Она не ждала от судьбы щедрости. О головокружительной карьере не помышляла. О богатстве не мечтала. О принце на белом коне не грезила. С раннего детства она знала, для чего явилась на свет. Чтобы работать. Добросовестно, не покладая рук, изо дня в день. Тяжело и неинтересно. Для того, чтобы элементарно не сдохнуть с голоду. Вот и все предназначение. Лаконичность собственного земного существования не пугала. Она просто приняла ее как аксиому. Она здесь, а те, другие, параллельны и никогда, ни при каких обстоятельствах не пересекутся с ее лаконичностью.
Возраст тоже был лаконичен и скуп. Тридцать пять. Строго следуя паспортным данным. Без всяких афоризмов, присказок и женского жеманства. Единственное, что выбивалось из привычного аскетизма, было имя. Совершенно неподходящее, замысловатое, заставляющее каждый раз вздрагивать, слыша его из чужих уст.
— Изка, чего застыла? Долго я еще должна ждать? Мне отчет срочно генеральному надо выслать.
— Простите, Анна Михайловна. Я сейчас. Только насухо подотру. – Изка, высокая, худая как щепь, с взлохмаченными в разные стороны иссиня-черными волосами, выбившимися из-под несуразного разноцветного платка, отмерла. Неуклюже попятилась назад, чуть не опрокинув ведро с помоями. Помоями, чуть посеревшую от офисной пыли воду, нарекла замша, в миру заместитель шефа, Анна Михайловна Заруцкая.
Планктон замшу не любил. Он и стал именоваться планктоном благодаря ей. В его многочисленный состав входил те, чьи обязанности ограничивались сбором, обработкой и хранением документации. Рука визирующая возвышалась над общей кишащей массой, уверенно направляя и руководя. Ее обладатель, Кирилл Иванович Бушков, обозначенный на позолоченной стильной табличке, на дубовой двери кабинета, как ген точка директор, замше был приятен. Полезен, необходим и, к ее великому сожалению, пока что недосягаем.
Ведро покачнулось, смачно сплюнув в сторону вожделеющей начальника замши.
— Убери пакость, Изка! – взвизгнула та, брезгливо отскакивая от нескольких прозрачных капель на полу.
— Изабелла – прошелестела щепь, наспех махнула шваброй, с болтающимися на конце скрученными бичевками.
— Чево-о-о? — взвилась блондинка. Так и взвилась. По – деревенски, с присвистом, с вытягиванием губ трубочкой. – Слышь ты, Кастильская, катись отсюдова!
Кастильская мигнула, неловко поправила волосы. В глазах и в носу защипало. В глазах, от некстати накативших слез. В носу, от некстати пахнувшего «Шанеля». То, что это именно он, Изабелла не ведала, но нюхом чувствовала, что аромат заграничный, выстоянный и страшно дорогой.
Планктон замер в ожидании. Чегой-то сейчас будет. Замша ошибок не прощает. У замши память крепкая, натренированная не на одном сотруднике. Испуганно икнула секретарша Ирочка, именуемая в народе килькой. То бишь уже не планктон, ближе к замше и ген точка директору на рыбий хвостик. Кильку сближение и приурочивание к высшим эшелонам тяготило и заставляло чувствовать себя чуждой в обоих кланах. Планктон не принимал по причине близости к его Величеству Тритону и всея властьимущих. Те, в свою очередь, не опускались, считая кильку и не рыбой вовсе, а так, наполнением для консервов эконом класса.
— Еще не домыла, Анна Михайловна. Уберу, уйду, — невнятно мявкнула провинившаяся сотрудница, отступая назад. Швабру держала наперевес, как щит. Тряпка для пыли, заткнутая за пояс халата сползла на пол. Звук от ее падения, во внезапно образовавшейся гробовой тишине получился вызывающе громким.
— Сейчас же! Немедленно! Сию секунду! И чтоб ноги здесь больше твоей не было!
— Совсем немного осталось, Анна Михайловна. Мусор…
— Пошла! Пош…- Заруцкая не договорила.
