«Фукье-Тенвиль»
Автор: Anna Raven (Богодухова Анна)
2021 г.
(в двух действиях)
Действующие лица:
Фукье-Тенвиль — Антуан Кантен Фукье де Тенвиль или просто Фукье — французский юрист, деятель Великой французской революции, общественный обвинитель Революционного трибунала. Казнён 7 мая 1795 г. в возрасте 48 лет.
Первая Тень (Женевьева) – первая жена Фукье, скончавшаяся в очередных родах, подарившая Фукье пять детей.
Вторая Тень (Шарлотта Корде) – убийца известнейшего деятеля Французской Революции Жана-Поля Марата, казненная 17 июля 1793 года в возрасте 24-х лет.
Третья Тень (Вдова Капет – Мария-Антуанетта) – королева Франции, жена казненного Людовика Шестнадцатого, осуждена и казнена 16-го октября 1793 г. в возрасте 37-ми лет.
Анриетта – вторая жена Фукье, родившая ему еще двух детей. Появляется в камере мужа не то тенью, не то бредовой тенью, как предыдущие, не то реальная – сам Фукье пребывает в состоянии между алкогольным бредом и бредом болезненным, и не отличает, где реальность, а где дурман.
Четвертая Тень (Жак-Рене Эбер) — деятель Великой французской революции, крайне левый среди якобинцев, осужден, казнен 24-го марта 1794 года в возрасте 36 лет.
Пятая Тень (Камиль Демулен) — французский адвокат, журналист и революционер. Инициатор похода на Бастилию 14 июля 1789 года, положившего начало Великой французской революции. Дальний родственник Фукье, вытащивший его в действие, был осужден и казнен 5-го апреля 1794 года в возрасте 34-х лет вместе со своими соратниками.
Шестая Тень (Люсиль Демулен) – жена Камиля Демулена, осуждена, казнена 13-го апреля 1794 года в возрасте 24-х лет.
Седьмая Тень (Максимилиан Робеспьер) — французский революционер, один из наиболее известных и влиятельных политических деятелей Великой французской революции. Казнен без всякого суда и следствия 28-го июля 1794 года в возрасте 36 лет вместе со своими сторонниками.
Палач (Шарль Анри Сансон) – известнейший палач времен Французской революции, казнивший короля, королеву, многих дворян и многих революционеров, в числе которых Робеспьер, Дантон, Демулен, Эбер и многие прочие. В общей сложности – он провел 2918 казней.
Свобода – полумистический дух
Толпа, горожане, депутаты, казненные и осужденные, стражники – массовка
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена 1.1 Пролог
Тюремная камера. На каком-то подобии кровати лежит, скрючившись, человек совершенно измученный и измотанный. Вид его неряшлив, неопрятен. По камере стойкий запах дешевого пойла, несколько мутных осколков блестят в тусклом тюремном освещении, одна целая бутылка, ополовиненная, стоит в «изголовье». Заключенный – Фукье-Тенвиль.
Всё действие происходит в странном мире на гранях между реальностью, алкогольным бредом, воспоминаниями и размышлениями.
Голос (почти реальный, раздающийся снизу, сверху и со всех сторон и уголков скудной камеры).
-Фукье-Тенвиль! Обвинитель трибунала, служивший закону и павший… твоя смерть близка!
Фукье шевелится и медленно садится на своем скудном и скупом ложе, обводит мутным и хмельным еще взором камеру и никого не находит, чертыхается, сплевывает.
Фукье-Тенвиль.
-Каналья! Даже на пороге смерти мне нет сна!
Шарит рукою по полу, не глядя, находит ополовиненную бутылку и делает глоток из нее. взгляд его становится более осмысленным, он обводит взором камеру, усмехается.
Сцена 1.2 «Клетка – это…»
Та же камера. Фукье-Тенвиль.
Фукье-Тенвиль (снова прикладываясь к бутылке).
Камера – значит? Вот что такое итог?
Что же, это было знакомо давно.
Я знаю сюда десятки и сотни дорог,
Но не знал, что здесь так темно.
Ведь я был по сторону другую…
С трудом поднимается, разминая затекшие ноги.
Я был законом, следовал ему,
И я чтил свободу дорогую,
Но я давно загнал себя в тюрьму,
А клетка – это только… так!
И я готов последний сделать шаг.
Бережно отставляет бутылку на прежнее место, затем, не выдержав, отпивает из нее еще чуть-чуть и переставляет подальше, продолжая разминать ноги.
А клетка – это только черта,
Лишь иллюзия того, что известно давно.
И всего важней – слова,
Которые ранят больнее всего.
Так, например, судья стал врагом,
И пал тот, кто исповедовал закон.
Но клетка – это…только так,
И я готов свой сделать шаг!
Подходит к решетке, прислоняет голову к ее прутьям, прикрывает глаза.
А клетка это так…для тех, кому нет больше сил,
Ах, вспомнить бы, кем я когда-то был.
Сцена 1.3 «Кем я был? Кем я стал?»
Фукье-Тенвиль, прислоняясь к решетке, поглаживая пальцами грубую стальную оковку, про себя, прикрыв глаза.
Фукье-Тенвиль.
Вспомнить бы мальчика, солнце, траву,
Вспомнить бы! Но…кажется, я не могу.
Я смотрю назад, не веря в то, что вижу,
Тот мальчик кричит, а я его не слышу.
Поворачивается лицом к камере и медленно сползает на пол, оседает, «съезжая» спиной по прутьям решетки.
Кем я был? Ребенком…да.
А сегодня кем я стал?
Презренный трибунал!
презренный навсегда.
Хохочет. Хохочет, складываясь пополам – смех давит его безумно и дико. Просмеявшись, он, цепляясь за решетку пальцами, медленно поднимается.
Я мог бы время обвинять
В своих утраченных мечтах.
Я мог проклятия бросать,
Но есть ли смысл, если крах
Уже пришел?
Тяжело отваливается от решетки, делает несколько шагов по камере, затем замирает, разглядывая свои ладони.
Я мальчика вижу,
Мальчик кричит – я не слышу,
И не верю, что он – я,
Кем я был? Кем стал сейчас?
Медленно отводит взгляд от ладоней, опускает руки по швам, сжимает их в кулаки.
Я в зеркале давно не узнаю себя,
И давно пришел мой час…
Оглядывается на решетку.
Вспомнить бы прошлое, хоть на миг,
Вспомнить бы и разобрать тот крик,
Кем я был? Кем жил и кем умру?
Я хотел бы вспомнить, но не могу.
Снова смотрит на свои ладони, как будто бы надеется что-то прочесть по линиям на руке.
Образы сложили узор,
Но правду не желает видеть взор,
Я знаю, кем я стал и кем был,
Я знаю – мне не нужны слова.
Но мне понять не хватит сил…
Прижимает руки к сердцу. В его глазах призрачно стоят слезы.
Когда я стал таким?
Когда?
Сцена 1.4 «Маленький мальчик…солнце…»
Фукье стоит, понурив голову в той же камере.
Фукье-Тенвиль.
Память моя…издевается!
Мне никакого спасения нет.
Каждый, кто жив ошибается.
А я мертв и давно оставил свет.
Мертвые ошибок не свершают,
И всё, что мне нужно —
Предупредить мальчика об этом…
Выныривает из своих размышлений, мечется по камере, ходит, но даже не замечает углов и стен, из-за чего постоянно налетает на все подряд. голос его и взгляд, и движения – всё в нем лихорадочно.
Ведь тот мальчик ничего не знает!
Он будет отравлен, простужен!
И никогда не встретит надежды рассвет!
Мальчик, которым я был…
Замирает посреди камеры, смотрит перед собою, но взгляд его как будто бы проходит сквозь время, и он не замечает ничего вокруг.
Лучи, солнце, трава…
Маленький мальчик ныне без сил,
Но когда так стало? Когда?
Оглядывается на странный шорох. Ему кажется, что по стене пробежала тень маленького мальчика, и он в ужасе отступает, но тут же берет себя в руки.
Мертвые ошибок не свершают,
И всё, что мне нужно —
Предупредить мальчика об этом.
Прикладывает бессознательно руки к сердцу, как будто бы в сердце есть какая-то дверца, мостик к прошлому.
Ведь тот мальчик не знает,
Что будет отравлен, простужен
И никогда не познает света…
Сцена 1.5 «Ожидание – хуже всего!»
Та же камера. За окном слышны завывания ветра, которые Фукье стоит и слушает, слегка склонив голову набок. Внезапно ветер разрывает шумный бой часов. Он вздрагивает. Фукье-Тенвиль свистящим шепотом, медленно отпуская руки от сердца.
Фукье-Тенвиль.
Ожидание – вот, что жутко!
По-настоящему хуже всего.
Ожидание смерти —
Последняя мука,
Когда нет веры ни во что,
И только слышно: воет ветер.
