Эгоизм.

 

– Почему именно я? Почему из всех людей на свете, виноват именно я? Почему из всего ничтожества на свете, страдаю именно я? И опять ты молчишь… Почему я не получаю то, что так сильно желаю? Почему у всех есть то, чего нет у меня? Я заслуживаю больше, чем имею и беру! Разве это не так? Ты же всё знаешь, так почему ты вечно молчишь, отец? 

 

Ответа не последовало. Тишина на мгновение вновь поглотила мраморные стены зала. Пламя продолжало содрогаться в беспокойном танце, словно опасаясь приближающейся беды. Резкий звон. Звон колоколов. Звон, что заглушил своей тяжестью и болезненной громкостью. Звон, что заставил зажаться и вскрикнуть от давящего напора. 

 

– Что? Ты меня презираешь, отец? Так ты решился ответить своему сыну? В первый раз за всю вечность и таким низким способом? Ты должен мне помогать! Ты должен также, как должны и они! Но они все должны уступить мне место! То, что ты мёртв, не избавляет тебя от обязанности! Ты говоришь, что я должен верить? Верить во что? В ту легенду, что вы называете Богом? Не смеши меня, отец! Сколько бы люди не верили, они все — равно попадут в ад! Я не буду надеяться на того, кто меня не услышит! Есть только я! Я! И есть ты, отец. Как там в аду? 

 

Дикий смех раздался по залу. Свечи потухли, оставляя после себя маленькую полоску дыма. В конце зала раздался мягкий шелест, заставив обратить на себя внимания. Смех прекратился. Всё такие же тяжёлые шаги остановились у раскрывшегося зеркала. 

 

– Какая прелесть. 

 

Колкая фраза прозвучала довольно тихо, но среди этих мраморных стен была особенно слышна. 

 

– А на деле. Есть только я! Я! И никого больше! Только я! Всё существует только для меня! 

 

Безумие, накатившее волной съедало и так крайне сгнившее сердце, заставляя постепенно смеяться всё громче и громче. Громче и громче, пока эгоист окончательно не потеряет себя.