Глава 27
Апрель подходил к концу.
Животный секс с Серёжей оставался животным. Мефедрон всё так же доставлял мне удовольствие, несравнимое ни с чем из того, что я ранее ощущала. Вкусный. Очень вкусный мефедрон.
Слюнявые попытки Тоши помириться со мной стали ещё более слюнявыми и жалкими.
Кося по-прежнему порой смотрела на меня так, будто хотела трахнуть.
Мама в последние пару недель прекратила закачивать в моё тело пищевой раствор. Я и сама заметила, что заметно похудела. Грудь стала совсем маленькой, а на жопе теперь стало даже как-то некомфортно сидеть. Аппетита не было совершенно, зачастую мне приходилось есть лишь тогда, когда надо мной стояла мать.
Конечно, подобные изменения не оставляли маму в покое. Она подумывала о том, чтобы отвести меня к врачу.
— Тебя не тошнит после еды? — спрашивала она.
— Нет, мам.
— А сама рыгать не ходишь?
—Да нет, мам. Спаси Господи меня от такого.
Мой язык отказывался выделять слюну. Я даже как-то скучала по тем моментам, когда по накуре на меня нападал жор.
— Сейчас девки с придурью, — говорила мать, глядя на то, как я нехотя хлебаю грибной суп. — На фигуре помешаны. Ты девка красивая. И худеть даже не думай. И так вон…
— Просто нервничаю, мам. Сплю плохо.
— Отчего это?
— Мам, экзамены, ну! Нас каждый день в школе кошмарят, что мы не сдадим.
— Что это такое?
— Что?
— Кошмарят. Чего за слово?
— А, ну… пугают.
— А почему так и не сказать? Кошмарят – откуда слово это?
— Ну прости, просто так все говорят.
— И «НУ», что за корова тут за столом?
Иногда мама могла доебаться даже до того, как я дышу.
Я понимала, что эти изменения в моём теле действительно могут заставить её отвести меня к врачу. А там придётся сдавать анализы и вряд ли моя тайна останется тайной, когда врач глянет на показатели веществ в крови.
Короче, нужно было есть почаще, а юзать пореже – к такому выводу я пришла.
Глава 28
Дорога от гимназии до дома занимала около тридцати минут и передвигалась я исключительно на метро или пешком, всей душой презирая автобусы с их летней духотой и зимним ознобом.
До этого я никогда не нервничала в метро, но после того, что произошло сегодня, нечто подсказывало мне, что многолюдные вагоны и впредь теперь будут вызывать у меня приступы тревоги.
Блять, теперь я и на метро не могу спокойно прокатиться…
Я садилась на Сенной и ехала одну станцию до Технологического института, после чего пересаживалась на красную ветку и проезжала ещё одну станцию до Балтийской.
Папа ворчал, что путь от Сенной до Балтийской юная девица могла бы проходить и пешком, тем более весной. Но я была преимущественно ленивой жопой, если не считать те моменты, когда принимала в своё маленькое тело лошадиные дозы стимуляторов или эйфоретиков.
Мне требовалось хоть иногда браться за голову, чтобы окончить десятый класс без троек. В последнее время это казалось мне невыполнимой задачей, я просто отказывалась понимать эту хуйню с xy-графиками и сраными гиперболами.
Между тем, я была хорошей ученицей, а потому – могла рассчитывать на некую поддержку со стороны преподавательского состава. Но только не в том случае, если буду с регулярностью забивать на домашнее задание.
Просто полтора сраных месяца, продержаться полтора месяца, а потом всё лето ловить кайфы с Серёжей. Неужели так трудно завязать с наркотой на полтора месяца и взяться за учёбу?
Мне нужно было написать сочинение по «Обломову», но сначала – прочесть краткое содержание этой доисторической хуйни.
Затем алгебра – эти ёбаные синусы заставляли мои внутренности сжиматься от бессилия. Напоследок – лайт: обществознание и виды государственного строя.
Но с самого начала:
— Дочь, приди, масло в лампадках поменяй.
Да ебись оно всё!
