Однажды я себе сказал — надо же, на самом деле, я ведь был никем.
Работа написана для сборника рассказов «Сказание и восставшие древние знания о образе пророка Белбезес».
Однажды я себе сказал — я ищу. Даже думал — хоть немного, хоть малюсенький, только чтоб было у меня — только бы у меня. И нашел. Сегодня. Я сам себе сказал, что это. И услышал голос.
— Вы, — сказал голос, — самый несчастный человек. Я это давно знаю, как и все. Только если б у вас был такой как у меня — один на весь свет. Разве вы б тогда счастливы были?
Вы бы просто застрелились. Да. А я нашел ваш путь. И вам больше не надо ничего. И так даже лучше. Больше не надо искать, ждать, переживать. О, теперь-то все уже ясно, теперь все ясно. Вы не найдете своего пути, и никогда его не найдете. Это, — голос снова засмеялся, — просто работа ума. И довольно глупого ума. Ну, возьмите вот это, — голос вынул из мешочка маленький мячик и бросил его на землю. — Только быстрее бегите. Тут ничего больше нет. И тихо прошелестел: ну, беги… Бежать было некуда. Маяк. погас. Наступила тьма. Маяк на вершине теперь не был виден. Да и было ли место, где он должен был быть? Иногда казалось, что есть. Иногда — что нет. Но чаще всего — что ничего нет и никогда не было, кроме темноты, темноты и холода. Маяк и все остальное исчезло. Наверно, не было никакого маяка. На вершине горы был только я один. Маяк остался там, наверху, среди камней. И стал только скалой. А вокруг стало очень пусто и одиноко. Я не помнил, зачем мне нужно двигаться. Ничего нельзя было сделать. Да и делать уже было нечего. А все остальное было сном, кошмаром, стечением обстоятельств. Не было ничего, кроме меня, и нечего было вспоминать.
— Так вот вы какой, Погруженный-в-Самое-Самое… Ни света, ни звука, ни волнения, ни печали… Ничего, только пустота и темнота. И в этой пустоте плывут в никуда, как рыбы, твои мысли. А ведь их совсем немного.
Искаженные. Ничем не скрепленные, ничем не приукрашенные. И все, что за ними, тоже неизвестно. Как волны, качающие лодку в тишине, они бесконечно меняются в размере. А в их числе, конечно, и все то, что ты боишься вспомнить… Все, о чем ты думал, было только множеством мыслей. Которым не было места в этой пустоте. Потому что там нет ничего, кроме пустоты. А куда уж тебе… Как, наверно, давно ты это понял! Оказывается, уже много тысяч лет. А что тебе это дало? Ничего.
— А чего ты хочешь? — вдруг спросил он и без всякого перехода подмигнул. Может, он как-то по-другому узнал про мою болезнь. Но он и про свое понял, видимо. Ему тоже понравилось говорить со мной, словно он был моим собеседником. Наверное, это я умел раньше. Или потом научился — от него. — Так чего же ты хочешь? — повторил он. — Чего ты хочешь? Чего ты хочешь, Лапик? Чего ты хочешь? А? Смотри на меня! Смотри мне в глаза! Смотри мне в глаза! А? Какой ты смешной. От страха. Чего ты хочешь? Хочешь, я сделаю тебя как раньше? И ты опять будешь говорить со мной? Да? Да? Да? Хорошо. Как раньше, да? Как раньше?
— Нет, — ответил Лапик. — Я не хочу быть как раньше. Не хочу. Хочу. Я хочу. Я хочу.
— А чего ты хочешь, Лапик? Чего ты хочешь? «Чего ты хочешь?» —спросил беловолосый и протянул к нему руку. — Говори скорей, чего ты хочешь? Скажи! Не молчи, я хочу слышать! Что ты хочешь? Не молчи, отвечай!
— Твоё имя, — неожиданно сказал Лапик. — Я хочу услышать, как тебя зовут, беловолосый! Или имя! Мое имя. Мне нужно знать имя, которое у меня было. Я хочу знать настоящее имя! Имя! Как его произнести? Как его найти? И не надо назвать меня Лапик?
Он поднял на меня глаза, словно думая, что в моих силах ему помочь. Что я могу ему подсказать? Как его имя? Он молчал и, не мигая, смотрел на меня. Его зрачки были огромные и голубые.
— У тебя красивые глаза, — тихо сказал беловолосый. — Правда. Какие-то… очень грустные. Мне так кажется, что я причинял тебе столько боли. Мне бы так хотелось… Но я не могу. Это не в моей власти. Лапик, всё совсем не так. Ты бы мне и не рассказал. Да и всё не просто, не как все. Но это ничего не меняет. Ты же понимаешь. Ты знаешь? Скажи мне. Скажи! — он сделал движение, будто бы протягивая ко мне руки.
Оно вздрогнуло. Не знаю почему. Но я вдруг опять испугалась.
— Не надо, — сказал я. — Ты ведь знаешь…, и я знаю.
— Но я помню… я помню только одно, — почти шёпотом произнёс беловолосый. — Имя. И это очень простое имя. Но я не могу произнести его. Это было почти. Это было почти 1419 лет назад. У меня нет сил.
