Житье маленьких улиц

ГЛАВА 1

В маленьких улочках города, где нет чистоты и беспорядка, где нет закона и хауса, где есть лишь ты, он, они, мы, все. в этих маленьких уличках свершается наша жизнь, наши порядки. Молодые парни там, стремятся захватить ненужную власть, женщины ищут любовь, силу, а дети осознают мир, абсурдный, глупый мир.

Немного торопясь дрожащая палка плывет в направление пухлого брюха Гришки. На конце ее словно из последних сил на ели заметной тонкой нити висел недавно пойманный нами небольшой паук. Ее вид был прекрасен, но Гришка их ненавидел, боялся почем свет горит. И вот паук над телом Гришки, он не замечает, спит почем зря, видите ли его дома заставили убираться, а с нами шутки плохи. Мы говорили что не надо нас обувать, обманывать. Мы то не дураки. Мы то знаем что у Гришки самый мощный ноутбук и то как он хвалился что на него пойдут все видеоигры. А вчера вышла новая Колда. Не у кого она не шла, а Гришка отмалчивался, и вот сегодня спит, ну тут сам Мишка, его лучший друг, не чего не сказал.

И вот паук падает на тело и Васька и Олег стают возле его выпирающих ушей и кричат «Паук». Он открывает сонливые глаза и видит прекрасное существо. Весь сон исчез, он вскрикивает, пытается подавить совершенно девчачий крик, мычит, стряхивая руками свое брюхо почем зря, пытаясь выкинуть восьминогого друга, но не получается. Тот просто плавно спрыгнул и уполз ища новое место для своего логова. А Гришка все танцевал, выдавая своей мордой гримасу страха и ненависти. Все смеются, не думая, не понимая что чувствует наш глупый друг.

Закончив свой нелепый танец Гришка смотрит на меня, своего злейшего врага. В его тугодумной башке сложились дважды два, его глаза свирепеют, его большие кулаки сжимаются, но сделать он не чего не мог, одинокий зверь не мог напасть на стаю. Он знал что Олег и Васька за мной, Егор смеющейся от души не вклинится, а Мишка был обижен, не влезет до того пока эта схватка не превратится в простое избиение. Он еще раз посмотрел на свое живот, осознал что противной твари нет и сказал:

— Ну здорова вы надо мной подшутили – В голосе была раздражённость — А вот если б тебя, Тимка, Собакам выкинули, было бы тоже весело, вот тогда бы я повеселился.

Он знал что я ненавижу собака, его глаза ходила ярость, руки все не прекращали сжимается. Я говорю.

— Ну ты как всегда, во всем винишь меня- мою игру он видит насквозь, но его физиономия стоит, что бы продолжать глупую актерскую игру. -то пауки, то крышка, то дверь, все я. Это все твое тугодумие и дурак подхалим, я здесь не виноват.

После этих слов Гришка срывается, и за нам Мишка, только услышав о подхалиме. Первым бью я, в живот Гришке, а он со всей силе промахивается и скользя попадает по руке, я не чувствую. Мы попеременно бьем друг друга, то в живот, то по ногам, Мишка с Васькой, а Олег тихо и не заметно пробирался к главному дуболому. Все идет хорошо, и вот Олег уже хочется бросится со сей силой на него как смех превращается в крик и этот крик останавливает наш грандиозный план.

Егор был самым старшим и не лез пока все было по чесноку, но когда двое на одного, тогда его кулаки были всех, и очень сильно, пока мы все не придем в разум. Причем был так что не синяков, не шрама нарисовалось, хотелось бы так же научится.

План провалился и после изрядного количества тумаков мы отправляемся по домам.

Небольшой двух этажный многоквартирный дом. простоявший здесь не мало и поведавший войну и радость послевоенного времени. Старые скрипучие ступеньки несут меня на второй этаж. На нем три двери, одна темного цвета, вся стальная, находится с лева от меня. Центральная, старая деревянная, но при этом кажется намного тяжелей стальной. С права была обычная дверь, не чем не примечательная. я стучась, ведь звонок у нас не работает. Звук проходит плохо, ведь наша деревяшка обита еще и кожей. Из квартиры проносится крик что открыта. И в ели мой открывающейся двери выбегает кошка, я ее не ловлю, сама придет. Квартира меня встречает добрым приятным запахом котлет и маленькой картинкой деревни. Эта была не большая двух комнатная квартира в которой жили пять человек и животное. Не долго думая я снял ботинки, кошка уже пробежала через мои ноги и легкой поступью направилась на кухню. Я закрыл дверь, не кого уже было ждать. Все были дома. Папа Смотрел телевизор в гостиной, брат чем то занимался в маленькой комнате и бабушка с мамой сидели на кухни. Все было как всегда, жизнь текла по кругу, принося небольшие изменение. Кто то позже, кто то раньше, но всегда вечером вся семья собиралась на ужен. Мое тихое спокойное девства, где не было последствий, где были все.