Мама, ИДИ НАХУЙ СО СВОИМИ ЛАМПАДКАМИ, В РОТ Я ЕБАЛА ЭТО МАСЛО, В РОТ Я ЕБАЛА ВСЁ, ЧТО нет, не говори так со своей матерью, даже в своей голове.
Всего лишь масло в лампадках, детка, ты делаешь это постоянно и никогда так не психовала!
Я заставляю себя расплыться в улыбке.
— Да, мама. Сейчас приду.
Мне нужно было признать, что мефедрон теперь контролировал моё настроение. Я почти всегда была недовольна.
Боже, мне стало даже казаться, что цвет моего лица приобрёл оттенки серого.
Я пыталась натягивать улыбку при родителях. Но, Госпди Иисусе, эту грусть в глазах скрыть было невозможно никакими гримасами.
Я вышла из дома и перешла через мост по направлению к храму. Вошла в высокие ворота.
— Привет, Фима, — мама чмокнула меня в щеку и передала масло.
— Приветик, — просто выгляди непринуждённо. — Как делишки?
— Хорошо, твои как?
Я завидовала материнскому блеску в глазах. Ей не нужна была всякая дрянь для заправки серотониновых баллонов в организме.
Я нехотя принялась наполнять лампадки по всему залу.
Господи, какие же эти храмы огромные, мне было тяжело теперь даже ходить. Мне нужно восстановить свой организм, это уже ненормально, блин.
Вначале по утрам после нюхачей у Серёжи я не чувствовала того, что стала чувствовать в последнее время.
Теперь я часто не могла заснуть, засыпала ближе к будильнику и просыпалась, как выебанный тюлень. Теперь даже учителя стали делать мне замечание за сонливость и рассеянность.
Я, конечно, отчаянно пыталась оставаться на плаву, списывала у Коси, а ещё у Марика – нашего классного задрота.
Но я с дрожью в коленках выходила к доске и с трудом вытягивала на четвёрку во время устных ответов.
Вся моя хвалёная системность и методичность разбивалась в дребезги, как бутылка о борт корабля под названием «Отхода».
Ватность моих ног была, похоже, связана именно с регулярным употреблением синтетических наркотиков. И мне становилось страшно от мысли, что скоро я не смогу скрывать это от родителей.
О, а вот и папа. Беседовал с одним из своих диаконов. Я помахала им издалека, надеясь, что он не заинтересуется мной в этот раз.
Хуй там плавал, старик направился прямиком ко мне.
— Привет, дочь.
Натяни улыбку пошире, ну!
— Привет, пап, — сказала я, не отвлекаясь от лампадки.
— Как дела?
— Супер. Помогаю вот, мама попросила.
— Это хорошо. Хорошо, — папа потоптался на месте, кряхтя и, видимо, подбирая тему для очередного смолтока со своей загадочной дочерью. — Хорошо. Как в школе?
— Пятёрку сегодня получила, по литературе, — я перешла к следующей лампадке, стараясь не смотреть на него.
— Да… Литературу я тоже любил. Ну, ты и так знаешь, это у нас… семейное.
— Да, да. Знаю, папа.
Последнюю книгу я читала классе в восьмом. Краткие содержания стали залогом моего свободного времени.
Часы, которые сэкономила на прочтении многотомной белиберды, я вполне ожидаемо тратила на грязь и разврат.
— На утреню придёшь сегодня?
— Да.
— В шесть часов, напоминаю.
— Хорошо, папа.
Ну давай, уёбуй уже, старик. Я едва не ногах стою, а тут ещё ты дышишь мне в затылок.
Через полминуты неловкого молчания, когда я уже переходила к следующей лампадке, отец Михаил, наконец, сдался.
— Ну, ладно, дочь. Работай. Помогай.
— Хорошо, папа.
Он уже развернулся и зашагал прочь, как, вдруг, остановился на расстоянии пары метров от меня и сказал:
— Дочь, икона у нас в спальне, святая троица.
— А?
— Икону принеси, пожалуйста. В спальне у нас. Вчера к нам доставили, я по ошибке наш адрес указал. Она не тяжёлая, справишься.
— Хорошо, папа, — всё так же, стоя к нему спиной, ответила я.
