Глава 5
Поиски такси и путь к дому Маришки много времени не заняли. И вот она уже, жалкая, серенькая Маришкина «хрущеба». Тускло освещенная, затхло пахнущая лестница и выкрашенная в темно-коричневый цвет дверь квартиры.
Фокс помедлил секунду-две и поднял, было, руку к кнопке звонка, как вдруг что-то, точно, остановило его. Он нажал на ручку двери и… дверь поддалась. Фоксу снова повезло – Маришка попросту открыла свой «английский» замок, вошла и хлопнула за собой дверью, забыв запереть или крутануть ручку замка, что бы тот защелкнулся сам. Фокс прошел в полутемную прихожую, осторожно притворив за собой дверь, заглянул в единственную комнату – никого – вышел на кухню, освещенную лампочкой без абажура. Снова никого. Где она? Неужели все-таки, вопреки утверждениям Ларисы, Маришку куда-то понесло?! Но ведь не семнадцать же ей, как когда-то, когда она в подобной ситуации проделывала такие номера! Фокс прислушался, но кроме приглушенного капания воды где-то, вероятно в ванной, ничего не услышал. И тут зазвонил сотовый. Не его сотовый. Фокс даже вздрогнул невольно. А потом пошел на звук. Когда же он распахнул дверь ванной комнаты, то в первый момент отпрянул – в ванне, по грудь в кровавой воде лежала Маришка. Глаза ее были закрыты, лицо неестественно, просто чудовищно бледно. И руки, белые в багряной жиже кисти, вытолкнутые водой.
-Черт!.. Вот черт! – задохнувшись, прохрипел Фокс, не в силах сдвинуться с места.
А телефон все надрывался и надрывался в жуткой, душной тишине дурацким свистом, исполнявшим еще более дурацкую немецкую песенку «Ах, мой милый Августин…». Заткнулся он на полутакте, но Фокс, подойдя все-таки к телефону, валявшемуся прямо на полу, успел увидеть, что звонила Лариса. Он снова посмотрел на Маришку и вдруг заметил, что еле заметно, но грудь ее, все же, поднимается и опускается – она дышит. Еще жива. Фокс медленно подошел ближе. Совсем близко. Опустился рядом с ванной на корточки и оперся о край руками. Его вздох прозвучал, как стон, хриплый стон измученного зверя.
-Ты еще дышишь… — сипло, с трудом произнес он. – Я еще мог бы тебя спасти… Но зачем?… Если ты выживешь, ты сгубишь Владика, даже если сама этого не захочешь. Он заболел тобой так же, как я когда-то. Даже нет, не заболел. Хуже! Отравился! С тобой я окунулся в ад бесконечной жгучей ревности, подозрительности, терзающего, непрекращающегося отчаяния. Ты, Маришка, ТЫ превратила меня из сильного, уверенного в себе, в том, что я делаю, мужика, в нервного, дергающегося по любому поводу и без повода, слабака. Сходя с ума из-за очередного твоего выверта, я забывал обо всем – о работе, обязательствах, друзьях. Что ты сделала со мной, Маришка?! Что ты натворила?!.. Не отвечаешь. Жизнь уходит из тебя по капле так же, как кровоточило когда-то мое сердце. Только ты этого не замечала. Не хотела замечать! Ты прыгала, скакала по жизни беспечным, легкомысленным зверьком, эдаким солнечным зайчиком… — Фокс прерывисто вздохнул, поморщился, точно раздосадованный своими словами, и продолжал, — … у которого в голове одни инстинкты, спонтанные желания, которые немедленно надо удовлетворить, и никакой ответственности ни за что. Никакой! Плевать на мои чувства, плевать на собственные же бесконечные обещания и клятвы. Да на все! Тебя ничто не волновало, кроме тебя самой, и я же еще виноват оказывался. А избавившись от тебя, я снова почувствовал себя монстром. Всю жизнь прожил с чувством вины перед тобой и перед Владиком. Всю жизнь, Маришка! А это немало, поверь мне… Но неужели ты думаешь, что любя тебя, я смог бы вот так запросто отказаться от тебя, бросить в больнице одну, если бы не был измучен тобой до последней, невыносимой степени?! Молчишь? Да теперь ты уже больше ничего не скажешь, никогда. Ты не погубишь