Жизнь, смерть и целое ведро пива

— А у нас в селе как-то Макар-алкаш кабана молотком забил,- сказал Роман. Он строгал какую-то деревяшку штык-ножом. Лезвие было тупое, и получалось плохо.  Рядом, примостившись к стволу дуба, под которым они сидели, спал Саид. Или делал вид, что спит. 
— Убийство в состоянии аффекта, — прокомментировал Жека. — Из мести, к примеру, или ревности. Кабан его жене глазки строил? 
— Не, Макар по пьяни его с копилкой перепутал.
Светало. Спать хотелось отчаянно. Жека прикрыл глаза. Сон обрушился на него, как лезвие гильотины. Замелькали картинки: разбитые вагоны, крики, стоны, мечущиеся люди… И среди них сам Жека. Бегает, суетится и стреляет, стреляет, стреляет…

«Из радиоперехвата: …23 июля около 21 часа диверсионная группа шаваров открыла огонь из минометов калибра 120мм по поселку Дропуга. Часть мин угодила в здание госпиталя, в котором начался сильный пожар. Имеются многочисленные жертвы, как среди раненых, так и среди лечащего персонала. По сообщению информационного агентства «Родина-Мать», над госпиталем был вывешено большое полотнище с красным крестом. Таким образом, шавары не могли не знать, что ведут обстрел по…»

— Комары здесь – звери, — громко пожаловался Серега. — Они вообще спят когда-нибудь?
 Жека вздрогнул, открыл глаза и посмотрел на часы. Сон его длился всего несколько минут. Он перевел взгляд на Серегу. Тот курил самокрутку, глубоко затягиваясь, и все время чесал шею. 
 Из-за дерева раздавалось глухое чавканье. Демыч по пути сюда набрал где-то полную шапку груш-дичек. Кислых и «вяжущих» язык. И вот теперь он методично их поедал.
 — Кстати о свиньях, — сказал Саид, открывая глаза и морщась от табачного дыма.– Куда это наш бравый капитан Ревун делся? 
 — Улетел, — криво усмехнулся Жека. – И он, и вся его команда. С последним самолетом. Вчера еще, на закате.
— Не барское это дело на поездах ездить, — сказал Серега и закашлялся. – Это вон пускай женщины да дети в вагонах трясутся…
 — Кадры, — поучительно поднял палец Роман. – Нас в базарный день по 5 копеек за пучок торгуют. А таких, как он – беречь надо.
— Ты вообще скажи спасибо, что трясутся, а не в лагере для беженцев в очередях давятся, — донеслось из-за дерева. Это подал голос сидевший рядом с Демычем Грицко.
А Демыч промолчал. Времена, когда он глушил свою совесть водкой из «малиновских» стаканов прошли. Оторванная детская ручонка у истерзанных осколками «Жигулей» уже не заставляла его просыпаться среди ночи и тихо выть:
 — Не моя! Не я один там мины ставил! 
 Нынче он заматерел. Свыкся с побочным эффектом своей профессии. И сапером до сих пор считался приличным. 

«Из радиоперехвата: …по сводке ачинской пресс-службы сегодня у Старой Мельницы ПТУРом «Фагот» был сбит шаварский беспилотник, который вел разведку местности. Кроме того артиллерийским обстрелам подверглись места скопления техники и живой силы шаваров у следующих населенных пунктов…»

  Со стороны станции донесся паровозный гудок.
 — Гудят, гады, — с тоской сказал Серега. – Специально гудят. Напоминают.
 — А может нет никакого спутника? – проворчал Грицко. – Капитан развел нас, как потерпевших, а мы…
 Серега отбросил окурок и  зло ответил:
 — А если есть? Если они реально рванут тоннели? Готов рискнуть своими детьми?
 — У меня там сестра, — сказал Грицко. В свои тридцать пять лет он умудрился заработать инфаркт и мобилизации не подлежал. Вчера он попытался это доступно объяснить капитану Ревуну, за что и получил по «хохляцкой морде». Полученный «фонарь» расплылся на пол-щеки, но света в предрассветных сумерках не добавлял.
 — Когда шли мимо пакгаузов, я там три цистерны видел, — сказал Роман. —  В тупичке стоят. Интересно, что в них?
 — И знаешь, что бесит? – спросил Серега, сворачивая новую цыгарку трясущимися руками. – Даже сдохнуть не дадут по-людски. Все у них по пунктам. Сначала «жмурятся» мужики в охранении, потом  мы. Взрываем мост и … 
 — Не каркай, — сказал Грицко. – Даст Бог, успеем добежать.
 — Что может быть в цистернах? – пожал плечами Жека. – Бензин, соляра, нефть… Кислота, в конце концов.
 — Не, кислоту в желтых перевозят. А соляру и прочую нефть – в черных. А там серенькие стоят. В таких, бывало, и спирт хранили, — Роман мечтательно закатил глаза. – Прикиньте: цистерна спирта!
— Добежишь, как же, — пробурчал Серега. – До станции верста с гаком. И ни кустика, ни ложбинки. Мечта снайпера. А если и добежим – толку-то?
— Ну что ты разнылся! – вскипел вдруг Грицко. – Добежишь, так ручкой своим вслед помашешь! Сказано ведь: сигнал к отправлению – взрыв моста. Ни раньше и не позже.
— От того спирта дуба дашь, — сказал Жека. – У меня сосед спер где-то полную канистру. Думал медицинский, а оказалось – технический.
 — И чего? – спросил Роман.
 — Еле откачали. Чуть не ослеп.
 — А я б его не пил. Я бы в нем купался, — сказал Роман и замахал руками в воображаемом заплыве.
 — Там пиво, — вдруг сказал Саид и процитировал. — -Грыцько, ты чув як ци кляты москали называють пыво?
— Пиво в цистерне? – сказал Жека с сомнением в голосе. 
 — А я бы и в пиве искупался, — с готовностью сказал Роман.