Делает несколько шагов по камере. Шаги его неровные: некоторые медленные, другой, следующий же – быстрый, третий – какой-то рваный. Он обходит камеру.
Ожидание – вот уловка!
Когда ты сам казнишь себя,
Когда нет больше сил…
Время – уму ледяная иголка,
Ты не знаешь время ночи и дня,
Обидно, что с тобой не уходит мир!
Садится на свою постель, нашаривает рукою бутылку с пойлом. Делает глоток, прикрывает глаза.
Ожидание – вот это мука!
Когда смерть ждешь с надеждой,
Когда нет веры ни во что…
Когда из прежней жизни нет и звука,
И готова последняя душе одежда,
А ты – здесь! И это страшнее всего.
Ложится на постель, лежа делает еще глоток из бутылки, отставляет ее с сожалением в сторону.
Ожидание – это когда
В мыслях уже сто раз пройден путь,
Когда нет веры ни во что…
Речь становится сбивчивой, как будто бы сонной. Фукье засыпает, вернее даже – проваливается в краткий, безумный свой сон.
И ты уже знаешь…последние слова.
Готов в последний раз вздохнуть.
Ожидание – хуже всего.
Окончательно проваливается в свой хмельной и бредовый мир.
Сцена 1.6 «Ты помнишь?»
Фукье лежит на постели. он мечется между реальностью и бредом. В камере, над ним – Первая Тень – его первая, покойная ныне жена – Женевьева. Она облачена в нечто серебряное, легкое, полупрозрачное и воздушное. Кажется совсем нечеткой. Первая Тень осторожно касается плеча Фукье.
Женевьева (с лаской, но голос ее звучит приглушенно).
Ты помнишь меня?
Мы ведь были муж и жена.
И в подтверждение – я
Пять детей родила.
Ты помнишь?
Фукье открывает глаза. смотрит на фигуру над собою, в его глазах нет ужаса – он узнает ее, но с каким-то покорным обречением.
Смерть рано найдет,
Такая подлая! Нежданно.
Ты помнишь? На моей памяти лед,
Мы расстались слишком рано.
Касается рукой щеки Фукье и тот медленно садится на постели и, без удивления, с некоторой насмешливостью и одновременно прострацией, поднимается с ложа.
Скажи мне только теперь,
Что стало с судьбами наших детей?
Фукье-Тенвиль (протягивая руку к Первой Тени)
Я помню тебя. Я скорбел.
от твоей смерти был болен.
Я никогда…в дни тяжких перемен
Не забывал и в мыслях был с тобою…
Женевьева (в легком нетерпении, приближаясь навстречу его руке)
Верно…но скажи теперь,
Что стало с судьбами детей?!
Фукье-Тенвиль (отступая на шаг, все также, протягивая ей руку)
Я женился вновь!
Может – это была не любовь,
Но сложилось так.
да, это был верный шаг.
Женевьева (в крик).
Что с судьбами детей?!
Что будет с ними теперь?
Фукье-Тенвиль (отступая еще на шаг и опуская руку).
Та, вторая – родила мне еще двух…
Женевьева (в крике отчаяния).
Ты стал ко мне слишком глух!
Что стало с нашими детьми?
Что? Что будет с ними?
Фукье-Тенвиль (отступает на несколько шагов, Женевьева следует за ним, а он направляется к своему ложу)
Я любил их всех, пойми!
Женевьева (наступает).
Что будет с ними ныне?!
Фукье-Тенвиль (садится на постель, отодвигается на самый ее край, Женевьева замирает у постели).
Я был плохим отцом,
Был глух и часто пропадал.
И теперь перед самым концом
Что ты хочешь, чтобы я сказал?
Каяться? Каждый определяется сам.
Я всё…всё отдал для борьбы!
Я закон! Я – трибунал!
Что же значат личные мечты?
Женевьева исчезает из камеры, растворяется с рыданиями. Фукье-Тенвиль валится на бок, проваливаясь в бред.
Сцена 1.7 «А дальше было так!»
Фукье вскакивает в бешенстве с постели, обводит взором пустую камеру, выдыхает, садится на постель, обхватывая голову руками.
Фукье-Тенвиль.
А дальше? Как же дальше было?
Тебя, моя любовь, взяла могила!
Должность свою потерял,
Если честнее – за долги продал…
Вскакивает, снова мечется по камере. Взгляд его лихорадочный руки, дрожат.
Женился повторно – да!
Без слов о любви – всем плевать на слова!
Двое детей появились на свет,
И вся семья разрослась, признаю,
И помню сейчас наш скудный обед,
А я в письме униженно молю.
Останавливается в углу камеры, замирает. На лице его безумная улыбка. Он делает рукою движения, как будто бы пишет по воздуху, тон его издевательский.
Родственник дальний – Камиль Демулен!
Наверняка удивился, получив письмо…
Я писал, что мне уже совсем
Нечем содержать нужно лишь одно!
Снова мечется. Еще более беспорядочно.
Должность бы…любую! Как награда!
И вот я здесь – среди тлеющего ада,
И давит на плечи одно —
Что я верен тому, что сильнее всего —
Закон!
Вскидывает правую руку, сжатую в кулак, вверх.
Закон – вот моя власть!
А я всего лишь человек и как здесь не упасть?
Роняет бессильно руку так, словно та отнялась у него внезапно.
Закон – это сила, и никому на плечи
Ее не возложить – мы все лишь люди.
И это та самая язва, которую не излечит
Ничто! Даже тот, кто себя сильнее всех судит.
Падает на колени, разом растеряв все свое метание. Тон его тише, слабее.
Мои дети – им не повезло,
Быть моей кровью.
Потому что я – верней всего,
Закон избрал единственной любовью.
Валится ничком на пол, обхватывая голову руками.
Сцена 1.8 «Определись хотя бы раз…»
Камера. Фукье лежит, свернувшись ничком, на полу. Подле него – Вторая Тень – Шарлотта Корде. Она облачена в красную рубаху, в которой была казнена по решению суда.
Шарлотта Корде.
Вы нарекли убийцей меня,
Но разве я не была права?
Но разве никто из вас
Не желал поступить как я?
Фукье-Тенвиль (медленно отнимая руки от головы).
Я знаю эти слова,
Я слышал каждую из этих фраз…
Чертовка, убийца нашего брата,
Лишившая жизни любимца – Марата!
Шарлотта Корде (усмехается, осторожно помогает Фукье подняться, но он не смотрит на нее).
Он был виновен. Он вне закона.
А я – как символ борьбы,
Я – его расплата!
Фукье-Тенвиль (с гневом вырывая свою руку из ее рук)
Шарлотта Корде – ты виновна!
Убийца подлая – вот кто ты,
Лишившая жизни Марата!
Шарлотта Корде (смеется).
Он убил бы других, а я…
Мстила ему за брань над народом.
Фукье-Тенвиль.
Убийца! Проклинаю тебя,
Проклинаю именем свободы!
Шарлотта Корде (обходит его так, чтобы стоять лицом к лицу с ним).
Пусть так! речь не о том. Я хочу тебя призвать,
Определись, хотя бы раз в жизни своей,
Что ты чувствуешь! Не как по закону сказать,
А что ты чувствуешь, живя среди людей!
Фукье отступает от нее с отвращением.
Да! Определись хотя бы раз,
Не по закону – ты, законник, трибунал!
Определись перед смертью, здесь и сейчас,
Как считаешь о Марате сам?
Фукье-Тенвиль (не скрывая презрения).
Дело не в моем отношении, знай!
Есть закон. Ты – убийца. Вот и слово.
Каждый сам путь себе выбирает,
Но он не выбирает законы!
Шарлотта Корде.
Но разве я не была права? Марат —
Преступник, вне его!
Фукье-Тенвиль (в гневе).
Он Друг Народу и он ему брат!
Шарлотта Корде.
Народ любит чудовищ, а? ничего?
Определись хотя бы раз, что ты
Чувствуешь сам, людскою душою.
Ты отдал всю жизнь для закона и борьбы,
Но без души закон чего-то стоит?
Фукье-Тенвиль (замахиваясь на Шарлотту, но та даже не дергается).
Убирайся прочь! Убирайся во тьму!
Я, может быть, осужден и попал в тюрьму,
И, вернее всего, скоро буду казнен,
Но есть среди всех имен
Имя – убийца и оно,
Презирается всеми. И я —
Проклинаю во имя Марата за всё,
Проклинаю тебя!
Шарлотта Корде (растворяясь со смехом в воздухе)
Определись хотя бы раз,
Что ты чувствуешь не по закону, а из чувств!
Определись перед смертью…сейчас!
Ты – преступник законных безумств!
Фукье с трудом доходит до своей постели и валится на нее со стоном. Снова проваливается в краткое забытье.
Сцена 1.9 «Тревожная ночь или день?»
Камера. Фукье медленно приходит в себя, но не делает попытки подняться. Лежит.
Фукье-Тенвиль.
