Глава 3
Гримерка погрузилась в звенящую пустотой тишину. Все кончилось. Словно, и не было ничего. И такое отчаяние, такая боль сжала ее сердце, что даже зарыдать не было сил. Она сжалась в комочек и тихонечко, как замерзший щенок, заскулила, застонала, до боли вцепившись в волосы скрючившимися в кулачки пальцами.
Так ее и застала Ларсик. Под явным хмельком, развеселая, растрепанная и раскрасневшаяся, она буквально вкатилась рыжим мячиком в гримерку и, еще ничего не поняв, налетела на Маришку.
-Э-эй! Алле! Ты почему сидишь здесь? Там так весело!.. Мамочки, ты чего это, а? Ты плачешь что ли?! Тебя обидел кто?.. Влад этот, что ли? Или Фокс? Маришка! Ну, Маришка!
-Влад? – полумертвым голосом переспросила Маришка. – Нет, Ларсик, Владик. Владик, сыночек мой…
-Что? – не поняла Ларсик. – Владик? Какой Владик?
-Мой сын.
Не удержавшись, Ларсик от удивления хлопнулась с корточек на пол.
-Сын?!
Похоже, хмель слетел с нее разом. И она немедленно это доказала.
-Так он жив? Фокс обманул тебя?
-Да.
-И ты поэтому плачешь?
-Не только. Пока тебя не было, столько всего произошло… Сил нет.
-Владик… он обидел тебя чем-то? Думал, поди, что ты его бросила? Да?
-Нет… То есть, Фокс когда-то именно так ему все и преподнес. Но, Ларсик, дело вовсе не в этом. Совсем!.. Все быстро выяснилось, и Владик теперь знает правду. Но… Господи, мне даже говорить об этом невмоготу!
-Что, Маришка? Что случилось?.. Слушай, давай я тебе водочки принесу? А? — Ларсик подскочила на ноги и бросилась к двери. – Я сейчас! Только не уходи никуда, поняла?
Маришка только головой кивнула. Она и не заметила, сколько прошло времени. Но вот Ларсик вернулась, неся початую бутылку водки, «банан» газировки и два пластиковых стаканчика.
-Вот, гляди, добыла! Сейчас выпьем с тобой и полегче станет, ты мне все и расскажешь.
Она быстренько разлила водку по стаканчикам.
-Давай, пей!
Маришка послушно, автоматически выпила и запила газировкой прямо из горлышка. Поморщилась.
-А теперь говори! – скомандовала Ларсик.
-Да что говорить… В общем, после песни мы с Владом прикатились сюда. Боже мой, Ларсик, я была просто очарована им! Невероятно! Но возможно, я просто чувствовала что-то… В общем… в общем…
-Господи! – ахнула Ларсик. – Так ты переспала с ним?!
-Ну, да… Я же понятия не имела! Понимаешь? Слышишь? Я же не знала!
-Тебя никто и не обвиняет.
-Только это было, и теперь никуда от этого не денешься… А потом Фокс появился, считай, застал нас. Тут все и выяснилось… Владик… он сбежал. Нет, не так! Наверное, не по силам ему это стало все. Стыд ведь какой!
-А что Фокс?
-Он прощения стал просить и…
-Что? Он что, тоже?!
Маришка вздохнула.
-Не могу я больше. Ларсик, я жить не хочу! Понимаешь? Не хочу! Это предел… Ларсик, я сына своего хочу. Хочу, что бы он рядом был. Хочу разговаривать с ним, обнимать его, целовать…
-А может, еще и не только? – осторожно спросила Ларсик.
Маришка поглядела на нее долгим взглядом.