Ну?! Оставишь ты меня уже в покое?
— Давай, я жду. Молодой человек, чем-то могу помочь?
— Да… нет, я… Просто.
Супер, у меня уже слуховые галлюцинации от нервного перенапряжения. Я слегка повернула голову, чтобы разглядеть, с кем там общается папа, потому как голос показался мне охуенно знакомым.
Не просто знакомым, я сразу узнала его.
— Свечку поставите? — спросил папа, кивая на маму за прилавком.
— Да… П-пожалуй.
Я, блять, не верила своим глазам. Нет, сука, мне это снится!
Тоша стоял на входе в храм, БЛЯТЬБЛЯТЬБЛЯТЬ, я была готова свалиться в обморок, разлить масло, уронить свечи и поджечь всё к хуям собачьим!
Он лишь на секунду взглянул на меня, а затем отвернулся к церковной лавке, где взял, блин, свечку и направился ко мне.
Многое я хотела сказать ему в этот момент, но Бог помог мне сдержать себя в руках.
В конце концов, храм Божий – не место для ругани. Во всяком случае не тогда, когда меня палят две пары родительских глаз.
Тоша поджёг свечу и прошёл мимо меня, а я двинулась следом за ним – к следующей лампадке.
И в момент, когда мы поравнялись, я шепнула ему на ухо:
— Я закончу через десять минут, а ты жди меня на другой стороне моста. Нужно поговорить.
— Да, я и сам хотел…
— Ни слова, блять, больше.
Глава 29
Этот уёбок ждал меня, как послушная собачонка, выкуривая, наверное, уже не первую сигарету.
Да уж, мне казалось, что этот день не может стать хуже.
— Сигарета есть?
— Да, да, конечно, — он торопливо вытащил пачку, раскрыл и протянул мне.
— Не здесь. Пройдёмся до вокзала.
— Да, да, конечно.
Дя, дя, кянечня. Услужливый хуесос!
— Это твой отец?
И ЛЮБОПЫТНЫЙ!
— Не, он ко всем так обращается.
— Твой отец, он сказал тебе сходить домой за иконой. Я слышал.
Блин. Главное – про икону не забыть.
— Короче, времени у меня немного, давай сигарету и пошли быстрее.
Тоша был максимально покладист теперь. А я была в бешенстве! Мы не дошли до вокзала и укрылись в арке очередного двора. Я закурила, блаженно прикрыв глаза.
— Ты чё тут делаешь?
— Я просто…
— О, о, просто, — передразнила я его. — Просто, блять, просто, у тебя постоянно просто, какого х… — я сделала глубокий вдох и медленный выдох, чтобы не вскипеть окончательно.
— Я просто хотел увидеть тебя.
— Ты следил за мной. Опять!
— Мне было по пути, здесь мой барыга живёт.
Мне даже не хотелось напрягать его вопросами; в любом случае я увидела бы жалкое зрелище того, как этот гандон пытается что-то выдумывать на ходу.
— Слушай, мне не нужны проблемы, я же тебе сказала. Мне просто нужно… я… — я была готова расплакаться.
— Теперь мне понятно, почему всё так.
— Ну, — я уже почти ничего не видела от навернувшихся слёз, а голос мой дрожал. — Просвети же меня, что тебе понятно.
— Другая одежда. Не звонить по вечерам. Прячешься от камер. Ты, такая скрытная. Твой отец священник.
— Батюшка, окей? Священник – это тот, кто выебал тебя в детстве, после чего ты стал таким гандоном! — я окончательно потеряла самообладание, расплакалась и села на корточки, опершись спиной о стену арочного тоннеля. — Я просто не понимаю, чего ты от меня хочешь! Я просто, блять, не понимаю…
Тоша сел напротив, поднял мою голову за подбородок и маниакально-нежным взглядом посмотрел в мои влажные глаза.
— Я просто люблю тебя. Не могу без тебя, Саша. Я был такой дурак, что не понимал тебя. Если бы я только знал, что ты… каково же тебе живётся…
Я мотнула головой, освобождая подбородок от его пальцев и вытерла слёзы.
