Глава 3
На улице уже порядком стемнело. На каждом углу начинали загораться фонари. Желтый, немного отвратительный, свет едва освещал вокруг себя. Дальние дорожки были полностью погружены в тень, отбрасываемую деревьями. Стоит сделать пару шагов дальше от фонаря, и ты в «мертвой» зоне. Ситуация из разряда «помоги себе сам», если с тобой что-нибудь случится. «Больных» людей у нас в городке тоже хватает, так что чувствовать себя в полной безопасности можно только в своей комнате под одеялом с винтовкой в руках.
Я сидела на том самом бордюре около дверей библиотеки. Мне не хватало смелости собрать себя по частям и наконец-то двигаться ближе к дому. Будто что-то или кто-то приклеил меня к этой бетонке, заставляя вновь и вновь проживать те эмоции. Чувствовать, как сквозь тебя проходит что-то, чего ты не можешь видеть, слышать голос покойной сестры, будто она стоит рядом. И тихонько дрожать от страха, потому что не можешь понять, что происходит. Мыслями я по-прежнему находилась внутри здания. Перед глазами все еще мигал свет, в ушах звучал голос, а вокруг нет никого, кто бы мог мне помочь.
— Меня дожидаешься? – Дверь позади меня громко захлопнулась. От неожиданности я вздрогнула. — Так и будешь играть в молчанку?
Закинув свой рюкзак на плечо, я собрала последние силы в кулак. Я поднялась с бордюра и поплелась в сторону дома. Мной двигала злоба. Где-то глубоко внутри я понимала, что злюсь на человека, который, по сути, мне ничего не должен. Наверное, я была настолько одинока и лишена поддержки за последние мои годы жизни, что посмела себе позволить думать именно так. Мне трудно справляться с нахлынувшими эмоциями. Все это чересчур. Я потеряла Кэти два года назад. И за это время ни разу не происходило ничего подобного. Возможно, это лишь мое воображение, желание видеть и слышать ее здесь и сейчас.
Путь был не самым близким, но прогуляться бы мне не помешало. Я должна справиться с этим наедине, не привлекая посторонних. Я старалась идти все дальше от здания библиотеки, практически бежала от случившегося. Ноги едва передвигались, но я старалась не останавливаться. Медленно, шаг за шагом они уводили меня от произошедшего и раздражительного типа, который пристал, как репей и не хочет отставать.
Порывы ветра трепали мои волосы. Я ощущала его прикосновения к коже, к каждому нерву. Все казалось чересчур странным и в ту же секунду обычным. Эмоции, как оголенные нервы, воспалились. Я чувствовала все, даже звук работающего позади меня двигателя. Хоть кто-то доберется домой раньше девяти вечера без дальнейших приключений и терзаний.
Я даже немного успела пожалеть, что не позвонила Полу – он забрал бы меня отсюда, отвез домой и не стал спрашивать ни о чем, потому, что больше всего я не переношу навязчивость. Пол знает меня достаточно хорошо, поэтому лучше дождется той минуты, когда я сама решусь рассказать ему.
Я бы очень хотела оказаться дома. Лежать в своей кровати, пить горячий чай и слушать трек за треком «Три Дня Грейс[5]». Но меня совершенно туда не тянет. Желание возвратиться в дом, где куча воспоминаний о сестре не кажется таким уж заманчивым.
— Тебя подвезти?
Рядом остановился «Мустанг». Черный автомобиль одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года «купался» в желтых бликах от фонарей. Эта машина даст фору любой современной, за это она мне и нравится. Я не тащусь от бешеной скорости и адреналина, но получаю кайф от обычной езды на этой красавице. Несмотря на мои любованием средством передвижения, этот парень мастер по надоеданию людям. Не удивлюсь, если на полке с его достижениями стоит кубок. Всегда избегала таких. Бесспорно, с ними порой весело, но они быстро надоедают. Их нездоровая напористость отталкивает. Мне интересно, что именно он не понял из того, что я сегодня ему сказала.
— Кажется, я поняла. Тебе больше не до кого докопаться? Я могу дойти пешком, я не инвалид и могу позаботиться о себе сама. Мне жаль, если ты думаешь по другому, – я сложила руки на груди, остановившись на том месте, где шла.
— Я просто пытаюсь быть вежливым, – спокойно ответил парень, отводя взгляд на лобовое стекло.
