Глава 4.
Каждый день, либо смерть, либо жизнь. Нет другого выбора, только идти или стоять на месте пока твой холодный труп не сожрут звери. Идти по темным каменным коридорам к блеклому свету лун и звезд. На стену что тысячу лет защищает нас от темноты и боли, от демонов и нечестии, но забирает десятки, а порой сотни доблестных и сильных рыцарей и бесчисленное количество черни. Тот день когда я прибыл, был первый день моего ада. Словно из пасти тьмы в меня выплюнули два десятка нечестии, и не успев я прибыть как мой конь помчался к врагу.
Я в конном строю, мчусь на врага, перед домной лишь поле, на нем нет ни единого растение, только камни белого цвета, а впереди враг, нечисть, монстры, смотрят на нашу маленький отряд в котором десять благородных и великих рыцарей . И вот сто шагов до этих шавок, в них нет страха, только ярость и злоба что вот-вот пронзят наши копья, лиша их жизни и страданий. Я слегка даю своему коню разгула, мы все едины в своих мыслях и действиях, и перед сорока они словно зная, словно пытаясь минут того ада что их ждет, они скрываются в бледных лесах, вся шваль сбежала, не дав нашем копьям убить ее. Это позор, для меня и всего моего рода. Нет, мой клинок должен быть окровавлен, мое копье должно пронзить кого то и мои ноги дают по шпором и конь погнался за тварями в лес, двое моих тоже поскакали за мной.
Преследовали мы их по темным, жутким лесам, в которой не один человек по своей воле не зайдет. То неведомое дерево, то зверь, такой знакомый, но совершенно другой, то глаз нет, чего то больше, ног или лап. В первые я там увидел тогда шестиногого волка или оленя с двумя парами рогов и с длинным рогом на носу. Все это не удивляло, не поражало меня тогда, ведь цели мои были так близки, в двенадцатью шагах от моего копья, не больше не меньше. Мой старый слуга что то кричал, но кровь должна быть прольёте, либо имя моих предков будет опозорено. Он кричал, что то о ловушке, о безрассудстве, но все это его страх, ничтожества, что выжило на костях моего отца. Что с него взять, слуга, что не знает истины, цели своего господина, Рыцаря. Его сын и то лучше, не словно не проронил, лишь следует, натягивая тетиву моего лука.
Сколько мы так преследовали, не возьму в толк, но крови все же напился мой клинок.
Когда конь, проверенный и надежный начел уставать, моим глазам открылась тайна их глупости, они планировали заманить в лес и убить там, но моя кровь не позволило это сделать. Их ножи не пробились свозь кольчугу, их стрелы не достигли моей головы, удары их лишь разгневал мое копье, стрелы их стали их погибель. Троих мне удалось проткнуть, двое сразу же и погибли, двоих мой лучник пронзил стрелами, и только старик не кого не убил, чем позором обрек свою голову. Но его знание все же дали нам выбраться из леса, из жуткой могилы моих братьев, и то что могло убить их. То что открыло мне, ужасы этого нечистого, гнилого народа. То что они творят, искалечивают и показывают всем молодым губит их дух, но мой они не сгубили. Он лишь ударился в гневе. После я узнал, что твари что затеяли всю эту бегатью, зовутся гоблены, их подвид, но это только начало, только начало пути что мне открылся тогда. Никакой пощады во мне и в тот миг не осталось. То ужасное дерево с головами, то издевательство над моими братьями. Нет, оно не простимо.
….
Глаза мои тошнили слезы, рука ели держалась на кости, а звонкий голос прокричал о кончине моего имени.
Тот день был прекрасен, с соглашения должен был впервые отправится на заставу, особенно нижнею, что считал я то благом для себя и для свой семьи. То что часть моих слуг были уставшими, от долгого перехода и желали отдыха, меня не волновало. Со мной отправились три старших брата, и самый младший здесь находился уже год. Его кольчуга, слегка помятая, но целая говорило о его силе и храбрости, но то что у него не было слуг, немного пугало. Он не назвал своего имени, не кто не назвал. Все смотрели на мою фигуру и словно что то искали, но я не чем от них не отличался. Но их пронзительный и злой взгляд словно насмехался над домной, что непомерно злило меня. Другой брат, с тремя слугами, одетый частично в латный доспех, на нем был лишь панцирь и полуоткрытый шлем, начел оглядывать моего коня и слуг и сказал:
-Не лишись всего этой ночью, может отслужит два года.
— Хм, нет мой друг. Вы здесь не правы – заметил молодой – год, максимум.
— От чего так – удивлённо спросил более опытный друг с долей улыбки и назревающего спора. – не ужели вы не верите в нашего брата?
— в брата Верить положено, но помогать отнюдь. А его голова точно такая же, как моя, но силы меньше. Так что год, не больше.