«Из радиоперехвата:…Ожесточенные бои идут у станции Майская. Шаварская сторона применяет танки, БМП, тяжелую артиллерию и минометы. Отбито несколько атак у 35-го блок-поста…»

…Мимо, от деревянного моста проскрипела подвода, груженная пустыми ящиками защитной окраски. Угрюмый мужик, правивший лошадью, смерил нас взглядом, буркнул:
 — Вояки, Бога-душу-мать! — и сплюнул. 
— Да я и не претендую, — сказал Роман ему в след.
— Где там этого старшину носит, — зло сказал Грицко. – Светает, а у нас из оружия только кнопка у Дёмыча.
— Молитвы знает кто-нибудь? – вдруг спросил Серега и закашлялся.
— В прошлом месяце я с ребятами из разведки в поиск ходил. Джексон из ВВС полтора косаря обещал за репортаж. На обратном пути, уже ночь была, забрели на кукурузное поле у Курбатова, — стал рассказывать Жека.- Роман, помнишь там поле кукурузное? Так вот, пока ночь, залегли, а рассвело, глянули — а оно заминировано. Как только в темноте не подорвались… А тут эти. Смекнули, что мы в кукурузе. Подожгли. Знаете, как сухая кукуруза горит? Леха Змей, командир, сразу сказал: «Верующие, выходи». Трое нашлось. Разбились на группы по пять человек, и в разные стороны. В каждой первым боец бежит, молитву читает, за ним  остальные…
 — И чего? — спросил Грицко. – Все вышли?
 — Ага, — сказал Жека  и показал фигу. – Только наша пятерка. Двоих потом еще подстрелили…
 — А репортаж? – спросил Саид.
 — Какое там, — махнул Жека рукой. – Камера вдребезги. Я ее на боку в чехле держал. Так осколок мины чуть не насквозь ее пробил…

 «Из радиоперехвата: …26-27 июля шли упорные бои в районе поселка Бурги. По информации агентства «Родина-Мать» в так называемом Бутылочном горле у станции Осень шаварам удалось блокировать значительные силы ачинцев. Ачинская пресс-служба опровергает эти сообщения и утверждает, что все войска успешно эвакуированы через Бекешинские тоннели, и на станции находится только лагерь для беженцев…» 