— А я просто пытаюсь донести до тебя то, что мне не нужна помощь. Что из сказанного ранее тебе до сих пор непонятно? Хотя, знаешь, мне не интересно. Просто прекрати ходить за мной по пятам.
Мне с трудом удалось выдавить из себя улыбку. Я развернулась на девяносто градусов и продолжила идти по асфальтированному тротуару вперед, концентрируясь на чем-то менее приставучем и раздражительном. Например, можно поразмыслить, когда в последний раз менялось это покрытие. Одна маленькая трещина переходила в большую и так до бесконечности. Все вместе они сливались в одну большую паутину. Все осталось таким же старым и избитым, как было задолго до моего рождения.
— А мне плевать, или ты садишься в машину, и я спокойно отвожу тебя домой. Или мне придется применить силу, чтобы так же отвезти тебя домой, а выходить не особо хочется, – «Мустанг» медленно катился вместе со мной, пока его напористый и чересчур раздражительный водитель продолжал досаждать мне.
— Поскольку, выходить ты не собираешься, то опасаться мне нечего. Хорошего тебе вечера.
— Отлично.
Победно улыбнувшись, в этот раз по-настоящему, я развернулась, чтобы посмотреть в лицо «проигравшему», но едва ли не угодила под колеса. «Мустанг» заехал прямо на бордюр, почти наезжая мне на пятки. Жизнь умеет подносить подарки. И прямо сейчас я могла просто напросто умереть, совершенно не желая этого. Надеюсь, когда-нибудь в этой реальности начнет торжествовать справедливость.
— А теперь, – парень вышел из машины. — Ты сядешь в машину и прекратишь ломать комедию, будто я тебя раздражаю.
— Ненормальный, – буркнула я.
— Я жду, – заявил он, упершись бедром о пассажирскую дверь автомобиля.
— Противный и надоедливый.
Мысленно досчитав до десяти, я шумно выдохнула и словно ребенок, нахмурила брови и протопала к машине. Как бы сильно мне не хотелось, чтобы он оставил меня в покое, я сделала это – просто позволила ему почувствовать свое превосходство надо мной. Парень открыл дверь и протянул руку. Если он считает это столь романтичным и уместным, то он редкий идиот. Даже, если бы я и хотела всего этого сказочного и чудесного – галантного кавалера и ухаживаний, то не прямо здесь и сейчас. Проигнорировав его жест, я плавно приземлилась на сидение и поспешила пристегнуться. Мало ли, что у него на уме.
— Так бы сразу, – захлопнув дверь, мягко протянул он. — Кстати, я Эдриан.
Я сразу же покрутила ручки на автомагнитоле, чтобы пресечь любые его попытки завести разговор. Если я позволила ему почувствовать маленькую победу, то это не значит, что он перестал меня раздражать. Парень только усмехнулся, делая звук потише. Музыка тихонько лилась из динамиков, заполняя образовавшееся молчание. Мне это нравилось. Нравилось, что он не пристает ко мне с идиотскими вопросами. В них было что-то надоедливое.
По радио зазвучала любимая песня «Последний, кто узнает[6]». Я по-идиотски улыбнулась и тихонько начала напевать. Когда-то я влюбилась в нее с первой строчки.
— Не думал, что девчонки любят слушать рок, – заявил Эдриан.
— Что плохого в том, чтобы мы слушали рок? Это лишь один из странных стереотипов современного общества. Я не обязана никому угождать во вкусах и выборе музыки, я имею на это право, – ответила я, продолжая напевать песню.
— Я ничего не имею против. Наоборот это круто. Просто, ты отличаешься от других.
Великолепно. Где-то я уже это слышала, нужно только вспомнить. Ах, да, точно – «ванильная» фразочка из какой-то подростковой мелодрамы. Это самый слабый аргумент, чтобы произвести на себя впечатление. Возможно, другие девчонки визжали от восторга, услышав такое. Но как по мне, все это до невозможности банально и скучно.
— Милое колечко, – все еще не унимался он.
— Это септум.
Кажется, Эдриан все еще не понял – но я не настроена на любезную дружескую беседу. И мне уже надоело ему это доказывать. Все равно, что биться головой о бетонную стену – ты не получишь ничего, кроме повреждений, он все равно не поймет. Меня вполне устраивает то, что он просто молчит и не пытается вывести меня на контакт.
С меня нервоза на сегодня точно хватит. Все равно перед сном придется выпить успокоительное, без него я действительно не засну этой ночью.
