Глава 18
Тихий семейный ужин в кругу заботливых людей, превратился в вечер детских воспоминаний. Джина вежливо попросила Эдриана остаться вместе с нами, а Гарри поддержал, подмигивая мне левым глазом. Я смутилась и неловко улыбнулась. Это первое проявление эмоций за все время, что мы здесь находимся.
— … тогда вы были такими непоседами, Эби постоянно убегала и хорошо пряталась, пока мы вместе с Аной пытались ее найти. Эта девчонка точно знала, где прячется ее сестра, но все равно водила меня за нос, – улыбался Гарри, поглядывая, то на меня, то на Эби.
— А чего ты хотел, мы же сестры. Нам только в радость подшучивать над вами, – ответила Эби, запуская в рот четвертый кусок кекса с шоколадом.
— Дочь, не налегай на сладкое, – ласково предупредила ее Джина. — Не люблю слушать твою ругань, когда ты в ванной давишь последствия.
— О, господи!
Я выпучила глаза на девушку, недоуменно приподняв брови.
— Она хотела сказать, что столько сладкого может спровоцировать высыпание на лице. У меня такая истерика случается, когда я пытаюсь выдавить эти мерзкие прыщи.
На протяжении всего застолья, Эдриан пару раз делал недвусмысленные намеки на наш уход. Я искренне хотела сбежать вместе с ним и закрыться в небольшом номере отеля, но Эби таким взглядом сверлила наши тайные обжимания, что я не решилась.
Время давно перевалило за полночь. Я лежала обнаженной в собственной кровати, закинув руки с ногами на Эдриана. Он тихонько посапывал мне в ухо, от чего мои волосы приятно щекотали скулы и разводили мурашки. Небывалое умиротворение накрыло меня после третьего раза, когда мои пальцы на ногах пронзило разрядом электрического тока, в глазах запрыгали разноцветные мушки, а уши заложило от нашего томного дыхания. Вспоминая каждый момент этих блаженных минут, я ощущала прилив счастья и позорного смущения. Все-таки я очень хотела верить, что эти развратные звуки и стоны не услышал весь дом.
— Кажется, я знаю, о чем ты думаешь, – прошептал Иан, обнимая меня еще крепче.
— Не сомневаюсь, ты слишком много знаешь, дорогой. Кажется, мне пора с этим что-то делать.
— Ты ничего со мной не сделаешь, глупая. Я несказанно рад, что могу прочитать твои эмоции, даже не спрашивая о них.
Его горячие пальцы рисовали цветочки на моем лбу, затем тонюсенькой линией спустились по перегородке носа, коснулись скул и по-детски нажали на кончик носа, будто кнопку. Рядом с ним я чувствую себя вновь ребенком: он – такой большой и сильный, а я – крошечная могу с легкостью спрятаться за его спину. Сладкое ощущение умиротворенности и блаженной тишины сморили меня, я с удовольствием прикрыла глаза, готовясь к встрече с самыми сумасшедшими снами.
Неожиданный телефонный звонок больно ударил по вискам. Я недовольно вытянулась, как струна, пытаясь выползти из-под тяжелого парня, чтобы заткнуть эту штуку. На часах всего лишь пять утра. Звонок вновь повторился, как только я нажала на сброс. Я побоялась, что все это никогда не закончится, поэтому, не открывая глаз, ответила на звонок. Еще не хватало, чтобы весь дом на уши поставил этот нетерпеливый.
— Ты где? – голос был смутно знакомым, возможно, потому, что слышала я его не так часто.
— А, не думала, что ты спохватишься, – хмыкнула я, закрывая дверь ванной перед своим носом.
Я опустилась на длинный фарфоровый бортик цвета сочной мяты.
— Даже в этой ситуации ты ведешь себя отвратительно, – голос матери погрубел.
— Плохо же ты меня знаешь, мамочка, я всегда была такой и буду. Ты права, в такой ситуации, которая сложилась много лет назад, я даже трубку не должна была брать, какая уж тут может быть речь о вежливости.
Внутри меня что-то больно кольнуло. Неприятное ощущение прокралось глубже, когда на том конце провода послышался отчаянный вздох и тихий всхлип.
— Ты уже знаешь, я права?
— Смотря, что вы имеете в виду, миссис Дэниелс.
Мне стало еще омерзительнее, ведь все это время я отчаянно пыталась уличить в вине саму себя: за то, что не стала достойной примера дочерью, не стала той, кем действительно может гордиться мать. А по сути, это не я плохо старалась, просто мне досталась женщина-воровка, которой на все это глубоко плевать. На меня плевать.
