Глава 15
Я столько раз выкручивалась из разного рода дерьма, что теперь не оставалось сомнений – у меня получится и в этот раз. Мефедрон постепенно отпускал, и я с ужасом ждала этого момента тотального бессилия, в котором мои мозги окончательно придут в негодность на следующие несколько часов.
Думай, Саша-Серафима, думай, блин! Сколько времени прошло с момента маминого звонка? Ах, старуха скоро начнёт догадываться, что я наёбываю её.
Перезвонит мне ещё через пять минут, и я по-любому посыплюсь. Вот если бы только был вариант телепортировать Любу в этот загаженный Васильевского острова… или меня в её уютную сычевальню на Владимирской.
Слышу музыку Моргенштерна.
Кадиллак, кадиллак, эта сука – кадиллак.
Если я и кадиллак, то где-то здесь должен быть бульдозер, под который я попала.
Ребятня выруливает из-за угла с колонкой в руках.
Сукины дети, вы-то мне и нужны!
— Йоу, ребят, — останавливаю их; на вид им лет по двенадцать, и они дышат мне в открытый вырез блузки. — Помощь ваша нужна, есть две сотки. Поможете?
Достаю из рюкзачка две скомканные оранжевые купюры и кручу ими перед их лицами.
— Чё надо? — отвечает их предводитель с колонкой.
Сука, ну просто «Повелитель мух – Russian edition».
— Мобила нужна.
Малые неодобрительно ворчат, отрицательно качают головой и собираются уйти, но я ошалело хватаю их предводителя за плечо и говорю:
— С твоих рук, братик, с твоих рук позвоню; не украду я, делать мне, что ли, нечего? Базарю, волосами клянусь, от меня проблем не будет. Но мне – точно пиздец, если не поможете.
Глаза предводителя испуганно таращатся на меня в темноте.
Кадиллак, кадиллак, эта сука – кадиллак.
Объясняю им:
— Короче, тема такая. Мама думает, что я с подругой, а я к парню еду. Мама просит подругу к телефону, а та – в пяти километрах от меня. Шаришь? Звонишь со своей мобилы моей подруге, а я – своей маме со своей. Ставим оба телефона на громкую связь. Они базарят друг с другом о том, какая я хорошая девочка и что мы у неё в комнате, понимаете? Бля, пацаны, я вам по гроб жизни благодарна буду, завтра травы вам сделаю, если поможете.
— Ты со второй гимназии? — спрашивает он.
— Да, вы тоже, пацаны?
— Пятый «В». С Катей Платовой познакомишь?
— Платова нормальная тян, — подхватывает один из его опричников.
Не знала, что малолетки так тащатся по Косе. Господи, на что они расчитываю, у неё же каблуки больше, чем их перчики.
— Бля, базара ноль, сведу вас. Она моя лучшая подруга.
— И травы! — напоминает их предводитель.
— Вообще не вопрос. Набери номер, братик.
Люба не сразу берёт трубку. Меня всю трясёт. Когда ж эта дрянь отпустит-то?
— Алё, — вопросительно раздаётся из динамика.
Я склоняюсь к мобильнику в руках малого.
— Зай, привет, это Фима, поможешь мне ещё немного? Короче, хуйня такая. Молю, зай, не спрашивай чё как, потом объясню. Мама хочет быть уверена, что я с тобой. Я сейчас ей позвоню, поднесу мобилу к той мобиле, по которой говорю с тобой и ты, типа, расскажешь, что мы ещё проект не доделали, там дорисовать что-то нужно и без меня прям никак. Блин, ну, короче, додумай там сама, зай… Я без тебя не справлюсь.
По голосу Любы я понимаю, что её заколебали эти мои игры. Но что поделать? Будем надеяться, что это в последний раз.
Своими этими глазами-монетами многозначительно смотрю на пацанов несколько секунд.
— Пацаны. Бля, ни звука. За мной не заржавеет, базарю.
