Глава 21
Здрасьте, это снова я.
И мне очень плохо.
Господь – мужчина, поэтому ненавидит всех женщин. Мне больно примерно два с половиной дня в месяц. Это тридцать дней в год. Месяц страданий.
Когда мне будет сорок – к тому моменту суммарно я буду страдать чуть более ТРЁХ ЛЕТ!!! Это прям тюремный срок за хранение. Хранение яйцеклетки.
Три месяца назад в магазине с финскими товарами на Васильевском острове я выпросила у мамы две пачки импортных тампонов.
Это было охуенно, скажу я вам, девочки.
Эти маленькие солдаты-кровопийцы не доставляли дискомфорта и подстраивались под форму моей вагины.
Нужно было лишь придерживать тампон за ниточку, когда справляешь малую нужду, не забывать менять их каждые несколько часов и вытаскивать по вечерам, чтобы вложить ночную прокладку.
Но в прошлом месяце идиллия кончилась и мне пришлось вернуться к своим Cotex с тремя каплями. Прокладки удобные, но после тампонов они ощущались, как наждачная бумага, особенно при ходьбе.
А тут к месячным и вернувшемуся дискомфорту прибавилось ещё одно совершенно гадкое состояние – отхода. Я почти не спала прошлой ночью.
Мама, как назло, не стала наполнять мою комнату снотворным газом и закачивать в меня пищевой раствор. Поэтому я просто ворочалась в кровати, рефлексируя и ожидая болезненные схватки в низу живота.
Однозначно, мне не стоит больше повторять этот экспириенс. Вчера я согрешила так, что вряд ли после такого меня пустят к приличным людям в райский сад.
Началом расплаты за мои вчерашние выходки стало моё теперешнее состояние.
Мне нужно было выклянчить деньги у мамы на эти импортные тампоны, только они могли поднять моё сегодняшнее настроение.
Выклянчить или УКРАСТЬ, — откуда ни возьмись прозвучало в моей голове. Это был не император Японии и уж тем более не Иисус. Похоже, это была новая мерзкая шлюха Я.
Мы с Косей остановились в одном из дворов, я села на сиденье мрачных чёрных высоких качелей и на коленке принялась списывать домашку по алгебре.
Мне просто нужно было переписать это дерьмо из Косиной тетради. Я пыталась сделать это максимально осознанным подчерком, но, если честно – в рот ебала я эти загогулины и графики.
Какие-то… фигурные скобки, степени каких-то переменных. Эти символы расплывались, и я отчаянно пыталась собрать их в кучу.
Это, вроде как примеры. И я должна была хотя бы попытаться найти в них логические закономерности на случай, если Галина Александровна захочет доебаться до меня, вызвав к доске на уроке.
Блять, эти новые темы совсем мне не поддавались.
СЛОЖНА-СЛОЖНА!!!
— Ты понимаешь, что писала?
— Ну… более-менее.
— Когда мы это проходили?
— Прошлую неделю, зай. Мы с тобой уже обсуждали, что это белиберда какая-то.
Меня всё это бесило, БЕСИЛО, БЛЯТЬ!
— Вот нахуй нам это нужно, а? — я ударила кулаком по своей тетради. — Я не хочу запускать ссаные ракеты в воздух!
— Да и врачам это нахуй не надо.
— У меня скоро панические атаки начнутся на алгебре.
Конечно, я понимала, что то дерьмо, которое я нюхала последнюю пару дней не способствовало обострению мыслительных процессов.
Проще говоря — из-за нескольких дорожек мефедрона я отупела ещё на несколько миллионов мозговых нейронов.
— Ну, это хотя бы списать можно, — сказала Кося. — А с этими контурными картами ебаными я вчера три карандаша стёрла.
— Подожди, что? — я замерла.
— Контурные карты. Реки все эти отметить, озёра… пиздец там, короче.
— ДА БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯТЬ…….
Географию у нас вела классная руководительница, Наталя Сергеевна. Она не классная от слова совсем, но мы все так её называли.
У неё были пышные формы, которые расплывались с каждым годом всё больше и больше, отчего она начинала походить на бесформенный кусок старой пиздятины.
Она часто была растрёпана и последние полгода у неё были зелёного цвета волосы. Зелёный был, по нашим наблюдениям, нежеланным для неё цветом и под определённым углом мы могли заметить хорошо прокрашенные синие пряди.
— Зай, — шёпотом сказала Кося, мягко толкнув меня локтём в бок. — Зацени.
Я поморщилась. Кося опять зависала в паблике «Плохие новости 18+» — там постили всякое крипповое дерьмо: висельники, аварии с мясом и прочий трэш с раскуроченными телами.
На этот раз я стала свидетелем картины того, как во время аварии у беременной женщина из пуза выскочил ребёнок и соединённый с ней пуповиной, лежал на дороге в двух метрах от трупа матери.
— Бэйбик-то выжил?
— Да хуй знает.
— Нахуй ты это, вообще, смотришь?
— Э. Я патологоанатомом буду. Мне привыкать нужно. Я потом такое каждый день должна буду видеть. И резать. Буду тебе фотки присылать каждый день. Всяких трупов.
— Я тебя ЧС-ну.
Географию мы почти не знали, потому как на уроке Натуся предпочитала обсуждать с нами вопросы класса. Конфликты между учениками, предстоящие праздники, деньги на нужды класса. Всё, что-угодно, кроме столицы Гваделупы.
Но отсутствие полноценных уроков не мешало этой поехавшей дуре задавать нам всякую херню в качестве домашнего задания.