— Охуенно мне живётся. Жилось до тех пор, пока ты не стал преследовать меня. Погоди. Ты же не первый раз тут. И где ты ещё ходил за мной?
Хорошо ещё, что он не увидел меня с Серёжей…
— Я первый, первый раз тут, клянусь, — он положил руку на грудь. — Вот тебе крест, — и перекрестился.
— Ёб твою…
— Я просто увидел тебя на эскалаторе, когда ты уже поднималась и решил пойти следом… Я хотел подойти, но не решился. И увидел, как ты вошла в дом. Покурил сигарету, собираясь с мыслями, а потом увидел, как ты вышла и… пошла в храм. Ну а что я мог с собой поделать, блин? Ты вся такая загадочная, неделями на сообщения не отвечаешь и…
Так, нужно было срочно решать этот вопрос, а потом – сходить за иконой.
— Послушай, — я максимально по-дружески положила ему руку на плечо, но даже от столь безобидного жеста – уверена – у него привстал. — Я ещё не готова продолжить отношения. Мне просто нужна пауза, и потом всё будет хорошо. Но ты ни хрена не способствуешь нашему примирению. Понимаешь, это не круто – следить за людьми. Это, — я указала пальцем в сторону, откуда мы пришли, — не та жизнь, куда тебе стоит совать свой наркоманский нос.
— Я уже не курю даже…
— Похвально, молодец, но я не об этом! Ты понимаешь, какой пиздец мне может наступить, если папа узнает хоть малую часть того, что ты можешь ему рассказать?
— Саша, Сашенька, — он коснулся обеими руками моих мокрых щёк, — я бы никогда так не сделал, клянусь…
Я встала на ноги, избавляясь от его горячих ладоней на своём лице и отошла на пару шагов в сторону, предупредительно выставив вперёд руки.
— Так, короче. Я почти простила тебя. Но теперь мне требуется ещё хотя бы пара недель спокойствия. А если ты продолжишь преследовать меня – я испугаюсь очень сильно и уже никогда не смогу тебе доверять. Ты сам всё испортишь, понимаешь? Понимаешь. Тош?
— Да, Саша. Да, прости, я… сам не знаю, что на меня нашло. Я просто увидел тебя и…
Ой, блять, какой же он ПИЗДАБОЛ! Барыга у него тут живёт, ага. Сам же минуту назад сказал, что больше не курит.
Мы постояли ещё немного, а затем я сказала:
— Ну… я пошла.
— Да, да…
Тоша стоял у меня на пути к выходу из подворотни. Я не решалась сделать первый шаг. Наконец, первый шаг сделал он.
Согнув руки в локтях, он попытался дотронуться до меня и вытянул шею вперёд для поцелуя. Я отпрыгнула и выставила руки ещё дальше вперёд, увеличивая дистанцию.
— Так, давай пока не надо. Не надо, — продолжая держать его на вытянутой руке, я обогнула Тошу и выскользнула из подворотни. — Пока, Тош. Береги себя…
И ускоренным шагом пошла я в сторону дома. А по пути оборачивалась каждые несколько шагов, пока не убедилась, что Тоша действительно двинулся в противоположном направлении.
Глава 30
Подкоркой мозга я ощущала, как с каждой новой дорогой ангельская пыль превращается в дьявольский порох, очередная щепотка которого готова подорвать мою пустую голову.
Жизнь стала делиться на моменты, когда я была безумно счастлива и моменты, когда я хотела прыгнуть с балтийского моста, по которому проходила каждый день.
Мне нужно было прекратить всё это…
Не в смысле – отношения с Серёжей, он был охуенно классным любовником и с ним я чувствовала себя в безопасности.
Нужно было прекратить этот самоубийственный марафон. Нам обоим нужно было прекратить это!
Порой я прямо чувствовала, что могу помочь ему избавиться от этой зависимости.
Я отчаянно пыталась пробраться к Серёже в голову, но все мои попытки венчались лишь односложными ответами.
