Глава 11
Бывают моменты в моей странной жизни, когда я просыпаюсь, но продолжаю лежать с закрытыми глазами, зависнув в неопределённом пространстве.
Эта утренняя темнота, в которую отчаянно пробивается солнечный свет, остаётся последней преградой от ненавистного мира в дни, подобно этому.
Открыть глаза и признать, что я существую. Существовала вчера, в том сортире с озабоченным ублюдком. Существовала после полуночи, уже сегодня, в постели со своей лучшей подругой.
Мне было тошно, но я понимала, что глаза мне открыть всё же придётся. Это ненужные игры. Будь взрослой девочкой и прими, что вчера тебя ИЗНАСИЛОВАЛИ. И ты ЛЕСБИЯНКА.
Нет, всё это требовало определённого самоанализа; не стоило вешать на себя столь грубые ярлыки. Не изнасилование, а секс, которого я не очень хотела. Не лесбийский секс, а игры со своей подружкой.
Я поднимаю голову от чёрной шёлковой подушки и вижу, что Кося ещё спит, отвернувшись к стене.
Изнасилованная шлюха идёт домой после секса со своей лучшей подругой. ВНИМАНИЕ! Изнасилованная шлюха одевает свои блядские вещички, а потом вспоминает, что ни в коем случае не должна появляться в таком виде дома.
Шлюха переодевается в свои святые шмотки и на цыпочках крадётся к выходу. Следовало бы умыться, но шлюха не хочет шуметь, и она оставляет после себя лишь звонкий щелчок захлопывающейся двери.
ШЛЮХА ИДЁТ, ВЧЕРА ЕЁ ИЗНАСИЛОВАЛИ В КЛУБЕ, А ЕЙ ВСЕГО ШЕСТНАДЦАТЬ! НУ И ДЕТИШКИ НЫНЧЕ ПОШЛИ, ШЛЮХИ ДА НАРКОМАНЫ, А ПОРОЙ: И ТО И ДРУГОЕ.
Рупор в голове не заглушало даже музло в наушниках. Мальчики пели про шлюх и то, как трахают из в клубных сортирах.
Лишь на фоне неутихающего рокота метрополитена шлюхорупор сделался чуть менее назойливым.
Я вспоминала вчерашний секс. Оба секса.
Если без прикрас: столь мерзким был тот секс (Иисус в голове сказал: «изнасилование — не секс»), что на его фоне близость с Косей казалась беседой с небесным существом.
Я не могла отрицать, что этот оргазм должен был быть помещён на первое место в моём коротеньком списке.
Моя подруга сделала это для меня. Кося успокоила меня, согрела, накрыла своим шершавым языком.
Лишь спустя долгое время, когда я уже была дома и прошла стандартные материнские расспросы насчёт Любы и вчерашнего тихого вечера у неё в гостях; когда я приняла душ, поплакала и плюхнулась в кровать – лишь тогда вспомнила я о своём Тоше.
После изнасилования я запихнула его в самый дальний угол памяти.
Что сказал бы он, если бы узнал?
А может и вовсе рассказать ему?
Назовёт меня шлюхой и выставит за дверь – вот, что будет. Нет, знать ему было необязательно. Тем более Кося сказала, что не стоит так загоняться.
Определённо: в жизни у меня было достаточно половых партнёров, чтобы я могла не удивляться очередному.
Это нихуя не автобиография, а потому – не стану посвящать вас в своё сексуальное прошлое, однако глупым было бы не отметить то, что девственная плева оставалась меж моих ног лишь до тринадцати.
Но шлюхой я себя не считала, это была любовь. Любовь от первой и до последней капли водки в тот чудный летний вечер. Миша из одиннадцатого.
Боже, каким он был красивым. Блондин, хоть и крашенный, но тогда мне было всё равно, и я тащилась по его белобрысым волосам.
А теперь он в Москве, сукин сын, встречается с какой-то шмарой-инстаблогершей. Аж обидно: моя сексуальная жизнь начиналась так хорошо, что я и представить себе не могла такой крипоты на своём жизненном пути. Изнасиловали, как прибалтийскую блядину в загаженном ТАК ХВАТИТ!
Короче, изнасилование, конечно, не входило в список вещей, которые я планировала пережить, однако суицидальные мысли продлились недолго. Наконец, я сама, совершенно по-взрослому, этап за этапом, проводила самоанализ в автобусе, возвращаясь домой.
Кося написала сообщение ВК, в котором указало ДЖЕЗ – название противозачаточных таблеток.
Я поморщилась, вспоминая эту слизь, вытекающую из своей промежности. Можно было и не кончать в меня, ублюдок. Похоже, меня изнасиловал какой-то охуевший сын прокурора.
Ладно. В конце концов, можно считать это наказанием за все мои грехи. Вот тебе, лживая похотливая душонка. Сам Господь послал этого урода в тот клуб, чтобы проучить тебя.
