14 глава

Бой,  крик,  жадность,  нетерпение,  глупость,  страх.   Все, в крепости ощущали  это медленное скатывание в пропасть.  Медленное  падение с желанием выжить,  желанием спастись,  думая о  себе.   Лики людей бежали,  лики рыцарей жаждали боя,  лик старца думал.  Маленькое лицо,  старое,  немощное  умеряющие от болей в желудке,  голове,  и спине  думала.  Он прожил  свое.  Он знал  цену жизни,  он знал  что  она бесценна.  Безмерное жажда дать  ее своим детям, заставляло его  губить  их.  Его безмерная любовь  к младшей  и средней дочери  заставляла  иногда забывать  о старшей,  наивной и глупой.  Его забывчивость привела ее к ужасу обману,  боли любви  и  смерти ее любви.  Глухое знание говорила что  несчастная будет  страдать  вечно,    и превратится  в ужас  любого  мужчины  или умрет  в одиночестве  в монастыре,  не найдя богов или чего то высокого.  Он знал это.  Он не хотел  этого,  он хотел  спасти своих  детей,  и возможно неосознанна,  но все же сотворил то,  что  было хуже для его  старшей дочери и лучше для средней и младшей,  милый и кротких  дочерей.

— она умрет там быстро и без  мучений-  думал  он-  они не станут  ее мучить.  А мы получим возможность  с ними договориться…

—  Верно! Верно!-  кричали подхалимы.

Все ухватились  за маленькую  ветку,  а бросив одну девочку  в пучину бездны.

…

Все что  происходило, была лишь их  вина.     Но его  глупость,  его  страх,   его  храбрость  привела к тому что  сейчас,  его  полумертвого  бьют,  избивать тварь,  ничтожная тварь,  которая хочет  его  похоронить.  Лишь  дух   держал его  на ногах  и знание того  что  он не в чем не виноват.  Виноваты лишь те маленькие ничтожные гоблины,  что не могли молчать,  не могли заткнуть свой рот,  просто  нечего не могут,  что  привело к гибели  того что  они называли «чудом».    Руки младшего гоблина несли свои гнев на него,  но  он видел этих  тварей, но  он бил  брата,  бил и не щадил  себя,   мое обещание,  мое слова отцу. Я не знал  что  во  мне горит,  но что то  горела.  Жажда спасти, дать  ему жизнь,  или дать  ему покой,  свободу.  Я не знал,  я хотел  лишь  прекратить это, но не мог. Рука не подымала стрелу.

Голу не соображал,  он просто  принимал каждый удар,  держа в себе что то  ужасное,  противное,  он был  человеком,  он был  тем что  было противно  и демоном и высшим.  То что  приводила нас к борьбе и жажде идти дальше,  добраться к вершине. Это было  ненависть,  страх и конечно  желание.  Все это и есть  человек, все это  видели демоны,  высшие,  но гоблином было на это  плевать,  они видели лишь  тварь, которую  можно  либо сожрать, либо  убить. Он бил  видя тварь.  Бил  неся боль,  бил  не замечая как наступил  на топор.  Древко  сломалось,  оно уже давно собиралось,  как то  меч  подрубил  его,  брат  услышал  этот треск.  Треск вернул  его  в себя.  Рука, целая рука потянулась  к лицу  монстра, что била его,  оно еще было открытым,  он не закрывал его,  вроде традиция.   Удар был слабым,  удар   был  ничтожным,  но  это  все остановила. 

Вся мелочь  смотрела,  удивлено  и странно.  Бивший удивленно смотрел  на кулак, он весь  в крови,  гемотомах, гное,  но он ударил, у него была сила ударить.  Он  что то  надеялся? Он знал?  Или это  просто,  просто  попытка чего?  Бли  смотрел на    на Голума и о чем то  задумался.  Его  лицо от удивление пришло  к какому та осознанию,  от гнева к пониманию.

