— А всё-таки чудес не бывает, — заявил Гаврила. Ложкой он утаптывал сливочное озерцо в распаренную гречневую кашу. С холодильника тихонько поигрывало радио, из приоткрытого окна то и дело доносилось квохтанье разодравшихся кур, но они оба ничего не слышали в разгаре беседы.
— Что хочешь говори, а я знаю, что бывают, — парировала жена. — Тебе тефтелек-то, может, побольше подложить?
— Давай, — согласился Гаврила, но тут вспомнил, что они вообще-то спорят: — Нет, ты послушай! Если твоему попу без «Кагора» чудеса не являются, то это самое верное доказательство, что их вовсе нет.
— Это не батюшке «Кагор», это для пресуществления.
— Как ни крути, всё едино. Дурью маешься.
— Ты чего так возмущаешься? Непьющий же у меня, умница, а встал грудью за винище. Ну не нужны тебе чудеса, так хоть мне не мешай.
— Васька нам бутылку из самой Москвы пёр, а ты её так запросто отдать хочешь, — буркнул Гаврила, рассекая ложкой тефтель. — На день рождения бы откупорили, соседей позвали, всё как полагается. Нет, надо же выдумать: чудеса-а!
— Да не выдумываю я! — вспыхнула жена, но тут же затихла. Гаврила даже ложку ко рту не донёс: ожидал, что ругаться будет, ан нет — сидит, молчит, в тарелку не глядит, улыбается себе чего-то. Пойми этих женщин.
После ужина Гаврила собрался на прогулку. Хотелось ему в магазин, колбаски прикупить, хлеба.
— Сырку взять какого-нибудь? — спросил он жену, заглянув из тамбура в кухню.
