Зло с той стороны Послесловие

Не уверен, что стоит это писать. Не уверен, что стоит это читать. Но есть вещи, которые требую от тебя реализации так сильно, что нет возможности удержаться.

Несколько дней назад ко мне в дверь постучали, я открыл, мне прятаться не от кого. Передо мной стоял маленький мальчик, он поздоровался, я спросил, что ему надо.

— У вас мои ботинки. Высокие коричневые ботинки.

Мы тут же поняли друг друга.

— Проходи. — Мне почему-то совершенно не было страшно.

Усадив гостя в большое для него кресло, предложил сок или чай, он согласился на сок.

— Я внимательно следил за вашей судьбой, — начал мальчик, устраиваясь с ногами на кресле. — Мне кажется, вы заслужили всё узнать. Всё равно вам уже никто не поверит, так что мне это не навредит.

— Думаешь, я так мало знаю?

— Возможно догадываетесь, но всё знать не можете. Я — не человек. Думаю, вы дошли до этого сами. Я — неизвестный науке вид, точнее особь, кажется, последняя в своём роде, своего вида. Раньше нас было больше, но мы практически вымерли.

У нас огромные возможности, способности, но есть и существенные ограничения. Мы должны жить с людьми, мы не можем оставить вас в покое. При этом я не могу жить с вами в своём собственном облике — некоторые пробовали. Потом на них испробовали вилы и костры. Мы, то есть я, могу принимать внешность человека — об этом вы тоже могли догадаться. И не только внешность, могу перенимать его память, поэтому меня сложно выявить, легко могу заменить человека, разве что самые близкие могут распознать подмену, да и то. Не все близкие родственники — близкие.

— Поэтому ты выбирал семьи с одним ребёнком?

— Да, дети слишком близки друг другу, слишком много видят и понимают, чувствуют, чтобы от них скрывать, хотя иногда приходилось.

— А почему ты каждые три года… убивал?

— Моя беда в том, что я не могу менять вес, размер. А дети должны расти. Если ребёнок не растёт больше трёх лет, это вызывает вопросы, а мне это ни к чему. Меня можно отличить от человека, если глубоко копнуть, с помощью приборов. Потому приходилось менять тела.

Раньше было проще, я был большим и занимал места взрослых, они не меняются десятками лет. Это были прекрасные времена, но проколы всегда случаются и приходилось срочно покидать тело. Как тогда, когда вы меня выследили. А при этом теряется небольшая часть массы тела.

— Поэтому ты сейчас стал младше, занял тело меньшего размера.

— Да, пришлось. И, как вы понимаете, приблизился чуть ближе к смерти, которая для нас тоже неминуема. Ещё несколько раз придётся убегать и я стану слишком маленьким для нормального функционирования. Занять тело годовалого ребёнка — плохая идея.

— Значит я тебя почти убил… ну хоть не насиловал, как ты инсценировал!

— Простите, у меня не было другого выбора, нам… мне необходимо защищаться. Специально не оставил тела, чтобы против вас было меньше всего. А вы спрятали мои ботинки.

— Да, мне стало жалко отдавать их полиции, всё равно они о них ничего не знают, а мне они оказались дороги. Как память. Как свидетельство того, что это не мои чистые фантазии, что что-то было на самом деле. Расскажи о них. Почему ты ходил в них постоянно?

— Это та особенность, которая может нас выдать. Мы не можем ходить в обычной обуви, нам нужен контакт с землёй, пусть даже условной, когда я в помещении. Я и сейчас в такой обуви, мне пришлось её сменить, хотя это и не просто.

Мальчик показал на свои кроссовки. Обычные кожаные кроссовки, унисекс, ничего броского. Я бы сказал вне моды, вне времени. И с нормальной подошвой, хотя… если приглядеться, то видно, а может быть это он мне разрешил увидеть… это не подошва, это кожа, поверхность живой ноги, не человеческая кожа, но что-то близкое. Подвижная поверхность, постоянно в движении, как будто плывёт куда-то. Или как будто на ней движутся многочисленные реснички. У меня пробежал холодок между лопаток, настолько это нечеловеческое что-то. Понимаю, почему их сжигали на кострах.

— Сделать или подобрать правильную обувь сложно, потому я, меняя тела, оставлял себе те ботинки. На чём и прокололся, благодаря вам. Они ещё у вас?

— Конечно. — Я бросился в кладовку и достал коробку, в которой бережно храню Ботинки.

Мальчик аккуратно открыл коробку, развернул многочисленные мягкие упаковки и достал один за другим ботинок, держа их двумя пальцами, как драгоценности.

— Спасибо вам. — Кажется, в уголках глаз у него выступили слёзы. — Наверное, мне пора идти…

Он сложил ботинки обратно в коробку, не намекая, что ему хочется их забрать. Да и зачем, они теперь ему слишком велики.

— Знаешь, я могу тебе кое-что предложить?

— Что?

— Я ещё достаточно молод, могу ещё долго прожить. И могу выдавать тебя за своего ребёнка. Мы будем переезжать регулярно с места на места и тебе не придётся менять тела, не будешь никого убивать. Во всяком случае, пока я жив. Лет тридцать-сорок, я думаю, мы сможем для тебя выиграть.

— Вы думаете… вы готовы пойти на такое, после всего, что вы про меня знаете?

— Именно после всего, что знаю, и готов пойти.