Встречи в большом городе Питер. Девушка. Капучино

Каждое моё утро начиналось с горького американо и сигареты без фильтра. И то, не в стенах дома, а на работе. Кофе на голодный желудок для того, чтобы проснуться, а глубокая затяжка, чтобы пережить новый день. Обе эти дурные привычки я приобрёл, когда переехал в славный город Петербург. Хоть у всех и на слуху знаменитая фраза Шнура «В Питере – пить!», но я предпочёл меньшее из зол. Не столь радужно, скажете вы? Что-ж, добро пожаловать в северную столицу в последний месяц осени! Скажу по секрету, что среди петербуржцев гуляет поговорка: если проснулся с утра, а за окном шепчет дождь и висит мрачное низкое небо, то радуйся: ты проснулся в Питере. Но этому радуются лишь коренные жители, потому что они попросту позабыли, что такое солнечное утро. Зато они пускают смелые шутки о том, что научились различать с десяток оттенков серого на улицах родного города… Надеюсь, вам на ум не пришла та самая пошлятина. Мы ведь в культурной столице живём, да? И думаем мы исключительно о высоком. И живём мы красиво и честно.

Я не такой, расслабьтесь. Я приехал в Питер три года назад, последние полгода из которых тружусь рядовым бариста. Наша кофейня знаменита тем, что каждый день наполняется не только бодрящими ароматами кофе, но и музыкой всевозможного жанра и разных эпох. От первого меня уже изрядно тошнит, а от второго я ещё немного кайфую. Наше скромное заведение – своеобразный рай для меломана, который не прочь насладиться музыкой за чашечкой любимого кофе. Один день в нашей кофейне может звучать только бессмертная классика, другой – французский шансон, а на третий день я могу врубить клауд-рэп[1]. Плюс ко всему панорамные окна позволяют взглянуть на непоколебимую Неву с другого ракурса. И влюбиться в неё снова. Очень часто ко мне заглядывают туристы за горячим напитком, чтобы унести это ароматное тепло до ледяных гранитных берегов и насладиться им прямо на Адмиралтейской набережной. Изредка в кофейне остаются люди, поэтому я работаю в гордом одиночестве. Если честно, мне это нравится. Но зачастую, пока я готовлю очередной заказ, я выслушиваю длинные монологи посетителей. Обычно, это офисные клерки, выбегающие на свой недорогой бизнес-ланч. Они экономят на еде, но никогда на кофе. Я всегда участливо киваю и делаю вид, что внимательно слушаю их навязчивое нытьё о погоде, о пробках, о ненавистном боссе и бессоннице. За снисходительное терпение мне иногда перепадают крупные чаевые. Именно работая «кофеваром» я, наконец, понял одно маленькое правило: хочешь выжить в большом городе – будь максимально вежлив. А другое правило гласит: бариста должен знать только крепость твоего напитка, количество сахара или корицы. Но я никогда не озвучиваю это правило болтливым посетителям, потому что… См. правило № 1.

То утро начиналось как обычно: я опаздывал на работу, не выспался и мечтал раствориться в чашке крепкого кофе. По дороге я уже выкурил пару сигарет и настраивался на ещё один день сурка. Пока не появилась она. Я как раз выбирал жанр музыки, который будет звучать в мою рабочую смену. Но на парализованный недосыпом ум не шло ничего. Да и всё изрядно приелось…

– Здравствуйте! Добро пожаловать! – как можно громче поприветствовал я вошедшую посетительницу, натягивая чёрную маску на нос. Моё желание показаться бодрым было явно не к месту. В ответ незнакомка лишь кивнула мне, чему я был откровенно рад. Значит, не болтливая. Девушка медленно и неуклюже прошла по узенькому коридору между пустыми столиками, крутя головой в поисках уютного местечка. Я молчал, разглядывая её. Честно, не специально. Я обратил внимание на её серый клетчатый берет, из-под которого выбились пшеничные пряди, струящиеся по её монгольским скулам. Её курносый нос был красным от холода. Или от слёз? Хотя меня это не должно волновать… Я подметил то, что раньше её не видел. Девушка остановилась у дальнего столика и, указав на него пальцем, тихо спросила:

– Я могу здесь присесть?