-Это и не дает мне покоя. Ни один из нас этого не забудет. Никогда… Но, с другой стороны, мне кажется, что вся моя нежность к нему, все мое чувство – это интуиция, это природа, заставившая вспомнить плоть от плоти моей, заставившая броситься к нему, рвануться изо всех сил к потерянной части меня самой. Только ошиблись мы, и что теперь делать…
-Но может, можно жить как-то со всем этим, но не думать постоянно, не делать из этого проблему? Ведь вы друг для друга дороже всех условностей, правил!
-Да, дороже. Для меня он сейчас дороже всего на свете и меня всю корежит от боли при мысли, что я могу его вообще больше не увидеть…
Внезапно Маришка вскочила, схватила стаканчик и, налив сама себе до краев, залпом выпила. Даже запить забыла.
-Все, я иду к нему! Где они живут? Ты же знаешь, Ларсик!
-Знаю. Я даже могу без лишнего шума провести тебя к нему в номер. Там все свои… Только стоит ли? Вернее, стоит ли сейчас? А?
-Но они могут уехать в любой момент! И тогда все, конец.
-А почему ты думаешь, что они уедут, отбросив тебя напрочь, словно, и не было ничего? Уж если этот мальчишка вел себя эдаким мачо, одним махом сокрушив все преграды, добиваясь тебя, то почему теперь, узнав, что ты его мать, которую саму все обманули, он выставит себя безмозглым тюфяком?
-Меня и не надо было добиваться! – сокрушенно усмехнулась Маришка.
-Ох! Ну и что? Почему обо всех людях ты думаешь всегда так плохо? Почему не веришь ни во что?.. Нет, я понимаю, что жизнь тебя не пощадила, но разве ты больше никогда не встречала добрых, честных людей, готовых ради тебя, ради сочувствия тебе, желания помочь, что-то совершенно бескорыстно для тебя сделать, просто поддержать? Нет?
-Ты права и ты сама наилучшее тому подтверждение. Но мне сегодня, сейчас необходимо его видеть! Хоть бы разок дотронуться, а потом – хоть трава не расти, пусть выгоняет! Так ты идешь? Ты пойдешь со мной?
-Да пойду, пойду… Дай выпить-то!
Дальнейшее Маришка помнила смутно – только лицо Влада перед глазами и стояло – как выбрались они с Ларсиком из ДК, как по дороге Ларсик выскакивала из такси и покупала коробку конфет в круглосуточном ларьке, как пробирались они тишком в гостиницу, как ругалась и в итоге соглашалась помочь ночная дежурная, которой Ларсик всучила конфеты, пытаясь убедить, что Маришка никакая не фанатка, что тут глубоко личное и очень важное дело. Наконец, дежурная сдалась, ворча, впрочем, что, если что, она ни при чем, позвонила на этаж и предупредила там, что бы пропустили.
-Иди уже, чего стоишь! – вздохнула она на Маришку. – Второй этаж, номер двести пять. Поняла?
Маришка кивнула.
-Спасибо! Спасибо вам!
-Давай, удачи! – шепнула Ларсик. – Я тебя подожду.
Но Маришка уже шла к лестнице, никого не слыша и ничего не воспринимая. Только сердце в груди и бухало, да так, что казалось, грудь разорвется, ребра под напором треснут… Она даже не заметила, как проводила ее взглядом ночная дежурная второго этажа, сидевшая под уютно горевшей лампой с розовым абажуром. Перед глазами проплыли белые двери с номерами «двести один»… «двести три»… вот он, «двести пять». Господи!.. Маришка постучала и прислушалась. Тишина. Тогда она тихонько нажала на ручку двери, прогнав мелькнувшую было мысль о том, что дверь может быть заперта. Дверь бесшумно отворилась и поначалу Маришка ничего не смогла разглядеть – комната тонула во мраке. И все же, она вошла, закрыла за собой дверь и пригляделась. В комнате, предназначенной быть гостиной, повис стойкий запах спиртного. Но не тяжелый, вызывающий тошноту, а отчаянный какой-то, тревожный.
-Владик… — прошептала Маришка, — бедный мой мальчик!