Тревожная длинная ночь,
А может быть – серый день.
И никто не сможет мне помочь,
И узнать следующую тень.
Это сон мой? Или явь?
Проклятая память – оставь!
Я не хочу видеть новую тень!
В углу камеры, за головою лежащего Фукье образовывается медленно новая тень, принимающая человеческие очертания.
Они придут – другие! Знаю я,
Они придут, давно уж поджидали.
А я не знаю – терзание ночи или дня,
И не помню уже, как многих звали…
Усмехается.
Какая страшная ночь,
Это сон мой или явь?
Никто не сможет помочь,
Ах, память, оставь!
Третья Тень выбирается из своего угла. медленно подбирается к Фукье.
Я чувствую руки, я чувствую взгляды,
И языки, что плещут ядом.
И пропасть уже подо мной,
Но я был законным судьей!
Тень все ближе. Фукье вдруг садится прямо, резко, не оборачиваясь назад. Спина его напряжена.
Я делал то, что нужно, для блага,
Но в ночи – горнило ада
И вызывает проклятая ночь.
Илии явь? Или сон?
Тень медленно переползает вокруг постели. краем глаза Фукье замечает ее, но не подает вида и только нервно облизывает губы.
И никто не в силах помочь…
Поворачивает голову и видит новую тень.
Я вижу новую тень!
Добавляет уже с тихим, чуть затаенным ехидством:
-Без своих нарядов, ваше павшее величество, вы уже с трудом можете быть угаданы!
Сцена 1.10 «Вспомни»
Тень принимает лик Марии-Антуанетты. Это действительно она. Облаченная в ту белую рубаху, в какой была казнена, с короткими, стрижеными волосами она печально и даже с каким-то сочувствием смотрит на Фукье-Тенвиля.
Мария-Антуанетта (отходит чуть в сторону от Фукье, чтобы лучше видеть его) Господин Обвинитель… не могу сказать, что рада нашей встрече, но когда другие тени, что прошли через ваше судилище сказали мне, что вы здесь, я не могла не прийти.
Фукье молчит, смотрит на нее с враждебностью.
Значит, вам оказалось мало нашей крови, и вы решили убивать своих братьев и своих друзей?
Фукье-Тенвиль (с неприязнью и открытым отвращением). То, что происходит в кругу патриотов не касается павшей и преступной королевы. Вы больше не Мария-Антуанетта. Вы вдова Капет. Даже нет, не так! вы казненная Вдова Капет! Вот так!
Мария-Антуанетта (склонив голову со смирением). Король с самого рождения должен готов сложить голову.
Фукье-Тенвиль. Королей больше нет! Их не будет!
Мария-Антуанетта. Вы ошибаетесь. вы называли нас тиранами свободы, но что вы сделали с страной и нацией? Вы, которые кричали о правах и правде, которые так жаждали ее, что вы сделали со всеми словами и клятвами?
Лицо Фукье искажается от гнева. Мария-Антуанетта осекается, увидев это. Ее тон меняется.
Но я не затем. За ваши дела есть суд теней и суд небесный, есть суд истории и он рассудит всех! я пришла не за этим. я пришла, чтобы вы, господин Фукье-Тенвиль, вспомнили, как были жестоки со мной!
Фукье-Тенвиль (с бешеной яростью). вы были преступны с страной!
Мария-Антуанетта. К тому, что вы бросите мне обвинение в предательстве Франции, к тому, что вы объявите меня врагом всей страны, я была готова. Но к тому, что вы станете клеветать на святое…на любовь матери и сына, что вы отнимете моего мальчика! Что вы…которые клялись защитить детей от гнета несправедливости и лжи, станете использовать ребенка, запугивая его и вытаскивая из него клевету на мать, на кровосмешение…
Задыхается от гнева, не может даже продолжать.
Фукье-Тенвиль (неожиданно спокойно). Народ должен ненавидеть своих угнетателей. Любой ценой.
Мария-Антуанетта.
Вспомни, обвинитель грубость свою!
Вспомни, как ты и братья твои
Меня вели через суд словно свинью на убой,
Как только не клеветали вы на дни мои!
Фукье молчит. Он снова сидит на своем ложе, пытаясь нащупать бутылку рядом с ним.
Вспомни, как по твоему слову, по твоему!
Вы устроили унижение всему!
Ладно на казнь, ладно на это!
Но я женщина только… только мать,
А ты велел через завесу тонкую держать
Двух жандармов от ночи до света.
Фукье-Тенвиль (холодно).
Да, мы много велели и приняли мер,
Чтобы не допустить побега.
Так что же я? Перед законом лицемер?
Я не должен был делать этого?
Преступник есть преступник. Есть суд…
Мария-Антуанетта.
От суда правосудия ждут!
А от вас была лишь клевета и ложь,
На которую отвечать уже не было сил.
И освобождением стал гильотины нож,
И покой, которым не жаловал мир…
Фукье-Тенвиль.
Ты не пытайся жалобить меня!
Я – закон. – твой судья.
Твой судья – народ. когда
Они приходили к тебе – ты мотала
Все деньги на ветер и только слова
Оставляла!
Мария-Антуанетта отступает в угол. Фукье поднимается с ложа, наступает на нее.
Ты, которая любила покутить,
Которая любила в карты поиграть…
Тебе ли меня сейчас судить,
Тебе ли жалобу мне предъявлять?
Я знал нужду. И дети мои ее знали,
И узнают еще, потому что таков итог.
Суд был лжив, мы во многом лгали,
Но мы судили порок!
Мария-Антуанетта.
Я знаю, что я виновна,
И знаю, что должна была убита быть.
Но не могла поверить…все в тумане словно,
И я пыталась о спасении молить,
Хоть точно знала, что слова мои грешны,
И услышаны не будут.
Фукье-Тенвиль.
Убирайся назад, в свои чертоги тьмы,
К преступным не приходит чудо!
Мария-Антуанетта исчезает. Фукье некоторое время стоит в молчании, глядя в угол, где она только что была.
Сцена 1.11 «Вспоминаю…»
Фукье стоит, глядя в угол, в котором исчезла тень Марии-Антуанетты.
Фукье-Тенвиль (медленно, как раздумывая).
К преступным не приходит чудо!
А хорошо сказал, надо признать!
Можно это и обо мне сказать,
Я – человек, а его слушать не будут
Высшие силы и тяжелая поступь закона,
Что сильнее всех королей и всякого трона.
Отходит от того угла, оглядывает взором камеру.
А я ведь помню всё в деталях, да!
Весь тот процесс, и шум, и гвалт.
Мы спрашивали, что же есть она?
Мы ставили ей в обвинение разврат…
Да! Эбер обвинил ее в этом,
И это был уже перебор…
Но что делать, когда всему свету
нужно было показать, как действует закон?
Возвращается к своей постели, нащупывает бутылку и прикладывается к ней.
Да… мы спрашивали ее про всё.
И ставили в вину ей от и до…
Мы были хватки, как до плоти воронье,
Но мы воплощали суровый закон.
Она виновна! Она королева,
А это значит гибель – да, я вспоминаю.
Кто-то так и сказал, сказал смело,
Но кто сказал? Уже не знаю.
Снова прикладывается к бутылке.
Я вспоминаю душные залы,
И когда судили ее – было и хуже того.
Она терпела процесс, а он расцвечивался алым,
И кровью выдавал весь наш закон.
И кто-то подал ей воды тогда – я вспоминаю!
И как жестоко мы смотрели на него!
Но кто подал? Кто пожалел ее – не знаю,
Я знаю только закон.
Прикладывается опять, после чего с горьким сожалением отставляет бутылку в сторону.
Да, я вспоминаю четко процессы – один за другим,
Вспоминаю, как был другими презираем и чужим,
Все боялись меня, боялись того,
Что я воплощаю закон.
А значит – виновными были!
Иначе – страшиться чего?
Имена…они выжигаются, они камнем в сердце застыли,
Имена и процессы, лица и тюрьма – но это закон!
ложится на постель, подкладывает руки под голову.
Вспоминаю имена, процессы…сколько было их?
Я не делил своих и чужих.
Обвинил и судил, судил и составлял список врагов,
Утверждал его после…читал все доносы – я вспоминаю!
и каждый день я гнулся под тяжестью оков,
Которые законом другие называют…
Проваливается в краткий бредовый хмельной и болезненный сон.
Сцена 1.12 «Проклятая память!»
Фукье ворочается, мечется. Его слова как бред, сам он словно в горячке – между сном и явью.
Фукье-Тенвиль.
Проклятая…проклятая память,
Ты взываешь к комнатам там же, где суд,
Помню…вижу – мои дети живут.
Когда я смогу всё исправить?
Его выгибает в тошнотворной дуге. Он открывает глаза. его трясет. Первые мгновения он не осознает, где он.
А телегу к сегодня я заказал?
Кого казнят сегодня? Кто уже мертвец?
Резко садится.