— о, так вы помните мои слова.- Нагладно улыбаясь начел он.
— конечно. И это заставила меня пересмотреть некоторые мои планы.
— Разумно. Возможно мои прогнозы на вас были поспешны.
-Я благодарен им.- с уважением сказал молодой брат – это ваше заслуга то что я сейчас нахожусь здесь.
— Ну, не стоит. – с явным чеславием сказал он – Ваш жизнь – эта ваша смерть. И когда я ошибаюсь – это неприменно хорошо. Но с ним -и начел показывать на меня – вы не правы. Два. Точно два.
— ну тогда пари?
— на что?
— конь. Я слышал что у вас лучшие кони во всем городе.
— о-оу, но перебьёт эту ставку только ваша жизнь, вы это понимаете?
— Конечно, слова и глаза у меня точнее. И я готов пожертвовать собой. -горделиво продолжал он.
Он посмотрел на него с ног до головы и с легка расстроился и сказал:
— нет. Я отказываюсь, но если вы правы, конь будет вашем.
Их разговор продолжился, но я его больше не слушал, слишком это все для меня стало. Но они продолжали и продолжали. Меня это возмутило, но словно что то мешало мне сказать свое слово. Словно что то ужасное и мощное было впреди и без слов говорила: «едь молча, им дозволено.» это мощь исходило от третьего брата. Он словно был стальным человеком, прошедшим что то ужасное и неминуемое.
Его доспехи словно сковали его, не было нечего человеческого в нем, ни лица, ни ног, ни голоса. Он словно живая сталь не замечал пролитых слов, ни моего присутствии. С ним было четыре слуги, двое на конях и двое вели трех коней. у среднего, по мне стальной был страшим, было только два коня, а младшего и то один. Меня бросало в дрожь, но я был рад такой компании.
Капли живой воды пролились на нас с темного неба, чернота мешало видеть, но передо мной был мертвый, ужасный лес без жизни и будущего. Все в нем словно рождено было мертво и растет мертвым, очень медленно, ели заметно. Как горько и больно мне думать что эта живая вода так и не попадет в верхние миры и ее поглотит эта гнилье. А мой народ умирает от жажды и тонет в крови женщин, стариков и детей. Уроды, упыри, все бы сделал чтобы резал и резал их, но долг есть долг. И капли живой воды падают с неба, освежая мою голову. И глаза мои наконец разглядели место прибытия.
В начале я увидел стену кольев, метров два высотой и небольшой ров в котором были слуги, они что то доставали из него. Я не придал той возни никакого внимание, но Братья смотрели на эту возню мошек так, словно это значило что то важное. А тем временим перед нами была застава, что держала одну из нижних дорог, что на севере. Представляла она небольшое деревянное укрепление, с небольшим шатром в центре. Вокруг шатра размещались как раз эти колья, местами вплотную, а где то и три лошади могли разъехаться. Конюшня, ну по край не мери то что ей называлось, три палки и рваная ткань, была более или менее для такой заставы, в ней было три лошади, наших товарищей. Старые, чего то пуганые и готовые бежать, но державшиеся благодаря маленькому слуге. Он был не выше пояса, с маленькими рученьками и большими пальцами, словно нечеловеческими. Голова была такой маленькой что казалось что ее нет, но присмотревшийся, я увидел ее. Черноватую, противную голову гоблина. Моя рука была легка на токую падал, и он не заметил как его маленькая голова упала на черную дряхлую землю. Затем явились братья. Их не удивил мой рассказ, они лишь посмеялись и зачем то Средний брат сказал мне готовится платить. Войдя в шатер я поныл почему.
В шатре было двое наших братьев, разгульно выпивавшие вино. Они оба с большими противными бородами и крупными черными синяками на глазах разговаривали с чем то очень длинным. То держало кружку вина своими длинными тонкими пальцами и на голове его виднелись наросты, то был демон. Он не смеялся, не показывал вообще не каких эмоций, он говорил сухим, ужасно низким голосом, а братья смялись и чему то радовались.
-Господа, Рад видит что вы живы.
— Да чего там, вот такой был,- показывая руками выше себя — а я его по башке и он полетел, а его гнида за ним, че то пищала- не замечая продолжал он свой рассказ, демон слушал и похлестывал вино.
— Господин Дрин таких средних не бывает – перебил его средний Брат. -и мы приехали.
— О -о мой старый друг -увидев его он шатаясь подошел и обнял его. – Че так долга сер…
— Без имен. – закрыл он ладонью смердящий рот.
-Ясно, новичек, пусть учится, пусть знает что такое ад, пуст Сдохнет здесь и воскреснет… или нет -начел показывать что то руками и смеяться.
— Да, мой друг, пусть, а как ты пройдешь Ад, увы я не знаю.
