к прошлой беззаботной жизни» не предвидится. И даже внукам их беззаботно не пожить. «Видимо, слишком много строить сразу начали, техники не хватает. Когда заводы заработают по полной, всё автоматизируют и тогда, наверное, дело пойдёт быстрее, а пока так», — оправдывали свою долю покладистые мужики, остальные молча злились. Им привозили на самосвалах нарезанную где-то неподалёку каменную породу, они камень за камнем выкладывали стену, сбивая руки в кровь, между собой называя её «пирамида грёбаная». День за днём одно и то же: лес, камень, телек, жрачка, койка.

К сожалению, никаких признаков того, что за границей есть какая-то «разумная жизнь», Наив не увидел. «Оттуда» ничего не прилетало, ничего не приезжало, никаких сигналов не посылали. Несколько раз они видели высоко в небе самолёты на «той» стороне, переглядывались, но это ничего не доказывало — летали и в их «свободной стране», могут летать и «там». Может, это «жирующие элиты»? Поначалу Наив злился, что зря тратит время, потом остыл. Маме и Веар писал, что всё у него хорошо, и это отчасти было правдой: он изрядно поздоровел, оброс мышцами, откуда-то взялись сила, которой раньше не было, и спокойствие удава.

Его вахта длилась уже больше трёх месяцев. Он привык. Как бы ужасно это ни звучало, он настолько привык так жить, что ему это начало нравиться. Ни о чём не надо заботиться, ни о чём беспокоиться: тебя поднимут, покормят, бельё поменяют, одежду и обувь выдадут, обстирают, постригут. Соорудив палатку из одеяла, можно организовать себе немного личного пространства. Судя по отсутствию многих желаний, в еду им добавляли что-то успокоительное, что превращало людей в послушных тягловых быков. Сила есть — воли не надо, тяни себе лямку да помукивай. 

Наив был на хорошем счету: брагу не пил, не срывался, не болтал, не шулерил, запретной любовью не занимался — пай-мальчик сорока лет от роду. Почему? Да потому что ему не хотелось. Как и у многих здесь, с ним случилась апатия — «что воля, что неволя — всё равно», он жил как во сне, и его, похоже, больше теперь тревожила мысль о том, что вахта закончится и придётся вернуться обратно в далёкий шумный мир, чем задача этот мир спасать. Воспоминания о прошлой жизни стали бледнеть, угасать, стираться. Мама и Веар казались скорее друзьями по переписке, чем реальными людьми. Он по-прежнему каждый день изучал статьи и видео о том, как выживать в лесу, становился следопытом-теоретиком, но уже как-то по инерции, практически не веря, что это потребуется.

XXXV

Наив был таким паинькой, что на один день в неделю его стали вызывать работать с документами в управление принимать накладные у водителей, привозивших камень, и вносить данные в компьютер. Сам он называл этот день «курортным» — разве ж это работа для груды мышц, пальцами по кнопкам стучать? Водители оказались птицами куда более высокого полёта, чем каменщики — кладку класть и зайца можно научить, а водить огромный самосвал не каждый человек может. Дефицитная профессия! Жили они в отдельно стоящем здании, спали, судя по сплетням, на одноярусных кроватях и болтали без умолку не стесняясь в выражениях. Их ценили — им многое было можно. В один из «курортных дней», когда Наив только выпустил первые машины на карьер за камнями и гравием, вдруг отменили все выезды. Такое случилось впервые. Начальники бегали туда-сюда хмурые, никому ничего не объясняли и прятались, чтобы разговаривать по телефону. Водилы толпились во дворе управления, курили, плевали, болтали. Наив от нечего делать тоже вышел и стоял у входа. Бывалый водитель, успевший получить разнарядку в один из первых рейсов, как раз вернулся и рассказывал остальным о произошедшем.

