Бабочки Ахета

Объявление об окончании посадки на рейс «Париж — Каир» монотонно прозвучало над аэропортом Шарля де Голля. Ахет Шери устало поднялся по трапу в салон самолета, занял место у иллюминатора. Рядом подсел Рафаэль Сантеро — парень лет двадцати трех, фотограф, открывший свою студию на окраине французской столицы. Он целый месяц не давал покоя Шери, которого избрал своей рекламной моделью, дерзкими фантазиями в плане локаций съемок, выбора одежды, а также постоянными изменениями в контракте. Ахет вздохнул, закрыл глаза. Он недолюбливал взлеты и посадки, однако, работа перед объективом обязывала к хоть и редким, но перелетам.

— Скажите, месье Шери, — фотограф попытался завязать разговор по душам, — Вы, правда, настоящий египтянин, потомок фараонов, как мне рассказал по секрету один знакомый? Ведь Ваше имя — псевдоним?

Ахет приоткрыл правый глаз, недовольно покосился на назойливого собеседника. «Так я тебе и рассказал», — подумал он, отвернулся к окну, подавляя чудовищное желание сделать из золотой цепочки на шее Рафаэля змею. Увы, такие превращения остались приятным воспоминанием: необыкновенная сила, когда-то подаренная маленькому египетскому принцу всемогущим Анубисом, исчезла так же незаметно, как и появилась: Ахет исполнил свое предназначение — через три тысячелетия воскресил любимую. Что еще нужно богам? Сделать счастливым хотя бы одного человека, дабы не потерять своего могущества, и принц оказался в числе таких редких избранных. Однако, Шери не понравилась темная сторона его способностей. Человеку, познавшему деспотичность отца и родни, не хотелось причинять зло ради удовольствия. Он лишь защищался, вытягивая жизнь из наемных убийц, посылаемых его братом. Это была незаметная, долгая и очень жестокая борьба, из которой Ахет вышел победителем. Но у дара оказалось маленькое побочное действие… Всего лишь желание — и неживое становилось живым: цветы — непоседливыми насекомыми, веревки — ручными змеями, а заколки — златокрылыми жуками… Простое оживление предметов доставляло египтянину настоящее, неподдельное удовольствие, особенно, сотворение бабочек из лепестков роз. Из бело-голубых получались самые экзотические, подобные тропическим морфо. А потом силы вернулись к божеству… Мужчина очень долго привыкал к тому, что засыпать приходилось не под шуршание крыльев, а под звуки ночной улицы. Утром тоже не было усыпанных подвядшими лепестками постели и ковра. Даже присутствие рядом любимой девушки не расслабляло так, как это делала незатейливая магия.

Ахет задремал, а рядом, листая брошюры, Рафаэль в очередной раз перекраивал планы поездки.

— Я решил, что первая фотосессия будет в Хургаде на фоне моря, — забирая чемоданы после досмотра, Сантеро обрадовал Ахета.

— Почему Вы не взяли помощников? — египтянин вместо ответа задал вопрос.

— Экономия. Раскручу фирму — тогда всем штатом будем ездить на съемки.

— Не скупись на хорошую кровать, иначе будет спина болеть, — философски изрек Шери и добавил: — В Хургаду я не поеду. Там делать нечего, и в договоре ее нет…

Сантеро скрипнул зубами, но промолчал. Ссориться с человеком, который может вытащить новую фотостудию «из грязи в князи», Рафаэль совершенно не хотел.

— Куда едем? — уточнил фотограф.

— Поездом в Луксор. Карнакский храм. Первую съемку, как и планировали, лучше провести там.

— Как пожелаете, месье Шери…

Ахет уже не раз пожалел, что согласился помочь новоиспеченной студии. С таким руководителем, пусть даже и талантливым фотографом, бизнес не протянет и нескольких месяцев. Постоянство, прагматичность и способность к четкому планированию — вот что ценил Шери в бизнесменах. А тут… Взбалмошный юнец с непомерными амбициями и полным отсутствием дисциплины.