Владика, не сведешь меня больше с ума. В первый раз в жизни ты все сделала правильно, потому, что останься ты жить, я не смог бы убедить тебя, не смог бы заставить отказаться от Влада, от его безумной любви к тебе. Такие, как ты не меняются, они до конца жизни живут одними эмоциями, бьющими через край и… наотмашь по тем, кто рядом. Ты не смогла бы отказать Владу, потому, что он похож на тебя, сколько я его ни воспитывал. Он долго держался в колее разума, но с тобой этому пришел конец. Ты не воспитывала его и он не твой сын. Только мой. И ты не можешь воспринимать его, как сына. В итоге вы преступили бы все законы не только человеческого общества и морали, но и природы, Бога, в конце концов, тоже. Вы погрязли бы в грехе и погибли бы оба, потому что, не достало бы у вас ни сил, ни воли, что бы противостоять всем и всему. Слышишь?.. Вряд ли ты можешь слышать. Твое сознание уже померкло… — Фокс ткнулся лбом в сложенные руки и закрыл глаза. — Мне жаль, Маришка. Ты понимаешь? Мне очень жаль! Но я уже ничего не могу поделать и это единственный способ спасти нашего сына. Единственный! Это как при тяжелых родах, когда встает выбор – либо мать спасать, либо дитя. Чудовищная ситуация, но иного выхода нет. И я выбираю сына. Я не могу его потерять во имя твоего спасения, тем более, что ты сама выбрала смерть. Спонтанно и малодушно, как и всегда. Ты могла бы жить, стань ты за эти годы взрослым, серьезным человеком. Ты могла бы перетерпеть и жить дальше, найти себе кого-нибудь или заняться чем-то. Но для этого нужны силы, для этого надо заставить душу свою поработать, заставить ее стать сильнее боли неосуществленного желания, обиды, отчаяния. У тебя их нет, и не было никогда. Только эмоции и слезы…Прости, Маришка, и прощай! Гореть ли мне в аду за то, что я делаю сейчас, я не знаю, но ад я уже видел, и этим адом была моя любовь к тебе. Может, теперь, с твоим уходом, все, наконец, закончится. Может быть…
Фокс поднялся и отступил к двери, намереваясь уйти, но тут лицо его исказилось, он бросился к ванне и, схватив Маришку за плечи, сжав их изо всех сил, он принялся трясти ее неподвижное тело так, что, казалось, шейные позвонки переломаются напрочь.
-Ты же жива! Ты еще жива! – закричал он. – Ты не можешь уйти, так и не сказав мне ни слова! Ты не можешь умереть, не простив меня! Ведь это ты, ты была виновата в том, что я сделал, ты вынудила меня. Слышишь? Но именно я, Я все эти годы нес на себе груз этой вины! Я растил Владика и видел в нем тебя, любя и оберегая его, я, возможно, надеялся как-то грехи свои замолить. И он был и есть для меня дороже жизни. Но ты… ты взяла и вернулась, всю душу мне разбередив, а потом еще и Влада отобрала. Как, Маришка, КАК ты все время ухитряешься разбивать чужие, любящие тебя души в дребезги?!.. Но ты не уйдешь вот так, невинно обиженной! Нет!.. Маришка! МА-РИШ-КА!!
И вдруг она открыла глаза. Затуманенные, потерявшие всякое выражение, словно, и не видящие ничего. Зрачки, крохотные, как следы от булавочных уколов, остановились на Фоксе.
-Влад… Владик… — еле слышно пролепетали ее уже бесцветные губы.
Его руки выронили ее, и Маришка погрузилась в кровавую воду едва шевелившимися губами.
-Нет! НЕТ! – выкрикнул он. – Ты никогда больше не увидишь его. Никогда!
И Фокс выскочил из ванной, кинулся к входной двери и, закрыв ее за собой, очутился, чуть дыша, на лестнице. Лицом к лицу с Владом.
А тот проделал долгий и бестолковый путь, прежде чем добрался сюда. В сущности, выбежав из гостиницы, он и надеялся-то не известно, на что, не зная не только адреса и номера телефона Маришки, но и хоть кого-нибудь, кто может это знать. И Влад бросился в ДК, уповая лишь на то, что вечеринка все еще продолжается, и ему удастся найти помощь в лице кого-нибудь из коллег Маришки.