В этот раз мне, конечно, удалось выполнить задание и сдать ей эту сраную контурную карту, но я была на волоске.
Уверяю вас, женщине в России нужно знать название рек только для того, чтобы выбрать из них самую глубокую.
— На неделе должны прийти из полиции. Будут тесты на наркотики, — она смерила всех взглядом, но на ком-то одном останавливаться не стала.
Да блять, час от часу не легче…
Наталя нагнетала саспенс ещё секунд десять, а затем – продолжила.
— Вы все детки умные. Понимаете, что если что-то найдут – рискуют пострадать и ваши родители и учителя. Я сама не знаю, какие это последствия может иметь, но мне сообщили, что лучше вас о таком заранее предупредить, чтобы не было, как в… — она задумалась, переведя взгляд на дверь, будто ожидая, что в неё сейчас кто-то войдёт.
Да ёб твою мать! Ну прям злость меня брала на эту жизню проклятую…
— Меф, вообще, вскрывается на тестах? — наклонившись к Косе, шёпотом спрашиваю я у неё.
— Ебать, а почему нет?
— Ну… мало ли. Я ж не героин, типа…
— А ты где это меф юзала? — с ревнивой интонацией спросила Кося.
Наталя заговорила громче, вернув наше внимание на себя:
— Так что я думаю, говорить вам больше ничего не надо, все всё поняли.
Да пиздец. Охуенная новость!
После школьного звонка Кося защемила нашего одноклассника Стаса и, применив свою агрессивную харизму, стрельнула у него две сигареты.
Курили у нас в классе многие, но лишь у некоторых по нашим наблюдениям привычка эта уже стала системной.
Кося, вроде, стала отходить после той ночи со мной. Да и из моей головы стали уже высыпаться неловкие подробности нашего лесбийского секса и того, что было в клубе…
Но я всё же не посвящала её в последние события моей теневой жизни. Она не знала про Серёжу и Дэна, про отвратительно-приятный групповой контакт, про cuckold-фетиш и мои проблемы с мефедроном.
Перекур.
— Зай, а ты же пописаешь за меня?
Кося на это обиженно хмыкнула.
— Здрасьте, а я чо, лысая? Я и сама тут… недавно.
— Это когда это?
— А ты, когда?
Короче, разговор зашёл в тупик. Но Кося меня томить не стала.
— Ну, один вариант есть. Пакет нужен.
Пакет мефедрона.
— Пакет?
— Пакет, короче, нужен. Медицинский. Герметичный. Типа, такой, из которого капельницы ставят или что-то около этого. Просишь милого человека справить малую нужду в этот пакет и носишь затем его под ляжкой, примотав скотчем. Главное, ноги широко не раздвигай, как в «Основном инстинкте».
Я сказала, мол:
— Не думаю, что это может сработать.
— А почему нет?
— И сколько так ходить? Всю неделю. Или больше.
— Ну, пару дней хоть походить можно? А потом выветрится.
— Да… как бы… — промямлила я, а сама думаю: «да-а-а, блин… выветрится».
— Выветрится, три дня нужно. Главное – водички побольше пей. Как не в себя заливай. Это ускорит.
Нихуя там, разумеется, не выветрится, как не ускоряй — хоть Ладожское озеро высуши — потому что я планировала теперь тусить с Серёжей каждый божий день. В конце концов… он же, вроде, стал моим полноценным парнем.
А, ГОСПДИ, мне просто нужно, чтоб от меня все отъебались!
Пакет этот… план, конечно, безумный – носить чужую мочу под своей юбкой. А считает ли меня Серёжа своей девочкой, если позволил своему другу тогда…
В одно мгновение я как будто отпустила себя. Дыхание моё стало неровным, а лицо исказилось. Я вновь хотела заплакать, я хотела к маме…
— Блять, меня попрут из гимназии, мне пиздец, Кося…
— Так, ну-ка, — сжатыми челюстями процедила Кося, озираясь по сторонам.
Она замахнулась на меня, желая дать пощёчину; я, тихо, вскрикнув, отшатнулась и опустошённо уставилась на неё.
— Так. Ну ладно, — Кося прижала меня к груди. — Ну ладно, всё хорошо, не плачь. Всё будет хорошо. Да найдём мы какого-нибудь лошка, он за нас пописает. Только надо проверенного человека.
— Кого? У нас же все друзья торчат, а другая половина – гниды, я бы им карандаш свой не доверила бы… Блять, ну кого я до завтра найду, ну кого? Да если кто-то узнает… если папа узнает… это пиздец, Кося. Это пиздец! — я заревела ей в блузку.
Я не могла открыться никому из чистых людей. В большинстве случаев это было чревато шантажом, а в иных и вовсе – полным разоблачением моей второй жизни.
Я не могла открыться никому из чистых людей, кроме одного… маленького невзрачного и охуенно чистого человечка.
Вариантов больше не было. А потому в тот момент я в очередной раз решила наебать свою вторую лучшую подругу.
Я успокоилась, когда в голове стал рождаться план.
Планирование всегда успокаивало меня, помогало отбросить эмоции и включить ту аналитическую часть мозга, которая досталась мне от мамы с бухгалтерским образованием.
— Мне ты, думаешь, легко? — хрипло сказала Кося, туша сигарету. — У меня вон тоже… не батюшки в друзьях.
Минут через пять я окончательно успокоилась; мы вышли из-за угла и направились к школьному крыльцу.
— Ты это один раз или… — не без застенчивости спросила Кося.