Набираю маму.
— Ты, когда домой придёшь, — о, мама звучит рассерженно.
— Мам, Люба из туалета вышла, ты с ней поговорить хотела.
— Ну.
Далее происходит ёбаный цирк.
— Люба?
— Да, тёть Фрося.
— Что у вас там происходит, родители где?
— Мама сегодня в ночную, а папа через полтора часа будет.
— И что вам там?
Затыкаю свою мобилу рукой и говорю Любе:
— ВО, ЗАЙ, скажи, что я тебе с домашкой помогаю, по ИЗО, типа, без меня никак.
— Ага… ага, поняла.
Снова соединяю мобилы. Люба повторяет мои слова.
— Ну а добираться ей как, Люб, ну ты подумала, вообще? Завтра в школу.
Снова затыкаю мобилу и говорю Любе:
— Скажи, что такси вызовешь, типа, за тобой должок, — понимаю, что звучу сейчас не очень дружелюбно, но мне некогда разводить эти псевдодружеские сопли.
— Я такси вызову, тёть Фрось…
Мобила пацана издаёт сигнал разряжающегося телефона и сердце моё на секунду останавливается. 1% заряда его злоебучего айфона.
Мама охает и вздыхает.
— Ну вы, вообще, девочки, — она уже согласилась, просто ещё не сказала.
— Тёть Фрось, мне правда без неё никак.
— Ну хорошо, хорошо. Такси потом вызовешь обязательно, поняла? И позвони мне. И этой шалопайке скажи, чтобы позвонила, когда отъедет (отъедет, лол). И номер машины пусть скинет.
— Хорошо, тёть Фрось, поняла. Да мы недолго тут.
Затыкаю мобилу.
— Э, скажи – полтора часа, какой недолго?
— Полтора часика, тёть Фрось.
Мама снова вздыхает.
Звонок по второй линии от Серёжи. Да блять! Сбрасываю вызов. Только бы не подумал, что я его динамлю.
— Ну ладно-ладно, — говорит мама. — Фотографию потом пришли, что вы там наделали.
— Хорошо, тёть Фрось, обязательно.
Финиш.
Выключаю телефон. Махаю малому, чтобы тот оборвал связь с Любой и присаживаюсь на тротуар.
— Пацаны, сига есть? — спрашиваю.
— Не. Две сотки гони.
— Да бери, блин.
Малые въебывают музло (Хью Хефнер; ведь я висю, как молодой Хефнер) и уходят в горизонт.
Моргенштерна заменяют восточные мотивы – приехал мой кучер на белоснежном Kia Rio.
Щурусь от света фар, машу рукой.
Совершенно без сил. Не представляю, как теперь трахаться-то? Не представляю даже, как теперь чувствовать радость. Каждый шаг – будто я Нил Армстронг на поверхности Луны.
Падаю на заднее сиденье такси.
— Простите, у вас не будет сигареты? — спрашиваю у водилы.
— Не. Айкос. Будешь?
— Заебись.
Глава 16.
Пятнадцать минут пути пялюсь на серость Питера под музыку шахидов. Хочется отрезать кому-нибудь голову, но сначала – себе.
Куда ты, блять, едешь, Саша-Серафима? Хоть номер дома и квартиры не забудь Косе отправить, мало ли что.
Хотя этим вечером меня не сильно заботит собственная безопасность. Отхода после порошка были настолько отвратительными, что мне было бы наплевать даже, если бы меня принялся трахать этот омерзительный узбек.
Если верить моим расчётам, я была где-то неподалёку от Лесной.
Серёжа ждёт меня у парадной.
19:55. Сука-сука-сука, надо торопиться.
Вываливаюсь из такси и прыгаю в его объятья.
— Приветик, — я едва шевелю губами. — У тебя есть ещё немного?