Она увидела его. Влад лежал на диване, рука его свесилась к полу, едва удерживая бутылку. Похоже, он спал.
Еле ступая, Маришка приблизилась к нему, встала на колени и, не выдержав, обняла его, прижалась лицом к его груди.
-Владик… Мой Владик!
Бутылка с глухим стуком упала на ковер, и Маришка почувствовала, как рука Владика легла на ее плечи.
-Маришка… — прохрипел он. – Ты пришла…
И тогда она разрыдалась, покрывая поцелуями его грудь, лицо… губы. Проснувшись разом, все еще хмельной, Владик обхватил ее руками, сел и взял в ладони ее лицо.
-Это ты? Это правда ты?
Свет фонарей с улицы неверно, зыбко освещал его лицо, его по-детски блестевшие глаза, открывшийся сбившейся назад челкой лоб, чистый, делавший его лицо еще более милым.
Она села рядом с ним на диван.
-Да… я пришла. Я не могу без тебя!.. Вернее, нет, не так. Послушай меня!
Но Владика невозможно было удержать дольше тех двух секунд, пока он задавал свои недоверчивые, радостные вопросы. Он снова обнял ее, попросту сжал в объятиях и быстро зашептал:
-Ты прости… Слышишь меня? Ты прости меня, Маришенька! Правда, я ни в чем не виноват, наверное… А хочешь коньяку? Хочешь?..
Маришка послушно выпила прямо из горлышка и все глядела в его светлые, прозрачные глаза.
-Маришка, я ведь не знал ничего, мне и в голову не могло прийти… Но… если бы не я, если бы я не потащил тебя в твою гримерку…
-Я потащила бы тебя туда! – выпалила вдруг Маришка.
И он одно мгновение поглядев на нее с изумлением, моментально сменившимся восторгом, вздохнул так громко, что это было похоже на стон. Стон не мучения, но переполняющей сердце радости. И еще секунду помедлив, он приблизился к ее лицу и жаркие, влажные, ласковые его губы опрокинули ее в почти безсознание. А она ловила их, целовала его, нежного, страстного, бесконечно любимого, отравляясь одним – единственным словом – НЕЛЬЗЯ! И она выкрикнула его, наконец:
-Нельзя!.. Владик, родной мой, нельзя!
Его, точно, ударило.
-Но… почему?!
-Как «почему»?! Владик, послушай, все-таки, меня!.. Я очень люблю тебя, и дороже тебя для меня никого в целом свете нет. Но… но я твоя…
-Я знаю. Знаю! – перебил он. – Только…
-Владик, я все понимаю. Правда! Но ведь против природы не пойдешь. Понимаешь меня? Нельзя то, что нельзя. Ты должен жить дальше, должен завести семью, нарожать детей. Я буду рядом, всегда! И никто никогда не будет любить тебя больше, чем я, ведь ты – часть меня самой, ты – мое сердце. Владик!..
И теперь она обняла его, прижала его голову к своей груди и… он заплакал.
-Это нечестно! – услышала она его хриплый, срывающийся голос. – Несправедливо! Как такое могло случиться?! Больше всех самых привлекательных девчонок на свете я полюбил, до смерти полюбил свою мать! Как же быть теперь? Как, скажи мне?
-Тише, тише… ты успокойся. Прошу тебя! Милый, родной мой…
-Господи, я тебя умоляю, только не говори со мной такими интонациями! Вот только этого не хватало! Можно подумать, ты сразу стала на двадцать лет старше.
-А разве это не так, Владик?!
-Да ты посмотри на себя! Ты что, в зеркало себя не видела? Девчонка! Такая же девчонка, какую, наверное, и полюбил когда-то мой отец. И ты никогда, ни за что не переменишься. Твое очарование, твоя молодость…
-Это мое наказание, Влад. Из-за них я никак не могу вписаться правильно в эту жизнь, никак не могу жить и вести себя так, как положено женщине моего возраста, я так и не научилась жить.
