Анечка шумно приземляет упругую задницу в кресло одесских «Яиц».
⁃ Я больше так не могу.
Никому из сидящих за столом уже не нужны детали. По заплаканным глазам Анечки безошибочно читается — она пришла говорить, а не слушать.
За 3 года ее персональной интерпретации Ада Данте «Уйди Но Останься», каждая из нас уже может пересказать эту трагикомедию «в лицах». В три часа ночи. В деталях. Без зрителей и «на бис».
Он. Безгранично женат с анамнезом бизнеса-жены-детей-собаки и тараканов в голове, порождённых из-за Анечки. Порождённых Умницей-Анечкой.
Она. Вся соткана из противоречий. Соткана так тонко… Упругая задница и незаурядный мозг со степенью MBA. Почти прозрачная, с огромными заплаканными глазами. Таких гладят и вечно обижают. «Неизлечимый Синдром жертвы» в справке и вечная вера в прекрасное будущее из историй Диснея.
С мужчинами у нее, как с русским языком, всегда было сложно: глупые ошибки… в основном пунктуационные. Лишнее троеточие. Вечные запятые. Путаница с точками.
Анечка: — Я так больше не хочу.
Я подсела на эту драму. Я зависима. У меня все признаки алкоголизма — жажда за ним по ночам и сушняк от слез на утро. От него болит голова похлеще чем от «водка-вино-виски и перемешать». Его Отсутствие выедает меня изнутри. Я становлюсь шершавой, мелочной, вечно просящей, придирчивой и завистливой. Я перестала радоваться мелочам. Весь мой мир превратился в ожидание.