В луксорской гостинице египтянин выбрал номер на верхнем этаже. Разобрав последний чемодан, он подошел к зеркалу. Ахет Шери был уже немолод. Многочисленные седые пряди закрались в длинные волнистые черные волосы. Вокруг глаз появились морщины. Фотомодель улыбнулся отражению, заправил за ухо выбившийся из-под заколки локон. Столько раз за последний год ему предлагали заглянуть к пластическому хирургу, но он отказывался, мотивируя, что не к лицу пятидесятилетнему мужчине выглядеть подобно мальчишке. В возрасте был его неповторимый шарм, а вместе с этим и выгодные контракты. Размышления Шери о внешнем виде прервал стук в дверь. В комнату без объяснений ворвался Рафаэль.

— Шарм-эль-Шейх? — выпалил он. — Там есть очень красивые виды… Это фантастика!

— Туда должен ехать не я, а толпа миловидных девушек, — отрезал Ахет и приказным тоном добавил: — Завтра в пять утра машина до Карнака у подъезда. Протянете время — я никуда не поеду.

— Какая разница, снимать утром или днем, — возмутился Рафаэль.

— Жан-Поля Вернье на Вас нет! — вспылил египтянин. — Был бы он жив, я бы работал только с ним и никогда не связался с Вами! — и про себя проворчал: — Или этот юнец становится серьезным фотографом, или пусть детские праздники снимает!

— Простите…

— В пять утра у подъезда, и ни минутой позже!

Ахет с радостью захлопнул дверь за ретировавшимся Сантеро, потом сделал несколько звонков по поводу фотосъемки на территории культурного объекта, оплатил через посыльного разрешение. Конечно, подобное и в голову не пришло бы новичку… Только день потеряли бы на поездки.

Поднявшись с рассветом, египтянин упаковал в чемодан костюмы и украшения, спустился вниз. Таксист уже ожидал пассажиров. Перебросившись с водителем несколькими дежурными фразами, Ахет сел рядом.

— Ждем? — поинтересовался местный.

— Нет. Пятнадцатиминутный лимит времени вышел. Едем.

Автомобиль отъехал на приличное расстояние, но Шери все смотрел в зеркало заднего вида на парадный вход. Вот на крыльце появился Рафаэль, недовольно замотал головой, замахал руками. Египтянин улыбнулся, но машину останавливать не стал. Пунктуальность — она и в Египте пунктуальность.

Предупредив охрану о визите фотографа, Ахет, не спеша, ходил с небольшим чемоданом среди развалин храма. Ничего не изменилось за два с половиной десятилетия, когда он в тени полуразрушенных стен отдыхал после долгого пути. Вот и камень, на котором он сидел, размышляя над будущим. Мужчина, скрестив ноги, устроился поудобнее на еще прохладном блоке. Ахет закрыл глаза, грубо смахнул заскользившую по щеке слезу. Прошлое… оно никогда не давало египтянину покоя, напоминая о самых тяжелых моментах в его жизни.

— Мы будем снимать здесь? — раздался голос Рафаэля над головой своей фотомодели.

— Нет. Я всего лишь жду Вас. Во внутреннем дворе есть прекрасные рельефы, тонкая игра света и тени на стенах.

Сантеро пожал плечами и побрел за мужчиной, поднявшимся со старого камня.

— Пока я переодеваюсь, поищите удачные ракурсы и сделайте про запас снимки фонов. Могут пригодиться для монтажа… — посоветовал Шери и направился в сторону следующего зала.

Рафаэль бродил среди колонн, вглядывался в поврежденные лица царей, цариц и бесконечного сонма богов, смотрел в видоискатель, щелкал затвором, чертил мысом сандалии на песке крестики, где будет стоять он и его модель. Утреннее солнце заполняло дворик легким светом: лучи еще не слепили, а тени мягко ложились на стены и остатки каменного пола. Было тихо. В такую рань даже смотрителей не наблюдалось среди руин. Фотограф довольно улыбнулся, наслаждаясь спокойствием безлюдного места и свободой движения.

— Вы готовы? — произнес Ахет, внезапно появившись из-за колонны.

— Какого?.. — невольно воскликнул Сантеро, оглядев мужчину с головы до ног. — А где?..

— Успеем… Часа два до первых посетителей у нас есть.