Я опустила глаза на крестик, подумав, что последняя мысль исходила от него.
Одно я определила для себя точно – больше я с мальчиками играть не собираюсь. Я уже говорила, что умела вертеть пацанами и не пиздела.
Просто в последнее время перестала применять свои навыки на практике. Влюбилась в этого дурачка Тошу и стала послушной кисой.
Но после того, как я кончила с Косей в постели, у меня не оставалось ни одного сомнения в том, что я, блин, имею право испытывать такое каждый раз, когда снимаю трусы.
Глава 12
Тоша был поэтом. Но поэты в наше время нахуй никому не упёрлись, и чтобы на них обращали внимание, им всем приходилось читать свои стихи под бит.
Поэтому Тоша был рэпером. Но стихи он всё же любил больше. И читал их только мне.
Вот бывает накурится он и начинает:
— Я забыл тебя, мерзкая сука!
Как забыл твои ноги и грудь!
Придушил бы тебя, ты, гадюка,
Да боюсь к тем же грудям прильнуть…
Будь ты проклята, гнустная сука,
Я тебя не прощу никогда.
Пусть мне будет… Пусть мне болв… Сука! Пусть мне болвану… будет наука…
Я свою… достаю честь… со дна.
Стихи у него были порой неплохие. А вот треки – гавно собачье. То ли звукарь – дебил, то ли – битмейкер, то ли не Тошино это было дело. Ему бы о прекрасном писать. А он уподоблялся всем этим низкопробным дебилам, которые писали про сук.
Но я всегда хвалила моего мальчика. Ведь от правды никому не становится легче – я знаю это, а если вы не знаете, то ещё узнаете.
— Вот на этот бит зачитать хочу, — Тоша врубает очередное гавно начинающего битмейкера из таргетированной рекламы Вконтакте и, выждав вступление, начинает: —
Твоя сука здесь – Твоя сука там –
Повсюду ебучий звук, это вольФРА-А-АМ!
Твоя сука тусит – Твоя сука блеф –
Твоя сука, извиваясь на хуе под мефом, У!
Ой, он постоянно пел про каких-то сук, но я его совсем не ревновала. Понимала, это же искусство. Но стихи были пиздец убогими, вольфрам какой-то, чё это, вообще, такое…
Иногда, конечно, хотелось, ей богу, так ему и сказать: «Тоша, ну что ты жопу мучаешь? Ну никому твои треки не нравятся, пять лайков Вконтакте собирают, обложка – гавно, даже я бы тебе лучше нарисовала, но ты решил, что сам лучше разбираешься». Но знаете, что это поменяло бы? Да нихуя. Только Тоша бы расстроился. Потерял бы смысл жизни. Загнался бы. Ну кому это было нужно? Мне – точно нет.
— Ты чего такая? — спрашивает Тоша, когда кончает свою сукоэпопею, — Как будто, задумалась.
— Дома проблемы, — машинально отвечаю я. — Сделаешь мне побольше?
— Хочешь рассказать?
Тоша накладывает в колпак с горкой.
Трахнули меня, Тоша, вчера, как последнюю шалаву, а потом и лучшая подруга, воспользовавшись моим бессилием, вылизала меня с головы до ног.
— Это долго.
— Ты планировала рассказать мне о том, зачем постоянно переодеваешься, — он останавливается и смотрит на меня. — Говорила, что не хочешь делать это накуренной.
Я тяжело вздыхаю и закатываю глаза. Блин.
— Понимаю, что это звучит по-девчачьи, но сейчас я тоже не могу об этом рассказать. Нет настроения.
— Ну пиздец.
— Прости. Прости.
Дым показался мне каким-то ледяным. Запах анаши неприятно висел в носу следующие несколько минут после выдоха.
Я боялась, что под трипом вчерашнее может вылезти наружу, но напротив: я сумела взглянуть на вчерашний вечер с более выгодных позиций.
Тоша коснулся моей щеки и поцеловал в шею. Глянул мне в глаза.
— Ты можешь рассказать, если что-то случилось. Я всегда рядом.
— Ничего не случилось, — глядя ему в глаза, ответила я.
Затем Тоша, будто получив негласное разрешение, принялся целовать меня ниже. Пуговицы вылетали из прорезей, а руки его с колен двинулись выше.
Мои глаза вновь принялись укатываться вовнутрь черепа, и нейроны пронесли друг от друга воспоминание о том, как лучшая подруга довела меня до оргазма.
Воспоминание уцепилось за другое, затем за третье и вот я уже ощутила мерзкую сухость между ног и электрический гул лампы в туалетной кабинке клуба.
И в тот момент, когда стала я проваливаться в тот сортир, а приглушённая музыка с танцпола серым дымком поднялась из недр мозга к ушам… В этот момент у Тоши зазвонил телефон.