В клубе и в самом деле было еще полно народу. В сильном подпитии, развеселые, гости праздника отмечали канун Нового года, что называется, вовсю. Влад то и дело натыкался на кого-то, уже совсем плохо стоящего на ногах, раскрасневшиеся дамы смеялись и повисали на нем, то ли желая потанцевать, то ли еще что, до чего Владу не было никакого дела. Его тащили к столикам, предлагая выпить, его узнавали и засыпали маловразумительными комплиментами. Он едва не плакал, чувствуя свое бессилие и боль, сжимающую его сердце так, как этого не было никогда в его жизни. Наконец, ему удалось разглядеть среди толпы совершенно трезвое, симпатичное личико женщины, одиноко сидевшей за столиком у стены. Впрочем, одиночество это, похоже, нисколько ее не смущало и не огорчало. Она с видимым удовольствием поедала пирожное, запивая его чаем и с усталой улыбкой наблюдая за происходящим в зале. А там тем временем, затеяли какую-то игру, толкались, хохотали. Влад подошел ближе.
-Извините…
-Что?
В зале было очень шумно, и женщина не услышала Влада.
-Извините! – почти крикнул Влад. – Можно вас спросить?
-Конечно! Присаживайтесь, Влад.
-Спасибо… Я хотел кое-что узнать, но боюсь, вы будете слишком удивлены моим вопросом.
-А вы не бойтесь, задавайте ваш вопрос! – улыбнулась женщина. – Меня, кстати, Еленой зовут. Приятно познакомиться!
-Мне тоже!.. Скажите, вы не могли бы мне помочь – мне необходимо найти Маришку. Я не знаю ее фамилии…
-Маришка у нас одна, так что, я поняла, о ком речь. А разве ее уже здесь нет?
-Нет. В том-то и дело. Мне нужен ее адрес. Очень нужен!
-Понимаю.
И не было в этом ее «понимаю» ни тени насмешки.
-Хорошо. Я помогу вам…Честно сказать, я и сама не знаю, чего все еще здесь торчу. Как видите, я не пью спиртного – за рулем. Просто, наверное, оттого, что дома пусто и скучно – муж в разъездах по делам, а дочка учится в Москве. Вот и поперлась, что бы дома в одиночестве не сидеть… Простите, вы, я вижу, очень взволнованы, а я вам всякую чепуху горожу. Я отвезу вас к ней, если вы уверены, что она уже дома.
-В том-то и дело, что не уверен! – с шумом вздохнув, заметил Влад.
-Даже если и так, все равно надо ехать. А вдруг!
Елена улыбнулась и Владу даже как-то легче на душе стало.
-Поехали! Прошу вас! – воскликнул он и, подскочив со стула, протянул Елене руку.
Маленький рост и внешняя хрупкость не помешали Елене оказаться лихим водителем. Уверенно и стремительно, не смотря на гололед, кое-как присыпанный песком и щебнем, ее «Тойота» пролетела центр городка, нырнула в полутемные окраины и, наконец, заложив крутой вираж, остановилась около неприметного подъезда.
-Вот здесь Маришка живет. Подниметесь на третий этаж, номер квартиры я не вспомню сейчас, но это правая боковая дверь. Найдете.
-Спасибо вам огромное! – с чувством воскликнул Влад. – Спасибо! Вы просто меня спасли.
Елена улыбнулась с легким лукавством, но совершенно искренне и светло.
-Удачи вам!
И укатила в ночь.
Сын остолбенело глядел на отца.
-Ты здесь?! – выдохнул он, пытаясь отдышаться. – А… а Маришка? Где она? Она дома?
-Маришка? – медленно переспросил Фокс. – Она… Ее нет. Я… звонил, звонил – никто не открыл. Поехали отсюда!
И он схватил Влада за локоть. Тот поглядел на его руку, потом ему в глаза. Фокс похолодел от его взгляда.
-Ты был там? Ты разговаривал с ней? Да? Что ты ей наговорил?
-Влад, я не видел ее! Я торчал около этой двери битых минут десять, трезвонил, но все без толку.