Да…я – Обвинитель, Трибунал,
трепещи же – трус и подлец!
Я вытащу все то,
Что ты скрыл!
Я – это закон!
А закон есть мир…
Оглядывается по сторонам. Осознает, где находится. Заходится лающим, рваным и хриплым смехом. Смеется до слез, хоть и дыхание его перехватывается быстро.
О…великая шутка! Да!
Я – законник, что ждёт суда,
А проклятая память
Мне ничего не может оставить…
Вытирает дрожащей рукой выступившие слезы.
Нет, проклятая память!
Тебе меня не одолеть.
Я знаю, что ошибки совершал,
И ошибок уже не исправить,
И пусть, наконец, обвалится смерть!
Овладевает своими чувствами, поднимается с постели.
Я больше не трибунал,
Нет! Но это неважно, ведь я – закон,
Только орудие, что не причем,
Но…
Роняет голову на грудь, стоя в центре камеры, спиною к решетке. За его спиной движение.
Сцена 1.13 «Моя любовь, прости мне всё!»
Фукье стоит, уронив голову на грудь. За его спиной медленно появляется фигура. Женская. Фигура оказывается прямо в камере. Неясно – призрачная она или настоящая. облаченная в светлое, полупрозрачное, она будто бы больше призрак, чем человек.
Фукье-Тенвиль (с облегчением оборачиваясь к ней). Анриетта! Я боялся, что ты не придешь.
Анриетта (касаясь его щеки, рук, от чего по телу Фукье проходит дрожь, и он не делает попытки удержать ее прикосновения). Мёртвая жена тебя провожает в этот путь, почему не проводить и живой?
Фукье пытается что-то сказать, но она быстро прикладывает палец к его губам.
Анриетта. Умоляю тебя – молчи! Ты не скажешь ничего, что я хочу слышать. Это там, на ваших площадях, в ваших залах, в ваших Комитетах…там есть Свобода, там что-то значат слова, а здесь…что ты скажешь здесь?
Усмехается. Фукье отходит от нее на шаг.
Анриетта. Ты…ты, как и прочие, как и другие, думаешь обо всех!
Фукье-Тенвиль. Это твое обвинение мне?
Анриетта. Нет. Это не обвинение. И не тебе. А вам. Всем вам! И мне…
Некоторое время стоят в молчании, наконец, Фукье решается.
Фукье-Тенвиль.
Моя любовь, прости мне всё:
Мои редкие визиты в дом…
Анриетта усмехается.
Прости! Я повторяю снова и еще,
И снова твержу про закон.
Отходит еще на шаг, затем поворачивается, словно бы желая приблизиться к ней, но снова отходит.
Прости, что оставляю
Своих детей тебе…и наших.
Анриетта прячет руки в свои одеяния, ее губы плотно сжаты.
Я богом своим закон называю,
И не могу избрать иной чаши!
Анриетта (яростно).
Как смеешь…как смеешь ты
Прощения просить, когда это неважно?!
Фукье с удивлением взирает на нее.
Я пытаюсь запомнить твои черты,
Надеюсь остаться отважной!
Бросается к мужу, касается его лица. Фукье хочет сказать ей, перехватывает ее руки, но она мягко высвобождает одну руку и снова обрывает его слова.
Нет! Не смей перебивать!
Все дети мои! Я прорвусь!
И лучше тебе замолчать,
Я выдержу все – клянусь!
Фукье ошарашен таким решением супруги. Анриетта сама словно бы поражена своими словами – она выражает полную решимость, и обращается в струну…
Фукье-Тенвиль (касаясь ее будто бы неживой руки).
Прости, я не могу, оставляю
Тебя…и тебе! Мне невозможно.
Моя любовь, я давно умираю,
Не знал, правда, что умирать сложно…
Я…
Анриетта (вырывает свою руку и бросается в сторону решетки).
Молчи! Заклинаю!
Все образуется…
Замирает.
Клянусь!
Фукье-Тенвиль.
У тебя…
Анриетта (поворачивает сначала голову, потом поворачивается и телом).
И я вместе с тобой умираю!
И сильнее тебя твоей смерти боюсь,
Хоть и пытаюсь казаться отважной,
Пусть будущее будет неважным,
Но оно будет…а в нем не будет тебя!
Отворачивается к прутьям решетки. Фукье стоит к ней спиной, украдкой смаргивая колючие и злые слезы.
Фукье-Тенвиль.
Прости, что так! прости меня!
Поворачивается – камера пуста. Анриетта исчезла. Он в растерянности оббегает камеру, общупывает стены, его голос то – шепот, то выкрик).
Где ты? Где ты? Где ты, моя любовь?
Где ты? Прости, прости! Прости.
Прощения прошу и снова, и вновь…
Моя любовь!
В отчаянии сползает на пол у стены, садится, прячет голову в ладонях, утыкается головую же в колени.
Тишина, оставь! Отступи!
Сцена 1.14 «Очнись!»
Фукье сидит некоторое время в забытьи. Затем, очередная Тень – на этот раз Эбера, грубо трясет его за плечо, вырывая в мир камеры.
Эбер (даже не пытаясь скрыть ехидства).
Ба! Кто же тут у нас, кто? Или я безумен?
Фукье-Тенвиль (устало, скорее для порядка, отбиваясь).
Ты – предатель Эбер, ты же умер, умер!
Эбер (изображая из себя задумчивость).
Умер, а здесь?
С издевательским участием.
Как думаешь – почему?
А! вспомнил… меня ведет месть,
да, в эту самую, как ее…тюрьму!
Садится рядом с Фукье.
Эбер (доверительно).
Ну что? Не помогли тебе хозяева твои,
Ты – поганый пес? Не спасли…
Цокает языком, выражая издевательское неодобрение.
Вот так бывает! Приходишь ты в дело,
Врываешься – дерзко и смело!
А потом…раз, два —
И твои извернули слова…
Подталкивает локтем Фукье.
Ну ты-то в этом мастак! А?
Ха-ха-ха…
Тебе самому смешно было,
Когда ты винил нас – вершителей силы,
Что мы против вас и свободы?
Мы – выходцы из народа?
Фукье-Тенвиль (с презрением отодвигаясь от него).
Тот, кто нарушил закон – падет,
Того, кто виновен – суд ждет…
Эбер.
Да-да-да…тьфу! Где твои слова?
Они боролись за власть и твоя рука…
Фукье-Тенвиль (твердо).
Того судят, кто виноват,
Того обвиняют, кто нарушил закон…
Эбер.
А ты…обвинитель? А? судилищу брат,
Ты же тоже обречен!
Тебя винят в том, что ты убийца,
И преследовал добродетели лица,
Что ты искупался в крови…
Фукье-Тенвиль.
Молчи! Я только выполнял волю…
Эбер.
Тиранов, что свои упрочили дни.
Тех, что славу строили на боли…
Фукье-Тенвиль.
Их избрал народ, их народ любил,
И я их судил.
Они воплощали закон,
Таков этот век…
Каждый может быть обречен!
Эбер.
А ты за что?
Фукье-Тенвиль.
За то, что человек!
Эбер застывает с недоумением. Он оставляет издевательский свой вид и смотрит на Фукье с удивлением.
Фукье-Тенвиль.
Да, во мне, как и во всех гнев есть,
Да, во мне есть жажда до свободы.
Да, я знаю, что такое любовь и месть,
И что значат оковы и своды!
С усилием, держась за стену, поднимается. Эбер остается сидеть.
Сегодня называют тиранами тех,
Кому поклонялись еще вчера!
Я судил…я клеветал – это грех,
Но закон – это тоже только слова,
И всё же – я служил ему,
Точно зная, что ожидает расплата и вечная ночь…
С каким-то даже сочувствием оборачивается на Эбера.
Я много лет в себе носил тюрьму!
А ты, предатель Эбер, убирайся прочь!
Еще до того как звучит «Прочь» — Эбер исчезает, оставляя пустую камеру с Фукье.
Сцена 1.15 «Воспоминания»
Фукье-Тенвиль (сам с собою).
А я, кажется, помню процесс над Эбером!
Над предателем свободы и лицемером,
Как в краже обвинили его…
Или это не он?
Разминает ноги, делает несколько шагов взад и вперед.
Столько было их! Столько! Как
Мне удержать все уме, вплоть до имен?
Сколько их ушло во мрак?
А я ведь даже не при чем!
Оглядывается на решетку.
Да, мы были готовы к смерти, да!
На словах умереть – легко, увы.
А теперь, когда давит тюрьма,
Я трепещу в ожиданиях тьмы.
Пали враги, пали друзья —
А нам, законникам их иметь нельзя…
Начинает метаться по камере.
Нам нельзя любить,
Можно лишь судить,
А я…любил!
И нет мне сил,
Стоять…смотреть…
Прикладывается к бутылке.
Ну где же смерть?