– Конечно! – охотно закивал я, приветливо добавив: – Вы сегодня наш первый гость!

Она стянула с головы свой берет и на плечи мягкой волной упали спутанные локоны. Девушка запустила в волосы длинные пальцы и привычным движением расправила их. Затем она устало кинула свою большую сумку на стул и повесила синее пальто на его спинку. Я поймал себя на мысли, что девушка выглядит слишком уставшей для раннего утра. Хотя, кто бы говорил… Потихоньку я начал готовить своё рабочее место, попутно проверяя кофе-машину, стараясь не навязываться гостье. Когда всё оборудование было готово, я бросил взгляд на дальний столик. Девушка сидела спиной ко мне и смотрела вдаль. А может быть, просто замерла с закрытыми глазами. Её неподвижный стан был обтянут чёрной водолазкой и, казалось, что на её хрупких плечах покоилась тяжесть всего мира.

Тут я, всё-таки, решил вмешаться с дежурным вопросом:

– Чего желаете?

Она вздрогнула и, быстро обернувшись на меня, ответила:

– Давайте что-нибудь на Ваш вкус.

Я кивнул и принялся за дело. Обычно, такие дамы пьют средний капучино с сахаром и без корицы. Может быть, с нотками ванильного сиропа, но не в этот раз. Через секунду в нос ударил яркий аромат свежесваренного эспрессо. Спустя пару отточенных движений заветный напиток был готов. Я аккуратно наполнил чашку взбитым молоком, так как девушка явно не собиралась уходить, и украсил верхушку капучино смайликом, так как незнакомке явно не хватало улыбки. Когда я поставил наполненную до краёв чашечку перед гостьей, она наградила меня скромной улыбкой и тихим «Спасибо». Я, в свою очередь, поинтересовался:

– Не хотите ли послушать музыку?

– Какую музыку? – она слегка нахмурилась.

– В нашей кофейне существует правило: первый посетитель может выбрать любой жанр музыки, который пожелает. Вы же хотите начать свой день с любимой песни?

Я солгал, ведь такого правила у нас не было. Она растерянно захлопала своими серыми глазами, блуждая ими по сторонам в поисках ответа.

– Нуу… Здесь, видимо, уже будет не к месту «что-нибудь на Ваш вкус», верно? – она сделала новую попытку вымученно улыбнуться.

Я кивнул. Под маской скрывалась моя ответная улыбка, хотя и на секунду я успел пожалеть о своём решении. Мне вовсе не хотелось вводить гостью в ступор.

– Я бы… послушала что-нибудь из репертуара группы «Торба-на-Круче[2]». Если можно.

– Ммм, у Вас отличный вкус! – я не был знаком с этой музыкальной группой.

Мой выбор пал на песню «Сутками молчишь». Символично, не правда ли? Мне хотелось развеять её грусть и немного отвлечь от тяжёлых мыслей, но текст песни только добавил меланхолии в без того серое питерское утро. Иногда я ненавижу себя за свою дурацкую привычку угождать. А она всё сидела и смотрела вдаль, подперев рукой свой острый подбородок. Казалось, что музыку я включил для себя, а не для неё. Казалось, что «улыбчивое» капучино её вовсе не интересовало.

Спустя некоторое время сонные горожане начали заполнять кофейню, а вместе с ними пожаловали суматоха и всеобщий гомон, заглушавшие собой музыку. От тесной толпы запотели окна внутри и живописный вид на Неву заволокло туманной дымкой. Иногда я бросал дежурные взгляды на столик, за которым сидела молчаливая ранняя пташка и радовался её мимолётным движениям. Значит, ещё живая. Спустя некоторое время, из сумки она достала папку с бумагами и опустила свою белокурую голову над ними. Иногда она водила пальцем по тексту, натянув водолазку прямо на ладони. Казалось, что она старательно что-то бубнила себе под нос.

Когда первая волна оголтелого народа схлынула, то я с облегчением выдохнул. Я немного похрустел затёкшей шеей и поймал себя на мысли, что пора бы и самому подкрепиться. К тому времени незнакомка сидела за столиком уже несколько часов, не собираясь упорхать. Я набрался смелости и обратился к ней:

– Вам сделать ещё чашечку кофе?