Одна минута сменяла другую. Время тянулось медленнее ползущей улитки. Желание оказаться дома, подальше от него, росло все быстрее. Пальцы начали отбивать нервную дрожь на коленях, пока Эдриан крутился на месте, пытаясь сориентироваться, куда ехать дальше.
— Прекрати гонять машину по кругу. Мог бы просто спросить адрес. Развернись, потом через тридцать метров будет поворот направо. Ты сразу же заметишь особняк, – перенаправила его я. Мне просто надоело кататься так просто. Если бы не я, то бедная машина, в самом деле, пошла бы на третий круг. Я слишком устала, чтобы наблюдать за тем, как он пытается сделать поступок из разряда «добрый».
— Признайся, тебе же понравилось. На самом деле я знал, куда тебя везти, просто решил проверить, – сболтнул Эдриан, заглушив мотор «Мустанга» на подъездной дорожке моего дома.
— Проверить мои нервы на прочность? Молодец, ничего не скажешь. На самом деле мне все равно. Благодарю, Эдриан, – ненавистно выплюнула я, стараясь ударить побольнее. Злость на этого ненормального идиота росла слишком быстро. Выбравшись из салона автомобиля и хлопнув дверцей, я отсалютовала ему воздушный поцелуй, постепенно переполняясь негативными эмоциями. Раздражительный, надменный гад!
— Ненавижу, – прошипела я, пока я закрывала на все замки входную дверь.
Не снимая обуви, взбежала на второй этаж, направляясь прямо в свою комнату. Там все стояло на своих местах, так, как того хотела я. Небольшая комната – мое убежище, где я действительно могу почувствовать себя дома. Тут все пропитано воспоминаниями – стены заполнены сотнями фоторамок, тумбочка завалена стопкой рисунков. Именно то, что греет мое сердце и душу. И так будоражит болезненные воспоминания.
Рюкзак полетел на стул. Кеды я аккуратно стянула и поставила в гардероб. Не люблю беспорядок. По природе я совершенно аккуратная, но иногда просыпается «лень». Она усаживается на одно из моих плеч и нашептывает – разбросай все по комнате и превратись в настоящую свинью. И у нее это получается, моя «аккуратность» тихонько загоняется в угол и прилежно ждет своего часа.
Желудок неприятно заурчал. Я с самого утра крошки в рот не брала. Организм просто так не простит мне эту выходку. Если бы не зависимость от еды, то я ни за что не пересилила себя и не спустилась вниз. В столовую, кишащую противными людьми. Лучше утопиться, чем каждый вечер сидеть с ними за одним столом и выслушивать оскорбления в свой адрес.
— Анастейша, – окликнула меня мать, пока я пыталась незаметно проскользнуть на кухню и ухватить что-нибудь – пожевать и попить. — Дорогая, присоединись к нам. Не стоит портить свой желудок перекусами. Мы же не кусаемся.
Боже. Мой.
Стараясь не показывать своего недовольства, я уверенной походкой прошла в столовую. За столом сидели абсолютно все, даже отец решил почтить нас своим присутствием. Обычно я вижу его раз в неделю, иногда реже. После смерти Кэти он практически не появляется дома. Теперь офис и работа занимает первую строчку в его «важных». На семью времени нет, если ее еще можно так назвать.
— Ана, мне сегодня звонила Грейс, у тебя все хорошо? – Натыкая на вилку стручковую фасоль, мать окинула меня взглядом.
— Вот только не нужно включать режим «любящей и переживающей» мамочки. Тебе это не идет, – внутри потихоньку заводился моторчик. Не переношу, когда она пытается выдавить из себя каплю материнской заботы. С ее стороны это омерзительно.
— Знаешь, а ведь я действительно беспокоюсь. Грейс чем-то встревожена, она попросила узнать все ли у тебя хорошо, – продолжила она, будто я должна поверить ее словам. Никогда и ни за что в жизни не поверю тому, чего на самом деле нет. Материнских чувств у нее явно никогда не было и сегодня они уж точно не могли появиться.
— Если бы не ее звонок, то такое желание у тебя точно не возникло бы, – дожевывая кусочек куриной котлеты, усмехнулась я. На самом деле мне было обидно и больно. Никто не заслуживает такого отношения родителей.
Но я привыкла. Семнадцать лет подряд я стараюсь держать установку, что она такая и с этим ничего не поделаешь. Сомневаюсь, что она хоть раз ощущала, какого это заботиться о ком-то по-настоящему.
