Жаркий день

Весь день держалась невыносимая жара. Те, кто постарше, люди в возрасте переносили такое пекло тяжело; поднималось давление, изнутри давило голову, прихватывало сердце. Но и нам, среднему возрасту такие рекордные для нашей полосы температуры не приносили радости. Всё-таки человек такое привередливое животное, что никак ему не угодишь. Уволиться, что ли, с этой уныло-безперспективной работы?
Моё вязкое движение мысли прервал голос директора. Александр Палыч, необъятных размеров дядька, лысый и краснощекий, он вкатился в мой кабинет, что тот огромный валун из фильма о Индиане Джонс.
— Антон, срочно съезди на центральный склад. Проверь сколько профиля привезли. Надюшке скажи, чтобы подготовила документы и скажи, чтобы она… — шеф, закатил глаза в потолок и раздул щеки. — Нет. Это всё!
Я согласно кивнул, хоть мне вовсе не улыбалось тащиться на уставшей «Ладе», которая не знала ни кондиционера, ни гаража.
Я взял накладные для контроля, выпил теплой воды из кулера, взял ключи от жестяной старушки и вышел на улицу.
Меня сразу обдало душным жаром (и это я еще не уселся в салон). Ржавая лошадка когда-то серебристого цвета ждала меня под палящим солнцем и дружелюбно приглашала в своё адско жаркое нутро.
Поездка была недолгой, но весьма и весьма изнуряющей.
Марево застилало асфальтированную площадку перед зданием склада. Поставив машину на стоянку, я вылетел из нее и помчался внутрь бетонного сооружения, надеясь там найти приятную прохладу. И правда, на складе было прохладнее. Меня встречала Надя, миловидная полненькая девушка с большими голубыми глазами и пухлыми губками. На первый взгляд она могла быть поваром или безудержной сладкоежкой, но это всё затёртые стереотипы. Умнее, смекалистее и проворней девчонки мне встречать, пожалуй, не доводилось.
— Антон Михалыч, здравствуйте, — скорее прошептала Надежда. Она всегда говорила тихо.
— Привет, Надежда. Трубу привезли?
— Да, но восьмидесятой на двенадцать не было.
Почему-то Надя, пока говорила, безотрывно смотрела на мои ботинки. «Зачем я пришёл сегодня на работу в костюме?» — подумал я, а вслух сказал:
— Пойдём, посмотрим, товарищ кладовщик, — Когда я так говорил, Надя всегда прикладывала руку к голове на манер воинского приветствия и непременно улыбалась. Только не сегодня. Она не поднимая глаз повернулась и направилась к безжизненному металлу.
Мы шли рядом. У меня появилось какое-то непонятное ощущение, что происходит что-то не то. Я остановил Надю и, взяв ее за локоть повернул к себе. Она уткнулась лицом мне в грудь. Я отстранился, взял ее голову в руки и посмотрел в лицо. Синяк и ссадины были усердно замазаны тоналкой, но все же виднелись даже под толстым слоем макияжа.
— Кто?
Надя заплакала и побежала в свою конторку. Я за ней. Она закрылась. Я достал сигарету, покрутил, помял и выбросил в урну. Через дверь я снова спросил: «Кто это сделал, Надя?» В ответ тишина. В моем сознание всплыло красное лицо директора с глазами навыкат.
— Это Бочказавр? — спросил я у Нади, используя негласное прозвище шефа.
Спустя минуту дверь открылась, и девушка, вытирая влажной салфеткой слезы, как всегда шепотом пробормотала:
— Ничего не делайте, Антон Михайлович, пожалуйста, ничего не делайте.
Бросив файл с накладными на стол, я подошёл к Наде, взял ее за плечи и сказал, глядя в бездонные, наполненные соленой водой, глаза:
— Всё будет хорошо!
На обратном пути жара меня не одолевала, мне было плевать. Старая легковушка несла меня на удивление шустро, как будто была со мной заодно.
В офисе мне показалось, что дверь я вынес плечом. Логист и менеджер откинулись на спинку стульев, вытаращили на меня глаза и открыли рты. Я показал им «класс», они вроде бы выдохнули. В дверь к шефу я не стучал, у меня были другие планы.
— Антоша, ты что-то быстро, — чавкая сказал Бочказавр. Он набивал бездонное брюхо шашлыком и запивал коньяком прямо из бутылки.
Пока я пересекал кабинет, успел подумать, как же ему, черту, под алкоголем в такую жару ничего не делается.
Я встал напротив директора. Нас разделял стол.
— С Надей. Это ты. Это ты сделал? — адреналин зашкаливал. Ком стоял в горле. Я задыхался от злости, ненависти и несправедливости.
Шеф ухмыльнулся, взял салфетку и вытер жир с отвисших губ и дутых пальцев.
— Да выбесила она меня: «Я не буду. Я не хочу. Нет, нет, нет. Отпустите» — он заржал так, что изо рта полетел лук, ошметки мяса. Он рыгнул и начал вставать.
Я схватил початую бутылку коньяка и ударил негодяя по уродливо-плешивой башке. Тот обмяк и вернулся в кресло. Он был в сознании, только по лбу скатилась тонкая струйка. Я упер кулаки в стол и подавшись к шефу процедил сквозь зубы:
— Трубу привезли всю, кроме восьмидесятой.
Ариведерчи, Александр Павлович.