Влад машинально глянул на дверь и вдруг заметил, что та совсем чуть-чуть приоткрыта. Еле заметно. Видимо, Фокс, выбегая, так сильно хлопнул ею, что та оттолкнулась в обратную сторону. Влада, точно, обожгло.
-Ты лжешь! – вскричал он и вырвался. – Не трогай меня!
Он рванулся к двери и толкнул ее. Та мягко открылась.
Оба они, и Влад, и Фокс застыли, глядя на нее. Влад — нерешительности, Фокс – в ужасе. Больше он ничего поделать не мог и слишком хорошо понимал, чем теперь все кончится в его отношениях с сыном. Влада он потерял.
А тот бросил на него последний короткий взгляд, черный от переполнившего Влада предчувствия.
Распахнутая дверь освещенной ванной перегораживала узенький коридорчик, и Влад невольно заглянул туда. Крик его задохнулся. И только губы беззвучно проговорили:
-Маришка…
Сердце его полыхнуло и, взорвавшись, как звезда, обернулось черной беспросветной дырой. Ноги, руки – они онемели, и Влад какую-то секунду не мог двинуться с места, а что же было потом, он уже не смог бы вспомнить никогда. Кричал ли он, плакал ли, как выдернул он тело Маришки из воды, как очумело, неистово целовал ее белое, ставшее, словно, фарфоровым лицо, как отнес ее на диван и, содрав с себя ремень, что есть силы перетянул ее левую руку выше локтя, а потом метался по квартире, пытаясь вызвать «скорую» и на ходу понимая, что не знает он адреса, на который вызывать…
«Скорую» вызвали соседи. Слава Богу, это оказалась молодая пара, которая, не задавая лишних вопросов, не впав в шоковое состояние при виде бледного, как смерть, парня, разрулила ситуацию, объяснив диспетчеру «скорой», что и как.
Врачи реанимобиля «Скорой помощи» не взять Влада с собой просто не смогли – было ясно, что не сделай они этого, следующую машину придется посылать за ним. Он не слышал ничего и не понимал, кроме одного – Маришка еще жива и ее надо спасти! Иначе и его жизнь кончится. Когда же в больнице выяснилось, что у него группа крови та же, что и у нее, он неожиданно засмеялся. Радостно и нервно. Врачи думали – истерика. Но нет. Влад просто только сейчас вспомнил, что Маришка – все-таки, его мать. Что ж, по крайней мере, он может ее спасти…
Только в палате, куда Маришку перевезли из реанимации после казавшегося бесконечным переливания крови, Влад устало опустился на пол рядом с ее койкой. Все еще без сознания, она лежала до ужаса неподвижно, но щеки ее слегка порозовели, сердце билось тоненько, но все-таки, ощутимо. И вдруг нижняя губа у Влада задергалась, где-то у переносицы резко заболело и рыдания сотрясли его так сильно, что ничего, ровным счетом ничего не мог он с этим поделать. Он плакал, захлебываясь и утирая глаза кулаком, как мальчишка. Плакал, держа ее руку, все ощупывая и убеждаясь, что теплая она, живая, ее ладонь… Наконец, слезы стихли, рыдания унялись и, закрыв глаза, прижавшись щекой к ладони Маришки, совершенно измотанный, испереживавшийся, ослабевший после переливания крови, Влад забылся сном. Он даже не поел, не обратив никакого внимания на поднос с сытным ужином, заботливо оставленным для него санитаркой. А она, зайдя в палату и обнаружив парня около койки молодой женщины, привезенной из реанимации, а ужин нетронутым, только вздохнула. Конечно, ему, этому красивому мальчику, такому напуганному, такому любящему, необходимо было поесть, но и будить его жалко… Интересно, кто она ему, эта женщина? Сестра? Они странно похожи. Жена? Но она постарше его будет. Впрочем, ненамного. Подружка?.. И его лицо как-то знакомо… Действительно, очень красивый мальчик! Из любви к такому, не только вены перерезать можно. А как он любит ее! Всю кровь готов был отдать! И не отходит ни на шаг…
Громко, просто пронзительно заверещал сотовый в кармане Влада, он дернулся и открыл глаза. Увидел растерявшуюся санитарку.