Ужен прошел и где то через час я ложусь спать. Компьютер занят, мне нечего делать как придумывать планы как бы еще позлить Гришку.

Мы с Гришка друг друга ненавидели просто так. Он был силачам, что нераздельно правил нашими одногодками, ну а я, был хитрецом что постоянно его дискредитировал. Просто так, видя в нем только груду жира и мяса. Мне вообще мало кто нравился, все были такие глупыми что скажут то и делают. Вот Васька и Олег были другие, они не слушали, их приходилось уговаривать. И это мне в них нравилось.

На утро воскресенье у нас вновь собрание. Васька как всегда предлагает сходить в заброшенный парк, в ним как ему рассказывали находили части паровоза, что можно сдать. Олег смеется, он часто смеялся над братом, который верил несуразным фактом что рассказывали некоторые дураки и пытался их проверить. Споры их были порой просто абсурдны, но я в них не встревал, видите ли им нужен судья, что адекватно рассудит их. Порой было легко, порой невероятно сложно. Ведь как не странно они оба спорили о пустяковых вещах и понимали это. Но если спор разгорался серьезный, то приходилось быть их судьей или тащится с ними что бы кто то просто сдался. Так спор о паровозе превзошёл все мои ожидание. Глупая вещь приняла серьезный оборот, такой что я даже не заметил как они оба решили идти в парк, доказать свою правоту.

Старый парк, задыхавшийся стоял позади наших дворов. Дети ходили туда что бы поиграть в футбол, поделать базы или просто побегать по холмам и ручьям. Но в воскресенье там собирались взрослые что бы насладиться отдыхом, а точнее нажраться как свиньи. Проходя через небольшие парковые застолья во мне загорались ужасные воспоминание о моем дяде пьянице, что однажды остался с нами, напился и избил нас с братом за то что мы были похожи на нашего отца. После этого мы с ним не оставались, но ненависть к алкоголикам осталась. Олег и Васька не замечали моего разгорающегося гнева, они все спорили о паровозе. Видите ли по одной очень страной легенде по этому парку шли рельсы, а именно там где был ручей. И вот однажды один паровоз сошел с рель и здесь произошла ужасная катастрофа. Все знали что это шутка, но кто то из старших не давно нашел какую то деталь от паровоза. И вот Васька решил найти еще чего и сдать как металлолом. Идея та хорошая, да всяких железок в ручейке полно, только вот подымятся с оврагов будет тяжело. А Олег видимо было в лом тащить еще три километра на сдачу и поэтому надавливал на паровоз, что бы тот не вспомнил о сборе металлолома.

Бессмысленные поиски того чего тут отродясь не было продолжались довольно долго. Меня он не отпускали, видите ли им нужен был судья, тот кто рассудит что деталь, которую найдут будет от паровоза или нет. Васька искал около 2 часов, а мы с Олегом расположились на мягкой молодой зеленной траве. Олег рассказывал всякие байки, а смотрел на большие, громоздкие черные тополя и их распускающиеся молодые листья, на белую одинокую березу и кривые маленькие кустарники возле тропинки. После часа поиска, Васька сдался, но найдя большой кусок железной трубы, и притащив его к нам, Олег понял что не отделается от прогулки на Третьей участок.

Поход на Третьей участок не столь долгий. Час пешком с нашей ноше. Проблема собственно только иди. Олег просто не хотел идти, неся большую грязную бандуру. После тяжелых уговоров и уточнение приблизительной суммы барышей. Олег согласился нести ее. С начало взялись я и Олег. Закинув на плечо мы решили идти через висячий мост. Выйдя из парка мы пошли по каменной дорожке. Каждый камень, словно кирпич, серго цвета. Идти по ним было неприятно. Каждый шаг, словно удар по стопе. Слева от нас была огороженная территория, которая была пуста, лишь бетонные плиты говорили что здесь что то было. С право простирался парк, а дальше строящиеся большие коттеджи. Постепенно камень заканчивался и превращался в галку. Руки не уставали, Олег немного ныл из за своей новой футболки, которая ему нравилась. Но дойдя до многоэтажек он с Васькой поменялись. Иди с Васькой не очень приятно, если Олег придерживался одного со мой тема, то Васька спешил, все время, пытаясь вырвать трубу.

Большие дома так де означали асфальт и перекресток, пробежав его, мы пошли на лево по дорожке что вела нас через пустырь. На нем была лишь трава, что уже подымалась чуть выше наших бедер. Чуть вдали раавалины какого то здание и две большие трубы. И тут я менялся с Олегом.

Олег и Васька – это что то с чем то. Олег ноет о грязи, а Васька все спешит, ухудшая настроение старшего. Когда мы уже доходим до заграждение стоянки автобусов, Олег уже кричит чтоб притормозил его вечно спешащий брат, не гнать. А его брат как на зло ускоряется, так что труба скользит и та падает чуть ли не ногу Олега. И тут чуть ли не начинается драка. Олег кричит что тот ему чуть не отдавил ноги, Васька ругается на Олега за то что тот не держал эту проклятую трубу руками. А я смотрю, думая, почему забор для стоянки автобусов был из бетонных плит, почему тут все заборы были из этих белых плит. Пока я об этом думаю Васька уже извинялся, а Олег из -за чего то тоже просил извинение. Они Любили спорить, но как дело шло к драке, у них возгоралось воспоминание о их маме, что просила их не драться друг с другом.