— Ана, прошу тебя, я обязательно все объясню тебе, но сейчас мне нужна твоя помощь. Я даже не знаю какая, но уверена, что ты можешь что-то сделать, – не теряя своей холодности, сквозь всхлипы, проговорила она.
— Что-то с папой? – обеспокоенно спросила я.
— Нет, Генри чувствует себя прекрасно. Речь идет об Илесе.
Я разочарованно вздохнула.
— Что он натворил?
— Его арестовали после признательных показаний несколько часов назад, прошу, где бы ты ни была, вернись и вразуми этого парня. Он отказывается слушать нас, Генри на взводе, как и я, а ты всегда была для него чем-то дорогим.
— Будь точнее, о каких признательных показаниях идет речь?
Мое сердце забилось быстрее, ладони начали потеть. Я прекрасно понимала, но не хотела осознавать, что все это происходит прямо сейчас. Противный молоточек из всех сил начал колотить по вискам, то ускоряя темп, то замедляя его. Мысленная пытка продолжалась не долго, слова матери прозвучали глухо и так ожидаемо:
— Мне сообщили, что он признался в убийстве Кэти. Это просто сумасшествие какое-то, я уверена, что его просто заставили это сделать, возможно, угрожали.
Ничего не меняется: эта женщина по-прежнему надеется, что ее любимый и обожаемый сын не способен на такую гадость. Мне стало тошно.
— А ты не меняешься, мама, – я растянула гласные, чтобы это прозвучало больнее.
— Так, ты поможешь?
— Я подумаю. Попробуйте успокоиться, вам обоим нужен отдых. Я обязательно что-нибудь придумаю, – или не стану даже думать об этом.
Радует в этой ситуации лишь одна новость: у дорогого братца, хоть и не родного, действительно есть совесть. Я хмыкнула и отключилась. Холодная струя брызнула на мои пальцы. Я поймала ладонями поток и плеснула себе в лицо.
Недопонимание. Мне совершенно не хочется ни о чем думать, даже сон прошел. Я стояла, опершись руками о прохладный фарфор иссиня-черной раковины, и пялилась на свое отражение. Хроническая усталость толстым слоем легла под глазами, вырисовывая тоненькие венки на веках. Лицо осунулось, прежние излишки на щеках испарились, напоказ выставляя острые скулы. Розоватый румянец вновь скрылся, покрываясь сероватым оттенком.
Горячая ванна с приятным цитрусовым ароматом превратила мои пальцы в скукожившийся виноград. Я снова и снова погружалась в воду с головой, заглушала бытовой шум и наслаждалась секундами настоящей тишины. Перед последним погружением послышался легкий стук в дверь, и она распахнулась.
— Не помешаю?
Иан стоял в одних боксерах, с взъерошенными волосами и полузакрытыми глазами.
— Не думаю, скорее ты мог бы помочь принять мне решение, – ответила я, протягивая мокрую руку к его торсу.
Полоска светлых волосков, начинающаяся где-то под пупком, зашевелилась.
— Если решение, то я не уверен, что таким способом ты добьешься от меня чего-то стоящего, – не то сглотнул, не то хохотнул Иан.
— Дурак, – буркнула я.
Он стащил с себя плавки, сдвинул меня чуток дальше от бортика и уселся позади, обхватывая сильными ногами.
— Учти, я не буду нести ответственность за последствия такой помощи.
— Если ты будешь думать головой, которая на плечах, то тебе не придется ее нести, – серьезно ответила я.
— Выкладывай, давай, что такого судьбоносного в этом решении.
Хотелось бы и мне так легко относиться ко всему. Я выложила все, что творилось в моей голове. В мельчайших подробностях сообщила о каждой незначительной детали, потому что хотелось выговориться, поделиться хоть с кем-то. Вода в ванной практически остыла, когда моя рука провела по мыльной поверхности, остро ощутив каждую неровность. Настолько я была открыта и беззащитна. Эта женщина просила у меня помощи, хотя никогда не делала ничего подобного взамен.
Эдриан молчаливо сидел позади меня. Он позволил мне говорить так, будто на кону стоит вся моя жизнь, а затем позволил просто молчать, не говорить ни слова. Я откинулась на его прохладную грудь и ощутила силу – ту, которую я так старательно обходила стороной, боялась ее тени и пряталась в темноте своего скверного поведения.