Египтянин поправил ворот у белоснежной рубашки с расстегнутой верхней пуговицей, засунул руки в карманы темных брюк и прислонился к колонне.

— Работайте. Вы же фотограф!

Ахет медленно менял позу за позой под щелчки зеркальной камеры, не спеша перешел от колонны к упавшему блоку, сел на него.

— Рафаэль, а теперь скажите, сколько незасвеченных кадров у Вас вышло?

— Что? — раздраженно выпалил фотограф, принимаясь листать снимки на экране.

— Солнце в объектив, а Вы даже не заметили этого. Вам еще учиться и учиться, а не звезды с неба хватать.

— Я уже год занимаюсь профессиональной фотосъемкой в студии, — Сантеро не скрывал свой гнев.

— А я четверть века позирую и наблюдаю за работой фотографов, — холодно ответил Ахет. — Работать на улице Вы не умеете. Совсем! Я разрываю наш контракт. Позже верну аванс, стоимость билетов, гостиницы и выплачу неустойку…

— Как? Почему?

— Когда дорастете до настоящего профессионала — тогда приходите, а пока… найдите фотомодель своего уровня для студийной съемки, — египтянин направился к выходу, но остановился и резко обернулся: — Чемодан с Вашими костюмами за колонной. Не забудьте!

Ахет покинул храм, оставляя фотографа в гордом одиночестве среди развалин. Египтянин шел пешком в город, несмотря на большое расстояние. Он решил предаться воспоминаниям, чтобы скоротать время. В его мыслях на месте деревьев возникли дома, дорога стала шумным базаром, где под навесами торговали городские ремесленники. За площадью в нескольких кварталах когда-то находился и дом Ахета. Он свернул на улочку с простенькими жилищами, искал глазами храмовые пилоны и обелиски. Лишь приглядевшись, заметил остатки стены с рельефами, ставшей забором у брошенного полуразвалившегося дома. Все, что осталось от его храма Хатхор, — полсотни камней, исписанных иероглифами. Ахет опустился на землю подле куста одичавшего шиповника, прислонился к стене. Да, он стал достаточно богат, знаменит, в Париже его ждала любимая, но почему на его душе сейчас было так одиноко и тоскливо?

Мужчина сорвал несколько душистых цветков, зажал их между ладонями.

«Я так хочу бабочку, как много лет назад…» — касаясь губами пальцев, прошептал он на родном, давно мертвом языке. Ахет понимал, что чуда уже не будет, ведь он давно стал обычным человеком. Тут египтянин почувствовал странное шевеление в зажатых цветах. «Наверное, жук попался», — подумал он и раскрыл ладони. Жука там не оказалось, зато на месте темно-розовых лепестков сидели и подергивали крыльями длинноусые бабочки. Почувствовав свободу, они моментально взвились в воздух и опустились на распущенные по плечам волосы Ахета. Мужчина пересадил одну из них обратно на ладонь. Он посмотрел на розовые чешуйчатые крылья, дрожавшие от легкого ветерка, улыбнулся, вспомнив детство. Но внезапно озаренное счастьем лицо стало мрачнее тучи. Вместе с даром должно было вернуться и его проклятие — отнимать человеческую жизнь, вдыхая ее в себя. Он больше не сможет с упоением целовать свою возлюбленную, ибо прикосновение его губ будет нести смерть? «Не надо… — застонал он в отчаянии, обхватывая руками колени. — Лучше ничего, чем снова этот кошмар!»

— Простите, Вы не подскажете дорогу? — раздался рядом женский голос.

Ахет поднял голову, посмотрел на стоявшую возле него девушку, которая в свою очередь изучала сидевшего на земле солидного вида мужчину с живыми бабочками на рубашке.

— Заблудились? — египтянин встал, стряхнул с плеча насекомых.

— Да. Ищу аллею сфинксов…

— Позволите Вас поцеловать — подскажу.

От его взгляда не скрылось нарастающее волнение чужестранки, все сильнее теребившей лямку рюкзака. Она колебалась: соглашаться на подобное предложение или нет. Еще подумав, девушка тихо произнесла:

— Только поцелуй? И все?

— Всего лишь скромный поцелуй…

— Хорошо. Целуйте.

