ЗАВИСТЬ

Кадиллак уносился. Перед тем, как унестись навсегда за поворот, он еще успел остановиться на одном из городских перекрёстков. По совпадению, на том же перекрестке стоял двухэтажный омнибус едко-зелёного цвета. Надпись на омнибусе гласила: «С нами вы изъездите весь белый свет». Салон, в котором было прохладно, – работал кондиционер, был полон людской массы: в основном туристы из Греции и Германии. На потеху все обсуждали появившийся одинокий кадиллак, подъехавший и притормозивший слева по направлению движения, цвет – розовый перламутр. Светлая кожа. Просторный салон. Кадиллак резво уходил с места, прожженный след покрышек просачивался в салон автобуса, оставляя недосказанность и возможность наконец высказаться. Еще около часа назад наш зеленый омнибус никто не обгонял так ненавязчиво, пытаясь досадить своим роскошным видом, но потом он свернул на просёлочную дорогу и исчез за горизонтом, а теперь вновь вынырнул откуда-то из-за холмов и опять стоит в соседнем ряду с нами на перекрестке. Мы рассматриваем седовласого итальянца и его молодую спутницу в короткой юбке. По тому, как он водит, он итальянец. Он жестикулирует у самого носа своей спутницы, а та, застыв в задумчивой позе, подняла свой остренький подбородок, переключая его внимание на дорогу. За своими речами он прозевал зеленый сигнал светофора, и дама ущипнула его за колено, тот надвинул брови и надавил на газ. Автобус остался плестись сзади со всеми нами в его чреве.

— Скорее всего, насосала.

— С чего вы взяли?

— Что видел, то и понял.

— Ничего ты не понял. Это молодая пара, только что поженились. Разве не видно?

— Если бы я был за рулем розового кадиллака, я бы не позволил щипать себя за ляжку.

— Возможно, дама в автомобиле с открытым верхом и вела себя слишком развязано, что не дозволительно в положении на пассажирском сидении, но заслуживает ли она чрезмерного внимания целого зеленого автобуса?

— Если бы она была за рулем, она бы вела себя скромнее.

— С чего ты взял?

— Она просто любит, когда ею потакают и катают с ветерком по горному серпантину.

— Не такой он уж и горный, раз всюду перекрестки… Уж и с ветерком он ее катает, и обходится с ней небрежно, что больше доказывает мою правоту, что норовом она ему, в общем, не подходит.

— Да откуда вы знаете, кто кому подходит? Вы же не на их месте.

— Неужели нельзя было им уединиться на заднем сидении, обязательно мозолить глаза своей показушной роскошью всему автобусу? Чего стоит только наш водитель, который проморгал зеленый свет, вперившись в белые гольфы итальянки.

— Француженки.

— А с чего вы взяли, что она итальянка?

— Она точно не француженка.

— Друзья, я считаю, что она как раз-таки француженка, потому что якшается с богатым итальянским выскочкой назло своему мужу в Ницце.

За разговорами, зеленый автобус у очередной административной границы двигался на юг, в район новой Ривьеры; в один из очередных проявлений острых помыслов и неравнодушных изречений, кто же мог подумать, что они могли быть мужем и женой, да и были ли они ими? Публика требовала зрелищ, однако, настолько скоро позабыла о розовом перламутровом кадиллаке, насколько тот вдруг вновь замаячил: на этот раз по соседству на очередном перекрестке. Пассажиры как один пялились в окно: всё тот же седой итальянец и француженка рядом с ним.

— Они что не могут ехать быстрее?

— Они богаты и никуда не спешат.

— Если бы я был на их месте, я бы гнал изо всех сил, чтобы только не видеть кислую рожу нашего водителя, который то и дело плетётся в самом конце.

Словно по заказу или, услышав сие желание, кадиллак с открытым верхом сорвался с места и умчался вперёд, оставив после себя черный дым.

— Господа, вам заняться нечем? Посмотрите лучше на велосипедистов, они брыкают ногами и ничего не делают для торопливой езды.

— Вы завидуете?

— Чему? Чтобы я завидовал какому-то итальяшке? Вы видели, как он водит машину?

— Зато у машины цвет маникюра его подруги.

— Еще один неудачник, возомнивший себя мессией на серпантине.

Дорога почти выходила к океану. За неимением слишком оживлённого движения, нашему автобусу оставалось плестись последние метры перед очередной мнимой границей Кап-Ферра. Наконец, с высоты зеленого омнибуса очевидцы прильнули к стёклам: там – на дороге, на повороте, кадиллак влетел во что-то – в отбойник вроде. Два тела. Один больше не жестикулирует, другая – француженка. По встречной полосе мы объехали несчастных; полицейский сигнализировал – не задерживаться и продолжать путь во избежание затора. Толпа с еще большим ужасом прильнула к стеклам: неудержимая на зрелища, но такая недоумевающая, безмолвствующая, в этот раз не желающая иметь перламутровый кадиллак с тяжелой судьбой и неисправными тормозами.