Ну почему так долго? Мне
Казалось, помню, что казнь близка,
И быстро приходит она…
Помню, я продвигал отсрочку!
Ха-ха-ха! Срок жизни кончен и на смерть
Я только молюсь. Молюсь, чтоб скорее.
Воспоминания мои что змеи,
И я хочу истлеть!
В бессильной ярости бьет кулаком по ложу.
Имена, имена! Сколько ушло?
Эбер, Дантон, Демуленов чета?
Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон…
Тысячи сложили имена!
И проклятая память
Мне их не может оставить,
Но – душит мне дух все равно,
А я…я только закон!
Сцена 1.16 «Забыться…»
Фукье снова лежит на постели. бутылка рядом с ним почти пустая. Снова бьют часы, но она, находясь в очередном бреду, не слышит их.
Фукье.
Забыться, забыться, забыться!
К черту всех, всё, хочу назад, хочу найти
Те самые, родные, к дому пути,
А вокруг имена и лица…имена и лица!
По камере проскальзывают то ли реальные, то ли призрачные тени, мелькают чьи-то настоящие лица. Лица усмехаются, они проявляются на миг на стенах камеры. Фукье заходится стоном.
Мальчик был маленьким, мальчик не знал,
Что он – обвинитель и что он трибунал,
Что ему – судить, что ему – губить,
Что ему…
Не забыться, не забыться, не забыться!
Снова проскальзывают тени по стенам. теперь, рядом с лицами можно разглядеть руки.
Я много лет в себе ношу тюрьму,
В которой только имена и лица, имена и лица…
Мечется сердце, мечется, бьется тонко и звонко
И разум прошит как раскаленной иголкой,
А я хочу забыться, забыться, забыться…
Его мечет по постели. из стен проявляются смутные фигуры, они всюду: окружают ложе, подступают к Фукье. Молча тянут к нему темные, сероватые пальцы.
Хочу спросить…где я? Кто? За что?
Я виновен в том, что любил закон…
И теперь кругом лишь имена и лица, имена и лица…
Тело его швыряет на пол неведомой силой. Тени, обступив его, скрывают Фукье от глаз.
Конец первого действия.
Действие второе
Сцена 2.1 «Лицом к лицу»
Камера. Фукье лежит ничком в окружении множества Теней, явившихся из мрака. То одна тень, то другая поднимает голову Фукье, заставляя взглянуть на себя, некоторые тени издевательски склоняются к нему, щекочут, смеются. Их голоса приглушенные, они раздаются будто бы эхом.
Тень 1.
Лицом к лицу! Глаза в глаза!
Мы здесь…
Тени щелкают зубами, глумливо хохочут.
Фукье-Тенвиль (с твердостью, в которой лишь на самом краешке слышна дрожь).
Не моя вина!
Кто враг – тот примет смерть!
Тень 2 (рычит)
Клевета и ложь! —
Законов твоих плеть!
Тень 3 (хихикает).
И гильотины острый нож…
Тень 4 (показывает на себе, проводит по шее).
Вот так…раз-два. Раз-два!
Лицом к лицу. Глаза в глаза!
Фукье-Тенвиль (сам поднимает голову с пола, смотрит на последнюю из Теней).
Я не виновен, нет!
Тень 5 (отталкивая тень 4)
Но тебе держать ответ!
Тебе! Как другие!
Тебе! Как мы…
Тень 1 (тычет пальцем в грудь Фукье – ему больно, но он даже не позволяет себе взглянуть на палец, смотрит в глаза Тени).
Вы – к мольбам глухие —
Властелины эшафота и тюрьмы!
Фукье-Тенвиль.
Есть закон! Он был…
Тень 2.
К черту!
Кровавый пир —
И шаг лишь к эшафоту!
Фукье-Тенвиль (повышая голос)
Процесс…разбор…
Тень 3.
И позор!
Справедливым не был суд,
И законников во мраке ждут!
Фукье-Тенвиль.
Но…
Тени рывком поднимают Фукье на ноги, ставят его грубо и не щадят, начинают толкать с разных сторон, не позволяя ему вырваться и упасть. При этом глумливо хохочут ему в лицо, хватают за бока и полы ветхой одежды, дергают за волосы, тычут пальцами.
Тени.
Твой закон!
Ха-ха-ха!
Имена, имена…
Как без суда!
Казнены!
Властелины тюрьмы
И ты придешь…
Фукье безуспешно пытается выбраться.
И ты
Испьёшь
Чашу боли до дна
Трибун! Без суда!
Навалившись, Тени толкают Фукье на пол, он падает, они нависают над ним, и, пока он пытается закрыть от них голову руками, орут и кричат ему в лицо.
Ха-ха-ха!
Процессы и имена!
Лицом к лицу! Глаза в глаза!
Ха-ха! Ха-ха!
Процессы и имена!
Фукье сворачивается калачиком, сжимаясь, пытаясь не слышать никаких больше выкриков теней. Но тени больше не свирепствуют, словно бы истомившись, они разом ослабевают, опускают руки и отходят вглубь камеры, где и вовсе будто бы исчезают. Остается лишь один из теневых гостей – Камиль Демулен.
Сцена 2.2 «Я лелеял мечту»
Камиль Демулен провожает взглядом теней, отступающих во мрак углов камеры.
Камиль Демулен (со светлой печалью).
Можешь не верить, но я
Без мечты не жил и дня.
Я лелеял мечту свою
И теперь, словно закон, признаю…
Фукье, почувствовав, что на него не нападают, неуверенно распрямляется на полу.камиль переводит взгляд от углов камеры на него.
Она не так прекрасна была,
Как я доносил до народа.
Это только улыбки, слова,
Но из большего идет Свобода!
Камиль Демулен протягивает руку Фукье. Тот сначала смотрит на руку, затем переводит взгляд вверх и даже пугается, увидев Демулена.
Фукье-Тенвиль. Ты ведь умер! Как это…
Камиль Демулен. Никто из нас, даже ступив на эшафот, не умирает. Это только тело.
Фукье осторожно принимает руку Камиля, тот помогает ему подняться.
Камиль Демулен.
Я лелеял мечту – она,
Словно робкая птица – дрожит!
Но, знай, что никакие слова
Не расскажут, что птица хранит.
Фукье-Тенвиль. Камиль, мы с тобой не были близкими родственниками, но все же – кровь связывала нас.
Камиль Демулен. Да, это так.
Фукье-Тенвиль. И все же мне пришлось тебя судить.
Камиль Демулен. Тебе пришлось судить многих. Они приходят к тебе здесь. Они придут к тебе там. Но самый страшный суд – суд наших потомков.
Фукье кивает, ищет взглядом по камере бутылку.
Камиль Демулен.
Я лелеял мечту свою,
И думал, что могу править ею,
Но, встретив ее, я признаю,
Что я в восхищеньях немею…
Фукье-Тенвиль. Камиль…
Камиль Демулен. Да?
Фукье-Тенвиль. Умирать больно?
Некоторое время Камиль не отвечает, словно бы прикидывая, какой ответ ему дать. Он оценивающе смотрит на Фукье, затем, слегка улыбнувшись, отвечает.
Камиль Демулен. Гильотина милосердна.
Фукье кивком головы показывает, что ответ принят, делает несколько шагов по камере к своему ложу.
Камиль Демулен.
Я лелеял мечту свою среди битв,
Среди всех сражений восхвалял.
Я – романтик среди могильных плит,
Романтик, что не написал,
Из всех слов, что такое «Свобода!»
Фукье замирает, услышав об этом, оборачивается на Камиля.
Фукье-Тенвиль. Из всех…больше всего писал о ней ты.
Камиль Демулен. Да, я знаю. Но для Свободы нет таких слов. Она неподвластна человеку. Ее можно ощутить, это состояние духа, а не сборник чувств и набор реакций.
Фукье, не сводя взгляда с Демулена, опускается на ложе.
Камиль Демулен.
Ведь нет таких слов и воззваний
Я, как мог, говорил с народом,
Пока обретал покой и изгнание…
Приближается к Фукье.
Я лелеял мечту, не мог
Никак! – поступить иначе.
Я блуждал по сотням дорог,
И слышал вечность в плаче.
Камиль доходит до Фукье, но садится не рядом с ним, а на пол, опираясь спиной на подобие ложа.
Я лелеял свою мечту
И среди теней блуждал.
Камиль оборачивается на Фукье, улыбается.
Я отдал все, что имел, за ту,
Которой жил и которой дышал!
Сцена 2.3 «Я помню это дело»
Фукье-Тенвиль (не сводя взгляда с Камиля, переползает с ложа рядом с ним на пол).
Знаешь…я помню это дело!
Ты был так бледен.
Камиль усмехается, поводит плечами.
Фукье-Тенвиль.
И мне вдруг привиделся мальчик,
Как ты…до конца смелый,
Который был всегда беден…
Смотрит на Камиля умоляюще.
Мальчик не мог закончить иначе!