– Нет, спасибо! – её губы растянулись в робкой улыбке. – Пожалуй, я выйду покурить. С Вашего позволения.

Я проводил её завистливым взглядом, так как сам нуждался в перекуре. Но вместо этого поплёлся убирать столик. Ненароком, я обратил внимание на оставленные бумаги, но быстро счёл неуместным пялиться в чужие документы. Единственное, что я заметил, так это то, что это был какой-то текст по ролям. Пока её не было, я решился пойти на маленькую хитрость.

Гостья вернулась в кофейню спустя минут двадцать. Я удивился тому, что она так долго простояла на холоде без своего смешного берета. А в Питере, между прочим, пронизывающий ветер – это вездесущий «прохожий» на улицах. Когда она подошла к столику, то не сразу заметила стоящий перед ней морковный пирог. Я внимательно наблюдал за её реакцией. Когда она, наконец, наткнулась взглядом на десерт, то невольно улыбнулась, убирая пряди с глаз. Но губы её произнесли:

– Но я этого не заказывала…

– Это за счёт заведения! – выпалил я, широко улыбнувшись, но маска снова «сожрала» мою улыбку.

– Не слишком ли много привилегий для первого посетителя с утра? – спросила она шутливым тоном.

– Если Вы улыбнулись, значит это не зря.

Она бросила на меня недоверчивый взгляд, но в глазах её успело мелькнуть любопытство.

– Вы не против, если я выйду покурить? Одна нога здесь, другая там. – я не оставил ей шансов на отказ.

Когда я уходил, то повесил табличку с надписью: «Заслуженный перекур! Буду спустя 15 минут». Дверь я закрывать не стал. Через десять минут я вернулся обратно, но кофейня уже была пуста. На столике одиноко лежал нетронутый кусочек пирога, свёрнутая трубочкой купюра в тысячу рублей и записка: «Я Вас угощаю. Спасибо за настроение и уют. Прекрасного Вам дня!».

***

Я не верю в судьбу и в счастливые случайности, но что-то во мне засело после того дня. Мысли о загадочной молчаливой особе не покидали мою голову даже в выходные дни. Я всё размышлял о том, что же могло произойти, если б я остался? Иногда я ловил себя на навязчивой мысли о том, что она восприняла мой «щедрый» жест, как некий подкат в её сторону, после которого попросту сбежала. Хотя я ничего подобного и не планировал, а хотел её задобрить кусочком пирога, чтобы выйти на обеденный перекур. Но чаще всего я спрашивал себя: «Почему я вообще об этом думаю? Ну, зашла девушка погреться в кофейню, посидела, погрустила немного, да ушла. Сколько таких было и будет?!» Но, с другой стороны, я тоже вёл себя крайне непривычно. Я всегда сам выбирал музыку с утра, никому не доверяя столь ответственное дело. А угощать кого-либо за свой счёт вообще не входит в мои обязанности! Но она выглядела такой покинутой и несчастной, что мне захотелось подарить ей немного тепла и музыки. Не знаю, удалось ли мне это сделать, но в душе я надеялся, что поступил правильно. И я надеялся, что мой капучино пришёлся ей по вкусу. А вдруг, она захочет попробовать его снова?

С того дня прошло около месяца. Наступил декабрь, а в Питере по-прежнему шли холодные дожди и город тонул в дымчатом тумане. Я кутался в дырявый плед и хохлился дома от холода, попутно страдая от осенней простуды. А возможно, от осенней хандры… Со временем, я перестал различать эти состояния. Моя сменщица любезно согласилась поработать за меня чуть больше недели, пока я не встану на ноги. Я с детства ненавидел больничные и всю бумажную волокиту вокруг них. В больной голове не осталось ни единой мысли, и даже загадочная незнакомка покинула её насовсем. Да и с какой вероятностью я встречу её в огромном мегаполисе ещё раз?! Пора было сменить заезженную пластинку.

На работу я вышел спустя неделю, солгав коллеге о том, что чувствую себя лучше. На самом деле мне не хотелось пахать полторы недели без выходных, да и дома стало скучно и тоскливо. Я соскучился даже по болтливым клеркам, которые щедро одаривали меня чаевыми и головной болью, хех.