Выругавшись, он взял трубку. Я заметила, как бугром сложились его спортивные штаны в понятном месте.
И почему-то, будто самой себе назло, стала пытаться вспомнить по ощущениями, каков размер был у моего насильника (см. ранее «мой спаситель»).
Зажмурилась, прогоняя мерзость из памяти.
— Да, бро, — Тоша встал с кровати и пошёл к двери. — Ты уже? — открыв дверь, он обратился ко мне. — Я сейчас.
И оставил меня одну в комнате.
Я, наконец, поняла, что от такого мне ещё долго не избавиться. Мне казалось, что одной из адекватных попыток забыть об изнасиловании стала бы какая-то реформа наших с Тошей отношений.
Что-то требовалось изменить. Тоша должен был удовлетворять меня орально; в конце концов, я делаю это для него постоянно.
Однозначно я должна была получать оргазм от него, а не от своей лучшей подруги.
Тоша вернулся через пару минут. Не один.
— Привет, — гость широко улыбнулся мне, глядя прямо в глаза (это меня немного смущало). — Серёжа.
Он протянул мне руку. Я протянула в ответ и ощутила свою кисть в его тёплых объятьях.
Тоша засуетился у тумбы с вещами; достал оттуда пакет с зелёным (понятным) содержимым.
Затем на китайский столик упал и этот пакет, и ювелирные весы, на которых мой мальчик принялся взвешивать товар.
Странные взгляды ловила я на себе и принадлежали они загадочному гостю. Серёжа. Запомнила его имя. Он был чуть выше Тоши, но я старалась не сравнивать. Он был чуть больше Тоши, но не то, чтобы чуть.
Серёжа достал из заднего кармана джинсов пакет с белым (не особо понятным) содержимым.
— Бро, — окликнул он Тошу.
— Мужик, опять?
— Прости, что не предупредил.
— Мне нужен кэш, выкупаешь?
Серёжа улыбнулся, дружелюбно наклонил голову набок и сказал:
— Последний раз. Все деньги вложены в товар, а покурить – охота.
Обмен наркотой прямо перед моим носом – непременно помолюсь об этих двух сегодня вечером, сразу после полуночной мастурбации.
Все эти пугающие декорации морального разложения вырастали вокруг меня без моего участия.
Облака сожжённой марихуаны. Рассыпанный порошок непонятного происхождения, который мне предлагают опробовать мальчики. И музыка, настоятельно рекомендующая откликнуться на это предложение.
Ух, сука!!! Какая же ты дура!
Мне нужно успеть до девяти и нужно быть при мобиле. Я запрокидываю голову кверху, шмыгая своим пылесосом.
Привкус горечи в дальней части языка. Сердце, зажжённое дьявольским огнём, полыхало теперь в груди. Пульсирующая кровь тянула меня вверх, тянула походить по комнате Тоши.
— Малышка, ты ещё в школе учишься?
Обращались явно ко мне, но я не горела желанием откликаться на подобное к себе обращение. Малышка.
Я смотрю на Тошу, который, видимо, не разглядел в подобном ничего предосудительного.
Какой-то хуй пришёл к нему домой и называет его тёлку «малышкой», а он таращится, шмыгая носом, как ни в чём ни бывало. Это не добавляет ему очков.
— Десятый, — безучастно отвечаю я.
Странный взгляд этого визитёра прожигает шмот на моём теле. В бреду наркотического трипа мне начинает казаться, будто неведомая сила даже приподнимает подолы моей юбки, чтобы Серёжа мог получше рассмотреть мои ноги. Они, определённо интересуют его и совершенно не интересует его то, что в комнате помимо нас двоих присутствует, блять, мой бойфренд и владелец этой хаты. Тоша снова, как будто, не замечает.
— На кого поступать собираешься? — продолжает доёбывать Серёжа.
— В семинарию.
— Это чё?
Да тебя ебёт?
— Это в Храме.
Это раздражает меня, раздражает!
Ух, сука, сердце стучит.
Этот хуй пришёл в квартиру моего парня и трахает меня глазами. Я уже собираюсь позвать Тошу выйти, чтобы сообщить о своих наблюдениях, но тот резко выскакивает из комнаты; на пару минут, на пару минут, — тараторит он.
Я испытываю панику, не хочется мне оставаться с сомнительным гостем один на один. Мне хватило одного изнасилования на этой неделе.
— Давай быстрее, не пропадай там, — тихо бросаю я вслед Тоше.
Дверь за ним закрывается, а я продолжаю бродить по комнате, стараясь не обращать на Серёжу внимания.
— Попом работать будешь?
— Попой.
— У тебя уже неплохо получается, — и он показательно наклоняется вбок, чтобы рассмотреть меня с другой стороны.
— Пиздец, — тихо выдыхаю я и собираюсь выйти вслед за Тошей, но затем пластиковая карта стучит по стеклянному столику у кровати и я поворачиваю голову на этот звук.