— Тимка, бери – услышал я спокойный голос Олега.

Мы взяли трубу и пошли вдоль забора. С другой страны земля словно падала, но на ней еще цеплялись какие то сараи и даже домики, все они были старые, обвившие, порой виделось проломленные крыши. А впереди ждал большой висячий мост. Недавно его ограждение покрасили в синий цвет. И его большие железные опоры хорошо виднелись в зеленых зарослях садовых участков. Доски, белые, новые хорошо держали наши тела. Мост слегка покачивался, но было не страшно, а в низу под нами протекал маленький ручей. Пройдя его до Третьего участка еще было идите долго, но вокруг были лишь маленькие садовые домики, что доживали свой век. Пройдя так около минут двадцать, перед нами начали появляется новые садовые домики, и недостроенные коттеджи. И еще немного и все это превратилось в маленькие кустарники и поля а впереди виднелись Крупные многоэтажки и мост для пешеходов. Дорого шла вниз, но мост шел ей параллельно, а справа вновь появились старые садовые домики. Мы практический дошли до Третьего Участка. Осталось лишь пройтись по мосту.

Третий участок был маленьким микрорайоном как наша ПД, такие де пятиэтажные дома, такие же двухэтажки, лишь со стороны садовых участков были Многоэтажки, которые резко контрастировали с этими маленькими уютными домами и сарайчиками в дали. Дойти до приемной было не сложно, всего лишь пройти пару сотен метров и пройти дорогу и мы была в гараж. Стройные кирпичные линии гаражом ждали нас, порой среди них появлялись немного не впопад железные горбылки, что прилеплялись к стройным линия. Завернув в одну из первых линий, в самом конце был отрытый гараж, то был прием лома.

После недолго взвешивание нашей трубы, мужчина лет тридцати, одетый в черную, слегка равную и грязную рубаху и такие же джинсы темно синего света, попросил убрать этот лом в угол. Там лежало много чего, от небольших болтов и гаек до крупных баллонов и якорей. Мужик подошел к старому стулу, на нем лежала крутка, засунул черную руку в карман и достал пачку денег перемотанной резинкой. Он достал от туда две купюры по сто рублей и со стал начел высчитывать мелочь. Решив что каждый получит по пятьдесят рублей, остальное мы потратили тут же на воду и пару пакетов семечек. И немного поболтав о ерунде на одной из небольших детских площадке. Краям глаза я заметил одну красивую девчонку в кепке. Я не могу ее описать, просто понимал что она красивая и то что кепка ей очень идет.

После недолго моего мочение, спор Олега и Васьки вновь разгорелся. Теперь речь шла о Большом Коте…

К трем часам я уже был дома. Зайдя на кухню я увидел как моя мама нарезает капусту и готовила ужин. Не мешая ей я отрыл в нашу с братом комнату и увидел брата в его привычном состоянии. Он сидел за компьютером. Мой младший брат не отличался умом и сообразительностью. Он отличался лишь одним – полным непониманием реальности. Его большое слегка пухлое лицо бесило, характер нытика с его совершенным толстым телом приводило в восторг Гришку и его дружков. Единственное что спасало меня от позора то что это маленькое пузатое существо ненавидело людей и не гуляла. Он все время сидел за компом и что то смотрел или играл. Легким движением руки я привлек его внимание. Он посмотрел на меня с ненавистью, показывая свои желтые кривые зубы.

— Че, весь день просидел? — Я знаю что он ответит, но надо же проявлять внимание этому.

Он слегка скукожился, в его мозгу началось действие, легким пощёлкиванием пальцев он начал думать и наконец после двух, трех щелчков он ответил:

— Нет, только полчаса назад – слегка улыбаясь ответил он. Не придумав ничего нового повернул голову на экран. На котором происходило действия. Он смотрел какой то мультфильм.

— Ну хорошо, хорошо. – с ним ничего не поделать, закричу – заплачет, попрошу уйти – заноет, ударю — пожалуется. И поэтому я просто беру его стул вместе с ним и несу на кухню. Он секунд десять соображает что происходит и только когда я ставлю стул на его законное место он соображает что попал в кухню. Он начинает кричать, но увидев маму и ее сердитый вид с ножом, сразу же умолкает. И я спрашиваю маму – А что он весь день сидит за компом.

Она удивленно посмотрела на наше появление, затем как ничего продолжила резать капусту и отвечать на вопрос.

— Ну, во вообще то он только недавно сел за него, до этого я заставила его сделать уроки, которые ты еще не сделал. – ее ответом были отразаны все мои претензии, что бы я не сказал она приведет единственный аргумент который ее гложет – ну, будешь делать? -подняла свой большой нож.

Я знал что ножом она резала только капусту. Но ее яркие глаза зеленоватого цвета, большие широкие плечи, такой же торс и белый слега запачканный фартук засохшей крови придавал убедительности во всем что она говорить.

— Я пошел делать. – ответил я.

— Хорошо. -Ласково ответила она – Скоро я приготовлю обед, позову.- она продолжила резать капусту.

После уроков и Вкусного ужина я направился гулять. Олег и Васьки не было. Они пошли со своей бабушкой на огород. Делать было практический нечего, но дома было тоже скучно. Телевизор был занят Старшим поколением, на компьютере я пересмотрел все фильмы и прошел все немногие игры, которые шли на него. Гришка пропал со двора, видимо его мама узнала что он дрался и наказала, двор был пустоват. Лишь в дали собралась группа старших, готовившийся к чему то крупному. Недавно, где то три дня назад, мальчишки соседнего района наехали на кого то из наших и вот сегодня ночью намечается ответная провокация. Я не знаю что они сделают, но Михаил, Евгений и Антон довольно точно описывали своими руками довольно тяжелые удары не то битой, что у Михаила имелась, то железной трубой. Я смотрел как группа разрасталось, вечерело, солнце еще стояло, но все семнадцати летние парни нашего двора собрались. Как вся эта толпа собралась они о чем то поговорили и группами по два три человека начали разбредаться зная конечную точку.

Двор опустел. Небольшие клены шептали свою ели заметную речь. Где то кричали кошки, гонимые звонким колосом собаки. Я сидел на черемухе, ее маленькие стволы казались гигантскими надежными станами. Маленький клочок красной глины возле черемухи резко контрастировал с белыми домами и черным квадратным блоком, что защищала канализацию. В середине блока был чугунный старый люк, а вдали зеленая поля и небольшая детская площадка. Ели шли тяжелые розовевшие облака. В маленьким уютным мир застыл, перед тем что бы вонь пойти через ливни и громы будущих свершение. Завтра в школу, учеба, споры, разговоры, а сейчас можно и насладился тишиной.

ГЛАВА 2

Недалеко возле громадной стройке, что была между микрорайонами ПД и где начинались дома Леви собирались молодые люди. Им всем было около семнадцати — Восемнадцати. Кто то был в черных спортивках, кто то в старом шмотье. Некоторые держали биты, кто то прятал в карманы камни. На их лица, таких молодых, игрался юношеский максимализм с горьким гневам за своего друга, брата, знакомого.

Витьку Червонсова знали все в нашем районе. Добрый малый, не сильный, его даже в невзначай называли Дохляком, но и то только его близкие друзья, а другие гением что мог поступить большой институт не напрягаясь. Хоть он и был умником, но никогда не зазнавался, уважал любое мнение и участвовал в жизни своего микрорайона. У него была так же сестра. старшая, не слишком красивая, но и ее не назвать уродиной. Он была подругой одного авторитета, которого ненавидели вся молодежь Леви за то что он там устраивал свой бизнес. Постоянные стычки, драки, но нечего серьезного они не устраивали. Пока однажды не подкараулю Витьку.

Чтобы заниматься и поступить на бюджет он брал курсы в другой части города и когда он шел на остановку что была в Леви, через рощу березок между ПД и Леви на него напало шесть или семь пацанов одетые в черное и в масках. Это было днем и многие слышали его крики о помощи, но не кто так и не помог. Его избивали битами, ногами, пока тот не потерял сознание и его вопль не прекратился. После этого только к нему подбежала средних лет женщина кричала и пыталась как то остановить их, но ее не замечали, били. Кто то вызвал Скорую, Мужики услышал звон убежали.

Он скончался в машине. Без криков и боли.

После похорон, на следующий день Лиза, его сестра чуть не удавилась. Ее бросил ухажёр и не объяснив ничего уехал.

А парни ПД собрались сейчас проучить не только уродов убивших их дорогого друга, но людей что не помогли ему.

Каждый дом, каждая улица на Леви была ухожена, маленькие домики и крупные пятиэтажки соседствовали и приятно дополняли друг друга. Небольшие дворы заросшие маленькими кустарниками акации и украшенные спортивными площадками или содовой утварь приносило приятный спокойный вечер. Порой где то еще сидели старушки, дети играли и их звон был приятную сердцу как мелодию. Тихие шорохи мыший, над которыми зорка следили дворовые коты и кошки. Где то в неопрятной хлипкой лачуги лаяла собака, чествуя что то нехорошее. Люди спокойно наслаждались последними часами выходного.

Все это прекратилось как только зазвенели разбитые стекла и рамы. Толпа малолетних хулиганов разносила каждый двор, в каждом доме выбивались стекла первых этажей, принося крики испуганных жильцов. Если кто то выбега, его тут же наказывали четыре -пять парня с битами. Те кто осознавал что произошло после двух трех ударов сбегал в свою квартиру, либо его утаскивали родные. Такое происходила пока Весь двор не превращался в ошмётки и банда не уходила на следующий двор.

Так они прошли три двора, пока не услышали звук сирены, что означал прибытие милиции. Банда разбойников знало как нужно поступить и разбежалась кто куда. Наряды милиции поймали только двух – трех хулиганов, которым не было восемнадцати.

Серьезные побои мужчин, несколько дворов полностью разрушены и ужас и страх воцарился в ночью в Леви. Всю ночь милиция искали бандитов, опрашивали пострадавших, очевидцев. Трое преступников просто молчали, не сдавая своих друзей и подельников. После тяжелых дней слежки за каждым на ПД, вызовов все подозрительных. Кто то молчал, кто то говорил, но правды милиция не получила. Было еще задержано около шести человек по горячему, он двоих сразу же отпустили, не найдя доказательств. Все обсуждали этот инцидент, кто ужаснулся зверству молодежи, кто то восхищался их храбростью, но дальше двух слов за столом на кухни это не уходило. Все понимали, все осознавали ситуацию и просто ждали дальнейших последствий.

Люди инертны, но когда их дома рушат, их детей и друзей избивают, ты хочешь не хочешь будешь отвечать, особенно молодое поколение, желавшие показать свою силу, свою власть.

И как только милиция слегка утихла свой пылом, возгорелись молодёжь, начав драться и выбивать друг из друга дурь. Любая встреча молодых парней двух микрорайонов превращалась в потасовку из которой троих -четверых уносили без сознание или в бешенном угаре. Кто то с кровавой головой рвался убить кого за брата или своего молодого сына, что попался под руку неудачных бандитов. Кто то сломав руку об железную трубу проклинал неудачников. В эти дни на главных улицах вечером было просто опасно находится, а в переулках тебя уже не ждали маньяки и убийцы, что в нашем районе было всегда полным полно, там ждала озверевшие малолетки под руководством каких ни будь только что вышедших бандитов или дембельнувшийся военных. Что страшно наказывали не везунчиков.

Администрации просто ничего не могла сделать, лишь поставила вооружённую охрану. Боясь что все перейдет границы и при влечет центр, они договорились со старшими и негласно разрешили эти мордобои. Их волновал лишь одно -Все должно быть тихо, без камер и огласки. Что приводило к тому что крупных провокаций с обеих сторон не было, ведь им позволили избивать друг друга, что им было и нужно.

ГЛАВА 3

Протухший от мордобоя Гришка смотрел на меня. Он все равно ненавидел меня, его глаза говорили это, но то что его башка более или менее цела была моя заслуга. И его язык, рот, мозг говорил то что его сердце бы не сказала мне никогда.

— Спасибо, Тимка.

Когда мы с парнями гуляли, я заметил как группа избивает двух парней. То были наши враги, Гришка и Мишка. Я бы просто бы насладился зрелищем, если они просто били этих дураков, но те уродом было мала этого, они начали брать доски и камни, что означала жестокое и непомерное избивание с целью изуродовать или просто убить моего заурядного врага. Я не хотел этого, я хотел доказательств, признание и руки сами собой побежали помогать этим дурням. Их было всего трое, но старше и злее. Но только как по их голове ударила доска, их злоба куда та улетучилась. Они сразу же посчитали нас уважаемыми людьми и поняв что те дуболомы еще брякаются, решили просто ретироваться, утащив своего неудачного друга, потерявшего сознание от удара. Их небольшие большие рты кричали мат и то что еще покажут нам что то там.

Гришка был еще более менее. Разбитая губы, много ссадин и кровавых потеков на лице и руках. Ка его ветровке черного цвета виднелись свежие пятна крови, что капала из его рта.

Мишке было хуже, он был без сознание и вроде бы рука его была какая та не такая, она была согнута в трех местах, что говорила что она сломана. Я с Гришкой взял со мной его за плечи, Васька взял за ноги, а Олег держал руку на вису.

Идти было не долго, всего два дома, но нам было страшно, его состояние пугало, он не просыпался как бы мы на него не кричали и все говорило что лишние движение делать нельзя. Мы быстро добежали до его дома. Васька бросил ноги и позвал его отца. Когда он выбежал, он был весь бледный, увидев нас он крикнул и сказал что бы мы его положили. Мы плавно положили его и тогда он давал команды. Олег сбегал за палкой, Мишка дал свою окровавленную ветровку, а я помогал отцу Мишки забинтовывать его руку ветровкой.

После трех – десяти минут непонимание появились медики. Они увези Мишку и его отца в больницу.

Не следующие утро мы узнали что Мишка Вроде бы проснулся, но ему все ровно туго. Сломанная рука и еще что то внутри, толи что то с головой, толи животом.

Узнав что произошло, отце Олега и Васьки не выпускал их гулять чуть ли не пол месяца, а я же был отправлен вместе с братом к бабушке и дедушки со стороны отца на Третий участок.

У бабушка Гали и дедушки Имир было хорошо. Их большая двух комнатная квартира стала нашим домам на месяц летних каникул. Это была обычная старая квартира, со множеством память о былом, хорошем времени. Времени где они, люди из глухой деревни смогли перебраться в город, достичь хороший работы и воспитать двух сыновей. Хоть время и покорёжила эту память, хоть одни из них сыновей спился, они жили и радовались жизнью. Для нас это было странно, что в этом было удивительного. Для нас все было просто, надо было брать и иди, и мы не думали что то изменилось с их времен, мы просто не знали их подвига. Холодный стеклянный сервис, большие темные деревянные шкафы и желтоватый гигантский холодильник и немного недовольная бабушка, все это встречала нас. Ее слегка недовольное лицо, небольшие тонкие руки и слегка шарообразное тело. Ее лицо говорило о нежелание нас принимать, но при этом слова о радости лились из ее уст, как угощение своим внукам и сыну. Небольшая, но благородная фигура дедушки Имир сидела ровно на небольшом диване в гостиной. Он подняв руку смотрела то на часы на стене, то на ручные и слегка под вправляла их. Его большие желтовато – бесцветные очки помогали ему в этом. Я решил подойти к нему. Когда краям глаза он заметил меня он слегка улыбнулся, но продолжил свою роботу. Лишь после трех или четырех моих попыток что то ему сказать, он наконец услышал. Он был глуховат. Закончив с часами и услышав мой вопрос, он показал на дверь балкона. Именно там находился мой старый велосипед, что когда то увезли суда.

Взяв его и уже уходя из квартиры в мою фигуру вцепился взгляд отца. Он чем то был не доволен, как и моя бабушка. После небольшого разговора их лица крикнули на меня.

-Возьми брата. -Злобно и раскалено начали Папа -Мне с бабушкой нужно поговорить.

-Но я еду…

-Возьми Тимка его, будь хорошим мальчиком -улыбающийся сказала Бабушка -Возьми.

У меня не было выбора. Подождав когда он оденет свои уродливые ботинки, я поставил велосипед и пошел с ним гулять. Его физиономия тоже говорило о нежелание быть со мной. Его уродливая джинсовая куртка с большой несуразной кепкой хоть немного скрывало его глупое лицо, его гримасу негодование. На лестнице было темновата, единственная лампочка ели работала, неся свет нашему пути. Выходя из подъезда свет ударил в мои карие глаза и первое что я увидел ту самую девочку с кепке. Мои ноги уже понеслись к ней, но уши услышали шаги позади и голос, противный, звонкий, он спросил;

-Куда идем. — я остановился, осознав с кем я и в себя выругался. Я посмотрел на него, все было так. Он со мной. Он вновь спросил -Куда.

— Куда, куда, к другу в больницу я пойду, ты со мной. — злобно ответил я ему. Он огорчился, на его гримасе была ненависть и злоба. Он ненавидел и боялся больниц – Ненадолго, не бойся, вернемся скоро.

Больницу в которую положили Мишку была недалеко, ехать туда на велосипеде было недолго, только мой брат боялся велосипеда, он всего боялся. Пришлось пешечком, тоща велосипед, иди с ним. Мое желание бросить его было велико, но если отец сказал, надо слушаться. Его все слушаю и мама и кошка и наш дрянной дядя, хоть и не всегда. После долго и пустого молчание мы наконец заговорили. Он первым задал вопрос.

— А мы надолго к ним?

— Не знаю, может на месяц, может на два, — я слегка подумал – как все пойдет.

А вот брат не думал

— Я обратно хочу, домой. Там компьютер, а у бабушки нечего нет. — я удивлено посмотрел на него и подумал «неужто ему только это надо?» — в обще мне там лучше, спокойнее.

— Ты шутишь? — спросил его, но смотря на его глупое и несуразное лицо я понял что оно не может шутить, оно само есть шутка.

Наш разговор прекратился, он еще раз что то спрашивал, на тему погоды или кошек, он их любил. Но я не отвечал, думал в кого он такой тупой.

Дойдя до больницы я понял что к Мише не пускают так как мой злейший враг сидел на скамейке и о чем то серьезно думал. Это ему не шло, его угрюмая тупая морда вызывала лишь смех и желание его подразнить, но сейчас этому не было месту. Я сел рядом с ним, велосипед подпер на скамейку и проста сидел, пока Гришка созреет для разговора.

— Жалко его, — начал Гришка – а мы просто гуляли…

Разговор был неприятный. Мишка очнулся, только у него что то сломалось в голове, он не чего не понимает и не помнит. Гришке это не говорили конечно, он это услышал случайно от медсестры, а так не кого в его палату не пускают, но кроме родных.

— Все это было жутка, но что делать… Ладно мне пора, а то мама убьет если узнает что я здесь — на нем была натянутая улыбка – удачи.

Он побежал домой. А я еще посидел на скамейки, поглядывая на искорёженное ужасам лицо брата.