Камиль Демулен (глядя в угол, куда скрылись тени).
Каждый из нас — это он!
И ты, родич мой,
И мы все. И даже я.
Это все время. Это крови закон,
Когда в подозреньях любой!
Когда в пепел и дом, и семья…
Камиль скрывает лицо в ладонях, пытаясь, видимо, справиться с чувствами.
Фукье-Тенвиль (хватаясь за виски и раскачиваясь взад-вперед).
Это дело…да! Да! Его я помню ясно,
Сколько же было сказано зря?
Сколько же было слов…
Камиль Демулен (решительно отнимая руки от лица).
Это не было напрасным!
Над нашим миром – заря!
У нас больше нет оков
И только…
Фукье-Тенвиль.
Мне жаль!
Всех, кто так и не свершил,
Всех, кто ушел во тьму!
Опасливо косится в темный угол камеры. Оттуда раздается услужливый металлический лязг.
Камиль Демулен (поднимается).
Кровь и узор! Пепел и хмарь —
Так кончается мир!
Фукье-Тенвиль (поднимается с тем, чтобы сесть на ложе0.
Я в себе ношу тюрьму
Камиль Демулен (одновременно с ним).
Я в себе ношу свободу!
Фукье.
…для закона!
Камиль Демулен.
…для народа!
Фукье-Тенвиль (отодвигаясь по ложу к самой стене, как бы пятясь).
Я помню то дело!
Камиль Демулен.
Мальчик был смелым?
Фукье-Тенвиль.
В лицо смерти смотрел…
Камиль Демулен (с угрозой).
Без тени сомнений?!
Фукье-Тенвиль (кивает).
Среди сотен всех дел,
Лишь в этом я помню каждое мгновение.
Камиль Демулен (воодушевленно) и Фукье-Тенвиль (с упадком).
Святое стремление —
Взлет и падение.
Презрения нет…
И мальчика тоже!
Протягивают друг к другу руки, но касаются ладоней друг друга лишь кончиками пальцев.
Кто выдержит с честью ответ
И гильотинное ложе?
Так почему…мне привиделся мальчик,
Что не мог закончить иначе?
Фукье берет бутылку, делает глоток, протягивает Камилю. Тот тоже делает глоток и возвращает бутылку Фукье. Фукье снова отставляет ее в сторону.
Сцена 2.4 «Мне не было покоя»
Камиль Демулен. Выходит, у каждого из нас был свой ад?
Фукье-Тенвиль. Выходит…мне вот никогда не было покоя.
Камиль Демулен. Покоя?
Фукье-Тенвиль (как бы про себя, смотрит вперед остекленевшим взглядом).
Мне не было покоя днем,
Мне не было покоя в ночь,
Мне не было даже сна!
Когда-то я горел огнем,
И без слов умолял помочь,
Ведь ничего не значат слова…
Голос Фукье набирает силу. Он еще раз прикладывается к почти опустелой бутылке.
Мне не было покоя – лишь кошмар,
Мне не было покоя – только путь.
Мне не было молчания.
Когда в сердце были холод и жар,
А теперь не вздохнуть —
Осталось воспоминание.
Ищет взглядом бутылку, но Камиль Демулен отставляет ее еще дальше. Увидев этот маневр, Фукье снова смотрит на Демулена и кивает ему, соглашаясь.
Мне не было покоя в темноте,
Мне не было покоя в свете дня,
Мне не было даже сна.
Когда-то я молил о тишине,
Но когда тишина нашла меня,
Я снова жду слова!
Камиль скрещивает руки на груди.
Я не был на войне, но ведал поле боя,
И никогда мне не было покоя!
Фукье-Тенвиль. Я что хочу сказать…мне так жаль твою жену!
Камиль Демулен (его лицо искажается от боли). Люсиль не была виновата!
Фукье-Тенвиль. Так…было надо.
С хрипом, Фукье валится на ложе и затихает. Одновременно за спиной Камиля раздается женский смешок.
Сцена 2.5 «Белая вуаль легла на плечи»
Камиль Демулен круто поворачивается. Из темноты выходит новая тень – Люсиль Демулен. Она похожа на невесту – счастливая, молодая, вся светится изнутри любовью. На ее плечах лежит белая вуаль, отчего сходство с невестой только прибавляется.
Камиль Демулен (с восторженным придыханием, не веря, протягивает ей руку). Люсиль! Моя Люсиль!
Люсиль (приближаясь, вкладывая его руку в свою, касаясь другой рукою его щеки). Камиль! Мой Камиль!
Некоторое время стоят, крепко обнявшись, затем Люсиль с тяжелым сожалением осторожно высвобождается из объятий Камиля, оставляя одну руку в его ладонях. Он целует ее руку. Люсиль гладит его по волосам.
Люсиль Демулен.
Белая вуаль на плечи легла,
Когда я пошла любовь искать
За пределом, где все пусты слова,
Которые я так хотела сказать!
Тихо плачет, украдкой вытирая слезы.
Я верила, что близко встреча!
Помнишь…я в этой вуали была,
В этой, что сейчас легла мне на плечи,
В ней я мужем тебя назвала!
Камиль Демулен (поднимает голову, касается вуали, как святыни). Помню…
Люсиль Демулен.
Знала! Ты услышишь сердце мое,
Оно и в смерти может еще петь.
И это сердце навсегда твое,
Когда любишь – не боишься умереть!
Переплетают руки. В глазах Камиля слезы.
Камиль Демулен. Ох, Люсиль…
Люсиль Демулен (прикладывает палец к его губам). Ш…не надо, не стоит.
Люсиль Демулен.
Мне снились кошмары, жгли,
И звучали беспощадные слова.
Кто судил? Чьи решения? Чьи?
Чья в этой разлуке вина?
Фукье медленно садится на своем ложе, придя в себя. Взор его мутен, он явно не соображает, что происходит. Он оглядывает камеру.
Люсиль Демулен.
Белая вуаль легла мне на плечи,
Предвещая священную встречу с тобой.
Они еще звучали…эти речи,
Но мне плевать!
Камиль Демулен обнимает ее.
Люсиль Демулен.
Я – твоя!
Ты – мой!
Она ответно обнимает мужа и оба в то же мгновение исчезают. Фукье вскрикивает от удивления и от ужаса, вскакивает с ложа, но никого в камере, кажется, нет. Чертыхнувшись, он садится обратно.
Сцена 2.6 «Я боялся…»
Камера. Фукье в задумчивости, говорит сам с собою.
Фукье-Тенвиль. У них остался сын. Маленький Орас. Что будет с ним? а что будет с моими детьми? Мои дети…
Я был не тем отцом всегда,
каким можно было бы гордиться,
я не знал, какие сказать слова,
Не мог поцеловать… остановиться.
поднимается с ложа, начинает ходить по камере взад-вперед, в суматошном лихорадочном волнении.
Я был плохим мужем
И в первый раз, и второй,
Всегда хмур и душою простужен,
Жил законом…и пустотой.
Я боялся заводить друзей,
И стал сторониться людей,
Крови увидеть их не желая,
И это все, о чем я сожалею,
Умирая.
На улице, в отдалении страшно и гулко бьют часы, заставляя Фукье вздрогнуть, прислушаться к их бою.
Я боялся, что на своих детях
Я увижу пятна чужой крови,
Что им колыбельную споет ветер,
Ветер моей неволи.
Я боялся, видя скатерть свою,
Она была бела…когда-то.
Останавливается напротив темного угла, спрашивает как бы у него.
Но там ведь кровь? Не говорю!
Хоть вижу, что семья страхом объята.
И это мне не оправдание,
Я яд в крови носил! В себе,
И боялся…боялся ожиданий,
Что будем мы в одном огне!
из темного угла странный лязг, от которого Фукье отшатывается не в страхе, а в презрении.
Я боялся! Не того, что провал,
Не того, что умру – плевал я на смерти!
я – обвинитель, я – трибунал,
Что боялся крови на своих детях!
И я не думал, как раню, их защитить желая,
И это то, о чем я сожалею,
Умирая…
Сцена 2.7 «Боль – это слово!»
Фукье замирает, затем садится прямо на пол посреди камеры, рукою дотягивается до почти опустелой бутылки, пододвигает ее к себе.
Фукье-Тенвиль. Какой же подлец человек! Разве я боюсь смерти? нет. Разве я боюсь боли?
«Боль» — это только слово,
Которым не передать
Все муки и все оковы
И проще совсем
Замолчать!
Подносит бутылку к носу, нюхает, но не прикладывается.
Ведь страх – всех мыслей плен,
Боль – всем слабым пытка,
А я не слаб! Рвите, мерьте,
Но перед ликом смерти:
Улыбка!
С сожалением отставляет бутылку от себя.
Я был прав, ведь я – закон,
А боль – это лишь слово,
Которым не передать
Весь кошмарный сон
И все наши оковы.
Замолчать
– выход тех, кто дальше идет.