— Будешь ещё?
Мне нужно успеть прийти в себя до девяти. А лучше – до восьми. Или до семи. Лучшее, что я могу сейчас сделать – это переодеться и съебнуть домой ПРЯМО СЕЙЧАС!
Жирная белая рассыпчатая полоса воняет аптекой и заостряет зрение.
После второй дороги я сажусь на кровать рядом с ним, в позе совершенно бескультурной — поджав одну ногу под задницу — тем самым едва не сверкая трусиками.
— Зачем такой девочке работать в храме?
— Да забудь.
Серёжа пускает уже третью дорогу и стучит картой по столу.
— Ну это в храме нельзя, ты же знаешь, — сдавленным голосом произносит он.
Я пожимаю плечами.
— Мне не особо интересно. Это всё вы, дураки: такой хуйнёй страдаете и меня на неё сажаете. А мне это неинтересно, — я пренебрежительно взмахиваю рукой вокруг рассыпанного порошка, — мне это всё вообще неинтересно, вообще.
— Серьёзно в храме работать будешь?
— Да нет, я художником буду, — шмыгаю носом. — Во ВГИК поступлю. И буду мультики рисовать.
— Ну, тогда нормально, — Серёжа вяло смеётся, не сводя с меня глаза. — Это как раз для мультиков.
Серёжа смотрит на меня взглядом абсолютно беззастенчивым, отчего моя первичная раздражительность сменяется каким-то уважением – не каждый мальчик способен так методично удерживать на мне свой взгляд, да ещё и при живом парне. Вон эти святоши из храма мне слово сказать бояться, а этот – десять минут в комнате, а уже разболтал меня и обсмотрел с головы до ног.
А Тоша там в сортире, поди…
— Ну, я ж тебя не заставлял. Скучно у вас тут просто. Я его так растолкать пытаюсь, — Серёжа указывает на дверь, видимо, имея в виду Тошу. — Движа никакого нет. Он тебя, хоть, водит куда-нибудь?
Вот, ведь, доебался.
— Водит, ещё как. А ты чё интересуешься так?
— Просто болтаю, — Серёжа закуривает сигарету, не ища перед этим пепельницы. — Курить не хочешь?
— Не, не хочу.
— Точно?
Мне что-то, вдруг, резко поплохело, и я обхватываю затылок руками.
— Я ничего не хочу. Чё за вопросы, вообще.
— Просто пытаюсь быть дружелюбным, чика.
ALERTTRIGGER; я резко одёргиваю колено подогнутой ноги, на которое Серёжа совершенно по-хамски секунду назад положил свою горячую ладонь. Какого Дьявола только что случилось? Он лапает меня. Где Тоша?!! Э, начальник! Этот пидорас меня лапает!
Я вскакиваю с кровати и вновь начинаю ходить по комнате. Мне стоило бы покинуть комнату и попросить своего парня о защите от этого сексуального маньяка.
Однако я продолжаю ходить взад-вперёд по комнате, ощущая на себе его нездоровый прищур.
Урод. Так и скажи ему! УРОД! ТЫ ЧТО СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ?!
УБЛЮДОК, МАТЬ ТВОЮ, А НУ ИДИ СЮДА, ТЫ, ГАВНО СОБАЧЬЕ, А НУ РЕШИЛ МЕНЯ ЛАПАТЬ…
Ой, а забавно Саша-Серафима, если тебя снова изнасилуют, а? Второй раз за три дня, да ещё и в понедельник. Вот это номер, девачки, я не могу!
Смотреть онлайн, тупая проститутка нарывается на хуи и долго загоняется после этого.
Кто он, вообще такой и какое право имеет меня трогать? Надо рассказать Тоше, пусть вправит ему мозги. Хотя, конечно, у меня нет никаких иллюзий на тему физической и моральной подготовки моего никудышного бойфренда.
— Инста есть?
Я поворачиваюсь на голос Серёжи и вижу, что он смотрит в свой смартфон.
— Пустая, — мне определённо было непонятно находиться с ним в одной комнате, почему я по-прежнему отвечаю на его дебильные вопросы и до сих пор не закатила истерику; этот сукин сын просто пугал меня!
— Да похуй, посмотрю.
— Там реально пара фоток.
— Ну, — он вновь пристально смотрит на меня.
— Babeblue.
— Как?
Я подхожу и, выхватив мобильник у него из рук, начинаю вводить свой ник в поиск сама. Затем отдаю ему мобильник и тут в комнату возвращается мой ненаглядный. И чего он там так долго делал?
— Ну что, бро, спасибо за траву, — Серёжа встаёт и протягивает Тоше руку. — На связи.
— Бро, уже уходишь? — говорит Тоша, приобнимая его после рукопожатия.