— Чика, об этом не беспокойся. Давай, держись за меня. Что-то сильно тебя срубило. Ты сколько вынюхала?
Мы заходим в парадную и подходим к лифту; Серёжа нажимает на кнопку, и мы заваливаемся в кабину.
— Да немного. Блин, мне плохо, мне очень плохо.
— Всё хорошо, ну, — он прижимает меня к стене, поднимает голову и смотрит на меня.
Затем целует. Наглый язык, прямо как у Коси. Очень наглый язык. Ладно, посмотрим, на что ещё он способен.
После слюнявой процессии я отрываюсь от его губ и говорю:
— Помнишь про уговор? Ты помнишь, а?
Мы поднимаемся на двадцать третий этаж. Никогда ещё я не поднималась так высоко, вавилонская, мать его башня, тут и до Иисуса недалеко. Только бы он не услышал, чем я тут занимаюсь, а то расскажет родителям и мне пиздец.
20.10
Я не жду прелюдий. Серёжа их мне давать и не собирается. Распахивает передо мной дверь своей двухкомнатной квартиры. Какая-то гипнотическая музыка играет из блютуз-колонки. Закрытый ноутбук на кровати.
На чёрном цвете икеевского стола размазан тот же порошок. Мне кажется, это нехорошая идея. Но лишь на секунду.
Пушка стреляет мне в голову через нос.
Его руки совсем не такие, как у Тоши. Интересно, они одного возраста? Те руки, что держат меня сейчас – крепкие и покрыты волосами. Мне немного страшно, но он не собирается растягивать мгновение.
Толкает меня на кровать, я падаю, и он склоняется над моим животом и жадно целует его. Откидываю голову и в покрытии натяжного потолка вижу наше заблюренное отражение.
Соскальзывая с бедёр трусики щекочут мои ляжки. Меня немного потряхивает. Губы или руки на моих ногах оставляют мокрые следы. Я вся покрыта его отпечатками пальцем.
Отпечатки губ жгут огнём всё ближе к основанию ног. Мефедрон жжёт слизистую носа.
Меня облили бензином, залили его в мой нос. А его язык спичкой чиркнул по моим половым губам, и я вскрикнула.
Пытаюсь брыкаться под давлением его острого языка, но крепкой хваткой Серёжа держит меня за бёдра.
У Коси язык был мягким, а этот грубо играет на моей гитаре какую-то блатную мелодию. Не сказать, что мне это не нравится; в конце концов, Серёжа не производил впечатление нежного мужчины.
Я обхватываю руками своё горло. Глубоко дышу; изредка грудь вместе с углекислым газом выпускает высокочастотный стон, который тонет в басе тупорылого музла.
Твёрдый и сухой язык. Я прошу его сделать язык мягче, но музло играет так громко, что я теперь даже не слышу императора Японии и Иисуса Христа. Хотя, не слышу я их, скорее всего, по другой причине…
Твёрдый и сухой язык Серёжи толкает мой клитор с востока на запад и обратно. Горячий шарообразный колокол внизу моего живота наращивает амплитуду и бьёт меня по бокам изнутри.
Я прикусываю указательный палец левой руки. Прокушу его и захлебнусь в собственной крови.
Тоша?
Что-то проникает в меня, но я по-прежнему ощущаю мягкость и шершавость на клиторе. Приподнимаю голову, когда он вставляет меня и второй палец.
Снова где-то в области мочевого пузыря заводятся неопределённого рода насекомые. Я стараюсь не думать о том, что это: тараканы или пауки.
Или крысы, которые пытаются прорыть себе тоннель наружу.
Крыса. Я двуличная крыса и крысы живут внутри меня.
Я начинаю скучать и сомневаться, что правильно сделала, придя сюда. А этот сукин сын, будто чувствуя это, решает изменить расклад и забирается на меня.
Жан Поль какой-то там (Бельмондо?) сказал однажды, что в каждом из нас есть дыра размером с бога. И каждый пытается заполнить её, чем может.
