—
В нос ударил резкий запах, заставив открыть глаза. Темно. По телу, тысячью иголок изводящих до дрожи, носилась боль, играя в догонялки с моими нервными окончаниями. Я будто завис в пустоте. Лежу? Или всё же стою?
Не успел я вытянуть руку перед собой, как её остановила холодная гладкая поверхность. Паника подкрадывалась липкими шагами, сжимая горло.
Ощупав пространство вокруг себя, я понял, что по размерам оно напоминало коробок: в длину — чуть больше моего роста, в ширину — до изгиба локтевого сустава. Стены были холодные и гладко отполированные до идеала, как бетонный гроб, напоминающий сосуд пищеварительной системы какого-то существа. Я был словно заживо им проглочен.
Как я здесь оказался?
Хотел было закричать, но даже не слышал своего голоса — он терялся где-то в всепоглощающей тьме моего нового жилища.
Тишина казалась невыносимо громкой, от чего даже мысли терялись, так и не достигнув своей цели.
—
— Мам, а когда можно будет сходить к папе? — сжимая маленькими пухлыми ручками мягкую игрушку, девочка смотрела в пол, словно в чём-то провинилась.
— Папа пока не готов… Потерпи ещё немного, малышка, мы обязательно к нему сходим, — наклонившись к дочке, женщина нежно взяла её за руку.
— Ты всегда так говоришь! Где папа? Почему он так долго не приходит?! Он нас забыл?.. — еле выговаривая слова, девочка смотрела прямо в глаза матери.
— Так нужно… Папе нужно время, доченька, мы не можем сейчас…
Девочка бросилась по коридору, скрывшись в своей комнате.
Женщина продолжала тупо смотреть в одну точку, где только что стояла её дочь. Слёзы механически стекали к острому, подрагивающему подбородку. Внутри холодным, тяжёлым комком сворачивался страх.
Вернувшись за стол, она открыла ноутбук. На экране перед ней предстала мрачная картина: автомобиль, принявший искажённые, страдальческие формы под давлением пламени, покрытый серым пеплом, являвшимся частью его былой плоти.
Руки пробивала дрожь, тело становилось непослушным.
— Завтра наша годовщина… Я приняла решение. Больше не могу… Больше не могу! Ждать тебя… Так будет лучше для всех нас…
—
Сколько времени я здесь уже нахожусь?
Боль усиливается. Вместе с ней появился кашель.
Я слышу шорохи за пределами коробки, будто кто-то ходит снаружи. Не могу определить, где именно. Может, мне всё это кажется?
Мои родные… Меня должны уже искать! Да, полиция уже ищет меня!
Тот, кто меня здесь держит… Кто это мог быть? Чего ему, чёрт возьми, от меня нужно?!
Ещё эта боль… Почему тело словно горит?!
Я хочу увидеть свою семью… Мою дочь, жену… Увижу ли я их снова?
Откуда здесь этот запах гари?!
Что здесь, чёрт возьми, творится?!
— Я буду снаружи, как будете готовы… — раздался мужской тихий голос за пределами коробки.
Затаив дыхание, я ждал, что будет дальше.
— Милый… — нежный, ласковый голос, до боли знакомый, прозвучал снаружи.
— Лиза?! Лиза, это ты?! Я здесь, Лиза, здесь! Ты слышишь меня?!
— Сегодня годовщина нашей свадьбы… — девушка сидела рядом, держа за руку обездвиженное, перебинтованное тело.
— Что?! Лиза, пожалуйста!
— Я очень скучаю… — не в силах больше сдерживать слёзы. — С тех пор, как ты попал в ту ужасную аварию, наша жизнь стала адом. Наша доченька… Она всё время о тебе спрашивает. Я не знаю, что ей ответить! Я не могу позволить ей запомнить тебя таким… Прости, я не могу…
Мы сделали всё возможное. Мы ждали… Мы ждали два года.
Ситуация становится только хуже. Врачи советуют… Тебя отключить.
Прости, милый… — её голос дрожал, и слова становились всё менее разборчивыми.
— Лиза, нет! Прошу тебя, ЛИЗА! — я начал биться всем телом в холодный бетон.
—
Яркий, холодный свет больничной палаты, вместе с запахом хлорки, вызывал тошноту.
Нужно было сказать это слово. Последнее слово, решающее судьбу дорогого человека.
Сквозь закрытые глаза выступали слёзы, медленно, одна за другой, спускаясь к уголкам губ.
Обратного пути нет.
Раскрыв глаза, украшенные узорами капилляров, она прошептала:
— Отключайте… — дрожащим голосом приказала доктору и молча наблюдала, как грудь всё реже и прерывисто наполняется воздухом.
—