«Брё, узе уходись» — скажи спасибо, что он меня тут не трахнул на твоей ссаной кровати, пока ты ловил трипаки на унитазе. Неужели Тоша и в самом деле оказался настолько туп, что не спалил лиса в своём огороде?
— Да, мужик, надо бежать. Спасибо за подгон. Закрой за мной.
— Чё по битам, есть что-нибудь новое?
А, так вот, под чьё дерьмо он читает свои плохие стихи.
— Конечно есть. Любой каприз за твои деньги.
Глава 13
Так. Не смей забывать, что ты хотела сегодня попросить у Тоши. Он не откажется, потому что ты очень убедительно попросишь его.
Сделаешь отличный минет, а потом попросишь. Да, детка, он не сможет отказать тебе после хорошего отсоса.
Неопределённого рода порошок пробуждал сексуальное желание, а потому – я не собиралась терять времени.
— Подожди, зай, да подожди, — бормотал он там что-то, когда его хуй уже плотно прилип к моему языку.
Вот вечно он так. Нужны какие-то обстоятельства, должны промелькнуть едва уловимые искры, над определением которых мне совсем не хотелось заморачиваться.
Вообще, сказать по правде, я могла припомнить в своей непродолжительной жизни моменты по-настоящему хорошей порки. И ни один из таких моментов не был связан с Тошей.
Сейчас я высасывала из его полувялого дружка остатки жизненных соков, а он слегка постанывал теперь, положив обе руки мне на голову и слегка помогая время от времени.
— Ты будешь меня трахать? — спрашиваю я, когда мне надоедают эти попытки воскресить мёртвового (если вы понимаете, о чём я, девочки…)
Тоша глядит на меня сверху-вниз какими-то виноватыми глазами, и я понимаю, что между нами в очередной раз не промелькнула та самая эфемерная искра. Ёбаная искра, из-за которой мы пялились лишь тогда, когда этого хотел Тоша.
— Ну, я плохо работаю? — я продолжаю сосать его болт (ик), а спустя некоторое количество движений головой он слегка отталкивает меня от себя.
— Прости, это мефедрон. Мне просто нужно прийти в себя.
Я замечаю, что за последние полчаса чувство раздражения стало основным в моей эмоциональной палитре (ПМС? – мефедрон!). Меня раздражал сначала наш таинственный визитёр, затем – сам Тоша.
Теперь мне, вдруг, стали совершенно невыносимы эти его загоны, эта вялость его члена и СРАНЫЙ ПОРОШОК НА СТОЛЕ!
И в момент, когда я собираюсь уже взорваться, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
Тоша – твой мальчик. Твой любимый мальчик и тебе должно быть с ним хорошо. Это всё мефедрон. Это всё тот дебил, который приходил к нему. Как его там, Валера или Серёжа?
— Ничего страшного, любимый, — я расплываюсь в притворной улыбке. — Я всё понимаю.
Тоша натягивает спортивки обратно на бёдра и вновь склоняется над столом.
— Я могу тебя кое-о-чём попросить? — спрашиваю я и внутри всё замирает. Вот он, момент истины. Столько раз ты проговаривала этот диалог в голове, а теперь он бесповоротно начался в реальности.
— Конечно, малышка, — с этими словами Тоша принимается высыпать ещё мефедрона из зиплока.
— Нет, блин, не это, — я снова начинаю закипать.
— Травы?
— Нет, просто послушай.
— Сейчас, — Тоша со свистом втягивает в себя очередную дорогу и выпрямляется, потирая нос.
Я любезно жду, когда он придёт в себя (насколько это для теперь было возможным) и речитативом проговариваю:
— Хочу, чтобы ты сделал мне приятно.
— В смысле? — полагаю, Тоша мало что соображал сейчас.
— Приятно, — я медленно раздвигаю ноги, не сводя с него глаз. — Также, как я делала тебе много-много раз.
— Ты про…
— Да, я хочу этого, любимый. Прошу, ну, — хватаю его за руку и затягиваю на кровать, но он не торопится заползать на меня, а лишь стоит, упираясь коленями в кровать.
— Не, детка, — шмыгая носом отвечает он.
Так, блять!
— Что нет?
— Ну нет, — шмыгает ещё так громко и мерзко! Сука. — То, что ты имеешь в виду. Нет.
— Нет?
— Нет. Неа.
— Почему?
— Я… — этот разговор определённо ему не нравится, и он старается не смотреть на меня. — Не люблю это делать. Вот и всё.
— Так ты уже этот делал.
— Нет, никогда не делал и не хочу.
ЧТО ЗА ДЕТСКИЙ, БЛИН, РАЗГОВОР? Это мне шестнадцать, а не ему! Это я тёлка, а не он!
— Объясни, — я встаю с кровати, подхожу к столу и принимаюсь за мефедрон. — Объясни, ну, почему?