Старшина приехал, когда краешек солнца уже показался над горизонтом. Хитро улыбаясь, он вылез из запыленного УАЗика и поманил их к себе.
Вчера этот хитрый усатый мужик не улыбался. Вчера он бубнил, глядя в бумажку:
— …После чего диверсионная группа в составе временно мобилизованных.., — он стал зачитывать фамилии, среди которых Серега услышал и свою. — …Осуществляет подрыв моста через речку Топь, отступает к станции Осень и занимает оборону в станционных пакгаузах…
 Для инструктажа специально освободили зал ожидания. Полуденное солнце ярко светило в прямоугольные окна помещения  с высоким потолком, все пространство которого было заставлено рядами скрипучих сидений. По ту сторону окон стояли женщины, дети. Смотрели, кто с надеждой, кто с отчаяньем. А кто и с любопытством. 
 На сидениях лежали какие-то пеленки, грязные тряпки, бутылочки с остатками молока. По полу были разбросаны детские игрушки. Старшина закончил чтение, но взгляда от бумажки не отрывал, будто проверяя, все ли прочел. Наступила неловкая тишина. Сереге хотелось заорать:
 — Что ж вы, суки, делаете? Это ж смерть! Это ж верная, никому не нужная смерть!
Но он молчал, потому что все уже было решено. Потому что криком не поможешь, а за дверью стоит пара автоматчиков. А неподалеку – еще десяток. Потому что боялся выглядеть жалким и трусливым…
 И тут заговорил, стоявший рядом со старшиной капитан Ревун:
— Спутник наблюдения и контроля «Око – 7С», — сказал он, показывая пальцем в потолок. –   Висит над нами, как привязанный. На его снимках можно газету читать. Если что-то пойдет не так, если мост взорвется раньше, чем шавары подойдут к нему, или вообще не взорвется… Предупреждаю: последний поезд уйдет без ваших, — он обвел их глазами. – родственников. Напомнить, что творилось в лагере под Тростянкой? Поверьте, в сеть просочилось не всё. Вопросы?
Вопросов не было.
 — Свободны, — махнул рукой старшина, не глядя в их сторону. – Скажите, пусть заходят следующие.
 — И еще, — догнал их голос капитана у самых дверей. – Надеюсь, все в курсе, что тоннели заминированы? Мне бы не хотелось взрывать их сейчас. Но я это сделаю, можете не сомневаться. Так что – без глупостей.

«Из радиоперехвата: …около 19:00 ачинцы силами до батальона пехоты при поддержке 5 тяжелых танков попытались атаковать укрепрайон у поселка Пруничево. В результате двухчасового боя их атака была отбита. Потери ачинцев составили 2 танка и порядка 15 человек…»

— Ну вот мы и с оружием, — сказал Роман. Он первым подошел к машине, по знаку старшины заглянул внутрь и заорал восторженно:
— Не может быть!
Остальные тоже стали подтягиваться к довольно улыбающемуся старшине, а им навстречу из салона вылезал Роман, приговаривая:
 — Боже, ты есть!
В руках он держал ведро, наполненное по края золотистым, пахучим, так, что кружилась голова, напитком.
В тех цистернах, что стояли в тупичке, и вправду было пиво. Каким-то чудом старшина об этом узнал и набрал его во все емкости, которые смог добыть. На их долю досталось целое ведро.
 Вы пили когда-нибудь пиво из ведра? Так, чтобы пена в нос, а пахнущая солодом янтарная жидкость по подбородку и за пазуху…
 Ведро пошло по кругу и каждый прикладывался к нему не спеша, пил большими медленными глотками. Потом утирал рот рукавом и довольно жмурился… 

«Из радиоперехвата:…самый мощный за последний месяц обстрел переживали этой ночью жители Бодрянского района города Тримостье: в течение 20-ти минут на него обрушились 6 мин калибра 120 мм и 56 мин калибра 82 мм. По сообщениям местных жителей, несколько взрывов произошло на территории детского садика №…»

Последним пил Саид, поэтому он последним и заметил велосипедиста. Одетый в камуфляж, без кепки, тот стремительно преодолел мост, взлетел на пригорок и резко затормозил.
 — Там, — он задыхался, поэтому говорил отрывисто, короткими фразами. Его руки намертво вцепились в руль, и направление он указывал головой. – Там. Уже. Всех наших в ножи. Весь дозор. Я один сбег.
Недослушавший его старшина суетливо вытащил из УАЗика груду автоматов без рожков, отдельно грохнул на землю несколько цинков с патронами, сверху стопкой положил шесть пустых магазинов. Выхватил из рук Саида ведро, слил остатки пива на траву и закинул освободившуюся тару в машину. Велосипедист еще пытался что-то сказать, а машина уже бодро пылила по грунтовке в сторону станции.
— Надеется уехать с последним составом, — сказал Жека. Он вскрыл один из цинков и стал не спеша набивать пустой магазин патронами. Подошедшие Саид и Серега тоже взяли по автомату.
 — А ведь он боится нас, — сказал Роман. – Вишь, как выдал: автоматы отдельно, патроны – отдельно. Чтобы не пальнули в спину. Приятно, черт возьми!
 — А мне куда? — спросил бывший дозорный. – Туда? Или здесь с вами?
 — На хрена ты нам тут такой красивый? – грубо сказал Серега. – Ты, вон, поспеши. Может, успеешь в последний вагон.
Велосипедист оседлал своего «скакуна», прощально кивнул и устремился за УАЗиком.
— Да кто его пустит, — хмыкнул Жека, глядя ему вслед. – Мясо. Бабы новых нарожают.
Он вставил рожок в автомат, передернул затвор.
 — Ну что? – сказал он весело. – Пивка попили? Теперь пошли умирать.
И они пошли умирать…

К о н е ц.