— Чего?
Она как-то пугающе биполярно сменила интонацию:
— Дерьмо это нюхаешь регулярно?!
Мой мобильник завибрировал как раз на том вопросе, на который я не хотела отвечать. Тоша звонил по ВК. Ненавидела, когда мне звонили и ненавидела Тошу. Сбросила звонок.
— А? Да пару раз.
— Ты смотри, — она шла, не сводя с меня глаз.
БЛЯТЬ.
Взгляд мой коснулся силуэта за школьным забором. Лишь секундная остановка на этом силуэте в решётке забора, и глаза как бы сами собой пошли дальше, вдоль школьного сада с ебучими хризантемами.
А затем я обернулась на этот силуэт. А силуэт этот тронулся с места.
— Ты чего?
— Да…
Мобильник снова завибрировал. Я обернулась, но силуэта на прежнем месте не было. Снова звонил Тоша.
— Минутку. Я догоню, Кось.
— Нормально всё? — Кося взглянула на меня этим своим взглядом старшей сестры.
На мгновение появилась мысль всё ей рассказать. Или хотя бы безобидную часть про то, что мы с Тошей расстались. Но нет.
— Да… Ты иди, зай. Я тут отношения выясняю, — голос мой звучал отстранённо, а сама я пыталась, не подавая вида, сканировать обстановку.
— С Тошей?
— Да…
— Поругались?
А, посмотрите-ка. Ей всё про меня знать нужно. И мою малышку откровенно бесило то, что она начинала терять надо мной контроль. Или уже потеряла – я ещё не определилась.
— Да, да. Потом расскажу. Да. — Я взяла трубку, но вспомнила, что кое-что забыла, уткнула мобильник в грудь и вновь позвала Косю. — Нет, стой.
Та раздражённо обернулась и посмотрела на меня исподлобья.
— Если было кое-что без защиты, а через несколько часов пошла кровь – таблетки можно не глотать?
Она вопросительно наклонила голову и нахмурила брови.
— Ну у тебя и вопросы, один охуительней другого.
Тоша что-то говорил в мобильник и я, не поднося мобильник к уху крикнула в микрофон:
— Да щас, подожди, блять!
Затем вновь глянула на Косю.
— Таблетки можешь не пить, — ответила та. — Но больше так не делай, у нас эпидемия СПИДа в стране. На сегодня почемучки кончились?
— Да, на сегодня да, — я по-детски улыбнулась и выпрямила спину. — Спасибо, зай, — а через секунду, когда я развернулась в сторону забора, интонация моя утратила прежнюю дружелюбность. — Ну чего тебе?
— Привет, Саш.
— Да, привет, — я топталась на месте, вертя головой. — Чего надо?
— Можешь выйти?
— Откуда?
— Я у твоей школы. К забору выйдешь?
— Зачем?
— Пожалуйста.
— Э, слышь, — ломающийся мальчишеский голос за моей спиной.
А, блять, снова этот пацан с колонкой, который спас меня от мамы.
— Не сейчас, малой.
— Трава где? Слово не держишь?
— Блять, потом отдам, я помню. Нет сейчас травы.
— Саша, выйди, я тебя прошу, — не унимался Тоша.
— Зачем, блять? — я начинала выходить из себя, когда мне галдели в два уха.
— А чо пиздела тогда? — быковал малой.
— Блять, отъебись, — я направилась к школьному забору, лишь бы отделаться от этого сопляка.
— Вот ты сука! — крикнул он мне вслед.
— Я знаю!
Глава 22
Блять, ёбаные отхода. Ёбаные малолетки. Ёбаная моя лучшая подруга Кося. Ёбаный Тоша и ёбаная-переёбаная я!
Я сбросила звонок, когда увидела его, стоящим у забора. Выглядел он дерьмово.
— Привет, — потянулся, чтобы обнять или поцеловать меня, но я не без презрения отшатнулась. — Поговорим?
— Ты чё, следишь за мной?
— Я… просто увидел тебя, — бледный он какой-то. И грустный.
— Ага, каждый день возле школы гуляешь.
— Я тут живу, вообще-то, рядом.
— Так, короче, чо надо?
— Давай попробуем.
— В смысле?
Тоша явно собирался с мыслями и готовился сказать что-то важное.
— Я готов это сделать.
А, ясно-понятно.
— Ох, блять, подвиг. Ты бы сейчас своё лицо видел.
— Я тебя уже понял, а ты… почему-то меня понять не хочешь. Детка, ну…
Снова потянул ко мне свои грабли.
— Блять, не трогай меня, я на нервяках, у меня месячные.
— О, я… Всё нормально, я понимаю. Просто… — он сделал глубокий вдох и выдох. — Я хочу помириться.
Сука, вот не начинал бы ты из себя реального пацана строить – ничего бы этого не было.
А теперь, блин, из Коляна Наумова превратился в страдающего Гамлета (или кто там, вообще, самый несчастный из известных?)
— Тош, я не хочу, — я ограждающее выставила согнутую в локоть руку. — Серьёзно. Всё прошло…
— Да не могло пройти, НЕ МОГЛО ЭТО!..
Я вздрогнула и отпрыгнула, когда Тоша так резко и истерично повысил голос. Но в ту же секунду взяла себя в руки и, ткнув в него указательным пальцем, сдерживаемым криком затараторила:
— Слушай, ты, сталкер, не лезь ко мне, ты понял? Мне проблемы не нужны, и тебе тоже. Разойдёмся мирно, а не то я на твою хату мусоров натравлю и встречаться ты будешь со здоровым вором в законе. Грузином (не знаю, зачем я это уточнила).