-Научиться жить – это играть по установленным правилам. В том и прелесть твоя, что ты живешь сердцем, душой своей. Это нелегко, потому что, чаще всего проигрываешь… Но счастлив тот, кого ты полюбишь! Так не лишай же меня этого счастья, пожалуйста!
-Откуда ты только знаешь все это…
-Ты только что сама мне напомнила, что я – твой сын. Не отца – от него я почти ничего не взял. Твой! Это он успевает и петь, и охранное агентство иметь. Это он всегда являл собой истинное воплощение мужественности и силы. Я же… Я же все делаю не так. А теперь еще и влюбился… Я умру без тебя! Ты слышишь, ты понимаешь меня?
-Да почему же без меня?!
Маришка все целовала и целовала его просто не в силах остановиться, а он прижимался щекой к ее груди и в глазах его стояли слезы.
-Видишь? Ты видишь, какой я ? И у меня совсем нет сил, что бы сокрушить все преграды, что бы завоевать свою мечту или… или что бы отказаться от нее. Ты уйдешь от меня от такого? Ты останешься просто моей… мамой?
-Твои слезы вовсе не признак мужской слабости, Владик!
И прижав его к себе еще сильнее и нежнее, она совершенно невольно, непроизвольно принялась его укачивать.
-Ты просто выпил лишнего, и это твой коньяк плачет. Тебе нелегко воспринимать то, что происходит, как нелегко было бы любому мужику…
-Ага, отец бы заплакал! Ждите!
-А вот это ты зря. Тебя послушать, так он просто Железный Дровосек какой-то. Поверь мне, он совсем не такой, хоть и долго, очень долго способен сохранять хладнокровие и держать ситуацию в своих руках. Я видела его слезы так же близко и хорошо, как вижу твои сейчас.
-Ты все еще любишь его? Только честно!
-Не знаю… После того, что он натворил, мне трудно рассуждать о любви к нему. Он предал меня, он отнял тебя у меня…
-Но я вернулся!
Она глянула ему в глаза и увидела такое отчаяние, что ей страшно стало.
-Да… да… — пробормотала она. – Но ты спрашивал о своем отце… Да, он прогнал меня когда-то, он сдался не в силах продолжать войну и сохранять любовь в ожидании, когда наконец, я перебешусь и мой характер исправится…
-Да чушь собачья! Вернее, это он внушил тебе эту чушь. Перестань ты быть самой собой и он перестал бы любить тебя, потому что, ты несла в его жизнь то, чего не хватало ему самому.
-Нет, Владик, я тоже была хороша! Поверь мне. Сколько раз я заставляла его ревновать меня до бешенства!
-Стань ты паинькой, пропал бы весь интерес. Да его все бабы с ума сводят от скуки с ними! И я не верю, что ты вела себя, как шлюха. Просто в тебе было столько очарования и жажды жизни, что мужики к тебе липли пачками. Вот и все… Очарование осталось, а вот жажда жизни…
-Я ждала его все эти годы, Влад. Проклинала себя за эту любовь к предателю, понимала, что жду, скорее всего, напрасно – не станет он меня искать. Да только Судьба распорядилась по-иному. В один день она вернула мне и тебя, и его. Вот только что теперь из этого получится… Боюсь… Господи, я так боюсь снова потерять вас обоих!.. Твой отец, он ушел молча и я вовсе не уверена, что снова увижу его.
-Что случилось между вами?
Он глядел ей прямо в лицо и ее обожгло стыдом и страхом того, что Влад узнает том, что произошло после его ухода из ее гримерки. Кровь бросилась на ее щеки, она отвернулась. На секунду отвернулась, но, наверное, Владу этого было достаточно – влюбленные сердцем видят все быстрее и яснее. Он схватил ее за руку и вынудил посмотреть ему в глаза.
