Я хихикнула.
– Лин, скажи мне, когда ты последний раз предлагал хорошую, не дурацкую идею? – спокойно спросила я.
Мы уже зашли в комнату друга. Спустив меня на кровать, Влад подошёл к шкафу и начал в нем что-то искать. А я ждала ответ на свой вопрос.
Тишина.
– Лин! – возмущенно рявкнула я, потому что он не отвечал мне уже минут пять.
– Чё?! – так же возмущённо.
– Капчё!
– Баранки харчё!
– Да ответь ты мне уже на вопрос! – я хотела его чем нибудь тяжёлым треснуть, да так, чтоб неогрызался и обратил на меня внимание, но как то жалко.
С кем я еще общаться буду? Мне с ним весело и привычно.
– НИКОГДА! И ЧТО?! – повернувшись, рявкнул на меня друг.
Я вздрогнула. В прямом смысле слова. Не люблю я, когда на меня кричать. И Калинов это знает! Замолкла и уставилась на Влада.
На меня смотрели тёмные омуты, отражающие чуть при открытые шторы за спиной. Такие что тонуть в них страшно. Вот и сейчас. Почти чёрные. Мне всегда нравилось как свет игрался с глазами Лина. То тёмные, то светлые. Необычно.
Мы молчали. В тишине комнаты я слышала чужое дыхание. Точно не своё. Калинина. Потому что своё задержала. Я ждала, пока он извиниться, за то что накричал. Просто наблюдала за ним. За глазами, телом. Влад был все еще без футболки. Да-а… Конечно, кубики у него есть, но небольшие. Я как то их трогала. Ну что сказать, твёрдые, хотя и маленькие…
Парень опустил глаза.
– Лель, прости, я не хотел на тебя кричать, – встал и направился ко мне, но уже не с опущенными от стыда глазами, а с прямым уверенным взглядом. – Прости ради бога, прости дурака… – я улыбнулась, краешком губ.
Дурак. Какого ни где не найдёшь.
Друг это заметил, опустился на кровать рядом со мной, схватил в охапку и притянул, крепко так, даже ребра захрустели. А у меня дыхание сбило. Напрочь.
Лин уткнулся мне в шею и засопел, тихо так, едва слышно.
Тепло в его объятьях. Да и сам он тёплый. Я все шире улыбалась.
– Прости, – шёпотом сказал он, крепче обнимая, а услышав мой хрип, ослабил хватку. – Прости…
– Прощаю, – хрипло выдавила я, глубоко вдыхая кислород.
Калинов все еще ослаблял объятья, а потом вообще отодвинулся. Холодно. Улыбка погасла.
– Ы-ы-ы, ты тёплый! – проныла я, изображая грустную моську маленького ребёнка.
Влад на это все всегда смеялся и трепал меня по голове, а потом щекотил до боли в животе.
Тепло ушло, теперь холодно, не смотря на то что я в его толстовке, мне стало одиноко.
Друг рассмеялся, потрепал меня по голове и встал. Что и требовалось доказать…
– Погреешься еще, потом как нибудь, – пообещал он.
Я грустно протянула к нему руки, как маленький детёныш. Странное чувство. Хочешь в тепло, но не комнатное, а человеческое.
Лин спрыгнул с кровати и пошёл дальше шариться в шкафу, а я бухнулась на его постель и перевернулась на живот, уткнувшись в его подушку. Пахнет цитрусом. Апельсином. Он его любит, под новый год сжирает килограммы, но ему столько нельзя, красные пятна появляться будут, я потом отбираю их и ругаюсь, что Владислав потом некрасивый ходит. Прыщавый. А этот гаденыш потом ржёт, но слушается. И хорошо, а то рука то у меня тяжёлая. Уже проходили это.
Я кажется впала в дрёму, пока «капуша» одна одевалась, но на сколько? Не знаю. Разбудил меня тот же индивид.
– Лелька, просыпайся, – дёргал за плечо Лин. – Иначе проспишь край света и меня через десять лет.
Я тут же воскресла, не из мёртвых, но так резко, что друг отшатнулся с ужасом зыря на меня своими глазёнками.