Она пронзила меня насквозь, будто пик, задевая каждую живую струну души, хрупкое сердце и, наконец, достигла грудины. Тупая боль, как от палки, растекалась по мне, пока я блаженно прикрывала глаза, чтобы вздохнуть и понять: какого на самом деле быть сильной, счастливой и нужной.
***
Прощальный закат в Хилтоне такой теплый-теплый. Небо переливалось от самого сочного оранжевого до мягкой розово-пурпурной ваты. От таких красок захватывало дух. Радостное возбуждение пробудило мое спящее воображение, оно яростно, даже ненормально, рисовало счастливый конец и ушедшее прошлое, к которому мы никогда не сможем вернуться. В этот день, когда я была вынуждена покинуть город, в котором недавно смогла обрести настоящую семью и осознать ценность любви к Эдриану, меня пробило на слезу.
Радостные слезинки стекали вниз по моим щекам, а Миди игриво слизывала каждую из них. Иан обнял меня за талию, притянул поближе и целомудренно поцеловал в кончик носа.
— Может, нам стоит поехать с вами?
Джина с Гарри стояли в обнимку на крыльце дома, она едва сдерживала слезы, смахивая их теплыми пальцами.
— Нет, мы справимся, – возразила я. — Втроем нам будет не так скучно.
— Ты погорячилась, сестренка, – прокричала Эби, вытаскивая из дома здоровенную спортивную сумку. — Я ни за что не стану третьей лишней в вашем авто, а вот Райан не откажется от моей компании. Он должен уже подъехать.
— Вероятно, ты сошла с ума.
— Смеешься, да?
— Ни за что, – скрывая улыбку, пробасила я.
— Ана, ты уверена, что нам стоит остаться здесь? Мы же только нашли тебя, а уже приходится расставаться.
Джина все никак не могла справиться с моим решением. Эдриан потрепал меня за косы и подтолкнул к крыльцу. Я неуверенно взбежала по ступенькам и крепко обняла родителей. Гарри сжал меня в своих огромных руках, словно медведь, коснулся губами макушки и скромно шмыгнул носом.
— Ну, хватит! По-моему, у вас есть еще одна дочь, или после случайного ее возвращения, вам в голову ударила молния и отшибла всю память?
— Несносная девчонка, – ласково пролепетала Джина.
— Ладно, я обойдусь и без ваших сопливых объятий, не хочется запачкать новый топ.
Я нехотя оторвалась от родителей, потрепала за уши Миди и с разбегу прыгнула на спину Эбигейл. Та завизжала, подхватила меня под коленями, рассмеялась, словно ребенок, и закружилась.
Дорога бежала впереди нас, но мы все равно были быстрее. «Мустанг» из всех сил гнал по асфальтированному покрытию, пока за окном проносились деревья, опадающие листья и желтеющие поля. Как бы сильно Эби не протестовала, ей пришлось поехать с нами. Все это время она безжалостно пела во весь голос хиты Бритни Спирс, высунувшись между нашими сидениями. Райан догнал нас позже, тогда я с облегчением вручила эту девчонку ему в руки.
Дни сменялись ночами, уютные закаты прохладными рассветами, пока мы спешили обратно в Роки. Двадцать восемь часов без дополнительных остановок вымотали меня намного сильнее, чем в прошлый раз. Вялая усталость разболтала мои мышцы, превратив их в протухший кисель. После приезда, я все же смогла найти в себе силы, чтобы принять самый холодный душ в жизни.
После долгих раздумий я осмелилась войти в кабинет отца. Он сидел за своим рабочим столом, нахмурив брови и прокручивая меж пальцев толстую сигару. Никогда еще мне не приходилось видеть, как он поджигает ее и делает долгую затяжку.
— Пап, – голос прозвучал тускло и совсем не весело.
Отец развернулся ко мне. Его тяжелые брови расслабились, а губы растянулись в дрожащей улыбке. Он бросил сигару в ящик стола, громко задвинул его и поднялся на ноги, раскрывая свои объятия. Мне действительно этого так не хватало.
— Ана, – облегченно протянул отец. — Давно приехала? Я так ушел в себя, что не слышал ничего, кроме своего дыхания. Дорогая, почему ты уехала и ничего толком не объяснила?
— Я все объясню, папа, но не сейчас, хорошо?
Я бросилась к нему навстречу, хватаясь за его широкие плечи. Втянув носом родной запах и, наконец, ощутив, как бьется его родительское сердце, мои плечи довольно расслабились.