Бога во мне тогда было мало, а вот Серёжа вошёл довольно внушительной свой частью.
Войди он в меня после минутной пальпации, как это всегда делал Тоша, мне было бы больно. Но Тоша не мог бы сделать мне так больно даже врываясь на сухую.
Толчки Серёжи походили на столкновение шлюпки с крейсером. Пару раз я едва не разбила голову о дужку кровати.
Тоша?
Интересно, что сказал бы этот отказник, если бы увидел сейчас, как его дружок тут безжалостно пялит меня. Хорошая у вас дружба, Тоша.
Подумать только, я прыгнула к нему в койку через пару часов после знакомства. Какого, вообще, дьявола?
Неужто я и вовсе утратила остатки чести. Мне всё же очень не хотелось быть шлюхой, но это возбуждало хлеще любого кунилингуса.
— Ну, давай, посмотри.
Тоша сидел в кресле-мешке в метре от кровати.
— Как ты могла? — спрашивает он, изредка поглядывая на вас.
— Да, вот так, — отвечаю я. — Всё, о чём я тебя попросила – это просто сделать мне приятно.
— Я не мог…
— Ты лох, — я вскрикиваю от очередного резкого толчка. — Лох, смотри, как он пялит меня. Ты же никогда, никогда бы не трахнул меня так.
— Я больше не могу смотреть на это…
— Смотри, как я кончаю. Да, смотри, как буду дёргаться мои ноги.
Ноги у меня, по правде сказать, тогда не дёргались. Впрочем, как и во время мастурбации. После нескольких посиделок на pornhub я полагала, что они трясутся у всех девочек в предоргазменном состоянии, а со мной в этом плане что-то не так.
Тоша смотрел на то, как я трахаюсь. Я заставляла его смотреть. Сидел он в этом ебаном кресле-мешке и сожалел о том, что упустил такую девочку.
А нужно-то было всего лишь отлизать мне. Я всегда получаю то, что хочу. И сейчас я получу оргазм.
— Без тебя… без тебя, понял ты? — я шевелю ослабшими губами, закатив глаза к дужке кровати. — Кончу сейчас без тебя!
— Нет, Саша, нет, девочка моя, — кричит Тоша.
— Да! Да! ДА!
Туманная рука хватает меня и выбрасывает из мира фантазий. Живот наполняет боль вперемешку с щекотанием. Боже, крысы или пауки там воюют друг с другом.
Мои глаза закрыты на две трети, но той свободной частью я вижу нависающий надо мной Серёжин болт.
А затем на мои оголённые сиськи, на моё горячий серебряный крестик и наполовину расстёгнутую блузу брызгает тёплое семя.
Через секунду крысы (или пауки) принимаются отчаянно копать себе траншею из моего живота. Тело охватывает напряжение вперемешку с лёгким, немного приятным зудом.
Спустя ещё несколько мгновений и температурных скачков, я обмираю, распластавшись по матрацу двуспальной кровати.
Я, как сдутая резиновая женщина. Пауки (или крысы) выбрались из каждой мышцы моего тела и мягкими лапками защекотали по коже.
Ракета ближнего действия Серёжа-Саша доставила меня в другой конец коридора. В этом, конечно, была заслуга моего весьма умелого любовника.
Однако Тоша, сидевший в моём воображении рядом с кроватью, определённо заводил меня не на шутку. Мне было приятно воображать, что он наблюдает за каждым толчком, каждым прикосновением к моему недоступному для него телу.
Не хотела считать себя сукой, когда во мне больше не было члена. А потому – предпочла забыть о своих фантазиях до следующего раза.
Мефедрон отпустил. Я забеспокоилась, что уже слишком много времени, попыталась встать с кровати, чтобы… хоть что-то сделать. Но пролежала так ещё минут пятнадцать, прежде чем Серёжа не предложил мне новую дорожку.