— Эта херня не для меня, понимаешь? Я этого делать не хочу – вот и всё. Я…
— Ты что? — мне нужно было быть дома к девяти и у меня оставалось менее полутора часов. — Ну? Расскажи, что такого из того, что я делаю с тобой, ты со мной сделать не можешь? Ну?
Через полминуты после вдоха перед глазами вновь плывёт, а по телу разливается пугающее тепло. Меня мажет.
— Ты несёшь какую-то бабскую хуйню, — говорю я, разгорячённо жестикулируя. — Вот, что я тебе скажу,
— Не базарь так со мной, я не буду делать этого и всё.
Ну всё, разговор явно ушёл не в то русло.
— Чего ЭТОГО? Чего же ты не будешь делать, любимый?
— То, о чём ты попросила.
— Ага, окей, ага! Ты хотя бы можешь назвать это?
— Отлизывать. Я не буду тебе лизать.
Блин.
— Почему?
Я гляжу на него, пытаясь прожечь глазами дыру в его тупой башке. Тепло перерастает в жар. И основной источник этого несвященного огня располагался в том самом месте, о котором мы сейчас говорили.
— Не еби голову, малышка, — Тоша поджигает сигарету.
СУКИН СЫН, БЛЯТЬ!
— Нет, это ты мне голову не еби, понял? — указательным пальцем я рассекаю воздух, стоя перед ним в метре от кровати. — Я сосала твой хуй каждый божий раз, когда ты просил меня об этом. С заглотом, давилась им, сдерживала рвоту во время каждого отсоса, — в тональности моей появилась нервная усмешка. — И я не сопротивлялась, когда ты ебал меня в рот. И ты, кстати, совсем не думал о том, что чувствую я в этот момент. ТЫ ЕБАЛ МЕНЯ В РОТ, а мне не можешь даже сделать приятно? Медленно, осторожно, как умеешь.
— Ну вот что — я никогда этого не делал и не собираюсь!
УБЛЮДОК ОСТАВАЛСЯ НЕПРЕКЛОНЕН.
— Ты кончаешь, а я нет.
Тоша лишь пожимает плечами, окончательно теперь потеряв со мной зрительный контакт. С выпученными шарами он глубоко затягивается сигаретой и глядит перед собой в стену.
— Ты кончаешь, а я нет!
— И?
— Хуй… — мне хочется выругаться, но внутри меня всё так бурлит, что я не могу сформулировать достаточно хлёсткое ругательное словосочетание, — ты. — Моё сердце бух-бух и я принимаюсь вновь нарезать круги по комнате, изредка глядя на Тошу, который теперь залипает в телефоне и… — Ты чё там улыбаешься?
— Иди, видос покажу.
ЧЁ?! ЭТО ЧЁ ЗА ОТНОШЕНИЕ КО МНЕ, А? ТАК. Я и так знаю, что делать, но спрошу у тебя, император японии. Ну. Дай-ка мне совет.
Молчит. Этот японский пидор всегда молчит в самые нужные моменты. Зато, когда мне нужна тишина, блин, он принимается трындеть без остановки про этих своих самураев! Самурай – то, самурай – это… Бесит!
— В жопу себе этот видос засунь! У нас тут, мазафака, охуенно серьёзный разговор, а ты угараешь над мемами?! Какого, вообще… фига?! Так, — я часто дышу, а руки мои взлетают ввысь и бессильно падают как-то сами собой; я ощущаю ком в горле и глаза мои щиплет от наворачивающихся слёз – я так зла и обижена на него, так зла и обижена! — Я просто попрошу ещё раз, потому что очень люблю тебя. Сделай мне приятно. Пожалуйста, блин, ну пожалуйста!
На это Тоша ничего не говорит. Этот уебан лишь встаёт и выходит. ВЫХОДИТ ИЗ КОМНАТЫ.
Комната вытягивается в коридор. Я на некоторое время перестаю дышать, слушая своё беспокойное сердце, в такт с которым пульсирует теперь всё моё тело.
Через минуту тупняка и осознания произошедшего я хватаю рюкзак и в слезах выбегаю из его квартиры, громко хлопнув дверью.
Глава 14
— Урод ёбаный, выебок, сука, выблядок ёбаный, урод, сука, ёбаный, сука, урод, блять, УРОД, БЛЯТЬ, УРОД!!! Ну, сука ебаная, ах ты пидорас, блять, пидорас, блять, ёбаный, сука, ПИДОРАС, ПИДОРАС, ПИДОРАС, ПИДОРАС!!!!!!!!
Двери лифта открываются, когда я в беспамятстве избиваю металлическую стену лифтовой кабины. Охуелыми глазами на меня уставилась бабулька с внуком.
Слёзы теперь не остановить, и я с тихими всхлипываниями выбегаю из лифта, едва не снеся бабулю с ног (надеюсь, она не в наш храм ходит).
Я иду, плачу и совсем не собираюсь контролировать громкость.