В тот день мне хотелось слушать меланхоличный гранж. Кажется, я отдал предпочтение группе Radiohead[3] и полностью погрузился в работу, хотя и чувствовал себя первое время паршиво. Но знаете, к такому состоянию быстро привыкаешь. Да и с депрессией легче всего договориться. Это счастье не уловимо и краткосрочно, а компромиссов оно и вовсе не потерпит.

Длинными субботними вечерами столики в кофейне чаще всего забиты воркующими парочками, которые потом едут в отели, чтобы выпить там что-нибудь покрепче. Они заказывают большие порции сладкого и непременно крепкого кофе, ведь их вечер обещает быть долгим и насыщенным. Их левые ладони неуклюже переплетены между собой, а правые греются о дутые чашки. Или, наоборот, греют их. В такие моменты я специально включаю нечто совсем не романтичное, чтобы разбавить эту приторную атмосферу. Как жаль, что они не догадываются о том, что любовь – это самая большая иллюзия. Хотя откуда им знать, что такое любовь?

Когда толпа в длинной очереди рассеивается, я вижу краем глаза подкрадывающуюся ко мне девушку. На автомате спрашиваю: «Чего желаете?». Глаза в этот момент опущены в экран мобильника. Я сильно устал.

– А можно что-нибудь на Ваш вкус?

Я быстро поднимаю глаза. Смешной берет, красный курносый нос, монгольские скулы, синее пальто, но… она была другой. В её мягком выразительном взгляде на этот раз больше жизни, на губах блуждает непритворная улыбка, а на щеках играет румянец… Её появление обезоруживает меня на несколько секунд.

– Добрый вечер! – я улыбаюсь ей, забывая, что моя улыбка снова в плену плотной тканевой маски. – Капучино Вас устроит?

Она просто кивает и опускает свои глаза, но губы продолжают улыбаться. Затем девушка оборачивается к забитым «питерскими голубками» столикам и, как мне кажется, вздыхает.

– Многолюдно у Вас сегодня… – растерянно протягивает она, стягивая головной убор. Я наблюдаю за тем, как её волосы падают на плечи, и она трясёт головой.

– Да. Как и во всём городе. – отвечаю я, не скрывая своё сожаление. – Вам кофе с собой?

Глупый вопрос. Но мне хотелось бы, чтобы она осталась.

– Видимо, придётся взять на вынос.

Я молча приступил к приготовлению эспрессо, попутно скользя взглядом по столикам, в слабой надежде на то, что, хотя бы одна парочка упорхнёт. В тот момент я перестал быть бездушной «кофе-машиной» с набором быстрых отточенных движений. Во мне проснулось ощутимое волнение и нечто похожее на мальчишеский запал. Когда-то давно я испытывал нечто подобное, но никогда не думал, что снова столкнусь с этим чувством. Да и тем более в равнодушном Питере. А она всё стояла, медленно покачиваясь из стороны в сторону, изредка наблюдая за моими руками, которые слушались меня в тот момент крайне неохотно. Я привык к тому, что люди либо утыкаются в телефоны в ожидании кофе, либо трещат без умолку. Я чувствовал, что между нами витало обоюдное напряжение, которое я решил разбавить рядовым вопросом:

– Вам добавить сахар или предпочтёте сироп?

Она немного замялась и начала бегать глазами по полке с разноцветными бутылями за моей спиной. Я наблюдал за тем, как она прищуривает свои глаза и по-детски закусывает губы. Казалось, что мы оба тянем время. Тогда она остановила свой выбор на кленовом сиропе. М-м-м, классика!

– Может быть, десерт? – я снова задал дурацкий вопрос. Такие, как она, не едят сладкое на ночь. Или я слишком стереотипен? Скорее, я ждал момента, чтобы предложить ей остаться.

– А… что Вы можете предложить? – она аккуратно убрала пряди за уши, нагнувшись над стеклянной витриной со сладостями, изображая неподдельное любопытство.

– Смотря что Вы любите. По всей видимости, Вам не нравятся морковные пироги… – я решил аккуратно прощупать почву.

Она слегка улыбнулась и на секунду наградила меня смущённым взглядом. Но губы её предательски произнесли:

– Почему же… Бывают диетические морковные десерты, которыми я с удовольствием полакомлюсь.