ГЛАВА 4

Лихие драки, как начались так и закончились. После долгих муторных разборок над людьми возобладал разум, и бесчинства и разбой закончился. Особенно после того когда взрослые матерые волки пришли разбираться что к чему. Мелкую падаль что желала драки и анархию, убивали, более умных забирали к себе, а те кто просто замолк и не дёргался, не трогали. Больше не было стычек и молодёжь вроде бы даже примирилась. Она хотя бы не избивала друг друга до смерти. Так, мелкие потасовки, которой собиралась молодёжь что хотела насладится зрелищем. То один на один, то парами или группами, от трех до четырех человек, не было четких правел, но безумие прекратилась.

Много домов было убита, в некоторых можно было еще жить, но большинство деревянных двухэтажных многоквартирных домов превратились в угольки. Земля, которая тут же освободилась была выкуплена за копейки и на ней начали возводить заборы, за которыми началась стройка, чего то нового, чего в этом районе никогда еще не было.

Люди привыкшие к постоянным дракам начали привыкать к шуму строек и лаю бездомных собак. Их стало намного больше чем раньше.

Повсюду начали появляться маленькие ларьки, у каждого дома появился свой магазинчик, маленький уютный, в котором можно было купить то что тебе угодно. Некоторые даже из -за этого отдавали свои квартиры, что бы «хорошие люди» начали свой бизнес, а иных просто заставляли или они просто пропивали свое добро от горя. Возле помоек начали собираться люди, люди что потеряли все, тем кому нечего было есть, кроме помоев. Негде работать, только собирать хлам. Время постепенно текло вперед.

Четкие понятие начали рушатся, добрые дела начали зваться злом, а любезности и подхалимство стало в почете. Грубые мясистые бойцы уходи, унося свои правела и авторитетов на покой. Лишь красивые женщины остались, они не куда не денутся. Лишь мода поменяется. Вместо искусственных несуразных женщин пришли еще более глупые и еще несуразнее. Где то появились люки возможности для молодых неопытных бригадиров, айтишников, работяг. Все в тихом маленьком районе закипела. Много кто уезжал, кто то переезжал, жизнь неслась, забывая кого в свое ходе, уж не кто не помнил Витку, все просто жили принеся свой интерес выше любого общего, я стало главным, и улицы заполонили бездушные куклы труда и широкие улыбки обмана.

ГЛАВА 5

Тихий шелест листьев и слегка заметный стучащие капли дождя. На улице никого нет, только ели заметные тени прячутся возле подъездов. Маленькая игровая площадка заполняется водой и становится необъятным морем. Соловьи прижались к подоконнику и ждали конца этого бурного потока. Он будет длится весь день, неся печаль в дом бабушки и дедушки. Мама с папой нет. Мама дома, собирает последние вещи и чистит квартиру к приезду новых жильцов, папа на работе. Они продали нашу квартиру, унося последние надежды вернутся туда после лета. Я понимаю , я то же бы не мог жить там, в доме где умерла наша бабушка Лиза. Она страшно заболела после того как мы ехали и мучалась три недели. В ее глаза не было нечего живого, когда я в последний раз видел ее. Она бредила, видела своего сына, звала его, а он не явился к ней простится. В тот день он ужасно напился и пришел к остывавшему телу нашей бабушки. Мама его прогнала, чуть ли не была. А я смотрел на мертвую бабушку и тихо плакал, это был последний раз когда я ее видел, после был только гроб. Брат мой даже не изволил с ней нормально простится, он чего то боялся и как животное сторонился ее, и даже после смерти не подошел к ней. И на похоронах, сидел тихо и робка, остерегаясь всех. Сейчас он спокойно и с улыбкой играет в компьютер, который ему привезли на днях. За все лето он не куда не выходил, кроме нашей прогулки, бабушка конечно его пыталась вынуть, но тот возвращался сразу и нес околесицу типа его обижаю или бьют и сидел дома, чем то занимался.

Я же пропадал днями на улице, искал друзей, знакомился, интересовался всем что происходило вокруг и около, бега в наш двор, там играл, наслаждался жизнь. даже познакомился с девочкой в кепке, ее звали Нида, с ней было весело, но порой мне было стыдно перед ней за моего брата, которого она знала и видела как тот творил какую то ерунду.

Он в своих немногих прогулок с лавливал мелких собачонок и бил их по морде. И так он проделывал со всему собаками и во все прогулки. Мне стало стыдно за брата. Я пытался объяснить ему что так делать нельзя, но тот нечего не понял, я сказал отцу и маме. Они поговорили с ним и вроде он перестал так делать, но его морда, сейчас когда я здесь, перед ним говорит мне о ненависти и предательстве. Я не кого не предавал, я вообще не говорил что не буду об этом болтать, а то что они узнали, это к лучшему, умнее будет болван.

Вот думаю я как с таким мозгом он вообще живет. Он же нечего не запоминает. В школе ели учится на тройки, хотя целыми днями может учить уроки. Я же перед уроками быстро прочту и все запомнил, что то надо сделать, быстро, не парясь сделаю и гулять, и на четверки учусь. Он же все штудирует и штудирует, но ничего не запоминает, только в биологии в чем то разбирается. Дурак есть дурак.