— Сука ебаная, будь ты проклят, сука, ты и твой мерзкий маленький хуй. Чтоб у тебя никогда не стоял, Господи, если ты слышишь меня – сделай так, чтобы у этого эгоистичного уебана больше никогда не стоял его мерзкий отросток, его малюсенький болтик, чтобы он никогда больше никого не смог трахнуть, чтобы он, сука, никогда больше в этой ЕБАНОЙ ЖИЗНИ НЕ КОНЧИЛ!!!
Затем я, наконец, выдыхаюсь и более-менее прихожу в себя. Понимаю, что в припадке гнева заплутала в спальном районе Васильевского острова.
Присаживаюсь на первую же лавочку и плачу уже тихо, прикрыв лицо руками и крепко зажмурив глаза.
Чёрт, переодеться забыла. В таком виде лучше перед мамой не появляться. Время – 18:20. Блин. Не хочу домой, не хочу!
Иисус Христос говорит, что Тошу нужно простить. Вернуться к нему и попробовать завести этот разговор в другой раз, когда мы оба будем трезвыми.
В конце концов, Тоша любит меня. Накуривает хорошей марихуаной и нежно трахает. Может, не так сильно и долго, как мне хотелось бы, но…
Но затем последний император Японии образно отвешивает мне по щекам и напоминает о своей женской гордости.
КАКОГО СЮРИКЕНА ТЫ ТУТ РАСПЛАКАЛАСЬ, ДЕВЧОНКА?
Император, я…
СМОТРИ СВОЮ ИНСТУ!
Что?
ИНСТА, ЗАЙДИ В НЕЁ, МАЛЕНЬКАЯ ОБДОЛБЛЕННАЯ ДУРА! (он это на японском, кстати, всё пиздит, а я его понимаю, каждое слово)
Я послушно захожу в инсту и вижу уведомление о новом подписчике.
ДЕВЧОНКА! ЧТО СДЕЛАЛА БЫ КОСЯ?
Не хочу о ней…
НЕ ХОЧЕШЬ ВСПОМИНАТЬ О ТОЙ КОСЕ, КОТОРАЯ НАУЧИЛА ТЕБЯ БЫТЬ ТОЙ, КТО ТЫ ЕСТЬ? НЕ ЛЮБИШЬ КОСЮ?
Да люблю, блин…
Что сделала бы Кося?
Что?
ЛС ОТ МЕНЯ: ПРИВЕТ, 89628616131, ПОЗВОНИ МНЕ!
Звонок не заставил себя долго ждать.
Я наспех вытираю слёзы, а потом вспоминаю, что он не увидит меня; мысленно собираюсь и потягиваю зелёный значок вызова на сенсорном экране.
— Да, привет, нужно поговорить.
— Привет, чика, слушаю.
— Не называй меня так. Не называй, ладно?
— Чего надо, чика?
— Ах т… Короче, хочешь трахнуть меня?
Тишина в трубке.
— Что, прости?
— Трахнуть меня хочешь?
— Я-аааа….
— Хуй забей на Тошу, у меня с ним всё. Ты лучше на вопрос ответь.
— Да, давай.
После Тоши мне было непривычно общаться с поцом, который был готов трахаться при первом предложении.
— При условии.
— Ну.
— Ты сделаешь мне приятно, сечёшь?
Иисус, живущий в моей голове убеждает меня в том, что этому парню нельзя доверять и напоминает про недавно пережитое изнасилование. Но я слишком распалена и слишком дура для здравых умозаключений, тем более после пары дорожек эйфоретика.
— Приятно?
— Ну ты понял, да?
— Не совсем.
— Не тупи, приятно.
— Языком?
— Да, сделаешь мне приятно языком, — я замечаю, что слишком тараторю. — Сделаешь мне приятно языком и можешь трахать меня, как хочешь, кроме жопы, жопу трахать не дам, понял меня?
— Подъедешь?
— Согласен?
— Да, без проблем.
— Без подвохов, понял? Сделаешь мне куни и трахнешь, без подвохов, понял-нет?
— Да, остынь ты. Тебя порох так долбает?
— В см… Да, порох этот, гавно это, которое ты принёс, оно.
— Скинь адрес, на котором ты сейчас. Вызову тебе такси.
Ты смотри, какой хороший мальчик. Такси мне вызвать собрался. А ты, Иисус, меня ещё отговаривать пытался.
Блин, будет хуёво, если он просто оттрахает меня и выпроводит. Я окажусь просто тупорылой овцой и окончательно перестану себя уважать.
19:10. Начинает темнеть. Пиздец. И куда ты, малышка, собралась на ночь глядя? Маленькая девочка в короткой юбке с маленьким рюкзачком за спиной.
Стоит посреди обоссанного двора многоэтажки и ждёт такси, чтобы поехать к другу своего парня и быть хорошенько оттраханной.
А завтра в школу.
СТОП.
БЛЯТЬ.