-Что?.. – спросил он спросонья, услышал телефон и, мигом подскочив, рванулся в коридор мимо санитарки.
Он вынул звеневший аппарат из кармана, посмотрел, кто звонит и… отклонил звонок. Вызывал Фокс. Влад вернулся в палату.
-Как ты себя чувствуешь, сынок? – тихонько поинтересовалась санитарка, немолодая женщина, вполне годившаяся Владу в матери. У нее самой трое сорванцов выросли уже.
Влад оглянулся на нее, точно, не понимая, откуда это она свалилась и чего ей, собственно, надо. Взял себя в руки.
-Я?… Нормально.
-Голова не кружится?
-Что?.. Да нет. Вроде.
-Ты бы поел. Это просто необходимо сейчас. Ты же столько крови ей отдал! – санитарка кивнула на Маришку.
-Я бы всю отдал, если бы потребовалось…
-Всю не взяли бы! – улыбнулась санитарка. – Иди, иди, поешь!
Все еще глядя на Маришку, Влад подошел к столику, на котором стоял поднос с едой, взял стакан с чаем, выпил немного.
-Сладкий, наверно, очень? Не любишь такой? Мужики вообще редко с сахаром пьют. Мои так больше с конфетами любят.
Влад оглянулся на нее. Слабо улыбнулся в ответ.
-Ну, не знаю. Я, наоборот, с сахаром люблю. И чем больше, тем лучше. Так что, чай как раз по мне… А она скоро придет в себя?
-Не знаю даже. Наверное… Крови много потеряла! Ой, прости, милый! Прости!
Санитарка спохватилась, увидев, как резко побледнел Влад.
-Ну-ка, присядь! – она ухватила его за локоть и усадила на стул. – Тебе бы самому полежать!.. А кто она тебе? А? Ты не сердись, что спрашиваю! Ты поговори о ней – легче будет. Уж поверь!
-Я не уверен, что мне полегчает даже тогда, когда она в себя придет, — вздохнул Влад.
-Почему? Ты провинился перед ней? Она тебя винит в том, что сделала?
-Нет. Не думаю, что она вообще кого-то обвиняет. Так получилось. Но это я думаю, что стал причиной ее поступка, вернее, того состояния, в котором она решилась на это… Она — моя мама, — подумав, добавил он.
-Да ты что?! Мама?! Она выглядит такой молоденькой! Лет двадцать пять – тридцать, не больше.
-Это точно! – улыбнулся Влад даже с некоторой гордостью.
-А я уж было подумала – или подружка, или сестра. Похожи вы больно.
-Да… похожи… Вот только дорого бы я дал, если бы ни схожести этой, ни родства этого не было вовсе! – выпалил он вдруг.
-Это как это?! – поразилась санитарка. – Это почему же?
Влад молчал, опустив голову, а санитарка, помедлив с минуту, подошла к нему и погладила по голове, по блестящим его, совершенно шелковым волосам.
-Мальчик мой, сынок… — она замолчала, видимо, подыскивая слова, заговорила снова. – Беда-то какая!
-Да, беда… Но ведь врачи говорят, что все в порядке будет! Да? Это ведь так?
Он поднял голову и поглядел на санитарку совершенно умоляющими глазами, такими, что санитарке захотелось плакать. Заплакать и прижать лицо этого красивого, растерянного, напуганного и бесконечно любящего мальчика к своей груди, выкормившей и не раз утешавшей троих вот таких же мальчишек.
-Все так! Так! Ты не волнуйся только, хорошо? Милый, хороший мой! – она все-таки, обняла его, и уже теперь он едва не плакал, почувствовав искреннее сочувствие с ее стороны. – Все хорошо будет, и она поднимется непременно!.. Но я…
-Что?
-Жалко мне вас. Ох, как жалко-то!
-Почему? Вы… вы поняли, да?
-Чего же тут непонятного?! У тебя же на лице написано, как ты ее любишь! Так любишь, что умереть за нее готов. Так, что глаза твои так и сияют. Матерей так не любят. Там совсем другая любовь! Да и сам ты сказал, что не хотел бы этого родства. Как же так получилось-то? Как же так вышло, что она для тебя дороже матери?
Мишка вздохнул.