Он закивал головой.
— Ты приехала не одна, верно?
— Ты тоже знал, – утверждено проговорила я.
— Как бы ни сложилась ситуация, ты никогда не была для меня чужой, Ана. Я долго не мог оправиться после смерти Кэти, ведь тогда я не думал, что смогу жить дальше. Эта девчонка была самой несносной дочерью, но я ее любил, и буду любить. Я все понял после того, как ты уехала, а Илес дал признательные показания. Дорогая, как же мне стыдно за все перед тобой, – отец ласково провел ладонью по моему лбу и стукнул по носу. — Каким же я был идиотом, когда позволил вам почувствовать себя ненужными. Я люблю тебя, Ана.
Омерзительное ощущение жжения в глазах кольнуло слизистую. Я запрокинула голову, чтобы не дать себе расплакаться. Мне понадобилось два года, чтобы вновь услышать эти слова. Всего три слова: десять букв, пять гласных и пять согласных. Что может быть проще?
— Я тоже тебя люблю, папа.
— Перестань плакать, – он засмеялся. — Меня переполняет чувство любопытства, покажи мне ее.
— Хорошо.
Я вытерла рукавом глаза и чмокнула отца в щеку. Микроскопические морщинки в уголках его губ стали заметны всего на мгновение, но мне удалось запомнить их такими: родными, любимыми и дорогими.
Эбигейл развела хаос в комнате Кэти. Вещи летали по комнате вместе с возгласами радости. Я шикнула на отца, чтобы тот ничего не говорил. Мы стояли на пороге комнаты, наблюдая за тем, как она копается в собственной сумке и смешно корчит рожицы, разглядывая себя в зеркале. Как же сильно она похожа на Кэти, или Кэти похожа на нее. Я смотрела на нее так, будто никого и никогда роднее не теряла.
— Ой, – воскликнула Эби, случайно заметив меня в проеме. — Давно тут стоишь?
— Вообще-то, я не одна.
Я интригующе улыбнулась, втягивая отца в комнату за большую руку. Она попыталась приветственно улыбнуться, но скривилась так, будто съела дольку лимона. Ее щеки покраснели, а шея покрылась крапинками.
— Это Эбигейл – моя сестра, – откашлялась я. — А это мой отец – Генри.
Отец глядел на нас по очереди, не решаясь сделать и шагу вперед. Его переполненные удивлением глаза метались от моего лица к лицу сестры. Эби покраснела еще сильнее, тогда она отмахнулась рукой и протянула ее вперед:
— Можно просто Эби, мистер Дэниелс.
— Генри, зови меня так, дорогая, – он пожал руку.
Пока моя сестра очаровывала ошеломленного отца рассказами из нашего детства, я тихонько исчезла из комнаты, направившись прямиком к пекарне Робин. Проклятый ливень застал меня сразу же, как только я уселась на старенький велосипед. Мне пришлось бросить его около дома и отдать предпочтение черному внедорожнику.
Под небольшим навесом увитой виноградниками пекарни собрался народ: дождь застал врасплох жителей города, каждый спрятался там, где смог. Я протолкнулась сквозь вымокшую толпу и с шумом ввалилась внутрь. Робин как раз хлопотала за барной стойкой, протирая и без того белоснежные чашки.
— О, Ана, каким же ветром тебя занесло в эту непогоду? – удивленно воскликнула она, бросившись меня обнимать.
— Самым добрым, я лишь хотела узнать об Эдриане, он звонил вам?
— Час или около того назад, как прошла ваша совместная поездка?
— Прекрасно.
Я опустила неприятные подробности нашего путешествия, чтобы не выглядеть в глазах его матери сумасшедшей девчонкой.
— Я рада, – она покосилась на парочку подростков, обжимающуюся в самом дальнем и темном углу пекарни. — Может, ты голодна?
— Не откажусь, если вы соорудите что-нибудь вкусненькое с собой, хочу навестить его, – ответила я, с трудом забираясь на стул рядом с барной стойкой.
Бойкая женщина упорхнула на кухню, предоставив мне на выбор внушительного размера меню. Я случайным образом выбрала все самое калорийное и неполезное, мне нужна энергия, а голод сам себя не утолит.
— Вот, как ты заказывала.
Робин выставила несколько бумажных пакетиков на стойке, затем приоткрыла квадратную коробку, выпустив ароматный дымок от сырной пиццы. Я проглотила слюну, отпила свой кофе и, чмокнув ее в правую щеку пересохшими губами, попрощалась.
По пути в квартиру к Эдриану, я заскочила в первый попавшийся супермаркет. Отыскала там бутылку не самого дорогого виски и огромную бутылку кока-колы. По пути наткнулась на Ингрид – соседка с нижнего этажа, та так сильно начала болтать, что мне стало как-то неловко сообщать бедняжке, как же сейчас это меня не волнует. В преддверии тихого вечера в его компании и самой неадекватной комедии в мире, я в приподнятом настроении барабанила в его дверь.
Спустя пять долгих минут, дверь распахнулась, и оттуда вывалился подвыпивший Элистер.
— Какие люди, – заплетающимся языком, протянул он. — Ты к нам или как?
— Я к Иану, а не к тебе. Ты уж сильно не обижайся.
— Какие обиды, дорогая. Так, ты пройдешь?
— Если он в таком же состоянии, то я, пожалуй, зайду позже, – с моего лица постепенно сползла радостная улыбка, уступая место стервозной гримасе.
Его пьяные остекленевшие глаза расширились, он переступил с одной ноги на другую и с серьезным видом ответил:
— Прости, у меня кое-какие проблемы, Эдриан согласился помочь. Могу тебе поклясться, что этот идиот так сильно вымотался, даже пить не стал, уснул прямо во время моего слезливого рассказа, – Элистер облизнул губы и добавил. — Пожалуй, тебе действительно стоит зайти позже.
Я ухмыльнулась.
— Думаю, ты можешь не передавать ему, что я заходила.
Ненавистная обида коснулась моих губ, они стали горькими, как самое крепкое пиво. Внутренний ребенок вновь затопал ногами, сложил свои пухленькие ручки на груди и выпятил губы, задрав голову высоко-высоко. На защиту встала новая Ана: она вразумила этой глупышке, что та не права, и эта несносная девчонка скрылась, оставляя после себя небывалую легкость.
С неким разочарованием я колесила по городу, пока бурный поток дождя омывал лобовое стекло моего автомобиля. Улицы опустели, многие заведения потушили свои фонари, и смело оповестили на дверях о закрытии. Такая мрачная и столь отягощающая атмосфера вокруг навевала грусть и печаль. Я изо всех сил старалась держаться, но вновь разрыдалась, когда взглядом наткнулась на мокнущий силуэт сестры. Она стояла прямо напротив, переливаясь серостью и грязным белым оттенком. Призрачная красота сошла с ее лица, уступая дорогу унылому негодованию.
Я огляделась – вокруг никого, тогда распахнула дверь и выскочила из салона. В меня ударило холодным потоком ветра, я вмиг промокла, но не остановилась, а продолжила идти по бегущим рекам на асфальте и грязи навстречу к ней. В кроссовках хлюпало, вода заливалась в уши, глаза и даже рот. Протирая и без того мокрым рукавом свое лицо, я радостно улыбнулась, когда наконец достигла Кэти.
Ее плечи опустились, будто она выдохнула спустя долгое время, а лицо порозовело. Лишь одними губами я прошептала: Я скучаю по тебе. Она кивнула и широким жестом прислонила ладошку к своей груди, посылая мне воздушный поцелуй. Наверное, это и есть чудо, ведь мне выдался шанс вновь видеться с дорогим мне человеком, хоть и не так долго.
Дождь сменился мелкой моросью, сквозь тяжелые темно-синие облака проглядывало солнышко. Золотистый оттенок окрасил небосвод, пока рядом со мной по образовавшимся лужицам покачивались одинокие листочки.
« — Ана, у меня есть к тебе всего лишь одна просьба, – приятный голос всплыл в моей голове. — Ты прекрасно понимаешь, что он ни в чем не виноват. Дорогая, найди в себе силы и запри месть за мою маленькую смерть так далеко, чтобы та не смогла выбраться. Ты очень изменилась, Ана, это видно. Я чувствую, что в тебе наконец-то проснулась истинная сила, ведь она положена тебе по природе. И я знаю, что рано или поздно ты отпустишь все обиды, простишь нашу мать и сможешь полюбить ее. Я люблю тебя, сестра».
Кэти снова растворилась на моих глазах, будто никогда и не стояла посреди этого мокрого асфальта, ничего не говорила и ни о чем не просила. Я, словно умалишенная, закивала головой, молча благодаря все живое за каждый момент в ее присутствии, за ее безграничную любовь и нежность. Она сделала меня сильной, она сделала меня той, какая я есть.