Подскочила к пунцовой от страха и стыда женщине. Перед броском пару раз качнулась с пятки на носок и обратно, раздумывая, стоит ли марать руки о техничку. Не пожалела руки и наотмашь, с разворота, совсем не по-женски полоснула ладонью по щеке. Изабелла глухо ойкнула, согнулась пополам, как будто удар пришелся в солнечное сплетение. Правая сторона лица зарделась. Тонкой кровавой струйкой заплакал нос.
Планктон в унисон ахнул. Никогда прежде замша не дралась. Килька Ирочка тихонько заплакала в носовой платочек.
Анна Михайловна согнула-разогнула руку, вскинула голову, вздула челку. День не задался с утра. Личный автомобиль, новенький «порше» капризничал, не желая трогаться со стоянки, дура — парикмахерша уложила волосы не на ту сторону, да еще и Кирилл… Последнее обстоятельство было особо огорчающим. Делает вид, что ничего не было, тогда как было. И все три раза это было обнадеживало, что уж после этой ночи, проведенной в холостяцком кирилловом особняке все кардинально изменится. И станет Анна Михайловна Заруцкая уважаемой супругой уважаемого человека. Поползновения в его кровать Бушков приветствовал, а доступ к своему безымянному пальцу охранял рьяно. Не одна замша пыталась прорвать оборону, окружить и сломленного, поверженного пленить на веки вечные. Сегодня Заруцкую постигло очередное разочарование. Вчера лобызания и шампанское с черной икрой, сегодня легкий кивок и …
— Анна Михайловна, договора по «СтройСервису» горят.
Договора у него горят… А у нее ипотека на трешку в центре и «пежо» в кредит. Добраться бы до его холеной шеи в обрамлении накрахмаленного воротничка и сдавить, как следует, чтоб неповадно было с утра небрежными кивками и отрывистыми распоряжениями разбрасываться. Тут еще эта. Со шваброй и помоями. У них с Кириллом договора по «СтройСервису» синим пламенем, а ей знай тряпкой махать. Ничего, переживет. Мыши, говорят, в случае глобальной угрозы одни на планете выживут.
— В кадры иди, — распорядилась замша.
В кадры Кастильская не пошла. Выскользнула в дверь, оставив на ручке кровавые отпечатки, и ринулась в спасительное место. Санитарная комната обдала кафельной прохладой. Прислонившись к ледяной, белоснежной стене, Изабелла сползла вниз. Оказавшись на корточках, беззвучно заныла. Тоскливо, с придыханием, как и полагается побитой собаке. Надо было ей заупрямиться. Перебежала дорогу замше, когда та не в настроении была. Ирочка еще утром всех оповестила, что та в недобром расположении духа.
В кабинке напротив зажурчала вода. Изабелла соскочила, оправила задравшийся халат. Утереться не успела. Дверка туалетной комнаты откинулась на нее, щелкнула по носу и отлетела назад, прищемив выходящего ген точка директора.
— Простите, — буркнул он. Как ни в чем не бывало прошагал к зеркалу, сбрызнул из рукомойника. Если бы сейчас разверзлась стена, а за ней открылся потайной ход, женщина прыгнула бы туда со скоростью гепарда. Чуда не произошло. Зеркало поймало ее отражение. Перепуганное, перепачканное кровью, в цветном бабкином платке на голове и синем в клеточку холщовым халате.
— У вас кровь, — констатировал Бушков. Сорвал с бумажного полотенца лоскут, сунул его сначала под тугую холодную струю, затем под нос Изабелле.
— Н-н-не надо. Это не вы. Я, я сама ви-и-иновата, — лепетала та, силясь уклониться от рук ген точка директора, одна из которых захватила ее подбородок, другая елозила мокрой салфеткой по щекам.
— Да стойте вы спокойно. Дергаетесь как маленькая, – сердито ворчал Бушков. – Кто ж знал, что вы в мужской комнате за дверью кабинки прячетесь.
— Я случайно заскочила. Думала женский.
— Хотели в женском спрятаться? – легкая улыбка коснулась губ. Внезапно
Изабелле повеселело. Даже щека, в которую врезалась замшина ладонь, перестала саднить.