— Вернусь, вернусь с нами во кто — и показал на ту тварь.
— Так вы не остаетесь Господин Лорморт – с уважением обратился он к этому демону.
— Нет – прозвучало так низко и жутко что мое сердце на секунду остановилось – товар ждет и времени нет.
— Вот Видит, какой он человек, вино привез, и сопроводит нас, словно сами Эльфы блословили его!!
— успокойся, вы пьяны, мой друг. – сказал средний брат -и таких слов много кто не потерпит, особенно ваш друг. – указывая на демона.
— Простите, простите ради эльфов, не со зла, но слова вы мой надеюсь поняли и это не оскорбит вас.
— не бойтесь -вновь тот голос – не первый раз с людьми работаю. Но прошу. Не сравнивайте.
— да уж – тут присоединился младший брат – тут мы огорчим нашего друга, так как у нас недобрые вести.
— какие?
— понимаете, с нами новичок. А о вашем визите мы не знали. Ну, вы понимаете…
— ну тут мне все ясно. Раб за Раба.
— отдавай одного слугу, работящего, понял — шепотом говорил Средний брат
— это все понятно. А компенсация?
— не нужна, ваши друзья меня сегодня очень порадовали.
— отлично. На том и порешим.
Не долго думая моя голова решила отдать одного из самых глупых, ненужных слуг. Он не владел оружием в тои мере что бы быть со мной, но превосходно готовил. Ума ему конечно в чем то не хватало, слышал били его знатно по головушке, так что готовил он хорошо, но много чего портил и желание его оставлять при себе у меня не было.
Глупый большой нос, неуместно кривые зубы и глаза что смотрят в разные страны, все в нем было мерзко, противно. Он смотрел и словно ждал моего слова, моей воли. При этом словно на что то надеясь, словно это была шуткой или недоразумением. Слугу, что по словам достойно служил всю жизнь мне, отдают демону, не как слугу, не как человека, а как вещь, раба.
Мои глаза, моя рука дрожала, губы слегка промокшие дождем выдавали честную нечем не противную улыбку. Но при этом смотря на пустое, черное лицо улыбка превращалась в фальшь, а глаза горели ужасом и страхом. Ветер жутко злой, дул мне в лицо, превращая мои глаза в узкие дырки из которых невозможно было узнать правду. Но в тот момент как я услышал этот низкий голос, они все ему сказали:
— Не пойдет. Беру Лучшего.
-По-позвольте. А чем он-н плох?
-Я сказал Лучшего – его рука прошлась по лицу, оставляя красную линию – это не Лучший.
-Ноо… — его рука начала давить сильнее- я вас понял.
Словно жебцов он смотрел и выбирал. То руки слабые, то нога больная, из шести слуг моих, он выбрал самого сильного и знающего. Того что жизнь мою спасал и был мне важен. Я не спорил, боялся. Вертер не дул мне в лицо, но глаза мои были закрыты и от того что отдаю верного слугу. Того что мог бы назвать моим щитом я потеря сейчас.
Они ушли в полдень, когда луны светили ярко и дорога была более или менее видна, два рыцаря и трое слуг, все побитые, один без руки и ели держащейся на ногах. За ними словно издеваясь шел демон, на своих двоих, как слуга, холоп и не трудясь догнал двух рыцарей и словно начел ехидно смеясь над чем то или над кем то своим разговором. В тот момент мои братья казались чем то противным, убогим. Они словно чего то боялись. Заставляя своих слуг бегать, к чему то готовится. Не сообщив мне. Словно я им некто, словно слуга какой то, что должен выполнять не по слов, а по делу. Но мои слуги бегали, делали то что от них требовали, и чем то были озабочены. Я вошел в шатер, там сидел младший, в руках он держал свой меч, он словно от чего то был весь на взводе и меч его, в двух местах чуть не сломанный, был в позе мольбы о спасении. Моя голова все сложила еще тогда,в той беготне, но ответ я хотел услышать от братьев.
— Брат, мы не смерть попали?
Он закончил молитву. Положил меч в ножны. Встал, отряхнул сено и сказал:
— Нет, мы попали на бой.
Словно не чего не замечая он вышел из шатра и в него вошел Железный брат. Не сказав не слово он сел на пол, на котором было только грязь и сено. И поднял меч выше головы и начел молвить. Его голос был хрепым, жутко противным, слова словно превращались в бульканье какой то твари. При этом голова его была направлена на меч, старый, острый меч, что прошел много боев и зарубил тысячи. Доспехи его были прекрасны, словно светились в огне костра. Что горел ярко и давал веру в будущие в этом темном прогнившем месте. Он читал ее час, я не мог оторвутся от его вида, все смотрел и желал себе защиты, той что была на нем.
Но его бульканье закончилось и он не замечая моего взгляда встал и исчезла та сила, пришла доброта.