Дорожка на дорожку, дорожками жизнь моя полна.
Я ругала себя, втягивая это бело-жёлтое дерьмо через коктейльную трубочку. При всей своей собранности и незаурядном интеллекте я порой бываю просто ошеломляющей дурой.
Но в этот раз я вновь выкрутилась и пришла домой даже раньше девяти. Рюкзак я оставила у Серёжи, надеясь, что он не будет задавать лишних вопросов. Вопросов он и в самом деле не задавал.
Глава 17
Этим утром странная тревога вернула мою душу обратно в кровать. Кошмары мне никогда не снились – возможно потому, что тревогу я последние пару лет испытывала перманентно.
Господи, я же и в самом деле была, как сраный агент под прикрытием: Донни Браско или парни из фильма «Отступники».
Так вот тревога эта была чем-то новым и, откровенно говоря, ввела меня в ступор, который парализовал моё уже проснувшееся тело на неопределённое время до звонка будильника.
Дьявол! Здравствуй, новый ёбаный день. Снова в ёбаную школу.
Мне приходилось вставать раньше, чтобы зайти к Косе и забрать рюкзак со своим вторым комплектом одежды.
Я с методичностью серийного убийцы выполняла одни и те же действия почти каждый будний день. Это немного пугало меня.
Но ещё больше этим утром напугал меня первый поход в уборную. Желудок сжало, а отвращение зависло посреди пищевода, готовое сделать лёгкий рывок и расплескаться по кафелю.
Поначалу я подумала, что у меня начались месячные. Два раза в месяц – ну, это уже слишком. Какого, вообще, Дьявола?
Затем, убедившись, что крови больше нет, поняла, что это были мои продукты отхода. Я пописала мочой. Конечно, сразу запаниковала. Вспышки заиграли перед глазами, будто из сортира на меня глядел дискошар.
Я вздрогнула, почувствовав пальцы на своём плече. Показалось. Пальцы на моей шее! Показалось. Мерзость.
Плохие картинки из памяти стали всплывать перед глазами. Этот ублюдок чем-то заразил меня.
Господи, у нас же был незащищённый секс! Сифозная мразь заразила меня стриптококом или СПИДом! СПИД! У меня, блять, внутреннее кровотечение из-за этого ДОЛБАНОГО, БЛЯТЬ, НАСИЛЬНИКА, СПИДОЗНОГО, БЛЯТЬ, НАС
Не загоняйся. СПИД, какой на хрен СПИД? Ты вспомни все эти фильмы, они годами живут после этого, не зная бед.
Даже если бы твой первый секс был со СПИДозным, ты бы не узнала об этом через пару дней. Нужно делать специальные тесты, чтобы выявить эту заразу.
Но это всё же определённо была ненормальная херня. Пописала кровью. Я собиралась, попутно заглядывая в мобильник и ища информацию касаемо своего случая.
Ой, всё, как обычно. Если верить этим статьям на ЯндексДзене – у меня может быть что-угодно от гормонального сбоя до рака матки.
Сука! Господи, я, конечно, не лучшая малышка из тех, что у тебя есть. Не такая, как Люба – это уж точно.
Но явно не заслужила я какую-то смертельную болезнь, я не хочу, не хочу умирать…
Кося, кажется, стала немного другой. Не то, чтобы молчаливой; не то, чтобы стеснительной. Я ещё пыталась произвести оценку этим едва заметным метаморфозам своей лучшей подруги.
Мне откровенно нравилось прежнее пренебрежительное отношение Коси ко мне. Эти её «найду себе другую подругу», «закрой рот и делай» привлекали меня, заставляли хотеть проводить с ней время.
Я понимала, что в школе нахожусь в её тени. Да. И в самом деле. Если не считать вышеупомянутого Миши из 11-го «Б», все мои романы происходили с парнями вне школьных ворот.