Уходя, я услышала его за своей спиной.
— У тебя кто-то есть?
— Может быть, — едва слышно сказала я, надеясь, что он услышит.
Но я сомневалась, что он услышит меня даже, если я заговорю в рупор. Даже, если появляюсь с Серёжей у него на глазах. Даже, если на его глазах я с ним…
Не хотела я, не хотела встречаться с парнем, которого представляла плачущим, пока меня трахает кто-то другой. Очень не хотелось мне терять такой сочный сексуальный образ.
И по правде сказать, мне было крайне приятно, что этот дурачок пришёл извиняться; я гордилась собой за то, как грамотно отшила его, отомстив за всех обиженных женщин севера России. И подняв грёбанный нос кверху зашагала я в сторону школьного крыльца.
К обеду моё состояние более-менее пришло в норму. Я уже могла грамотно оценивать обстановку. Хотелось, конечно немного вмазаться или выпить пива.
Но нужно было решать проблему.
Я позвонила Любе и предложила погулять.
— Где и когда? — только и спросила она.
Моя верная собачонка Люба, моя самая честная и хорошая девочка.
У меня оставалось примерно сорок минут до того, как я должна буду выдать Любе правдоподобную и безобидную версию того, зачем мне нужно взять её мочу.
После шестого урока я отдала секретный рюкзак Косе, предварительно переодевшись в своё монашеское облачение.
Мы с Любой встретились в нашем милом парке победы на Крестовском острове. В нём я гуляла с Любой и пару раз брала закладки с Косей.
— Слушай, Любочка, Люба моя, — я держала её руки в своих руках. — У меня такая проблема. Мне нужна твоя помощь, — слезу бы ещё пустила – вообще б заебись было; но что-то не лезло. — У нас в школе берут тесты на наркотики. Я даже не думала, что такое может быть, но ты знала, что булочки с маком дают положительный результат на наркотики?
Люба незадачливо почесала бы себе затылок, но руки Любы были в моих руках.
— Что-то… слышала, — сказала она.
Снова какой-то тревожный силуэт промелькнул меж густых зарослей. Блять, меня теперь не покидала паранойя, что этот дебил Тоша продолжает за мной следить. Ну нет, он же не настолько отбитый. Во всяком случае, будем на это надеяться.
— А? — я вернула внимание на Любу. — Да, слышала… Да, ну так вот… Я ела булочку с маком сегодня на завтрак. А завтра у нас тест. И он покажет положительный результат. Я не знаю, как это работает, но они поставят меня на учёт, представляешь? Пописай для меня, я пакет принесла.
Блять, я не знала другого человека, который поверил бы в такую охинею. Но Люба побурчав что-то невнятное, кивнула, и я потащила её в кусты.
На середине пути Люба, вдруг, встала, как вкопанная и сказала этим своим занудным голосом:
— Но такого же не может быть.
Главное – звучи убедительно, малышка, ни единой нотки фальши в голосе!
— Это правда, меня поставят на учёт.
— Это какой-то бред.
ЛС ОТ СЕРЁЖИ: МАЛЫШКА, ШУРУЙ КО МНЕ, Я ТЕБЯ ХОЧУ.
— Я клянусь тебе, Люба, — блять, мне нужно было пустить дорогу прямо сейчас, эта религиозная дурочка меня утомляла. — Люба, я клянусь тебе, бл… Блин, загугли. Меня поставят на учёт! Я просто прошу свою лучшую подругу помочь мне – неужели я многого прошу?!!
— Булочки с маком?
Отвечаю Серёже:
ПРОСТИ, ЗАЙ, НО В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ НЕ ПОЛУЧИТСЯ. У МЕНЯ ЭТИ ДНИ.
МОЖНО БУДЕТ ПЕРЕХВАТИТЬ У ТЕБЯ ПАРУ ДОРОГ?))
МНЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО(((
— Фима.
Поднимаю глаза на Любу.
— Чего?
— Какие булочки с маком?
— Обычные булочки.
— Как получается-то… Простые булочки?..
Люба выглядела совершенно растерянной, оставалось только чутка дожать её.
— Да, детка, простые булочки с маком, — я приближаюсь к ней и думаю о том, чтоб поцеловать её в губы. — Из мака делают наркотики. Но маковые зёрна используются, как начинка для булочек.
ЛС ОТ СЕРЁЖИ: СОРИ, МЫ ВСЁ СНЮХАЛИ, А ВАРИКОВ ПОКА НЕТ.
Ну, конечно, блин. Саша-Серафима без исправной вагины никому и нахуй не упала…
Люба, вдруг, пронзила меня своим взглядом. Я не могла отвести глаз от её невзрачного лица. А затем она спросила меня:
— Фима, ты же не принимаешь наркотики?
А я, не отводя глаз, пряча телефон в сумку, ответила:
— Нет, Люба. Честно, нет. И я тут подумала… ты сама-то, случайно, булочки с маком не ела в последнее время?
Глава 23
Отец Михаил жил своими прихожанами. Не могу назвать даже приблизительную цифру, которой они исчислялись, потому как по его рассказам — часто в храм заглядывали совершенные проходимцы, которых он также не оставлял без внимания.
Представить не могу, каково это – иметь столько жизней в своей голове.
Пропитая, прокуренная и поюзанная я не могла теперь даже вспомнить по именам своих одноклассников, а он держал все эти людские грехи и слабости в голове, чтобы затем передать их Богу.