Средний брат удивился, но не сказал ни слова. Встал в туже позу и молилися без слов, просто его губы шлепали воздух , голова думала, думала о будущем, о прошлом и пыталось забыть настоящие. Его вид придавал уверенности, но всего немного времени ему потребовалось для молитвы. Я не успел опомнится как он стоял перед мной и сказал:
— Твоя очередь, -и хлопнул по плечу, не стальной рукой командира, как старого доброго приятеля, с кем вот-вот окажешься на пороге смерти.
Я подошел к тому месту, где молились братья, не чем не особое место, только же сена, сколько и везде. Но мои ноги плавно легли на туже вмятину, что оставляли мои братья. Мой меч, новый, не познавший еще крови врага словно превратился в путеводную звезду, звезду что охраняет, защищает меня. Я увидел бога, бога что спасет нас, нас всех – Братьев и меня. Все это он -он, мой меч. Я говорил, я молился ему, просил защиты, силы, храбрости. Я словно был кем то другим, чем то стал, кем то. И вышел уже тем самым, тем самым Рыцарем, но еще не братом, живым, но не признанием. Все мне стало ясно, я должен быть признан, должен и тогда я стану братом их.
Начало, для кого то конец , произошел в тот момент когда моя ладонь дотронулось до шатра. Стрелы летели, неся смерть и боль. Они приземлились так близка и так далеко, но глаза в закате луны и сиянии звезд видели их. Я не секунды не дума побежал к чисто колу, там стояли все мои слуги, держа оборону слева, Железный брат брал нижнею стену с двумя, средний со своими держал правую строну, Младший держал верх, с двумя слугами Железного. То что на меня двигалось, было толпой, массой живой плоти, гоблинской плоти. На них не было доспехов, лишь кожаное подобие брони, без лат и даже подобие кольчуги. Словно все железо было пущено на меленькие острые клыки что держали маленькие руки. Высотой они тоже были обделены, пол роста человека, но бежали они ровно, словно волна, на смерть и боль что несло наша оборона. В первые они захлебнулись на волчих ямах, их было так сказать три на мой стороне, ну про крайне мери три сработало так как надо. Дальше небольшой ров, что делал колья для них не приступной стеной, а дальше я с моими войнами, что стреляют, швыряют камни по ним. Около 30 минуты длился их бесполезный натиск на нашу стену, после все что осталось убегало прочь, неся свои гнусные жизни. Но затем натиск пошел на Железного брата, там все длилось больше, кровавей, его меч, окровавленный кровью затупился и словно демон он рвал эту шваль руками, пока она билась, стремилось проникнуть к нам. Мои слуги стояли как вкопанные, словно ждали, видели следующею волну, что только и ждет пока они уйдет с позиций, помочь нашему брату. Но они не дождались, а врагам не удалось пробиться через Железо, тогда они направили удар по чистому, благородному сердцу и молодости. Крепко они держались, но меч, младшего сломался, а средний держал и только он остался в том бою, так они отступили, не взяв пост, но сильно ослабив его. И из шестнадцати защитников десять держались на ногах, я же затупил свой меч кровью и спросил среднего:
— Что дальше, брат?
Он не удивляясь промолвил:
— Это не то, что раньше, это что то серьезное, раньше так они не воевали – спокойно, отдыхиваясь говорил он – надо в крепость ехать, это бесполезно защищать.
— Ясно, я остаюсь, защищать — спросил я его.
После этих слов он словно замер, сердце на секунду остановилось, он посмотрел на меня и сказал:
— Ты? Ты не вернёшься.
— Вернусь, и имя мне ты назовешь, Брат. Братья – закричал я, что все слышали.
….
Мы спешили, не видел что было позади. Кони наши летели, отрывалась от той злащасной заставы. То что осталось три слуги и один Недорыцарь позади нас, он обещал, пусть держит слова. То что осталось у сера Рейвора, три хороших лошади да и двое парней теперь его. У лорда Мордрага все слуги и лошади живы, словно сама смерть уберегла их. Хотя он сам похоже был Смертью. Не зря так его прозвали. Мы спешили, пытаясь успеть до прибытия того ужасного удара что скоро на себе ощутит недоросль, но если выживет. Имя так уж и назову. Пусть знает что за признанье все платят кровью.
Скоро все посты прибыли в замок, многие не досчитались людей, кто то потерял как мы брата. Но все знали что, что то не так. Все видели в замке поспешно удаляющихся торговцев, и их слухи несли неприятные новости. Словно очень скоро суда нагрянет что то невообразимое, что то что все разрушит. Слухи говорили о армии, а кто то о монстре, но все считали дни до приход этого. Тот паренек так и не вернулся. Он так и не узнал что такое Рыцарь, кто мы.