Я призадумался. Я знал, что она помнит инцидент с кусочком пирога, которым «угостила» меня. Но я не понимал, уместно ли сейчас о нём говорить. Я решил отступить на время, настойчиво обращая её внимание на зефир без белого сахара и на диетическое суфле. Спустя пару минут освободился один из столиков в центре. Нельзя сказать, что я ликовал, но решил воспользоваться этим шансом.

– Можете присесть за освободившийся столик, если желаете. Я принесу Вам кофе и десерт туда.

Она обернулась, оценив местечко прищуренным взором. И губы её, наконец, проговорили:

– Пожалуй, соглашусь.

В тот момент я смеялся над самим собой: совсем недавно я мечтал о том, чтобы рабочий день поскорее закончился, а теперь желал растянуть его.

В этот раз она села лицом ко мне, словно намереваясь ловить мои мимолётные взгляды. Я запрещал себе первые минуты наблюдать за ней. Посетителей, как на зло, было всё меньше, а столики вокруг неё пустели с каждой минутой. Все будто намеревались оставить нас наедине. «В конченом счёте всё вело к тому, что мы останемся одни…»[4]

Последним аккордом стала песня из репертуара Торбы-на-Круче «На краю улыбки». Я выждал момент, когда в кофейне поутихнут разговоры и люди разойдутся, чтобы она смогла услышать её. Я не смог справиться с очередным вспыхнувшим желанием порадовать её. Хотя в тот вечер она вовсе не грустила. Но моя дурацкая привычка угождать взяла своё…

Я не сводил с неё глаз, когда из динамиков вырвалась знакомая только ей мелодия. Мне показалось, что она будто замерла с поднесённой к губам чашкой. Я прятал за маской широкую улыбку и продолжал с интересом наблюдать. Спустя пару секунд она нашла в себе силы опустить недопитый кофе, и я увидел, как она борется с желанием взглянуть на меня. И в тот момент я решил: «Если я поймаю её взгляд, то всё решено».

***

Я не знаю, кто затеял эту своеобразную игру и кто, в итоге, победил. Но то, что она зашла в тот день в кофейню случайно – это факт. Она сама мне сказала об этом, когда я позвал её на свидание. Хотя в Питере, конечно же, зовут на прогулку. Но кому и когда это мешало сближаться?

Загадочную молчаливую особу звали Лилия. Она была актрисой и играла в одном из академических театров Санкт-Петербурга. Лиле было 29 лет, хотя выглядела она, как старлетка. Возраст в ней выдавали россыпь глубоких морщинок в уголках глаз, когда та смеялась, и сдержанная манера речи. Лиля не стала скрывать своих лет, жеманно отшучиваясь, а наоборот, открыто говорила о них. А я, со своей стороны, не был с ней честен. Я сказал, что мне 27 лет, хотя циферки в паспорте говорили о другом. Мне хотелось, чтобы она относилась ко мне, не как к мальчишке, а как к мужчине. Хотя я и понимал, что возраст вовсе не определяет зрелости и мужественности. Но сколько глупостей мы делали на первом свидании? Ой, точнее, на прогулке.

– Знаешь, а я заходила в кофейню после того дня… Чтобы увидеться. – неожиданно произнесла она, когда мы шагали под Нарвскими триумфальными воротами.

– Со мной? – придуриваясь, спросил я.

– И с тобой тоже.

Я с недоумением переспросил.

– Понимаешь, тогда я на время словно потеряла себя… – невозмутимо ответила Лиля. – Но именно в тот день, ненадолго, я будто вернулась к себе. Благодаря тебе.

– Неужели так мало мужчин, которые уделяют тебе знаки внимания? – удивлённо спросил я.

– Их много, но… Мне показалось, что именно ты делал их без злого умысла.

И Лиля была права. Меня, в свою очередь, удивили её признания и честность. Она была такой открытой, женственной, непоколебимой и… зрелой. А я был просто взволнован и молчалив.

– А что с тобой случилось в тот день? – набравшись смелости, спросил я.

По её лицу скользнула тревога и мне показалось, что она нахмурилась. Губы её произнесли вполголоса: «Давай потом, ладно?»

Я не смел настаивать.

– Что привело тебя в Петербург? – с задором спросила она. – Любовь, работа, друзья? А, может быть, мечта?