Сложная у него была работа. Да и по правде сказать, не особо денежная. Платили ему в месяц около сорока тысяч.
Порой меня бесила подобная бессеребрянность отца Михаила; я была уверена, что при всех возможностях он не берёт ни монетки из церковной десятины охуенно-большого храма. При этом отдавал он этому храму всю душу за сущие гроши.
Все мы знали, как живут настоящие попы: на крутых тачках, в больших загородных домах, с детьми в иностранных университетах.
Но мой папа, по иронии судьбы, вобрал в себя самое лучшее и бесполезное из образа православного священника.
Блять, иногда мне казалось, что нищие и обездоленные у входа в храм поднимают больше бабла, чем долбаный управляющий этого самого храма!
По правде сказать, большая часть обрядов, к которым он склонял меня с самого детства, представлялись для меня набором формальностей, которые необходимо совершить, чтобы от тебя отъебались.
Я была бы счастлива ощутить эту божью искру, но едва ли когда-то она во мне присутствовала.
Были искры страха, искры серотонина, искры ярости, искры зависти, искры оргазма и прочие другие искры, среди которых я так и нашла ту самую, божью, о которой так упорно твердили мне все вокруг.
Так что я стала воспринимать происходящее в храме, как формальность, чтобы родители считали меня хорошей девочкой. Ничего, малышка, — говорила я себе, — сейчас сходим в храм, а потом употребим что-нибудь вредное и запретное, как мы любим.
В раннем детстве мама дала мне памятку о женских грехах. Всё дерьмовое, что могла сотворить или о чём могла помыслить русская баба, заключалось на двух сторонах картонной открытки.
Мы с отцом Михаилом встаём у аналоя – это высокий четырёхугольный столик с раскинувшейся на ней Библией, чьи позолоченные страницы слепят мои грешные глаза.
Мне всегда было интересно, есть ли какой-то принцип, по которому отец Михаил выбирает страницу, на которой раскрывать Библию при совершении обряда исповеди. Вероятней всего, снова — очередная формальность.
— Здравствуйте, отец Михаил, — говорю я, опустив глаза на памятку.
— Здравствуй, дочь моя.
Я прокашливаюсь, ища глазами нужный пункт.
— Итак… Номер шесть. Злилась и обижалась, что не получила желаемого.
Ты кончаешь, а я нет! Ты кончаешь, а я нет?!!
— Номер шесть, — понимающе повторяет отец Михаил.
— Номер девять. После совершения греха каялась не сразу, а через какое-то время или не каялась вовсе.
Трахнули меня, Тоша, вчера, как последнюю шалаву…
— Номер девять.
Я замолкаю, раздумывая о том, стоит ли мне продолжать или на этом достаточно.
— Ну чего ты? Всё?
— Ну… Номер десять. Грешила празднословием, пела мирские песни. Там… было такое… один раз.
Говорят, даже палка стреляет раз в год…
Не сменил походку, не снимал медали…
И жопу моей дамы возит новый МЕЕЕЕРИН!!!
— Номер десять. Не стесняйся, дочь. Расскажи всё, как есть.
Ах, старик, да расскажи я тебе хоть половину из всего дерьма, ты бы меня из дома больше не выпустил))))))
— Номер двадцать пять. Гневилась, выходила из себя.
Урод ёбаный, выебок, сука, выблядок ёбаный, урод, сука, ёбаный, сука, урод, блять, УРОД, БЛЯТЬ, УРОД!!!
— Номер двадцать пять. Продолжай, дочь моя, продолжай.
Мне стало казаться, что отец хочет уличить меня в чём-то конкретном, с такой подталкивающей мягкостью велел он мне продолжать.
Ну нет, старик, меня так просто не расколешь.
— Думаю… тридцать четыре. Пила и ела вредную пищу.
Да, думаю, это можно отнести к номеру тридцать четыре.
…подошла к столу и принялась за мефедрон…
— Тридцать четыре.
— Ну…
Блять, да тут мне за каждый второй пункт исповедаться нужно, по правде сказать.
И номер сорок два – была в гостях пьяной.
И номер сорок четыре – надеялась на человека больше, чем на Бога.
И пятидесятый – лицемерила и лгала, пятьдесят пятый – была груба, шестьдесят третий – пьянствовала на праздниках.
Семьдесят девять – нескромная одежда, восемьдесят пять – похабные мысли, восемьдесят шесть – длительное упитие вином, и так далее, и тому подобное: содомия, соитие вне брака, групповое соитие, измена любимому…
Если бы я по настоянию своего отца была с ним искренна, другие прихожане умирали бы в этом храме, не успев исповедаться, потому как наша беседа заняла бы времени до второго пришествия Иисуса.
— Ну что, дочь? Ещё что-то скажешь?
Я перевернула памятку другой стороной и пробежалась глазами по тексту.
— Ну… чуждалась домашней работы. Номер восемьдесят шесть.
— Номер восемьдесят шесть. Ещё?
— Нет, всё, — я, наконец, подняла глаза.
— Грехи нетяжкие, дочь моя, — заключил отец Михаил после напряжённой паузы. — Но искупления требуют. Псалом двадцатый – пять раз. Тридцать второй – восемь раз. Молитва Богородице, третья – это из брошюрки, у нас в прихожей лежит. Возьми, почитай. Ну и… ангелу-хранителю, пятая молитва, из той же брошюрки – для профилактики. Отче наш каждый день, по пробуждении и перед сном, читаешь?
— Конечно, папа.
— А Библию, регулярно?