Но Кося была моим покровителем. Учителем. Она познакомила меня с выпивкой в седьмом классе. В то же году свела меня с моим первым парнем – Димой.
С ним у нас ничего не вышло, он был длинным, худым, с отвратно торчащим кадыком, старше меня на три года и глупее – лет на пять. Но я была благодарна ей за то парное свидание, которое она когда-то организовала.
Была благодарна ей за всё.
За вписки в её квартире на майские и новогодние праздники, за море разного рода людей, с которыми я имела честь там увидеться. За хорошую музыку, которую она слушала.
За МДМА в восьмом классе. За амфетамин – в девятом. За смех и горечь, которые мы проживали вместе все эти годы.
За то, что моя зая никогда и ни разу не подставила меня и ни разу мне не было страшно в её компании.
Хотя…
Где-то в глубине подсознания я возлагала теперь на неё ответственность за изнасилование, которому подверглась.
Кося потащила меня в этот клуб. Но я, конечно, тоже хороша: украла родительские деньги и попёрлась с ней в этот уёбищный клуб на этот уёбищный концерт казахов, чью музыку я теперь не могла слушать из-за дерьмовых ассоциаций.
Конечно, Кося ни в чём не была виновата. И я тоже. Не виновата. Виноват тот ублюдок, фоторобот которого был запечатлён в моей тетради.
И каждый раз, открывая тетрадь, чтобы накидать очередной возникший в голове образ, я несколько секунд глядела на это отвратительное лицо. Непонятно зачем. Но делала это каждый раз.
Простите, отвлеклась. Так вот, Кося. Я рассказывала о том небрежном отношении ко мне, которое всегда заводило меня в общениях с ней.
Но после одной сомнительной ночи небрежность эта растворилась целиком и полностью. Теперь передо мной представало существо, которое, казалось, ставило своей главной целью — привести меня в смущение. Кося изменилась до неузнаваемости.
Не могу нарисовать чёткий контур какой-то ситуации, чтобы привести пример. Ситуации эти, совершенно неважные по отдельности, представляли собой какие-то кусочки паззлов общей картины, которую я ещё не до конца сложила в своей голове.
От неровно брошенного взгляда и чрезмерно-услужливого тона до прикосновений, которые стали теперь неловкими, будто Кося была мальчиком, с которым у нас всё только начинается.
И вот не надо думать, будто я себе накручивала. Моя лучшая подруга довела меня языком до оргазма, а теперь воспринимала меня, как ёбаный кусок мяса! – я знаю, о чём говорю.
— Не хочешь сегодня ко мне? — спросила она, когда мы на четвертом уроке выскочили, чтобы покурить. — Папа виски привёз, десятилитровую бутылку, прикинь?
— Десять?
Конечно, я понимала, что она запудривает мне мозги.
— Пьяный был, из ресторана ехали с мамой, и он захотел купить. Короче, он там выпил половину где-то, и, если мы себе немножечко отольём – никто и не заметит.
Даже улыбалась эта похотливая сука теперь как-то лживо. Я старалась сглаживать углы, но это бросалось в глаза на каком-то энергетическом уровне. Я, блин, чувствовала выделения какого-то странного гормона из её полуприкрытого тела.
— Ну так чё, зая?
— Я сегодня к Тоше думала.
— Ты постоянно у него в последнее время.
О, эта дрянь начинала ревновать меня.
Я вспомнила, что Тоши у меня, похоже, больше нет. И не очень-то, кстати говоря, расстроилась, вспомнив о вчерашнем салютообразном оргазме. А потом в голову пришла утренняя сцена в туалете. Я зажмурилась, а потом косо глянула на свою лучшую подругу.
— Ещё я хотела кое-что спросить.
— Конечно, да, — снова этот услужливый тон.
Я наклонилась к её уху (у сучки пошли мурашки по ключице) и шёпотом сказала:
— Я сегодня кровью пописала. Это что такое, ты не знаешь?