— Да.
— От кого если не секрет? – Бушков отошел от нее на шаг. Придирчиво посмотрел на проделанную работу. Отметил про себя острый подбородок, аккуратный рот, чуть раскосые, цвета свежезаваренного чая, глаза. Чай он уважал и любил. В отличие от многих других, придуманных человечеством, правильный и полезный напиток. Настоянный на молоке, вприкуску с ломаным сахаром чай в его глазах приобретал еще большую ценность. Вопрос поверг ответчицу в смятение. Чай в глазах колыхнулся, норовя выплеснуться наружу.
Дверь распахнулась так внезапно и бесстыдно, побудив беседующих отпрянуть друг от друга, что лица их синхронно залились бордовым цветом, как у застигнутых врасплох старшеклассников в курилке.
— Вот ты где! – торжествующе возвестила замша, будто одержала победу в детской игре «прятки», после долгого и изнурительного поиска. — А я тебя ищу, ищу. Там Зиновьев за подписями подъехал… — заметив Изабеллу, подбоченилась и голос переодела. С человеческого на змеиный. — А эта, что здесь делает?
Ген точка директор прищурился. Ситуация забавляла. Он почувствовал мальчишеский азарт, как в былые времена, когда за него, дворового разгильдяя и первого парня на деревне боролись сразу две претендентки на руку и сердце.
— Моет
Замша оторопела. Изабелла, вжавшаяся в стену так, что сводило лопатки, почувствовала, как во рту разрастается пустыня Сахара. Язык распух и прилип к небу. От волнения закружилась голова. Сквозь полуобморочную пелену она видела, как замша переводит взгляд с Бушкова на нее, ядовитыми глазами сползает вниз по халату и упирается в мелко дрожащие, ничем не обремененные изабеллины руки, покрытые вызывающими красными цыпками.
— Нажаловалась уже, тихоня? – придвинулась поближе Заруцкая. – Такие, как ты, нигде не пропадут. В сортире достанут. Решила, кто первый, тот и прав? Только твоей правде место в сливном бачке, — голос замши окреп, даже, как показалось Изабелле, возвысился над ними с ген точка директором и звучал из-под свежевыбеленного, до неприличия ровного потолка. Замша развернулась к мужчине.
— Кирилл, она воровка. За то по морде и получила. У своих тырила. Я ее в кадры послала, заявление об увольнении писать, а она к тебе побежала. А с виду тихоня тихоней. Ну да с ней… — невзначай задев начальственный локоток одним из грудных полушарий, смущенно потупила подведенные острыми стрелками очи – Олег Борисович целую охапку привез, и не моргнув глазом…
Изабелле даже жалко стало, что главный не дал замше договорить. Почему-то ей до жути хотелось узнать, охапку чего незнакомый ей Олег Борисович привез в их офис и чего не моргнув глазом хотел учудить. Ген точка директор обернулся, смерил ее взглядом и выдал нараспев:
— Воровка, говоришь? Ну, тогда хорошо, что получила. Только мало видать. Давай и я ее уму-разуму поучу, чтоб впредь неповадно было! – то, что последовало за словами, не лезло ни в ворота, ни укладывалось в поленницу. Господин Бушков, ген точка директор строительной корпорации «Принцип» и просто Кирилл Иванович, вплотную подошел к сотруднице технического отдела Изабелле Удальцовой и крепко поцеловал в обветренные пересохшие губы.
Весть о женитьбе разнеслась по офису со скоростью сарафанного радио. То есть молниеносно и не есть правдиво. В каждом отдельно взятом случае информация о скорой свадьбе шефа либо искажалась, либо раздувалась, а то и вовсе слыла антонимом первоисточнику.
— Добилась таки своего, стерва! — в унисон вздыхал отдел финансовой поддержки, с завистью провожая взглядами накаченную попку замши.
— Повезло мужику! — резюмировали сотрудники юридического анализа.
— Какое там повезло! Чем с такой жить, лучше сразу застрелиться. Она ж из него все соки выжмет, обдерет как липку и бросит! — не уступали финансисты.
