Шёл новогодний снег, а Сашка шёл к Серёге в лабораторию, где пестовалась очередная нобелевка.
Под понятием «новогодний снег» имеется в виду не снег, который идёт в ночь с тридцать первого двенадцатого на первое ноль первое, а крупный, пушистый, до непозволительности белый снег. Снег, который не падает, а парит, и ложиться на землю просто для того, что бы было красиво. Или для того, что бы похрустеть под ногами. Или для того, что бы украсить ветви мохнатой ёлки. А ещё этот снег очень любит кружиться в свете вечерних фонарей, загадочно мерцая, и иногда выдавая неожиданно яркие всполохи цвета коромысла радуги.
Под нобелевкой подразумевалось намерение Серёги взвесить Землю, точнее определить её массу. Но вычислить её он хотел, не выходя из подвала, потому что на улице было холодно, и у него была гениальная идея.
Идти к лаборатории предстояло через небольшой парк, усыпанный снегом. Снегом были усыпаны деревья, кусты, фонари, лавочки «под старину» и металлическая дама, восседающая на такой же металлической скамейке. Луч от фонаря выхватывал кусок пространства и, казалось, что впереди золотая стена, сотканная из света и белых кружащихся звёзд.
Со всей этой картиной гармонично диссонировал дибилоид. Точнее – личность в пластмассовых тренировочных штанах, вязаной шапочке натянутой по самое нехочу, в куртке с тупой надписью «харлей девисон», в сланцах на шерстяной носок и недопитой бутылкой пива в руке. Ж…й дибилоид примерз к скамейке, глаза были вытаращены, как при диком запоре, а челюсть, как положено, отвисла и из уголка рта, казалось, свисала слюна.
Иннокентий Валерианович, выпускник действительно почтенного токарно-слесарного учреждения образования тихонько сидел на лавочке, и ему было плохо. Нет, ему было плохо не от трёх литровых влитых в себя бутылок пива, и не от того, что промокший Aaddidas уже прилип к скамейке. Ему было страшно от того, что происходило.
Нет, это не были зелёные чёртики, тех он помнил хорошо и давно не боялся. А происходило вот что. Между ним и проходящими со стороны вокзала людьми стояла золотая прозрачная стена. Некоторые проходили через неё спокойно, и Иннокентия Валериановича это абсолютно не волновало. Его волновало, что некоторые входили в эту стену, а выходили из неё через какое-то время. От выпитого и увиденного Иннокентий Валерианович впал в ступор, челюсть отвисла, а последняя мысль в черепной коробке билась в истерике.
Похрустывая свежевыпавшим снегом Сашка двигался к светлому будущему человечества, Новому году и нобелевке. И вдруг. Я люблю эти «вдруг», если они не страшные, он погрузился в золотую карусель из снега и света. На какое-то мгновение показалось, что свет подхватил его, понёс, как снежинку, но был второй шаг, и Сашка опять оказался на аллее.
Вот тут он скорее почувствовал, чем увидел, что что-то произошло. Куда-то девался дибилоид с выпученными глазами. А и так сногсшибательный снег приобрёл ту праздничную, ту Новогоднюю красоту, которая бывает только в новогодних мультиках. И рядом кто-то был. Этот кто-то был невидим, но в нём угадывалась такая беспредельная доброта, такое душевное спокойствие, и такая уверенность в том, что всё хорошо, что Сашка даже не успел начать волноваться.
Он сделал ещё шаг, и опять вдруг, понял, что ему задали вопрос. Нет, это были не слова, и даже не видеообразы. Это были чувства, дуновения, что-то неуловимое, как тонкий аромат. Но Сашка понял смысл:
— что бы ты хотел подарить ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ!?
От глобальности вопроса и порождённых им проблем он на мгновение обалдел. А затем пришло понимание ответственности, вдруг навалившейся из ниоткуда.
Действительно, чего пожелать всем?
— здоровья? Но ведь человечество само травит и гробит себя всякими тупостями, глупостями и ….Да и как то это тривиально.
— денег? А если у всех будут деньги, то кто будет работать? Да и есть пара – тройка козлов, которых ну очень не хотелось включать в этот список …
— ??????
Сашка почувствовал себя в положении гостя на очень торжественном мероприятии. Гостя, которому неожиданно дали слово для тоста, а он, гость, понятия не имеет, по какому поводу так торжественно собрались и так много пьют, а говорить ну очень надо.