За его спиной снова лязгает темный угол, но Фукье только раздраженно поводит плечами и не оборачивается.
Не взирая на пик всех гроз,
Я поступал по долгу!
Я шел и вел других вперед,
По дороге из осколков и слёз,
И осталось теперь немного.
Облизнув губы, касается бутылки снова, но не берет ее в руки, убирает ладонь.
Я не боюсь боли – это слово,
И только! Для тех, кто слаб!
Оно не расскажет про оковы,
В которых даже в дни свободы —
Ты лишь раб!
Отделяется еще одна тень, медленно приближается к Фукье – это Робеспьер. Голова его перевязана пропитанной кровью тряпкой.
Пусть давят тюремные своды,
Пусть мешаются в сердце кровь и соль,
Тому, кто не чувствовал, не понять,
И лучше совсем замолчать…
Робеспьер кладет руку на плечо Фукье.
Фукье-Тенвиль (без удивления).
Какое легкое слово – «боль!»
Сцена 2.8 «Я знал!»
Фукье-Тенвиль.
Что ты, Робеспьер, придешь – я знал,
Можешь не верить, но я тебя ждал!
Робеспьер (обходит Фукье, останавливается перед ним, Фукье смотрит на него снизу вверх и явно не собирается вставать).
Я пришел убедиться, что тот,
Кто предавал свой народ,
Падёт.
Фукье-Тенвиль.
Чего он хочет, этот народ?
Хочет крови тиранов и тирана же ждет!
Хочет любить кровь и не хочет войны,
Проклинает мирные дни и ищет тюрьмы!
Чего он хочет, этот народ?
Да и кто, Робеспьер, тут кого предает?
Робеспьер.
Твоей задачей было воплотить
Все то, что мы хотели сохранить,
Все, чем жили мы, весь наш закон.
Фукье-Тенвиль.
Виноват и за это осужден!
Робеспьер.
Ты!.. я обвиняю тебя в том,
Что ты оказался так малодушен,
Когда был своему народу нужен!
Когда напали на защитников его!
Фукье-Тенвиль (с неохотой поднимаясь, теперь лицом к лицу см Робеспьером).
Нападали и раньше…и что?
Где Дантон? Убит! Где Марат?
а вот…
Где Робеспьер? Кто виноват
В том, что так много желает народ?!
Робеспьер.
Ты выступил за нашу вину!
И пережил нас…хоть и не так!
Так сейчас же, скажи почему?
Почему ты предал наш шаг?
Фукье-Тенвиль.
Почему…ну, раз я умираю,
Точно скажу и скажу как на духу:
Привычка у меня такая —
Не терпеть в словах шелуху!
Лицо Робеспьера искажается от гнева.
Фукье-Тенвиль.
Да! Знаешь! И ты, и Дантон,
И Бриссо, и Эбер, и Марат,
И Кутон, и Сен-Жюст
Все нарушали закон,
Каждый твердил, что не виноват,
Но в глазах народа оставался пуст!
Робеспьер.
Мы расходились давно – это правда,
Я знаю, что ты был как закон.
Но, знаешь, в глубине твоего взгляда,
Я читаю, что ты обречен!
Фукье хохочет.
Фукье-Тенвиль.
И это сказал мне мертвец,
Которого иначе, как «подлец»
Не называют даже те теперь
Кто еще недавно бился за право
Открыть тебе дверь?
Славно!
Робеспьер.
Мы имели идею, и она
Переживет века.
А что имеешь ты? Что своего?
Ты не имеешь ничего!
И даже закон обернулся против тебя,
И ты, который предал сам себя…
Фукье-Тенвиль.
Молчи! Молчи, тиран! Убью!
Робеспьер (с убийственным спокойствием).
Так вот, о чем я говорю —
Что ты имел в душей своей,
И так таился от людей?
Ты не крови боялся, а пустоты,
ведь ты не имел пожаров мечты…
Фукье-Тенвиль.
Ты – мерзавец! Ты тиран!
О, как я поздно это узнал!
Ох…как я был рад, когда
Слетела поганая твоя голова!
Робеспьер (обходит Фукье, останавливается за его спиной).
Завистник идей!
Что тебе до головы моей?
Ты говоришь, что знал,
Что я приду держать ответ…
Ты говоришь, что ждал,
Но ты знаешь, что меня здесь нет…
Фукье-Тенвиль. Как это…
Оборачивается – позади него действительно нет Робеспьера.
Сцена 2.9 «Тишина!»
Фукье-Тенвиль.
Проклятье! Всё бред,
И жизнь моя – прежде всего!
Я проиграл своей жизни свет,
Больше нет ничего.
К чему мне бояться смерти,
Если я давно уже был убит?
С абсолютным равнодушием возвращается к своему ложу, садится.
Я давно над шеей чую ветер,
И тяжесть над грудью плит.
Я мечтал о тишине, но теперь,
Когда
Она давит на мои плечи,
И сердце рвет как голодный зверь,
Проклинаю тебя – Тишина!
Проклинаю навечно.
Ложится, закрывает глаза.
Тишина!
Я ненавижу тебя…иронично!
Я так долго мечтал о тебе,
Но когда
Ты пришла – непривычно,
Я словно в кошмарном сне.
в темном углу камеры снова движение. Тени медленно выползают из него. Нельзя определить их лица, тени серы, движутся медленно, без мстительного рвения.
Ждите меня, братья и враги,
Ждите меня для своего суда,
Ждите меня! Как я жду смерти,
Я жду ласковой палача руки,
И над своей шеей ветер…
Проклиная тебя, тишина!
Сцена 2.10 «Крах был давно»
Фукье лежит с закрытыми глазами на ложе. Вокруг него собираются тени. Тени не пытаются его разбудить, столкнуть или показать ему иным способом свое присутствие. Они скорбны, печальны и мрачны.
Тени.
Твой крах был давно, но жило твое тело,
Твоя душа в законе сгорела давно дотла,
И лик твой в мраморный хлад заточён.
Ты начинал за праведное дело,
Но душит тебя тишина,
И ею ты обречен.
Фукье не шевелится. Тени обступают его плотнее.
Твой крах был давно – ты это знал,
Но почему-то тело дальше жило,
И снова утро наступало для тебя.
Ты обвинитель, ты трибунал,
У которого давно нет силы,
В котором давно нет самого себя.
Тени отступают на шаг.
Твой крах был давно, и если жило тело,
Это еще не значит, что ты был жив сам!
Это еще не значит, что ты горел огнем…
отступают еще и еще, скрываясь в своем прежнем углу, теперь уже насовсем.
Ты начинал за праведное дело,
Ты – ныне павший трибунал,
Которого мы так ждем!
Сцена 2.11 «Я проклинал…»
Фукье-Тенвиль (по-прежнему, не открывая глаз).
Верю — не верю? Я проклинал каждый рассвет,
Каждую ночь, что все равно пережил!
Я еще жив, но меня давно уже нет,
Я, граждане, живым еще остыл!
С трудом, с кряхтением и стоном открывает глаза и садится на ложе, растирает затекшую, очевидно, шею.
Верю – не верю, сам не пойму,
Всё по закону…сердце грызёт!
Я давно заточил себя в тюрьму,
Из которой ничто не спасет.
В коридоре, за решеткой слышны голоса. Фукье напряженно прислушивается к ним. голоса приближаются.
Я проклинал каждое утро,
Что врывалось, меня обжигая,
Я ждал! А небо…такое хмурое,
Но к черту! На мольбы не уповаю!
Возле камеры видны силуэты приближающихся людей. Фукье, завидев их, встает с постели.
Я проклинал каждый час,
Не понимая, чем жив еще,
И каждую, из своих фраз —
Что вились! Как воронье…
К решетке подходят люди – стражники. Они открывают скрипучую дверь камеры. Фукье с усмешкой наблюдает за ними.
Верю – не верю? Сам не знаю!
Жив или мертв…жаль лишь семью.
Впрочем – кажется, я их проклинаю
Также сильно, как и люблю!
Стражники откидывают дверь камеры в сторону, но не решаются сразу зайти. Фукье кивает им, находит взглядом бутылку, равнодушно тянется к ней…
Верю – не верю? Не пойму,
Время летит. Время бредет.
И даже смерть не спасет,
Того, кто сам заточил себя в тюрьму…
Фукье делает последний в своей жизни глоток. Залпом они допивает остатки из бутылки, после чего с презрением швыряет бутылку в стену. Та с грохотом разбивается, стража вздрагивает, Фукье смеется.
Сцена 2.12 «На казнь. Пора!»
Стражники заходят в камеру, оставляя дверь открытой.
Фукье-Тенвиль. Наконец-то пришла пора республике увидеть и мою голову?
Стражник 1. Гражданин Фукье-Тенвиль, вам предъявлено…
Фукье-Тенвиль. Без этого! Ну! Ведите!