— Таблетки подействовали, — без промедления и так же шёпотом ответила она.
Мои глаза расширились.
— В смысле, эти, которые ты мне посоветовала?
— Ну да. Это твой ребёнок был.
Я отстранилась от Коси.
— Ещё раз, не поняла.
— Бля, ну… — она забегала глазами по асфальту, подбирая нужное слово. — Выкидыш.
ВЫКИДЫШ?!
— Здорова.
Я опустила глаза и увидела неизвестно откуда вырулившего пацана, с которым имела честь познакомиться вчера.
— Привет, пацан.
— А ты чё вчера обещала, помнишь?
— Бля, да, — я сокрушённо вздохнула. — Ну… давай я должна буду. На неделе намучу. Скажи свои цифры.
— А, наебёшь, — малой сокрушённо махнул на меня рукой.
— Бля буду.
Ждала, что ответит: «так ты, старшуха, уже…»
— Чё за тема? — спросила Кося.
Я заметила, как бесцеремонно пялится на неё малой. А затем своими одержимыми малолетними глазами он попытался напомнить мне о том, что я обещала познакомить его с Косей.
— Этот чувак помог мне вчера, — сказала я, кивая на малого. — Перед мамой прикрыл, долго рассказывать.
— Макар, — он протянул Косе руку.
Та отстранённо глянула на неё и на мгновение коснулась его потной ладошки.
Этого маленького засранцу хватило с лихвой и опьянённый феромонами, он скрылся за углом школы.
Когда мы вновь остались одни, я позволила панике вновь охватить мой разум.
— Да ну нахуй, выкидыш?
— Да всё нормально, это таблетки подействовали. Если бы ты их не приняла – у тебя был бы бейбик. А так – всё круто.
— А я же… смогу потом… — от услышанного я, вдруг, оказалась совершенно растеряна.
— Да конечно, Саш. У меня у матери четыре аборта до меня было. Слушай, зай, ты не загоняйся главное. Если хочешь обсудить – помни, что я…
Я затушила сигарету о гранит науки и сделала шаг в сторону, когда она осторожно схватила моё запястье.
Я тут же рефлекторно вырвала руку.
— Я тоже хотела кое-что спросить, — в ту же секунду сказала Кося, ища взглядом мои глаза.
— Понимаю, да, — мне стало совсем неловко, теперь мне даже казалось, будто лучше не пересекаться с ней до конца дня или вовсе сбежать с уроков. — Мне пока не хочется, если честно.
Она попыталась подойти, но я отступила.
— Давай в другой раз поговорим, ладно?
Эти нервные нити тока, проходившие сквозь моё туловище, на несколько мгновений активизировались и вновь провели пару разрядов – я вспомнила несколько мгновений из нашей последней «ночёвки».
А затем вспомнила «ужасный секс» (я решила не называть его этим словом на букву «и»). В животе всё сжалось, а затем вернулась эта боль чуть ниже, тупая и одновременно острая, сбивающая с мыслей — парализующая боль насилуемой женщины.
Я поняла, что мне нужно, простите, съебать из этого места, в котором, вдруг, стало даже как-то трудно дышать.
Заливаясь краской я прижимала руками подолы юбки, которые взлетали вверх под порывами ветра.
Мне нужен был Серёжа. И нормальный человеческий секс.
Простите-простите, я не гомофоб, но эти склизкие минуты казались приятными мне лишь тогда. Теперь в памяти отпечаталось лишь приторное чувство на языке где-то в области гортани – это был давно выблеванный фруктовый алкоголь, которым мы напились тем вечером.
Да не хотела я, в конце концов просто не хотела трахать свою подругу. Мало ли чего она от меня хочет, но с ней трахаться я больше не собиралась!
Еще почитать:
Карточный Долг — Карточный Долг. Глава 8
145/6 — Глава 4
Вдребезги
Молоток.
«
»