— Конечно, папа. Иова читаю, двадцать пятую главу сегодня начну.
— Умница. Иов – хорошая книга. Многим бы… — он тяжело вздохнул, оглядывая пустой храм. — Многим бы тут… почаще его читать. Ну, иди, дочь. Спаси Господи.
— Спаси Господи, папа.
Отец Михаил перекрестил меня и за сим я была свободна.
Глава 24
Несколько дней Тоша не писал мне. Потом сорвался. Блин, я могла решить эту проблему одним движением пальца, кинув его в ЧС.
Но где-то в глубине души или своей промежности мне прельщало подобное его поведение.
ЛС ОТ ТОШИ: ЗАЙ. ЗАЮШКА, ЗАЙКА, МОЯ САШЕНЬКА, ПРОСТИ МЕНЯ ЗА ВСЁ, ЕСЛИ БЫ Я ТОЛЬКО МОГ ВСЁ ИСПРАВИТЬ, АХ, ЕСЛИ БЫ, ЕСЛИ БЫ, ЕСЛИ БЫ.
Ну и всё такое на тысячу знаков или больше.
Проблема-то была не в оральных ласках, о которых Тоша меня теперь чуть ли не умолял сам. И не в Серёже, который кормил меня мефедроном за хорошую порку и скудную беседу. А в том, что всё шло так, как должно идти и делать шаг назад у меня не было ни малейшего желания. Да и ради чего? С обоих сторон меня окружали ленивые бесталанные и бесперспективные наркоманы и алкоголики. Менять обратно шило на мыло я не хотела, тем более, если шило трахалось куда-лучше мыла.
В интернетах я узнала, что мефедрон при длительном использовании (а у меня, походу, уже было длительное) выводится из организма в течение недели. К тому же по совету Коси последние дни я только пила и писала.
Между тем, Серёжа продолжал динамить меня! Это раздражало меня. Ему нужен только секс?
Ай, блин, ну, конечно, ему нужен только секс, всем мальчикам нужен только секс – так Кося говорит.
Я ГОТОВ ЖДАТЬ СТОЛЬКО, СКОЛЬКО ТЫ ЗАХОЧЕШЬ, ПРОСТО БУДЬ НА СВЯЗИ, — не унимался Тоша, сообщения которого становились всё приторнее с каждым днём, — ТЫ МОЖЕШЬ ПРИЙТИ КО МНЕ, И МЫ ПРОСТО ПООБЩАЕМСЯ, НИКАКОГО СЕКСА, МЫ ПРОСТО БУДЕМ ВМЕСТЕ И ВСЁ! РАЗВЕ ТЕБЕ ЭТОГО НЕ ХОЧЕТСЯ, САШЕНЬКА?
Мочу Любы мы с Косей разделили на двоих и носили в медицинских пакетах под юбкой в течение двух дней.
После уроков я отдавала свой пакет ей, и она несла его к себе домой. На третий день Кося выяснила, что дольше двух дней в тепле мочу держать нет смысла, и мне снова пришлось обратиться к Любе.
— Последний раз, малышка, — втирала я ей, — последний раз! У нас проведут тесты и больше я тебя не побеспокою.
В пятницу утром я пришла уже с чувством облегчения. Кося сказала, что к этому моменту я с большей вероятностью вывела это дерьмо полностью и тесты ничего не покажут.
Но даже в пятницу не провели тест. Во мне зародилась тревожная мысль, что тесты не проведут и на следующей неделе. И ещё через неделю…
И так будет на протяжении всего учебного процесса, чтобы детки держали себя в чистоте, боясь злых полисменов и даже помыслить не могли о том, чтобы употребить какое-либо не богоугодное вещество.
Мои месячные подходили к концу, а это означало, что с новой недели Серёжа сможет принять меня в своих покоях, чтобы протрахать и нанюхать.
Разумеется, Саша-Серафима, тебе стоило подождать ещё хотя бы неделю! Воздержись от вечеринок, почитай Библию и открой эту православную энциклопедию, в которую давеча прятала наркотики.
Я, как могла, пыталась вразумить себя, но всё же не могла дать гарантии, что меня не перемкнёт, и я не побегу к Серёже при первом же свисте с его стороны.
Кое-как пережив отхода, я стала замечать в своей голове разумные мысли о том, насколько опасно то дерьмо, которое я нюхала.
Я запросто могу подсесть на него. Это ебаная соль, благодаря которой, по словам Коси, люди оказываются в психушке или даже в петле! Конечно, оно того не стоило, но ведь на то молодость нам и дана, чтобы потом о ней жалеть…
Ай, да гори оно всё огнём, Саша-Серафима! Сбежишь из дома и станешь проституткой-мефедронщицей. И забот никаких, и врать никому не нужно, и делаешь то, что нравится. И никакого, блять, внутреннего конфликта!
Я не могла определиться, умна ли не по годам или слишком глупа для своего возраста.
При таком уровне осознанности я делала совершенно нелогичные вещи и противоположные по сути мысли перекрывали друг друга в голове, создавая путаницу и кашу.
Мне нужно было взять себя в руки и сделать паузу хотя бы ещё на неделю. Однако мне было непреодолимо скучно жить эту жизнь без своей сладкой конфеты.
Без моего Серёжи.
Мне снилось, как он пялит меня, а Тоша плачет, глядя на нас. А затем мы с Серёжей во сне нюхали порох, а Тоша продолжал плакать и умолять дать ему хоть одну дорожку.
Но мы ничего ему не давали.