-Она родила меня, будучи совсем девчонкой. Глупенькой, может быть, немного вздорной. Отец был старше. Намучившись ревностью, скандалами, он все решил по-своему. После родов сказал, что я умер. Потом бросил ее, а меня скрыл и увез… Она не видела меня двадцать лет, она даже не знала, что я жив!.. Мы случайно познакомились. Здесь, на Новогоднем вечере. Мы с отцом из-за погоды зависли в вашем городе. Так получилось… Мы просто… просто влюбились с ней друг в друга с первого взгляда. Я чуть с ума не сошел! Никогда со мной такого не было. И… мы переспали с ней… Так вышло! Мы же ничего не знали друг о друге! – выкрикнул Влад и ударил сжатыми кулаками по коленям. – А потом… потом отец рассказал нам правду.
-Господи Боже мой! – ахнула санитарка. – Горе-то какое! Господи…
И тут Влад глянул на нее полными слез и горечи глазами.
-Горе?! Да большего счастья я не испытывал никогда! Никогда в жизни я не был так счастлив и никогда так не хотел умереть, понимая, что нет у нас права на это счастье!.. Но мне плевать на все, на все правила, законы и так далее. Мне плевать, слышите? И когда она встанет, я умолю, я заставлю ее, наконец, понять, что не можем мы отказаться друг от друга, что сыном и матерью не сможем быть уже никогда. Понимаете? Никогда!
Санитарка молчала, глядя на Влада. Молчала несколько минут, а он и не ждал от нее ответа. Он глядел на Маришку и плакал жгучими мальчишескими слезами, в которых смешались отчаяние и упрямое, необоримое желание победить. Победить, пересилить во что бы то ни стало!
Она пришла в себя от прикосновения чьей-то руки к своей руке. Очень настойчивого прикосновения.
-Маришка! Ты слышишь меня? Маришка!
У ее койки стоял Фокс. Она вздрогнула.
-Что… Зачем? Зачем ты здесь? – ее голос едва шелестел. И может быть, не столько от слабости, сколько при виде его, при виде стального, такого знакомого блеска в его глазах.
Фокс немного сдвинулся с места и указал на койку, расположенную напротив койки Маришки. Там, свернувшись калачиком и зажав сложенные ладони между колен, спал Влад.
-Он здесь, с тобой, твой сын… — произнес Фокс глухим голосом, очевидно, что бы не разбудить Влада и тот не узнал, что он здесь. – Он спас тебе жизнь…
Маришка всхлипнула, почти не слыша Фокса и не замечая его присутствия – она увидела Влада и сердце ее немедленно затопила просто бесконечная нежность.
-Владик!.. Мой Владик!..
-Да, он твой сын, — услышал ее Фокс. – Но я пришел именно для того, что бы попросить… настоятельно попросить…
-Что? – она, наконец, услышала его, и его ледяной тон перехватил ее сердце жестким, невыносимым кулаком.
-Ты должна оставить его. Да! Оставить так, словно и не знала ничего о его существовании, словно и не было ничего. Навсегда. Поняла? Ты поняла меня?
Маришка молчала, затопленная слезами, которые никак не хотели выходить наружу. Она лишь машинально гладила дрожащими ладошками одеяло. Гладила, тут же сжимала и гладила снова. Смотрела на Влада, не отрываясь, и молчала, понимая, что должна согласиться и что в первый раз, там, в ванне, сделать то, о чем просил, а вернее, чего требовал Фокс, было куда легче. Сердце рвалось на части и хотелось лишь одного – что бы сил достало встать и бросится к нему, к Владу, что бы обнять его и целовать так долго, как это только возможно… Но вместо этого Маришка с великим трудом справилась с комом, подступившим к горлу и прошептала:
-Хорошо… Я поняла.
-Ты уверена, что понимаешь, что говоришь? Ты не обманываешь меня?
-Нет. Я уйду и оставлю его тебе. Он снова будет только твой. Как раньше.
-Он не будет мой, как раньше. Он вообще не может быть чьим-то… Но не об этом речь сейчас. Я должен быть уверен, что ты сделаешь то, что обещала.
-Мне нечем тебе это доказать. Прости.
Последнее слово прозвучало из ее уст горьким, как полынь, сарказмом.
