Мой дед не любил говорить о войне,
И китель его с орденами
Без маршей свой век доживал в тишине,
С почётом, за ширмой в чулане.
Мы часто туда залезали тайком
С фонариком, трогать медали.
Он нас не ругал, но грозил кулаком,
Чтоб сильно не надоедали.
А мы всё канючили: «Дед, расскажи,
Как били фашистов проклятых?»
«Малы ещё! Кыш по горшкам, малыши!
Всему своё время, ребята!»
Мы выросли, деда совсем постарел.
Однажды на праздник Победы
Он китель тяжёлый впервые надел.
«Что ж! Видно, пора, надоеды!
Сегодня скажу, чтоб с собой не тащить
Ненужную ношу на небо…» —
И водки велел, как обычно, налить,
И рюмку накрыть чёрным хлебом.
«Да я воевал, я прошёл всю войну,
На фронт напросился в семнадцать.
Да я убивал за родную страну,
Был ранен, но смог оклематься.
И главное, что я запомнил навек
В реальной войне, а не в сказке, —
Мой первый убитый фашист-человек
В немецкой изогнутой каске.
Я был хиловат, но стрелял хорошо,
Гордился спортивным разрядом,
Поэтому в снайперы деда пошёл,
С орлиным пристреленным взглядом.
Палить по мишеням я знатно умел —
В картонках не мерят заслуги!
Когда ж человека увидел в прицел,
Не выдержал — дрогнули руки.
Он был меня старше, годился в отцы,
Смеялся, курил на привале…
Живой человек, а не те «мертвецы»,
В которых в учебке стреляли.
Пот застил глаза, я дрожал словно лист,
Насквозь гимнастёрка промокла…
Живой человек, никакой не фашист!
Обычный, улыбчивый, тёплый!
Инструктор меня потрепал по плечу: