Жизнь и смерть

То раннее утро было самым тоскливым в ноябре за всю историю тихого английского пригорода. Без того пустые улицы превратились в безжизненные, словно городок вымер навсегда. Даже бродячие собаки затаились под домами, не высовывая свои мокрые носы наружу. Опавшие листья уже успели потерять свой цвет и аромат, а оголённые ветки деревьев понуро кивали одиноким прохожим под натиском холодных ветров. Конец ноября всегда застигает врасплох, в очередной раз напоминая людям о том, что всё прекрасное – не вечно. Как и не вечна сама человеческая жизнь.

Казалось, что сквозь толстые мутные окна никогда не проникал солнечный свет. Да и тот был нечастым гостем в такое промозглое время года. А может быть потому, что его уже никто не мог разглядеть? В этом доме престарелых давным-давно холодное люминесцентное свечение заменило старикам янтарные лучи небесного светила. Потрескивающие лампы под потолком были не в силах согреть их морщинистую кожу, но зато слепили их выцветшие глаза. В полутёмных коридорах этого дома бесцельно блуждают тяжёлые и резкие запахи, в которых можно узнать химозные лейтмотивы лекарств, валосердина и хлорки, вперемешку с нафталином. Но, к счастью, а может быть и к сожалению, многие «жители» дома уже не ощущали ничего, кроме всепоглощающей тоски. Казалось, что они умирали не от старости, а именно от печали.

В то утро по пустынному коридору вялой походкой шёл молодой юноша, на острых плечах которого покоился белый халат, а в левой ладони была зажата синяя папка. На его миловидном лице можно было заметить тяжёлый отпечаток сна. Или грусти. А может быть, и того, и другого.

В тёмной комнате еле заметно вздрогнул поседевший мужчина, когда услышал скрежет у изголовья кровати. В это время высокий силуэт у окна отодвигал одной рукой тяжёлую штору, впуская в комнату немного приглушённого света с улицы. Тьма сменилась полумраком.

– Майкл… Это ты? – сипло поинтересовался старик, пытаясь приподняться в кровати.

– Я, мистер Витмор. – привычным тоном отозвался гость и, положив свою синюю папку на подоконник, поспешил помочь мужчине устроиться поудобнее, подложив подушку под спину.

– Я совсем не спал сегодня, сынок. – прокашлявшись, посетовал старик. – Я уже и позабыл, что такое сон…

– Я разделяю Вашу скорбь по царству Морфея, мистер Витмор. – ответил парень, включая напольную лампу. – Я познакомился с бессонницей даже раньше, чем Вы. Держите свой стакан воды.

– В твоём возрасте, сынок, бессонные ночи даже полезны… Особенно, если их с кем-то разделять! – негромкий смешок вырвался из груди старика, но тут же сменился громким лающим кашлем. Стакан в морщинистых руках неуклюже заплясал, отчего крупные капли воды окропили синеватое одеяло. Майкл, привычным движением, достал сухие салфетки из прикроватной тумбочки и промокнул ими намокшую выцветшую ткань.

– Вы правы, Мистер Витмор. С моим псом мне куда веселее. – Лицо Майкла было сосредоточенным и немного хмурым. Цепкий взгляд голубых глаз упал на пожелтевшие руки старика, испещрённые пигментными пятнами и вздувшимися венами, напоминавшими дождевых червей. Затем, приподняв краешек одеяла, юноша принялся осматривать одутловатые ступни, длинными пальцами ощупывая щиколотки. Отвлекался Майкл только на записи и пометки, ловко щёлкая большим пальцем по шариковой ручке. Утренний осмотр заканчивался измерением давления, после чего следовала порция лекарств, горьких капель и мазей без запаха. Все движения парня были отточены, слажены, аккуратны, без тени отвращения. Человек привыкает ко всему, а особенно, если этот человек – студент практикант из медицинского колледжа.

– Мистер Витмор, всё в порядке: давление в норме, отёчность ступней спадает, но полежать придётся ещё пару дней, а вот Ваши хрипы в груди меня беспокоят, придётся увеличить дозу антибиотика… Мистер Витмор, Вы меня слушаете?

– Это всё так не важно, сынок… – отрешённо произнёс мужчина, упёршись в потолок потухшим взглядом. – Я бы хотел забыться крепким сном, чтобы отправиться хоть куда-нибудь, подальше отсюда.

Со стороны парня послышался глубокий вздох, после чего последовало неловкое молчание. Майкл повернулся к окну и устремил свой растерянный взгляд в небо ноября: тяжёлое, серое, с клочьями грязных облаков. Казалось, в его глазах мелькнуло сожаление. Или, осознание чего-то…

– Вы хотите умереть, мистер Витмор? – неожиданно для себя спросил парень, с опаской повернувшись к мужчине.

– О, нет, сынок… – без тени смущения вымолвил старик. – Я хочу жить! Ты себе даже не представляешь, как! Я хочу просто видеть сны, чтобы чувствовать себя живым.

Парень на секунду глубоко задумался, а потом ответил:

– Но во снах нет ничего хорошего. Как и в жизни…

– Мальчик мой, о чём ты говоришь? – мужчина повернул седую голову в сторону собеседника. В тусклом свете напольной лампы его глаза казались безжизненными и обеспокоенными одновременно. Майкл уронил взгляд в свои записи, стыдясь своих слов.

– Простите меня, мистер Витмор, я что-то сегодня… не в настроении. Не следовало мне так говорить.

– Майкл, – оборвал его мужчина – не оправдывайся, Бога ради! Я хочу тебя выслушать! Это меньшее, что я могу сделать для тебя в своём положении.

Юноша лишь кивнул и затих, не в силах взглянуть на старика. Он с силой зажмурился и прикусил губу, будто не хотел дать волю слезам, но через секунду всё-таки взглянул в пытливые глаза мужчины и тихо вымолвил:

– Я не хочу жить, мистер Витмор. Я бы хотел оказаться сейчас на Вашем месте.

Мужчина издал недоумённый стон и нахмурился, его руки тут же поползли вверх, к открытому рту, а глаза блуждали по лицу юноши, словно в поисках правды.

– Продолжай, Майкл… – сумел, наконец, выдавить из себя мужчина, ёрзая в кровати.

– Я давно хочу умереть. – уверенней произнёс парень и вздохнул: – Но у меня не хватает смелости покончить с собой. Я – будущий медик, и я знаю, как уйти безболезненно, но, чёрт возьми, я не могу! – Майкл вскочил со стула и метнулся к окну, схватившись за голову и упёршись локтями в окно.

– Майкл, но тебе едва исполнилось двадцать! Твоя жизнь только начинается и… – старик пытался повернуться к парню, но при каждом движении морщился и тяжело дышал.

– Какой толк от возраста, когда с детства знаешь, что этот мир не для тебя? – глухо отозвался Майкл и повернулся спиной к запотевшему окну, скрестив руки на груди.

– Скажи, ты чем-то болен?!

– Нет, я абсолютно здоров. – будто с усмешкой ответил Майкл. – Не считая, конечно, моих суицидальных мыслей и литров крепкого кофе вперемешку с сигаретами.

– Тогда в чём же дело, сынок?!

– Вы не против, если я закурю, мистер Витмор? Не волнуйтесь, Вам это уже не навредит.

Старик покорно кивнул и продолжил хмуро сверлить взглядом стену, оставив тщетные попытки обернуться к парню. Он лишь услышал, как со скрипом открылась форточка и инстинктивно вдохнул полной грудью поток свежего ноябрьского воздуха, пока его ноздрей не коснулся едкий запах табака. Мистер Витмор подавил приступ очередного кашля и прислушался.

– Когда мне было десять лет, то мои родители развелись… – послышался серьёзный голос Майкла, после чего он громко выдохнул дым, и продолжил: – Вот тогда всё и началось: ругань с матерью, побеги из дома, истерики и панические атаки, – ведь по решению суда я остался с ней. Отец даже не боролся за меня, ведь у него уже была другая семья в Колорадо. Зачем ему ещё один ребёнок, если уже есть двое? Тем более, я был проблемным. Ну, это – по его словам. Я поверил в них, когда мать начала говорить так же. Часто, конечно, она это делала, будучи пьяной вусмерть, но даже когда она трезвела, то не забирала слова обратно. Но, знаете, это не самое страшное, что можно услышать от собственной матери. – Майкл затянулся и ненадолго замолчал, собираясь с мыслями: – Самое страшное, когда она орала мне в лицо, что не хотела меня, что я – её главная ошибка молодости. После отца, конечно. Так, мой переходный возраст начался с одиннадцати лет… И кажется, что продолжается до сих пор. Я закурю ещё, пожалуй… – послышался щелчок зажигалки, а следом, свистящая затяжка. Он безмятежно продолжил: – Я сбегал из дома и бежал в никуда, как щенок. В дождь или в снег, одетый или раздетый, а ей было плевать, будто она мечтала избавиться от меня. Её кишка была слишком тонка, чтобы убить меня… Это наша общая черта с ней, кстати! – он рассмеялся, но резко затих, делая новую затяжку: – Я часто спрашиваю себя, зачем я вообще родился, если мне тут не рады?

– Майкл, ты так ошибаешься… – вдруг произнёс старик.

– В чём же, мистер Витмор? – равнодушно поинтересовался юноша.

– Твоя жизнь, кем бы они ни была дана, – твой самый великий дар. Так почему же ты не воспользуешься им?

– Моя жизнь – одно сплошное наказание! – в сердцах бросил Майкл. – Я даже поступил на медицинский, чтобы моя мать хоть как-то меня заметила, чтобы гордилась мной. Ведь это была её мечта!

– Необязательно жить чужой мечтой, сынок…

– Я знаааю. – с грустью протянул парень. – Теперь знаю. Потому что она всё равно вычеркнула меня из своей жизни и завела себе мужика с чужим ребёнком. Теперь я окончательно её ненавижу… Теперь у меня ни черта нет, кроме этой дурацкой практики в этой дыре. Всё так бессмысленно…

– Сынок, живи ради себя! – не унимался старик.

– Легко сказать… – отозвался юноша. – Мне придётся начинать жизнь с нуля, понимаете? Если я уйду с медицинского, то мне даже жить будет негде! А так, хоть паршивая комната в общаге есть, и за это спасибо! У меня нет ни денег, ни тачки, ни семьи… Хотя последней никогда и не было.

– Майкл, но ты же не один в этом мире! У тебя есть девушка, которую ты любишь?

– Мистер Витмор, я Вас умоляю! Любви не существует! Это эфемерное чувство, навязанное сопливыми книжками, дурацкими песнями и вычурными фильмами… А с точки зрения медицины – это вообще болезнь, от которой не существует лекарства! Всё это чушь собачья…

– Майкл, а как же друзья? Разве они не поддерживают тебя?

– А разве друзья должны поддерживать, мистер Витмор? Может быть, они должны понимать тебя, для начала? Меня уже никто не поймёт, это дохлый номер… – Парень затушил пальцами окурок и, задумавшись, добавил: – Я даже перестал чувствовать боль. Сначала я думал, что у меня просто высокий болевой порог, а потом я, наконец, допёр до того, что внутри уже умер. Ну вот, снова пошёл дождь… Хоть сдыхай с тоски в этой проклятой дыре.

– Как бы я хотел оказаться на твоём месте, сынок… – еле слышно проговорил старик.

Майкл не услышал его слов. Он подошёл вплотную к открытой форточке и подставил разгорячённый лоб моросящему дождю, не прикрывая глаз. Его ресницы тут же припорошило мелкими прозрачными каплями, словно слезами. Парень тут же вспомнил, что уже давно не плакал и ему нестерпимо захотелось раствориться в ноябрьской мороси, подобно призраку. Лишь бы оказаться подальше от собственных мыслей. Мужчина в кровати тоже молчал, лишь тяжело дыша. В его прикрытых глазах зарождалось нечто сродни умиротворению, словно он услышал не исповедь будущего самоубийцы, а красивую сказку. В комнате повисло молчание, нарушаемое лишь ритмичными каплями дождя за окном, приглушёнными хрипами из груди старика и шагами в коридоре. Оба глубоко задумались о чём-то сокровенном. Ноябрьское небо хмурилось на глазах, словно прочитав их мысли… Неожиданно, дверь с шумом отворилась:

– Почему здесь так пахнет табаком? Майкл?! – женщина строго осматривала комнату поверх толстых очков, водя носом по воздуху, принюхиваясь как собака. Парень только открыл рот, чтобы ответить, как вмешался старик:

– Это я курил. Не ругай его, Стелла.

Женщина округлила глаза и, сердито поправив очки, обратилась к растерянному юноше:

– Быстро в кабинет управляющего, Майкл!

– Конечно, только… Эээ, позвольте мне закончить с мистером Витмором!

После многозначительного взгляда, женщина удалилась, медленно закрыв за собой дверь. Парень тут же смачно выругался и принялся в спешке собирать свои записи, бормоча что-то себе под нос.

– Майкл, подойди ко мне… – обратился к нему старик.

– Мистер Витмор, простите меня, я не должен был… и я… я просто дурак, забудьте про всё, что услышали сейчас!

Мужчина громче повторил свою просьбу, после чего юноша замер и уставился на него в недоумении. Старик вытянул вперёд свою жёлтую морщинистую руку, призывая парня взять её. Словно повинуясь некой сверхъестественной силе, Майкл бросил свою папку на пол и подошёл к старику, который не сводил с него своих тёмных внимательных глаз. Когда их руки соединились, то парень увидел, как в тёплом свете лампы лицо старика приобрело зловещее выражение. Сухие губы мужчины медленно разлепились, и он строго произнёс:

– Ты точно хочешь умереть, Майкл?

– Да, мистер Витмор. – ответил ему парень, словно заворожённый.

– Ты уверен, что хочешь оказаться на моём месте, сынок?

– Да. Мне нечего терять.

– А как же твой дар, Майкл? Твоя жизнь?

– Она мне больше не в радость, мистер Витмор. К чёрту её!

Напольная лампа с глухим треском замигала и Майклу показалось, что в глазах старика мелькнула радость. Неподдельная радость. Парень не успел даже испугаться, как его руку обожгло, и он выдернул её из слабеющей руки старика. Лампа тут же перестала мерцать. Больше всего Майкл удивился тому, что ещё чувствует физическую боль.

– Мне пора, мистер Витмор. Вас чуть позже навестит медсестра, я передам ей все указания. – пятясь назад, сказал Майкл.

– Спасибо, сынок. – смиренно ответил старик, прикрывая глаза.

Перед уходом юноша обратился к мужчине со словами:

– Надеюсь, Вы прожили хорошую жизнь, мистер Витмор.

– Надеюсь, что тебе стало легче, когда ты мне выговорился, мальчик мой.

Парень лишь кивнул и благодарно улыбнулся. За ним бесшумно закрылась дверь. Дождь за окном лишь усилился, превратившись в ливень.

***

То ранее утро было солнечным и тёплым, как в середине сентября. Яркие лучи отогревали замёрзшие улицы, вымокшие после продолжительного ливня. Кое-где можно было заметить сизый дымок, который источала благодарная земля. Тихий английский пригород уже и позабыл, что такое просыпаться от щебета пригревшихся птах, а не от холодящей тишины. Бродячие собаки тоже оживились и покинули свои деревянные укрытия, гонимые голодом и инстинктом. Только в доме престарелых по-прежнему было тоскливо и пусто, ведь никто не слышал ни радостное пение птиц и не видел солнечного света.

Майкл разлепил тяжёлые веки и упёрся мутным взглядом в потрескавшийся потолок. Пару секунд он хлопал глазами и пытался понять, где же он. Перед глазами словно была белёсая пелена… Так крепко он уже давно не спал, даже тело его будто онемело, а во рту изрядно пересохло. Он попытался подняться на кровати, но тут же почувствовал острую боль в груди и поморщился. Из его пересохшего рта вырвался непривычный хриплый стон. Он упал на подушку и присмотрелся. И тут, Майкла словно обдало кипятком: он лежал не в своей постели и не в своей комнате. Но обстановка была ему до боли знакома, ведь это… В голове пронеслась сотня мыслей и первая из них: «Я что, всё ещё сплю?!» Он увидел свои руки, но… они были чужими! Белёсая пелена перед глазами оказалась седыми ресницами. Он рывками потянулся к шнуру от напольной лампы, но она тут же она вспыхнула сама, обдав его слабые глаза после сна непривычно ярким светом. Он инстинктивно прищурился.

– Тебе нельзя так волноваться, слышишь? – послышался голос незнакомца. – Иначе твой мотор не выдержит.

Майкл слышал, как отчаянно бьётся его сердце в висках, как с хрипами вздымается его грудь, как со свистом входит спёртый воздух в его ноздри. Он отчаянно желал открыть глаза и оказаться в своей комнате и в своей постели. Он хотел проснуться…

– Майкл, ты меня слышишь? – не унимался голос у кровати. – Я принёс тебе стакан тёплой воды, возьми.

Сделав над собой усилие, Майкл всё-таки открыл глаза и… не поверил им. На него смотрело его собственное лицо. И улыбалось. В следующую же секунду раздался приглушённый вопль, а старческое лицо исказила гримаса ужаса. Выцветшее одеяло скомкалось от тщетных попыток встать, а стакан с водой упал на дощатый пол с глухим стуком, но не разбился. Вода тут же заполнила все трещины.

– Майкл, тише, что ты делаешь? Успокойся ради Бога! Тебе нельзя волноваться! Выслушай меня, Майки… Успокойся же… – Парень встал со стула и вытянул вперёд руки, призывая старика лечь. Затем, он приложил палец к губам и внимательно посмотрел в испуганные глаза мужчины и требовательно покачал головой.

– Кто… ты? – наконец, смог выдавить из себя старик, упёршись спиной в холодную стену и тяжело дыша.

– Я – это ты. А ты – это я. – спокойным тоном ответил парень и улыбнулся. – Я лишь исполнил твоё желание, Майкл! – невинно добавил тот и, наклонив голову набок, хлопнул в ладоши.

– Я… тебе… не верю. – прошептал старик. – Я просто… сплю…

– Хочешь верь, хочешь нет. – пожал плечами парень. – Зато теперь ты сможешь умереть, как и хотел, помнишь?

Старик начал задыхаться и схватился за грудь, хрипя:

– Нет! Я хочу жить! Жить! Жить…

Парень помог старику лечь в кровать, поправил одеяло и укрыл его. Мужчина бормотал что-то невнятное, закатив глаза. Юноша с сожалением смотрел на него, присев на край кровати и держа его дрожащие руки на груди в своих. Затем, он тихо произнёс, наклонившись к нему:

– Но ведь только вчера ты хотел умереть и страстно желал этого, не так ли? Видишь ли, человеческие желания имеют свойство исполняться самым невероятным образом. И тогда, когда ты вовсе этого не ждёшь. И твоё желание, Майкл, не исключение. Я не представляю, какую жизнь ты бы мог прожить с такими терзающими душу чувствами. Но я тебе обещаю, что воспользуюсь твоим даром достойно. Ты бы мог поблагодарить меня за это, Майкл. А, так же за то, что я исполнил твою просьбу. Я услышал тебя, я почувствовал твою боль. Не волнуйся, ты уйдёшь безболезненно.

Он поцеловал его в лоб и позвал медсестру.

– Кажется, его время пришло. – промолвил парень.

– Надеюсь, он прожил хорошую жизнь. – с грустью произнесла женщина в белом, нащупывая пульс на сухоньком запястье.

– Полагаю, что нет.

– Почему ты так думаешь? – она вскинула крашеные брови вверх.

– Мы были с ним близки.

– О, мне так жаль… – начала сетовать женщина, но парень оборвал её.

– Мне пора, сегодня последний день моей практики! – он поднял вверх синюю папку и, улыбнувшись, указал ею на окно. – Кстати, посмотри, сегодня просто отличная погода для ноября!

Она повернулась к окну и её взгляд потонул в глубокой синеве утреннего неба, на котором не было ни единого облачка. Когда она обернулась, то в комнате уже никого не было, лишь дверь была немного приоткрыта. Рука старика совсем ослабла, и женщина, тихонько вздохнув, прошептала: «Упокой Господь твою душу…»