-Что? Говори!.. Он чересчур долго искал тебя, не находил ни в ком, да? Истосковался слишком, что бы уйти просто так, что бы сделать вид, что пришел только посмотреть на тебя, раз уж Судьба снова свела. Так?.. Он… он попытался переспать с тобой?
Он тряс ее за плечи. Тряс потому, что понял ответ.
-Так он переспал с тобой? Маришка! Переспал после меня и… и ты ему позволила? Или ты все еще любишь его? Говори же! Не молчи!.. Я понял. Позволила.
Не в ярости, но в отчаянии, от досады Влад оттолкнул ее, вскочил.
-Ты хотела уйти отсюда в твердой уверенности, что я считаю тебя своей матерью и ни на что большее не претендую. Ведь это немыслимо, невозможно!.. Я и сам знал, что невозможно. Хотя, в действительности, невозможно это лишь по одной причине – страх за здоровье возможных детей. На другие мне наплевать, потому что, я не рос с тобой, я не чувствовал и не чувствую тебя своей мамой и это естественно. Для меня ты стала самым любимым, самым желанным существом на свете. Но… теперь это и в самом деле невозможно. Отец, похоже, до сих пор любит тебя и ты его тоже. Ты тоже любишь его, хоть и ошарашена его обманом. Когда в человеке прорастаешь всей кровью, когда он становится частью тебя, прощаешь все. Через боль, обиду, оскорбленное достоинство – через все. Все проходит, а любовь остается. Всегда. Конечно, если это настоящая любовь. А вы… вы, наверное, прошли все эти испытания, раз через столько лет вас опять захлестнуло. И уж если, зная, что между нами была постель, отец смог перешагнуть свою необузданную ревность… Это что-то да значит…
Влад говорил с опущенной головой, и сердце ее щемило от боли и невозможности увидеть его глаза. Но вот он поднял их и посмотрел на нее. Они черны были от тоски, разлитой в них.
-Иди, Маришка. Иди теперь к нему. Я больше не буду мешать вам. Иди!!!
Последнее слово он выкрикнул. Хрипло, горько, безапелляционно. И ей нечего было ответить, невозможно ни о чем просить. Он сказал то, чего она и добивалась, в сущности, но сказал так, что жить не хотелось.
Маришка медленно встала и, идя к двери мимо него, не в силах оказалась даже дотронуться до него, чувствуя, что он ей этого не позволит. И путь этот из его номера, из гостиницы, мимо не заметившей ее Лариски, которая распивала с ночной дежурной у конторки чай, путь по ночному городку казался дорогой на эшафот. О Фоксе она даже не думала – перед глазами стояло лицо Влада, его омертвевшие глаза. Она снова его потеряла. Снова. Ибо даже если он позволит ей быть его матерью, это будет сплошной бутафорией. Любовь к родителям – это чистое, мягкое, ровное чувство, которое есть всегда, которое горит тихим светом, не опаляя. А на это обожженное страстью сердце ее сына теперь не способно. Он мог бы изображать это. Но долго ли? В итоге игра эта ему начала бы претить и он стал бы попросту избегать ее… Но самое… самое ужасное состояло в том, что и она уже никогда не смогла бы забыть его поцелуев, его объятий, его страсти. Никогда! У нее тоже живое сердце и она тоже никогда не растила его, не нянчила, не качала его, засыпающего, на своих руках, у своей груди. Она не была его матерью, хоть и родила двадцать два года назад, не является и теперь. Она и в самом деле, испорченная, плохая. Она сломала жизнь двум самым любимым людям ее жизни, и что же теперь? Что? Чего она теперь хочет, что сможет? Что для нее теперь вообще возможно?.. Ничего. Совсем.
Еще почитать:
Братья
Путь подобный ветру — Глава 5.
Просто девушка — Просто девушка. Часть первая.
Город Трех Дождей — Город Трех Дождей. Глава 13
«
»