— Килька? А с виду такая порядочная! — качали головами законники — Вот правду говорят, с лица воду не пить.
— Да причем тут наша Ирочка, — недоумевали представители всемогущей бухгалтерии — Если б на ней женился, никто б и слова не сказал. Красивая, молодая, хозяйка хорошая. На новый год такие пирожки с грибами напекла, пальчики оближешь. И еще эти, как их… бутерброды иностранные. На палочках. Махонькие, на один зубок и того не хватит.
— Канапе что-ли , Татьяна Дмитриевна?
— Они самые…
— Он ее прямо в мужском туалете…ну, того…-
— Да ты что! А кого ее-то?
— Чего людям голову морочите?! — ворчал начальник службы безопасности, Палагин Семен Семенович. На свете он прожил много лет. Всякого повидал. Людские пересуды не иначе, чем «словоблудством» не называл. — Кирилл Иванович коли свадьбу сыграть захочет, вас не спросит кого под венец вести. Нечего огород из бабских сплетен городить. Идите, вона, по своим рабочим местам согласно штатному расписанию и будя…
На этом загадочном палагинском «и будя» народ разошелся, но шептаться не перестал. Новость и впрямь была впечатляющей, и оставить ее без должного внимания и тщательного коллективного расследования нельзя было никак.
В понедельник на текущую летучку собрали всех руководителей отделов без исключения, а не выборочно как прежде. Бушков томить народ не стал. Вышел на импровизированную трибуну и без вступления, по-свойски, объявил о своей предстоящей женитьбе. Анна Михайловна удар выдержала достойно. С виду даже ухом не повела. Руку ген точка директору церемонно пожала, счастья в личной жизни и скорейшего появления наследников бизнеса, пожелала. Начальник поздравления от бывшей любовницы принял с любезной улыбкой.
Ворвавшись в квартиру, замша дала волю чувствам. Рыдала, катаясь по широкой, застеленной алой атласной накидкой, кровати. Впивалась в подушку зубами, представляя, как ими, отбеленными и реставрированными в лучшей клинике города, она разрывает на части плоть ненавистной поломойки. Перед глазами с завидным упорством всплывало сегодняшнее утро. Хрустящий, лоснящийся от удовольствия Кирилл пружинистой походной идет к эшафоту. Не к трибуне. Нет. К ее, Аниному личному эшафоту, на котором, спустя несколько минут безжалостно и бессердечно повесят ее женскую честь, человеческое достоинство, надежду на светлое и безоблачное будущее. Его лицо безмятежно и безжалостно. Для беспокойства нет причин, жалости — нет места в его строго распланированной сытой жизни баловня судьбы. Как только его нога в идеально отутюженной штанине и до зеркального блеска отполированном ботинке коснулась первой ступени места казни, Заруцкая возненавидела ее обладателя. Восхождение на вторую ступень раздавило ее сердце. Третья — лишила всего.
— Ненавижу! Проклинаю!! Сдохните оба!!! — криком исходил внутренний голос Анны Михайловны, в то время как губы растягивались в милой улыбке, а изо рта булыжниками вываливались чужие, ничего не значащие слова.
Когда сил осталось лишь на то, чтобы судорожно всхлипывать, а от подведенных оленьих глаз остались узкие щелочки-якутки, она поняла, что проиграла. Всухую. Проиграла уборщице в помятом халате, с вечно торчащими из-под несуразного платка, угольными волосами. Действующая королева умерла. Да здравствует Изабелла Кастильская!
Свернувшись калачиком, замша обвила себя руками и затихла. Инстинктивно, на уровне женского подсознания она чувствовала, что необходимо сделать, чтобы унять боль. Так поступают все твари на земле. Забираются поглубже в нору и затихают, зализывая кровоточащие раны. Час расплаты наступит. Им не миновать ее. И тогда…Тогда она вновь воцарится на троне, а черная голова в цветастом платке покатится с плахи в помойное ведро. От спасительной мысли стало легче. Анна Михайловна заснула.
Andreika:
Лошадка Обыкновенная:
Ermak:
