Моё детство ничем не отличалось от других детств – Мама, Папа.
Мать была писателем, отец крупным редактором и книжным критиком в самом элитном бюро города. Разумеется, они постоянно читали.
При моём рождении мать сразу ушла в декрет. Она всё детство была рядом со мной, но не слишком близко, а на нужном расстоянии. Первым воспоминанием из детства, был образ мамы: она сидела на большом кресле с шёлковой накидкой, разукрашенной в причудливые узоры. Её взгляд был размыто направлен куда-то вниз. На месте взгляда была книжка, конечно, я уже не помню, что это была за книга. Она читала необычно, как минимум для меня. Её чтение, всегда сопровождалось тихим шёпотом, пересказывающим текст. Маленького меня очень завлекал этот шёпот, каждый раз, когда она читала, я, увлечённо смотря на неё слушал. Интереса добавляло наблюдение за её лицом. Эмоции сменялись бешеным ураганом. Удивление перерастало в смятение, из смятения в недовольство и так по кругу. Тогда я не понимал, как такая маленькая книжонка может принести столько эмоций.
Отец же читал совсем по-другому. Сидя на кресле из твёрдого дубового дерева, он свысока смотрел на маленькую книжонку, так жалко лежащую в его крепких ладонях. Никакого шепота, отнюдь, не было. Лишь строгое лицо и пустой взгляд, опущенный вниз. Контраст был очевиден. На лице не было ни удивления, ни смятения, лишь холодное равнодушие, так поглощающее меня. Но захлопнув дочитанную книгу, он дружелюбно потупливал взгляд в мою сторону и улыбался, так по-детски несвойственно для его внешности.
Разумеется, читать я научился чрезвычайно рано. В четыре с половиной года я уже умело обращался с текстом в детских книжках. Моей заветной мечтой было прочитать мамины книжки. Слушать её чтения было уже мало, я хотел сам испытать эти эмоции.
Книга за книгой, я становился всё более умел в чтении. Наконец, мамины книги перестали быть похожими на китайскую грамоту. После прочтения первой книги величина моего разочарования была неизмерима. Я читал ещё и ещё, не испытывая ничего, я искренне не понимал, как приторные истории про любовь вызывали у мамы столько эмоций.
— Мам, как ты можешь читать такой мусор?! – сам поразившись своей дерзости спросил я.
Мама ничего не ответила, а просто улыбнулась и ласково погладила меня по макушке. Тогда я, ничего не поняв, решил просто смириться.
Следующим шагом были книги отца. Не успев договорить свой вопрос, я уже увидел на его лице так знакомую ухмылку. Спустя пару секунд в моей руке лежала небольшая книжка. Её обложка была блевотно-зелёного оттенка, словно её зачем-то окунули в болото. Приглядевшись к обложке, можно было с трудом заметить название, написанное тоненьким золотым шрифтом: «Какое-то сложно выговариваемое имя с фамилией — Военные хроники».
Переход от наивных любовных рассказов, к «Военным хроникам» был слишком резок, даже для меня. Крупный «Biome» шрифт моментально переменился в еле различимый «Times new Roman». Простенький сюжет, вдруг протлел, став напоминать пепел, который было так тучно сметать со страниц. Ворох из дат, странных имён с фамилиями, ужасающих описаний, ворошил содержимое моих мозгов. Размытые в наивности образы, перестали быть таковыми, став по страшному конкретными.
Я еле-еле преодолел сложность прочтения «Болотной книжки». Вернув её со словами – «И как ты это вообще читаешь, Пап».
Время шло, я рос. Времена года менялись за окном, как и книжки в моих руках. Росло и моё мастерство чтения, читать книги отца стало проще простого, а мамины книжки и вовсе вызывали лишь ухмылку на лице. Я вырос начитанным ребёнком, которому было так сложно столкнуться с этим “глупеньким и жестоким” миром.