…

Капли дождя падают, крыша собирает их и они постепенно скатываются от веса в водосток, где громко собираются в бурный ручей который несет их в бурную речушку, пронизывающею сади и парки. В них, довольно заросших, некому ненужных произрастаю стойкие тополя, смелые осины и одинокая береза. Под ней, под этой маленькой хлипким деревом наверное происходит ужасное преступление, о котором не кто бы не узнал и ручьи бы отнесли крики и боль на бескрайнею Каму, на ее прекрасные берега. Кама в бурные ветра, проливные ливни и смутные дни прекрасна. Она как женщина, коварна и жестока, красива и терпелива, но в проливные дни, ты видишь как она злится, это не злоба, это истинная она. Словно она до этого притворялась, словно она обманывает тебя светлыми дни. И вместо тоски и печали в пасмурные дни она дарует спокойствие и тепло. То что тебе нужно.

…

После холодного дня я пошел в парк, поискать что ни будь, полазить по оврагам, насладится солнечным днем. Были последние дни каникул, скоро в школу, вновь просиживать пол дня за партой, слушать глупую болтовню и спорить с учителями. Противный запах не давал мне насладится последним днем. Что то противное появилось в воздухе этого заброшенного парка. И оглядевшись я заметил небольшую собаку, на ней не было ошейника, бездомная. Ее длинная сосисочная форма и маленькие ножки меня не пугали. Я подошел и только тогда во мне возымел страх. Она обгладывала кости, человеческие кости… Запах, точно запах крови.

На следующий день там была милиция. Она что разбирала, искала документы, пытались вообще понять кто это был. Но после недельных изысканий, все затихло. Люди вновь начали собирается в этом парке, лишь изредка поглядывали по сторонам. Кости на меня произвел неизгладимое представление. Это было все что от человека осталось, лишь кости и то со с жадными глазами грызла слабая некому ненужная шавка. Неужели конец у всех такой, неужели всех сгрызут, неужели токов финал у всех. Нет конечно, тебя похоронят, но что там, там то же насекомые, бактерии, они тебя съедят. Неужели смерть так близка, но я хочу жить, и не просто, а ярко. Возможно, да надо жить!\

ГЛАВА 6

Лихорадка, кризис, боль , печаль, смерть все это прошел маленький клочок земли. И вонь приходит время спокойных тихих деньков. Стройки заканчивались и возвышалась на месте бараков многоэтажки, вместо маленьких магазинчиков появились сетевые магазины, вместо человека животное что желает лишь потреблять. Не чего не стоит на месте. Даже ничтожество что ненавидели все, которое родилось по ошибки, то что призирали бабушки и ненавидел дяд. То существо что было последним, четвертым сыном, выросло. Оно не хотела видеть мир, оно хотело от него сбежать, но как сбежать если тебя держат стальные оковы боли и печали, особенно мамы и отца. Их страдание я не мог и не хотел видеть, но умереть, это приговорить их на вечные страдания при жизни. Да. Четвертый сын, ничтожный, глупый, избалованный, но хотя бы живой. Маленькие блики разума, меленькие блики самопознание, все это я и я не хочу быть здесь. Но не чего с этим нельзя поделать, ничего ведь я есть я. И жить мне все же придется.

Проходя мимо старых, дряхлых гаражей я заметил маленькую композицию. На обрезанном, практически мертвом тополе, висели с десяток плюшевых игрушек. То маленькие кролики, одетые костюмчик, то красные сердца, прибитые гвоздем, то большой косолапый медветь, весь грязный и словно бы сырой, он находился на самом низу, и большой кролик на верху, тот уж был более чистым и казался радостным. Вся эта экспозиция придавала тоску и боль по ушедшему детству, детству что находилась возле помойки, пытаясь скрасить его. Пройдя на перекрёсток видны только лавки и неоновые вывески, кричащие «КУПИ,СМОТРИ» и пройдя, за дома, гнилые, некому ненужные дома. Разваливающиеся от времени. Где то есть лавки и на них сидят и ругаю старики и бабушки, либо средних лет люди, пьющие пиво или водку, аккуратно укутанную в пакет. Все идет к своему концу и я вхожу в дом. Там кто то плачет, кто тихо сидит на лестнице, кто то кричит, кто то смотрит нам меня и соболезнует. А я иду, вхожу в квартиру. Мама плачет, отец спокойно сидит ждет. Нида плачет, но все же успокаивает маму. Все здесь, наверное пора отправлять Тимку в после путь. Три брата в гробу, я один остался, все же мне придется жить. Как же странно что боялся я больниц, а брат, доверявший им, был убит их халатностью.

Дурак, дурак, да но что за то я есть, а ты мертв. ты жил, а я существовал, но теперь я что должен жить за тебя, за братьев. Зачем же ты меня так поставил брат? Я даже свое имя не хотел