– Ведьма! – неискренне округлил свои зёнки Влад.
– Ты случаем, не ведьмак? – мимо ушей прослушала его шутку.
А это была точно шутка. Юмор лучшего друга узнаю везде.
– Нет.
– Поздравляю! Значит ведьма!
Лин тяжело вздохнул и ответил:
– У тебя тушь размазалась. На, – и подал мицелярку с ватным диском.
Я удивлённо выгнула брови.
– Где ты ее взял? – недоумевала я.
– У мамы в комнате, – Влад не понимал почему я так удивляюсь и продолжил. – Я пару раз видел как мама смывала макияж этой водой.
Я расплылась в улыбке и хихикнула.
– Да-а-а, тут ты меня очень удивил, – больше не продолжая диалог, я намочила вату и протёрла лицо. Все, так чище будет.
А потом посмотрела на друга.
– Теперь? – спросила я. – Красивая?
– Красивая, – и чмокнул в лоб. – А теперь пошли, а то в школу опоздаем.
Взял за руку и повёл на кухню.
Там все ещё сидели родители лучшего друга и допивали свои любимые напитки.
– А ты поёл? – поинтересовалась я у Лина.
Потому что у него нет привычки с утра завтракать, а я пытаюсь ему это привить. Получается когда я рядом с ним, а так… только моя тяжёлая рука помогает.
– Кушал.
– Врёшь! – взглянула на него.
– Нет! – он на меня.
Прищурилась.
Влад только закатил глаза и буркнул:
– Не ел.
Со мной лучше не спорить. На лице на секунду прорезался оскал разярённого зайца, а потом пропал. Может и не разярённого…
Я радостно взвизгнула и чуть ли не хлопнула в ладоши, но опомнилась и побежала к холодильнику. Открыла, пошарила глазами продукты и вынула оттуда тарелку пирожков.
– Садись, – говорю другу, взглядом показывая на стол.
Он послушно присел и подставив под подбородок ладонь, стал наблюдать за мной. Я положила тарелку на деревянную поверхность и умчалась к полкам. Достала кружку, направилась к чайнику делать чай. Чёрный с двумя ложками сахара. Через две минуты я всучила Владу напиток.
– Ешь, – заставила его, а сама положила под голову ладони, изучая профиль Лина.
– Я не хочу.
– Будешь, – грозно ответила ему, ну пыталась.
– Нет.
– Хочешь покормлю сама? – спокойно спросила я, хотя внутри злилась и смеялась одновременно оттого, что предложила.
– Ну давай, – он ухмыльнулся краешком губ и скрестил руки.
Родители друга на это только улыбнулись и продолжили чаепитие, наблюдая за нами. Такие моменты у нас почти каждое утро. Да и вечер тоже.
– Ну ладно, – усмехнулась.
Встала, взяла пирожок и подошла к одному нарывающемуся на подзатыльники и пинки под зад Калинину. Сунув под нос хлебобулочные изделие с картошкой внутри.
– Ешь, малыш, – на последнем слове я оскалилась, смотря за реакцией вредной мордашки.
Ну а что? Надо же его как то проучить!
– Леля…– когда он открыл рот, я не теряя времени, заткнула Влада пирожком. – Ммм…
– А теперь слушай, – начала я. – Внимательно! – нахмурила брови.
Друг округлил глаза, потому что такой злой видел меня редко, а со стороны взрослых послышались смешки.
Подставив стул, я уселась на него и обиженно-обреченным взглядом посмотрела на Лина.
– Сколько тебе повторять? Ты – подросток. Тебе нужно кушать. С утра тем более! У тебя одна кожа да кости. – Калинов возмущенно засопел, вырвав пирожок изо рта. – Хоть ты и качаешься маленько, но кушать с утра тоже полезно.
– Анна, я не хочу есть! – сказал как отрезал, а я обиженно надула губки.
Анной называл он меня редко, когда был очень раздражительным или в ярости.
– Ладно, – стала искать компромисс. – Бери два пирожка и апельсин. – и тяжело вздохнула. – И пойдём уже а? – проныла я.