Стражники берут под руки Фукье и выводят его из камеры. Он не сопротивляется, на его лице полное презрение и равнодушие ко всему происходящему. Фукье ведут по коридору среди каменных сырых стен, темных переходов и галерей и множества таких же камер и решеток.
Стражник 1.
Тот, кто закон нарушал – умрет,
Тот, кто врагом был – падёт,
Тот, кто знал и не выдал имя врага…
Стражник 2.
На казнь! Пора!
Тот, кто не верил – сгинет,
Тот, кто противился – мертв.
Кто заблуждался – отринет…
Стражник 1.
И к нашей идее придет!
Тот, кто осмелился быть не тем,
Кто осмелился спины хлестать —
Тот уходит в пепел и тлен…
Фукье-Тенвиль (с презрением).
Да можете вы замолчать?!
Тот, кто верил в свободу,
И был законом народа,
Кто судил врагом еще вчера…
Стражник 1, 2, Фукье.
На казнь…Пора!
Фукье грубо выталкивают в тюремный двор, где завязывают руки и грубо усаживают с такими же осужденными в позорные телеги. Фукье морщится от боли, когда кто-то слишком уж усердствует, усаживая его, но остается спокойным и не выдает никакого слова и своего состояния.
Сцена 2.13 «Перед ликом смерти…»
позорная телега движется по улице. Толпа, встречающая ее, гневлива. В Фукье летят оскорбления, самые ласковые из которых: «Законник!», «Цепной пес!», «Мерзавец» и «Сволочь!» кто-то из осужденных с Фукье, пытается сохранять невозмутимость, а Фукье невозмутимость сохранять не собирается, он переругивается, хамит и, кажется, что снова бы судит и обвиняет.
Фукье-Тенвиль.
Перед ликом смерти я спокоен,
Перед толпою бунт держу…
Выкрик 1. А! смотрите, цепной пес! Что, не можешь кусаться?! Обломал зубы?
Фукье-Тенвиль. А ты свои на полку сложил?
Напоследок молчать не стоит,
Всё, о чем молчал, скажу!
Выкрик 2. Так тебе и надо, мерзавец! Губитель!
Фукье-Тенвиль. Губитель…законник, вы определитесь хоть в чем-нибдь! Хотя бы раз.
Бойтесь вы…все бойтесь, да!
Я не боюсь – страха не ждите!
Сегодня падет моя голова,
А вы свои…сберегите!
Выкрик 3. Гореть тебе в аду!
Фукье-Тенвиль. Тоже мне…райские кущи!
Перед ликом смерти спокоен дух,
Перед толпою я гнев явлю.
Я не был к вам, французы, глух!
Я вас любил и, может быть, люблю!
Выкрик 4. Умри, сволочь!
Фукье-Тенвиль. Не все сразу!
Нет, все деяния мои – закон,
А закон отрядился вами.
Так чем же я заклеймен,
Как не вашими же словами?!
Выкрик 5. Ублюдок! Убийца! Законник!
Фукье-Тенвиль. А я – Фукье-Тенвиль, рад знакомству, каналья ты этакая!
Перед ликом смерти – храбрюсь,
Перед толпою я глумлив,
Но я без страха признаюсь,
Что чаще всех вас был убит!
Выкрик 6. Тебе бы наши мучения…
Фукье-Тенвиль. Мои на себя никто из вас не брал!
Убит! Сердце мое не камень,
Сердце мое умеет рыдать,
И сам я- закон, но пламень
Изнутри умеет сжигать!
Выкрик 7. Тебя уже ожидают тираны в аду!
Фукье-Тенвиль. И щелкают бо-ольшими зубами! Будет хоть с кем поговорить!
Пред ликом смерти спокоен я,
Пред толпою гнев явлю.
Смерть давно обнимает меня,
Я каждого из палачей своих люблю.
Выкрик 8. Дайся ты мне! Я бы тебя придушил!
Фукье-Тенвиль. Расторопнее будь, гражданин!
И проклинаю, хоть спокоен,
Хоть насмешлив и груб,
Мне бояться вас не стоит —
Есть сильнее и законнее суд…
Выкрик 9. Пусть тебе после смерти нет покоя!
Фукье-Тенвиль. А я и не замечу…
А я…пред смертью глух,
Пред толпою гнев явлю.
Чтобы потешить свой дух…
Позорная телега останавливается у эшафота.
Франция, я тебя люблю!
Осужденных начинают вытаскивать, без каких-либо церемоний и осторожности, из позорной телеги. Каждого толпа сопровождает бранью и оскорблением, свистом и угрозами.
Фукье толкают с в сторону эшафота, он усмехается, глядя на возвышающуюся гильотину, Палача и его помощников.
В толпе зевак, собравшихся посмотреть на казнь, среди улюлюканья, Фукье краем глаза замечает свою вторую жену с детьми, но не оборачивается к ней, поскольку с другой стороны улицы замечает тень и первой жены, уже давно мертвой. Решив, что это лишь его очередные тени и бред, Фукье остается беспристрастен ко всему.
Сцена 2.14 «На четыре стороны света»
Наступает очередь Фукье подниматься по ступеням эшафота. Он восходит по ним, остается ровным и даже равнодушным. Скучающе разглядывает толпу, позволяет уложить себя на доску. Свист лезвия гильотины…восторженный вздох толпы.
Палач поднимает голову Фукье.
Палач (показывает голову в сторону юга).
Юг, потерявший друзей,
Братьев, жен и матерей,
Вот – голова желанная ваша,
Он с честью испил эту чашу.
Восторженные аплодисменты зевак, восславление Палачу.
Палач (к западу).
Запад, твой был слышен крик —
Ты, потерявший все права,
Ожидавший долго этот миг —
Вот желанная тебе голова!
Толпа ревет от восторга.
К северу.
Север, терпевший все раны,
В крови потерявший себя,
Вот – взгляни смелей: награда,
Что по праву – твоя!
Гул, яростный свист.
К востоку.
Восток, узревший невзгоды,
Что никогда не жалел ничего,
Во имя Священной Свободы,
Взгляни – вот голова его!
Обводит еще раз по всем сторонам света головою, вызывая восторг. Голос чуть дрожит.
На четыре стороны света,
Голову вам покажу – она
Знаменует вам вашу победу,
И воплощает все ваши слова.
Поворачивает голову к себе лицом, прикрывает ей глаза. со скорбью.
Сегодня странный день, когда
Победив, мы не скажем больше об этом,
Это день, когда вдруг онемели наши слова
На четырех сторонах света…
Бережно опускает голову в корзину, зябко поводит плечами, делает отмашку своим помощникам, призывая закрывать гильотину.
Сцена 2.15 «Танец Свободы»
Медленно расходится ликующая толпа, Палач сходит с эшафота, помощники закрывают гильотину навесом, убирают тела, смывают метлами кровь прямо на землю. Остается на улице полумистический хрупкий дух – Свобода.
Свобода пытается остановить рукою проходящих мимо граждан, но те как будто бы не видят ее, и все ее усилия напрасно. Она силится заглянуть в глаза кому-нибудь, но не может поймать прямого взгляда.
Свобода прекращает попытки и начинает танец. Ее движения сначала медленные, затем они все более и более яростные.
Толпа, даже проходя рядом, не замечает ее и огибает, не задевая. Свобода – невидимка.
Свобода.
Сердце птицей трепетало в груди,
И звучали на улицах песни.
Я танцевала вот так: раз-два-три…
Мы танцевали все вместе.
Кружится.
А теперь все имена и имена,
И чудится мне, что я не нужна,
Что вы будто устали от борьбы,
И нет уже с вами мечты.
Пусть сердце еще трепещется птицей,
Но от танца пора остановиться,
А сердце все ритм отбивает:
Раз-два-три. Раз-два-три.
И испуганной птицей взмывает,
Рвется из разорванной груди.
Кружится еще быстрее.
Вы – братья мои, мужья и дети,
Матери, жены, сестры, друзья.
И ваша гибель – все мои смерти,
Я умираю, и не воскреснуть нельзя.
А сердце мое трепещется птицей,
Но от танца пора остановиться,
А сердце мое ритм отбивает…
Кружится так, что ее движений уже не видно, не различить.
Раз-два-три. Раз-два-три.
И испуганной птицей взмывает,
Рвется из разорванной груди.
Незамеченная никем Свобода падает, словно подкошенная, на колени, в парижскую грязь.
Конец второго действия.
Конец.
Еще почитать:
120 буффонадных антрэ с 1850 по 1998 год — ДРЕССИРОВАННЫЙ ВЕРБЛЮД (1910, Россия)
Атенаис
120 буффонадных антрэ с 1850 по 1998 год — ГИТАРА ПО-АНГЛИЙСКИ или ОТОМСТИЛ (1900, 1945)
120 буффонадных антрэ с 1850 по 1998 год — ОДИННАДЦАТЬ ПАЛЬЦЕВ (1920)
«
»
19.04.2021