— Прекрати. Хватит выставлять себя лучше других.
Браво, Ана. Хоть чем-то я довольна. Мне удалось вывести мамочку из себя.
— Мама, не обращай на нее внимания, – вмешался Илес. — Она же всегда такой была. Ей необходимо самоутвердиться за чужой счет, – у меня уже начали чесаться кулаки, настолько сильным было желание вмазать ему по его надменной роже.
— Тебя не спрашивали, идиот, – проверещала я, отодвинув стул как можно дальше от стола. Тонкая нить моих нервов была на пределе срыва.
— Ана, прекрати, сейчас же! – Мама поднялась вместе со мной. — Извинись перед братом, немедленно.
— Извини, мамочка, но я вынуждена тебя расстроить. Пусть он катится лесом. Я лучше вышибу себе мозги или утоплюсь, чем буду извиняться за правду. Если вы считаете меня недостойной этой семьи, то кто мешает выставить меня? Или ваше положение в обществе сочтет это чем-то непристойным и позорным? Я никогда не буду на вас похожа, потому что вы высокомерные, лицемерные и эгоцентричные люди, каких я только встречала. Не пытайтесь меня переделать. Бесполезно.
Последнее слово осталось за мной. Вот и пообщались. Никто не сомневался, что все кончится именно таким образом. Признать то, что в этом доме все настроены против меня нелегко, но подстраиваться под них я никогда не буду. Это останется неизменным.
Я всегда у них остаюсь виноватой. Никто не может встать на мою защиту, потому что наши узы лишь пустая формальность, жалкая запись в документах о рождении. Я уязвима во всех отношениях. Единственная, кому я была действительно дорога, сейчас лежит под толщей земли. А ведь она пыталась бороться, противостоять всему этому, но Кэти оказалась слабее этой надменной семейки.
От отца осталось лишь одно название. Из детства я помню некоторые отрывки, где он проводит со мной и с Кэт время на природе – мы играли в мяч, прятки, а самое главное я действительно чувствовала себя живой, любимой и нужной. Сейчас его присутствие не решает ровным счетом ничего. Папа больше не заходит перед сном ко мне в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи и поцеловать. Он не делает ничего.
Даже эта перебранка была для него не больше, чем белым шумом. Он так же читал газету, допивал свой чай и энергично покачивал ногой под столом, будто у него под носом не разворачивается кровная война. Полная отстраненность и безразличие.
***
Ночь выдалась беспокойной. Я провалялась почти два с половиной часа без сна, ворочаясь с одного бока на другой. Кровать казалась слишком мягкой, воздух казался чересчур спертым. Меня одновременно бросало в жар и в холод – лоб покрывался испариной, затем становился холодным, как лед. Под одеялом было жарко, а без него зябко.
Я уже успела сосчитать все светящиеся звезды у себя над головой не по одному разу. Все напрасно. Сон не приходил. Мои попытки сделать хоть что-нибудь, чтобы только отдохнуть выжали из меня остатки сил. Губы пересыхали от постоянного потоотделения. Я облизывала их всякий раз, чтобы увлажнить, но в какой-то момент мне это осточертело.
Я встала, чтобы выпить остатки воды в стакане. Жидкость приятно бежала по глотке, затем по пищеводу в желудок. Я с жадностью осушила все, что было. Но мне хотелось еще. Прямо перед уходом, я приоткрыла окно, чтобы немного проветрить и накинула на себя толстовку.
В коридоре было прохладнее, чем у меня. Неприятный холодок скользил вверх по моим обнаженным ногам, пока не достиг края шелковых шорт. Внутри меня все заставило вздрогнуть. Я обхватила себя руками и поспешила быстрее к лестнице. В доме стояла мертвая тишина. Было так тихо, будто никого, кроме меня, здесь нет. Я немного поторопилась, чтобы успокоить свою разбушевавшуюся фантазию.
Кран с шумом пустил поток воды, наполняя вокруг пространство булькающими звуками. Я набрала в стакан воды и решила умыться. Прохладная вода коснулась горячей кожи – клянусь, я услышала шипение. Капли воды стекали вниз по шее, скапливаясь в ложбинке между грудей. Я позволила себе немного расслабиться, под звуки струящейся воды это было сделать не сложно. Вода магическим образом заставила мозги превратиться в желе, мышцы расслабиться, а сердце прекратить биться о грудную клетку чаще, чем девяносто ударов в минуту.