— Смотри, мудак, смотри, — бесшумно шевелила я губами во сне. — Ты потерял меня, а теперь – просто смотри…
В принципе, выходные я провела очень даже неплохо. Папы-то вообще дома никогда нет, а вот отсутствие матери и в самом деле оказалось для меня подарком.
Две смены подряд в церковном магазине и обе — пришлись на выходные дни.
Я читала, сидела в интернете, смотрела много телевизора, лишь иногда (на удивление редко) по просьбе матери бегала в храм, чтобы заливать масло в лампадки или посидеть вместо неё в лавке, пока она отходит по нужде.
В общем, выходные я провела в крайней степени порядочно и сердечко моё не разгонялось больше семидесяти ударов, что в последнее время стало для него такой редкостью.
Но как бы не пыталась я найти утешение в простых житейских радостях, без хорошей порки и мефедрона жизнь моя утратила свои краски, а потому – я понимала, что долго так продолжаться не может.
Глава 25
В эту пятницу у меня не было вариантов свалить. Потому что моё алиби собиралось приехать ко мне домой.
Вместе со своими милыми, но охуительно безответственными родителями.
Да. Люба, тётя Тома и дядя Кирилл припёрлись к нам на семейный ужин.
Люба лыбилась, как ебанашка.
При виде меня у неё, наверное, брызгает фонтан серотонина в мозгу. И ещё один фонтан…
Вот с Любой, кстати, я бы трахнулась, это как за здрасьте, эксперимента ради – даже напиваться бы перед этим стала.
За столом во время семейного ужина – лучшее, что ты можешь сделать – это раскрыть свой хавальник и затолкнуть в него столько еды, чтобы мамка поскорей отъебалась от тебя и выпустила из-за стола.
Примерно этого я пыталась добиться, попутно выслушивая разговоры про трёх старших братьев Любы и про то, куда собирается поступать сама Люба (ой, я, блять, до сих пор не могла запомнить, куда она там поступает, какая-то то ли семинария, то ли обсерватория).
Моя маман похвасталась, какая я у неё умница, учусь без троек.
— Люба, а как там ваш проект? — спросила мама.
Люба проглотила последний кусок пищи и как-то палевно глянула на меня.
— Да всё хорошо, тёть Фрось. Уже три видео сделали…
— Четыре, — поправила я.
Сучка, только попробуй посыпаться.
— А каких святых-то вы изучали? — спросил отец Михаил, наливая по стопке коньячка себе и дяде Кириллу.
Бля, хорошо, что он не лично меня об этом спросил.
— Ну, святитель Иоанн Милостивый, Николай Чудотворец и Георгий-победоносец, и… Всё, пока.
— Вы ж сказали – четыре, — отец глянул на меня.
Да бляха-муха!
— Ну там… — заблеяла я. — Пелагея ещё.
— А, преподобная Пелагия, — запричитал папа. — Красивая история. А я, Серафима, ещё тебе рассказывал про Матрону Московскую, помнишь? В детстве читал тебе.
Глаза его залились каким-то нежным светом, и он глянул на меня совсем иначе — не так, как глядел всегда на моей памяти.
— Да, папа. Матрона – это… да.
— Возьмите на заметку, девочки. Люба. А ещё, знаете, я вам про монастырь потом расскажу, если хотите. Лучший монастырь в России. Отец… — он прокашлялся, видимо, в очередной раз на подпитую голову забыв, что Кирилл-то больше не Отец. — Кирилл соврать не даст. Мы, когда дьяконами были – туда с паломничеством прибыли и чуть там не остались.
— А, Костамонит, — с какой-то грустью подхватил дядя Кирилл.
— Костамонит, какое место! Природа. Свежий воздух. Ничего лишнего, девочки, вот ни-че-го! Только то, что нужно для жизни и духовного роста. Мы как-нибудь туда, дочка, съездим, — он на секунду коснулся моей руки. — Обязательно туда съездим, там чудный монастырь. И школа девичья к нему прилегает. А природа какая: диву даёшь.
Диву… даёшь.
— Что там такого-то для духовного роста? — зачем-то спросила я.
Отец протупил немного, обдумывая мой вопрос с рюмкой коньяка у рта.
— Я ж говорю, природа, — он опрокинул стопку и продолжил сдавленным голосом. — И… соблазнов нет. В городе такого не испытаешь. А ваше поколение – и подавно. Страдаете вы. С телефонами этими, с компьютерами, интернет этот… прости Господи, но была б моя воля – люди бы от этой заразы не страдали. Да вот только не в моей это власти, Диаволу мир этот принадлежит. И будете вы всю жизнь страдать, если такие места посещать время от времени не будете.
— Миша, ну чего ты? — робко вмешалась мать.
— Костамонит очищает, — сказал дядя Кирилл, опрокидывая свою рюмку.
Я удивлённо подняла брови.
— То есть там вообще ничего нет?
— Вообще ничего, — энергично ответил папа. — Из диавольского. А так: много чего, ох как много всего там. Жильё, огород. Лампы керосиновые. И тишина. И никто ни с кем почти не разговаривает, чтобы эту тишину не нарушать. Там, дочка, такая атмосфера, ты почувствовать должна.
Ну пиздец. Ещё чего не хватало. Огород… Чего, блять?.. Батёк опять нажрался и начал херню какую-то городить.
Ещё через пару стопок маман поняла, что лучше нас с Любой отправить в мою комнату, ибо разговоры к тому моменту пошли совсем взрослые.