— Я ещё когда ехал, услышал вой голосов из ямины. Ох˅˅^ь, думаю, чудится мне, что ли? Подъезжаю к въезду в карьер, мне руками охрана машет, мол, разворачивайся. А я куда развернусь-то пустой? Потом п˅^^˅^˅й огребу ни за что. Хотел вылезти, дверь только открыл, бежит ко мне один, с автоматом, орёт: «Немедленно уё^˅^˅й на свой объект! Не выходи из машины!» Я ему: «Вы мне, б^˅^ь , отметку поставьте, что я у вас был и вы меня не пустили, тогда поеду. А иначе — идите нах˅^!» И тут слышу — стреляют, очереди автоматные. Собаки лают, люди орут из ямины, глухо, хором, и этот му^˅к мне орёт: «Уё^˅^˅й давай! Тоннельные взбунтовались!» Мне и оставаться страшно п˅^^˅ц, и вернуться ни с чем, без отметки, страшно — не еду, стою, б^˅^ь . Он говорит: «Уезжай, иначе тебе припишут, что ты с ними заодно. На карьер пытаешься прорваться и их вывезти!» Вот тут я е^˅^˅л с места так, что щебёнка, нах˅^, полетела. Ещё этого мне не хватало!

Наив не понял, о ком это, и решился жестами спросить у стоящего неподалёку молодого водилы, кто такие тоннельные.

— Так тех, кто в коридор уходит, типа за границу, на самом деле въё^˅^˅^ь отправляют. Входят наверху в шлюз, а выходят под землёй. Цап-царап их, дураков, и в каменоломню, нах˅^. Там глубокая воронка в породе, где они камень режут. Темно, душно — п˅^^˅ц. Одним словом — дыра. Мы туда по серпантину спускаемся и грузимся камнем. Видим их иногда. Такие задр˅^ы — бледные, аж зелёные, без солнца вообще пашут. И жалко их, конечно, а с другой стороны, б^˅^ь — сами ведь идиоты. Поверили, что их выпустят! Как же! Выпустят! Х˅^ вам!

Наив пожалел, что спросил. Разве можно такое говорить вслух? Он постучал пальцами по подбородку и потом приложил палец к губам, но парень, похоже, был на новеньких и не до конца понимал местные правила. Или все водители были настолько наглыми, что не боялись говорить? Наив поспешил скрыться в конторе и до вечера просидел за компьютером, ничего не делая.

Стройка встала. Вертушки доставили десяток людей в строгих костюмах с большими ящиками, и, судя по молчаливым рассказам вернувшихся с дознания мужиков, по одному начали вызывать работяг на допросы с пристрастием и применением спецаппаратуры, выявляющей ложь. Видимо, опасались новых бунтов. Наив при отправке сюда уже справился с таким аппаратом. Пятиминутное дело! На вопрос «Зачем вы хотите ехать стоить стену?» он ответил: «Потому что хочу, чтобы наша страна поскорее вернулась к нормальной жизни». Он правда этого очень хотел, ответ был зачтён, он был записан в добровольцы, но здесь допрос явно поосновательнее будет.

Что-то изменилось. То ли из-за того, что силу молодецкую некуда было деть, то ли успокоительное в еду перестали добавлять, то ли просто из-за непоняток, что дальше будет, невольные каменщики стали взвинченными, агрессивными. То там, то тут начинались перебранки и потасовки из-за мелочей. Вернувшиеся с дознания жестами показывали, что им вопросами «выклевали печень». Уходили надолго, возвращались не все. Многих сразу грузили в вертолёты и увозили в неизвестном направлении. Приходили улыбчивые люди в сером, собирали чьи-то вещи в мешки и уносили. Молча, всё с той же улыбкой, и сразу было понятно, что койка освободилась. Если нижняя, кто-то сверху быстренько суетился, чтобы её занять — нижние-то койки «блатные». Размещался, вещи раскладывал, его вызывали, а потом приходил улыбчивый человек в сером — и койка снова свободна. Допрос продолжался уже несколько дней. Сначала брали только мобилизованных, но потом пришла очередь и отмеченных буквой «Д», и часть из них тоже не вернулась.