Я захватила с собой стакан, закрыла воду и направилась наверх. Босые ноги прилипали к полу, издавая довольно неприятный хлюпающий звук. Стараясь особо не зацикливаться, я придала себе небольшое ускорение, вспомнив, как в детстве носилась от туалета до кровати, потому что до смерти боялась монстров в темноте.
В коридоре, когда до моей двери оставалось несколько метров, позади себя я услышала шаги. Мозг потихоньку включился в работу и приготовился подкидывать мне самые страшные картинки.
— Это просто твое воображение, – шепотом успокоила я себя.
Отрывая ноги от пола, я продолжила идти. Звук вновь повторился. Ни за что в жизни не заставлю себя обернуться и проверить. Я лучше позволю своему больному воображению дальше сходить с ума, но не повернусь. Страх, как гадюка, подползал медленно – сначала поднялся вверх по ноге, затем прошелся по ягодицам, перескочил на позвоночник, пока не добрался затылка. Стайки мурашек зашевелили волоски на коже.
Переборов себя, я остановилась. Звук шагов тоже прекратился.
Я сглотнула и сделала два больших шага, чтобы быть ближе к двери, и в любое время распахнуть и скрыться за ней.
Опять. Вновь повторилось.
Теперь я слышала не только шаги, я ощущала постороннее дыхание – кто-то спокойно дышал мне в затылок. Собранные волосы на макушке колыхались от каждого выдоха. Если я сейчас не повернусь, то точно сойду с ума.
Я громко сглотнула. Сжала руки в кулаки и потихоньку начала разворачиваться. Градус за градусом. Чужое дыхание почти прекратилось, будто кто-то задержал воздух в легких. Сердце начинало биться все чаще.
Еще полградуса. Еще чуть-чуть и я пойму, что зря тряслась. Последний рывок.
— Бу!
Я взвизгнула от страха и неожиданности. В лунном свете, будто в каком-то ужастике, передо мной возникло лицо Илеса. Готовая расплакаться от подобных шуток, я больно вмазала ему по физиономии. Убедившись, что идиот в полном замешательстве, я пулей заскочила в комнату.
Я подперла собой дверь, хватившись за ручку. Дрожащими от испуга руками повернула защелку и попыталась расслабиться. Я закрыла глаза и развернулась спиной к ней.
Я ощущала пульс в висках. Он бился так быстро, будто я только что пробежала дистанцию. Сердце гнало кровь по кругу раз за разом, заставляя прочувствовать все снова и снова.
Наконец мне удалось отдышаться и я открыла глаза. Пульс стал приходить в норму. Я аккуратно, стараясь не делать резких движений, подняла взгляд до уровня кровати.
Сначала я подумала, что это остатки моего страха, переизбытки волнения от идиотской шутки братца. Но я четко вижу – на моей кровати что-то сидит.
Что-то необъятное. Будто сгусток светлой энергии. Его очертания были размыты. Оно сидело на самом краешке кровати, где недавно я пыталась уснуть. В стекле от фоторамки отражался лишь свет, отраженный от этой энергии.
— Прекрати, на сегодня хватит с меня потрясений, – прошипела я, вновь закрыв глаза и сильно зажмурившись.
Я почувствовала в глазах резь. Они переполнялись слезами. Виски начало сдавливать тупой болью. Еще чуть-чуть и я потеряю сознание. Моя нервная система не способна на такое – она не сможет выносить бредовые фантазии воспаленного болезненными воспоминаниями мозга.
« — Хватит, пожалуйста, – мысленно молилась я».
« — Стэй, – в моем сознании послышался чужой голос. — Стэй, – вновь повторил он».
Слезинка медленно стекла к уголку губ. Я шмыгнула носом и открыла глаза. На кровати больше никого не было. Оно исчезло.
« — Не бойся, – чужой шепот вновь вторгся в мое сознание».
В порыве полного недоумения я начала вертеть головой, пока Оно не возникло прямо передо мной. Я сильнее вжалась в дверь, будто ожидая удара.
Но Оно спокойно левитировало в воздухе, совершенно невесомое и неощущаемое. Все еще ожидая подвоха, я осмелилась ненароком взглянуть на него. Очертания все еще были размыты, будто кто-то специально стер края ластиком.
Оно парило передо мной – совершенно безобидное и беспомощное. Тогда я осмелела еще больше и постаралась разглядеть его получше. Постепенно, словно снимая маску, Оно начало приобретать знакомые черты – совсем бледно-зеленые глаза, овальное вытянутое лицо, хорошо очерченные скулы, заостренный подбородок.