– Я приехал покорять Питер. – задумчиво ответил я. – Но со временем сам ему покорился… И теперь просто живу.

– Прямо как в песне. – с улыбкой ответила она, а потом добавила: – Только там было про Москву, а у тебя так вышло с северной столицей.

Я тут же поинтересовался, что за песня. А она напела мне строчку из песни под названием «Фары» группы Пицца.

– Не слушаю попсу… – поморщился я.

– Эй, вообще-то это не просто попса, а эйсид-джаз[5] и фанк[6]! И тексты у них жизненные… – с нотками обиды в голосе проговорила она. Я обещал пересмотреть своё отношение к попсе.

Со стороны мы были весьма колоритной парой. Она была небольшого роста, хрупкого телосложения и предпочитала французский стиль в одежде. Свои волосы она всегда прятала под беретом с козырьком, из которого обязательно выбивались светлые пряди, мягко обрамляя её точёное лицо. Я был типичным представителем христкора[7]. У меня были длинные каштановые волосы, густая растительность на лице, колечко в носу и проколы в ушах. Я был высоким и плечистым. Моя неформальная внешность нравилась девушкам, но я бы никогда не подумал, что смогу понравится такой, как Лиля. Да я и не искал подобных ей. Как оказалось, и она тоже.

Из той прогулки я не помню ровным счётом ничего, кроме её дразнящего смеха, непринуждённой болтовни и аккуратных касаний плечом. Они ни к чему не обязывали, но я ловил себя на мысли, что готов был обнять её за плечи каждый раз. Она много жестикулировала, а я много молчал. Мне нравилось курить с ней, облокотившись на ажурную ограду львиного мостика, и смотреть в одном направлении. Вокруг шумел город и сновали люди, а мы, подобно величественным чугунным львам, наблюдали за каналом Грибоедова, скованным льдом, и никуда не торопились. Мне было легко и спокойно, наверное, впервые за годы пребывания в Питере.

Мы не заметили, как погрузились вместе с Питером в тягучие сумерки, а вдалеке проснулись от тяжёлого сна фонари-светлячки. Лиля суетливо засобиралась домой, а я, как джентльмен, вызвался её проводить.

– Не надо, я на такси! – она не оставила мне шанса. – Спасибо за чудесную прогулку.

Я поблагодарил её в ответ и замолчал. Хотя в голове крутился назойливый вопрос о продолжении нашего вечера, я лишь официально произнёс:

– Заходи ещё на чашку кофе.

Посадив её в такси, я предпочёл пройтись пешком до станции метро. Во мне слабым огоньком тлело сожаление о том, что время с Лилей пролетело слишком быстро. Но я успел понять одну важную вещь: именно с ней я почувствовал себя живым, словно на время вернулся к себе. Но стоило мне войти в свою съёмную холостяцкую однушку, то я словно протрезвел: «Чего я размечтался? Мало того, что я накинул себе шестёрку к годам, да ещё и живу в обшарпанной конуре… Что я смогу ей дать?! Закатай губу, дурила. И не надейся ни на что, слышишь?!»

Я попытался жить, как и раньше: кофе и сигареты по утрам вместо завтрака, муторная дневная смена и короткие молчаливые вечера. Но каждый день мне чего-то не хватало… Мысль о том, что я её больше не увижу вовсе не терзала меня, а наоборот: успокаивала. Воздушные замки, между прочим, с треском рушатся, а невесомые, казалось бы, кирпичи больно бьют по голове. Питер сделал меня реалистом, задушив во мне прирождённого романтика. Но кто сказал, что я действительно такой?

Лиля появилась в кофейне спустя неделю после нашей прогулки. Она зашла уже под вечер, когда я был изрядно уставшим. Сил сопротивляться у меня не было.

– Тебе как обычно?

– Да, на твой вкус.

Невольно закралась мысль о том, что она приходит вовсе не за кофе… Но я быстро влепил себе мысленную оплеуху, чтобы собраться. Лиля, как ни в чём не бывало, интересовалась моими делами и самочувствием. А я врал, дабы сделать вид, что жизнь кипит и думать о ней у меня нет времени. Плохо начинать отношения с вранья. Даже дружеские.

