Жан-Поль Сартр – Слова, или тема Слов не раскрыта

Все мы мечтаем прочесть в автобиографических книгах секрет, который помог авторам стать великими писателями или другими деятелями, так сказать приподнять одеяло и увидеть голенького автора со всеми комплексами и страхами, но книга Жан-Поля Сартра «Слова», хоть и является автобиографичной, но совсем про другое. Эта книга про обиженного мальчика, который хоть и не знал своего отца, но корил его во всем, в каждом слове, в каждой строчке чувствуется обида, словно писал злой школьник в бессильном гневе, сжимая кулаки до белых косточек, а слезы только того и ждут, чтобы сорваться и огульно покатиться по раскрасневшимся щекам. Отец был обвинен даже в том, что у Сартра нет Эдипова комплекса (хоть это и не так, но об этом позже), чего добивался этим Сартр? Поднять мертвеца и указать как несчастен он был, но как высоко взлетел без его помощи, столь ненужного, прогнившего и превратившийся в удобрение для растений. Может поэтому Сартр ненавидел природу? За то, что она пожирает с помощью времени, которое для нее не существует? Природе, как и вселенной, все равно существование предшествует сущности или наоборот, а ведь столько страниц замарал на эту тему автор, столько слов было высказано, иногда в пустоту, иногда с делом, но все это ничто. Все поглотится временем и исчезнет. Забудутся Платоны с Сократами, что там говорить о замученном страхами и сомнениями Сартре.

В книге нет откровенности, есть позерство перед зрителями, желание высказаться оригинально про свою семью, но все, что не напишет, все банальность. И дедушка, который претерпел метаморфозу и обернулся для Сартра папой, которого он боялся заставить осерчать не только на себя, но и порицал всех окружающих близких, которые не могли выполнить элементарных прихотей, мысленно выполняя обязанности за всех правильно только, чтобы не потревожить и удовлетворить божественную фигуру Шарля Швейцеря. Позже, как и все сыновья, Сартр сохранил трепетную любовь к дедоотцу, но захотел это божество перерасти, переплюнуть, показать себя молодчиком и выше, хоть не ростом, так достижениями, отдадим должное преуспел и сокрушил по всем статьям.

В остальном все по прописным истинам будущих писателей: был худ, слаб, горделив, потому нашел себя в книгах, открыл для себя мир фантазий, хотя кто из нас его не открывал и не проводил в нем часы, да что там часы – годы. Многие так и не смогли выбраться из детского мира и остались дебиловатыми взрослыми, которые поначалу грезят наяву, а потом обличают мир в заговоре, но центром притяжения всегда остается только собственный индивид. Сартр же смог выбраться из грез, да с такой залихватостью, что преобразил, пересадил свой комнатный незрелый талант в общественный парк, да так успешно, что зачатки таланта пустили такие мощные корни, что проросли по всему миру.

Сартр все время пишет про полное обладание матерью, так как не было отца и очередные грызения несчастного мертвеца, который не жил, чтобы возгордиться все тем же неуверенным в себе, стесняющегося своего дефекта мальчика, но это взгляд ребенка, но не повзрослевшего сына. Может так и было задумано, но если так, то нужно было назвать книгу «Слова мечтательного мальчика». Эдипов комплекс у Сартра был, только связан он был с дедом, который как раз таки и владел по-настоящему его матерью, владел ее свободой, потому что запрещал бывать в гостях допоздна, владел ее волей — превратив в слугу. Возможно, это и повлияло на Сартра в желании стать писателем, ведь сам дедушка нелестно отзывался о писаках. Хотя дедоотец им и был на самом деле, потому хоть автору явно и не хотелось обыденности, но стал он писателем только из-за своего горячо любимого и глубоко почитаемого дедушки, громогласного и критикующий всех и вся – Шарля Швейцера. И пусть вас не смущает иногда ехидные отзывы, мы всегда копим в себе обиду, недосказанность на самых близких, с которыми посчастливилось нам провести детство и нахождения себя, как человека. Если вы общаетесь с человеком на протяжении долгого времени, вы скапливаете запас невысказанного, как ситуации, над которыми вы можете размышлять после десятка лет, серьезно хмуря лоб от своей неопытности, внутренне сгорая от стыда, говоря себе, тому зеленому, незрелому: «Почему я тогда отвернулся и не дал отпор, нужно было встретиться лицом к лицу со своим страхом и сказать «то-то и так-то» и т.д.». Так и Сартр иногда срывается в грубые описания дедушки, хотя в сердце хранит рабскую покорность перед той великой глыбой, которая его воспитала и дала свои книги, свои слова, свои мысли. Для примера приведу лишь несколько цитат показывающие истинные чувства Сартра, которые просачиваются словно свет сквозь наглухо затворенную штору эпатажного и пренебрежительного отношения к родным, но это делает автор только для тебя, читатель, истинные же чувства Сартр не раскрыл, потому подло поиграл с нашим временем:

*Я это знал – он показал мне на одной из полок толстые тома, обтянутые коричневым коленкором. «Вот эти книги, малыш, написал дедушка». Как тут было не возгордиться!
*И сейчас еще в минуты дурного настроения меня мучает мысль: не убил ли я столько дней и ночей, не извел ли кипы бумаги, не выбросил ли на рынок кучу никому не нужных книг в единственной и нелепой надежде угодить деду. Вот смеху-то было бы – через пятьдесят с лишним лет обнаружить, что ради выполнения воли старого-престарого покойника, я ввязался в затею, которую он не преминул бы осудить.

Последние страницы интригуют, но понимаешь, что это лишь очередная игра автора со зрителями, только Сартр начинает говорить о насущном, пытаясь показать нам, что же выросло из детского существования, которое предшествует сущности. Сартр обещает:

*Я расскажу позднее, какие кислоты разъели прозрачный панцирь, который деформировал меня, как и когда я познакомился с насилием, обнаружил свое уродство – оно надолго стало моей негативной опорой, жженой известью, растворившей чудесное дитя, — какие причины заставили меня систематически мыслить наперекор себе, до такой степени наперекор, что чем сильнее досаждало мне мое собственное суждение, тем очевиднее была для меня его истинность.

Но читатель не дурак, он чувствует на ощупь кончиками пальцев, что жестоко обманут, что впереди только две страницы, которые завершат рассказ маленького мальчика, который мечтал, представлял, фантазировал, любил и ненавидел своих родных, как живых, так и мертвых. Но этого ли мы ждали, когда открывали сею повесть, разве нам показали как любить Слова и в каких позах? Открой нам Сартр хотя бы крохотную частичку картины, чтобы мы сгорели от нетерпения и нафантазировали даже больше, чем автор смог бы нам дать, мы бы могли стать с тобой единым целым автор, но нам не позволено. Нас будто выпроваживают из гостей в самый разгар беседы. Поначалу скучно тебе, но только собеседник начинает тебя увлекать, и ты внемлешь с открытым ртом каждую сентенцию, как читатель наскучивает Сартру, и он обрывает резко, безжалостно. Тебе хочется продолжить разговор, но уже все, его нет…