Ахет приблизился к ней, прижал свою руку к груди, чтобы оттолкнуть от себя незнакомку, если ей будет грозить опасность. Он осторожно прикоснулся к ее губам, прислушиваясь к ощущениям. Прилива сил не было, а, значит, дар вернулся лишь наполовину, и он не сможет никому причинить зла. Мужчина сделал шаг назад, облегченно вздохнул.

— Спасибо, — с нескрываемой радостью произнес он. — Вам до дома с каменной оградой, — указал рукой, — от него направо по широкой дороге. Никуда не сворачивайте. До аллеи дойдете через четверть часа.

Она ушла, а Шери еще долго стоял, смотрел ей вслед и улыбался.

Вернувшись под вечер в гостиницу, египтянин заказал в номер огромный букет бордовых роз. Он поставил цветы в вазу, зашторил окна, сменил запылившуюся одежду, лег на кровать. Лепестки роз зашевелились, стали опадать и, не долетая до пола, превращались в бабочек. Потолок, стены, мебель — везде сидели краснокрылые насекомые. Ахет испытывал необыкновенное счастье, любуясь сотворенным волшебством.

Тихо скрипнула дверь. Без стука в номер вошел Рафаэль с бутылкой шампанского и двумя бокалами в руках.

— Я пришел мириться, — смущенно произнес фотограф, — мне без Вас никак. Там изумительный закат.

Ахет не успел ничего сказать, как Сантеро поставил на столик шампанское и бокалы, отдернул шторы и распахнул дверь на балкон. В ту же секунду бабочки, изрядно напугав и едва не сбив гостя с ног, вылетели из номера на улицу.

— Бедняжки… — вздохнул Шери, поднялся, вышел на балкон. Рафаэль изумленно наблюдал, как взметнувшиеся в небо насекомые становились лепестками и безжизненно падали на клумбу под окнами.

— Магия… Я слышал о таком от Вернье, но не думал, что увижу вживую… — изумленно прошептал фотограф.

В ответ египтянин лишь кивнул. Сантеро налил шампанское, протянул бокал Ахету.

— Я без Вас ничего не добьюсь, — с грустью произнес Рафаэль. — Вы были вдохновением для Жан-Поля. Да, он мой дед, а я его внук. За год до смерти он переехал к нам. Все стены его комнаты украшали Ваши фотографии. Только Ваши! На одной из них Вы запечатлены с синей бабочкой на руке.

— Моя первая фотосессия у фонтана, — вздохнул Ахет. — Как давно это было…

— Помогите мне! Я хочу стать вторым Вернье!

— Не надо. Будьте первым Сантеро! К тому же сейчас очень красивое небо и бабочка тоже есть в наличии. Неплохое начало, не правда ли?

Египтянин снял с плеча запутавшееся в волосах насекомое, посадил на ладонь, таинственно прищурился. Рафаэля словно током ударило: вот они — лучшие фото за день! А, может, за все время, что он снимал… Парень опрометью бросился в свой номер за техникой, и уже через минуту был готов работать. Ахет облокотился на перила, принялся рассматривать бабочку под щелчки затвора.

— Про свет не забыл? — поинтересовался Шери, глядя на фотографа, перемещающегося по балкону.

— Я помню! Сегодня был прекрасный урок для меня!

Фотомодель искренне улыбнулся, что тут же было запечатлено Сантеро.

— Вот мне бы овладеть таким волшебством! — парень захотел прикоснуться к насекомому, но то, быстро перебирая лапками, спряталось под ладонью Ахета.

— Зачем? Это лишь магия, дар богов, который могут забрать в любой момент. Настоящее же волшебство творится, мой дорогой Рафаэль, когда Вы держите в руках фотоаппарат, как и Ваш дед. Вы можете запечатлеть время, сделать изо дня ночь, показать всю красоту мира, ценность жизни и душевный мир человека, — мужчина, согнав бабочку с руки, взял бокал, стоявший сбоку на перилах. — За будущего лучшего фотографа Парижа!

Рафаэль смущенно улыбнулся, а египтянин добавил:

— Как насчет Хургады и Шарм-эль-Шейха? Говорят, там красивые виды…