– Ясно. Рада, что у тебя всё хорошо. – она присела на барный стул рядом со мной и, положив оголённый локоть на стойку, подпёрла свой подбородок и устало произнесла: – А я скучала по тебе.

Вспененное молоко вышло за края чашки и обожгло мне пальцы. Лиля громко ойкнула, а потом прыснула со смеху, когда я растерянно дул на них.

– Прости, не хотела тебя отвлекать. –произнесла она, сделав виноватое лицо.

– Да ничего, с кем не бывает. – я сделал вид, что не расслышал её предыдущую фразу. В голове тем временем крутилось: «Чего она добивается?» Молчание в тот момент было преступно, поэтому я быстро спросил её о том, как прошла её неделя. Лиля невозмутимо накручивала локоны на пальцы и, устремив свой взгляд под потолок, жаловалась на будничную суету. Я ловил себя на мысли, что она словно играет со мной. Я не знал, чего ожидать от неё в следующую секунду, поэтому усталость сменилась напряжением. На долю секунды мне даже показалось, что я встал в «боевую стойку».

– А что ты делаешь сегодня вечером? – этот вопрос был как выстрел в лицо.

– Ничего особенного. – пожал я плечами, чувствуя, что теряю контроль над ситуацией. А Лиля хотела, чтобы я составил ей компанию за ужином в арт-кафе.

– А меня пустят туда… в этом? – я опустил свой взгляд на рваные джинсы и потрёпанную толстовку с символикой группы Skillet[8]. Как будто в моём гардеробе было что-то лучше…

– Это же Питер! – всплеснула она руками. – Чем самобытнее твой стиль, тем ты круче. Это в Москве царит официоз… И предрассудки.

– Тогда тебе придётся подождать ещё около часа, я не смогу сбежать с работы. – я ненавидел себя за «извиняющийся» тон.

– Я знаю. – не глядя на меня ответила она. – Зато у меня будет время, чтобы переодеться…

– Ты живёшь здесь неподалёку? – с долей сомнения спросил я.

Лиля кивнула и улыбнулась мне, наклонив голову. Я только открыл рот, чтобы задать вопрос, как она снова сразила меня наповал:

– Зайдёшь за мной?

Я завис, наблюдая за тем, как она лениво встаёт со стула и тянется за беретом. «Ты шутишь?» – вертелось в моей голове. Хотя, этот вопрос стоило адресовать самому себе, потому что я до сих пор молчал.

Как только она скрылась за стеклянной дверью, помахав мне на прощание, я смачно выругался. Под недоумённые взгляды посетителей, я начал судорожно размышлять о том, как меня угораздило сказать: «Да». Отказаться я уже не мог, так как, да, да, пресловутая привычка угождать! Да и кого я обманываю?! Лиля мне действительно нравилась, и за один вечер с ней я мог пожертвовать многим. Но чем?! Смехотворной зарплатой бариста? Моих кровно заработанных еле хватало на «завтраки» и съём питерской лачуги, а об ужинах с девушкой в арт-кафе я уже молчу… Тогда я был готов ограбить чёртову кофейню, чтобы не пасть лицом в грязь перед ней. Я был готов продать сердце, потому что в душу – не верил. Но какой покупатель найдётся в столь поздний час и купит то, что постоянно барахлит?! С надеждой я заглянул в стакан с чаевыми и с грустью обнаружил там три тысячи рублей. Обычно на эти деньги я добирался домой и покупал что-нибудь к ужину. Но не в этот раз.

Я закрыл кофейню раньше, чтобы не тратиться на Убер[9]. Судя по маршруту, который я вбил в телефон, то идти было около получаса. От моей куртки разило табаком, а от волос – густым кофейным амбре. Я шёл и надеялся, что суровый северный ветер увлечёт за собой этот дружный дуэт ароматов. Казалось, что из моей головы тоже «выдуло» все мысли. И здравый смысл, в том числе… Я шёл словно во сне: не ведая куда, не ведая зачем, но отчётливо осознавая, что этот путь – единственно верный. Но даже в самом сладком кошмаре я не мог представить, что меня будет ждать в квартире на Невском проспекте.

Продолжение следует…

[1] Клауд-рэп (англ. Cloud rap, с англ. — «Облачный рэп», также известен как триллвейв) — микрожанр хип-хоп-музыки.