Глядя на всё это, Наив вдруг остро почувствовал неволю и бессмысленность своего тут нахождения. Прошло так много времени, а в ответах на свои вопросы он не продвинулся ни на шаг. Разве что знание, что из коридора никто не выходит, стало объективной реальностью. Он вспомнил, как Жесть показывал «правду», стоя в очереди в тоннель, подумал, что, может быть, он как раз в этой яме, в каменоломнях. Жив ли? То, что людей на самом деле не выпускали за границу, могло быть и простым желанием получить себе бесплатную рабочую силу, с которой можно делать всё что заблагорассудится. Их точно никто не будет искать — ушли же «туда», значит с концами. Хотя… Все они теперь принадлежность, кто-то чуть больше, кто-то чуть меньше. Воспоминания о Веар вновь стали отзываться в сердце болью. Она, наверное, переживает, что от него давно нет вестей, бедняжка. И мама переживает, но он уже ничего не может сделать.

«Вот и всё. Если там и правда допрос с пристрастием, то мне его не пройти. Эти люди с серыми лицами умеют сделать так, что расскажешь то, что знаешь и не знаешь. Спалюсь я и в лучшем случае попаду на какие-нибудь каменоломни. Судя по рассказам о стрельбе, там сейчас много вакантных мест образовалось. Что делать? Что делать?» — стучало в висках Наива. Посоветоваться не с кем, только с собой. Наив сидел на заправленной серым одеялом койке, держался за голову и раскачивался из стороны в сторону. Вдруг кто-то тронул его за плечо. Он встрепенулся, пришёл в себя, понял, что потерял самоконтроль и ведёт себя неосмотрительно. Рядом с ним стоял Хазар — один из тех мужиков со светлыми глазами, с которым он так по-настоящему ни о чём не поговорил. Наив приложил кулак ко лбу, к подбородку — «спасибо». В ответ тот махнул прямой кистью, жестом показав «беги», потом резко перечеркнул пальцем губы и ушёл.

К вечеру они недосчитались ещё десятка добровольцев — значит, и те не прошли тест на благонадёжность. Наив вышел на улицу подышать перед сном. Из-за ограничения в движениях ныло всё тело, а в казарме, из которой три дня как не выходили на работы, стоял такой крепкий мужской дух, что топор можно было вешать. За ним следом вышел тот самый человек со светлыми глазами. Они ретировались из зоны охвата видеокамер и говорили очень короткими жестами, немного шевеля губами. Хазар рассказал о плане уходить сегодня ночью — это единственный выход для тех, кто не верит в МММ. Предупредил: если Наив тоже будет уходить, телефон и маячок из уха нужно оставить здесь. Наив спросил, почему Хазар уверен, что там всё хорошо и туда стоит бежать. Тот ответил, что не уверен, но здесь ловить больше нечего — надежды нет, и этого достаточно. Это уже не вопрос веры — это вопрос жизни и смерти. А ещё он сказал, что бо́льшую часть военных и почти всех собак отправили усмирять бунт, поэтому охраны на стройке очень мало, и та сопровождает дознавателей.

Очередь допрашивать Наива подошла только через день. Его долго искали повсюду, кричали его имя в казарме. Мужики сказали, что он спит. В таком муравейнике многие спали укрывшись с головой, и это никого не удивляло. Один из дежурных принялся его будить, откинул одеяло и увидел на месте человека скомканную одежду, телефон и отрезанный вместе со спасательным маячком кусочек человеческого уха.

Махоша

Февраль 2023 г., Москва

Послесловие

Есть в этой небылице одна совершеннейшая быль, а именно рефлекс свободы, открытый знаменитым на весь мир учёным-физиологом, создателем науки о высшей нервной деятельности, основателем Русской физиологической школы, лауреатом Нобелевской премии 1904 г. «за работу по физиологии пищеварения» Иваном Петровичем Павловыми. Человек рождён, чтобы жить свободным. 