Я начала тихо плакать.
Сейчас мне захотелось бы сидеть с кем-нибудь из них. Наверно, я расплакалась бы. Но я не могла себе этого позволить.
— Я не могу, — повторил беловолосый. — Прости Лапик. Но это лучше, чем… Мне кажется, так будет лучше.
Он встал.
— Я.… прости меня, Лапик.
Он на секунду закрыл глаза.
Я услышала тихий шорох и почувствовала движение воздуха.
Всё это показалось мне просто наваждением.
— Стой подожди…. сказал Лапик. — Ты же ведь не ушла.
Я обернулась. Теперь он держал меня за плечи и смотрел куда-то в сторону.
— Я помню я что-то ещё помню да это было 1419 лет назад — сказал Лапик.
— Да, точно.
Он закрыл глаза, и я ощутила, как он напряжён. Мир тогда ощутил влияние тока, и тогда произошёл такой же случай, только тогда я тоже потеряла сознание. Мне тогда было, кажется, лет восемь. Это появилось внезапно, как само собой. Это было одно из свойств, и какое-то от рожденья присущее мне.
Я поняла, о чём он говорит — мне вспомнилось то самое пугающее осознание, которое она описывала как вселенскую печаль. Но этого я ещё не чувствовала. Я не могла себе этого позволить — во мне бы что-то сломалось. Даже сейчас я влачу собственное существование в несовершенстве.
Я убрала руки, и он отпустил меня.
Я вновь посмотрела на берег. Далеко в море вставали высокие пенистые валы. К ним подлетали лёгкие лодочки, наполненные мокрыми смеющимися людьми, и грациозно виляя на дуге так что люди касались воды только кончиками носов, погружались в пенные волны. Их глаза с изумлением взирали на волну, уже понимая, что в эту самую секунду волна поднимается до уровня их глаз. Но вдруг, совершенно неожиданно, всё замерло — и вода успокоилась. На минуту во вселенной возникло абсолютное спокойствие. Лодочки и люди исчезли. Осталась только волна. Но то, что последовало за этим было настолько невероятным и ярким, что я на секунду закрыла глаза и потрясённо сказала:
— Боги! Как красиво! В небе появилась огромная чёрная тень нет туман что был видим даже с земли и пронеслась прямо над волнами. В её очертаниях было что-то роковое. По небу пролегла широкая полоса тьмы и прошла над пенными гребнями как новый мир, и из-за этой полосы я так никогда и не узнала, что это был за мир, из которого он пришёл. Эти голоса… голоса тысячи душ было поглощено этой тенью и исчезла вовсе. А потом была пустота … и была тишина… И я вдруг почувствовала, что должна быть с тем, что было после тьмы и пустоты. Но что же это было тогда?
— Оно забирает всё сущее оно появилось из сущности всего живого и неживого. «Это огромный голод, который испытывает ко всему…» —сказал беловолосый. — Это страшный голод… Он поглотил все жизни в мире и свёл его на нет. Но он и желает этой пустоты. Воля богов сделала мир реальным, а пустота его несуществующим… Это непостижимо и.… ужасно! Поэтому то, что есть сейчас, просто не может быть ничем иным… Этого не может быть, потому что такого просто не может быть… И ещё по той причине, что… Теперь все жизни съеденные им стали существами несущие свои знание ву другие миры и сам он есть этот мир… Но то, что было прежде, навсегда ушло в небытие… Теперь это просто пустота…
— Я поняла, что́ меня озадачивало: откуда ты знаешь о всём этом происходящем? — сказал Лапик. — Может, ты и сам принадлежишь к этому тёмному злу? Он кивнул головой. — И ты — отражение? — сказал беловолосый.
— Но ты поняла наконец то ты вспомнила, кто ты на самом деле! — воскликнул беловолосый. — Ты вспомнила о своём прошлом… Ты видишь его перед собой! — Лапик, я это ты, а ты — я! Ты — моё прошлое, а я — твоё настоящее. Мы одно целое. Мы одно целое! Лапик. Этого нет до нас. Значит, его нет и до тебя. Значит, его нет и до меня. Выходит, и меня нет до тебя.
Я часть тебя. Но это не я, а ты часть меня. Я часть тебя. Мы едины…, и я не могу понять откуда это. Всё это кажется таким невообразимым… Если так можно сказать. Мне кажется, что теперь я знаю о мире всё… Я не в состоянии это объяснить. Но я помню………….. теперь я помню, как меня зовут. Моё настоящее имя Лаперия Вон Сен Гра. И моё прошлое, и моё будущее. Я это ты и ты это я. Неужели это правда? Неужели это так и есть? Я знаю о мире всё. И про тебя тоже. Я знаю, что ты сказал, когда увидел меня. Это знание так много значит. Это просто один из вариантов того, как нас зовут другие. Модератор, который следит за потоком времени. И я.. я знаю об этом мире всё. Но есть вещи, которых я не ведаю. Может, даже этого. А может, и не только этого. И ещё я знаю, что все мы в какой-то степени идеальны.