Он, конечно, был более скучным, чем Тоша, но не пресным, уж точно нет. Сильным, мужественным, сексуальным. И был он вовсе не скучным, а каким-то… загадочным)))) =3
Я, наконец, почувствовала эту силу, сжимающую меня в тиски. Но я САМА ОТДАВАЛАСЬ, САМА.
Мой насильник продолжал навещать меня во время моих фантазий.
Я пыталась снискать защиты у Серёжи, но делала это лишь взглядом, прикосновениями. А потому – он ничего не мог понять.
Да и как такое можно было рассказать? Нет. Мне нужно было самой справиться с этим. Как-то разобраться. Как-то… Но как?
Мне просто нужно было перестать демонизировать этот образ. Кто я для того ублюдка? Нет, не так. Кто я для того парня? Обычного парня, живущего своей жизнью. Пьяное воспоминание?
Он унизил меня, лишил доли уверенности, чутка поднасрал моей дальнейшей сексуальной жизни. Но он не Дьявол.
А я сама раздула его в своей голове и теперь он давил изнутри на стенки моей черепной коробки.
Были и положительные стороны у того дерьмового инцидента. После него я занялась сексом с Косей. А, не, это тоже был дерьмовый инцидент.
Но оба этих дерьмовых инцидента положили начало тому, что я поняла, каким на самом деле Тоша был эгоистичным козлом. Я бы так и ложилась под него, не в силах помыслить об оральных ласках с его стороны.
А после изнасилования я стала настоящей женщиной!.. Боже, главное – никому такого не ляпнуть… Это прям слоган секты сексуальных маньяков.
— Шлюха снова жарится, привет, шлюха. ШЛЮХА-ХА!!)))))
Тебе просто нужно перестать обращать на него внимание. Страх опасен лишь тогда, когда ты пытаешься его разглядеть. Или наоборот…
— Туалетная кабинка в «Полукоме» ждёт тебя.
— Нет, — мысленно отвечаю я, хотя понимаю, что поддерживать с ним беседу – не лучший вариант.
Серёжа любит долбить меня раком. И все попытки склонить его к другой позе глаза-в-глаза чаще всего оканчивались тем, что он лишь молча разворачивал меня спиной и подталкивал к кровати, после чего я сама становилась на четвереньки.
Признаться, я даже стала скучать по миссионерской позе, которую предпочитал Тоша. Но после того, как он превратился в моего преследователя, ему окончательно был закрыт путь к моей промежности; прочем, как и к любой другой части моего тела.
У Серёжи, конечно, был неблизкие мне сексуальные предпочтения, но он хотя бы не гнушался кончать меня после каждой ебли.
А порой – я кончала и во время долбёжки. Ранее мальчики предпочитали миссионерскую и по-собачьи; пару раз у меня было боком, я называла его «секс под прикрытием».
Но только с Серёжей я впервые попробовала быть сверху. И, девачки, я вам скажу: если не юзали – поюзайте, вам понравится.
Прыгая на его члене, я раскрывалась, подобно… ой, только пошлое сравнение приходит в голову… ну, подобно бутону или чему-то там ещё.
Оргазм в таком случае зависел от меня, и я могла контролировать его, двигаясь быстрее или медленней, в зависимости от близости к пику.
Но в сексе Серёжа всё-таки был таким же мужланом, как и все остальные, и давал мне крайне мало свободы.
Я понимала, что наш кайф зависит от его стояка, но всё же пыталась хоть иногда выбивать себе чуточку вольности.
— Шлюха, эй. Посмотри на меня! — продолжал насильник. — Шлюха!
Не обращай внимания, девочка. Это просто в твоей голове. Лучше подумай о Тоше.
— Сашенька, почему же ты так поступаешь? — сиплым голосом говорит Тоша.
— Потому что она шлюха, — вмешивается насильник.
Да ты заебал!
— Сашень…
— ШЛЮХА!
Он уйдёт, как только поймёт, что на тебя не действуют его оскорбления. Это совет Иисуса — он часто говорит тебе дельные вещи, но ты редко к ним прислушиваешься.
— ШЛЮ! ХА!
— Сашенька, детка, прости меня. Боже мой, каким же я был дураком…
— Да-а, Тоша, ты и сейчас дурак!