Набираю номер Любы.
Сука-сука, ну отвечай, блин. И как это я могла так объебаться.
Иисус по-прежнему уговаривает меня оставить эту затею, когда Люба берёт трубку. Подружка, наверное, ожидала, что я звоню поинтересоваться её делами, а мне опять что-то от неё нужно.
— Зай, привет, зай, помоги мне, пожалуйста, зай.
— Привет, Фим, ты чего?
— Зай, помоги мне, ну, поможешь?
— Да в чём дело-то?
— Прикрой меня перед мамой, мы с Серёжей задержались немного, я до девяти не успею. Давай до десяти если что. Или до одиннадцати, давай? А потом скажу, что ты, типа, мне такси вызвала, ок?
— С каким Серёжей?
Ай, фак!
— С Тошей, в смысле. Прости, оговорилась. С Тошей, с Тошей моим.
Люба звучит испуганно, а я — видимо, пугающе.
— Фима, ты очень быстро говоришь. У тебя всё…
— Да, да, нормально всё, милая, просто помоги мне, пожалуйста. Если мама позвонит – скажи, что ты со мной, а я в туалете, но она, — на секунду закрываю свой губастый автомат, чтобы сглотнуть густой слюнной ком. — Она скорее всего не позвонит, потому что на работе допоздна, а если позвонит – скажи ей, что я в туалете, хорошо, зай, хорошо?
Блять, ёбаный порох, что ж меня ебурит так, а?
Серёжа скидывает номер такси, и я жду своего Ебложора или Мехроёжа из солнечной республики, в которой девушки не носят таких коротких юбок, как у меня.
Динь-дон, мазафака! Ё-маё, мама звонит… Ё, ё, ё, мама… (дебильная песня из моего дебильного детства; пытаюсь вытряхнуть её из головы).
Так, надо собраться. Блин, я сейчас просто откушу себе кусок губы и успокоюсь. Но будет больно потом жить без губы. Больнее, чем тот момент, когда Тоша сказал, что никогда не сделает мне приятно языком.
Пидорас, ну ничего, пидорас, я тебе отомщу, я тебе так отомщу, ты бы мне в жизни никогда так отомстить не смог.
— Привет, дочка.
Блин, блять, блин!
— Да, мам, привет.
— Ты там где?
— Мам, прости, я обещала, что до девяти сегодня буду, но не могу раньше вернуться, прости, мам…
ТЫ ЧЕГО ТАК ТАРАТОРИШЬ, ОВЦА?!!!
ДЕВЧОНКА, ЛУЧШЕ ЖИВО ВОЗЬМИ СЕБЯ В РУКИ, ПОКА ОКОНЧАТЕЛЬНО НЕ ПОСЫПАЛАСЬ
— Серафима, всё нормально?
Сжимаю свободный от мобилы кулак и стучу им себя по макушке, пытаясь привести себя в чувство.
— Мам… Мы тут ещё не закончили. Я тебе позвонила сказать, что чуть позже приеду, но это в последний раз, честно (а вот этого говорить совсем не стоило). Мы просто заканчиваем тут и у нас что-то не очень получается (да куда ты так тараторишь-то, блин?!), у нас тут… не очень… получается, мам. Но нам совсем чуть-чуть осталось, я тебе честно говорю, мам…
— Так. А ну-ка дай Любе трубку.
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
ТАК СТОП! Соберись, дура. Заварила ты, конечно, кашу, но ещё не всё потеряно. Император Японии, помоги мне, блин!
Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ ТЕБЯ, ДЕВЧОНКА, ЧТОБЫ ТЫ НЕ ЭКСПЕРИМЕНТИРОВАЛА С ВЕЩЕСТВАМИ, ОТ НИХ ПРИТУПЛЯЕТСЯ РАЗУМ И У МЕНЯ ИССЯКАЮТ ИДЕИ.
— Она в туалете, мам. Блин. Я перезвоню.
Бросаю трубку. Моё маленькое сердечко едва выдерживает такое напряжение. Капельки пота щекочут мой лоб. Должен быть выход, должен быть. Ведь не может всё так глупо закончиться!
Ах, и сдался тебе сегодня этот порошок – он же и в самом деле лишил тебя остатков разума. И куда ты собралась ехать сейчас?
Езжай домой, дура, подрочи с Библией под мышкой. А Тоше отомстить ещё успеешь. Благо, жопка у тебя маленькая и молодая, хуёк найти – не проблема.
Езжай домой… Езжай домой, милая. Даже император Японии тебе говорит: езжай, езжай, девчонка, идей никаких нет. Ну неужели ты и его не послушаешь?
Еще почитать:
Всякому страху свое время
!!!?!!!!!!?!!!
Врата прекрасного небесного царства: два мира — Глава 4
Жизнь по ту сторону Атлантики — Город, который на самом деле избавился от полиции.
«
»