– Хорошо, – Калинов улыбнулся и встав пошёл к полкам, чтобы достать целлофановый пакетик.
Положил туда два пирожка, а мандарин лежавший в холодильнике, закинул в боковой карман рюкзака, чтобы не испачкать сумку, когда мы уже уходили с кухни под громкий смех родителей Лина.
Да, у нас с ним всегда ссоры на счёт завтрака, пока я так же не найду для него компромисс. Эх… Когда же это закончится? Я честно уже устала его приручать к этому. Но надо! Мы вышли из комнаты и потопали в коридор.
– О…– Владислав взглянул на мой рюкзак. – Так ты уже собранная?
– Конечно, – фыркнула я. – Ты то у нас «спящая красавица»! Не разбудить тебя! Только вода и помогает, – и грустно улыбнулась.
Эта «совушка» на выходных может до обеда дрыхнуть, даже если заснёт в десять вечера. А я к сожалению или счастью жаворонок, иногда голубь, если вырубаюсь ближе к двенадцати ночи. Голубь – это где-то между совой и жавороноком, люди которые просыпаются в семь-восемь часов, а засыпают в одиннадцать-двенадцать.
– Ну я в чем виноват? В том что дрыхну до обеда?
– Да, – а потом ухмыльнулась. – Ну как тебе утренний душ? – и нагло оскалилась, чтоб побесить друга.
Я наклонилась чтобы одеть кроссовки, но уже жалею, что не села прям на мини лавку рядом. Через пару секунд мне прилетел смачный хлепок по заднице. Прибью гада!
– Калинин! – возмущенно-обиженно.
Схватила обуток и замахнулась, но не для удара, а чтобы напугать, но меня перехватили за запястья и прижали к себе. Дернулась. Не отпускает.
– Пусти!
– Неа-а…– прилетает в макушку.
Влад выше меня на голову, достаю я только до подбородка, почти, только стучусь иногда об него затылком когда обнимаемся, а это часто случается. Я стала сильнее вырываться, билась локтями, а они у меня острые, ногами и рвалась на свободу. Смысл, если он сильней меня? Не знаю. Чертов Влад!
В голове у меня созрел план, но не факт что он сработает. Я хочу упасть в «обморок»! Но есть одно «но». Лин может это заподозрить! Хотя не факт. Потому что бывает я по-настоящему падаю в обморок либо из-за низкого давления, либо сильных переживаний. Раз-два в месяц или два месяца, бывает по-разному. Врачи говорят что это подростковое. Ощущение скажу вам не из приятных. Зато запомню я их навсегда!
Перестав «барахтаться» в объятьях друга, начала падать, при этом закрыла глаза и медленно задышала.
– Лель, ты чего? – спросил взволнованный Калинов, удержав меня за узкую талию, сдавливая немного грудь.
Я не отвечала, прислушиваясь к звукам, так как ничего мне было не видно.
– Анна, – звал Владислав. – Очнись. Опять эти гребанные обмороки! Ну сколько можно а? Твою ж нелепую стратейку! – ругался, хорошо что не матом, используя при этом мои неприличные выражения, хотя нет, более чем приличные.
К сожалению или счастью, не знаю, он не родился фантазером на всю, мать его, башку, у которой хозяйка летает хрен знает где, на уроках или в другом общественном месте. Так хорошо меня знает только Калинов. Друг детства, чтоб его.
Горячая рука скользнула на шею проверяя пульс. Есть, но медленный. Очнуться я могла через минуту или две. Иногда доходило и до пяти. А прошло около полторы точно. Хотя кто знает… Часов рядом нет.
– Ма…– тут я поняла, что Лин будет звать Галину Михайловну, а этого мне не надо, заткнула его сразу, ладонью, когда разомкнула глаза. – Ммм…
Да, что-то реально пошло не по плану. Надо исправлять и скорее… Иначе мне полный и бесповоротный кирдык.
– Не надо звать маму, со мной все в порядке, я пошутила, – последнее сказала зря, потому что голубые глаза потемнели, а я свои очи начала прятать.
– Леля… – прорычал он, когда убрала руку от мужских мягких губ.
Все. Мне конец…