— Ты просто отвратительная малолетняя шалава.
Это всё ничего. Это всё ладно. Может быть, насильник и прав в двух вещах из трёх. Но уж точно, Саша-Серафима, ты не отвратительная.
— Отпусти её, урод! Отпусти мою Сашу! — вопит Тоша, всхлипывая от отчаяния.
— Нет, малыш, долби меня и пусть он не упускает ни одной детали!
Серёжа сдержанно вскрикивает и отбрасывает меня вперёд, на подушки.
Я не кончила из-за этого проклятого насильника, но теперь, когда я стараюсь не обращать на него внимание, он хотя бы не мозолит мне глаза. Да и Тоша помогает отвлечься своими стенаниями.
Ничего. Скоро я окончательно вытряхну его из головы.
Глядя на поблёскивающее от пота тело Серёжи я в очередной раз чувствую себя, как за каменной стеной. Ах, ну что за мужчина, мышцы, как камень, а хуй… тоже, как камень.
— В пятницу тусить пойдём, — говорит Серёжа, закуривая сигарету.
— Здорово, а куда?
— «Полукома». Была там?
Оу, щит.
— Да-а, она знает, — говорит насильник.
— А… — у меня на несколько мгновений отвисает челюсть, но я быстро возвращаю концентрацию. — Да, а… почему туда?
— У Дэна там подвязки, нас угощают. Да и мефа возьмём.
— А-а-а… — отвлечённо протягиваю я.
Боже, этот меф когда-нибудь кончится?
Надо слиться, — говорит Иисус. – Ты ничего не потеряешь, если очередные выходные проведёшь дома, это даже пойдёт тебе на пользу. Пообщаешься с родителями, а в воскресенье будешь бодрячком на богослужении.
— Зай, я бы с радостью, но у меня… паспорт.
— Что паспорт? — Серёжа удивлённо поднимает брови и я, вдруг, вспоминаю, что не говорила ему о своём возрасте.
— Мне шестнадцать.
Я ожидаю, что он сейчас выставит меня за дверь; меня, жалкую малолетку. Но морщины на его лбу разглаживаются, а брови возвращаются на место.
— А, всё нормально. Дэн нас проведёт.
БЛАГОРОДНЫЙ САМУРАЙ НЕ ИЩЕТ СХВАТКИ, НО ГОТОВ ПРИНЯТЬ ЕЁ НА СВОЁМ ПУТИ, — говорит император Японии. – НЕ ПОЗВОЛЯЙ ОТКАЗЫВАТЬ СЕБЕ В УДОВОЛЬСТВИИ ИЗ-ЗА КАКОГО-ТО ТАМ ГАНДОНА, КОТОРЫЙ ИЗНАСИЛОВАЛ ТЕБЯ ПО ПЬЯНИ.
— Дэн? — блять, я боялась теперь даже в туалет выйти, чтобы не столкнуться с этим Дэном…
— Он, возможно, ещё кого-нибудь захватит.
— Я… — не знаю, как это сказать. — Мне он не очень по душе.
Серёжа усмехается.
— Ты, вроде, сама попросила больше об этом не вспоминать.
— Да, да… — я начинаю нервничать. — Да, блин. Сама попросила… Кто он такой?
— Просто мой друг, чика, — Серёжа берёт свёрнутую сотку и склоняется над столом. — Просто мой близкий.
А насильник сказал тогда (но я сделала вид, что не услышала):
— Что ж. Тогда до встречи. Чи-ка.
— Так, заткнись нахуй, — мысленно говорю я и вслух обращаюсь к Серёже: — Милый.
Он поднимает на меня голову, шмыгая носом. Я ложусь на спину и медленно раздвигаю ноги.
— А ты же не оставишь меня без сладкого?
— Ну… — Серёжа пожимает плечами, и я в очередной раз тревожусь, что он откажется.
Но после недолгих раздумий он всё же возвращается в кровать и ложится меж моих ног. Охуенный… охуенный поц!
Еще почитать:
Лаура
Помните о нём
Любовь и лошадь Ротмистра. Пьеса
Во всём виноваты наши мысли…
«
»