-Ну, почему же? Очень даже есть, чем!
Маришка молчала. Она ждала свою Судьбу. Ждала слов Фокса, ждала, не проснется ли Влад от звука их разговора с Фоксом. Влад не проснулся. Он глубоко спал, так и не шевелясь, совсем как ребенок, спрятав ладошки между коленями. Так теплее…
-Прямо сейчас ты поднимешься, оденешься и пойдешь со мной.
-Куда? Домой? Но Влад легко узнает, где я живу.
-Я похож на идиота? – усмехнулся Фокс. – Конечно же, не домой! Туда ты вернешься потом, когда мы отсюда уедем. А сначала… сначала ты поедешь на снятую мною квартиру. Там хорошо, чисто. В холодильнике есть еда. А я позвоню тебе, когда можно будет вернуться… Ты сможешь встать?
Маришка откинула одеяло, села на койке и спустила ноги вниз. Голова моментально закружилась, в глазах потемнело. Маришка глубоко задышала, пытаясь прогнать накатившую тошноту.
-Потерпи, — произнес Фокс с еле заметной тенью сочувствия. – Ты же понимаешь, это ради Владика. Он не должен страдать.
Маришке большого труда стоило сдержаться и намекнуть на те страдания, которые испытает Влад, обнаружив, что она сбежала, даже не попрощавшись… Но наверное, Фокс прав – рубить, так сразу, как хирург режет больно, что бы потом хорошо было. А Влад… Пусть не сразу, пусть через боль, но он забудет ее. Матери он никогда не знал, а любовь… Он еще встретит ее. Он еще очень молод… Господи! Дай же сил!…
А Фокс, точно, заметил, что с ней твориться.
-Только не вздумай прощаться с ним! Даже близко не подходи!
Маришка промолчала. Продышавшись, встала, напялила халат. Оглянулась на Влада…
Она шла по коридору, еле передвигая ноги и низко опустив голову. От помощи Фокса она наотрез отказалась.
-Куда это вы?!
Санитарка преградила им дорогу.
-Домой. Здравствуйте!
-Здрасьте, здрасьте! Это кто же вам позволил ее забирать?.. Квартиру-то для нее, что ли сняли?
-Отгадали. Спасибо вам еще раз огромное! Все-таки, без договора… Так-то ей есть, где жить, но там… там давно ремонт нужен, условия, мягко говоря, не очень, а она пока слишком слаба. Но лучше ей все-таки, в домашней обстановке. Пусть и не своей.
-Кто же приглядит за ней? А?.. Ну… вы понимаете.
-Все будет в порядке. Не переживайте и, прошу вас, не выдавайте нас! Понимаете? Совсем никому! Я имею в виду не только врачей.
Тут Маришка подняла голову – санитарка ахнула. Лицо Маришки было сплошь залито слезами. Они катились неостановимо, Маришка задыхалась и глядела на санитарку совершенно почерневшими от горя глазами.
У Фокса зазвонил телефон, он отошел на пару шагов. Санитарка взяла Маришку за локоть.
-Ну, ну, успокойтесь! Что же вы так плачете? Вам никак нельзя, вы еще очень слабы!
-Лучше бы мне умереть совсем! – выдохнула Маришка. – Совсем…
-Это что же, напрасно мальчик столько крови вам отдал?! Перестаньте сейчас же! Господь не для того вам жизнь дал, что бы вы ей вот так распоряжались!
-А для чего? Для чего?! Всю жизнь думать, что умер мой сын, что нет на свете моего мальчика, а потом встретить его, да на беду!.. Да что я говорю?! Такое нельзя говорить. Такое даже думать нельзя!
Санитарка погладила Маришку по руке.
-Ничего на этом свете не случается просто так. Я так думаю… Не плачьте! У вас очень хороший сын!
-Я знаю. Знаю! Слишком хорошо знаю! – выкрикнула Маришка. Фокс подхватил ее за руку и почти поволок вниз по лестнице…
Еще почитать:
Что бы не погасло... — Что бы не погасло… Глава 13
Просто девушка.Часть двадцать пять
Кукла Извращенца — Глава 2 часть вторая
Синий Цветок — Синий Цветок. Глава 4
«
»
