— Каон, вставай! — Тихо произнесла Эйтра, дотрагиваясь до плеча сына.

Спал он чутко, потому проснулся после первого же оклика. Его веки поднялись и стали видны ярко голубые глаза.

— Что случилось, мама?

Каон приподнялся, смотря матери в глаза. Он был худощав и высок для своих одиннадцати лет. Черные, как смоль волосы были растрёпаны, но это было обычным состоянием для его соломенных волос.

— Пора просыпаться, сынок, — Ответила Эйтра.

— Но ещё так рано, — сказал Каон, посмотрев в окно на постепенно освещающиеся деревья.

Эйтра вздохнула и ответила:

— Я знаю.

Она вышла из комнаты, перейдя на кухню. Каон осмотрелся и встал с кровати. На нём была сероватая и штопанная множеством заплаток пижама, которая напоминала платье, доходя до лодыжек. Почесав квадратное сверху ухо, он начал переодеваться. Пока Каон переодевался, Эйтра собирала остатки еды из ящика над печью.

— Мы куда-то идём? – Спросил Каон, войдя на кухню.

Эйтра завернула пару орлинских фруктов в платок и положила в сумку. Лежащую на столе.

— Да… Тебе придётся пойти вместе со мной на плантации, — скомкано произнесла Эйтра.

Ей было тяжело об этом говорить, ведь она потратила годы, чтобы Каон мог не трудится на этих проклятых плантациях, но всё пошло прахом.