Когда моя уверенность начала расти и желание наконец-то рассмотреть полностью, Оно перестало быть просто сгустком энергии и света. Светло-русые волосы заструились вдоль лопаток, кончиками едва задевая поясницу. Длинные темные ресницы взволнованно трепетали, будто в замедленной съемке.
Кэти.
Она выглядела счастливой. Кэт улыбалась мне. Я едва смогла растянуть губы в улыбке. Уголки губ дрожали и никак не хотели подчиняться. Сердце затопило теплом. Страх отошел на задний план. По коже больше не бегали мурашки, потому что мне страшно, теперь они бегали потому, что я взволнована и нахожусь в полном замешательстве. За долгие два года разлуки я наконец-то вижу ее перед собой, почти живую. Руки тряслись. Но я попыталась поднять хотя бы одну, чтобы вновь коснуться ее щеки. Вместо теплой и гладкой кожи, рука наткнулась на воздух. Очертание сестры немного замерцало, и меня пронзил маленький разряд электрического тока.
Я отдернула руку. Кэти опять улыбнулась, протягивая свою руку ко мне. Я мысленно молилась, чтобы ощутить это прикосновение, как когда-то прежде. Кэт подвинулась чуть ближе ко мне. Тоненькими пальцами она заправила выбившиеся «антенки» волос за уши. Это было странное ощущение – будто тебя бьют током много-много раз, но тебе не больно, а приятно. Пытаясь насладиться этим моментом, я прикрыла глаза, представив, что это все реально. Затем ее пальцы спустились к моей щеке, аккуратно погладили вверх по скуле, затем вниз.
Ощущение прекратилось, и я раскрыла глаза, мысленно требуя продолжения. Она смотрела на меня и улыбалась. Ее силуэт расплывался перед глазами – слезы заполонили все. Кроме «стекла» я не видела ничего. Но четко чувствовала то, как она коснулась кончика моего носа. Совсем как в детстве. Вместе с прикосновением сквозь меня прошел мощный поток энергии.
Я попыталась дойти на ватных ногах до постели. Я еле-еле передвигалась, будто в замедленном действии. Один шаг – одна минута. Когда моя голова коснулась подушки, то все вокруг погрузилось во тьму. Одна сплошная темнота.
Бум!
Что-то с грохотом упало на пол. Я испуганно проснулась, оглядываясь вокруг. Никого. Может, у меня уже паранойя. В последние дни я слишком взвинчена. Мне нужен отдых. Я протянула руку, чтобы включить подсветку на будильнике. Три часа ночи.
— Боже, – простонала я.
Воспоминания прошедшего сна заставились меня понервничать. Все это было так реально. Настолько, что хотелось, чтобы все оказалось правдой. Я бросила взгляд на окно – шторы колыхались от небольших порывов ветра.
Странно. Я четко помню, что не открывала его перед сном. В комнате стало слишком прохладно. Мне пришлось встать, чтобы прикрыть окно. Я раздернула шторы, впуская лунный свет в комнату. Может, хоть это заставит меня уснуть вновь.
Во рту пересохло, мне ужасно захотелось пить. Я знала, что в стакане на комоде с вечера есть немного воды.
Но на комоде его не оказалось.
Я прошла дальше по комнате. Босые ноги шлепали по прохладному полу, ассоциируясь с чем-то страшным и ужасным. По шее, прямо по позвоночнику вниз стекала капелька пота. Мне стало слишком жарко. Я нашла стакан у двери на меленькой подставке, доверху заполненный водой. Подхватив стакан, я сделала два жадных глотка, одновременно пытаясь стянуть с себя эту теплую толстовку. Не люблю спать в одежде. Полностью осушив стакан, я медленно прошлепала обратно в постель.
На полу, рядом с кроватью, около моих ног, валялась фоторамка. Мне пришлось поднять ее, чтобы хорошо разглядеть. При лунном свете это, оказалось, сделать не так сложно. На фото мы с Кэти возле озера в лесу. Мне тогда было двенадцать, Кэт опять взбунтовалась против родителей и решила ненадолго сбежать из дома, прихватив меня с собой. Нам было весело. Я грустно улыбнулась снимку и решила забраться на кровать, с головой закрыться одеялом и нахлынувшими воспоминаниями из детства.