И здесь Сашка подумал, а что такое глобальные проблемы? Если проблема реальная – человечество, в конце концов, её решит. А если проблема выдуманная, как глобальное потепление или озоновая дыра, то и смысла тратить на неё желание просто нет.
А новый год кружил снежинками и Сашка вспомнил не то обиду, не то грусть. Что то такое, что уже забылось, а червячок остался. Что-то из очень далёкого детства. Помните, читатель, как вам не купили мороженное? Или не пустили на день рождения (ну и что, что была ангина? Ведь на день рождения от этого хотелось ещё больше)? Или не купили ну очень маленькую очень красивенькую куклу (машинку)? Или …да сколько миллионов вариантов этих «или». Все не перебрать. Потом были миллионы — миллионов этих мороженных, куклы были маленькие, не очень маленькие, большие и живые. Может быть, были Лехусы и Доджи. Но это всё было уже во взрослой жизни, а обида и грусть до слёз остались в детстве …
Сашка не успел додумать мысль до конца, как очередной шаг неожиданно вынес его на нормальный, хотя и очень красивый снег, и в поле зрения вернулся дибилоид отчаянно трясший головой.
Иннокентий Валерианович впал в ступор окончательно. Голова сама собой начала трястись, а последний вурдалак, просидевший в стене дольше всех, неожиданно повернулся и приветливо помахал рукой. После этого в голову, а точнее туда, что заменяло Иннокентию Валериановичу эту часть тела, поступила команда к действию. Он сам решил нырнуть в жёлтую стену.
Так и нашла его скорая, вызванная кем то из сострадательных поздних прохожих. Иннокентий Валерианович носился под фонарём и, казалось, хотел забодать каждую пролетающую снежинку.
Сашка ввалился в лабораторию и увидел Серёгу, застывшего в позе роденовского мыслителя.
— Ну? – интеллигентно поинтересовался он.
— понимаешь, всё было нормально. Это гудело, это считало. Получилось что-то около 5.9742 ; 1024 килограмм, нет цифра точнее, вот она – и Серёга ткнул пальцем в экран, где красовалось число длинной в несколько строк.
— так в чём бяда?
— а бяда вот в чём. Минут пятнадцать назад масса сократилась вот на это число – и всё. Ни туда, ни сюда.
Дальше следует разговор профессионалов, из которого приведу только отрывки, что бы передать напряжённость момента:
— а тута? – Норма!
… а если сюда … уже пробовал … а ногой …что за хрень …блин …. Попробуй так, ???? тоже самое …я тут поделил, получается, по 375 грамм на рыло населения земли …
— а зачем делил?
— понятия не имею …!
— бросаем!
— ага!
Сашка с Серёга с полным энтузиазмом бросили работу, и ничего не трогая, оставив рабочий беспорядок не только на столе, но и везде где ступала нога человека, ринулись в Новый Год.
— Десять!
— Одиннадцать!
— Двенадцать!
— УУУУУРPPPPPPPPPPPРРАААААААААА!
Миллионы бокалов с шампанским, да и не только с ним, ударили в колокольчики и искристая жидкость ринулась праздновать Новый Год!
Тысячи петард вонзились в небо и разорвали его миллионами разноцветных звёзд.
Миллионы желаний влились в эгрегор и понеслись над землёй.
Стрелка в лаборатории дернулась, и на мониторе появилось новое старое число — 5.9742 ; 1024, до последней запятой совпавшее с первым определённым.
Сашка продрал глаза и на подушке увидел шоколадного зайца. Заяц был тот самый, из детства, блестящий, яркий и на взгляд удивительно вкусный. Сашка взял зайца в руки и прочитал:фабрика «Коммунарка», вес 375 гр.
— Где то я эту цифру уже видел, подумал Сашка.
А люди просыпались и находили в изголовье шоколадного зайца, олицетворявшего собой конфеты и печенье, солдатиков и отвёрточки, апельсины, …., находили то, что так долго ждали, даже забыв о том, что ждали ИМЕННО ЭТО.
Вы знаете, что такое счастье?
Наверное, это тоже, большое счастье маленького человека, у которого впереди огромная жизнь.
И имя этому счастью – шоколадный заяц.
А закон сохранения вещества ни кто не отменял.