Его глаза посмотрели в вниз.  Там лежал  его топор,    противный,  ужасный.    Тем, кто жил  в лесах, на это было больно смотреть.  Для них  в е это  казалась  ужасной насмешкой над  орудием,  то  что  должно  рубить  дерево,  помогать в   их  домах,  но его  топор был   так небрежен и особенно так глупо использован.  Они ненавидели моего  брата за это.  Они смеялись  над  ним,  но не отнимали его топор ,  не заставляли его убрать или выкинуть его.   И вот  они смотрят,  глаза видят,  мозг размышляет.  Приходит понимание  и осознание.    Бли  спокойно,  не спеша убирает  руку от того кто  есть  пока мой брат. Он  неспешно  осматривает его,  он вновь  вне себя,   убирает  свою  глупую  ногу с топора  и нагибается чтобы взять оружие.   Древко  уже окончательно потеряно,  сломалась  ровно на середине,  там где происходит  сужение его  смертельная рана.  Сама рабочая часть,  тоже плоха.  Не наточена, видно  его пытались точить,  но  плохо.  Видно  старались  убирать  ржавчину,  но  все ржавела,  все умирала.  Все ужасно.  Орудие уже можно  считать потерянным,  но оно еще есть,  оно ему важно.   Он смотрел на брата и видел  этот топор.  Он смотрел  на топор  и видел  его.  Жалкого,  ели живое оружие,  использующего  не по назначению.  Я не хотел это  остановить,  они не хотели.   Я  хотел  дать  ему цель,  но не знал  ее.   Они же  знали цель, но  не шли на это.

 И тут вновь странная сцена,  вновь  крики  и вопли,  вновь     «ЗАКОН.  ПО ЗАКОНУ!»  и вновь  хор  и вновь  приговор,  но другой « УЧИ!УЧИ! ДАЙ ЖИЗНЬ!» кричал  хор,  громко  и ужасно едино,  слово гигант  на маленького и ничтожного  гоблина.

Его Блю  рука,  противная   взяла моего  ели живого брата. Он не осознавал не чего,  не видел  никого.  Его рука лишь дрыгалась пытаясь продолжат проигранный бой.  Из  его   уст  летели:

—  Не смей…  не …  все.-  он ели осознавал где он и что  он.  Только одно  в   голосе горело  яростно и непомутнено-  Оружие…  Мое …  будущие…

  Его  голос не чего  не решал,  не чего  не имел.  Его  руки  слабые,  без  сильные,  не могли держать ничего достойного.  Его  голова не соображала  и хотела забыться,  исчезнуть,  но  что то  ему мешала,  что то  хотела жить.    Его  тело  побитое болезнью  и рукой что  его  держала,    хотела расслабиться  и успокоится,  остыть до  температуры природы,  но его   сердце работала  и мешала этому.  Его  уносили,  его   забирали.    Куда то далеко.

 Странное чувства овладела мной.  Я словно  радовался  чему то.   Словно  с меня убирают   какое то бремя,  какое то  наказ. Я словно  освобождался.  Улыбка,  противная улыбка появилась  на моей склизкой  усталой морде. Стоп, почему я назвал  ее слизкой,  почему мне противна,  почему я держу лук  и кричу на их  языке:

— Куда моего  брата!-  я крикнул?  Я правда улыбался,  я чему то радовался сейчас?

—  Учить-  спокойно  сказал  мой временщик —  сам слышал. 

— Но..  мы  рабы…-  неуверенно  начал я.

 —  Расскажешь  все хозяину,  он поймет. —  продолжал  он.

—  он…. Мой брат! – крикнул  я? Зачем? —  Я должен знать Куда!

Он повернулся.  Маленькая толпа просто  смотрела.  Ища повод  посмеяться.  Их  единство,  словно куда то  улетучилось.   Временщик смотрел  на меня,  без  шлема.  Его  лицо,  безносое с противной зеленоватой кожей, с    яркими глазами  и гниловатыми зубами  смотрели на меня  с презрением  и желанием убить.  Он рявкнул:
-Заткнись! —   злоба крикнул  в меня. —  Иди  и скажи все моему брату  и быСТРО. Быстро . —  здесь он начел  успокаиваться  себя.  Пытаясь  не замечать меня — простите,  простите.  Все всегда правильно,  все надо делать.  И сейчас,  и сейчас… —   но  вновь  заметив меня,  ждущего   ответа  и вновь рявкнул – Иди!

Я понял что я не помогу моему брату сейчас. Надо идти к нашему хозяину. Но где он сейчас я не знал.  Ведь к нам, к  крепости прибыли лишь  небольшие отряды гоблинов, разжигавшие костры.    Но  я побежал,  бежал  узнать  куда уносят  моего брат,  куда сам уходит  наш  временный  хозяин. Я не понимал  ничего.  Я не понимал  наверное самое главное —  Себя.

Еще почитать:

Попали — Попаданцы

Хроники Ренегата. Первые страницы — Подготовка завершена

Я родилась чтобы умереть — Глава 1.

Волшебная страна — Школа магии и чародейства.