— Да я жену свою, — слышали мы голос папы, уходя из кухни, — никогда не бил, но я тебе говорю, что даже Бог заповедал: жена во власти твоей, если выхода не видишь другого – бей, да посильнее. Иных баб только так воспитать и можно…
— Ты картинки новые рисовала? Для роликов? — спросила Люба, когда я закрыла дверь своей комнаты.
— Не, сорян. Времени что-то нет.
Я открыла ноут и стала искать на youtube что-нибудь, что разбавило бы вязкую неловкую скуку, какую я почти всегда ощущала в компании Любы.
— И к чему это он? — спросила я, скорее у самой себя.
— Кто?
— Папа.
— Что к чему?
— Да про монастырь этот. Кост… Как он там…
— Костамонит. Мы с родителями в августе собирались, ну, после лагеря. Поехали с нами!
Ага. Разбежалась.
— Боюсь, не получится. Не хочу тебя обнадёживать, малышка.
Люба грустно вздохнула.
— А как… с парнем дела?
Она явно репетировала этот вопрос, и голос её в самый ответственный момент предательски дрогнул.
— С парнем – нормально. Спасибо, что прикрываешь. Я бы без тебя не справилась.
— А мне вот тоже… — она изо всех сил старалась сдержать улыбку и остановить бегающие глаза; у неё ничего не вышло. — Мальчик один в школе… ну… подходит там, смотрит, пишет постоянно. Но я… нет, он… я его в храм звала, а он не пошёл. Дурак.
— Дурак. Да.
— Тоша тоже не хочет?
— Ага. Не хочет.
— Ну потом. Мама говорит: все к Богу приходят сами. Только заставлять их не нужно, — она игриво прикусила губу, глядя себе под ноги. — А вы… когда с ним поженитесь?
— С кем это?
Новости Шеремета – канал с пятиминутными репортажами о том, как бравые полисмены ловят закладчиков и барыг.
— С Тошей.
Я нахмурилась, вспоминая о Тоше.
— Зачем?
— Как зачем?
+100500 – матов стало меньше, чем раньше, но теперь Макс не мог заставить меня даже улыбнуться.
— Ну зачем, Люба? Зачем жениться-то?
— Чтобы по-настоящему, чтобы любить.
— А как ты думаешь, твои, — я кивнула в сторону двери моей комнаты, за которой слышалась шумная компания 40+, — друг друга любят?
Любу этот вопрос озадачил, но не от того, пожалуй, что она сомневалась в ответе, а от того, что не ожидала его услышать.
— Конечно. А твои – разве нет?
Я хмыкнула.
— Да я не следила особо. Не хочу я жениться, Люба. Ну, в смысле… замуж. Не хочу я. Да и не за кого.
Марк Булах. Пранкер. Подходит к незнакомым людям на улице и вытворяет какую-то херню, выводя их на эмоции. Люба от такого парня сбежала бы в слезах.
— А Тоша что? — после паузы спросила Люба.
Я промолчала.
— Ну не Тоша, так… другой будет, — не унималась она. — Бог всё расположит так, что и сомневаться не придётся! Но не жениться нельзя. Это же и… дети. Это и… семья. И… и любовью заниматься. А я на свадьбе ни разу не была. Ты меня пригласишь?
Ах, Люба. Как же ты меня, душнила ебаная, затрахала уже. Какая же ты, блин… бэйби. Малышка – одно слово.
— Посмотрим Киберпопа? — предложила она.
Теперь вздохнула уже я.
— Да, малышка. Конечно. Посмотрим Киберпопа.
Перед роликом нас ждала реклама ЯндексЕды и сервиса по поиску попутчиков. Вторую рекламу я смотрела с задумчивостью, которую Люба вряд ли заметила.
Не заметила она, пожалуй, и то, как я беззвучно прошевелила губами название сервиса. BlaBlaCar. Сядь на машину и ехай нахуй подальше.
Глава 26
Утро воскресенья я провела так же, как и всегда. Воскресенье было для Бога. Все остальные дни – сами знаете, для кого.
— Господи поми-и-и-илуй, — вновь ангельский этот голос певчей залетал в мои теперь уже полностью очищенные от наркотиков уши, прямо как в старые добрые.
Я прильнула губами к лицу Марии и меня мысленно перекоробило, когда вспомнила, что делала этими губами несколькими днями ранее. Губы мои и ранее не славились чистотой, но теперь и вовсе казались мне половыми тряпками. И этими тряпками прикасалась я теперь к святому лику Матроны.
Вдруг, в стенах храма меня обуял ранее невиданный стыд – словно, я снова одиннадцатилетняя девица с ясным разумом и верными планами.
Я обернулась, ожидая увидеть на себе укоризненные взгляды. Но никто и подумать не мог, что происходит в моей голове. Все лишь хотели поскорее поцеловать Богородицу.
Дуновение ладана ввело меня в ступор, когда я уже отошла от иконы. Я зажмурила глаза, вспоминая, как дым из пластиковой бутылки так же клубился перед моим лицом.
— Ещё, малышка? Хочешь ещё дунуть?
— Во имя отца и святага духа, АМИ-И-И-И-ИНЬ, прости рабов твоих грешных, умилостивись над душами нашими, дабы не сгинули мы в георопопе огналвд АМИИИИИНЬ, — причитал мой отец.
— Господи поми-и-и-илуй, господи прости-и-и-и-и!!!
Еще почитать:
Поле непонимания
Она любит. Только его — \Любовь к вампиру\
Комолово. Рассказы. — Рука хироманта
Мальчишка в юбке — Глава 3. Неужели!
«
»