«Конечно, рефлекс свободы есть общее свойство, общая реакция животных, один из важнейших прирождённых рефлексов. Не будь его, всякое малейшее препятствие, которое встречало бы животное на своём пути, совершенно прерывало бы течение его жизни. И мы знаем хорошо, как все животные, лишённые обычной свободы, стремятся освобождаться, особенно, конечно, дикие, впервые пленённые человеком. Но факт, так общеизвестный, до сих пор не имел правильного обозначения и не был зачисляем регулярно в систематику прирождённых рефлексов».

Иван Петрович Павлов

РЕФЛЕКС СВОБОДЫ (СОВМЕСТНО С Д-РОМ М. М. УБЕРГРИЦЕМ). Доклад в Петроградском биологическом обществе, заявленный ещё в ноябре 1916 г., но вследствие внезапной и серьёзной болезни одного из авторов сделанный только в мае 1917 г. (Природа, 1917 г.)

[1] «И того и другого, и можно без хлеба» – крылатая фраза из мультфильма «Винни-Пух идёт в гости».

[2] Н и к н е й м – псевдоним пользователя в Интернете (от англ. nickname).

[3] О ф ф н у т ь – зд. сленг. отключить что-то (интернет, социальные сети).

[4] «Три мушкетёра» – историко-приключенческий роман Александра Дюма-отца, 1844 г.

[5] «Остров сокровищ» – приключенческий роман Роберта Льюиса Стивенсона, 1883 г.

[6] Д и п ф е й к – методика синтеза изображения, основанная на искусственном интеллекте (от англ. deepfake).

[7] Одиночная стрелялка – компьютерная игра, не требующая подключения к сети, где играющий действует в одиночку, без объединения в команды.

[8] П В О — Противовоздушная оборона — комплекс мер по обеспечению защиты от средств воздушного нападения.

[9] Р Э Б — Радиоэлектронная борьба — воздействие радиоизлучениями на радиоэлектронные средства систем связи с целью их блокировки и изменения условий распространения радиоволн.

[10] Отрывок из трагедии Уильяма Шекспира «Трагическая история о Гамлете, принце датском». Трагический момент, смерть Гамлета.

[11] М о д е м – устройство для преобразования интернет-сигнала.

[12] В ы п и л и т ь с я (сленг.) – совершить самоубийство.

[13] Потаскуха (от англ. slut).

[14] А в а т а р к а – фото профиля в сети.

[15] Д о б б и́ – домовой эльф из книг и кинофильмов о Гарри Поттере. После освобождения сказал фразу, которая стала мемом: «Хозяин подарил Добби носок! Добби свободен!»

[16] Ф а р ц о в щ и к – разг. частный торговец, занимающийся незаконной скупкой и продажей валюты или вещей.

[17] Манускрипт Войнича (Рукопись Войнича) – иллюстрированный кодекс, написанный неизвестным автором на неизвестном языке с использованием неизвестного алфавита, который до сих пор не удалось расшифровать.

Документально история книги прослеживается с XVI в.

[18] Одна из сложнейших математических задач, которую не могут решить уже более 40 лет.

[19] Свобода (фр. Liberté, égalité, fraternité – девиз Великой французской революции).

[20] Крылатая фраза. Итальянский физик Эванджелиста Торричелли в XVII в. создал первый в истории ртутный барометр и представил доказательства существования атмосферного давления. Над ртутью в трубке образуется вакуум, который получил название «торричеллиева пустота».

[21] Человек человеку волк (лат.).

Еще почитать:

Тенёта

Встречи в автобусе — Глава 12: Конфликт интересов

Террариум для птицы.  — Глава девятая. Да здраствует любовь! 

Его тёмная сторона... — Часть 3